Текст книги "Мой папа рок-звезда (СИ)"
Автор книги: Татьяна Ветрова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
27. Алевтина
Опасливо кидаю взгляд в сторону входной двери и вздрагиваю от мысли, которая слишком быстро и беспощадно пробирается в голову, да так и оседает в ней, в надежде добить меня окончательно.
Я совершенно не хочу заходить в дом и держать ответ перед сыном, заранее зная, что не выдержу столкновения столь разных характеров. В данный момент я морально истощена, выжжена дотла. Во мне не осталось ничего, чтобы держать удар еще и перед ребенком. Подростком, чьи бунтующие гормоны с каждом днем дают о себе знать все больше и больше.
Ох, этот подростковый возраст. Сколько еще сюрпризов ждать впереди – неизвестно.
Зная характер сына с детства, я уверена, что он не сможет промолчать. У него такой возраст, что эмоции бушуют через край, и утерпеть, когда тут был такой скандал, что впору напиться и забыться, он не сможет. И будет прав.
Сжав до боли кулаки, так что ногти впиваются в ладони, глотаю соленые слезы и устремляю тревожно-отсутствующий взгляд вдаль. Туда, где течет буйная река, а за ней простирается кромка зеленого леса.
Когда Антон был маленький, мы часто ходили туда на пикник, иногда к нам присоединялась бабушка. Она была моим спасением, моим кругом, не позволяющим утонуть в этом жестоком и несправедливом мире. Ее помощь была безгранична и своевременна, и… мне ее так не хватает. Моего ангела.
Усмирить буйный характер Антона было тяжело, он рос чересчур активным парнем. Его интересовало абсолютно все, до чего он мог дотянуться и потрогать. И камешки речке не стали исключением. Первую свою истерику, с которой я, молодая мать, кое-как справилась, он устроил как раз там, на речке, когда увидел на дне камешки. В свои неполные четыре годика он довел меня до нервного срыва, на восстановление ушло тогда несколько долгих месяцев.
Антону всего лишь захотелось помочить ножки, он снял сандалики и сделал вид, что забыл о моей маленькой, но такой важной просьбе. Я просила не заходить в воду босыми ногами. Скандал тогда был жуткий, бабушка защищала любимого внука, а я пыталась объяснить им обоим, что сын неправ. В итоге все закончилось тем, что оба дулись на меня практически сутки. И ладно сын, но бабушка?
С тех пор я заранее стараюсь сглаживать острые углы, не могу я смотреть, как он дуется на меня и кидает в мою сторону обижено-презрительные взгляды. В такие моменты мне всегда кажется, что в его глазах я выгляжу демоном, воплощением ада, который посягает на личное.
Я уверена, что стоит мне зайти в дом, как тут же попаду в допросный «коридор» с пристрастием. В итоге мы поругаемся, потому что каждый останется при своем мнении и будет уверен, что он прав. Не отрицаю, в произошедшем есть и моя доля вины. В последнее время я стала слишком рассеянной, часто забываю о мелочах. Вчера пыталась списать мрачное состояние на погоду, но она прекрасна как никогда, немного подумав, пришла к неутешительному выводу – депрессия. Во всех моих бедах и невзгодах виновата она и только она. Из-за нее я растерялась в ресторане и не смогла вовремя отказать, из-за нее я забыла про кольцо на безымянном пальце, а ведь еще в ресторане оно жгло палец и просилось на волю. Что же случилось после? Как я могла о нем забыть?
На ватных ногах делаю шаг вперед, влажными от страха руками опираюсь на кованые перила крыльца и пустым взглядом смотрю вдаль. Перед глазами закатное солнце, оно прячется за кромку леса. Цепляюсь за него, как за ниточку, способную подарить тепло, которого так не хватает сейчас. Мне необходимо отогреть тело и измученную годами душу. Найти внутренний баланс. Может, так я смогу поговорить с сыном.
Прикрываю веки и вдыхаю легкий, сладкий аромат пионов. Он проникает в глубь меня, волнами расходится по телу. Мне становится немного легче. Совсем немного.
– Он любит тебя, – со стороны двери звучит тихий голос сына.
Вздрагиваю, боясь оглянуться и увидеть в его глазах осуждение. Оно ударит по мне слишком сильно.
Я не готова.
– Прошло слишком много лет, – произношу в никуда. – За это время многое изменилось.
– Только у него ничего не изменилось!
Жмурюсь, прикусываю до боли губы и мечтаю исчезнуть. Слишком больно слышать подобное из уст родного сына. Слишком больно, чтобы вынести это одной.
Вздрагиваю и крепче сжимаю перила, когда за спиной раздается новая волна упреков:
– Он любит! Любит! Когда ты уже это поймешь? – всхлипывает на последнем слове сын. – Ты такая глупая, мам.
Не хочу оборачиваться. Но мне все же приходится взять себя в руки и повернуться, чтобы убедиться в догадке. Красное от злости лицо и заплаканные глаза родного ребенка, в которых плещутся волны ненависти и непонимания ситуации в целом, причиняют такую боль, что я не выдерживаю и начинаю плакать сама.
Неосознанно делаю шаг вперед, протягиваю руку и… будто получаю пощечину. Антон упрямо трясет головой и отступает назад, вниз по ступенькам.
– Антон, все очень сложно, – пытаюсь донести до детского сознания, что не все так просто в этой жизни, и есть ситуации, которые по щелчку пальцев не решаются. Что у взрослых есть причины не быть вместе. Да, порой они глупы и наивны, но они есть. И это «есть» рано или поздно может стать причиной большого конфликта. Взять, к примеру недоверие. Это просто замечательный повод для ссор. Для расставания любящих сердец.
– Сложно? У вас, взрослых, все всегда сложно, правда, мам? Вы сами усложняете себе жизнь. Не проще ли было сказать ему, что любишь? Что сложного в том, что признаться самой себе в правде и вернуть мне отца? – схватив пластмассовую лопатку для обуви, с нескрываемой злостью надевает кроссовки.
Только сейчас я замечаю за плечами сына «толстый» рюкзак и дергаюсь в его сторону. Он поднимает на меня пасмурно-серые глаза, хмурит брови, заметив рывок. Я торможу, ни сделав ни шагу. Мне совершенно не нравится то, что я сейчас наблюдаю, но еще больше мне не нравится возможность потерять его доверие.
– Антон, успокойся, пожалуйста, – выставляю перед собой руки в примирительном жесте и отступаю в сторону, преграждая путь к побегу. – Ты понимаешь не все. Все очень сложно, – трясу головой и сжимаю кулаки. Боль растекается по телу, оседает в груди и давит, причиняя адскую боль.
– Конечно, я же еще маленький ребенок. Куда мне до вас, взрослых, – злорадно усмехается и с психом швыряет лопатку в угол. Она ударяется о вазу, оглашающий звон бьет по нервам и заставляет крепче сжать кулаки. От безнадежности. Лопатка с грохотом летит на пол, вместе с ней летят надежды на мирное разрешение конфликта. – А ты взрослая и все понимаешь? Только вот нет, ты ничего не понимаешь! Слышишь? – кричит, тыча в меня указательным пальцем. – Ты не понимаешь! И не видишь, как папа страдает. Что сложного в том, чтобы дать ему шанс? Он же любит нас и часто приезжает в гости, а у него ведь работа. Он по ночам работает, я сам это видел. А еще видел, что ты постоянно от него шарахаешься, будто он прокаженный какой-то. Но он мой отец! И я люблю его! Слышишь?
Я ошеломлена.
Такой бурной реакции от сына я не ожидала. Он никогда не позволял себе таких слов и тем более эмоций, последние несколько лет так вообще тишь да гладь была. Стою, хлопаю ресницами и думаю, что ему сказать на все это. А еще откуда он знает, что его отец работает ночами, думая, что мы спим? Неужто сын за ним подглядывал так же, как и я? Да не-е-е. Быть такого не может.
– Антон, прошло слишком много времени, и мы с твоим отцом во многом изменились. Стали слишком разными, – пытаюсь вразумить сына, остановить и нормально поговорить, но это оказывается выше моих сил.
Зло зыркнув на меня, он спрыгивает со ступеньки и поднимает с газона велосипед.
– Ты врешь! Просто ищешь отмазку, чтобы не прощать его.
А ведь не поспоришь.
Сын действительно прав. Все на самом деле так и есть. Я просто ищу отмазку, чтобы не прощать его и… себя.
– Позволь поинтересоваться, а куда ты собрался в таком виде на ночь глядя? – взмахиваю рукой, делая акцент на его ногах. На нем домашнее трико с вытянутыми коленками. Он так и не переоделся. Но хуже то, что он никогда в таком виде не выходил за пределы двора.
– А разве это так важно? Я думал, что тебе и на меня плевать, – вцепившись в руль велосипеда, приподнимает переднее колесо и разворачивает свой агрегат в сторону калитки.
Вспыхнув, как спичка, от таких язвительных слов, подлетаю к ошалевшему от моей скорости сыну и впиваюсь ногтями в седло. Не отпущу! Ни за что в жизни.
– Ты что такое говоришь? Немедленно оставь велосипед в покое и иди в свою комнату, – бросаю на него гневный взгляд, раньше он всегда срабатывал. – Мы обязательно поговорим, когда оба успокоимся.
– И не подумаю, – со всей силы дергает на себя велосипед, я еле сдерживаюсь на ногах, – Отпусти! Хватит! Я уже не маленький и сам могу решать, с кем хочу быть.
В какой-то момент я осознаю, что если продолжу борьбу, то сделаю только хуже. Через не могу, через не хочу разжимаю пальцы и отпускаю. Словно под гипнозом наблюдаю, как дергается велосипед, как ухмыляется и прячет глаза сын. Я замираю в немом шоке. Только грохот собственного сердца, напоминающий о том, что я еще жива, не дает уйти в себя. Мне страшно! Такое чувство, что только сейчас я познаю по-настоящему переходный возраст подростка. Когда эмоции бушуют, когда их захлестывают взрывные волны, и подростки просто не в состоянии найти себя.
– Куда собрался? – выдыхаю, сжимая в кулаках низ длинного свитера и непрерывно продолжая следить за дергаными движениями сына.
– К отцу. Он хотя бы понимает меня, – Антон запрыгивает на велосипед и скрывается за углом дома.
Пять.
Ровно пять секунд мне требуется для того, чтобы стартануть следом за ним. Встряхнув головной и прогнав самые ужасные мысли, которые успели пробраться внутрь меня, выруливаю за угол дома. Ноги несут вперед, изо рта вырываются крики и вопли.
– Он уехал, – кричу, подбегая к закрывающейся от ветра калитке, – Антон, остановись, пожалуйста.
– Уверен, что ради меня он вернется обратно, – оглядывается назад и кричит, только вот ветер уносит часть слов, до меня долетает меньшая их часть. – Домой вернусь, когда ты помиришься с отцом.
Обессилено опускаю руки, разворачиваюсь и возвращаюсь домой. С самого утра день не задался, про вечер вообще молчу. И кого во всем этом винить – я не знаю. У сына переходный возраст, эмоции льются через край. У Антона одно желание – вернуть свое. И это его «свое» убивает. Ну а я просто запуталась.
Захожу в дом и первым дело набираю ЕГО.
28. Антон старший
– Черт! – швыряю телефон на пассажирское сиденье и устремляю взгляд на дорогу.
Какого черта ему дома не сидится? На улице поздний вечер, практически ночь на дворе, мало ли что может случиться. Он же еще ребенок совсем. И так по кругу.
Психанув, резко даю по тормозам. Свист шин и запах горелой резины немного приводят в себя, смотрю в боковое зеркало и, не обнаружив препятствия в виде машин, следующих за мной по пятам, выкручиваю руль влево и резко даю по газам. Мысль о том, что в данную минуту нужно быть благоразумным, задвигается на задний план и прячется на задворках сознания. Все, что меня волнует, – это сын.
До поселка долетаю за считанные минуты, на въезде обнаруживаю пропажу. Улыбка так и хочет расплыться по лицу, но я изо всех сил держу ее. На хрен не надо, чтоб Антон ее увидел. Подумает еще, что я ноги готов ему целовать. Нет, даже если это и так, то точно не таким способом. Отец никогда не позволял мне манипулировать им, и я того же мнения.
Торможу на обочине и хрен знает для чего включаю аварийку. Нервное, наверное. Достаю из бардачка заначку и вылезаю из салона, не забыв прихватить зажигалку. Антон останавливается напротив меня и смотрит упрямым взглядом, не моргая. Я молчу, выжидаю хрен пойми что. Что-то мне подсказывает, что малый такой же упертый, как и я в его годы. Ни при каких обстоятельствах первым не начнет каяться в своем косяке. А то, что он накосячил, так это и ежу понятно.
Облокотившись на капот, делаю затяжку. Жду, когда же он заговорит. На часах десятый час, завтра рано вставать. Если не повезет, придется ехать в командировку, в соседний город. Повезет, так засяду за работу дома. Переться в офис нет никакого желания, да и присутствия моего там пока не требуется. Ребята на меня работают отличные, претензий у меня нет. А вот к сыну есть. Пошла шестая минута, а он молчит, словно в рот воды набрал.
М-да, его упрямству можно позавидовать.
Избавляюсь от окурка, засовываю руки в карман брюк и молча продолжаю испытывать на прочность сына. Мне вот даже интересно, когда он собирается сдаться? Семь минут, и ни единого звука, только упрямый взгляд и вздернутые вверх брови. Они прямо так и кричат, что хрен что я из него выбью.
– В машину садись, – произношу, полностью капитулируя перед сыном. – Велосипед, – киваю на транспорт передвижения и протягиваю руку.
Антон усмехается, демонстрируя мне ряд белоснежных зубов, а у меня прямо руки чешутся дать ему подзатыльник. Так, для профилактики.
– Живо! – рявкаю, отбирая велосипед и скрываясь за машиной. Мне еще не хватало, чтобы он мою неуверенность увидел. Всю жизнь потом будет припоминать этот случай.
– Мама сдала? – интересуется, удобнее устраиваясь на пассажирском сиденье и натягивая на себя ремень безопасности.
– А ты как думаешь? – смотрю на него и удивляюсь. На лице ни грамма беспокойства и только взгляд, который он норовит от меня спрятать, выдает с головой. Не все потеряно, что очень радует.
Антон не отвечает. Молча достает наушники, втыкает в уши и отворачивается. Решаю пока не трогать его, дать время обо всем подумать самому. Аля права, нам всем есть о чем подумать. И думаю, что нам не помешает собраться вместе и обо всем поговорить. Иначе все так и будет продолжаться, эта битва не закончится чей-то победой. Победителей просто не будет.
– Где будешь спать? В комнате или в зале? – киваю на разобранный диван, когда мы проходим в гостиную.
– Мне без разницы, – Антон кидает на пол ранец и заваливается на диван.
Надо же, а я уже и забыл, какой он, этот подростковый пофигизм.
– Значит в гостиной, – делаю вывод, заметив, как он переворачивается на живот и подминает под себя подушку, чтобы было удобнее смотреть телевизор. Надо же, как мы похожи. – Еды в холодильнике нет, закажи что-нибудь. Карта вот, – кидаю на стол пластиковую карту и направляюсь в ванную, чтобы еще раз обо всем подумать. – Я в душ.
Надо позвонить Але и сказать, что наш сын у меня. Вернее, было бы правильно, если бы она уже об этом знала. Но ни у меня, ни у сына просто не было сил поставить ее в известность. Он, понятное дело, обиделся на несправедливость, посчитал, что Аля неправа, ну а я просто трус. Во мне не осталось сил, чтобы взять телефон, набрать заветные одиннадцать цифр, что в памяти выгравировали, словно татуировку – навечно, без права на забыть, – и поставить ее в известность. Она, наверное, бедная моя, вся измучилась от неизвестности.
Надо позвонить, набатом звучит в голове. От злости на себя стискиваю челюсти, до побелевших костяшек сжимаю кулаки и лбом опираюсь о темную плитку ванной. Рык, не подающийся контролю, вырывается из грудной клетки и гулом отдается в ушах. Кулак влетает в стену, только вот боль, постепенно расползающаяся по телу, не приносит долгожданного облегчения. У меня по-прежнему нет сил слышать ее голос. Голос, который столько лет преследовал меня во сне, звал с собой и обещал сладкие грезы.
Кольцо на ее пальце – точка в наших отношениях.
Все мои попытки исправить прошлое, достучаться до ее сознания и вместе с ней построить наше счастливое будущее заново летят коту под хвост. Ее невозможно переубедить, до нее невозможно достучаться, и это ужасно злит. Просто выводит из себя.
Выводит настолько, что я и забыл, когда в последний раз в этой квартире не прикладывался к бутылке. С такой женщиной, как Аля, красивой и смелой, вредной и недоступной, невозможно не свихнуться. И кажется, я понемногу начинаю сдавать.
– Матери звонил? – интересуюсь, переступив порог гостиной и окидывая комнату на предмет изменений.
Походу, нет.
Немудрено, своим скандалом мы знатно потрепали сыну нервы. А если учесть, что у парня в самом расцвете стадия переходного возраста, то каяться перед Алей придется все же мне.
– Нет и не собираюсь.
Что и требовалось доказать.
Все внимание сына занимается тупая комедия про студентов, желающих только развлекаться.
– Позвони, – настаиваю, протягивая телефон.
– Нет, – машет головой сын. – Не видишь, я телик смотрю.
Кидаю недовольный взгляд на плазму и еле сдерживаюсь, чтобы не зарычать. Конечно, полуголые девицы куда важнее родной матери.
– Антон, – как бы я ни старался, но из меня вырывается такой рык, что плечи сына вздрагивают. Но, черт возьми, он слишком быстро берет себя в руки и дальше включает игнор.
Знаю, я далеко не идеальный отец и вряд ли в ближайшее время таковым стану, мне еще многому придется научиться, но черт бы меня побрал, даже сейчас я понимаю, что для нас всех будет лучше, если именно он позвонит Але. Именно его голос она мечтает услышать.
Не мой.
– Сам позвони.
Сжимаю кулак и втягиваю в себя губы, полезная привычка таким способом затыкать себе рот, чтобы не наговорить лишнего. С каждым словом сына мне все труднее удается сдерживать в себе накопившуюся за столь короткое время злость. Обессилено кидаю взгляд на экран смартфона и на долю секунды теряюсь. «Вот баран упертый, и как мне теперь быть?» – запоздало мелькает в голове мысль.
– Антон! – неожиданно для себя повышаю голос, потому что это ну ни в какие ворота не лезет. – Немедленно позвони маме!
– Что Антон? – подскочив на диване, впивается в меня недовольным презрительным взглядом сын. Глаза у него мои, пасмурно-серые, когда в теле полыхает злость – как сказала Аля. – Давай еще и ты на меня наори, я же ребенок, который ничего не понимает в этой жизни, – кричит, едва не всхлипывая.
М-да, кажется, в воспитании я полный профан.
– Прости, просто эмоции зашкаливают, – падаю в рядом стоящее кресло и кладу руки на колени, обессилено опускаю голову вниз. – Я устал, – выдыхаю, сжимая и разжимая пальцы на правой руке. После удара о стену остались ссадины и легкое недомогание. – Антон, за этот небольшой промежуток времени я очень сильно устал. И не столько физически, сколько морально. Аля, она сейчас другая, и мне сложно до нее достучаться, понимаешь? Она так же не слышит меня, как и тебя. Нам нужно просто это принять и подождать еще немного. Совсем чуть-чуть.
– Не защищай ее! Все она слышит, просто не хочет, чтобы у меня был папа.
– Она хочет, – с грустью усмехаюсь, вспоминая вкус ее губ и слова, случайно брошенные много дней назад на кухне: «Антону нужен такой отец, как ты». – Поверь мне.
– Нет! – разозлившись, Антон добавляет громкости на телевизоре и отворачивается.
– Антон, разве она запрещает нам с тобой общаться? – повышаю голос, чтобы перекричать гамон тупых звуков и привлечь внимание сына к себе. У меня это получается. Удивленный взгляд пасмурно-серых глаз впивается в меня так, что мне становится неловко, и, чтобы скрыть эту самую неловкость, что свалилась на меня так неожиданно – я просто усмехаюсь. В этот раз добродушно. – Вот видишь. Она не против нашего общения, а это уже показатель ее понимания ситуации в целом. Она против моего общения с ней, потому что ей до сих пор тяжело поверить, что я есть. Разницу понимаешь? – разжевываю истинную причину конфликта.
Образовавшаяся тишина тяжелым грузом давит на плечи, заставляя меня встать с места и размяться. Сцепляю пальцы в замок и вскидываю руки вверх, и все это под недоумевающим взглядом сына. Свою часть я выполнил – объяснил причину конфликта между мной и его мамой, как мог, теперь дело за ним. Осознать и принять. На первый взгляд кажется, что сделать это несложно, но возраст… в его годы я чудил вещи похлеще побега из дома.
– Вы помиритесь? – спустя минуту звучит с надеждой детский голос.
– Да. Я сделаю для этого все.
Не вру. Потому что действительно готов из кожи вылезти, зубами вырывать золотой билет в счастливую жизнь.
– Обещаешь?
– Обещаю.
29. Антон младший
Удивительный, загадочный вид радуги впечатляет. Никогда раньше не задумывался о том, что многоцветный мост способен зачаровать настолько сильно. Я уже битых полчаса не могу отвести взгляда. Перед носом то и дело маячит Лулу, что-то говорит, но я не слышу. Все мое внимание – ей. Радуге. Впервые мне кажется, что этот мост фантастический, нереальный. Как бы странно это ни звучало, но он заставляет верить в сказку. В ту, в которой все мечты сбываются, даже самые нелепые.
– Эй, сказочник, хорош мечтать, – вырывает из сладких мечт Лулу.
Усмехаюсь и нехотя перевожу на нее взгляд. Она красивая. Всегда была красивой, еще в садике мне удалось это заметить. Маленькая, невысокого роста и с огромными зелеными глазами. Дюймовочка.
– Хватит прыгать, сядь уже, – машу в сторону свободных качелей, приглашая присоединиться ко мне.
Час назад мы нагло оккупировали детскую площадку. Особенно свои любимые качели. Если бы не Лулу, меня бы здесь точно не было, даже несмотря на то, что я и сам не против покачаться немного.
Но я же парень. Да и возраст несолидный уже на качелях качаться.
– У тебя есть план? – вырастает передо мной зеленоглазое творение, заставляя резко затормозить, чтобы не сшибить ее ненароком и не полететь вместе с ней на мокрую после дождя землю.
– С ума сошла?
Торможу носками новых «Джордан» и вытягиваюсь по струнке. Седло от качелей бьет в копчик, но глаза цвета летней зеленой листвы гипнотизируют так сильно, что я не смею даже сморщиться от боли. Замираю напротив девушки, руками цепляюсь в старые, местами ржавые цепи. Нос улавливает сладкий цветочный аромат духов, трясу головой и отступаю в сторону. Закрываю рукой нос и выставляю перед ее лицом раскрытую ладонь.
Знает, что я терпеть не могу такую сладость, и все равно с ног до головы ею обливается.
– На тебя скоро все пчелы с округи слетятся, – намекаю, что она сказочно переборщила с духами. – И вообще, это ты у нас генератор идей, так что вперед.
Прикусив щеку, Лулу отворачивается. Я успеваю заметить, как покрылись румянцем ее щеки. Снова смущается. Ну девочка девочкой, честное слово.
Несмотря на то, что в нашей пацанской компании Лулу единственная девчонка, которую мы всегда берем с собой с малых лет, она все равно не может привыкнуть к нашим выходкам. Вместе мы и яблоки воровали, и по крышам лазили, и на речку убегали. А она все смущается.
Хорошо, что хоть истерики, как я, не закатывает.
– Может, устроим им свидание, – садится на качели, с которых минутой ранее я спрыгнул, чтобы не повалить ее на сырую после дождя землю.
– Нет, – машу головой. – Они не придут не него. Знаешь, – кидаю задумчивый взгляд на Лулу и усмехаюсь, ловя ее интерес, – иногда мне кажется, что они ненавидят друг друга.
– С чего ты взял такой бред? Они твои родители.
– И что? – вскидываю бровь, ожидая ответа. Лулу молчит. Опустив голову, стыдливо отводит в сторону взгляд. Я не хотел ее цеплять, просто к слову пришлось. У нее в семьи давно родители ругаются, но разбегаться почему-то не спешат. – Прости.
– Все нормально, – откинув назад голову, раскачивается.
Легкий ветер подхватывает светлые пряди волосы, заводит с ними безумный танец. Лулу расплывается в улыбке, раскачивается все сильнее и сильнее. В какую-то минуту мне кажется, что она улетит туда, где всегда хорошо.
Есть в нашей детской фантазии планета под названием «Счастье». Именно туда, впечатлившись детскими мечтами, стремится Лулу.
Подруга детства моего.
– Лулу?
Зову девушку, привлекая внимание.
– Чего тебе, сказочник?
Вот вредина.
– Отец вторую неделю к нам не приезжает, а если приезжает, то только за мной.
Давай же, генератор нелепых идей, выкинь очередной фортель, чтобы я повелся.
– Может, он просто не хочет, чтобы тетя Аля лишний раз страдала?
Бинго!
И как я, дурак, до этого не додумался?
Смотрю на Лулу внимательным взглядом и прям чувствую, что да. Она права. Хотя чего это я удивляюсь?
– Может, и так, – задумываюсь над ее словами и погружаюсь в глубокие раздумья. Срочно нужен план, чтобы немедленно свести двух глупых, но ужасно влюбленных в друг друга людей. Не понимаю, почему они ведут себя как чужие, когда при встрече что у одного, что у другой глаза горят. – Слушай, а давай обманем их?
Лулу замирает, постепенно тормозит качели и, приподняв бровь, кидает на меня удивленно-задумчивый взгляд.
– Допустим, – кивает, снова раскачиваясь. – И как мы это сделаем?
Молчу.
Лулу задала вопрос, на который у меня просто нет ответа. Оглянувшись по сторонам и не найдя ничего для себя интересного, поднимаю голову в поисках радуги. Не могла она так быстро раствориться. Чудо природы нахожу за зданием дома культуры, точнее, остаток. Красочный мост почти растворился на фоне ясного неба. Но даже малая его часть, конец или начало, дарят удивительное чудо. Настолько удивительное, что идея «примирения» моментально приходит в голову.
– Ну, с корабля они вряд ли сбегут, – загадочно улыбнувшись, кидаю хитрый взгляд на Лулу.
Ее нереально большие зеленные глаза становятся еще больше. В них появляется такой любимый мною азарт и то, что я часто называю: «Лулу, о нет. Это будет катастрофа!»
И о да. Это будет двойная катастрофа.
– Предлагаешь устроить свидание на корабле?
– Ага, и свадьбу сразу, – довольно улыбаюсь. – Только на пароме.
– Прости? – глаза цвета лета ошеломленно впиваются в меня, заставляя в груди все ликовать. – Ты сейчас серьезно?
Киваю и прыгаю на соседние качели. Несколько лет назад я нашел мамин дневник, она до сих пор не знает, что я прочел его от корки до корки и знаю про все ее мечты.
– Помнишь, я года два назад говорил, что родители хотели отметить свою свадьбу на пароме вместе с друзьями. А еще я видел такое в каком-то молодежном фильме, с тобой вроде и смотрели его.
– Это невозможно, – смеясь, подскакивает на месте Лулу.
– Чей-то невозможно? – окидываю с ног до головы насмешливым взглядом девчонку. – Как по мне, то все очень даже возможно. Сложно, но возможно.
– Антон, это выходит за рамки допустимого! – пытается остановить меня подруга, но слишком поздно. Мысли, словно «Сапсан», несутся вперед. В голове частично даже наметился план безумных действий. Конечно, придется воспользоваться мощью тяжелой артиллерии, но думаю «она» не будет против. Это самая артиллерия.
– Да о каких рамках ты говоришь? Я с мамой до сих пор на ножах, она отказывается понимать меня, а я ее. Отец держится от нее на расстоянии. Со стороны кажется, что все хорошо, но на самом деле нет. Прав дядя Матвей, родители оба слишком уперты, и им срочно нужно помочь. И да. Я семью хочу! И раз эти двое не могут сделать все сами, значит, нужно им помочь.
– Как мы это организуем? – вздохнув, с недоверием произносит Лулу.
– У папы есть шикарные друзья, которые готовы в лепешку расшибиться, только бы он не словил депресняк, – подмигиваю ошеломленной Лулу и достаю из кармана толстовки новый телефон, чтобы набрать номер одного из дружков отца.
– Ты молодец, – Лулу целует меня в висок и улыбается. – Горжусь тобой, – треплет прическу, заставляя вскочить с качелей и отпрыгнуть назад. Ненавижу такую ее ласку, но все равно чаще позволяю, чем запрещаю это делать.
– Дядя Матвей, нужна ваша помощь, – произношу, слыша в ответ простое и уверенное «Да».
