Текст книги "Мой папа рок-звезда (СИ)"

Автор книги: Татьяна Ветрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Мой папа рок-звезда
Татьяна Ветрова

1. Лис старший

– На хрен тебе дом в этом захолустье? Не мог найти место поближе к городу и поуютнее? – недовольно произносит Ворон, топая следом за нами.

– Хватит ныть, – усмехнувшись, Матвей делает неудачную попытку заткнуть Ворона, чтобы тот меньше действовал на нервы. – Если бы не Лика, меня бы здесь не было. Тут осталось всего два шага.

– Ага, конечно, Лика.

Усмехнувшись, пинаю камешек, что попадается под ноги и с любопытством поглядываю по сторонам. Небольшой поселок городского типа расположен в семидесяти километрах от города, где прошло наше детство и юность. Кирпичные, ничем не примечательные дома, низкие заборы – все на виду. Покинув городские джунгли, первые два дня я чувствовал себя здесь крайне неуютно. Даже порывался вернуться в город. Но Матвей, как и в большинстве случаев, оказался прав – свежий летний воздух, никакой городской суеты и много зелени вокруг меняют вкусы. Может, и мне здесь домик приобрести, мелькает в мыслях, заставляя вздрогнуть.

Это уже за гранью реальности. Свою городскую квартиру я вряд ли когда-либо покину, да и работу никто не отменял.

Переглянувшись с Каримом, семеним за Матвеем. Я по-прежнему продолжаю молчать и с недоумением озираться по сторонам. Когда моя жизнь канула в лету и я потерял интерес к жизни? Правильно. Гребаных пятнадцать лет назад. Со времен молодости от меня не отвернулись только парни. Матвей и Карим не только смогли вытащить меня из дерьма, в которое я сам себя окунул с головой, но и помогли оклематься. Вот даже сейчас пытаются вытащить из очередной депрессии, в которую я погружаюсь каждый год.

– Ну, как тебе здесь?

Пожимая плечами на вопрос Матвея, молча следую дальше. Совершенно не хочется поддерживать бессмысленную болтовню друзей. Наверное, в этой гребаной жизни я просто заебался. Меня давно тошнит от однообразия и хочется перемен. Самое страшное, что с каждым новым днем мне все больше хочется взять в руки гитару и вспомнить, каково это быть на пике славы. Мне недостаточно тех эмоций, которые я получаю от написания музыки для кого-то.

Я хочу пропустить каждую эмоцию через себя. Почувствовать не только прилив радости, но и боль. Боль, которую пора отпустить.

Пора смириться с тем, что потери случаются с каждым, и с ними нужно научиться жить. Только как это сделать, когда при мысли о прошлом сердце наливается свинцом?

Моя потеря…

Потеря, с которой я до сих пор не могу смириться, мучает меня на протяжении пятнадцати лет.

«Она умерла в аварии вместе с твоими друзьями-ублюдками», – проносятся в голове воспоминания. Жмурясь, трясу головой, прогоняя раскрасневшееся лицо Анны Павловны, мачехи-мегеры моей Али. А разум, будто издеваясь, подбрасывает картинки той злосчастной аварии, унесшей жизни троих ребят.

И снова все по кругу. Из года в год, ровно в годовщину.

– Ни фига себе, вы только поглядите, что творят, – торможу, врезаясь в Ворона. – Лис, гляди, твоя партия, – воодушевленно произносит Карим, пихая кулаком в плечо, и я автоматически прислушиваюсь.

До слуха доносится знакомая мелодия, болью разливаясь в груди. После выписки из больницы, в которой мы провели ни много ни мало почти полгода, наша группа распалась. Мы больше не играли, никогда и нигде. Мировое турне, которого мы ждали с замиранием сердца, о котором грезили на протяжении нескольких лет, обернулась для нас катастрофой.

В свое время мы знатно пошумели. Многочисленные таблоиды и желтые газетенки только и успевали штамповать статейки про загадочных парней в звериных масках на лицах. Мы были кем-то вроде The Residents, нас мало кто видел без масок.

Последняя новость, которую полоскали больше месяца, – смерть клавишника Кости Григорян. Про остальных, кто покинул этот свет, умолчали. А ведь в той машине были еще люди. Моя Аля и невеста Грега. Удар пришелся на их сторону.

– А он и правда хорошо играет, – улыбнувшись, рассматриваю компанию ребят.

Человек десять, мальчики и девочки, на первый взгляд, лет пятнадцати, оккупировали детскую площадку около магазина. Бесспорно, больше всех привлекают внимание два парня, с энтузиазмом исполняющие мою любимую партию. Довольно щурясь, внимательно рассматриваю того, что левее. Он чем-то напоминает меня в юности.

Белые кроссовки, серые спортивки и белая футболка с принтом рыжей лисы. На голове ничем не примечательная серая бейсболка. Так себе бело-серый полосатик с рыжим акцентом на груди. Но как он играет, как отдается музыке. Стыдно признавать, но меня зависть берет. Мне бы его годы… и ее рядом.

Пальцы парня умело перебирают струны, а меня накрывает волной приятных воспоминаний.

Трясу головой, прогоняя прочь мысли, и делаю шаг вперед. Ноги наливаются свинцом, разум твердит остановиться, но руки… Они до жжения в подушечках пальцев хотят взять гитару, вспомнить, каково это, играть на публику.

Я не в силах остановиться.

– Разреши, – протягиваю руку парню и киваю на белоснежную гитару. Последняя модель известного бренда, недурно, однако.

Подросток замирает, окидывает меня придирчивым взглядом с ног до головы, будто сомневаясь, стоит ли мне доверять такую ценную вещь. Миг, и на его лице появляется озарение, взгляд из любопытного превращается в удивлённый. И немного напуганный.

– К-конечно, – заикаясь, парнишка протягивает инструмент и отступает назад, слегка спотыкаясь о собственную пятку. Кое-как удерживается на ногах.

– Ты в порядке?

– Да-да, конечно. Сыграйте, пожалуйста, что-нибудь из любимого.

Киваю, касаясь пальцами струн. Долгое время я играю только для себя, только в своей квартире и только за закрытой дверью.

Белая гитара навевает приятные воспоминания. Прикрываю веки, принимая удобную позу и прокручивая в голове текст любимой песни. Руки начинают жить своей жизнью, пальцы перепрыгивают со струны на струну. Звучит, любимая сердцу музыка. В какой-то момент меня переклинивает, и я начинаю петь песню, написанную Алей много лет назад. Эта песня находится в неизданных. С ней успели познакомиться только избранные, и только избранные знают слова и ноты.

Только избранные…

Я настолько погружаюсь в себя, настолько забываю об окружающих меня вещах, что не сразу замечаю, что пою с полной отдачей. Не веря в переполняющие меня ощущения, открываю глаза и моргаю. Много-много раз. Мозг отказывается верить в происходящее.

Прислушиваюсь к собственному голосу и улыбаюсь. Старый знакомый мотив бас-гитары не заставляет себя долго ждать, я узнаю его из тысячи – напротив меня стоит Ворон. Карим смотрит на меня глазами счастливого ребенка, и я понимаю, а почему бы и нет? Рот снова открывается сам с собой, и из него вылетают родные сердцу слова «На шаг ближе…».

Мы всегда переводили слова песни на английский язык, мечтали поселиться в Штатах, но мечтам не суждено было сбыться.

Я кайфую, чувствую ритм, постепенно уносящий в прошлое, и срываюсь, полностью отдаваясь музыке. Со мной срывается Ворон, получая истинное удовольствие от происходящего.

Последние аккорды даются легко, давая ощущение падающего с плеч камня и будто освобождая от оков прошлого. Затаив дыхание, смотрю на Ворона и понимаю, что нам обоим этого не хватало. Давно надо было вот так вот собраться и поиграть. Просто так, для души. В свое удовольствие.

Да, в далеком прошлом мы обещали больше не выступать за неимением полного состава группы, но для себя… Это ведь совсем другое дело.

– Мальц, ты уверен? – окрыленный и счастливый, оборачиваюсь на голос парней, перешептывающихся между собой, и замираю, видя серо-голубые глаза, смотрящие на меня с любовью и неверием.

– Да, это Black Raven. И их хит One step closer.

Удивленно приподнимаю брови, продолжая на автомате перебирать струны и вспоминать знакомые мотивы. «А парень непромах, – пролетает в голове. – Знает группу, которая распалась пятнадцать лет назад».

– Мальц – это от фамилии Мальцев? – интересуется Ворон, складывая руки на груди и присаживаясь на скамейку к щебечущим, как птички, девчонкам.

– Да, по маме я Мальцев, – кивает моя копия, а я молчу. Боюсь пошевелиться. Ощущение, что это мираж, и он в любой момент может растаять.

Такого просто не может быть. Только не в этой вселенной.

– А по отцу? – вздрагиваю, слыша вопрос Матвея.

– По отцу я Лисов, – взгляд серо-голубых глаз проникает в самую душу, выворачивает ее наизнанку и впивается прямо в меня. – Лисов Антон Антонович.

Руки опускаются сами собой, гитара, перекинутая через плечо, болтается на торсе. Прямой взгляд и непоколебимая уверенность парня ставят в тупик. Без шуток, но малец уверен в своих словах. А я…

– У меня нет сына, – вырывается из меня хрипло. Это первое, что приходит на ум. Я одиночка, и это уже ничем не исправить.

– У Алевтины Мальцевой есть. Это ведь ее слова? – неуверенно кивает на гитару, которая до сих пор болтается на мне, напоминая о песне, которую я, забыв обо всем на свете, исполнял минуту назад. – У меня есть тетрадка со всеми вашими песнями и, – смотрит на Матвея и, ехидно улыбаясь, продолжает: – И вашими каракулями.

Матвей усмехается, видимо, вспоминая свое творчество, но только на долю секунду, чтобы после сказать то, что крутится у меня на языке, но не позволяет вырваться наружу.

– Алевтина Мальцева умерла пятнадцать лет назад.

– Антон Лисов тоже? Так же, как она, выходит? – недоверчиво кивает в мою сторону, а я впадаю в ступор и лишаюсь дара речи. Слов не хватает, что описать мое состояние. В смысле, я мертв? Каким на хрен образом?

– Мальц или как тебя там, – черт, да я даже не знаю, что и сказать по этому поводу. – Послушай, парень, тут такое дело…

– Давайте остановимся на том, что никто из окружающих не знает, как вы выглядите без масок. А я спокойно могу назвать не только ваши имена и прозвища, но и ваши по большому счету идиотские привычки.

Парень складывает руки на груди и скользит по всем упрямым взглядом серо-голубых глаз, заставляя поверить. Неужели все пятнадцать лет, что я без нее подыхал, она была жива?

– Привет, ребята, – к компании подбегает девочка их возраста и вешается на шею Мальцу, рукой случайно скидывая с головы бейсболку.

Блондинистая кудрявая шевелюра, непослушное каре, показывается наружу. Вихрь непокорных волос вкупе с задорной улыбкой и счастливым блеском в глазах парня выбивают из легких воздух.

Как такое возможно, мать его?!

– Лис, он твой, – удивленно произносит Ворон, заставляя в который раз вздрогнуть.

Мой! Мой сын?!

Сука!

Стиснув кулаки, смотрю на него, едва дыша. Моя копия.

– Как твое имя?

– А-антон. Антон Мальцев.

«Антон. Антон Мальцев», – звучит в голове, как на повторе, пока я пристально изучаю парня. Сглатываю и, запустив пальцы в длинные волосы, устремляю потрясенный взгляд в светлое небо. Прямолинейность парня напрягает. Ставит в тупик и лишает возможности здраво мыслить. От бессилия хочется выть в голос и снова и снова обращаться к Богу с одним лишь вопросом «почему она?». А теперь получается, что у меня есть сын. Мой сын. Моя кровь и плоть. И от кого? От моей Али, девочки с колдовскими глазами и смехом-колокольчиком. Но как такое возможно? Она же мертва. Вот уже пятнадцать лет.

Или нет?

– Твоя мама… Она?

– Алевтина Мальцева. Она жива и здорова.

Моргаю, трясу головой. Картинка перед глазами не желает развеиваться. Слишком все сложно и непонятно. Чертовски непонятно. Еще вчера все было заебись, я провожал любовницу, затягиваясь убойной дозой никотина. А сегодня я отец четырнадцатилетнего парня. И его мать – женщина, которую я не могу забыть долгие годы.

2. Лис младший

Это он!

Первая мысль, которая пришла в голову, да так и осела там. Еще два дня назад я считал, что у меня появились галлюцинации, которые в моем-то возрасте маловероятны. Ведь я парень без вредных привычек, значит, красочных картинок перед глазами априори быть не может. С сойти с ума в четырнадцать тоже маловероятно.

Вывод один – он существует.

– Видишь их? – пихаю в бок Андрея и киваю в сторону трех мужиков, что-то мастерящих под капотом внедорожника.

Им давно за тридцать, но внешне они не сильно изменились. Ворона и Лиса, по крайней мере, я узнаю с первого взгляда. А вот Матвей… он изменился.

– Ага, тот, что по центру, дом у Сергеевых купил.

– Да пофиг на это. Тот, что слева, узнаешь его?

Андрюха в моем доме частый гость, поэтому именно на него я сейчас возлагаю большие надежды. Дело в том, что в зале есть стена воспоминаний. Мама напрочь отказывается ее сносить, если что-то и меняется – то это новые фотки. Мои и ее.

Среди десятка фотографий маминой юности предпочтение я отдаю нескольким. Это фотографии группы, для которой она писала стихи. А тот мужик слева ужасно сильно похож на моего отца, которого я никогда не видел.

В детстве мама говорила, что папу забрали ангелы и он с ними на небесах. Оттуда, с высоты птичьего полета, присматривает за мной. Искренне веря во весь этот бред, я старался не косячить и лишний раз не расстраивать маму. Она ведь у меня одна. И только позже, когда я начал понимать, что на самом деле значит фраза «папа на небесах», мама рассказала мне про аварию.

Она всегда рассказывает про отца, когда я им интересуюсь.

Рассказывала, пока около нее не начал крутиться ее начальник.

– Такое чувство, что где-то видел.

– Именно! – киваю, соглашаясь. – У меня дома, на стене почета.

Андрей на секунду задумывается, потом смотрит на меня и крутит пальцем у виска. Блин, ну какого фига, а? Теперь друзья будут считать меня сумасшедшим.

– Ты идиот, Мальц.

– Ладно, забей.

И он действительно забивает, совершенно не понимая, как для меня важно узнать правду. Конечно, я могу подойти к мужчине и спросить прямо, он это или нет. В любом случае, если я окажусь неправ, смогу извиниться и уйти, а если прав? Что тогда делать?

– Привет, ребят, – здороваюсь с друзьями и отхожу в сторону так, чтобы можно было разглядеть мужчин, которые направляются, по-видимому, в магазин.

– Вы решили устроить репу на свежем воздухе?

– Можно и так сказать, – киваю, распаковывая гитару.

Лулу, сама того не понимая, подкинула офигительную идею разоблачения. Перекидываю ремень, беру в руки поудобнее инструмент и начинаю наигрывать мелодию. «Бросаю все» когда-то была хитом, прогремевшим на весь мир. Эту музыку невозможно не узнать, а те, кому известны слова, будут напевать ее даже спустя пятнадцать лет.

Не проходит и двух минут, как мужчины подходят к нам.

– Разреши, – протягивает руку тот самый, кого я записал в отцы.

Замираю, скольжу с головы до пят любопытным взглядом. Мужчина по-прежнему держит вытянутую руку, а я не спешу выполнять его просьбу. Я поражен нашим внешним сходством. У него длинные волосы, завязанные в хвост на затылке, в то время как мои скрываются под бейсболкой. И глаза… мои глаза. Точнее, наоборот. У меня его глаза.

– К-конечно, – заикаясь, отдаю гитару и отступаю назад, спотыкаясь о собственные ноги, кое-как удерживаюсь.

– Ты в порядке?

– Да-да, конечно. Сыграйте, пожалуйста, что-нибудь из любимого.

Мужчина кивает, а его друзья стоят позади. Один смотрит настороженно, другой с любопытством, которое даже не пытается скрыть. Интересно, о чем они сейчас думают?

Длинные пальцы касаются струн, и до моих ушей доносится песня «На шаг ближе». А затем и слова, звучащие голосом, который я слушаю, когда ищу вдохновение. Я смотрю на него, ловлю счастливый блеск небесно-голубых глаз и еле сдерживаю слезы. Плевать, что мне четырнадцать. Я только что узнал, что мой папа живее всех живых на свете.

– То, что ты говорил полчаса назад – это серьезно?

Киваю, потому что нет слов говорить что-либо.

– Мальц, ты уверен? – не дает мне покоя Андрей.

– Да, это Black Raven. И их хит One step closer.

Мужчина, что до сих пор радуется гитаре, как ребенок сладкому подарку на Новой год, смотрит на меня удивленно. Еще бы! Группа распалась пятнадцать лет назад, я почти их ровесник. Тут любой удивится музыкальному вкусу подростка.

– Мальц – это от фамилии Мальцев? – интересуется Ворон, складывая руки на груди и присаживаясь на скамейку к девчонкам.

– Да, по маме я Мальцев, – киваю, понимая, что вот он, тот самый момент, когда в нашей с мамой жизни может многое измениться. Если этот мужчина действительно мой отец, если он действительно очень сильно любил мою маму, он не оставит нас.

– А по отцу? – подключается Матвей, пока я жадно слежу за сменой эмоций на лице предполагаемого отца.

– По отцу я Лисов, – смотрю на мужчину и выдыхаю: – Лисов Антон Антонович.

Он удивлен. Нет, не так. Мужчина в полном ауте. Назад пути у него нет, есть только принятие. Ведь факты остаются фактами. Мама с малых лет учила, что с фактами бессмысленно спорить, как их ни крути, скорее всего, в дураках останусь я.

Точнее, он.

– У меня нет сына, – произносит хриплым голосом и впивается в меня рентгеновским взглядом. Видимо, чтобы лишний раз убедиться в своей правоте.

Вздыхаю и иду ва-банк. Сейчас или никогда. Вряд ли в своей жизни я еще встречу кого-то из этих мужчин, за исключением того, кто купил здесь дом. «Мама меня убьет», – пролетает в голове мысль, но я быстро ее отгоняю.

Я должен узнать правду. А значит, должен рискнуть. Всем!

– У Алевтины Мальцевой есть. Это ведь ее слова? – киваю на гитару, которая до сих пор болтается на нем, напоминая о песне, которую он исполнял минут назад. – У меня есть тетрадка со всеми вашими песнями и, – перевожу взгляд на Матвея, улыбаюсь и продолжаю: – И вашими каракулями.

Мужчина усмехается, если я не ошибаюсь, а это уже вряд ли, его зовут Матвей. Для меня, конечно, дядя Матвей, но об этом потом. Я вижу, что он понимает, о чем идет речь. И не только он понимает. Все трое смотрят на меня как на восьмое чудо света.

А потом дядя Матвей выдает то, от чего подкашиваются ноги и появляется желание сбежать отсюда.

– Алевтина Мальцева умерла пятнадцать лет назад.

– Антон Лисов тоже? Так же, как она, выходит? – киваю на предполагаемого отца и складываю руки на груди, ожидая ответа.

Мама говорила, что отец погиб в аварии. Но страшно не это, а то, что она так и не увидела его тело. По ее словам, похороны были закрытыми, ей не позволили ни прийти, ни тем более попрощаться с ним. Моя бабушка, которую я ни разу в своей жизни не видел, ненавидела мою маму. Про неземную любовь двух женщин я узнал, когда мама рассказала про аварию. Несколько лет назад.

Все, что мы можем себе позволить, так это прийти к нему на кладбище. Да только я уже сомневаюсь, что там его могила.

– Мальц или как тебя там… Послушай, парень, тут такое дело…

– Давайте остановимся на том, что никто из окружающих не знает, как вы выглядите без масок. А я спокойно могу назвать не только ваши имена и прозвища, но и ваши привычки.

Бинго!

Кажется, я добился своего. Три недоверчивых взгляда устремлены прямо на меня. Выдыхаю, мысленно подбирая слова для новой битвы.

– Привет, ребята, – пищит около уха Юлька и вешается на меня, скидывая с головы бейсболку.

Блин, как же мне не хватает отца. Он бы точно посоветовал, как отвязаться от девчонки, которая не нравится. А Юлька мне не нравится. Она раздражает своей навязчивостью!

Отцепляю от себя Юльку, поднимаю с песка бейсболку и отряхиваю ее от пыли.

– Лис, он твой, – удивленно произносит Ворон, привлекая внимание всей толпы.

И мое тоже.

– Как твое имя?

– А-антон. Антон Мальцев.

У него сейчас такое лицо, что даже если я тысячу и один раз повторю свое имя, он не поверит.

– Твоя мама… Она?

– Алевтина Мальцева. Она жива и здорова.

– Вранье! – срывается на крик, заставляя вздрогнуть и отступить назад. – Али нет. Давно уже нет!

– Лис, успокойся, – дядя Карим цепляется за плечи (не)отца, пытаясь изо всех сил успокоить его. Но когда это разъяренного быка было легко успокоить? – Ты пугаешь пацана.

– Я спокоен! – тряхнув плечами, освобождается от захвата и, скинув гитару, уходит.

Молча уходит.

Я смотрю ему вслед и не знаю, что делать дальше. Одно понятно, что мои подозрения оправдались. Я оказался прав на все сто процентов. И на все сто процентов облажался.

Это точно он.

Мой отец!

Человек, которого мама похоронила под гранитной плитой пятнадцать лет назад.

Меня разрывает от переполняющих эмоций. Их слишком много, и мне тяжело их контролировать. С одной стороны, ужасно хочется подбежать к нему и заорать: «Вот он я. Смотри! Твой сын!» Но язык словно онемел, и ноги проросли корнями в землю.

Я боюсь его реакции. Боюсь, что не примет.

Стискиваю кулаки, взглядом провожая мужскую фигуру. Он уходит, оставляя меня одного среди этого дерьма. Меня ведь друзья не то что заклюют, они засмеют. Здесь, в деревне, отец либо есть, либо нет. А если есть, то он точно не может быть мировой звездой, хоть и в прошлом.

Грустно усмехнувшись, беру гитару и засовываю ее обратно в чехол. Руки трясутся, молния не желает застегиваться. Дергаю собачку, слыша треск. Кажется, чехол пошел по швам.

– Антон, – плеча касается мужская рука, дергаюсь.

– Все нормально.

Расстегиваю боковой карман чехла, засовываю руку и достаю маску с мордой лисы. Ту самую, на которой автографы каждого из участников группы и не только. Мне жалко с ней расставаться, но иного выхода я не вижу.

– Передайте ему, пожалуйста.

Ухожу, не обращая внимания на крики друзей. Плевать на все. В данную минуту я хочу побыть один и позволить себе выплакаться. «Мужчин не плачут, – твердит с трех лет мама. – Они сильные, они же защитники». Она права, что сказать? Да только как быть в ситуации, когда родной отец отказывается тебя признавать?

Мне все кругом твердят, что для своего возраста я слишком умный. Возможно, они и правы, я не слежу за этим. Только вот один фиг больно. До слез аж.