Текст книги "Тьма"

Автор книги: Тед Деккер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

– Вообще не новость, – фыркнул Том. – Мало у него лабораторий по свету, что ли! Где бы он ни был, у него и Моника, и штамм Рейзон. Его надо найти немедленно!

Гейнс успокаивающе вытянул к нему руку.

– Найдем, Том, найдем. Не все сразу.

Том понял, что все пропало. Все против него. Кроме Кары. Уж если и Гейнс… Все, игра проиграна.

Он встал.

– Полагаю, я вам более не нужен. Все, что я знал, рассказал. Повторяю для тех, кто туго соображает: весь мир находится перед крутым и очень опасным поворотом. Похоже, перед последним. Скоро вы все узнаете, какие немыслимые требования предъявит человек по имени Вальборг Свенсон. Хотя он, конечно, работает не один. Насколько я знаю, один из присутствующих здесь работает на него.

Присутствующие замерли в неловком оцепенении.

– Всего наилучшего! Если я по какой-то необъяснимой причине понадоблюсь, мой номер 913. В любом случае кто-то должен что-то предпринять.

Кара поднялась со своего кресла. Они вышли вместе, брат и сестра…

Выйдя из конференц-зала, Том почувствовал себя совершенно измотанным. Он остановился и огляделся в пустом холле. Неделя безумной гонки наполнила тело свинцом.

– Что ж, ты им все сказал, – медленно, успокаивающим тоном произнесла Кара.

– Надо отдохнуть. Я сейчас рухну.

Она взяла его под руку, повела к лифту.

– Сейчас я тебя уложу в постельку и никого к тебе не пущу. Баста!

Он не спорил. У него и сил на споры не осталось. Все равно он ни на что больше не способен. Ни сейчас, ни позже. Никогда.

– Не думай об этом, Томас. Ты сказал все, что надо. Они скоро сообразят.

– Может быть. То есть… Надеюсь, что нет.

Она, конечно, поняла. Единственное, что могло заставить их изменить позицию, – пандемия вируса.

– Я горжусь тобой, – сказала она.

– А я тобой.

– Мной-то за что? Я ничего не делала. А ты у нас герой.

– Герой? Ха! Без тебя я бы сейчас в лучшем случае на ринге деньги зарабатывал.

– И то верно…

Вошли в лифт. Двое, больше никого.

– Раз уж ты прислушиваешься к моим словам, могу я предложить тебе еще что-то? – спросила Кара.

– Конечно. Только не уверен, что мой утомленный мозг способен что-либо воспринять.

– Понимаешь, я вот все думаю… – Она помолчала. – Если эти мерзавцы выпустят вирус, то никто не сможет его остановить. В течение двадцати одного дня они уж точно не успеют.

Он кивнул.

– И?

– Особенно если учесть, что все это уже достояние истории, как ты узнал в зеленом лесу. Откуда, впрочем, все это и пошло. Так?

– Ну?

– Но почему именно ты? Почему вся эта информация вывалилась на тебя? Почему именно ты прыгаешь из реальности в реальность?

– Потому что я как-то с этим связан.

– Потому что ты и только ты и можешь что-то понять, и различить. Ты причина всему. Вируса без тебя бы не было. И, может быть, только ты и можешь его остановить.

Лифт остановился на девятом этаже, брат и сестра направились в свой двойной номер.

– Если это так, Кара, то да поможет нам Бог! Потому что, поверь мне, я ни малейшего представления не имею, что делать. Спать только и умею. Да и Бог нас оставил. Три дня назад мое представление о Нем опрокинулось там, во снах, а теперь и здесь.

– Тогда немедленно спать!

– Уснуть. И видеть сны…

– Сны, сны…

Вошли в номер.

– Ты забываешь…

– Что?

– Нет больше зеленого леса. Сгинул. Мир изменился. – Он вздохнул, бухнулся в кресло у стола. – Я в пустыне, полумертвый. Ни воды, ни еды, ни рушей. Всему конец, и мне тоже крышка. И пока не видно, что меня там может оживить. Ну, в чем твоя идея?

– Видишь ли, наверняка есть какой-то смысл в том, что ты обитаешь сразу в двух мирах.

– Ну и что?

Она бросила сумочку на кровать и повернулась к нему.

– Ты должен пуститься на поиски чего-то в той реальности, что поможет нам в этой. Не спеши. Ведь соответствия между временем там и здесь нет, так ведь?

– Как только я засну там, вернусь сюда.

– Найди способ не возвращаться каждый раз, как заснешь. Проведи там несколько дней, неделю, месяц, сколько надо. Найди что-нибудь. Научись чему-нибудь. Ведь кем ты станешь там, тем и здесь останешься… Стань кем-нибудь!

– Я и так кто-нибудь.

– Да, и я люблю тебя таким. Но ради этого мира стань кем-то еще! Тем, кто сможет спасти этот мир. Иди, усни и возвращайся новым человеком.

Он удивленно посмотрел на сестру. Ну и оптимизм у нее! Только вот не понимает она, во что превратилась та реальность…

– Спать, спать. – Он направился в свою комнату.

– Спи, Томас. Действуй во сне! Пусть тебе великие сны приснятся.

– Постараюсь…

36

В сознании Тома всплыл яркий образ: мальчик стоит посреди ярко расцвеченной комнаты, вскинув голову к потолку, глядя вверх большими глазами, открыв рот.

Йохан. И кожа его гладкая и нежная. Песня гулко зазвучала из его губ, разбилась о потолок, рассыпалась, загрохотала об пол градом осколков, заставила Тома вздрогнуть во сне.

На мгновение ночь снова замерла в тиши. Но мальчик снова запел, на этот раз тихо, закрыв глаза и вскинув руки. Сладкие напевы птицами воспаряли в небеса. Звук взбежал вверх по нотоносцу, начал искажаться.

Искажаться? Нет-нет, песня Йохана всегда выходила оформленной безукоризненно, до самой высокой ноты. Однако сейчас она больше походила на плач, переходила в стенания…

Том открыл глаза. Мягкий утренний свет не слепил глаза. В ушах звенел все тот же детский плач, все тот же рыдающий звук. Том приподнялся на локте, огляделся и задержал взгляд на валуне в двадцати шагах от места, где лежали они с Рашелью. Там, лицом к оставленному вчера позади лесу, сидя, скрестив ноги под собой, Йохан выводил свою песню. Слабым голосом, запинаясь, нескладно. Но все же песню.

Рашель поднялась, уселась рядом, глядя на брата. Кожа ее суха, шелушится, облезает чешуйками. Как и его собственная. Том отвел от нее взгляд, вернулся к созерцанию Йохана, умолявшего с распростертыми руками:

– Элион, помоги, помоги нам… Элион, Элион, помоги нам…

Том встал. Тело Йохана трепетало от напряжения, от борьбы со звуками, от борьбы за звуки. Песня рыдала, и сам Йохан, казалось, плакал под воздействием исчезающей силы собственного голоса, от того, что не мог он больше петь так, как пел совсем недавно… как пел когда-то.

Рашель медленно поднялась, не отводя взгляда от поющего брата. По ее сухим щекам поползли скудные слезы. Том почувствовал, как сжимается его сердце. Йохан поднял к небу свои маленькие кулачки и завыл еще горше, еще громче. Сердце разрывалось от этой печали, тоски, гнева и отчаянной жажды любви.

Несколько долгих минут стояли они, глядя на Йохана, слушая его жалобу. Он жаловался за всех, кто мог его услышать. Печалился за всех, кто обратил внимание на крик души брошенного, измученного ребенка, медленно умирающего вдали от дома. Но кто услышал бы его здесь, в пустыне?

Если бы появились Микал или Габил, сказали бы, что следует сделать, как поступить… Если бы можно было поговорить с мальчиком с верхнего озера, хотя бы разок, хоть в последний раз. Если б можно было закрыть глаза и открыть их снова, и увидеть мальчика, стоящего на песчаном надуве слева. Да, именно такого, какой там стоит сейчас… Такого…

Том замер.

Ребенок стоял как раз там, на холмике между двумя валунами, глядя на Йохана. Мальчик с верхнего озера!

Как по мановению невидимого жезла, Йохан и Рашель прекратили всхлипывать. Мальчик сделал три маленьких шажка к валуну и замер. Руки его расслабленно болтались вдоль тела. Глаза сияли изумрудами. Большие, широко раскрытые глаза. Потрясающие глаза!

Нежные губы ребенка раздвинулись, как будто он хотел что-то сказать, но он так и не нарушил молчания. Посвежевший ветерок играл упавшей на лоб прядкой мягких волос.

Два мальчика не отрываясь глядели друг с друга, как будто соединенные невидимой связью. Глаза Йохана расширились, по лицу потекли слезы. Справа от Тома Рашель шагнула к Йохану, да так и замерла.

И тут мальчик издал первый звук.

Чистый, нежный, ясный звук оттенил утреннюю тишь, приласкал слух Тома и острой стрелою вонзился в его сердце. Грудь словно сдавили тугие обручи. В сознании замелькали образы ушедшего мира: пол изумрудной смолы, гром водопада, золотая рябь озера… Звуки сложились в мелодию.

Том упал на колени и заплакал.

Мальчик шагнул к Йохану, закрыл глаза, поднял голову. Песня его порхала в воздухе, овевала волосы, как ветерок от крылышек расшалившихся ангелочков. Лицо Рашели казалось выточенным из серого гранита.

Мальчик раскинул руки, словно обнимая весь мир, и издал низкий рокочущий звук, от которого содрогнулась земля. Затем полились слова, обрамленные нежной, ласкающей мелодией.

Я вас люблю…

Я вас люблю…

Я вас люблю…

Том прикрыл глаза. Тело его дрожало под властью звуков и слов. Мелодия взбежала по октаве, заполнила собой пространство…

Я сотворил вас…

И люблю вас такими, какими сотворил.

Проникнув в сердце Тома, песня резонировала так, что он опасался взрыва в груди своей. Наконец, как будто созвучием тысячи труб незримого органа, воздух взорвался завершающим аккордом, и все стихло.

Том поднял голову. Мальчик по-прежнему не отрывал взгляда от Йохана, который отошел от валуна и вытянул обе руки перед собой, в направлении чудесного певца. Они почти одновременно шагнули друг к другу. Первые шаги осторожные, в нерешимости… Но вот они разом взвизгнули и побежали, полетели, широко раскинув руки.

С гулким звуком столкнулись они, два мальчика почти одинакового роста, как два близнеца, потерявшихся, но нашедших друг друга. Визжа и хохоча, принялись возиться в песке.

Рашель засмеялась громко и радостно, принялась хлопать в ладоши. Том сомневался, что Рашель когда-либо встречала мальчика, но она сразу узнала его.

– Элион! – звенел ее голос. – Элион! – Рашель плакала и смеялась, хлопала в ладоши и размазывала слезы по лицу.

Мальчики вскочили и принялись носиться вокруг валуна, смеясь, толкаясь, дергая друг друга, о чем-то перешептываясь, как первоклашки на перемене.

И тут мальчик понесся к Тому.

Том все еще стоял на коленях, не отрывая от него взгляда. Глаза мальчика, два изумруда, проникали в душу. На губах измученная улыбка. Мальчик подскочил к Тому, обнял его рукой за шею, прижался мягкой, теплой щекой к щеке Тома. Его дыхание обожгло Тому ухо.

– Я люблю тебя, – прошептал мальчик.

Ревущий вихрь ворвался в сознание Тома. Сердце окатил могучий поток дикой невысказанной любви. Он услышал свой слабый стон.

А мальчик уже обнял Рашель, прижался к ее щеке. Рашель зарыдала, мальчик отскочил от нее, помчался дальше.

Отбежав на дюжину шагов к востоку, он остановился, повернулся к ним, озорно сверкая глазами.

– Идемте, идемте!

Он приглашающее махнул рукой и побежал вверх по склону бархана. Йохан, не чувствуя усталости, понесся следом.

Том и Рашель переглянулись, тяжело дыша.

Том с трудом поднялся на ноги, не сводя глаз с мальчика, уже одолевшего подъем и замершего на вершине песчаного холма. Помог подняться Рашели.

Бежали они молча. Томас все еще не мог опомниться после того, что случилось. Одежда его пропиталась потом. Бежал он через силу, в отличие от мальчика, который, казалось, прыгал по песочнице на игровой площадке в имении любящего дядюшки-миллионера. Но Том последовал бы за ним всюду, прыгнул бы за ним с утеса, веря, что у него вырастут крылья. Нырнул бы за ним в глубины моря, зная, что сможет дышать под водой. Его песня внушила эту уверенность. Его песня, его взгляд, его слова и его дыхание, память о его прикосновении…

Они бежали молча, не сводя взгляда с обнаженной спины мальчика, поблескивающей капельками пота. Мальчик замедлял темп на подъемах и шариком скатывался вниз по склонам песчаных куч. Не слишком быстро, чтобы они не отстали, но достаточно быстро, чтобы не дать остановиться, перевести дух, отдохнуть.

Солнце уже поднялось высоко, когда Том взобрался на гребень очередного бархана, отмеченный следами маленьких ног. Он остановился шагах в десяти от Йохана, стоявшего как раз за мальчиком, и проследил за направлением их взглядов.

От увиденного у него перехватило дыхание.

Под ними, посреди безнадежной белой пустыни, раскинулась широкая долина, покрытая зеленеющим лесом.

От неожиданности Том разинул рот, непонимающим взглядом блуждая по долине. Оазис простирался миль на двадцать, но в дальнем конце зеленый массив упирался в склон песчаной горы. Там, за горой, продолжалась пустыня. Лес не был цветным, он больше походил на леса из снов о Бангкоке.

– Гляди! – Рашель выкинула перед собой руку. Указательный палец ее дрожал. И Том увидел…

Озеро!

В чаще леса лучи солнца играли на поверхности маленького озерца.

Мальчик залихватски ухнул, взмахнул обеими руками и понесся вниз. Он упал, кувыркнулся, снова вскочил, побежал дальше.

Йохан заспешил вдогонку. Том и Рашель за ним; все трое издавали ликующие вопли.

Через двадцать минут они остановились у края леса. Высокие деревья стояли, как часовые, охраняющие долину от вторжения песков. Коричневая кора, крупные ветви, густая листва. Из кустов с криками вырвалась стайка красно-синих попугаев.

– Птицы! – воскликнул Йохан.

Мальчик оглянулся, посмотрел на них, затем, не говоря ни слова, вбежал в лес.

Том побежал следом.

Листва затеняла почву, заслоняла солнце.

– Скорей, скорей!

И вот под ногами уже не песок, а трава, опавшая листва, похрустывают сухие веточки. В траве и над травой шныряет и порхает всякая мелкая живность. Том старается не потерять из виду спину мальчика. Вон, между кустами… Вон там опять… Некогда любоваться лесом, цветочками, мотыльками да пчелками. Рашель и Йохан следовали за ним гуськом, им легче.

Том глянул вверх. Лес кажется знакомым. Слегка напоминает таиландские джунгли. День налета на заброшенный завод. День, когда он пытался спасти Монику.

Мальчик исчезал из поля зрения Тома лишь изредка, на несколько секунд. Они углубились в джунгли, направляясь к озеру. В ветвях деревьев мелькали птицы, то и дело попадались обезьяны, опоссумы. Пробежали по лужайке, поросшей невысокими деревцами, на ветвях которых краснели многочисленные плоды. Не такие, как в цветном лесу, но похожие.

Том подобрал упавшее яблоко, откусил на бегу. Очень вкусно, но привычного прилива силы он не ощутил. Подобрал еще одно, бросил Рашели.

– Держи! Это вкусно!

На краю лужайки гавкают какие-то собаки. Отнюдь не белые. Может, волки? Том увеличил скорость.

– Скорей, скорей!

Они спешили мимо высоких деревьев, мимо щебечущих птиц, мимо кустов, усыпанных яркими ягодами, перепрыгнули через сверкающий в траве ручеек, пробежали еще по одной поляне, вспугнув табун лошадей.

Рашель и Йохан, увидев лошадей, испугались, Том же не обратил на них внимания: некогда. И вот они неожиданно выбежали из леса и остановились на краю небольшой низины.

Почва плавно понижалась, переходя в береговую линию сверкающего зеленого озера. Над поверхностью кое-где заметна ленивая зеленоватая дымка. Ветви множества плодовых деревьев усыпаны яркими разноцветными пятнами фруктов.

Невдалеке пасутся дикие лошади. Справа у подножия утеса в озерцо впадает речушка, продолжение которой вытекает из водоема немного поодаль.

Мальчик подошел к ним, улыбаясь. Незаметно, что он устал: дышит спокойно и ровно, лишь на лбу блестит пот.

– Нравится?

Все трое молчали, не находя слов: слишком все неожиданно…

– Конечно, нравится, – продолжил мальчик. – Позаботьтесь об этой долине, о лесе. Ради меня.

– Ты… уходишь?

Мальчик слегка покачал головой.

– Не беспокойся, Томас. Я обязательно вернусь! Не забывай меня.

– Я никогда тебя не забуду!

– Почти все уже забыли. Мир быстро портится. Кровь прольют, как воду, даже легче. Но, – он указал на озеро, – если купаться раз в день, не заболеете. И не допускайте, чтобы кровь оскверняла воду.

Затем мальчик перечислил им шесть основных правил поведения.

– Где люди? – спросила Рашель. – Они живы?

Мальчик печально посмотрел на нее.

– Большей частью погибли. Но кто-то найдет другие мои леса – их всего семь. – Он улыбнулся. – Не беспокойтесь, я обо всем позаботился. У меня иногда появляются неплохие идеи.

– Прекрасные идеи…

– Когда кажется, что хуже и быть не может, вдруг появляется выход. Одним метким ударом мы сокрушим сердце зла. – Он подошел к Рашели, взял ее руку, поцеловал. – Помни обо мне.

Подошел к Йохану, заглянул в глаза. Тому показалось, что взгляд мальчика на миг потемнел. Он поцеловал Йохана в лоб, отошел к Тому, поцеловал его руку.

– Можешь ли сказать мне, – тихо спросил Том. – Я снова видел во сне Бангкок. Реально ли это место? Должен ли я спасти Монику?

– Лев я или агнец? Или младенец? Решай сам, Томас. Ты много для меня значишь. Пожалуйста, не забывай меня. Никогда не забывай меня. Я на тебя очень рассчитываю. – Он заморгал.

Затем отвернулся, побежал к берегу, оттолкнулся от камня и прыгнул ласточкой. На миг тело его повисло над водой и тут же исчезло, практически не взволновав поверхность.

«Он на меня очень рассчитывает». Эта мысль ужаснула Тома.

Первым очнулся Йохан. Он рванулся к озеру; Том и Рашель метнулись за ним. Они нырнули почти одновременно.

Вода ни тепла, ни холодна. Ясная, чистая; Том сразу увидел камни на дне. Значит, это озеро не бездонное… Да, эта вода очищала, но не покалывала кожу иголочками, не сотрясала тела, как вода в томозере. Том сразу понял, что этой водой не подышишь.

Но пить… И он пил, и все они пили, и смеялись, и плакали; плескались и плавали.

Почти сразу кожа приобрела привычный цвет, глаза снова стали зелеными.

Хотя и ненадолго.

– Здесь мы построим дом, – сказал Том, оглядываясь на полянке. – Рядом с озером, место солнечное. Прежде всего, мы нуждаемся в укрытии.

– Не уверена.

Том больше удивился ее тону, чем словам.

– Прежде всего, нам надо разобраться с Моникой.

– Рашель, что ты…

– Ты расскажешь мне все о своих снах.

– Рашель, но это всего лишь сны.

– И поэтому ты спрашивал о них у Элиона? Часа не прошло. И поэтому ты бормочешь во сне ее имя? Ты обещал мне, что больше не будешь, и тут же, той же ночью снова она у тебя на губах, как нектар сладчайший. Я так больше не могу. Я хочу знать все.

– Может, лучше пойдем, еще разок искупаемся?

– После того, как все расскажешь. Если ты еще не заметил, здесь ты и здесь я. Один мужчина и одна женщина. Или один мужчина и две женщины? Ты меня выбрал или нет?

– Конечно, я тебя выбрал. И потому я здесь. И потому я втащил в Тролл тебя, а не другую женщину, потому что выбрал тебя. Мы всегда будем вместе. И я тебе расскажу все о Монике. – Он уселся на валун. Эти сны его доконают! – Куда Йохан делся?

– Осматривается. Рыскает по лесу. Рассказывай.

Том всмотрелся в лес.

– Зачем ты его отпустила? А если заблудится? Я о нем беспокоюсь. Надо следить за ним получше.

– Не увиливай. Рассказывай!

И Том рассказал. Она сидела рядом, на соседнем валуне, и он рассказал ей почти все, иногда даже вдаваясь в детали.

Он рассказал, как в него стреляли в Денвере, как они полетели в Бангкок; рассказал о похищении Моники и о штамме Рейзон. Рассказал о мире, сконструированном в его снах, во всяком случае, о том, что сам запомнил, потому что вне сна все казалось расплывчатым и не вполне реальным.

– И знаешь, какое у меня сложилось впечатление от всего, что я услышала?

– Нет. Скажи.

– Все выглядит так, как будто ты представляешь там что-то похожее на то, что с нами происходит здесь. Я сказала, откуда меня нужно спасать, и тебе снится похожее место там, и ты спасаешь оттуда другую женщину. Здесь нам угрожает черный лес, и ты видишь тьму, которая разрушит тот мир. Болезнь. Бангкок – отражение реальной жизни здесь.

– Может быть, если я не смог остановить Таниса, то сумею остановить вирус.

– Нет, не сумеешь.

– Почему?

– Прежде всего, потому что это сон. Сам себя послушай. Ты хочешь изменять то, чего на свете нет. Не диво, что Микал не хочет кормить твои сны, рассказывать тебе про эти древние дела. – Рашель встала и скрестила руки на груди. – Единственный способ прекратить все это – найти эту самую Монику, к которой ты так присох. А мне этого не надо.

– Рашель, я с ней едва знаком. Это не любовь. Она лишь плод моего воображения, ты сама так сказала.

– Я не желаю, чтобы ты спал и видел другую, раскрасавицу Монику, в то время когда твой ребенок сосет мою грудь.

Он остолбенел.

– Какой ребенок? Ты что, собираешься кого-то рожать?

– А ты придумал что-нибудь лучше? – Она помолчала. – Я что-то не заметила других мужчин поблизости. Кроме того, Томас, я тебя люблю, даже если ты и видишь во сне других женщин.

– Я тебя тоже люблю, Рашель. – Он потянулся к ее руке, поднес ее к губам, поцеловал. – Никогда я не помыслю о другой, никогда!

– К несчастью, это от тебя не зависит. Был бы у нас рамбутан, я бы тебя кормила им каждый вечер, чтобы сны покинули тебя.

Том встал.

– Что?

– Мальчик…

– Что – мальчик?

– На верхнем озере он сказал мне, что у меня будет выбор, видеть или не видеть сны.

Рашель вгляделась в его лицо.

– В прошлую ночь ты спал со снами. Что, так захотелось? Это был твой выбор?

– Нет. Но что, если бы у нас был рамбутан?

– Здесь все другое, фрукты-ягоды другие.

– А вдруг… Как иначе мне избавиться от снов? Он ведь обещал мне.

У нее загорелись глаза. Она медленно обшаривала взглядом лес.

– Ладно, пошли купаться.

Несколько часов подряд они искали рамбутан, одновременно собирая материал для постройки укрытия. К полудню надежды найти сонную ягоду иссякли, Том больше думал о благоустройстве нового жилища. Мысли о снах отошли на второй план, ревность Рашель казалась смехотворной.

Он смотрел на нее, бродя с ней по лесу, и понимал, что никогда не будет любить другую женщину так, как любит ее. У нее дух орла и сердце матери. Ему нравилось даже то, как она с ним спорила, ее боевой задор.

Нравились ему ее походка, ниспадающие на плечи волосы. Даже с сухой кожей и серыми глазами казалась она ему прекрасной, а уж когда она вышла из пруда с гладкой кожей и зелеными глазами, смеясь и щурясь от солнечных лучей, у него дух захватывало.

Глупо ей бояться каких-то снов. Он предложил, чтобы она продолжала искать, пока он займется сооружением укрытия. Он уже кое-что задумал. Может быть, даже металл сумеет добыть.

Она тут же поинтересовалась, что он задумал. Кое-что из снов, ответил Том и сразу пожалел об этом. Может быть, рамбутан – как раз то, что ему сейчас нужно.

Вернувшись, Йохан принялся помогать Тому в сооружении из веток чего-то среднего между навесом и шалашом. Том знал, как это выглядит, и понимал, как его делать.

– Откуда ты знаешь, как связывать лианы? – спросил Йохан, когда они закончили крышу. – Я такого никогда не видел.

– Так делают в джунглях на Филиппинах, – ответил Том, поглаживая узлы.

– Что это за Филиппины такие? – удивился Йохан.

– Филиппины… Да нет их на свете. Я их сам придумал, – отмахнулся Том и сам себе поверил. Однако призадумался.

Рашель вернулась, когда Том уже подумывал, не пуститься ли на ее поиски.

– Ну, как мои мужчины? Что это вы такое тут соорудили?

– Это наш дом, – гордо объявил Том.

– Дом? Как будто стена косая. Или крыша рухнувшая.

– Нет, это не стена. Это сложная конструкция. Нравится?

– Если не развалится, то сойдет. На ночку-другую. Потом мне нужен дом со спальнями, и чтобы вода на кухне сама текла.

Том не знал, что ей ответить. Ему даже нравилось, что это жилище открыто всем ветрам. Но, конечно, она права. Построят они и настоящий дом, и идеи у него уже были по этому поводу. Но навес ему тоже нравился.

Рашель снисходительно улыбнулась.

– Неплохо, неплохо. Видно, что великий воин строил. Лови! – И она бросила ему что-то, вынутое из-за спины.

Он поймал.

Рамбутан!

– Нашла?

Она улыбнулась.

– Ешь.

– Прямо сейчас?

– Конечно.

Он впился в плод зубами. Сок по вкусу напоминал банан и апельсин, хотя и весьма терпкий. Эдакий банановый гибрид лимона с апельсином.

– Ешь, ешь, – поощряла она.

– Надо съесть целиком, чтобы подействовало? – спросил он с набитым ртом.

– Нет. Но я хочу, чтобы ты все съел.

И он съел все до последнего кусочка.

Рашель следила, как он засыпал, следила за его сном. Дышал он ровно, спокойно. Тело его поблекло, побледнело, и она знала, что если оттянуть его веко, то глаз увидишь такой же мутный, как у нее. Но это ее не волновало. Ничего, озеро отмоет.

Заботили ее лишь сны. Сны об истории и о женщине по имени Моника. Она убеждала себя, что больше ее заботит погруженность Тома в древнюю историю, а затем уже та женщина, соперница. Ведь это история довела Таниса и их всех до такого страшного конца. Но на самом-то деле именно женщина беспокоила ее в первую очередь.

Ревность – неизбежный элемент любви, и Рашель не собиралась ее усмирять. Томас ее мужчина, и она ни с кем его делить не хотела, пусть даже и с женщиной из сна.

Если Томас прав, фрукты из садов Тилея, которые он ел до того, как потерял память, стали причиной его снов. Она отчаянно молилась, чтобы то, что осталось от плодов Элиона, отмыло его сознание дочиста.

– Томас… – Она склонилась над ним и поцеловала его в губы. – Проснись, дорогой мой.

Он простонал, зашевелился. Заулыбался. От сна? От Моники? Но спал он, как дитя, и ни разу не пробормотал чужого имени. Вообще ничего не бормотал.

Рашель не терпелось все узнать. Она уже час не спала, дожидаясь его пробуждения.

Она пихнула его в бок, встала.

– Проснись! Купаться пора.

Он сел.

– Что?

– Купаться!

– Я все время спал?

– Как сурок.

Он протер глаза, встал, подошел к огню.

– Сегодня начну строить тебе дом.

– Прекрасно. – Она настороженно следила за ним. – Что снилось?

– Снилось? – Он прищурился. Казалось, пытается вспомнить.

– Да, да, что тебе снилось?

– Не могу вспомнить. Может быть, ничего?

– Ты меня спрашиваешь?

– Нет. Значит, рамбутан сработал. Потому и спал так хорошо.

– И ничего не помнишь? Никакого там Бангкока? Прекрасная Моника? Спасение ее?

– Последнее, что я видел во сне, это как я заснул после конференции в Бангкоке. Два дня назад. – Он развел руками. – Нет больше снов…

Она понимала, что Том не врет. И мальчик не соврал.

– Хорошо. Действует! Будешь съедать каждый день.

– Всю жизнь?

– А что? Очень полезно. И мужскую силу повышает. Да, всегда, всю жизнь.

И Томас съедал плод рамбутана каждый вечер, и ни разу не снились ему сны. Прошли недели, месяцы и годы, прошло пятнадцать лет, и он ни разу не видел больше Бангкока. И ничего другого не видел во сне.

И стал он могучим воином, и защищал Семь Лесов от супротивных Пустынных Орд.

Но сны более не посещали его.

Может быть, права Рашель. Может быть, так и надо. Каждый день плод древесный рамбутан, и никакого Бангкока.

И вообще ничего…