Текст книги "Счастье не приходит дважды"
Автор книги: Татьяна Моспан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
Глава 9
В Москву Шнейдер прилетел утром и сразу же договорился о встрече с Лидманом.
Дмитрий Евгеньевич Лидман был известной фигурой в среде собирателей. Его интересовало все: картины, фарфор, древние монеты, предметы прикладного искусства. Но особый интерес для Лидмана представляло коллекционирование орденов, медалей и старинных знаков отличия. Это было его основной «специализацией». Он был автором нескольких научных работ в области фалеристики, которые стали классикой.
Дмитрий Евгеньевич часто посещал клуб фалеристов, выступал на конференциях, составлял каталоги, словом, вращался в кругу людей, связанных с антиквариатом, а потому был в курсе всех событий. У него имелось собрание орденов и медалей, но оно, к сожалению, не шло ни в какое сравнение с коллекцией Ольшанского.
Часто Лидман выступал посредником при продаже. Гюнтеру Шнейдеру с его помощью удалось совершить весьма выгодные сделки. На вывоз некоторых предметов старины требовалось особое разрешение. Лидмана это не смущало. Пусть у немца голова болит, а его дело маленькое. Сейчас государство хватилось и стало более тщательно контролировать вывоз, а что творилось в 90-е годы! Придумать, как обойти закон, – не проблема. Главное – не попадаться.
Лидман очень не любил рассказывать о себе. Если бы в клубе фалеристов знали о некоторых фактах из его цветной биографии, то репутация известного специалиста заметно пошатнулась бы. Он успел поработать в нескольких музеях.
Именно в период его работы в звенигородском музее оттуда была похищена коллекция палехских шкатулок. Сотрудники в один голос твердили, что это дело залетных воров. Версия, что кража совершена кем-то из своих, тоже выдвигалась. Вот когда Лидман запаниковал по-настоящему! Он был причастен к хищению, но обставил дело так, чтобы об этом никто не догадался. Все обошлось. Версия – она версия и есть. Не доказано ничего – значит, никто не виноват.
Лидман у себя шкатулки не оставил, хотя соблазн был очень велик. Выждал время, нашел покупателя. И не успокоился до тех пор, пока они не ушли за границу.
С тех пор он стал осторожнее. Выступал посредником, проводил оценку, но сам в уголовщину не лез. С Ольшанским вот бес попутал.
Гюнтер Шнейдер вошел в лифт и поморщился. Только в России можно столкнуться с подобным: владеть бесценным антиквариатом и жить в доме с вонючим лифтом.
Дмитрий Евгеньевич встретил гостя с озабоченным выражением лица. Шнейдер, принявший это на свой счет, мгновенно насторожился. Разговор предстоял серьезный, и неожиданностей он не любил.
Впрочем, немец быстро успокоился. Картины, приобретенные по его просьбе Лидманом, ему понравились.
– Хорошо, – говорил он, внимательно оглядывая холсты. – Очень хорошо.
По-русски Шнейдер говорил без переводчика.
– Цены на живопись подобного рода скоро пойдут вверх. – Дмитрий Евгеньевич, не забывая наблюдать за покупателем, почмокал губами.
– Да, – закивал Шнейдер. – Мода!
– А техника исполнения при этом какая! – поддакнул ему хозяин. – Не ленились раньше мастера, не ленились.
Чует немец поживу, вон как глаза разгорелись! Лидман раньше Шнейдера уловил, что на Западе начала входить в моду советская живопись. Сам он социалистический реализм не жаловал. Но дело прежде всего. Нравятся кому-то все эти колхозницы с серпами и снопами пшеницы, птичницы, шахтеры с закопченными лицами, под руководством вождей мирового пролетариата возводящие грандиозные стройки будущего, – и отлично. Он, Дмитрий Евгеньевич, с этой сделки свою долю поимеет. В России на торговле вождями пролетариата в настоящее время капитала не сколотишь. В будущем – может быть.
Лидман помог гостю упаковать купленные полотна.
– Теперь о другом, – начал он. – Я выполнил вашу просьбу. Разыскал следы генерала Петра Краснина. Это было нелегко.
– О! – воскликнул Шнейдер. – Я знал, вы поможете.
Лидман лукавил. След Краснина отыскался неожиданно легко. Нужно было лишь немного пошевелить мозгами. А Дмитрий Евгеньевич для своих пятидесяти девяти лет соображал отлично. И имел множество нужных знакомых. Лидман мгновенно просчитал. Генерал Великой Отечественной? Значит, след можно найти в справочной литературе Воениздата. Он прекрасно знал одного редактора из политической редакции, который работал в Воениздате до сих пор, сам интересовался стариной в меру своих возможностей и не раз пользовался услугами господина Лидмана. Поэтому редактор просьбу антикварщика выполнил с удовольствием. А дальше – дело техники.
– Краснин Петр Григорьевич, как выяснилось, 1908-го года рождения. Но скорее всего ваш клиент… того… помер давно. Вот адрес сына, Краснина Ивана Петровича. – Дмитрий Евгеньевич протянул Шнейдеру листок с координатами.
– Я в долгу не останусь, – обрадовался тот.
– Сочтемся. Значит, как договорились, дня через четыре у меня появятся еще три картины, которые для вас могут представлять интерес.
Обычно разговорчивый, Лидман сегодня явно торопился поскорее отделаться от немца.
– Господин Лидман, у меня к вам есть еще одно дело. Это тоже касается дедовской коллекции. Выяснились новые подробности.
– Хорошо, вы расскажете об этом в другой раз, а сейчас извините. – Он взглянул на часы. – О-о, я уже опаздываю.
Нервничал Лидман, потому что с минуту на минуту должны появиться Могилевский с Драником. Знакомить Шнейдера с ними он не хотел.
«Занудный какой немец, – чертыхнулся про себя антикварщик. – Полчаса теперь будет ходить вокруг да около».
– Один момент. – Немец был непривычно настырен. – Кроме Петра Краснина меня интересует еще один советский генерал. Яков Вершинин.
Озабоченное выражение на лице хозяина усилилось.
– Вершинин? – переспросил он. – Вершинин… – От кого-то он уже слышал эту фамилию.
Раздавшийся звонок прервал его размышления. Так и есть, Могилевский с Драником. пожаловали. У Лидмана мелькнула шальная мысль: может, оно все и к лучшему. Что, если скинуть Шнейдеру одну-две вещицы из богатого улова? Пока милиция шум не подняла, ориентировок нет, немец вполне успеет переправить ценные приобретения за границу. Подумать надо.
Глава 10
Элла Ревенко быстро шла по улице. Зря она села в машину к Ладе Козило, ругала себя женщина. На метро бы прекрасно доехала, а то высадили не пойми где, поворота там, видите ли, нет, и шагай теперь по безлюдной улице, развороченной строителями, ломай ноги.
– Зараза! – Она налетела на камень и запрыгала на одной ноге. – Канав, паразиты, понарыли.
И чего она сюда потащилась? Надо было, как из машины вышла, налево свернуть, но она пошла направо, думая срезать угол, и вот, пожалуйста, нарвалась на стройку. Еще не поздно вернуться, но она не стала этого делать. Сегодняшний день вымотал ее, хотелось поскорее оказаться дома.
Прихрамывая, Элла шла в сторону шумной улицы.
Серьги продать не удалось. Ну не может она сделать такую скидку, не может! Вера говорила, что Козило – женщина богатая и давно мечтает о подобных сережках.
– Сразу купит, – уверяла она. – С тебя еще за комиссию причитаться будет.
Ошиблась Вера. Богатые похлеще бедных торгуются. Новоиспеченная баронесса Козило знала, как взять человека за горло. Несговорчивость Ревенко ее раздосадовала.
– Будем думать, – сказала Козило.
«Может, еще уступить? Положение-то аховое, – с тоской думала Элла и тут же возмутилась: – Ну нет, сколько можно!»
Когда-то серьги с изумрудами подарил ей муж. Она вздохнула. Что теперь об украшениях жалеть, если все кувырком пошло с тех пор, как он погиб! Надо как-то жить. Куда ни глянешь, везде одно и то же. Уж на что Ада Пивоварова бойкая женщина была, и ту укротили.
Подумав об Аиде, Элла тут же вспомнила про мужчину в ресторане. Пока она торговалась с Козило, испытывая жуткое унижение, что приходится это делать, мужчина за столиком исчез.
Аиду Пивоварову Элла знала давно. Несколько раз они даже семьями встречались. Пока у Ады была семья. Сам Михаил Иванович Пивоваров мужик был неплохой, но гулял. Аида его ревновала и устраивала жуткие скандалы.
– Неужели тебе нравится так жить? – пыталась образумить подругу Элла.
– Да пошел он… Мне его деньги нравятся. И пока он меня не обеспечит, будет жить в этом бедламе.
Аида хорошо знала своего мужа и, видно, была в курсе кое-каких его дел. Элле даже стало казаться, что Пивоваров побаивается жену.
– Голой я от него не уйду, пусть не мечтает! – грозила она.
Элла против собственной воли оказалась затянута в один из скандалов. Пивоварова выследила любовницу мужа. Ею оказалась некая Ирина Устинкина.
– Я докажу моему придурку, что он связался с проституткой.
И доказала. Наглядным примером. Подложила Устинкиной любовника. Скандал был жуткий! Элла присутствовала при этом и проклинала все на свете. Аида добилась своего, с красоткой Устинкиной муж расстался. Или сделал вид, но не это было главное. Пивоваров помог жене стать вице-президентом медицинской страховой компании «Эскулап».
– У тебя же нет медицинского образования, – изумилась Ревенко.
– Плевать! Зато я теперь совершенно не буду зависеть от муженька.
Они так и не развелись, а Аида вскоре после этого завела себе любовника.
– Парень – огонь, все при нем. С ума можно сойти! – восхищалась она. – Не чета моему придурку.
За день до гибели Пивоваровой Элла была у нее на даче. Та болтала о том о сем. Из разговора Ревенко поняла, что Аида без ума от любовника, но хочет его слегка проучить.
– Ты бы поосторожнее, – сказала Элла. – Не все такие покладистые мужики, как твой Михаил Иванович.
Аида отмахивалась. Потом она хвасталась перстнем с черным бриллиантом.
Когда Ревенко покидала дачу, у нее на душе было неспокойно. Оглянулась у ворот и в окне увидела чью-то тень. Потом узнала, что на следующий день Пивоварову застрелили.
Ох, и помотали ее по кабинетам в прокуратуре! В память об убитой она не стала рассказывать про личную жизнь Аиды. К чему грязное белье перед всеми трясти? В газетах и без того намеки подленькие появились. Следователям удалось кое-что раскопать. Но не всё. Про Аидиного бойфренда они не узнали. Убийцу, правда, тоже не нашли. Михаилу Ивановичу нервы помотали, но он отбился. Любопытно все сложилось. Его любовницу, эту самую Устинкину, тоже застрелили. И вроде вскоре после убийства Аиды.
Подумав об этом, Элла Ревенко остановилась. Надо же, как странно…
Опять припомнился мужчина в ресторане. К чему она об этом? Ах да, у него на мизинце был надет перстень с черным бриллиантом. С чего она взяла, будто украшение принадлежало Аиде? Разве можно в деталях вспомнить, что было два года назад?
Элла лукавила сама с собой и знала об этом. Она очень хорошо рассмотрела камень и тогда, и теперь. Шестигранник в виде сердца, уголок закругленный. Все сходилось. Перстень Аида сама никому подарить не могла, это было не в ее правилах. Значит, его кто-то взял. Тогда почему ни дочь, ни муж Пивоваровой не сообщили о пропаже драгоценности?
Элла внезапно остановилась. Да потому что они вообще не знали, что перстень существует. Эта простая мысль впервые пришла ей в голову. Ну, конечно, как она раньше об этом не подумала! С дочкой Аида виделась от случая к случаю, та жила отдельно, у нее была своя жизнь, а сам Пивоваров… Элла махнула рукой. Ему вообще до жены дела не было. У самой Ревенко во время следствия про исчезнувшую драгоценность никто не спрашивал.
Элла стояла на пустынной улице, прижимая руки к груди. Получается, что она скрыла важный факт. Что же теперь делать?
«В милицию идти!» – шептал внутренний голос.
Приняв решение, женщина облегченно вздохнула. Пусть разберутся, пусть накажут ее, но она должна все сказать. Занятая своими мыслями, она не заметила, что на противоположную сторону улицы из переулка медленно выполз темный «жигуленок». И остановился.
Когда Элла вместе с компанией Козило вышла из клуба, тот же самый «жигуленок» стоял недалеко от входа. Ревенко, конечно, не обратила на это внимания. Иномарка Козилы тронулась, следом за ней – темный «жигуленок», за рулем которого сидел Назаркин.
Решение он принял, еще когда сидел в ресторане. Приятельница Аиды узнала перстень, значит, ему грозит опасность. А если она его и в окне разглядела, тогда и вовсе хана. «Стукнет эта тетка в прокуратуру, и все, пишите письма». Допустить этого он не мог.
…С Аидой Пивоваровой Геннадий Назаркин познакомился в ресторане. Женщина была навеселе и поносила своего муженька с любовницей.
– Неужели я совсем непривлекательная? – пьяно твердила она.
– Мадам, с чего вы взяли? – Назаркин не зря пользовался успехом у дам. Он умел быть галантным и любезным.
Произвести впечатление на разобиженную женщину труда не составило. И уложить в постель. Не таких укладывал. Утром он проснулся в ее объятиях. Она была хорошей любовницей, но предъявляла непомерные требования. Только и слышалось: «Где был, что делал, почему не звонил?» Геннадий за всю свою жизнь не слышал столько вопросов и упреков.
Дотошность и любопытство Аиды раздражали.
«Не о том спрашиваешь, милая, – иногда хотелось ему сказать. – Поинтересовалась бы, в каких не столь отдаленных местах я находился последние три года».
Аида и представить себе не могла, что связалась с уголовником.
Однажды он не выдержал:
– Говоришь, мужик твой любовницу завел? Да при таком круглосуточном контроле любой деру даст. Я бы на его месте гаремом обзавелся, чтобы не обидно было попреки терпеть. Твою бы энергию да в мирных целях использовать.
Ада опешила, не ожидая отпора.
– В мирных, говоришь?.. – Она закусила губу. – Надо подумать.
– Подумай. И кстати, о том, что я тебе не муж, меня по струнке ходить не заставишь!
– Учту. Только Я не привыкла, дружок, чтобы со мной в подобном тоне разговаривали.
– Какое совпадение, я тоже. – Он насмешливо взглянул на нее. – Слушай, птичка моя, не надо раздражаться, со мной эти номера не проходят.
– А что проходит?
– Слушай, какая муха тебя укусила? – Он, не желая ссориться, поймал ее за голую руку и притянул к себе. – Разве нам плохо было вместе?
– Не трогай меня! – дернулась она.
– Почему? – Он насильно усадил ее в постель. Гнев любовницы его забавлял, а сопротивление даже слегка возбудило. Это для кого-то она вице-президент фирмы, а для него – обычная баба. – Иди ко мне.
– Нет!
– А я сказал – да. Подумаешь, фря какая! Я, между прочим, к тебе в любовники не навязывался, сама предложила.
– Как ты смеешь!
– Молча. Другая бы радовалась, что молодого мужика отхватила.
Он не заметил, как побледнела Аида.
– Оставь меня в покое. – Она стала выворачивать цепко схваченную руку.
– А если нет?
– Тогда… Тогда ты пожалеешь об этом. Думаешь, мне про тебя ничего не известно? Я кое-что знаю. Думаю, твоя деятельность может заинтересовать компетентные органы.
Назаркин онемел. Выследила, сука! И он тоже хорош – расслабился.
– Что ты знаешь? – резко спросил он, а в голове уже прокручивались последние делишки, за которые его можно прихватить.
– Гена! – Она открыла рот от удивления.
По ее реакции он понял, что она ничего не знает, и это взбесило его еще больше.
– Ты кого пугать вздумала? – заревел он, отшвырнув ее в сторону.
Он видел, как она перепугалась, но остановиться уже не мог.
– Что ты, я так, пошутила… – лепетала она, только теперь с ужасом понимая, во что вляпалась.
– А я – нет.
Он застрелил ее из ТТ, который носил при себе постоянно. Сама напросилась. Произошло все у нее на даче, и выстрела никто не слышал. Перстень с черным бриллиантом снял с пальца на память. Она говорила, что приобрела его недавно. Значит, колечко никто не видел, подумал он. И ошибся. Не учел бабскую психологию. Женщины любят похвастаться друг перед другом. Приятельница Аиды была у нее незадолго до смерти, значит, могла видеть.
Больше Назаркин ничего брать не стал. Перед тем как исчезнуть, уничтожил собственные отпечатки пальцев. Торопился и забыл про гильзу, которая осталась валяться рядом с трупом. Испугался, когда в прессе появились комментарии. Потом все затихло. Хрен с ней, с гильзой, успокаивал он себя, на ней тоже не было отпечатков пальцев, он позаботился об этом. Чтобы его прихватить, пистолет надо найти.
Когда сегодня в ресторане заметил, что сидевшая за соседним столиком женщина глаз не сводит с перстня, задергался. Не сразу, но узнал ее. Вдруг она прямо сейчас милицию позовет? Шума дамочка поднимать не стала. Как действовать дальше, он уже знал.
Когда женщину высадили в начале перекопанной улицы, Назаркин понял, что сейчас она останется одна. Иномарка отъехала, других помех вокруг не было.
Бросив машину на противоположной стороне улицы, он кинулся вслед за одинокой женской фигуркой. Обогнув строительную площадку, он внезапно вышел навстречу.
– Вы меня не узнаете?
– Да, – медленно произнесла она. – Я вас видела на даче… у Аиды.
Ну почему бабы такие дуры, изумился он, пряча пистолет.
– Можно подумать, что если бы она соврала, ты бы ее пожалел! – приговаривая, издевательски хмыкнул Назаркин.
Он наклонился над трупом. Как и Аиду, с одного выстрела уложил. Взгляд остановился на кошельке, который вывалился из сумочки. Деньги лишними не бывают. Осторожно, не оставляя отпечатков пальцев, открыл его. Мелочь какая-то, он презрительно фыркнул. А это что? Из небольшого изящного пакетика выпали серьги.
– Ого! – не удержавшись, воскликнул он. – Классные побрякушки. Камешек зеленый… Никак изумруд?
Мелькнула здравая мысль, что драгоценности брать не надо, серьги видные, опознать могут. Но эта мысль задержалась в его голове лишь на секунду. Он вспомнил, какой куш огребли на его глазах Могилевский и Драник. Быстро, ловко – и в дамках. Не то что он, бегает с утра до ночи, пыль глотает. Другие, значит, могут, а он нет? Победила жадность.
– Пригодятся.
Назаркин опустил серьги в карман и огляделся. Никого. Пора сваливать. Может, и на этот раз удастся выйти сухим из воды. Приятельница Аиды мертва, а у мертвых не спросишь.
Глава 11
Первой Тамару встретила кошка Дуська. Она сидела на открытой веранде, щурясь от солнышка, и вылизывала свою замечательную трехцветную шкурку.
Три здоровенных мордастых кота, затаив дыхание, жадными глазами следили за каждым ее движением. Держались они в некотором отдалении, косясь друг на друга, и время от времени злобно завывали, чтобы отпугнуть конкурента.
Дуська никому не отдавала предпочтения и с видом благовоспитанной девицы продолжала наводить красоту на виду изумленной публики, измученной от сладострастного томления. Слабонервных не было, уступать не хотел никто. Бойцы яростно били хвостами, поджидая удобную минуту, чтобы померяться силами. Самым активным и, вероятно, наиболее сексуально озабоченным оказался полосатый. Утробно мяукнув, он прыгнул на веранду.
Тут же раздался возмущенный голос Аси:
– Брысь, проклятые! Совсем обнаглели!
В полосатого полетел здоровый, как колода, армейский ботинок.
Компания усатых ухажеров разбежалась в разные стороны.
Увидев Тамару, Ася пожаловалась:
– Не поверишь, что здесь творится каждый день. Замучилась совсем. Как заорут по ночам, завоют, хоть из дома беги. Так и держу под рукой что-нибудь тяжелое.
– Попала в кого-нибудь? – поинтересовалась Тамара.
– Как же, будут они сидеть, дожидаться! Проворные, заразы.
Дуська, не обращая внимание на Асино возмущение, продолжала тереть лапой мордочку.
«Уж такая я кр-расавица ур-родилась», – щурилась она и, мурлыкая, начала тереться о Тамарины ноги.
– Не подлизывайся, – буркнула Ася на кошку. – Кого ты к дому приваживаешь? Посмотри на этих обормотов нечесаных и на себя. Тьфу, срамота! – Ася возмущалась, как сварливая свекровь. – Сколько раз тебе говорила: не води сюда эту шоблу, выгоню всех, и тебя тоже.
«Не выгонишь! Я кр-расивая».
Своенравная Дуська хорошо знала, что у Аси на нее рука не поднимется. Она любила Тамару, терроризировала няню Оксану, та ее даже побаивалась, а к маленькой Серафиме относилась с пониманием. Ребенок он ребенок и есть. Когда Сима пыталась неловко схватить кошку, Тамара переживала, что Дуська может ее оцарапать. Потом успокоилась, умное животное – все понимала и, если ей что-то не нравилось, просто мягко освобождалась и уходила.
Асю Дуська уважала, но хозяйкой своей не считала. Могла посидеть на коленях, если приглашали, но при этом давала понять, что дальнейших фамильярностей сносить не намерена. Ярослава кошка терпела, понимая, что в доме должен быть мужчина. Она лишь в толк не могла взять, зачем он нужен постоянно. В ее интимной жизни самцы появлялись в определенные моменты. По этому поводу у нее были непримиримые разногласия с Асей.
– Всем хороша кошка, – твердила Ася. – Умна, чистоплотна, не ворует со стола, про мышей и говорить нечего – всех извела, ловкая, шельма, даже птичек ловит. Одно плохо. Не успеешь оглянуться – опять брюхатая. Что ты будешь делать!
Дуська при ее замечательной красоте конкуренток не имела, и возмущение Аси было справедливым.
Тамара сидела в деревянном дедовском кресле-качалке. Как только она приезжала сюда, сразу успокаивалась. Проблемы и недоразумения казались мелкими и незначительными.
– Хорошо-то как, спокойно. – Она, закрыв глаза, слушала скрип старого дерева. – Даже шевелиться не хочется.
– Подожди, матушка, сейчас я тебя озадачу. Ася подошла незаметно. По ее напряженному лицу Тамара поняла, что предстоит серьезный разговор. И не ошиблась.
– …Ты шутишь, – Тома вскочила из кресла. – Какой Рембрандт?
– Какой в музеях висит, – спокойно пояснила Ася.
Серафима Дмитриевна Вершинина была непростым человеком. Она переживала за внучку, боялась, как бы богатое наследство не вскружило ей голову. И приняла своеобразное решение. Часть наследства она решила до поры до времени скрыть. Даже придумывать ничего не пришлось. Она сама о тайнике узнала перед смертью мужа. Яков, умирая, рассказал ей о зеленой папке, которая была упрятана между слоями картона одной из картин. Находка обнаружилась случайно. Картина с двойным дном называлась «Ирисы, засыпанные снегом». Там хранились три рисунка Рембрандта.
Яков Викторович перед смертью просил отдать рисунки в музей. «На наш век добра хватит». Серафима Дмитриевна не послушалась мужа, помня о том, сколько пришлось им пережить из-за привезенного добра. Кто-то жизнью поплатился, их семье еще повезло.
– Сначала лихих людей боялась. А при нынешней власти и слышать об этом не хотела, – покачала головой Ася, согласная со старой хозяйкой. – Говорила, что громадных денег, четыре миллиона этих, как их… евро, – вспомнила Ася, – они могут стоить, а теперь, может, и больше.
– А сейчас они где?
– Где раньше были, там и поныне, – спокойно ответила Ася. – Одно время Серафима Дмитриевна в домашнем сейфе их держала, а перед смертью опять между картоном упрятала.
– В «Ирисы»?
– Да. Мне велела через два года тебе про них сказать.
Тамара молчала. Ася, по-своему поняв ее молчание, вздохнула:
– Ты на бабку не сердись. Она как лучше хотела. Боялась, как бы богатым наследством неприятности на тебя не навлечь. Завистливых да злых людей много. Нотариус этот, Колбин, уж так вокруг нее финтил, так принюхивался, она и испугалась.
– Но ведь два года еще не прошло.
– Не прошло, – согласилась Ася. – Но… – Она пригорюнилась. – Сон мне плохой вторую ночь снится. А ну как, думаю, помру раньше времени, тогда как? Не-ет, я волю Серафимы Дмитриевны исполнить должна.
Тамара, потрясенная, продолжала сидеть в кресле. Преданность Аси не знала границ. Все это было совсем не похоже на то, с чем сталкивалась каждый день.
Сначала, как только переехала жить в квартиру бабки, она побаивалась Аси. Пыталась говорить ей «вы», но старушка ни в какую:
– Ишь, чего выдумала! Как Серафима Дмитриевна называла, так и ты называй. Привыкла я.
В Москву Тамара возвратилась под вечер. «Ярослав приедет – обалдеет!» – ликовала она, заранее предвкушая, как расскажет обо всем мужу.
Но он не собирался приезжать. Об этом Тома узнала поздним вечером. Муж позвонил сам.
– Завтра в шесть утра к тебе заедет Нина Ивановна с Олегом. Передашь ей папку с документами, которые взяла у меня в сейфе.
Мысли Тамары были заняты предыдущим разговором с Асей, и она не сразу поняла, о чем идет речь.
– Какой сейф? Ах, да, – вспомнила она. – Передам, конечно.
– Хорошо.
– Подожди, – запоздало поняла Тамара, – Значит, ты сам возвращаться не собираешься?
– Нет.
– Но ты говорил…
– Тамара, – перебил он, – у меня дела.
– Можешь сказать – какие?
– По телефону нет. Повисло нехорошее молчание.
– Сегодня утром я думала, что мы понимаем друг друга. – Она усмехнулась. – Твоя секретарша значит для тебя больше, чем я.
– Ты ошибаешься. Просто у меня проблемы, о которых по телефону говорить не хочется.
– У меня тоже возникла… – она запнулась, – скажем так – интересная ситуация, которую я хотела бы обсудить с тобой. И тоже – не по телефону.
– Приеду, и мы все обсудим. Извини, нет времени. Все вопросы потом.
– Как знаешь.
Она швырнула трубку. И это называется муж? Раньше он не был таким. Скоро станет деловым, как барон Козило, и будет вспоминать, брюнетка у него жена или блондинка.
– Ну и хрен с ними со всеми!
Она принесла лестницу и сняла со стены «Ирисы, засыпанные снегом».
Ей всегда нравилась эта картина, написанная немецким художником. Белый холодный снег и живые цветы. Здесь присутствовало настроение.
Тайник был сделан отлично. Если не знать о его существовании, невозможно догадаться. Она, следуя наставлениям Аси, стала осторожно отгибать первый слой картона. Показался угол зеленой папки.
Есть! Она услышала громкий стук собственного сердца. На журнальном столике лежали три прекрасно сохранившихся, бесценных рисунка. Затаив дыхание Тамара разглядывала их, боясь прикоснуться. Из середины XVII века на нее смотрел автопортрет, исполненный самым популярным живописцем Амстердама. Харменс ван Рейн Рембрандт!
– Этого не может быть, – прошептала она, все еще не веря собственным глазам. Два других рисунка были фрагментами известных картин.
Она откинулась на спинку дивана. Серафима Дмитриевна была права, упрятав рисунки подальше. За такое наследство могли ограбить, убить, сжить со свету. Она еще раз взглянула на автопортрет гениального голландца. Завтра же отправится в банк и положит бесценные сокровища в ячейку депозитария. Очень жаль, что нельзя этого сделать сегодня.
И все же… Она загляделась на рисунки. Никогда не увлекалась собирательством. Судьба распорядилась так, что ей в наследство достались великолепные коллекции. Каждая была уникальна в своем роде. Старинное оружие, табакерки, гобелены работы фламандских и французских мастеров, картины. Но именно сейчас, глядя на великого художника и вдыхая пыль глубины веков, она, кажется, начала понимать, что движет людьми, которые всю свою жизнь посвящают собиранию предметов старины. Одно дело, когда смотришь на них, упрятанных за стекло, в музее, и совсем другое, когда вот оно, здесь, рядом. К ним можно даже прикоснуться руками.
Нынешнее состояние Тамары можно было выразить лишь одним словом – благоговение. Лишь полотна известных художников способны вызвать такое чувство. Это было то, вечное, что не подвержено сиюминутным настроениям.
Она осторожно захлопнула зеленую папку и заперла ее в домашний сейф.
– Как говорится, не захочешь, да выпьешь. Такое событие надо отметить. Жаль, что в одиночестве.
Тома не относилась к курящим дамам. Раньше она сигаретный дым на дух не выносила. Последнее время стала позволять себе изредка выкурить дорогую сигаретку. Так, баловалась от случая к случаю. Сейчас захотелось покурить.
– Черт, – она рылась в столе, – в верхнем ящике недавно видела…
Ярослав, находя у жены сигареты, немедленно их выбрасывал.
– А-а, – вспомнила она, – я сегодня в клубе пачку купила.
Вытряхнув все из сумочки, увидела Юрину визитку. Сергей… Теперь ее мысли потекли совсем в другом направлении.
Юра сказал, что Сергею плохо. Тогда почему не позвонил сам, ведь не врагами же они расстались?.. Если бы она была ему нужна, он давно объявился бы. Два года назад все было по-другому. Стоило только намекнуть, что у него сложности, как она мчалась к нему, забыв обо всем на свете.
– И ничего хорошего из этого не получилось, – мрачно констатировала Тамара.
А потом еще долго сидела в кресле, тупо уставясь в пространство.
«Может, Юре позвонить? – нерешительно подумала она и тут же возразила себе: – Нет!»
К чему нелепые уловки? Если ее интересует Сергей, значит, и разговаривать она должна с ним. Тома закрыла глаза. Чтобы позвонить Сергею, ей незачем заглядывать в записную книжку, потому что его телефон она помнила наизусть. Сколько раз за это время начинала набирать его номер и бросала трубку. Сейчас ее тоже что-то останавливало.
Тамара почувствовала, что жутко устала. Не надо сегодня никому звонить!
Она сидела на кухне, потягивая вино из бокала. Слишком много впечатлений для одного дня: поездка на фирму Ярослава, нервные переговоры с ним, посиделки в клубе, неожиданная встреча с Юрой, противная морда Стаса Наумова, который сидел за соседним столом, а рядом с ним – самодовольный красавец. Таких называют опасными типами. Почему у «братца» Стаса все дружки такие?
Она резко поставила бокал на стол. Это не ее печаль. Может, хорошо, что муж сейчас в Германии, вдруг подумала она, не надо ничего объяснять про Полковника. Ярослав с самого начала был против того, чтобы она воспользовалась его услугами. Тамара нахмурилась. Похоже, Ярослав, как всегда, был прав. Появление Полковника грозило неприятностями.
Она закрыла глаза. И тут же, как наяву, увидела три изображения великого художника. Суета сегодняшнего дня, волнения, встречи, разговоры – все казалось сейчас незначительным. Рисунки гениального живописца были вечными.
Надо же, Тамара опять вспомнила редко употребляемое слово и медленно произнесла его вслух:
– Бла-го-го-ве-ни-е!
Принесет ли счастье неожиданно открывшееся новое богатство?
