Текст книги "Краш-тест (СИ)"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

Эпилог

год спустя, 19 апреля

– Ванечка, будь хорошим мальчиком, угомонись и дай твоим бестолковым родителям спокойно пожениться.

Я положила руку на живот, и тут же в ладонь прилетел ощутимый пинок. Максим пристроил свою руку рядом с моей и тоже получил приветствие.

– Да уж, Маруся, успокойся, – сказал он. – Ты не представляешь, сколько усилий потребовалось твоему бестолковому папе, чтобы притащить в загс твою бестолковую маму. Ей все было некогда. Хорошо, что успели до твоего рождения, а то пришлось бы тебя удочерять еще.

– Усыновлять! – поправила я.

– Нина, если б ты не упрямилась, как коза рогатая, мы давно бы уже знали точно, что это Маруся. И купили бы ей миллион платьев. И кукол, и прочих зайчиков. А ты купила железную дорогу и вертолет. Наверно, сама играть будешь.

– Потому что и так знаю, это Ваня, – я неуклюже повернулась, чтобы сесть поудобнее. – И пусть будет сюрприз.

– Л – это логика, – повторив мое обычное, Максим покачал головой. – Я знаю, что это мальчик, но пусть будет сюрприз. Ну и ладно. Была охота спорить. Через шесть недель убедишься, что я прав.

Мы сидели в коридоре загса и ждали своей очереди на регистрацию. Неторжественную. Что-то там в недрах бюрократии затормозилось, и образовалась пробка. Перед нами было еще две пары.

Официальное предложение Максим сделал мне больше года назад, в тот самый день, когда спросил, не закончить ли с таблетками. В костюме, с розами и с настоящим колечком. Где? Странный вопрос, разумеется, в «Хачапури и вино». Можно было, конечно, пойти в более приличное место, но мы оба относились к тем, кто упорно лепит на понравившееся стикер «наше».

На следующий день я уехала в Москву, уладила все вопросы с дистанционкой, которых оказалось как грязи, а когда вернулась, началось самое интересное. Увод пусть и не слишком большого, но стабильного дохода мне, разумеется, не простили. Запрет на контакты с нами распространился на весь персонал офиса.

Открыто пренебрегал им только Юрик, который прекрасно знал, что уволить за подобное не имеют права. Он был нашим с Максимом юридическим консультантом – и по дружбе, и за небольшой частный гонорар, поскольку оформить его в штат нам пока было некуда. Остальные разделились пополам. Одни здоровались и разговаривали с нами, сливая инсайд, но лишь когда рядом никого не было. Другие четко исполняли приказ и делали вид, что нас не знают. Особенно я действовала на нервы Кристине, с которой сталкивалась за день по несколько раз.

Утверждать, что после нашего ухода «Альтермедика-групп» плавно пошла ко дну, я бы не стала – это было бы неправдой. Потому что, с административной точки зрения, Максим наладил все так, что сеть могла работать по инерции еще долго, и довольно успешно. Вот только поддерживать все это на должном уровне было безумно сложно. И всему новому составу административного отдела приходилось впахивать еще побольше, чем нам. Вот уж точно, я им не завидовала.

Максим дорабатывал свой контракт в академии. Мы решили, что следующий он подпишет такой же, ограниченный. Курс взяли на свою клинику, разумеется, ортопедическую. С прицелом на эндопротезирование по государственным квотам. Вся эта система уже была опробована, как говорил Максим, на кошках – в клинике репродукции, где ЭКО тоже делали бесплатно, по квотам. Составить бизнес-план нам тайно помогли, кроме Юрика, сочувствующие из медотдела и маркетинга. Двоих инвесторов мы нашли в Питере, третьим стал… Алик. Ну а что – кто б ему запретил? Его позиция осталась прежней – без разницы, во что вкладывать деньги, лишь бы была прибыль.

Через год клиника уже находилась на стадии бодрого строительства, и мы рассчитывали открыть ее в середине следующего. А я, чтобы время зря не терять, нашла себе еще одну работенку. Ту самую, о которой говорила Максиму, что она окончательно взбесит бывших коллег. И которая лишила меня последних остатков свободного времени. Это были хорошо знакомые медпункты в садоводствах. Полтора десятка. Только по иному принципу и более легальной схеме.

Я нашла другую медицинскую сеть, конкурента «Альтермедики», проигравшую в свое время тендер на обслуживание по ОМС. Нашла богатые садоводства, которые вполне могли содержать медпункты за счет членских взносов. И – та-дам! – свела их вместе. Фактически взяла всю организацию на себя.

Со стороны подобное должно было выглядеть как нечто кошмарное и тяжелое. Мама, к примеру, пришла в ужас. Но когда знаешь, как делать, все оказывается хоть и непросто, но уж точно не тяжело. А я всего за полгода работы в офисе узнала столько – и из своего опыта, и от Максима, – что даже диплом организатора здравоохранения мало что добавил. На самом деле это была просто бумажка, которой я могла подтвердить то, что не с улицы забежала. Как и фактом работы в крупной медицинской сети в прошлом.

Теперь мы с Максимом виделись только дома и в моем офисе, когда делали что-то по будущей клинике. Или когда он принимал там своих частных пациентов. Меня это немного огорчало, потому что хотелось снова работать вместе. Но все это было впереди. Зато дома мы просто отлипнуть друг от друга не могли. А уж в постели… Хотя, казалось бы, куда еще лучше. Ну что ж, нет предела совершенству.

А вот подать заявление у нас времени катастрофически не хватало. Если Максим был свободен, не могла я. Если удавалось выкроить момент мне, он был занят. Причем мы даже не могли записаться заранее через Госуслуги, потому что график рабочий у нас был совершенно непредсказуемый. В конце концов в июле я просто не стала покупать очередную упаковку таблеток, не сказав ничего Максиму. Втайне надеясь, что две полоски на тесте дадут нам волшебного пенделя в сторону загса.

В конце сентября Максим устроил мне скандал. Заявил, что я просто не хочу за него замуж, и бахнул дверью. От квартиры на Кантемировской он давно уже отказался, так что я понятия не имела, куда он отправился. Наверно, к Юрику – квасить и жаловаться на баб. На следующее утро я отослала ему сообщение в Вайбер.

Фото. Тест с двумя полосками.

Примирение было феерическим, но да загса мы все равно не дошли. Три месяца меня трепал дичайший токсикоз. В офис я ездила, но держала прямо на рабочем столе рулон пакетов для мусора. Как только стало полегче, все рвануло в галоп с клиникой, и снова уже было ни до чего. Наконец в середине марта мы все-таки подали заявление. Нас готовы были расписать немедленно, но только при наличии справки из женской консультации, поскольку мой живот подшить к делу в качестве оправдания срочности не представлялось возможным. А без справки – только через месяц. В консультацию на плановый осмотр мне надо было идти через три недели, поэтому согласились на месяц.

– Фокин, – сказала я, когда мы вышли на улицу, – мне позапрошлым летом, после больницы, сон приснился. Что мы с тобой в загсе ждем Германа, а его все нет. Я с огромным пузом. И ты сказал, что придется тебе самому на мне жениться, пока я не родила.

– Ну что, в руку, – кивнул Максим. – Будем надеяться, так и будет.

После токсикоза беременность у меня шла без осложнений. Прямо подозрительно идеально, как в учебниках. Только поясницу немного потягивало, но врачи уверяли, что это не страшно. А так все отлично – прекрасные анализы, замечательное узи. Пол ребенка на узи я узнавать категорически отказалась, и Максиму пришлось смириться с моим, как он сказал, бзиком. Впрочем, я была уверена, что рожу мальчика.

– Черта с два, – фыркал Максим. – Князя Бобровского получишь вторым заходом.

Насчет князя Бобровского – это был отдельный цирк с конями. Мама вынесла нам обоим мозг, что я должна оставить свою фамилию и передать ее сыну. Максим долго слушал весь этот бред, потом махнул рукой:

– Да делайте, что хотите. Только дочь будет Фокина. Мария Фокина – вот так. Все равно потом сменит на фамилию какого-нибудь раздолбая.

А я сказала, что сын будет Иваном. Вовсе не назло врагам, а просто мне всегда нравилось это имя. Иван Максимович Бобровский – нормально. И свекру приятно.

Кстати, в Архангельск мы на пару дней все-таки съездили. К концу четвертого месяца, когда закончился токсикоз. Не могу сказать, что вызвала своим явлением бешеный восторг, но и негатива никакого не заметила. Зато Алла была на седьмом небе и подарила мне какой-то каменный талисман – «для Машеньки». Черт, сговорились, что ли?

Я посмотрела на часы. Цигель, цигель, ай-лю-лю. Мне еще предстояло ехать в область, и неблизко. Точнее, Максиму предстояло меня везти, потому что за руль я не садилась с пяти месяцев. Или он меня возил, на Жорике, конечно, или приходилось на такси. Хоть убей, я не понимала, чем такси безопаснее. Но Максим просто отобрал у меня оба комплекта ключей и права.

Медпункты мои работали с мая по октябрь, и сейчас мне предстояло подписать акт о приемке нового, который открывался в садоводстве неподалеку от Коробицыно. Вроде бы и не самый дальний свет, но дороги… К северу от города еще и снег не везде сошел, а уж грязища на грунтовках стояла непролазная. Оставалось надеяться только на Жорика.

А вечером нам предстоял небольшой банкет, для самого узкого круга. Мама, Дима с женой, Юрик с Юлькой (да-да, он все-таки ее дожал, и они поженились на месяц раньше нас), Оля с мужем и еще с десяток человек. Если б была возможность снять на вечер «Хачапури и вино», мы устроили бы все там, но, к сожалению, пришлось искать другое место. Зато можно было арендовать кафе в бизнес-центре, все-таки нас с ним связывали пикантно-приятные воспоминания. Но большинство наших гостей подумали бы, что мы пригласили их в заводскую столовку. Поэтому мы нашли маленький симпатичный ресторанчик недалеко от дома.

Наконец очередь сдвинулась, и через двадцать минут мы вышли из кабинета тетки-регистраторши мужем и женой. Держа в руках новенькое свидетельство о браке. Обручальные кольца у нас были, но мы решили надеть их друг другу вечером, в ресторане.

– Давай быстренько перекусим и поедем, – сказала я, когда мы уже шли по улице к дому. И вдруг почувствовала хорошо знакомое ощущение рук на плечах.

Питер всегда появлялся именно так – неслышно, сзади. Каждый раз мне хотелось повернуться и посмотреть на него, но я знала, что не стоит. Все равно ведь не увижу. Лучше просто чувствовать, что он рядом.

– Поздравляю, Нина, – сказал он и поцеловал меня в затылок. – Вас обоих. Немного ревную, но все равно счастлив за тебя. Легкой жизни у вас не будет, зато будет именно та, которая вам нужна. Не прощаюсь…

– Ну как, – улыбнулся Максим, – твой старший муж доволен младшим?

– Откуда ты знаешь? – изумилась я.

– Что он приходил? По твоему выражению. Угадал?

– Он нас поздравил. И сказал, что у нас будет не жизнь, а чума на лыжах.

– Тогда уж на сноуборде. Это как? Страшно, но круто?

– Типа того.

Перехватив дома по бутерброду, мы сели в Жорика и поехали на север. Всю неделю погода была теплой и солнечной, но сегодня с утра начала портиться. К вечеру обещали дождь, и мы хотели вернуться побыстрее. Навигатор уверял, что доедем за полтора часа, но обманул. Стоило съехать с шоссе на грунтовку, пришлось ползти со скоростью километров десять в час, чтобы не утонуть в грязи.

Я опустилась в кресле пониже и поморщилась. Поясницу с утра снова потягивало. Но узи я последний раз делала буквально на днях, оно ничего подозрительного не показало. Ориентировочно срок мне определили на первое июня – оставалось еще шесть недель.

– Черт, Нин, – Максим с беспокойством покосился на меня. – Надо уже завязывать с этими поездками.

– Да все нормально. Это последняя. Теперь только в офис пешочком.

Мы добрались до места, я осмотрела медпункт, поболтала с фельдшером Наташей, проверила, все ли указанное в описи есть в наличии, подписала акт. Можно было ехать обратно.

– Надеюсь, часам к пяти будем дома, – сказал Максим, садясь за руль. – Передохнуть, привести себя в человеческий вид – и в ресторан.

До шоссе осталось километра два, когда Жорик крякнул и плотно сел в грязь.

– Приехали, – сплюнул в приоткрытое окно Максим, сделав несколько попыток выбраться враскачку.

– Не ссы! Включай понижайку и медленно-медленно…

Я вылезла и отошла подальше, глядя, как Жорик потихоньку выползает из колдобины. И вдруг он резко охромел на переднюю лапу.

– Максим! – завопила я, но он уже и сам почувствовал. Заглушил двигатель, вышел, посмотрел на пробитое колесо и выдал такую фразу… При крайней необходимости мы с ним оба могли загнуть капитально, но обычно не злоупотребляли. А такого я от него точно до сих пор не слышала.

– Эй! – прервала я его пассаж. – Не учи мальчика плохому еще до рождения. Знаешь, как запаску ставить?

– Знаю. Есть домкрат?

– Все есть, – я кивнула на багажник. – Наслаждайся. Боюсь, передохнуть уже не получится. Переодеться бы успеть. Опоздать на собственную свадьбу – это было бы лихо.

Пока Максим менял колесо, я бродила вокруг. Поясницу тянуло все сильнее, и это мне уже не нравилось. На схватки похоже не было – но откуда мне знать, какими должны быть схватки?

Отставить панику. Еще рано.

Уже семь с половиной, Нина, а дети и на меньшем сроке рождаются. Не спрашивая, рано или нет.

Это не схватки!!!

Максим закончил, убрал пробитое колесо, инструменты. Я наклонилась, чтобы полить ему на руки водой из бутылки, и тут в спину вступило уже основательно.

– Нин? – испугался Максим, увидев мое лицо.

Пришлось сознаться.

– Какого черта ты раньше не сказала? – заорал он. Я вспомнила Годердзи. Этот вопль означал только одно: ему страшно. И уж точно не за себя.

– А что, колесо от этого само бы поставилось? Хватит вопить, поехали.

– Ладно, спокойно! – интересно, кому он это: мне или себе? – Даже если началось, времени еще вагон. Успеем до канадской границы.

– Только не гони, – попросила я, когда мы выехали на шоссе.

– Всего сто десять, – проворчал Максим.

Мы выбрались на скоростной диаметр, и все стало еще хуже. Теперь тянуло и живот. Это уже определенно были схватки. Причем очень сильные и очень частые. Ребенок ворочался, как заведенный. Я с трудом сдерживалась, чтобы не стонать.

Как будто что-то лопнуло в животе, и подо мной растеклась лужа.

– Черт, воды отошли, – Максим покосился на меня. – Часто схватки?

– Да, очень, – проскулила я. – Как бы не пришлось прямо в машине рожать. Давай, вспоминай свою акушерскую практику.

– Нин, ты мне не шути так! – Максим побледнел. – Только не хватало еще детских страхов наяву. Когда Алка родилась, я по ночам от ужаса просыпался: а вдруг бы мама умерла в машине.

– Типун тебе на язык! – заорала я.

– Извини, – он высмотрел место, прижался к обочине и включил аварийку. – Здесь нельзя останавливаться, но плевать. Осторожно перебирайся назад, я знак поставлю.

Я вспомнила, как шла ставить аварийный знак, зацепив его машину на Выборгском шоссе. И как боялась, что знак раздавят или украдут.

Когда Максим вернулся, я сидела сзади и шипела от боли.

– Какого черта уселась-то? – спросил он, совсем другим тоном: спокойно, сосредоточенно. – Быстро плед подстели и ложись. Скорую я вызвал. Только хрен когда приедет, пробки везде.

Пока я устраивалась, Максим достал из бардачка пачку бактерицидных салфеток, зажигалку и армейский складной нож. Забрался вовнутрь, закрыл дверцу, быстро снял с меня ботинки и колготки с трусами. Стоял он, наклонившись, одной ногой на полу, упираясь коленом другой в сиденье. Надо думать, жутко неудобно.

– Хорошо, что Жорка большой, хоть и тесно, но все-таки есть место, – как будто мысли мои услышал. – Ноги!

Я раскорячилась, как паук коси-сено, закинув одну ногу на спинку переднего сиденья. Под головой была маленькая подушка. Платье задралось до груди. Очень эротичная поза – если бы только не пузо с детенышем, которому вздумалось родиться именно сегодня. И не схватки, разрывающие тело в лоскуты.

Максим протер руки салфетками. Когда его пальцы оказались внутри, я взвыла от боли. Бледно промелькнуло, что в другой ситуации это ощущалось… совсем иначе.

– Б…ь, – все так же спокойно, хотя и очень напряженно, сказал он. – Головка уже под рукой, почти полностью все раскрылось. Минут десять-пятнадцать – и родишь. Лишь бы скорая успела. Не смей тужиться, рано еще. Это называется спастические стремительные роды. Три часа на все про все. Не хочу пугать, но это не есть гуд. Дыши давай, по-собачьи. Как учили.

– Какие три часа? – простонала я между короткими вдохами-выдохами. – И часа не прошло.

– Поясницу когда начало тянуть?

– Еще когда туда ехали. Но слабо. Как обычно.

– Так вот это, Нина, и были схватки. Так оно и бывает. Никто не думает, что уже, потому что не похоже. А потом хренак – и понеслось с места в карьер. Мда… Знаешь анекдот про беременную у гинеколога? Спрашивает: «Доктор, а как я буду рожать?» – «А в той позе, в которой зачали». – «Какой ужас, неужели в машине, с высунутой в окно ногой?»

– Фокин, прекрати! – я искусала губы в кровь, чтобы не орать в голос. – Мы с тобой в машине ни разу не трахались.

– Нинка, ты сломала систему, – Максим снова запустил руку мне между ног и пробормотал: – Черт, слишком быстро. Придется нам князя Бобровского сделать в машине. Чтобы ты нормально родила. В роддоме. Не тужься! Терпи!

Легко сказать! Да чтоб ты сам родил, мать твою!

Кто-то загородил свет, стукнул в стекло. Мелькнуло серое пятно фуражки.

– Что там у вас?

– Уйди, мужик, мы рожаем! – рявкнул Максим, не оборачиваясь.

Пятно исчезло.

Я уже больше не могла терпеть и перестала сдерживать крики и стоны. Боль прокатывалась сверху донизу, выворачивала суставы, раздвигала кости. В глазах темнело, лицо кололо тысячами иголок. Что-то огромное рвалось из меня – как ядерная ракета, выпущенная с подводной лодки.

– Не тужься, говорю! – Максим приказал так свирепо, что я захныкала тихо:

– Не могу больше!

– Порвешься пополам – хрен с тобой, о ребенке подумай. Когда все так быстро, и у матери разрывы адские, и ребенок страдает. Дыши!!!

Я снова задышала часто-часто. Максим зажмурился, крепко сжав кулаки, и прошептал: «Господи, помоги!». Взял нож, прокалил лезвие в пламени зажигалки, протер салфеткой – я услышала тихое шипение.

– Что ты собираешься делать? – испуганно прошептала я.

– Молчи!

Как только накатила следующая схватка, он приказал:

– Тужься!

В дикой боли, которая действительно разрывала, я почти не почувствовала еще одну – слабую боль от разреза. Только как ручьем полилась кровь.

– Еще тужься! Давай! Голова идет!

Я словно очутилась в какой-то космической пустоте и темноте, в которой вспыхивали и гасли звезды. Откуда-то с другого конца вселенной еле-еле доносился голос Максима:

– Давай еще! Черт! Твою мать!

– Что? – язык едва шевелился.

– Ничего. Давай! Сильнее! Нина, тужься!

Огромное и скользкое, как кит, вырвалось из меня в руки Максима – и как же сразу стало хорошо! Вот только…

– Почему он не кричит?

Максим ножом перерезал пуповину, отвернулся и что-то делал с ребенком. Я мельком увидела в его руках сине-лиловое тельце, все в крови. Томительные секунды леденящего ужаса – и самый прекрасный на свете звук. Первый крик новорожденного.

– Познакомься, мама, с девочкой Марусей. Иван будет в следующий раз.

Тяжело дыша, он положил ребенка мне на живот. По его лицу текли слезы. Я почувствовала, как подбирается новая схватка – последняя.

– Давай еще разочек, – Максим осторожно потянул за пуповину. – Все. Есть.

Он наклонился и поцеловал меня.

– Все, Нинка, справились. Ты умничка. Спасибо тебе. Я тебя люблю. Очень-очень.

– Тебе спасибо, – прошелестела я. – И я тебя. Дай попить, а?

Максим достал из углубления между сиденьями бутылку, приподнял мою голову и напоил из горлышка. Руки у него были в крови, куртка, джемпер и джинсы тоже. Даже на лице брызги крови. Откуда-то издали донесся вой сирены.

– Ну вот, почти вовремя, – устало усмехнулся он.

И я начала куда-то проваливаться. Как будто падала и все никак не могла долететь до низа. Словно смотрела издалека, сквозь мутную пелену, как открылась дверца, как Максим выбрался, держа Марусю на руках, а вместо него оказался мужчина в чем-то синем. Меня вытащили, положили на носилки, потом я вдруг сразу очутилась в скорой, как будто из действительности вырезали кусок. И точно так же издалека слышала обрывки слов Максима: «стремительные роды», «обвитие пуповины», «асфиксия». Потом он спрашивал, куда меня повезут, а я позвала его, и, когда подошел, попросила помыть Жорика.

И только после этого окончательно провалилась в теплую и мягкую, как пух, черноту.

Я открыла глаза, и мне показалось, что все это лишь сон под наркозом. Ничего не было. Ни «Альтермедики», ни нашей с Максимом жизни вместе, ни родов в машине. Мы поговорили с ним в приемном отделении ВМА после аварии, и меня отвезли на операцию. И теперь я проснулась. Вот и мама сидит у кровати, читает газету, а не стене бубнит едва слышно телевизор с плоским экраном.

Приснится же такое! Интересно, что с Германом?

С каким еще Германом?!

Рука у меня была в полном порядке. Даже с кольцом. С розовым бриллиантиком в виде тюльпана. Зато что творилось между ногами…

– Ма! – проскрипела я.

Мама вскочила, уронив газету, наклонилась, поцеловала. Вытерла слезы.

– Все хорошо, Ниночка! И с девочкой, и с тобой все нормально. Максим такой молодец!

– А он где?

– В детском отделении. Скоро придет. Машеньку в инкубатор пока положили. Ты ж ее недоносила. Но сказали, что все нормально. Максим все правильно сделал. Он ведь вас обеих спас. Неизвестно, что могло быть…

Она снова зашмыгала носом. И я вместе с ней. Представив.

В разгар вселенского потопа открылась дверь, и вошел Максим. И снова я вспомнила больницу – как он пришел в палату после операции. Только теперь на нем была обычная одежда: брюки и тонкий серый свитер. Мама, к великому моему удивлению, обняла его и заплакала еще сильнее.

– Ну все, все, Марина Петровна, – уговаривал ее Максим, гладя по плечу и подмигивая мне. – Уже все в порядке. Нина в порядке, Маша в порядке. Все хорошо.

– Ладно, я пойду… по коридору погуляю… немного, – мама всхлипнула и пошла к двери.

Дождавшись, пока она выйдет, Максим наклонился и поцеловал меня – долгим-долгим поцелуем.

– Можешь себе представить, что подумали мужики на мойке, когда я загнал Жорика? – спросил он, сев рядом со мной на стул. – Там внутри было, как будто свинью зарезали. Да и сам я ничем не лучше.

– Ты бы хоть заехал домой сначала, переоделся, – улыбнулась я.

– Нин, у меня в башке вообще полный вакуум был. Не помню, как до мойки доехал. А потом до дома. Сюда уже на такси, руки до сих пор трясутся. А Жорик тоже молодец. Он нас познакомил и в таком деле тоже в стороне не остался. Ездить нам на нем, пока не развалится на ходу. Точно кот.

– Всем позвонил? Гостям?

– Да, конечно. Все нас поздравляют и желают всего-всего. В ресторан тоже позвонил. Там сказали, что заказ наш остается в силе, когда пожелаем. Успеем еще отпраздновать.

– А с Машей… точно все в порядке? – осторожно спросила я.

– Да, Нин. Удивительно, но да. Обычно стремительные роды – это очень плохо. Нин, это капец как плохо, и для матери, и для ребенка. Все чудом каким-то обошлось. Извини, что пришлось подрезать, но иначе все было бы намного хуже. А так и у тебя ни одного разрыва, и Маше было легче выбраться. Она так крутилась и так торопилась, что пуповиной вокруг шеи обмоталась. И чуть не задохнулась. Ты же слышала, не сразу закричала. Но сейчас все нормально. Легкие расправились, никаких повреждений. Только маленькая. Всего два триста. Поэтому в кувезе. Пока хотя бы два с половиной не наберет. Завтра тебе уже можно будет к ней пойти и попробовать покормить. А пока отсыпайся. Палату последнюю отдельную отхватили. Ты, кстати, в таком глубоком отрубе была, что не очнулась, даже когда зашивали.

– Слушай… – я смущенно хихикнула. – А нормально хоть зашили?

– Ну, я не знаю, – Максим состроил серьезную мину. – Не заглядывал. Но врач сказал, что сделал изящную вышивку крестиком. И еще сказал, что я просто ювелир, он бы сам так не смог.

– Ну еще бы, – поддела я. – Тебе ж потом пользоваться, не ему.

Он хмыкнул и достал из кармана коробочку с обручальными кольцами. Открыл, взял то, которое поменьше. Я хотела сесть, но Максим вовремя удержал:

– Куда?! Недели три как минимум только лежать или стоять.

Я сняла помолвочное кольцо и протянула руку, а потом надела обратно, на тот же палец, над обручальным. И сама надела кольцо Максиму. Он снова наклонился поцеловать меня и задел пульт от телевизора, лежащий на тумбочке. Пульт упал и сам собой прибавил громкость.

Вздрогнув, я посмотрела на экран, где автомобили разных марок на скорости врезались в бетонную стену, падали с высоты, сталкивались. Диктор за кадром давал пояснения о результатах краш-тестов.

– Фокин, а тебе не кажется, – спросила я, – что наши отношения, с самого первого момента, очень похожи на такой вот краш-тест? Нас постоянно бьет мордой о препятствия, а мы все равно едем дальше.

– А помнишь, что Алка нам нагадала? Что мы друг для друга источник энергии и проблем, – кивнул Максим.

– Да. И Питер сегодня утром сказал то же самое. Что жизнь у нас легкой не будет. Но будет такой, какая нам нужна.

– А Питер знает все, – добавили мы хором. И рука Максима вдруг оказалась под одеялом, пробежав по моей ноге, от бедра до колена.

– Полтора месяца пройдут быстро, – шепнул он мне на ухо. – А потом будет длинная жизнь. Может, и непростая. Но самая лучшая. Ведь правда?..

Конец