Текст книги "Мой папа рок-звезда (СИ)"

Автор книги: Татьяна Ветрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

24. Антон старший

– Может, хватит? – лениво произносит Карим.

Смотрю на него и еле сдерживаюсь, чтобы не врезать по самодовольной морде. Сидит весь такой счастливый, что аж бесит.

После инцидента с Алей, недолго думая, я заехал в магазин, набрал бухла и ломанулся к Матвею, заранее того предупредив. Мысль о том, что друг будет мне не рад, меня тогда не посетила. Оказалось, что я даже вовремя, застал Карима, который собирался уезжать к себе, но, увидев мою кислую рожу, достал телефон и, позвонив Софии, сказал, чтобы она с детьми его не ждала. Какой ответственный семьянин, аж бесит.

Бесит гребаное счастье, которое есть у них, но нет у меня и Матвея. И если у того все наладится, то мне придется потрудиться, чтобы принять произошедшее как должное. Все-таки это прошлое, а его ни вернуть, ни исправить. Остается только жить с ним.

– Что ты хочешь этим сказать? – останавливаюсь и впиваюсь в него непонимающим взглядом. Меня трясет, хочет разнести тут все к чертям. Останавливает только то, что Матвей за такое уложит на лопатки на раз-два. Кто бы что ни говорил, но мне до его комплектации бодибилдера далеко. – Чтобы я вернулся и простил ей сделанное? Так я простил! Представляешь? – с психом развожу в стороны руки и усмехаюсь. Да, вот такой вот я подкаблучник, что простил.

Сразу же.

Приподняв уголок губ в подобии улыбки, что скорее похожа на оскал хищника, подхожу к столу с импровизированным фуршетом. Кроме нескольких бутылок алкоголя, здесь есть сыр и колбаса, нарезанная крупными ломтиками. Взяв в руки первую попавшуюся, делаю глоток обжигающей жидкости. В горле становится тепло, это тепло волнами прокатывается по телу. В который раз убеждаюсь, что гадость, а греет.

– Не могу я на нее злиться. Понимаю, как тяжело ей было, но черт возьми. Мне нужно время, чтобы все это дерьмо уложить в голове и спокойно с ней поговорить. Я же вспыльчивый, как хрен знает кто. Наговорил бы ей лишнего и как бы потом все это расхлебывал? – окидываю парней уставшим взглядом.

– Тогда сядь и не рыпайся! – рычит рядом стоящий Матвей.

Кидаю на него недовольный взгляд, но быстро успокаиваюсь. Ситуация у него не из простых, но в этом он сам виноват. Не стоило соглашаться на развод и отпускать женщину, в которую влюблен с университета.

– Вы помирились? – кто-нибудь откусите мне язык.

– Ты серьезно? – Матвей впивается в меня таким взглядом, что меня передергивает. – Ты серьезно полагаешь, что если бы мы помирились, то я находился бы здесь? В этом убогом доме? – кивает на старенький маленький дом, который очень даже ничего. – Да она меня видеть не хочет!

– Согласен, – усмехается Карим. – Я бы тебя тоже после такого видеть не захотел.

Закрываю лицо руками и отворачиваюсь. Это жестоко, черт возьми. Что бы там в прошлом ни совершил Матвей, это прошлое. Как я уже говорил – его ни вернуть, ни изменить. Остается только принять.

– Я люблю ее, – взмахивает рукой в сторону соседского двора, прямо говоря, что его беглянка слишком упряма и явно не хочет понимать очевидных вещей. – А она только и знает, что твердить про секретаршу. Черт!

– Так какого хрена ты вообще с ней связался? – Карим не выдерживает и задает провокационный вопрос, четкий ответ на который вряд ли найдется.

Стою в стороне и наблюдаю за перепалкой этих двоих. Если не углубляться в подробности, то истории их даже чем-то схожи – у обоих оказались любовницы. Только вот Карим поступил поумнее, послал всех к черту сразу, как решил жениться на Софии. Что касается Матвея… то тут куда более интересней история.

Лика и Матвей развелись два года назад, каждый из них начал строить свою жизнь независимо от другого. Как и в любой сопливой сказке, наступил день Х, и они встретились вновь. «Поговорили» так, что теперь Лика беременна, но возвращаться к бывшему мужу не желает. А причина всего этого любовница. Беременная любовница.

– Ты серьезно? Может, тебе напомнить, что у самого было две любовницы при живой невесте?

– Невесте, – поднимает указательный палец в вверх Карим. – Когда Софа стала женой, все любовницы разом исчезли. Не забывай об этом! – Ох, кто-то злится. Не любит он вспоминать об этом, и есть отчего. Софа знатно его тогда наказала.

– Аха-ха, ну точно, а я-то, дурак, думал, ты боишься салоны потерять, а оно вон что, – делаю из пальцев фигуру сердца и прижимаю к груди, заканчиваю шепотом: – Любовь.

– Падла, – Рычит Карим. Громко смеясь, уворачиваюсь от пачки с чипсами, что летит в меня. – Сам-то что думаешь делать?

И только я собираюсь рассказать о своих планах относительно Али, как получаю тычок в бок от Матвея.

– Тихо, Лика идет.

Три пары глаз устремляются в сторону соседнего двора.

Шатенка в длинном вязаном свитере и с пучком на голове идет в нашу в сторону. В руках у нее большой поднос, полный еды. Увидев чудеснейшую картину, Матвей расплывается в довольной улыбке и спешит на помощь. На полпути перехватывает поднос, что-то милое щебечет на ушко, отчего щеки Лики заливаются румянцем.

– Я тут еды приготовила, а то вы ж на голодный желудок, – усмехается, заправляет прядь волос за ухо. Кидаю осторожный взгляд в сторону Матвея и понимаю – не отпустит. Костьми ляжет, но не отпустит. – Впрочем, все как всегда. За вашим питанием нужно следить, как и раньше.

– Спасибо, Лик, – благодарит Карим и первый берет тарелку, накладывает пюре и гору котлет. – Очень вкусно.

– Спасибо, Лик, – вспомнив, что обед пролетел мимо меня, присоединяюсь к другу.

– Да, спасибо, – за спиной раздается лилейный голос Матвея и отдаляющиеся шаги. Усмехаюсь и принимаюсь за еду. Это не мое дело, что между ними происходит. Попросят помочь – помогу. Сам никогда не полезу добровольно помогать, моя мать тому живой пример.

– Итак, что думаешь делаешь? – возвращается к вопросу насущному Карим.

– Ничего, – запихиваю в рот дольку помидора под недоумевающим взглядом друга. – Нет, ну серьезно, что, по-твоему, я должен делать? Она защищала себя и сына, этого вполне достаточно, чтобы ее понять и простить. Да и моя мать далеко не ангел. Вы же знаете, какая она мегера, я даже не удивляюсь, что Аля решила свалить из города. Одного не понимаю, какого хрена она квартиру оставила отцу?

В моем мировосприятии это не укладывается в рамки нормального. Ее родственники не заслуживают такого шикарного подарка. Отец, который ни разу в жизни не проявил любви к дочери, и женщина, что спала и видела ее своей невесткой только ради квартиры, в моем понимании не заслуживают не то что уважения, даже подачки в виде крошки хлеба.

– Зная Алю, было что-то, что ее мучило и не давало покоя, иначе она бы так не поступила.

Замираю с недонесенной до рта вилкой, киваю и продолжаю:

– Ты прав. Вы, – видя вопрошающий взгляд Карима и недоумевающее выражение лица Матвея, что как раз подоспел, я нехотя продолжаю: – Она не хотела видеть вас. Боялась, что не справится с болью от потери.

– Охренеть, – заключает Матвей, и я киваю, соглашаясь.

– Это что получается, Аля специально подарила квартиру, чтобы мачеха никому, особенно нам, не разболтала, где прячется Алька?

– Именно, – хватаю дольку огурца и давай хрустеть. Мне надоело отвечать на их вопросы, они приносят столько боли, что хочется выть.

– Слушай, ты прости меня, конечно, но что сказала Аля? – любопытствует Матвей, видя, что у меня совершенно нет настроения продолжать тему «Аля».

– Что погорячилась, – усмехаюсь и присасываюсь к горлышку бутылки.

Плевать. На все плевать.

Я хочу забыться. На время. Сейчас просто идеальное для этого время. А завтра мы обязательно обо всем с ней поговорим, решим все имеющиеся вопросы.

Но это будет завтра.

25. Алевтина

Утро не задалось с той минуты, как первые солнечные лучи показались в окне. Тяжело вздохнув, я отвернулась к стенке и уткнулась носом в подушку. Голова раскалывается на части, словно по ней тяжеловес несколько раз хорошенечко долбанул кувалдой. А все из-за того, что вчера я позволила себе быть слабой.

С первыми звуками будильника я нехотя поднимаюсь с теплой постели и отправляюсь в душ. Стягиваю с себя пижаму и встаю под прохладные струи воды. Вчера ночью я совершила подвиг – избавилась от футболки Антона. Ну как избавилась… просто забросила ее на шкаф, чтобы она не мозолила глаза. Слишком много нервных клеток я потеряла из-за этой старой тряпки.

Две таблетки анальгина не спасают от головной боли, с каждой минутой состояние только ухудшается. Последней каплей становятся колготки, что так некстати решили дать о себе знать в виде стрелки на левом колене. Еще немного, и образуется дыра, прямо как в моей душе. Самое странное, что я не знаю способа ее залечить. Если ранее лекарством против всех моих бед был Антон, то сейчас он их источник. Токсичный, въедающийся под кожу.

С той минуты, как Антон покинул наш дом, меня не покидали мысли о случившемся в ванной и в коридоре. В голове до сих пор не укладывается, как я смогла докатиться до жизни такой. Что мной двигало, что я позволила себе переспать с ним… еще и на стиральной машинке. И все бы ничего, если бы меня волновало только это. Но ведь есть еще его мать и моя мачеха, которая вопреки всему все-таки сдержала слово.

Паркую автомобиль около офиса, беру в руки телефон, чтобы предупредить Павла об опоздании. Я редко позволяю себе такую наглость, но и заявиться в офис в разорванных колготках тоже не могу. Быстро строчу сообщение, что опоздаю на десять минут, и покидаю машину. Магазин с женским бельем находится в соседнем здании, я добегаю до него за считанные минуты. По пути забегаю в кофейню, покупаю бутылку воды и снова запихиваю в себя обезболивающие. Голова до сих пор разрывается на части, а воспоминание о сыне, который вчера устроил истерику, только ухудшает мое состояние. Я никак не ожидала от него такой взрывной реакции, видимо переходный возраст все-таки дает о себе знать. Всегда тихий и спокойный, рассудительный и скромный, он закатил истерику.

Как только Антон уехал, сын устроил допрос с пристрастием. Что бы я ни говорила, все воспринималось в штыки. Он смотрел на меня с таким презрением, с таким недоверием, что я решила побыть одной. Смысл объяснять ему то, что он не понимает, я не вижу. Возможно, от того, что и сама ничего не понимаю.

Покупаю две пары колготок и спешу в офис, рабочий день еще никто не отменял. Приемная генерального директора встречает тишиной. Улыбнувшись, подхожу к шкафу, беру плечики и вешаю пиджак. Окинув приемную беглым взглядом, подхожу к окну, чтобы впустить в душное помещение немного свежего воздуха.

– Ты опоздала, – раздается над ухом голос Павла.

Широкие ладони ложатся на плечи, сжимают. Прикрываю веки в надежде почувствовать хоть что-то, отдаленно напоминающее чувства.

Увы, внутри меня штиль.

– Я предупредила, – догадываюсь, что он не заглядывал в телефон. – Написала.

Через месяц будет ровно два года, как мы строим отношения, но кирпичик за кирпичиком рушится каждый раз, когда дело касается личного. Пусть это было всего два раза, но мне хватило, чтобы я потеряла веру. Первый раз случился, когда у нас все только начиналось, второй – недавно. Он не любит лезть в душу, не страдает дурацкой привычкой, но если такое случается, то пытает до последнего.

Разворачиваюсь лицом к мужчине, закидываю руки на шею и сцепляю пальцы в замок. По довольной улыбке вижу, что ему это нравится. Приятные, согревающие душу эмоции передаются мне. Я встаю на носочки, едва заметно улыбаюсь и тянусь к мужским губам. Властным, холодным. Странно, раньше я не ощущала их холода.

Едва наши губы соприкасаются, как меня бьет током и словно отбрасывает назад. Быстро отстраняюсь, кидаю недоуменный взгляд на губы мужчины и замираю в немом недоумении.

Поцелуй невкусный. Словно ем недозрелый персик. Вроде есть можно, но вкус не вызывает желаемого.

Мысли бегут со скоростью «Сапсана», заглядывают в самые потаенные углы памяти и достают наружу то, что я так хочу забыть. Мой первый поход в ночной клуб, первый поцелуй. Такой желанный и долгожданный. Он был дерзкий, с нотками сумасшествия.

Подобное я испытывала только с Антоном.

– Как смотришь на то, чтобы сегодня вместе поужинать? – смысл сказанного доходит не сразу. Задумавшись на секунду, прищуриваю глаза. – Только не говори, что у тебя на сегодня уже есть планы и я в них не вписываюсь?

– Нет, что ты, – наигранно смеюсь и трясу головой, чтобы он не заметил мою неловкость, которая так некстати дала о себе знать. Мои планы – мои мысли, только вот вслух я не могу об этом сказать. – Нет у меня планов. Я полностью свободна и согласна с тобой поужинать. Но очень тебя прошу, пусть это будет итальянская кухня. Ужасно сильно хочу равиоли с рикоттой.

– Как скажешь, дорогая, – легкий поцелуй в щеку и загадочную улыбку воспринимаю как согласие на итальянскую кухню. – Кстати, офис сегодня на тебе, я в дочернюю компанию на весь день. У них там аврал, нужно срочно во всем разобраться, пока они там делов не натворили. Вечером заберу.

– Конечно.

Оставшийся день проходит словно на пороховой бочке. Бесконечные звонки и документы едва могут отвлечь меня от мыслей, что тревожат на протяжении вчерашнего вечера и сегодняшнего дня. Антон напрочь отказывается вылезать из моей головы. Засел там настолько глубоко, что я психую и едва не порчу важный документ. Глубоко вдохнув и обложив его с ног до головы нелестными словами, я беру в руки лист формата А4 и делю его на два столбика. Идея расписать положительные и отрицательные качества мужчины пришла в голову внезапно.

Беспринципная наглость, бесстрашие и маниакальная одержимость мной пугают. Именно последняя не дает мне прохода, не позволяет свернуть на правильный путь. Где-то в глубине души я до сих пор сомневаюсь, что могу быть счастлива с ним. Его вспыльчивость, что, несомненно, тоже является огромным минусом, доводит меня до ручки. Я теряюсь и не знаю, чего от него ожидать.

Чего ожидать от его матери.

За такой короткий период времени я слишком сильно запуталась.

В себе. В нас.

Запуталась настолько сильно, что с дури беру второй лист и повторяю то же самое – делю на две части. Павел в отношениях слишком ровный. Прохладный на эмоции и полностью равнодушен к чужим детям. Он добрый, рассудительный, но до чертиков скучный и предсказуемый.

Убив два часа, опустошив две чашки кофе, я прихожу к выводу, о котором решаю сообщить за ужином.

Оказавшись в машине Павла и уловив его загадочную улыбку, я начинаю догадываться, что все идет не по моему плану.

Ой, как не по моему.

Взяв за руку, он целенаправленно идет к центральному столику, прекрасно зная, что я предпочитаю более уединенные места. Не помню, чтобы мне было комфортно находиться в обществе, где несколько десятков глаз оценивают тебя с ног до головы. Он это прекрасно знает, но почему-то именно сегодня решил сделать по-своему. Я не спешу отказаться, еще успею взять слово и поставить точку в наших отношениях.

Мы садимся за столик, официант в белоснежной рубашке и бордовой жилетке с гербом ресторана принимает заказ и тихо удаляется, оставляя нас одних. Передергиваю плечами, когда случайно ловлю на себе сальный взгляд мужчины за пятьдесят. Ловлю себя на мысли, что Павел специально выбрал именно этот ресторан. В нем часто можно встретить его друзей и деловых партнеров. И специально выбрал столик по центру, чтобы всем все было видно.

– Ты выйдешь за меня замуж? – огорошивает Павел, стоя на одном колене полчаса спустя.

Хлопаю ресницами и не представляю, что ему ответить. Открываю рот, чтобы громко прокричать «нет», только вот горло стягивает болезненными спазмами и по телу прокатывается волна страха от тяжелого, давящего взгляда мужчины, что продолжает стоять на одном колене и держать в руках открытую коробочку с кольцом.

Оглядываюсь по сторонам с глупой надеждой окунуться в синий омут любимых глаз и прийти в себя. Антона здесь нет, я совершенно одна и на меня смотрят десятки любопытных глаз, среди которых друзья и компаньоны Павла. Смирившись с неизбежным, втягиваю в себя воздух и обреченно выдаю тихое «да».

И только когда холодный ободок касается пальца, приходит понимание неизбежного.

26. Алевтина

– Нет, Аль, не так, – стукая себя ладошкой по лбу, сокрушается надо мной Антон.

Ему смешно, а мне вот не очень. Седьмой раз и снова провал. Как только я ни пыталась убить дракона, у меня не выходит. Он то огнем дыхнет, превратив меня в пепел, то лапой прихлопнет.

– Я не понимаю, как можно пройти это чудище, – смеясь, передаю джойстик сыну и с ногами забираюсь на диван.

Мужская рука ложится на оголенное колено, пуская импульсы тока по телу. Вскидываю бровь, приподнимаю уголок губ в подобии улыбки и смотрю на Антона. Во мне клубится ожидание, что он начнет уговаривать меня поиграть еще немножко.

– Мам, это легко, – смеется сын.

– Сын прав, – кивает в сторону сына Антон и, схватив за лодыжку, стаскивает обратно на пол.

Сажусь справа от него, принимаю джойстик и устремляю взгляд в телевизор. Красивая, яркая картинка привлекает внимание, время от времени я вздыхаю, мечтая оказаться в сказке. Бросаю взгляд на Антон, он полностью увлечен игрой. Сейчас мы играем вдвоем, сын за наблюдателя. Я знаю, что Антон поддается, потому что понимает, что мне важна победа. Я не из тех, кто бросает дела на полдороге. Единственное, что я могу себе позволить, так это дать время, чтобы подумать и выбрать самый безболезненный путь. Что, в принципе, я и собиралась сделать, но мне помешали.

– Ура, я выиграла! – бросаю джойстик и подрываюсь с места.

Цунами, состоящее из эмоций, требует выхода. Развожу руки в стороны, запрокидываю голову к потолку и расплываюсь в счастливой улыбке. Пусть Антон мне и поддался, я знаю, что он сделал это осознанно и ради моего маленького, но такого яркого счастья.

От этого самого счастья меня распирает, хочется танцевать и смеяться. Лучи закатного солнца слепят глаза, не выдерживаю и жмурюсь, правой рукой прикрываю глаза. Волна удовлетворения постепенно рассасывается, я успокаиваюсь и присаживаюсь на край дивана. Облегченно выдыхаю и смотрю на своих мужчин.

– Все в порядке? – вылетает из меня, когда мои глаза встречаются с злым взглядом Антона и изумленным сына.

– Мам, что это? – кивает на безымянный палец сын.

Вздрогнув, словно от удара, оттягиваю рукав свитера и прячу руку. Ту самую, на безымянном пальце которой сияет обручальное кольцо.

Идиотка, как я могла забыть снять его?

– Антон, постой, – вскакиваю на ноги и кое-как успеваю схватить Антона за пальцы. Он останавливается, сжимает в тонкую полоску губы и окидывает меня мертвым взглядом. Честное слово, мне было бы проще, если бы я видела в его глазах презрение. Ненависть. Да все, что угодно, только не это. – Это не то, что ты думаешь, – трясу головой, будто она прикручена к телу на пружине. – Все не так. Честно.

– Не стоит пустых оправданий, Аля, – освобождает пальцы из мертвого захвата моих рук. – Ты свой выбор сделала, – горько усмехнувшись, прячет взгляд и уходит.

Он сейчас серьезно? Даже не даст мне объясниться? Ну уж нет, как вчера, он не уйдет. Сначала я все выскажу, а потом пусть думает столько, сколько захочет. Главное, чтобы было над чем думать.

– Подожди, – выскакиваю следом на крыльцо, поспешно влезаю в шлепанцы, судя по тому, что они мне свободны, они принадлежат сыну. Набираю в легкие побольше воздуха, чтобы сказать о главном. Прежде чем покинуть наш дом, Антон должен знать, как все было на самом деле.

Два часа назад я не догадывалась, что мне собирается сделать предложения руки и сердца мужчина, которого я не люблю. Я была настолько ошеломлена происходящим, настолько напугана давлением с его стороны, что согласилась. За ужином я собиралась сказать, что между нами все кончено, что я больше не хочу отношений, которые приводят в тупик, но не вышло.

Павел вогнал меня в такую ситуацию, что я просто не смогла отказать ему на глазах у десятка людей, часть из которых его знакомые. Он бизнесмен, довольно успешный, хорошо зарабатывает и имеет успех в узких кругах нашего города.

Я не смогла его унизить своим отказом. Решила принять предложение, а о разрыве сообщить завтра. Мало ли что может случиться в период от помолвки до свадьбы. Как показывает опыт – в жизни всякое бывает.

Почему я не сняла кольцо вовремя, остается загадкой даже для меня. Хочется обвинить во всем Павла, но я понимаю, что это уже моя вина. Кольцо нужно было снять по пути домой, а сейчас… поздно.

Очередная фатальная ошибка в моей жизни.

– Антон, – шепчу, сжимая низ свободного свитера.

Спина мужчины напрягается, руки сжимаются в кулаки. Мне становится страшно, что такого Антона я просто не вынесу. Неосознанно пячусь назад, спиной упираюсь в арку двери. Он поворачивается медленно, окидывает меня с ног до головы тоскливым взглядом и злобно усмехается. Так, как может только он.

– Ну, что еще? Что еще тебе от меня надо? – голос звучит холодно, постепенно набирает обороты. – Неужели ты не видишь, что я по-прежнему тебя люблю? Что я сдохнуть ради тебя готов? – услышав заветные слова расплываюсь в безумной улыбке, тыльной стороной ладони стираю слезы. «Он меня любит», – пищит от счастья маленькая девочка во мне до тех пор, пока не слышит следующее: – Я устал бороться за твою любовь. Устал доказывать, что я достоин тебя, – вздохнув, Антон отворачивает, не желая смотреть на меня. Мне становится больно. Делаю шаг вперед, протягиваю руку в немой мольбе о помощи, но в ответ получаю игнор. – Сына я ни за что на свете не брошу. Буду рядом. – Холодный, словно сталь, взгляд пронзает насквозь. Едва не скручиваюсь от боли. – Что касается тебя, то в следующий раз, когда соберешься на гулянку, не оставляй его одного ночевать. Он слишком маленький еще.

Пока он убивает меня взглядом, я пытаюсь понять смысл последних слов, брошенных в меня обвинительным тоном.

– Куда соберусь? – выдыхаю обескураженно и уверено шагаю вперед. Если сейчас он обвинит меня в неподобающем поведении, не разобравшись, честно слово, я ему врежу. – Какая на хрен гулянка? О нет, стоп! Только не говори, что мне не показалось, и ты действительно ночевал у нас, когда меня не было дома?

В голове сплывают картинки первых дней, когда Антон объявился в нашей тихой и скромной жизни. Я тогда знатно психанула, узнав, что он жив и здоров. От счастья взяла несколько бутылок обезболивающего и пошла к Оксанке, праздновать воскрешение. Как раз была пятница. Сына заранее предупредила, даже разрешила пригласить в гости друзей. Он прекрасно знал, где я нахожусь, но ничего не сказал Антону. Усмехаюсь, представляя, что у него сейчас за кошмар творится в голове.

– Я хотел с тобой поговорить, – произносит, в кои-то веки смотря на меня снизу вверх.

В глазах сплошное разочарование, только мне от этого не грустно.

– А вместо этого выдумал хрен знает что? – опускаюсь на ступеньку ниже и сажусь, по привычке срываю цветочек петуньи.

Будет ли у нас настоящая семья, о которой я грезила многие годы, неясно. Столько всего произошло за каких-то пару недель, что страшно загадывать, что нас ждет завтра.

– О чем ты? – в глазах сомнение и недоверие.

Хмыкаю и отворачиваюсь. Глаза сами цепляются за теплицу, которую они так и не доделали. И вряд ли уже доделают.

– Много лет назад ты сам учил меня доверять друг другу, – кидаю на него тоскливый взгляд и возвращаюсь к лепесткам петуньи. – И что получается? Ты не веришь мне! Спустя столько лет ты так и не научился слушать меня, доверять мне. Сколько бы я ни старалась разговаривать с тобой в критических ситуациях, ты так и не научился слушать меня. Могу привести как пример ситуацию с братом. Это ведь ты на него набросился первым, а мог просто послушать меня, и тогда не пришлось бы прикладывать кулаки. И сейчас… ты веришь тому, что видишь, – взмахиваю рукой, на которой до сих пор сияет обручальное кольцо. – Ты даже не захотел меня выслушать. Кстати, в ту ночь я была у подруги. Мы всегда собираемся по пятницам. Антон должен был тебе об этом сказать, но не сказал, да?

Антон молчит. Какое-то время мы находимся в тишине, только стрекот мошкары нарушает ее. Я уже собираюсь встать и зайти в дом, как он резко кидает взгляд в окно. Прищуривается, едва заметно усмехается и показывает кулак. В коридоре раздается грохот, кажется, стул упал, который стоял там с самого утра и ждал, когда сын его уберет. Есть у нас правило: взял – убери на место. По-моему, все очень просто.

– Нет, не сказал.

Оно и видно. Антошка, видимо, решил проверить отца на прочность, а тот возьми да и оплошай. Еще и меня в это втянули.

– Понятно. Ладно, я пошла, – опираюсь ладонями о колени и встаю, делаю шаг и оказываюсь на ступень выше.

– Аль, – уставший голос, полный боли и разочарования, тормозит меня около порога.

Я не знаю, что ему ответить.

Он разочаровал меня.

– Я должна подумать. Как минимум о том, что ты не доверяешь мне и считаешь никчемной матерью.

Теперь я очень сильно сомневаюсь, что из нас получится достойная семья.

– Я не говорил такого! – Антон взрывается, в несколько шагов оказывается около меня и припечатывает к стене. Теплое дыхание опаляет ключицы, жмурюсь, чтобы не дай бог не показать, как мне это нравится.

– В прошлый раз ты именно так и подумал, не отрицай этого, – бью по больному, зная, что только так можно остудить его вспыльчивость.

– Черт! – Антон выдыхает, запрокидывая к потолку голову.

Упираюсь ладонями в широкие плечи мужчины, отстраняю от себя. Сейчас я хочу, чтобы он уехал. Нам обоим нужно время, чтобы обо всем подумать.

– Уезжай, – прошу еле слышно.

Он действительно уезжает.