Текст книги "Мой папа рок-звезда (СИ)"

Автор книги: Татьяна Ветрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

19. Алевтина

Некоторое время спустя

– Нет, не понимаю, – заливаюсь звонким смехом, попутно отбиваясь от нападок Антона.

Мы сидим в небольшой каморке, стены которой обклеены плакатами популярных групп начала 90-х и нулевых. Современных исполнителей, сколько я ни старалась, так и не нашла. Такое чувство, что эта каморка прошлого. Она давно уже пропахла тем, чего не вернуть. Вон, в углу самовар стоит, который лет двадцать сняли с производства, если не больше.

Странно, что в современном клубе есть такое помещение. Его словно оберегают, стерегут от новизны. Но еще более странно, что звезды выбирают именно ее.

– Да что не понятно-то? Ты только посмотри, он втюрился в нее по самые помидоры, – Антон самодовольно улыбается и кивает в сторону Карима. Притягивает меня к себе, стискивает в крепких объятиях, пока я пытаюсь в этом мрачном парне увидеть хоть что-то, похожее на любовь.

– Да кто тебе такое сказал? – вырываюсь из его объятий и под тихий смех Карима отползаю в противоположный угол дивана.

Последнее время Антон сам не свой. Ни на шаг от себя не отпускает, тискает при каждом удобном случае. Вот даже сейчас… ему плевать, что в каморке мы не одни.

– Я знаю его с младших классов, – хватает за щиколотку и тянет на себя. Пытаюсь извернуться, сбежать с дивана, а главное, от загребущих рук Антона, но…

Не получается.

Резко приподнявшись, Антон кладет руку мне на поясницу и роняет на себя. Опираюсь руками на сильные плечи парня, смотрю в глаза цвета океана и улетаю, когда родные губы касаются моих и дарят поцелуй, полный любви и нежности.

Сбоку раздается покашливание и легкий смешок.

– Хм, – отрываюсь от губ парня и, скосив задумчивый взгляд в сторону, смотрю на бас-гитариста, вальяжно развалившегося в кресле. – Карим?

– А? – перебирая струны и не поднимая головы, чтобы лишний раз меня не смущать, неохотно отзывается парень.

– Ты влюблен в Софию? – иду ва-банк, заставляя Карима врасплох.

Он замирает, на его губах проскальзывает едва заметная улыбка. Вижу, что он не рад вопросу и не хочет отвечать, да вот только и я не промах – не собираюсь просто так отступать от намеченной цели. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы судить об истинных чувствах этих двоих. Да от них искры летят за километр. Про то, что эти двое устроили на озере, я вообще молчу. Честно слово, была уверена, что домик спалят. Так от них искрило.

– Что? – впивается в меня шоколадными глазами и, кажется, он не верит, что я осмелилась спросить такое наяву.

Сбоку от меня раздается кашель, больше похожий на поросячий хрюк. Пихаю Антона в бок локтем и стреляю в него предупреждающим взглядом. Не стоит ему лезть, пока я пытаюсь докопаться до сути. Не знаю почему, но мне крайне важно узнать правду здесь и сейчас.

– Ты влюблен в Софию? – складываю руки на груди и мило улыбаюсь, снова повторяя вопрос. – Влюблен?

– Не выдумывай, – Карим отнекивается, откладывает в сторону гитару, встает с кресла и спешно направляется в сторону двери.

Ох, как я его понимаю. Говорить о чувствах не так уж и легко.

– Я же говорил, – самодовольно шепчет в макушку Антон.

– Почему ты не с ней? Почему оставил одну тогда? – взрываюсь и подлетаю на ноги.

За спиной слышу сдавленный вздох, но не обращаю внимания. Догадываюсь, что боднула Антона в челюсть, но он сам виноват. Нечего лезть ко мне, когда я вся на нервах.

Последние дни так особенно. За мной попятам следует страх неизбежного, и я ничего не могу с этим поделать. Как-то раз я сказала Антону, что вот уже который день у меня плохое предчувствие, а он просто обнял, поцеловал в макушку и свалил все на нервы перед началом учебного года.

– Потому что так надо было, – Карим взрывается, и я понимаю, что любит. Любит и молчит по понятным только ему причинам.

– Поделишься? – шепчу, не надеясь услышать правду.

Карим кидает недовольный взгляд на Антона и усмехается. Я не вижу, что Антон показывает ему за моей спиной, и практически не жду ответа от Карима. Знаю, что он сделает Антону замечание по поводу моей вспыльчивости и чрезмерной любопытности. А также знаю, что мне за это ничего не будет.

– Отец.

– Ясно. Табу, – вскидываю руки вверх и сдаюсь.

Обессиленно падаю на диван и кидаю в сторону Антона грустный взгляд. Он давно говорил, что у Карима с отцом напряженные отношения, но у меня и в мыслях не было, что настолько сильно. Антон разводит руки в стороны, этим самым говоря «я же тебе говорил».

Киваю, соглашаясь.

Концерт ребята отрабатывают выше всех похвал. В принципе, как всегда. Я еще ни разу не видела, чтобы кто-то вышел из зала недовольный. У ребят нет проблем с тем, чтобы завести толпу и продержать ее в таком состоянии на протяжении двух часов. Им всегда подпевают, всегда закидывают сцену подарками, порой не очень приятными. Под «неприятными» я подразумеваю бюстгальтеры. Отвратное зрелище, если честно. Чем только думают девушки, которые позволяют себе такое? Явно не мозгами.

После концерта большая часть компании с удовольствием поддерживает идею продолжить вечер в более укромном месте. Выбор останавливаем на боулинге, где можно отдельно заказать вип-зал на две дорожки. Из компании выбивается только Карим, правильный до мозга костей. Он напрочь отказывается ехать куда-либо, аргументируя тем, что завтра нас ждет тяжелая дорога и снова концерт.

В какой-то момент мне кажется, что виной его плохого настроения являюсь я, и он просто хочет на мне отыграться. Сразу прогоняю плохую мысль из головы. Я не верю, что Карим может так низко пасть.

Дело точно не во мне.

Все дело в ней. В девушке, которую навязал ему отец. Явилась как черт из табакерки и заявила, что она теперь с нами. На Карима страшно было смотреть, до того он был зол.

Не представляю, какого это, быть рядом с нелюбимым человеком. Как по мне, то это та еще мука. Никаких красок жизни, они блекнут на глазах, стирают все хорошее из памяти. Никаких звонких голосов, они тускнеют и становятся мрачными, раздражительными.

Нелюбовь убивает.

Пожалуй, это главное, что нужно знать каждому человеку на планете, где обитает жизнь. Большую часть дороги я провожу в раздумьях. Меня давно волнует тема любви и нелюбви, я не понимаю, как люди терпят друг друга, будучи абсолютно чужими. Духовно чужими. Страх, что у нас с Антоном когда-нибудь будет так же, проникает в меня, сворачивается в маленький комочек и блекнет. Становится незаметным, постепенно сливается с внутренним «я». Ждет момента, чтобы уничтожить изнутри.

Я боюсь услышать, что он больше меня не любит.

Прикрываю веки, делаю глубокий вдох и смотрю на него. Он сидит спиной ко мне, все его внимание обращено к Грегу. Меня тянет к нему с немыслимой силой. Запускаю пальцы в длинные волосы, массирую макушку. Антон оборачивается, ловит мою смущенную улыбку, берет за свободную руку и тянется ко мне. Заглядывает в глубь глаз и тихо шепчет: «Люблю».

– Люблю, – выдыхаю, перед тем как вскрикнуть от боли в спине.

Тишина.

Она оглушает и накрывает с головой, парализует тело и сдавливает горло. Нет сил кричать и звать на помощь.

«Люблю», – проносится в голове раз за разом, пока черная мгла окончательно не затягивает в смертельные сети.

20. Антон старший

Настоящее время

Крепко сжимаю руль и ругаю себя за несдержанность. Придурок! Вот зачем я полез к ней целоваться? Сорвался, словно юнец в пубертатном периоде. Ведь видел же, что она не готова.

Не верит, что мы есть. Без шуток, без зловещих игр судьбы-злодейки мы есть.

На приборной панели вибрирует телефон, кидаю недовольный взгляд на экран и морщусь, будто засунул в рот кусок лимона. Вот с кем с кем, а с ней я точно не желаю вести задушевные беседы. Они никогда не заканчивались ничем хорошим. Да и настроение у меня сейчас совсем не то, чтобы тягаться с ней в словесной битве. А то, что так и будет, понятно. Мать без дела никогда не звонит, а дела ее за последние пятнадцать лет ни на йоту не изменились.

Первые три звонка я нагло игнорирую, после четвертого срываюсь и все же отвечаю.

– Да, – рявкаю, давая понять, что не горю желанием вести с ней светские беседы. По крайней мере, точно не сейчас, когда нахожусь в машине и трасса впереди довольно оживленная.

Сколько лет прошло, а мать так и не изменилась. Она по-прежнему ищет мне жену, себе невестку. Если раньше я списывал желание женить меня на цель самоутвердиться в мире «для избранных», то сейчас ее мания смахивает на психическое отклонение. А может, и хуже, все-таки почти двадцать лет пытается женить меня на ком-либо.

– Тебя видели с парнем. Говорят, твоя копия, – выпаливает на одном дыхании и замолкает, позволяя мне переварить услышанное.

На секунду прикрываю глаза и делаю глубокий вдох. Ну вот скажите мне, кто и когда успел ей об этом доложить? И что мне ей сказать? Правда выйдет боком, окончательно снесет ее кукушку. А чтобы соврать, как минимум нужно придумать легенду. Желательно правдоподобную.

– Так и есть, – отвечаю, стараясь не вылить на нее шквал эмоций.

Включаю поворотник и сворачиваю налево. До дома решаю доехать дворами, так шанс попасть в аварию близится к нулю.

– О чем ты? – тихо, едва слышно задает вопрос мать.

Никогда не думал, что не захочу говорить матери о внуке, но рано или поздно она все рано о нем узнает. Уже знает. Так какой смысл его скрывать?

– У меня есть сын, мам, – выдаю на одном дыхании, заранее предугадывая, что она ни за что на свете не примет парня. Ну а я, в свою очередь, даже не стану знакомить их лично. Не хочу подвергать пацана опасности. С отцом – да. Я даже договорился о встрече, ну а что касается матери? Чужой она человек.

Чужой.

– Но… как же так? – на секунду она задумывается, переваривает полученную только что из первых уст информацию и закидывает вопросами, словно пулеметная очередь во время боев. – Кто его мать? Почему я ничего не знаю? Я надеюсь, девушка из нормальной семьи? О, Антон, да как ты посмел о таком умолчать? Разве так я тебя воспитывала?

Пропускаю мимо ушей ненужную информацию и кидаю взгляд на пассажирскую дверь. В дверном кармашке замечаю полупустую бутылку с водой. Улыбка сама расплывается на лице. Мысль о том, что я успел побыть с сыном наедине и Аля без колебаний доверила мне роль отца, воодушевляет.

Правда, ненадолго.

Я хочу обратно. К ним.

– Антон, ты еще здесь?

Сворачиваю в тихий проулок, решая сократить дорогу еще раз. Лучше я проеду по убитой дороге, буду лавировать между кочками, зато не стану превышать. На такой убогой дороге я просто не смогу этого сделать. Странно, что после той аварии я не боюсь садиться за руль. Меня не пугает оживленная трасса, не пугает руль и педали под ногами. А вот Матвей больше пятнадцати лет услугами водителя пользуется, все никак не может побороть страх, оставшийся после аварии.

– Его мать Алевтина.

Воцаряется недолгая тишина.

Какое-то время никто из нас не спешит ее нарушать. И только я позволяю себе мысль, что все неудобные вопросы уйдут на потом, ведь моя мать никогда не горела желанием разговаривать на тему Алевтины, потому что та слишком проста, слишком настоящая, как на меня обрушивается шквал вопросов.

– Какая еще Алевтина? Я не помню никакую Алевтину. Ты уверен, что ребенок твой? Может, дамочка решила тебя обмануть? – прикидывается дурочкой мать, этим самым окончательно выводя меня из себя.

– Девушка, с которой я встречался пятнадцать лет назад, – срываюсь и чувствую, как с плеч летит булыжник и разбивается где-то там, внизу. В кои-то веки становится легче дышать и разум словно проясняется. Спадает пелена обмана, возвращается тошнотворное чувство реальности.

– Та самая прошмандовка, что охмурила тебя, а ты и рад был ей пятки целовать?

Всегда знал, что из матери никудышная актриса. Даже сейчас она не смогла до конца добить роль дурочки. А ведь как все начиналось…

От переполняющей ненависти я стискиваю челюсти и крепче сжимаю руль. Взглядом ищу место, где могу припарковаться. И каково мое удивление, когда я осознаю, что нахожусь в соседнем дворе.

– Антон, ты слышишь меня?

Как же я ненавижу свою мать! Иногда мне кажется, что она никогда нас с отцом не любила, и все истории отца – это просто красивая сказка, чтобы я с детства не возненавидел женщину, что подарила мне жизнь.

– Я любил ее! – выдыхаю, чувствуя, как в сердце растекается давно позабытое тепло от одной только мысли о ней. То самое, которое я хотел забыть, но так и не смог. Оно срослось со мной, пустило во мне корни и с тех пор отвергает все живое, что проникает внутрь.

– А она тебя? – мать недовольно цокает языком. – В общем, мне все равно, что у вас там происходит сейчас, но тогда… – она замолкает на долю секунды и уверенно продолжает: – Она не любила тебя.

– Она тоже. Любила.

Я уверен в этом, как никогда в жизни.

За нее говорили ее глаза. Серебро, в котором я тонул из раза в раз и возвращался снова и снова, чтобы вновь утонуть. До того сильно я любил ее.

– Ну конечно. Она так сильно любила, что поверила в твою смерть.

– Стоп! – резко даю по тормозам, создавая аварийную ситуацию на дороге. – О чем ты сейчас?

Сзади сигналит мужик на черном внедорожнике, но мне плевать. Кажется, что только что я ухватился за ниточку, которая способна распутать клубок годовалой лжи. Если во всем замешана она… я не представляю, что буду делать.

Психанув, занимаю свободное место на парковке и оглядываюсь по сторонам в поиске дома. Мой дом соседний. Выхожу из машину, нажимаю на кнопку брелка и направляюсь в сторону дома. Сейчас мне точно не помешает проветрить голову.

– Я все еще жду подробностей, – напоминаю матери о себе.

– Успокойся. Ты же знаешь, что я ни при чем? Так что по поводу ужина? Ты приедешь?

Мать быстро меняет тему, пытается слиться и запудрить мне мозг очередной дешевкой вовремя не успевшей выскочить замуж, а может, и вовсе разведенкой.

– Решила свести меня с очередной дочерью своей уважаемой подружки? Не выйдет! Рассказывай давай, – рычу, поднимаясь по ступенькам на свой этаж.

Квартира встречает гробовой тишиной.

Разуваюсь, прохожу в гостиную и оглядываюсь по сторонам. С того дня, как я в нее заехал, ничего не изменилось. Я ни разу не думал сделать ремонт, просто не хотел этого. Я мечтал, что этим займется Аля. Что ее изящная рука прикоснется к интерьеру, что она станет источником тепла в этой квартире.

Сейчас все кажется чужим и невзрачным. Я чувствую, что в этой комнате я чужой. Тем не менее заставляю себя подойти к дивану и упасть на него.

– Светлана хорошая девочка, у нее свой бизнес и ребенок. Но это ведь не проблема, правда? Главное, что она нашего уровня.

Мимо ушей пропускаю все, что касается очередной девушки. Меня клинит на другом, что значит «поверила в твою смерть». О чем она говорит?

– Что там со смертью? Только не говори, что ты заживо меня похоронила, лишь бы сохранить положение в обществе?

Снова тишина.

На этот раз она длится намного дольше. Неуверенно бросаю взгляд на экран, чтобы убедиться, что мать до сих пор на связи. Последнее время она и так меня пугала, а сейчас… я не знаю, как поступить. Особенно сейчас, когда узнаю о том, что где-то здесь, в родном для меня городе, есть моя могила.

Неужели Аля права?!

– Если ты сейчас не расскажешь всей правды, я приеду к тебе, и поверь, тогда будет намного хуже.

Упираюсь взглядом в потолок и думаю, насколько надо потерять себя, чтобы опуститься до такого уровня. Ниже плинтуса просто. Когда отец лишил ее финансирования, я полностью был на его стороне. И только после аварии пересмотрел свои приоритеты, взглянул на свою жизнь со стороны и понял, что, какая бы ни была, она моя мама.

Втихаря от отца время от времени я помогал ей с финансами, догадываюсь, что он обо всем знал, но по-умному решил промолчать. Он никогда не запрещал мне набивать свои шишки. Говорил, что свои ошибки я должен исправлять сам, потому что только так я научусь ответственности.

Одну из них я должен исправить в ближайшее время.

– Да ты смеешь обвинять меня в чем-то? Я ради тебя стараюсь, чтобы ты счастлив был!

Делаю глубокий вдох – не помогает.

– Смею! И по-прежнему жду от тебя честного ответа.

– Я сказала, что ты не выжил, – от женского голоса, в котором нет ни капельки раскаяния, мне становится нехорошо. – Ну что я должна была делать? Пойми же ты, я не могла допустить, чтобы ты испортил свою жизнь рядом с этой. У меня слов даже нет, чтобы описать ее. Худущая, невзрачная. Антон, ну она же совсем ни о чем…

– СТОП! Хватит, мама. Ты уже достаточно сказала про нее. Давай теперь вернемся ко мне? Итак, что там дальше?

– Попросила Степана, чтобы он во всем разобрался. Главной задачей было, чтобы она ни о чем не догадалась.

Тело покрывается холодным потом, футболка прилипает к спине. Страх, непреодолимый и всепоглощающий, сковывает тело, не позволяет не то что сказать – он вдохнуть не позволяет. Мысль о том, что женщина, которая меня породила, меня же и убила, пусть и фиктивно, чудовищна.

– И что он сделал? – ошеломленный сажусь на диван, упираюсь локтем в колено и устремляю пустой взгляд на единственную ее фотографию в этой квартире.

Я сфотографировал ее спустя два месяца, как мы начали жить вместе. Было утро. Она была в моей футболке. В черной, которую я дал ей в первую ночь. Она готовила завтрак, пританцовывая под нашу песню. Я не удержался и решил запечатлеть на память. Достал телефон и, пока она не видит, сфотографировал.

– Установил тебе памятник, – звучит еле слышно.

– ЧТО-О-О-О-О? Мам, ты совсем спятила, что ли? Какой на хрен памятник?

Подрываюсь с дивана и давай орать. Весь словарный запас, основанный на ненормативной лексике, вылетает из меня только так. Кто бы мог подумать, что родная мать способна на такую неслыханную, чудовищную подлость. Это надо же додуматься до такого, чтобы взять и сфабриковать смерть родного сына. И ради чего? Чтобы женить его на угодной ей невестке?

Сумасшедшая женщина.

– Она мне не нравится, – мать взвизгивает и резко замолкает. Чувствует, что достигла предела в своих грешных играх.

– Она нравится мне! – разом припечатываю все ее возражения на месте. – Я считаю, что этого вполне достаточно, чтобы ты впредь не влезала в нашу жизнь.

– Антон, но… – Жестко прерываю немногословный поток ненужной мне информации.

– Ее мачеха знала? – еще одна неразгаданная пешка в игре.

– Нет. Мне удалось ее обмануть, она тоже мне поверила.

– Какая же ты дрянь, – усмехнувшись, качаю головой. – Знаешь, я тут подумал и решила, что отец был прав. С сегодняшнего дня ты ни копейки от меня больше не получишь!

– Я твоя мать! – истошный крик становится для меня точкой невозврата.

– У меня давно нет матери, – сбрасываю вызов и, швырнув телефон на диван, отправляюсь в душ.

По идее, холодная вода должна остудить голову и помочь привести мысли в порядок, ну, или хотя изгнать из головы лишние бредни. Сбрасываю шмотки на пол и залезаю в душевую кабину. Вздрагиваю, когда холодные капли воды касаются разгоряченной кожи. Касаются, но ни черта не помогают. В голове по-прежнему каша.

Я не знаю, чего хочу больше. Немедленно рвануть в деревню, рассказать в подробностях все, что узнал от матери, или все же нажраться до поросячьего визга, а утром еще раз обо всем хорошо подумать, дважды переварить полученную информацию, взвесить все за и против и только после отправиться в деревню с докладом.

Я боюсь, что правда ее уничтожит.

Ранит хрупкое сердце, разрушит надежду на то, что люди способны меняться и становиться лучше. Пятнадцать лет назад я убеждал в этом себя и пытался убедить Алю. Она не верила, что люди способны на такой щедрый поступок, как измениться. И правильно делала. В нашем окружении мало кто изменился. Братец играл, Карима изменила не столько вновь появившаяся в его жизни София, сколько авария и смерть отца.

Я боюсь, что, узнав правду про мою мать, Аля просто сломается. Опустит руки и скажет: «Я же тебе говорила». А она ведь говорила. Много раз говорила, просто я не хотел слышать, не мог поверить, что моя мать на такое способна.

– Я просто ничего ей не скажу, пока время не придет.

21. Алевтина

Лето.

Яркая, разноцветная пора.

Я люблю это теплое время года, оно редко позволяет думать о прошлом. В голове не хватает места для мыслей, все они заняты теплой солнечной погодой, которая так и норовит согреть не только тело, но и душу. И, несомненно, голова занята огородом.

Временно власть надо мной берет жаркая пора, я погружаюсь в «растительный мир» и стараюсь не думать о том, что способно повлиять на мое настроение. Лето становится моим спасением, пусть и временным… пусть не всегда.

Солнечные дни сменяют короткие теплые ночи, мои любимые. Летними вечерами я люблю сидеть на крыльце, предварительно по макушку закутавшись в теплый плед, смотреть на темное небо, усыпанное миллиардами звезд, и думать… о том, что было бы с нами, будь все по-другому.

Каюсь. Даже летом я нахожу минутку, чтобы подумать о нем.

Безвозмездно дарю ему драгоценные ночи. Он задолжал их тысячи, как будет расплачиваться за мою доброту, ума не приложу.

Летом часто стоит ясная погода, и бескрайнее синее небо простирается над головой. Иногда я устремляю взгляд наверх и ищу фигурки животных. Радуюсь, словно ребенок. Только счастье длится до тех пор, пока в памяти не всплывают картинки из прошлого.

С Антоном мы тоже искали животных…

– Ну вот, снова я о нем? Это когда-нибудь закончится? – обращаюсь к себе и выпиваю стакан холодной воды с лимоном. В доме стало слишком жарко. – Интересно, что они там делают?

Подхожу к окну, аккуратно отодвигаю в сторону тюль, открывая вид в несколько сантиметров на прекрасный летний сад. Бабушка любила свой сад, гордилась деревьями в пышных зеленных одеяниях, сочной вишней и грушей. Любила большие ягоды клубники, что клонятся низко к земле, и восхищалась малиновым урожаем. Вот чего чего, а малины у нас всегда была в избытке.

Среди всей этой красоты порхают бабочки и жужжат мошки. И совсем не далеко располагается огород. Даже из дома, с расстояния в несколько десятков метров, я вижу поспевшие помидоры, завязанные на арках. А рядом своих мужчин.

Как бы странно это ни звучало, но они прекрасно вписываются в картину под душещемящим названием «Уютно дома». По телу прокатывается волна тепла, улыбка расползается на лице. Моргаю и чувствую, как по щеке скатывает слеза удовлетворения. Я так давно мечтала, чтобы все было так, как сейчас. Мечтала так сильно, что сейчас мне сложно поверить, что все это происходит наяву.

Сжимаю в кулаке тюль и смотрю на мужчин. На улице стоит тридцатиградусная жара, а им все равно. Они работают, трудятся, словно никакое солнышко не припекает, да и вовсе нипочем. Каждый увлечен своим делом так сильно, что я сомневаюсь, а получится ли у меня затащить их в дом, чтобы пообедать.

С самого утра мои мужчины трудятся над теплицей, которую я планировала приобрести еще в прошлом году, но из-за шаткого положения в финансах это не вышло. Покупку мечты решила отложить до следующего года, аргументируя тем, что нам с Антоном хватит и нашей старенькой. Только вот у сына оказались совсем другие планы на этот счет. Он решил по-своему и то ли специально, то ли случайно сболтнул отцу о моем желании. И надо же как вовремя вспомнил, ух. Сегодня утром теплица оказалась во дворе, а вместе с ней и Антон, который почти поселился у нас.

Пока сын трудится над оцинкованными грядками, занимается их сборкой, Антон распаковывает вторую упаковку с дугообразными дугами для каркаса. Замерев, он поднимает задумчивый взгляд на сына, прикусывает уголок губ и ухмыляется. Чувствую, что он что-то задумал и чуть ли полностью не высовываюсь в окно, чтобы увидеть всю картину происходящего. Подойдя к старой табуретке, Антон берет ярко-красную бандану и направляется к сыну. Треплет того за хвост и, сказав что-то забавное, отчего сын заливается звонким смехом, сует в руки бандану. Сын поднимается, выпрямляется во весь рост, завязывает на голове бандану, все это время не переставая смеяться и разговорить с отцом. Смотря на них, таких счастливых, я начинаю жалеть, что люди не способны слышать на таком расстоянии разговоры. Ужасно любопытно узнать, над чем они так громко смеются. Все, что я понимаю, так это то, что у лета есть звонкий голос.

Голос моего лета – это они. Их смех и эмоции, которые проникают глубоко в душу.

Прикусив нижнюю губу, я продолжаю смотреть семейную драму. Я не знаю, чем все это закончится в ближайшем будущем, но уверена, что впереди нас ждет боль. Кого из нас она коснется в первую очередь – не могу сказать.

Взгляд цепляется за крепкую мужскую фигуру. Антон одет по-простому, по-домашнему, что ли. Спортивные шорты и майка-алкоголичка, ни капельки не скрывающая тренированное тело мужчины, на голове черная бандана, на лице борода сантиметра два в длину. За столько лет он не изменил своему стилю, по-прежнему притягивает женский взгляд. Он словно магнит. От него сложно оторваться, невозможно отвлечься. Самое страшное, что он прекрасно это знает и без зазрения совести пользуется этим.

Я настолько погружаюсь в свои мысли, теряюсь в наших с ним совместных воспоминаниях, наполненных счастьем, что не сразу замечаю, когда Антон прекращает работу и устремляет на меня свои небесно-синие глаза. Дергаюсь, целиком и полностью понимая, что только что меня спалили за подсматриваем. И ведь не поспоришь. Все это время я действительно подсматривала за ними.

За ним.

Дергаю руку, опускаю тюль и отскакиваю назад. Лицо начинает пылать, словно напротив костер разожгли. Обхватываю щеки руками и потерянным взглядом скольжу по кухне. Я настолько растерялась, что не нашла ничего лучше, чем просто сбежать и выставить себя на посмешище. Уверена, он стоит и улыбается. Мне бы взглянуть на него, убедиться в своей правоте, да только ноги отказываются слушаться хозяйку.

Пожалуй, хватит на сегодня приключений.

Достаточно утрешнего конфуза, когда он заявился ни свет ни зоря, застав меня врасплох. Я не ожидала увидеть его с первыми лучами солнца, но он пришел, позабыв заранее предупредить. Хотя не было еще ни дня, чтобы он не предупреждал о своем визите.

А тут он явился весь такой довольный и с порога заявил, что весь день проведет с нами. Я не стала поправлять его, сделала вид, что не заметила оговорки «с нами» и пропустила в дом. Поднимаясь на второй этаж, крикнула сыну, что приехал его дорогой и обожаемый отец, а сама отправилась в комнату.

И только там я поняла, как сильно облажалась…

Пылающий взгляд Антона, медленно прошедший по моей фигуре с ног до головы, стал мне понятен только тогда, когда я оказалась перед зеркалом. Вспыхнув, как спичка, я до боли в затылке вцепилась пальцами в волосы и завыла, устремляя отчужденный взгляд в потолок.

Ну конечно, так глупо облажаться могла только я.

Антона я встретила в его футболке. Той самой, которую отжала у него пятнадцать лет назад.

– Черт! – выругавшись, резко разворачиваюсь и спешу в ванную, чтобы спрятать улику, пока он не нашел ее.

Кто угодно, но только не он. Мне даже страшно представить его реакцию, когда он обо всем догадается. Нет, он точно не должен увидеть ее. Он же обо всем догадается, пусть не сразу, но догадается. Антон слишком умный, сложить два и два для него ерунда. А что я потом буду делать, как буду оправдываться перед ним – не знаю.

Оказавшись в ванной, растерянно оглядываюсь по сторонам в поиске улики. Только вот ее нигде нет. Ни в корзине для грязного белья, ни в стиральной машинке. Даже за ней ее нет.

– Куда же я тебя забросила, родненькая моя? – шепчу, безрезультатно мечусь из угла в угол и не нахожу ее.

– Это ищешь?

Дергаюсь, как от удара, когда над ухом раздается бархатный голос мужчины, которому до сих пор принадлежит мое хрупкое сердце, а перед носом всплывает находка.

– Что? – выдыхаю, сжимая в кулаках подол летнего платья.

Нет, я не собираюсь признаваться ему, что это его футболка. Он же тогда точно не оставит меня в покое, будет ходить по пятам и проситься, чтобы его приютили на ночь, а потом еще и еще. В конце я вообще не замечу, как он переедет к нам. Спасибо, но такого счастья мне не надо.

Я не готова снова окунуться в омут с головой. У меня есть сын, я должна думать о нем и его будущем, а рядом с Антоном мне не то что сложно думать – тяжело сосредоточиться даже на мелочах.

– Футболка моя? – трясет перед носом черной тряпкой и ждет ответа.

Стою, молчу и думаю, в какую сторону выгоднее податься, чтобы он не успел перехватить меня.

– Тебе показалось, – наклоняюсь и проскальзываю под рукой, в которой он держит футболку.

– Не в этот раз, – обхватив за талию, притягивает к себе.

Прикрыв веки, носом скользит по виску. От теплого дыхания, которое напоминает летний ветерок, по телу растекается волна тепла. Я медленно, но верно превращаюсь в кисель. Жмурюсь, боясь продолжения того, о чем грезила все эти годы. Я до сих его хочу! И это провал.

Он так близко… Настолько, что в памяти одна за другой всплывают картинки нашей восхитительной и волнующей близости. Где-то на задворках сознания мелькает плакат с ярко-красным словом «СТОП», но я задвигаю его в дебри сознания и как можно скорее забываю. Я хочу протянуть руку, пальчиками провести по выпуклым венам на сильных руках. Мечтаю, чтобы он носом зарылся в мои волосы и на выдохе, из последних сил, прошептал: «Аля. Моя Аля-я». Только, несмотря на волны желания, что бушуют во мне, я до сих продолжаю стоять с закрытыми глазами и стараюсь не дышать. Аромат его парфюма вперемешку с ароматом тела сводит с ума. Терпкий, он вызывает зависимость. Страшно вдохнуть, страшно открыть глаза и окунуться в омут синих глаз.

Страшно потерять себя.

– Сын, – шепчу, сжимая подол летнего сарафана и осознавая, что в данную минуту он единственное мое спасение.

– В магазин уехал, – легкий поцелуй в висок и тихий шепот на ухо: – За хлебом.

Так. До магазина минут пять. Стоит мне об этом подумать, как Антон, не скрывая желания, продолжает вкрадчиво нашептывать на ухо:

– Сказал, что заедет к другу. Хочет взять какаю-то игрушку.

Сильнее жмурюсь, делая глубокий вдох. Находиться с ним в маленьком замкнутом пространстве выше моих сил. Особенно когда горячие ладони скользят вниз по талии, доходят до кромки сарафана и поднимаются выше, обнажая ягодицы. Невыносимо, как сладко. С каждым уверенным движением мужчины я чувствую, как слабеет моя крепость. Вот-вот разрушится, осыплется и превратится в пепел.

Я предстану перед ним обнаженной. И телом, и душой.

Долгие годы терапии, бесконечные походы к психологу не привели к ожидаемому результату. Я до сих пор принадлежу ЕМУ! Вся моя сила и смелость, которой я гордилась последние десять лет, канули в лету. Я слаба перед ним…

Желание окунуться в сказку, на несколько долгих минут вернуться в счастливое прошлое, только подтверждает мое легкое падение.