Текст книги "Сядьте на пол"

Автор книги: Татьяна Иванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

А чем определяется длительность музыкального произведения? Ну явно же не вашим личным удовольствием! И не «развивающими особенностями» этой музыки для ваших детей. Длительностью управляет целая куча нечеловеческих параметров, начиная от формы носителей записи и заканчивая ценой аренды помещений. Никто не будет собираться на концерт ради «пяти необычных нот», поэтому вместе с парой-тройкой любимых песен вам придётся терпеть откровенную халтуру кумира, а то и вовсе левых музыкантов «на разогреве». Та же история происходит и в литературе, где никто не будет запускать печатный станок ради короткого стишка или рассказа; поэтому главная единица литературы индустриального мира – это роман.

Хотя есть и обратные примеры: длительность мелодий может сокращаться в среде, где время стоит дороже, чем в других средах. Так возникает культура коротких рекламных джинглов в радиоэфире или звуковых эффектов в смартфоне.

Но всё это – не про человека. Эволюция музыки давно идёт сама по себе, совершенно не интересуясь тем, насколько она развивает людей. Она нами пользуется, это факт. Но вовсе не гарантирует ответной пользы.

Гетто мелкой моторики

Если вы выдержали все предыдущие издевательства над чувствами верующих в музыку, то настала пара получить награду. Даже бессмысленная, случайным образом победившая музыка, обросшая мусором «чисто для размера», может быть полезной для развития детей.

Правда, это касается не пассивного прослушивания, а именно игры на музыкальных инструментах. Тот же Раушер после критики своих первых исследований "эффекта Моцарта" выпустил ряд работ с более содержательными результатами. В частности, он выяснил, что шестилетние дети после занятий музыкой в течение двух лет показывают значительные успехи в решении пространственных задач – по сравнению с теми детьми, кто вместо музыки брал уроки компьютерных навыков.

Более свежее исследование канадских нейробиологов даже уточняет критический возраст: музыканты, начавшие заниматься пианино до 7 лет, отличаются более продвинутыми способностями в задачах на координацию движений (и по результатам тестов, и по картине задействованных нейронов). А те, кто стал заниматься музыкой позже семи, не отличаются в решении двигательных задач от тех, кто вообще не занимался музыкой. [65]

В такие исследования я готов поверить, хотя с одной оговоркой: это не про музыку. Это про работу руками.

Развитие мозга очень сильно связано с движениями конечностей: кто быстрее бегает, кто точнее и крепче хватает. Именно это и было главной заботой мозга на протяжении веков. Но индустриальная цивилизация оставляет людям все меньше и меньше движений. У нас уже нет собирательства и охоты, нет рукоделия и ремесел, нет скалки и лучины, веретена и прялки. Даже мелкая слесарка и столярка, вся эта возня с паяльником или гаечным ключом, что была так популярна в поколении наших родителей, тоже уходит в прошлое: техника теперь сложней, ею занимаются автосервисы и другие узкие специалисты.

А детям остается и того меньше. Сто лет назад они с ранних лет привлекались к домашним и полевым работам, к ремёслам родителей – но современные Институты Детства упорно защищают их от таких «взрослых» занятий. Правильным поведением детей в школе считается многочасовое бездвижное высиживание за партой.

В этих условиях музыка превратилась в гетто мелкой моторики. Она стала чуть ли не единственным «богоугодным» занятием, в котором детям позволено шевелить пальцами во все стороны.

Но пора признать, что это не единственная возможность! Недавно американский математик Джеймс Мерфи опубликовал в Wall Street Journal статью под названием «Может ли колыбель для кошки спасти наши школы?» [66]. В этой статье математик с индейскими корнями говорит то же самое: настоящее развитие ребенка должно в первую очередь «нагружать» его пальцы разнообразными движениями. А не текстами и картинками, которыми завалены школы.

Однако Мерфи использует для раскачки мозгов не музыку, а верёвочные игры своих предков-индейцев. Его курс верёвочных фигур – это эксперимент с двоечниками, на которых классическое образование поставило крест. А Мерфи с помощью верёвочной "колыбели для кошки" поднимает их математические способности до "твёрдой четверки".

Чтобы вы не подумали, будто я рекламирую собственное увлечение: точно такие же исследования публикуют в Китае и Японии про каллиграфию. Есть и другие способы развивать мелкую моторику. Не буду утверждать, что они лучше, чем музыка. Хотя… почему бы не подразнить эстетов?

В 1995 г. немецкий исследователь Томас Элберт сообщил, что площадь мозговых зон, получающих сенсорные сигналы от пальцев левой руки скрипачей, значительно больше, чем у немузыкантов. С другой стороны, ученые не выявили никакого увеличения площади корковых зон, связанных с правой рукой скрипачей. Почему так? Пальцы левой руки скрипача активно бегают по струнам, а пальцы правой просто сжимают смычок и не совершают отдельных движений [62]. Выходит, от занятий скрипкой мозг становится ещё асимметричнее. Хорошо ли это, думайте сами.

А ещё многие профессиональные музыканты страдают от судорог, подобных "писчему спазму", который преследовал клерков XIX века, вынужденных очень много писать. При этом музыканты склонны скрывать проблему, ведь для них это означает профессиональный крах. По оценкам Оливера Сакса, подобными спазмами может страдать каждый сотый музыкант [57].

Синхронизация и джаз

Итак, вы сели на берегу горной речки, журчание которой вызывает приятные эмоции. Время от времени вы насвистываете собственные короткие мелодии под настроение, или напеваете стихи на китайском языке, который учили с детства, сохранив абсолютный слух. А в руках у вас – верёвка для игры в «колыбель для кошки», или ножик для резьбы по дереву, или пяльцы для вышивания; в общем, инструмент поддержки ясного ума через мелкую моторику. Можно ли сказать, что вы достигли всех эффектов, что дает музыка?

Нет, конечно. Есть много исследований, говорящих о том, что человек лучше запоминает информацию, если её напеть, а не наговорить [67]. И хотя у этой мнемонической техники есть свои ограничения, люди с успехом использовали её задолго до появления "внешней памяти" – например, для запоминания таких огромных историй, как "Илиада" Гомера. Повторяемость ритма и созвучия рифмовки создают дополнительные связи в памяти – как расставленные во временном потоке подсказки о будущих событиях.

С помощью таких подсказок можно управлять не только индивидуальной памятью, но и целым человеческим сообществом – что и используется повсеместно, от детсадовских хороводов и церковных обрядов до армейских маршей и корпоративного караоке. Некоторые ученые считают, что именно согласование человеческих сообществ является основной причиной существования музыки.

Вообще-то вызвать эмоциональную реакцию можно разными способами: рефлекс может быть "подвешен" на любой орган чувств. Стимулом может быть и запах, и тактильное ощущение, и картинка. Но это будет лишь индивидуальная галлюцинация; чтобы сделать её коллективной, стимул должен воздействовать на многих людей одновременно. Вероятно, именно в этом секрет популярности гигантских сооружений, вроде египетских пирамид или идолов острова Пасхи: такие конструкции видны издалека, многим людям сразу, вызывая общие коллективные эмоции – страх и благоговение.

Но звук работает лучше: он летит не только на многие километры, но и во все стороны сразу (а от каменного идола можно отвернуться). Именно барабан и колокол – главные прообразы общей виртуальной "Матрицы". Заложенный ими формат объединения людей настолько силён, что его можно распознать во многих современных ритуалах. Почему новости на радио принято читать в начале каждого часа? Особого смысла в этом нет, поскольку новости приходят не по часам. Просто раньше люди использовали сигналы точного времени, чтобы заводить и синхронизировать часы, так что объявление каждого часа сопровождалось повышенным вниманием.

Однако современные электронные часы не требуют ручной сверки. А современные люди чаще слушают музыку в одиночестве наушников, чем в совместном танце. Может быть, им уже не нужен этот синхронизатор, потому что появилось много других? Да так много, что впору задуматься о рассинхронизации. Не случайно в самые механистические, самые индустриальные годы XX века в моду вошли джазовые импровизации и другие "асинхронные" виды музыки. Как утверждают вездесущие нейробиологи с МРТ-сканнерами, джазовая импровизация включает совсем другие отделы мозга, чем обычное исполнение (повторение) уже знакомой музыки.

Поколение современных родителей синхронизировано ещё больше, благодаря мобильному Интернету со всеми его твиттерами и прочей блохосферой. А это значит, что у ваших детей наверняка появится собственный джаз. И может быть, это действительно будет звук электродрели. И этот звук вам наверняка не понравится. Но это неважно. Важно, с какой деятельностью он будет связан. В конце концов, дрелью можно и дырки сверлить.

«Кит вытащил губную гармошку и сыграл на ней эдакое крупное произведение. Потом спросил у меня, о чем это было. «В одном месте похоже на военный марш», – ответил я неуверенно. «Правильно», – согласился Кит. И рассказал всю свою импровизацию по частям: когда солдаты встают, когда перестрелка. Потом он дал мне дудку и бубен и объяснил, какой знак он мне будет подавать рукой для дудки, а какой – для бубна. И начал снова играть на губной гармошке, подавая мне знаки свободной рукой.

В общем, изобрел оркестр и профессию дирижёра. Вполне актуально для возраста шести лет. В саду индивидуальная борьба за лидерство сменилась групповыми играми. И в музыке нашлось отражение». (ноябрь 2010)

ИГРА В ОДНИ ВОРОТА

В советское время существовал журнал под названием «Семья и Школа». Наверное, предполагалось, что именно в этих двух организациях происходит основное воспитание. Правда, такая схема упускает множество других детских коллективов, от дворовых компаний до летних лагерей. Кроме того, в таком названии семья и школа как будто даже противопоставлены.

Но если у вас больше одного ребёнка, то детский коллектив начинается именно в семье. Скажу больше: именно этот коллектив помог мне разобраться в том, как возникают проблемы в садиках и школах. Поэтому, если хотите совсем простого совета – наличие трёх детей гораздо быстрее приведёт вас к просветлению. Однако не будем забегать вперёд. Начнём с самого тяжелого случая – когда ребёнок один.

Азарт и награда

«Неожиданно легко обучились сегодня играть в футбол. Раньше, на улице, это не работало. Кит любит пинать мяч, бегать за ним, но игра с воротами – никак ему не давалась.

А сегодня я показал дома на игрушках. Сделал из кубиков ворота, из других деталей конструктора – забор. В ворота посадил Винни-Пуха и корову, ну и стал показывать, как они играют, забивая маленький мячик то в одни ворота, то в другие. Кит моментально подключился, когда я сказал "Ты играй за корову". И как забивать в ворота, и как защищаться – всё сразу понял. Когда борьба стала напоминать американский футбол, я расширил площадку, вместо ворот поставил две коробки, взял мяч побольше, и пару игрушек побольше: Шрека и Тигру. Тут уже борьба пошла напрямую между мной и Китом. А ещё через пять минут играем третью версию: поле – вся комната, в качестве корзин – два больших картонных пакета. И играем уже сами, без кукол.

Думаю, в следующий раз точно так же объясню ему банковскую и биржевую систему. Тем более что брокеры сами себя называют "быками" и "медведями", в зависимости от любимой стратегии. Типичные плюшевые игрушки.» (декабрь 2006)

Эту историю можно было процитировать в главе «Скрытые миры». Но есть одна особенность, которая отличает футбол от стрижки, туалета, плавания и других примеров той главы. Футбол – это фикция. Борьба за символическую, вымышленную ценность в виде «гола». И результат игры – тоже фикция, условность. Неудивительно, что мой двухлетний сын не видел смысла запинывать мяч в определенные ворота. До тех пор, пока я не показал ему выдуманную радость побед и выдуманную печаль поражений.

Понимание этой виртуальности игр пришло ко мне не сразу. Я ещё долго занимался самолюбованием, описывая в дневнике, как ловко мне удалось занять ребёнка какой-нибудь игрой. Тем более что подобных активных папаш немного. Гуляя по утрам с трёхлетним Китом, я наблюдал одну и ту же картинку. Мамашки сажают деток в песочницу с мешком игрушек, а потом просто торчат в сторонке, как ленивые надзиратели. А дети сидят в кругу своих игрушек, ни черта не понимая. Когда видят кого-то нового с интересной игрушкой, бросаются к нему. Только тут мамашки спохватываются, разнимают, растаскивают по углам… В общем, гасят общение и снова уходят в пофигизм.

Другое дело я! Залезаю сам в песочницу, показываю сыну, как с машинкой играть. Как песок набрать в кузов, поехать, выгрузить… И обнаруживаю вокруг себя ещё нескольких пацанов 3–4 лет, молча протягивающих мне свои машинки. А мамашки вокруг на скамейках сидят. Пришлось слегка поменять игру: устроили общие гонки.

В другой день – похожая история с кучей детей в песочнице, которые видят нового мальца с большой красивой машиной, и все бросаются к нему. Кого-то пихнули – слёзы, разборки. Мамаша на этот раз оказалась необычной: вынула из сумки куклу в виде волка, и давай с ребёнком разговаривать от имени волка. Дескать, что же ты не делишься игрушками, мы же договорились… Видно, у них давно такое волкоговорение практикуется.

Кит мой тем временем тоже рванулся к чужой яркой машинке. Я перехватываю его на полпути, отвожу в сторону, беру первый попавшийся мячик. Закапываю. Кит тут же догадывается, что делать: берёт совок и начинает "разминирование". Ещё два раза повторили – и вот уже все остальные дети тоже лезут мячик выкапывать. Закопал им ещё несколько игрушек в разных местах песочницы, все бросились "разминировать". Включая и того пацана, который с новой машинкой пришёл. А машинка его теперь брошена и никому не нужна. Ну и я конечно горжусь опять. Не умеете вы, мамашки, воспитывать пацанов!

Однако волк этот говорящий меня зацепил. Это ведь тоже была игра. Стало быть, ребёнку можно впарить через игру что угодно. С чего они вообще взяли, что маленьким детям надо делиться? Даже главный коммунистический педагог и певец коллективизма Макаренко русским языком написал: у ребёнка до 5–6 лет проходит стадия индивидуальной игры, когда ему нужно позволить играть одному и не навязывать компаньонов. "Можно прямо утверждать: чем лучше ребенок играет в младшем возрасте в одиночку, тем лучшим товарищем он будет в дальнейшем. Если ребенок играет один, он развивает свои способности: воображение, конструктивные навыки, навыки материальной организации." [68]. Да я и сам видел эти навыки трёхлеток во всей красе:

«Подаренный конструктор Кит унёс к себе в спальню и спрятал под кровать. Вообще, очень хомяческие у него появились привычки. Сел за стол, начал есть салат. Потом вскакивает:

– Я пойду пописаю! Только мою еду не берите!

А вот коварный план общения с лучшим другом:

– Я возьму с собой к Феде палку с огоньками. Федя скажет: "Дай мне поиграть!". А я скажу: "Не дам! Это моя палка!»

Были недавно в РИО, купил ему там малахитового дельфина. Дельфина он решил подарить маме. И подарил. На следующий день говорит:

– Знаешь, я маме подарил только хвост дельфина. А остальной дельфин пока что мой!» (январь 2008)

Но чем я лучше той мамы с волком? Она с помощью игры учит делиться игрушками, хотя трёхлетке это ни к чему. А я устраиваю бессмысленные соревнования по пинанию или выкапыванию мячиков. Нужно ли это детям?

Добавил сомнений и Кит, который, научившись играть в соревнования, стал чересчур бурно реагировать на проигрыши. Вроде ещё год назад он совершенно не впечатлялся такими условностями, как счёт в футболе – а теперь готов рыдать каждый раз, когда ему гол забьёшь.

Некоторое облегчение нам принесла присказка «Это была всего лишь тренировка, зато ты научился лучше играть». Но в целом ощущение было неприятное. Словно азарт – это результат моего обучения.

И главное, штука-то вроде полезная. Даже за символическое вознаграждение ребёнок готов делать всякие хорошие дела. Но только ты порадовался результату, как понимаешь, что интерес к хорошим делам не сильно повысился. Зато азарт борьбы распалился, и уже ищутся хитрые способы обойти правила, а то и самостоятельно использовать наградную систему:

«В новом саду на Кита пожаловались – дерётся. Я с ним поговорил, мол, не надо драться с теми, кто не хочет. Во вторник прихожу и спрашиваю воспитательницу: ну что, дрался? Она говорит – не просто дрался, а ещё и предлагал другим детям подарки, если они будут драться. В общем, организовал турнир. Я ей посоветовал придумать им какое-нибудь другое соревнование. Кстати заметил, что сами пацаны к этому нормально относятся, и Кит через эти игры сразу подружился с двумя, Максимом и Тимофеем. Подкалывают друг друга, когда из садика выходим. И никто вроде не обижается. Ну, воспиталкам не понять, конечно». (декабрь 2008)

Неоднозначные игры с наградами продолжились в школе. В чём смысл пятерок? C красным дипломом легче устроиться на работу? Попробуй-ка объяснить первокласснику такую сомнительную связь с событиями, которые произойдут через полтора десятка лет.

Поэтому я, не особо задумываясь, сказал Киту, что тех людей, которые получат больше всего пятерок, в конце года наградят… ну, как-то. На доску почёта повесят.

«Кит после каникул задержался на лишний день у деда, и был очень недоволен, что пропустил школу. Не успел я ему намекнуть, что отдых на природе вообще-то полезен, как он сам говорит: “В саду или в первом классе я бы тоже был рад прогулять. Но теперь ведь Н.Г. обгонит меня по количеству пятерок”. У них там ещё непростая система расчетов: двойка убивает две пятерки, тройки тоже как-то вредят.» (ноябрь 2012).

Правда, школа притормозила с доской почёта. Пришлось ввести свою награду: пообещали за сто пятёрок подарить лонгборд. Ежу понятно, что модная доска на колёсиках оказалась более желанным призом, чем доска почёта. Но это не решает проблему «отложенной награды», которая слишком далека и не связана с предметом обучения. Хотя некоторым кажется, что именно на такой системе можно построить учёбу. И для этого даже есть «научное» обоснование.

Во многих книгах, посвященных мотивации, цитируют «зефирный эксперимент» Уолтера Мишела [69]. Во время теста экспериментатор предлагает 4-летнему ребёнку выбор: либо съесть кусок зефира прямо сейчас, либо получить два куска, подождав 15 минут. Конечно же, нормальный ребёнок, живущий по принципу «счастье это сейчас», выбирает съесть сразу. Однако некоторые терпят, чтобы получить побольше, но попозже. Впоследствии (через несколько лет) выясняется, что у этих терпил оценки на экзаменах SAT лучше, чем у тех, кто не откладывал удовольствие.

Таким образом возникает иллюзия, что всем учащимся нужно равняться на прилежных терпил, которые высиживают на уроках в ожидании годовой награды (в идеале – загробного рая). Но вот вам простое опровержение «зефирного эксперимента»: если в качестве экспериментатора использовать не постороннего мужика, а мать ребёнка, которой он доверяет, результаты теста будут другие; и можно только приветствовать тех нормальных детей, которые не верят постороннему мужику, заманивающему их зефиром.

Мы пошли другим путём. В том же первом классе я познакомил Кита с олимпиадами, где результаты и награды ближе и реальней.

«Обсуждали отличие олимпиадных задач от обычных. Кит говорит, что в олимпиадах ему нравится “сам процесс” решения необычных задач, а не только награды. И я вдруг подумал, что противоположностью азартных игр должен быть именно craft, медитация на процессе создания чего-то нового и красивого». (ноябрь 2012)

Здесь сформулирован очень естественный принцип обучения. Возможен ли он в классической школе? Увы. Школе не хватает предметной деятельности в самом буквальном смысле, когда «предметы» – не строчки в дневнике, а физически ощутимые объекты, работа с которыми даёт и удовольствие от творческого процесса, и наглядный результат собственной деятельности. Близкая и понятная награда, которая не требует виртуальных пузомерок.

Интерес к такой деятельности у детей огромен. Ещё до школы Кит увлекся физико-химическими опытами и радиоэлектроникой. В шесть лет он взял полистать астрономический атлас – и через час пересказал мне страницу про кометы; так я узнал, что он уже умеет читать. А его сестра Ева уже в четыре года безошибочно называла по снимкам все планеты Солнечной системы, и просила купить ей "детскую марганцовку для опытов". Потому что это наглядно и интересно.

«Пошли мы с Лёвой встречать Кита с кружка ракетомоделирования – а у них там уже идут запуски первых ракет! Когда начался этот кружок, я боялся, что с учётом модных веяний им будут подсовывать какие-нибудь готовые лего-наборы. Но нет, всё честно: сначала чертежи, потом клей, картон, дерево и фольга. Всё своими руками с нуля, терпеливо и аккуратно. И через пару месяцев – бах, полетели! И даже парашюты выбросили на высоте, чтобы мягкая посадка получилась.» (ноябрь 2013)

А потом они идут в школу. И выясняется, что самые интересные вещи в школе не изучают вообще. Связь с реальностью ограничивается учебником «Окружающий мир», где предлагается запомнить те же три несчастных камня (слюда, гранит и кварц), которые были сорок лет назад в моём учебнике на таком же уроке «Природоведения». Как должно быть скучно на этих уроках Киту – после ежегодной ярмарки камней на ВДНХ, после сталактитовых пещер Крыма и собственной коллекции минералов в трёх коробках.

Точно так же и астрономия, которая ежедневно на небе, и химия, которая ежедневно на кухне, почему-то считаются очень секретными дисциплинами, изучать которые можно только в самых старших классах. А в началке вместо этого – линейная виртуальная пузомерка "пятёрок" вокруг столь же виртуальных "общих знаний", которые ни к какой живой деятельности не привязаны.

И это касается не только обычных школ, но и культовых математических, которые лидируют в рейтингах. Работы руками там ещё меньше, зато абстрактных предметов – ещё больше. Они даже субботу крадут у детей ради этого, выставляя "шестидневку" как некое крутое достижение.

А значит, логичный ответ – повернуть свою избушку к лесу передом, к школе задом:

«Кит вернулся из своего первого похода без родителей. Научился делать две вещи, особенно необходимые в зимнем лесу: чай из чаги и нитроглицерин. Вообще в четвёртом классе внешкольное образование у него уже совсем затмевает школьное. Пять кружков – химия, астрономия, география, радиоэлектроника и техническое творчество. Выбрал самостоятельно, ходит с удовольствием, и рассказывает каждый раз с интересом, чего они там делали. Всё бесплатно, к слову сказать. В спорте, правда, наметился тайм-аут: после айкидо, спортивной гимнастики, футбола и школы лонгборда он пока что не определился, чем дальше заняться. Бассейн забраковал из-за хлорки.

Что же касается обычной школы, то его дневник в этом году я впервые открыл только в ноябре. И обнаружив там целых три тройки в четверти, совершенно не ругался. Более того, идея поступления в более продвинутую гимназию постепенно вытесняется идеей о том, что школа должна быть, наоборот, простая и незаметная. Чтобы не мешала внешкольным занятиям.» (ноябрь 2014)

Забавно, что взрослики сейчас с пафосом «открывают» подобные принципы образования, которые детям всегда были понятны. Можно брать любую популярную теорию – и находить её во фразах моих детей, сказанных в начальной школе. Например, удовольствие творческой деятельности переизобретает Дэниел Пинк в книге «Драйв» [47], он даже придумал специальное название – Мотивация 3.0. Тем временем профессора психологии пишут научные работы про другое модное явление, замаскированное словом «прокрастинация». Мне же достаточно открыть дневник:

«Кит сообщил, что знает смысл жизни: получение удовольствия. Ну, думаю, подслушал где-то. Решил его проверить. Как же, спрашиваю, получать такие удовольствия, которые требуют делать много неприятных дел – например, пахать на работе, чтобы съездить в отпуск. Кит объяснил, что на отпуск надо откладывать, но при этом часть денег тратить на небольшие удовольствия по ходу дела – например, на мороженое. Забавно, что у меня всегда были более максималистские принципы: либо не иметь лишних желаний, либо уж пахать так пахать, если появилось настоящая цель». (апрель 2014)

Строй и раздевалка

Предыдущая главка наверняка понравилась сторонникам домашнего обучения, которые решают социальные проблемы путём изоляции от школы. А что, пусть ребёнок развивает собственные таланты безо всяких навязанных требований!

Но как же тогда стать "полезным членом общества", возмущаются сторонники коллективизации. Общество-то никуда не делось: оно вокруг. Не научишься в нём жить и быть ему полезным – пропадёшь. Хочешь ехать без аварий – учи правила дорожного движения.

Споры на эту тему бесконечны. Вероятно, потому, что взрослики выносят туда свои личные проблемы – хотя думают, что решают проблемы детей. Например, сторонникам домашнего образования стоило бы представить, что таланты их ребёнка лежат в «более социальной» области, чем нарисовали себе родители. Может, быть призвание дочки – быть руководителем (начинается в роли старосты класса), а талант сына раскроется в торговле (начинается с подпольной продажи жвачек одноклассникам). Вариантов ещё куча: «мы могли бы служить в разведке, мы могли бы играть в кино». Но для того, чтобы реализовать такие способности, нужен коллектив. Всего этого вы не дадите ребёнку дома – и даже не будете знать, чего именно он лишился.

Однако и сторонникам коллективизма можно задать ряд каверзных вопросов. Всякий ли коллектив воспитывает «полезных членов общества»? А как же травля изгоев, драки? Ага, это неправильный коллектив. Давайте тогда определим признаки правильного.

«– Кит, вы в саду гуляли?

– Да, парами.

– А ты с кем был в паре?

– С одеждой.

– С какой ещё одеждой?!

– С Одеждой Васильевной!» (март 2007)

Школьные истории про хулиганов и страдальцев – лишь вершина айсберга детских «неформальных отношений». Отношения очень разнообразны, просто взрослики не привыкли в это вникать, пока нет серьезных последствий. Между тем, отношения эти начинают складываться ещё в детских садах, когда ребенку всего три года. Кит сменил три садика из-за наших переездов, и у меня была возможность понаблюдать, как проходят стадии коллективизации.

Первые два месяца – типичный новичок, изгой. Идут жалобы на поведение – пытается показать себя. Причём жалуются даже не воспитатели, а «общественное мнение». Привожу его утром, а они там на прогулку одеваются. Кто-то из детей говорит мне: «А ваш Никита дерётся!» И тут же остальные начинают жаловаться. Несколько раз такое наблюдал. Удивительная спонтанность коллективного сознания. Флешмоб. Впрочем, я подозреваю, что синхронизацию этому коллективному разуму задают все-таки воспитатели.

Затем становится заметно, что на самом деле коллектива нет, а есть отдельные группы по три-четыре человека. Это как раз настоящие, самоорганизованные микро-коллективы. Тут вам и Три Мушкетёра, и «Битлз», и типичный состав современного IT-стартапа. Хотя в детском саду эти группы ещё нестойкие, как молекулы воды в облаке пара. Здесь Кит и начинает вписываться.

Первыми приятелями становятся девочки. «Они дают игрушки», как отмечает Кит. С мальчиками отношения конкурентные, но постепенно тоже возникают альянсы: «Я подружился с Серёжей, а его Петя слушается». Или «Мы дружили с Алёшей, но он стал дружить с мальчиком, который был против нас».

Иногда я помогаю. Одна парочка играла на площадке после садика, мы с Китом подошли, и я спросил, можно ли нам поиграть с ними. Научил их играть в прятки. На следующий день смотрю, тусуются вместе на прогулке.

Ну и наконец, происходит полная «вписка». За неделю до Нового года Кит приходит с заявлением:

– Сегодня был хороший день. Меня все слушали: три Зорры и Ледяная Птица.

Я удивляюсь: как-то быстро. Начинаю выяснять, не было ли каких подвижек в коллективе. Оказывается, у них там ветрянка. И первым заболел пацан, который был вроде лидера. Кит перехватил влияние. Потом бывший лидер возвращается, но, кажется, он уже не рулит. Кит ходит королем… и перед Новым годом тоже выходит из игры с ветрянкой. После праздников всё начинается снова.

Эти игры происходят в фоновом, партизанском режиме, как некая параллельная реальность, спрятанная на прогулках и в других кусочках свободного времени; основное же время занимает официальная деятельность детсада, где надо лепить из пластилина морковки, учить примитивные стишки или просто "вести себя". Поневоле задумаешься, что было бы, если бы морковки и стишки сократить, дав больше времени на свободную коммуникацию и самоорганизацию.

Неудивительно, что я гораздо больше интересовался партизанской частью детсадовской жизни. И даже подкидывал «оружие». Это могли быть мелки для рисования на асфальте. Или каштаны, которые мы любим собирать осенью, а жена потом ругается, что их скопилось в доме слишком много – я предложил Киту взять их с собой в сад и просто раздать детям, каждому по одному. И посмотреть, что будет. Просто как новый повод для контакта, новая игра.

Был случай, когда он потерял на прогулке в саду губную гармошку. Я посоветовал ему сделать общее объявление через воспитательницу. Сделал. И точно: один мальчик видел, где гармошка на улице лежит. Нашли. А я для себя отметил, что они совсем не понимают принципов взаимопомощи: один не догадался сам спросить, другой не подумал рассказать, пока не спросили.

Какое отношение имеют эти истории к школьной травле? Да самое прямое. Травля – это игра, в которую играют дети, которым не дали играть в другие игры. Вот печальный парадокс: школа мучает детей надзором в классах (где много места, много света и есть конкретная деятельность), но при этом оставляет их без присмотра в наиболее критических, в наиболее противоестественных ситуациях, вроде тесных раздевалок и тёмных коридоров.

Принято считать, что дурные привычки «идут с улицы». Но вспоминая уличные и школьные конфликты своего детства, я был поспорил: в школе было хуже. Городок моего детства не относился к благополучным, там жило много досрочно-освобожденных зеков (это называлось «выпустить на химию»), и детки у них были под стать. Тем не менее, даже у них существовала дворовая этика: честные драки поощрялись, а долгие издевательства – нет.