Текст книги "Тьма"

Автор книги: Тед Деккер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

5

Он так и не понял, что же его разбудило. Может быть, шум, может, сквозняк. Что-то вырвало его из жутких снов. Том заморгал в темноте. Дыхание восстанавливалось, сознание прочищалось. Нет, летучие мыши – не плод воображения! Все реально. Зовут его Том Хантер. Упал он на камень, потерял память, только что выбрался из темного леса. Кое-как. Мог бы и там остаться. Потерял сознание, заснул…

Во сне видел, что он Том Хантер, за которым гонятся шестерки нью-йоркских ростовщиков, которых он четыре года назад нагрел на сто тысяч зеленых.

Вот только сон про Денвер казался таким же реальным, как и действительность в черном лесу. Есть, конечно, способы определить, что ему снится, а что в действительности происходит, лежит он в зеленой травке на берегу потока или под потолком городского жилища в Денвере. Очень просто проверить: встал, прошелся, огляделся… Но чем это поможет, если сон ощущается как реальность? Он увидит, сломана ли рука, в каком состоянии одежда и кожа. В черном лесу он сломал руку, но в сне о Денвере рука в порядке. Да и все остальное в относительном порядке. Состояние во сне не обязательно соответствует действительному. Во сне безногий и сплясать может.

Том шевельнул рукой. Все цело, все в порядке! Хватит валяться, надо вставать и уходить по берегу, пока не подох здесь, в мягкой травке.

Открылась дверь, и Том рефлекторно отреагировал. Схватил мачете, скатился с дивана и замер в позиции 1, лезвие к двери.

– Том!

Кара стоит в дверях, смотрит на него большими глазами. Она выглядит реально, как настоящая Кара. На ней ее белый сестринский балахон, длинные светлые волосы прикрывают шею, глубокие голубые глаза ясны и бесстрашны. Все как обычно. И реагирует так же.

– Ждешь кого-то? – спросила она, щелкнув выключателем.

Комнату залил яркий свет. А свет в этой ситуации – в реальной, не во сне – мог привлечь светолюбивых животных. Тех, из Нью-Йорка.

– А что, похоже? – невинно спросил Том.

– Для чего иначе вот это? – Она указала на мачете.

Он опустил руку. Какой же сон… Он в своей квартире, ни у какой не у реки… Ха-ха… «травка выросла у моста, по мосту идут овечки…»

– Мне черт знает что приснилось.

– Ну-ну…

– Ощущение реальности. Стопроцентной реальности!

Кара медленно подошла к столу, положила на него сумочку.

– Что, кошмары снятся?

– Не совсем… Скорее, другая реальность. Не такая, как в обычном сне. Совсем другого типа кошмары. Я засыпаю во сне, а просыпаюсь здесь.

Она уставилась на него непонимающим взглядом.

– Я хочу сказать, что просыпаюсь здесь только после того, как засну там.

Снова недоумение.

– Ну и что?

– А то, что я не уверен, что я сейчас не сплю и что все это, – он обвел рукой вокруг, – мне не снится.

– Но я здесь, рядом, и могу тебе точно сказать, что ты не спишь.

– Конечно, можешь. И во сне можешь. Почему тогда ты думаешь, что ты настоящая, а не сон?

– Томас, ты слишком лихой романист, и твое, с позволения сказать, творчество не пошло тебе на пользу. Уже поздно, я спать хочу.

Она, конечно, права. Но если она права, то их проблемы не столь просты, как иллюзии чокнутого романиста, преследуемого чернокрылыми летучими дракончиками.

Кара повернулась к своей комнате.

– Э-э… Кара…

– Том, у меня нет сил и времени на твои дурачества.

– Почему ты думаешь, что я дурачусь?

Она развернулась обратно.

– Брат, ты хороший парень, и я тебя люблю, но, извини меня, если ты просыпаешься среди ночи с мачете в руке и рассказываешь мне, что я тебе снюсь, я могу только подумать, что у тебя крыша поехала.

Что ж тут возразишь… Том глянул в окно. По-прежнему непроглядная темень.

– У меня часто раньше крыша ехала? Что-то не припомню.

– Да ты вообще живешь без крыши… Без царя в голове. – Она помолчала. – Извини, я неправа. Если не считать идиотской закупки этих статуй на двадцать тысяч баксов, которые никто не покупает, да крокодильей кожи в них…

– Ты знала?

– Ох, Томас… Спокойной ночи.

– В меня сегодня стреляли, задели голову. – Том подбежал к окну и уставился в зазор между шторами. – Если это не сон, то у нас серьезные проблемы.

– Теперь ты не спишь, а бредишь!

Он смахнул с головы кепку. Очевидно, рана была видна хорошо, так как глаза Кары расширились.

– Никакого бреда и никаких шуточек! За мной гнались типы из Нью-Йорка, стреляли, задели. Я потерял сознание в мусорном контейнере, но удрал, прежде чем они меня нашли.

Кара подбежала к нему, потянулась к голове.

– Тебя действительно ранили! – К ране она прикоснулась уже не как родная сестра, а как медицинская, профессионально и компетентно.

– Ничего страшного. Мне еще повезло. Хотя могло бы и меньше повезти.

– Но это опасно! Нужно перевязать.

– Пустяки, царапина.

– Извини, Томми. Я не знала.

Он закрыл глаза и тяжело вздохнул.

– Если бы ты знала, извиняться пришлось бы мне. – Он чуть помолчал и намного тише добавил: – Не могу поверить, что до этого дошло.

– До чего?

– У нас крупные неприятности, Кара. – Он нервно зашагал по комнате. Она его убьет за это, но куда теперь денешься… – Помнишь, что было с матерью после развода?

– Помню. И что?

– Я был с ней в Нью-Йорке. Работать она не могла, задурила, наделала дурацких долгов и чуть не оказалась на улице.

– Ты ей помог, – кивнула Кара. – Продал свою долю туристического агентства и выкупил ее.

– Ну да, я ей помог. А потом помог тебе.

Она насторожилась.

– Но ты не продал свою долю? Это ты хочешь сейчас сказать?

– Нет, я ее не продал. Там уже нечего было продавать, фирма к тому времени уже лопнула.

– И ты занял деньги у этих жуликов, о которых заикался?

Он промолчал.

– Томас! – Она в отчаянии взмахнула руками. – Нет!.. Господи, нет! Сколько?

– Слишком много, чтобы можно было отдать сразу. Я над этим работаю.

– Сколько?!

Он вытащил квитанцию, передал ей и отошел к шторе, отчасти, чтобы держаться подальше и не глядеть ей в глаза, отчасти, чтобы проверить, что происходит на улице.

– Сто… Сто долларов?

– Тысяч.

Она ахнула.

– Сто тысяч долларов? Это безумие!

– Безумие или нет, но если я не сплю, это реальность. Матери нужно было шестьдесят, чтобы выпутаться, тебе нужен был новый автомобиль, мне надо было начать новый бизнес. Со скульптурой.

– И ты удрал из Нью-Йорка, воображая, что им это очень понравится?

– Я не просто удрал из Нью-Йорка. Я оставил им хороший, верный след в Южную Америку, а потом смылся, надеясь к определенному времени набрать нужную сумму. У меня в Лос-Анджелесе есть покупатель на скульптуру. Даст полста тысяч без всякой контрабанды. Вот только задержка во времени…

– Задержка… А мать в Нью-Йорке? Ей наверняка грозит опасность!

– Нет. Все шито-крыто. Числится, что она получила деньги как компенсацию за развод от папаши. Так что это пустяки. А вот не пустяки, что они вышли на меня. И ничем их не отмажешь, кроме наличных. И только сейчас, безо всяких задержек.

До Кары начал доходить зловещий смысл сказанного. Жалость к раненому брату сменилась раздражением.

– Еще бы они тебя не нашли, придурок! Это тебе не Манила. Здесь тебя за сто тысяч выпотрошат и поджарят. Упусти они одного, и завтра каждый, кому не лень, начнет грабить бедных бандитов.

– Знаю, знаю! Вот, на голове подтверждение.

– Они нас обоих пристрелят. Какого дьявола ты сюда приперся?

Она попала в больное место. Томас вздохнул и закрыл глаза, внезапно ощутив всю тяжесть ситуации. Он не страшился риска, выкручиваясь, стараясь помочь матери. Он хотел встать на ноги при помощи внешнеторговых операций. И ему в голову не приходило, что он притащит этихза собой в Денвер и подвергнет свою сестру опасности.

Какого дьявола он сюда приперся, спросила она. Приперся, потому что их обоих бросили родители. Потому что у них у обоих не было друзей. Не было дома. Потому что они болтались между странами и людьми, не зная, куда приткнуться. Он стремился стать для нее настоящим братом, хотел, чтобы они всегда выручали и поддерживали друг друга.

– Мне было тогда двадцать с небольшим.

– Ну и что?

– А то, что я не думал ни о каких опасностях. Лихое время было.

Она хлопнула себя по бедрам.

– Да знаю, знаю. Ты всегда готов был помочь. Но это… Просто не верится, что ты вляпался в такое дерьмо.

– Извини. Виноват.

Кара нервно зашагала по комнате. Злилась она на брата, еще как злилась, но не убивать же его теперь… Тем более что его уже пытались убить. Слишком много они вместе вытерпели. Выросли отщепенцами в чужой стране. Крепкой веревочкой связаны они друг с другом.

– Ох, и дураком же ты бываешь, Томас!

Конечно, может эта веревочка иной раз и натянуться.

– Слушай, Кара, плохо, конечно, но не так уж и страшно.

– И то верно. Живы пока, ходим и дышим. И слава Богу. Дырка в голове зарастет. Сейчас я ее залатаю.

– Они не знают, где мы живем.

– Вот она, проблема! От одного перешло на обоих. И ничего теперь не поделаешь.

Боль вернулась, в голове у Тома потемнело. Он застонал, подошел к шезлонгу и неуверенно опустился в него.

Кара вздохнула и исчезла в своей комнате. Через минуту вышла с бинтом, бутылочкой перекиси водорода и тюбиком неоспорина.

– Давай посмотрим.

Он повернулся поудобнее, тихо сидел, стараясь не мешать сестре.

– Если бы они знали, где мы живем, уже были бы здесь.

– Тихо сиди, не болтай!

– Не знаю, сколько у нас в запасе.

– Я никуда отсюда не уйду, – заявила она категорически.

– Нельзя нам здесь оставаться, пойми! Они нашли меня по рекламе… Или по какому-нибудь списку спонсоров театра. Сеть арткафе рекламирует по всей стране, мне бы сообразить надо было.

Она забинтовала голову, закрепила повязку.

– Выстрел в голову – очень милая концовка «Алисы в стране чудес», не правда ли? – усмехнулась Кара.

– Ох, Кара, не смешно.

– Вот и мне не до смеха!

– Ладно. Я дурак, признаю. Но все же мы все еще живы, хотя эти подонки продолжают охотиться на меня.

– Ты сообщил в полицию?

– От полиции проку не будет. Полиция их не остановит.

Том пощупал повязку, встал. Мир вокруг него поплыл и завертелся.

– Сядь, не прыгай, – приказала Кара.

Раскомандовалась! Что ж, она это заслужила. Пусть покомандует. Кроме того, уступи ей в малом, дай покомандовать – и любая трещина в отношениях быстро затянется.

Он сел.

– Прими. – Она вручила ему две таблетки. Том небрежно зашвырнул их в рот, проглотил, не запивая.

Кара снова вздохнула.

– Итак, пройдемся с самого начала. Ты нагрел каких-то бандюг на сто тысяч зеленых, и они теперь гоняются за тобой. Через четыре года грехи твои тебя догнали, возможно, через арткафе «Волшебный круг» или через твою сеть кофеен. В тебя стреляли, ты удрал. Но они знают, что ты живешь где-то рядом, потому что шел пешком. Значит, не слишком долго им придется искать, где ты живешь. Так?

– Ну да…

– Для довершенья чуда удар по башке, сотрясение мозга, контузия или что там еще… И ты вообразил, что живешь в ином мире. Опять все так?

Он кивнул.

– Может быть. Что-то в этом роде.

Она закрыла глаза.

– Черт знает что! Ты чокнулся.

– Вероятно. Но все равно отсюда надо убираться.

– Куда? И как ты это себе представляешь? Я работаю. Я не могу просто так бросить все и уехать.

– Мы можем уехать на время. Но нельзя сидеть здесь, сложа руки и дожидаясь их. – Он встал и прошелся по комнате неуверенной покачивающейся походкой. Голова шла кругом, в глазах все расплывалось. – Может, стоит на время вернуться на Филиппины. У нас паспорта. У нас друзья, которые…

– Забудь! Я десять лет стряхивала с себя эту чертову Манилу. И теперь меня туда арканом не затащишь.

– Ой, Кара, я тебя умоляю! В тебе больше филиппинского, чем американского. Нельзя же вечно держаться за свои бредовые идеи.

– За тебя пуля говорит, которая тебя по башке стукнула. Хватит уже бегать! Здесь наш дом. Я американка. Я живу в Денвере, штат Колорадо, и мне нравится моя жизнь.

– Мне тоже нравится. И твоя, и моя. Но если они меня достанут, жизнь если не оборвется, то уж точно превратится в ад.

– Раньше надо было соображать.

– Да, да, ты права! Но не надо вколачивать меня в землю своей правотой. – Он остановился, вздохнул. – Может быть, удастся имитировать мою смерть.

– Как ты вообще умудрился заставить их раскошелиться на сто тысяч?

Он пожал плечами.

– Убедил их, что торгую оружием.

– Обалдеть!

Проглоченные им таблетки начали действовать. Том ощутил вялость во всем теле, сел, откинулся назад, закрыл глаза.

– Надо что-то делать.

Долгую минуту просидели молча. Кара всегда утверждала, что счастлива здесь, в Денвере, но ей двадцать шесть, она красавица и уже три года живет без кавалеров-ухажеров, несмотря на свои постоянные разговоры о замужестве. О чем это говорит? Да о том, что она чужая, что живет в чужой стране, как и он. Как ни пытайся, от прошлого не сбежишь.

– Придумай что-нибудь, – сказала Кара. – Не хочу я уезжать.

– Но одну я тебя здесь не оставлю. Это большой риск. – Голова его тяжелела с каждой секундой. – Что за дрянь ты мне дала?

– Димедрол. – Она встала, подошла к окну. – Полнейшее безумие.

Том что-то пробормотал. Что-то о том, что надо немедленно бежать. О том, что нужны деньги. Но язык заплетался, слова терялись. Может быть, димедрол действовал. Может быть, удар по голове. Может быть, агония умирающего в траве, на берегу реки, с содранной кожей…

Кара что-то ответила.

– Ч-ч-шьто? – просипел он.

– …до утра. А пока…

Больше он ничего не понял.

6

У подножия дуги моста, уткнувшись лицом в сочную зеленую траву, валялось окровавленное мужское тело, судя по всему, мертвое. Черные бестии покинули ветви черных деревьев противоположного берега. Два белых существа склонились над распростертым телом, сложив крылья на покрытых мягкой шерстью торсах, покачиваясь на коротких тонких ногах. Издали они слегка смахивали на пингвинов.

– Быстро в лес, – бросил Микал.

– А осилим? – спросил Габил.

– Конечно! Хватай за вторую руку.

Они склонились над телом – далеко тянуться не пришлось, ростом они не превышали трех футов каждый – и поволокли лежащего прочь от берега. Тащили по травке, к деревьям, под деревьями, приволокли на полянку, окруженную плодовой рощицей. На земле ни камней, ни осколков, ни щепок, но живот жертвы, конечно, от перемещения немного пострадал. Впрочем, скоро это окажется неважным.

– Вот и сладили. – Микал уронил руку мужчины. – Вряд ли он нас слышит.

– И уж точно, он нас не понимает. Нет, мой повелитель, не понимает, – отозвался Габил, отпуская вторую руку и опускаясь возле мужчины на колени. – Как же он может нас понять, если он без сознания?

Микал ткнул обездвиженного парня в плечо хрупкой лапой, напоминающей птичью.

– Говоришь, ты вывел его из черного леса… – Нельзя сказать, что он не доверял словам друга, но вытянуть из Габила подробности всегда было непросто. Вопрос Микала звучал как бы высказанной вслух мыслью.

Габил кивнул и наморщил свой покрытый легкой шерстью лоб. Его округлое мягкое лицо приняло странное выражение.

– Ему повезло, очень повезло. – Габил махнул крылом в сторону, откуда они вышли. – Он чуть не рухнул в черных деревьях. Ты бы посмотрел, как за него взялись шатайки. Десяток, не меньше. – Габил запрыгал вокруг лежащего. – Ты бы посмотрел… Ты бы посмотрел… Он, должно быть, с дальней стороны. Не узнаю его! Не узнаю.

– Да как его вообще можно узнать? Кожи совсем не осталось.

– Я видел его, прежде чем кожу сняли, видел! И говорю тебе, Микал, не был он еще здесь никогда, не был. – Габил остановился над телом, слегка покачиваясь.

– Главное, он не пил воду, вот что хорошо, – сказал Микал.

– Но выпил бы, выпил бы, если б я не прилетел, – воодушевленно заверил Габил.

– А почему ты все-таки прилетел?

Теперь они избегали связываться с черными. Это когда-то было время геройства, время великих битв… Но давно прошло это время, уж тысяча лет тому…

– Потому что небо почернело от шатаек, на милю почернело от них небо. Высоко летел я, но когда увидел его, спустился. Жуткое зрелище, жуткое! Тысяча шатаек, не меньше, кружат, кружат, скрежещут…

– И как ты справился с тысячей шатаек, как?

– Микал, я тебя умоляю! Это ж я! Гроза шатаек! – Он торжественно воздел крыло и тут же вывел им незамысловатую загогулину. – Тучи тварей, красных и черных – всех во тьму! – Он насмешливо склонил голову, глядя на Микала, ответа не дождался и продолжил: – Ну, я застал их врасплох. От солнца подлетел, от солнца. А мухи! Видел бы ты, как я промчался сквозь мух! Как сквозь воздух.

– Да-да, конечно! Молодец.

Микал склонил голову, рассматривая тело. Кровь все еще сочилась из развороченной шеи, из ягодиц, из правого бедра, проеденного до кости. Плоть трепетала, подвяливаясь в жарких лучах солнца. Что-то странное чудилось ему в этом человеке. Странно уже то, что житель дальних деревень оказался в черном лесу. Такое раньше случалось лишь однажды. Но не только в этом заключалась странность. Он чувствовал зловонное дыхание этого человека – так воняет выдох черных шатаек.

– Что ж, надо что-то делать. Вода с собой?

– Привет! – раздался новый голос. Оба обернулись. На поляну вышла молодая женщина и остановилась, широко распахнув глаза.

Рашель.

Рашель замерла в ужасе, не в силах оторвать глаз от окровавленного тела. Ни разу в жизни не довелось ей видеть такого. Опомнившись, она рванулась вперед, ее красная туника обвилась вокруг коленей.

– Что это? – Мужчина, конечно. Видно по мышцам спины и ног. Лежит на животе, лицо повернуто в ее сторону. – Кто он?

Оба руша, Микал и Габил, переглянулись.

– Не знаем, – ответил Микал.

– Нет, сударь, нет, не знаем, – закивал Габил. – Нет, сударь, не из ближних деревень он родом.

Приблизившись, Рашель остановилась и рассмотрела распростертое тело. Одна рука неестественно свернута, явно сломана ниже локтя. Жалость охватила ее. Она опустилась рядом с телом на колени.

– Ах, что делается… Как это случилось?

– Черные шатайки. Я вывел его из черного леса, – сообщил Габил.

– Шатайки? Он был в черном лесу?

– Да, но воду не пил, – сказал Микал.

Они замолчали.

Шатайки! Она никогда их не видела, незнакома с их когтями. Но вот перед ней на траве доказательство жестокости этих тварей. Столько крови! Почему руши не исцелили его сразу? Они ведь знают, что кровь оскверняет человека. Она загрязняет мужчину, женщину, ребенка, траву, воду – все, чего касается. Кровь не должна выплескиваться наружу. Кроме тех случаев, когда это неизбежно, но на эти случаи есть соответствующие правила.

К жалости примешалась злость. Что же это за твари и что творится у них в голове, если они могут причинить такое зло!

– Вот почему Танис говорил об экспедиции, об уничтожении этих выродков! – воскликнула она. – Это ужасно!

– Не глупи, – буркнул Микал. – Любая экспедиция закончится для Таниса вот этим. – Он указал крылом на истерзанное тело.

Рашель всмотрелась в лежащего, вслушалась в его прерывистое дыхание. Бедная измученная душа! Невинная, разумеется.

Однако таинственная. Он проник в черный лес, но воды не пил, не соблазнился. Только сильный духом способен на такое.

– Вода, Габил, – произнес Микал.

Габил вытащил из-под крыла тыквочку с водой. Рашель захотелось протянуть руку, прикоснуться к мужчине. Ее озарила странная мысль.

А вдруг это тот самый? Посмеет ли она выбрать для себя мужчину, которого не знает?

Микал принял у Габила сосуд, вытащил пробку из горлышка.

Неуместной сочла она свою мысль. Человек умирает, он нуждается в срочной помощи, в воде, в любви Элиона. Но побороть эту мысль Рашель не смогла, тянулась к ней, как кровь к сердцу. Где это видано, чтобы мужчины и женщины оценивали, взвешивали тех, кого выбирают? Все мужчины хороши, все женщины тоже, все браки совершенны. Почему тогда не этот, к которому она почувствовала сострадание? Никого она еще не видела в таком состоянии, столь нуждающимся в воде Элиона.

Микал подошел, наклонил фляжку-тыкву.

Рашель подняла руку.

– Подожди.

– Чего? – удивился Микал.

Она и сама еще не понимала, что за чувства на нее нахлынули. Такого она еще никогда не испытывала.

– Как ты думаешь, он… он отмечен?

Руши снова переглянулись.

– Ты… о чем? – недоуменно спросил Микал.

Лоб мужчины мог нести на себе знак союза, но лоб окровавлен, измазан, ничего на нем не разобрать. Ей отчаянно захотелось стереть кровь, увидеть, нет ли на лбу незнакомца дюймового кружка, кольца, знаменующего союз с женщиной. С другой женщиной. Или полукруг, означающий, что он обещан другой. Но она колебалась. Пролитая кровь – проклятие творений Элиона, и нельзя терять ни минуты!

Микал опустил тыквочку.

– Ты что, серьезно?

– Чудесно, чудесно! – запрыгал от восторга Габил. – Как романтично!

– А почему нет? – спросила Рашель Микала.

– Ты его даже не знаешь, никогда не встречала!

– Какая разница? Разве Элион требует чего-то подобного? Главное – я его нашла, я вышла на него.

– Ты просто жалеешь его.

– Откуда ты знаешь, что творится в моей голове? Меня тянет к этому мужчине. Бедняжка такое выстрадал, вообразить невозможно. Мне кажется, что мы с ним предназначены друг для друга. Неужели это кажется неразумным?

– Разумно, разумно, еще как разумно! – трепыхался меньший руш. – Романтично, а значит, разумно! Микал, отбрось сомнения, отбрось. Это прекрасная мысль!

– Ну, не знаю я, меченый он или не меченый, – фыркнул Микал, смягчаясь.

Рашели уже двадцать один, но она еще никогда не ощущала сильного желания выбрать мужчину. Большинство женщин ее возраста уже избрали – или их избрали. И ей давно уже пора. А кого избрать – совершенно все равно, так издавна повелось. Обычай не накладывает ограничений.

Она сорвала пригоршню травы, поднесла пучок ко лбу мужчины. Осторожно, чтобы не коснуться рукой его кожи, стерла кровь.

Нет отметки!

Сердце забилось. Обычай предусматривал и эту редкую ситуацию. Любая созревшая женщина, исцелившая мужчину, автоматически приглашала его, выбирала его. Мужчине следовало принять приглашение, последовать ему. Последовать за ней. Преследовать ее.

Рашель медленно поднялась.

– Нет отметки.

Габил снова запрыгал.

– Прекрасно, прекрасно!

Микал посмотрел на нее, перевел взгляд на лежащего.

– В высшей степени необычно. Не зная даже, из какой он деревни. Но, предположим, ты права. Твой выбор. Значит, ты готова принести ему исцеление?

По телу ее прошла дрожь. Не слишком ли она отважна? Не слишком ли рискует? Но она понимала, глядя на лежащего мужчину, что если до сих пор не сделала свой выбор, то лишь потому, что дух приключений в ней сильнее, чем в остальных женщинах. Добрый ли он человек? Конечно. Все люди добрые. Будет ли он ее преследовать? А какой мужчина сможет устоять перед избравшей его женщиной? И какая женщина не покорится мужчине, избравшему ее… В этом природа Любви. Все это знают. Все живут этим, наслаждаются этим.

В такой в высшей степени нетипичной ситуации она решилась избрать этого мужчину. Она ощутила необъяснимую решимость, которую трудно объяснить даже самой себе, не говоря уж о рушах, даже самых мудрых, даже о Микале. Как они поймут, ведь они не люди.

– Да-да, я готова. Я готова! – Она вытянула вперед дрожащую руку. – Дай мне воду.

Микал улыбнулся, выгнул левую бровь.

– Уверена?

– Уверена. Давай воду!

– Прошу. – Он вручил ей сосуд.

Рашель приняла тыкву, поднесла ее ко рту, пригубила. Сладкая зеленая вода полилась в горло, волна энергии всколыхнула ее тело.

– Что ж, Габил, переверни его.

Габил прекратил свои танцы, схватил мужчину за руку и не слишком бережно перевалил на спину.

– Вот так, сударь мой, так вот, – приговаривал он. – Славненько тебя отделали. Да снизойдет на тебя милость Элиона!

Бесчувственное тело лежало теперь на спине. Сломанная рука от поворота сложилась вдвое.

Переполненная эмоциями Рашель торопила мгновения. Она опустилась на колени, наклонила сосуд над лицом незнакомца, и светящаяся зеленая вода тонкой струйкой полилась на его губы.

Струйка растекалась по лицу, от нее полетели в стороны крохотные брызги, казалось, выбиравшие места в этом кровавом месиве, с которых надо начать исцеление. И тут же началось восстановление. Кровавая смесь преобразовывалась в здоровую ткань. Появилась кожа, заново формировались объеденные мухами нос, веки и губы.

Вода растекалась по телу, ткани регенерировали, разорванные мышцы срастались, свежая розовая кожица крепла на глазах. Исчезли нездоровые фиолетовые и багровые пятна. Сломанная рука задергалась, Габил вскрикнул и отскочил от нее подальше. Рука щелкнула и замерла в позиции здоровой человеческой конечности.

Трансформация завершилась. Рашель не могла оторвать глаз от возникшего вместо груды недожеванных отходов молодого красавца. Золотистая кожа, выразительное лицо, мощные мышцы, темные прожилки вен на руках… Вода Элиона полностью преобразила умирающего, воскресила его.

Она выбрала этого человека в качестве спутника жизни. Теперь эта мысль казалась ей непостижимой. Она в самом деле выбрала, наконец, мужчину! Конечно, теперь его черед выбрать ее, но…

Мужчина вздохнул так глубоко и мощно, что Габил вскрикнул. Крик белого руша испугал Рашель больше, чем неожиданное резкое движение ожившего мужчины. Она быстро вскочила на ноги.

Мужчина открыл глаза.

Яркий свет ударил Тому в глаза и пробудил его сознание. Разум зашевелился, определяясь в пространстве. Вверху лазурное небо. Над ним зелень деревьев, листья шелестят на свежем ветерке.

Нет, это не Денвер.

И не кушетка под ним, не димедрол циркулирует по венам. Денвер ему, благодарение небесам, приснился. Что означает… Черную летучую сволочь! Спасибо большое…

Том рывком сменил позицию на сидячую и увидел перед собою множество древесных стволов разных цветов и оттенков, преимущественно желтых и красных. Он повернул голову влево – слева за ним следили две пары любопытных изумрудных глаз. Неподвижно стояли два белых пушистых существа, формой весьма схожих с черными летучими гадами.

Белая, та, что поменьше, глядела куда-то мимо Томаса. Он проследил за направлением взгляда. В десяти футах от него застыла женщина с длинными каштановыми волосами, в красном атласном платье. Женщина тоже смотрела на него, на Тома.

Он резво вскочил, уже поняв, что с телом все в порядке, что от страшных ран не осталось и следа, что на нем ни царапины, ни пятнышка крови. Неподалеку журчит вода. Где он? Кто эта женщина? А эти существа?

– Ты чего-то не понимаешь? – участливо спросил более крупный белый.

Том выпучил глаза. Он только что услышал слова, произнесенные животным. Впрочем, что в этом необычного? Да ничего. Он помотал головой, чтобы прояснить мысли.

– Ты вышел из черного леса, – продолжил белый. – Но воду ты не пил, не беспокойся. Меня зовут Микал, его – Габил, а ее, – он указал крылом на женщину, – Рашель. – Имя женщины он произнес так, будто оно должно означать нечто особенное. – Как ты себя чувствуешь?

– Да, как ты чувствуешь себя, государь мой? – повторил второй белый, Габил.

В сознании Тома всплыли детали его бега по черному лесу. Все казалось знакомым, но каким-то смутным. В памяти оживали и более ранние происшествия, после того как он очнулся, ударившись головой о камень. Он схватился рукой за рану на черепе – никакой раны. Ни следа.

Опустил взгляд на грудь и ниже, провел рукой по груди и животу – ни царапины, ни синячка.

Том повернулся к женщине.

– Я чувствую себя… отлично.

Она подняла брови и улыбнулась.

– Отлично? – Она шагнула ближе, переступая босыми ногами. Остановилась в шаге от него. – Как звать тебя?

Он чуть помедлил.

– Томас Хантер.

– Рада познакомиться с тобой, Томас Хантер.

Она протянула ему руку, и он попытался принять ее ладонь в свою, но пальцы ее лишь скользнули по его руке. Он даже приветствие забыл.

– Ты нравишься мне, Томас Хантер, – сказала она мягко, глядя на него сияющими глазами. – Я избрала тебя.

Сказанное, судя по интонации, означало нечто очень важное, но Том, как ни напрягал извилины, ничего не сообразил. Как следствие, ничего на это и не ответил.

Она слегка склонила голову, отступила на шаг, резанула его взглядом, что-то, без сомнения, внушающим, даже воспламеняющим. Как будто поделилась каким-то восхитительным секретом, сладкой тайной. Не сказав более ни слова, она развернулась и понеслась в лес.