Текст книги "Краш-тест (СИ)"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

= 36.

13 января

В Левашово мы поехали, разумеется, не с самого утра, а к обеду.

– Ты мать-то хоть предупреди, – сказал Максим, когда мы вечером ложились спать. – Если еще не поздно.

– Не поздно. Она часа в два укладывается.

Я набрала мамин номер и сказала, что приеду днем и не одна.

– Неужели все-таки помирились? – спросила она со странной смесью надежды и разочарования.

– Нет, – я покосилась на Максима, который читал какой-то журнал. – Не с Германом.

– Интересные новости, – растерялась мама. – Ты с ума сошла?

– Ну, в некоторой степени, – согласилась я и поспешила распрощаться, пока она не начала вытягивать детали.

– Все, Фокин, держись, – я положила трубку на тумбочку. – Она надеялась, что я одумалась и помирилась с Германом. Все-таки старое зло лучше нового. А тут облом. Не завидую я тебе. Да и себе тоже. Чего ты там читаешь?

– Нашел какой-то глянец. В туалете валялся. Офигенно интересная статья. Пишут, что секс с утра повышает производительность труда.

Я стиснула зубы, чтобы не расхохотаться. Хотя ничего смешного, если подумать. Эти статейки Герман десятками клепал для подобных журнальчиков. Под псевдонимами, которых у него было, наверно, больше, чем у Чехова.

– Вот, не зря мне всегда нравилось с утра, – сказала я. Разумеется, умолчав о том, что совратить на подобное дело автора статьи было задачей повышенной сложности.

– А мне всегда нравилось всегда, – пожал плечами Максим. – Если мы с тобой будем этим делом заниматься перед работой, то до работы вообще не дойдем. Получится вместо работы. А насчет матери не волнуйся. Если все будет так ужасно, сбежим, а потом напьемся. Чтобы снять стресс.

Я уже почти засыпала, уютно устроившись в его объятьях, когда вдруг снова вспомнила про журнал. В голову пришла мысль, которая, наверно, и раньше там плавала, но на стадии желейной неопределенности.

Не хотела бы я оказаться на месте Максима. Поселиться там, где совсем недавно, и двух недель не прошло, жил другой мужчина. Спать на его месте, сидеть за столом, пользоваться теми же вещами. Смогла бы я так? Жить в квартире, откуда только что уехала Зоя? Да мне и в машине-то на пассажирском сиденье было неуютно, когда тридцать первого мы ехали к Максиму. Хотя раньше он иногда подвозил меня, и ничего подобного я не испытывала.

Интересно, думает ли он об этом? И ведь не спросишь же. По-хорошему, нам надо было снять другую квартиру. А мою сдать. Хотя бы на какое-то время. Но я не представляла, как пустить в нее посторонних людей. Да и мама бы меня сожрала, хозяйка-то она.

– Кстати, все хотела тебя спросить, но забывала, – сказала я, когда позади осталось Парголово. – Откуда ты тогда ехал? Ну, год назад?

– Когда мы так замечательно познакомились? Черт, проскочили уже это место. Из поликлиники в Осинке. Была там небольшая разборка с персоналом.

– Мама, кстати, туда ходит. То есть не ходит, а иногда, по самой крайней необходимости, наведывается. Но полис у нее туда прикреплен.

– Хорошо, что сказала, – кивнул Максим. – Буду иметь в виду.

– Не надо ничего никуда иметь. Она ненавидит врачей и традиционную медицину, я же тебе говорила. Так что будет рада на Ивашкиных косточках поваляться.

– И это тоже учту. Не беспокойся.

С утра хмурилось, но к обеду день разгулялся. Снег блестел на солнце, пушился сугробами на обочинах и лапами на деревьях. Левашово выглядело нарядно и вполне завлекательно.

– Симпатичный какой поселок, – заметил Максим, когда я разворачивала Жорика, чтобы заехать во двор задом. – Вроде совсем рядом с городом, а как будто далекая область. Бабушка моя в таком живет.

– Мне тоже нравится. В старости сюда перееду. Заведу большую собаку. Летом буду валяться в гамаке и пить на веранде чай из самовара. А зимой сидеть у камина и вязать носки.

– А мейнкун как же?

– Обязательно.

– А… меня ты в расчет не берешь? – осторожно поинтересовался Максим.

– А ты сам себя берешь в расчет?

Прозвучало коряво, в моей обычной манере, но он, кажется, понял. И промолчал.

Ну и ладно. Притормози, Нина. А то точно будешь одна здесь с собакой жить.

Мы долго топтались на крыльце, делая вид, что отряхиваем снег с ног веником. Наконец мне надоело бояться, и я втолкнула Максима в прихожую. Мама вышла навстречу. Последовала немая сцена.

– Здравствуйте, Марина Петровна, – Максим пошел с младших козырей, чарующе улыбаясь, но не прокатило.

– Кажется… Михаил Иванович? – поджав губы в ниточку, спросила она и перевела взгляд на меня: это как понимать?!

– Максим, – поправил он. – И можно без Ивановича.

– Ну раздевайтесь… Максим. Вон там тапки Германа, наденьте.

– Ма! – зашипела я.

– А что такое? – она приподняла брови. – Пол холодный.

Максим чуть прищурился, но тапки надел. Я потащила его в ванную мыть руки.

– Нин, спокойно, – он погладил меня по спине. – Давай так, что бы она мне ни сказала, ты молчишь. И рожи не корчи, ладно?

– Фокин, ты что задумал? – насторожилась я. – Укрощение строптивой… тещи?

На этом слове я запнулась, но Максим то ли не обратил внимания, то ли сделал вид.

– Спокойно, Маша, я Дубровский. Все будет норм.

Мы сели за стол, который традиционно приседал от тяжести. Даже когда я приезжала одна, мама всегда готовила на роту стройбата, а я потом тащила домой пакет контейнеров.

– Нина за рулем, а вы Максим, выпьете? Помянуть Льва Васильевича? Этот Нинин папа, сегодня годовщина его смерти.

Максим отказываться не стал и лихо хряпнул водки, хотя терпеть ее не мог и если пил, то только коньяк, вино или пиво. Мне достался традиционный вишневый компот – по виду вполне так вино. Мама посмотрела в угол на портрет отца, перед которым горела свеча и стоял лафитничек, накрытый куском хлеба. Мне было хорошо известно, что будет дальше. Подробнейший рассказ о том, каким замечательным он был человеком. Шестой год подряд. Герман, по неосторожности попавший на первую годовщину, больше ни разу со мной в этот день к маме не приезжал. А мне деваться было некуда. Хотя речь эта из года в год не менялась.

Максим внимательно слушал, но я-то прекрасно знала, что с таким вот выражением глубочайшего внимания он запросто может думать о чем-то своем. В красках расписав личные качества и профессиональные успехи отца, о его семейном статусе мама умолчала. Хотя и намекнула прозрачно:

– К сожалению, мы с Львом Васильевичем так и не смогли пожениться. Но Ниночку он официально признал своей дочерью.

Я помалкивала, наворачивая мамины разносолы и попивая компот. Покончив с обязательной программой, она перешла к произвольной. Поначалу это выглядело как вполне невинный и естественный интерес к персоне нового кавалера дочери.

– Максим, вы как с Ниной в больнице познакомились, так и поддерживали… эээ… отношения?

– Мы с Ниной познакомились ровно год назад, когда она мне машину зацепила.

Я от души пнула его под столом, потому что маме о той аварии известно не было. Максим понял и не дал ей вставить ни слова:

– А после больницы я ей работу предложил. Я ее начальник.

Про начальника – это оказалось не самым разумным ходом. Потому что мой отец как раз был маминым начальником. Она начала накручивать витки по спирали, причем все с подковыркой, как говорила бабушка, изподвыподверта. То задавала вопросы о семье, то о работе, потом вдруг перескочила на военную службу:

– Максим, а вы вот в академии – это по контракту или вольнонаемным?

– По контракту. Ограниченному. Оговорено определенное количество часов в месяц. Плюс сборы, после которых очередное звание присваивают. В прошлом году в Сирии был. У меня военная специализация – минно-взрывная травма.

– И кто вы по званию?

– Капитан медслужбы.

– В тридцать пять лет всего капитан? – ехидно улыбнулась мама.

– Служил бы по полному контракту – было бы больше.

– А почему вы до сих пор не женились, если не секрет?

– А Нину ждал.

Это было похоже на пинг-понг. Мне все время приходилось себе напоминать, что обещала не вмешиваться.

– Как мило, – засмеялась мама. – А серьезно? Не в разводе? И – как это говорят? – гражданского брака не было? Нина вот с предыдущим молодым человеком шесть лет прожила. Три раза в загс ходили, но так и не расписались.

Я посмотрела на нее свирепо, но она сделала вид, что не заметила.

– Ну почему же, были… отношения, – спокойно ответил Максим, но я-то знала, что он тихо злится.

– Ну а с Ниной как вы намерены?

– С Ниной мы намерены пока жить вместе, а там видно будет. Мы с ней это обсудим и вам расскажем.

У меня возникло острое дежавю. Когда мы с Германом были у мамы перед аварией, она спросила, собираемся ли мы наконец расписаться. И он ответил, что сообщим, как только надумаем. Терпение мое лопнуло, и я со звоном бросила вилку на тарелку, но Максим наступил мне на ногу: молчи!

Я уже думала, что он решил игнорировать все ее подколы, но не прошло и пяти минут, как начался его бенефис. Мама поднялась из-за стола поставить чайник, и Максим сказал, словно между прочим:

– Марина Петровна, компрессионку вам врач подбирал?

Мамины уши чуть порозовели.

– Нет, – ответила она. – В салоне. По размерам.

– Вы неправильно сняли размеры, и эти чулки вам не подходят. Никакой пользы, скорее, вред. Компрессия, вижу, высокая, вы их зачем носите?

– У меня варикоз, – мама покраснела сильнее.

– Сомневаюсь, – отбил Максим.

– Глубоких вен. Его не видно.

– Диагноз врач поставил? Дуплекс вен делали?

– Нет, но… – отбивалась мама. – У меня ноги болят.

– Ясно.

Он достал телефон и набрал номер.

– Оля? Привет. Фокин… Как у тебя с узи на следующую неделю? Дуплекс вен ног… Хорошо. Бобровская Марина Петровна… Да, мама Нины. Спасибо, пока, целую. Короче, – он повернулся к маме. – В понедельник в десять утра пойдете в поликлинику в Осинке, сделаете дуплекс вен. Скажете в регистратуре, что записаны. Я сильно удивлюсь, если там будет хоть намек на варикоз. Ноги как болят? Тянет и ноет? От бедра до пятки? Не постоянно, а время от времени?

Мама вынуждена была признать, что именно так.

– Раздевайтесь, – потребовал Максим.

– Что?! – она вытаращила глаза так, что стала похожа на пекинеса.

– Чулки снимайте, юбку поднимете, посмотрю, что у вас с ногами. Вы всегда стесняетесь у врача раздеваться?

Я отвернулась, с трудом сдерживая дурной смех.

Мама, красная, как рак, скатала чулки и приподняла подол чуть выше колена. Максим подошел к ней и задрал юбку до самых трусов:

– Вот так держите.

Быстро прощупав все суставы и мышцы, он заставил ее сесть на стул и положить ногу на другой. Согнул в суставах по очереди, помял ступню. Потом то же самое проделал со второй ногой.

– Все понятно. Кофту снимайте.

– Да вы что, издеваетесь? – взорвалась мама.

– Ни капли. Давайте, давайте. И, кстати, можете ко мне на ты обращаться, я все-таки с вашей дочерью сплю.

Я чуть не зарыдала, зажимая рот. Мама, бормоча что-то себе под нос, расстегнула пуговицы и сняла кофту. Резким движением Максим распрямил ее плечи до упора, приложил ладонь к лопаткам, а вторую – к позвоночнику. Потом проделал еще несколько манипуляций и разрешил одеться.

– Плоскостопие у вас поперечное и искривление позвоночника в двух плоскостях. Все это дает такие вот боли в ноги, очень характерные. Идете в свой любимый салон, только не за чулками, а подбираете на компьютере стельки. И ортопедический корсет. Иначе лет через десять у вас будет вот здесь красивый горб, – он показал, где именно. – Нинка тоже за компом горбится, как кошка над колбасой, но ей-то я хотя бы могу по хребту треснуть, если дотянусь. Чтобы выпрямилась.

Мама была разбита на голову. Но Максим оставил за собой контрольный выстрел.

– Кстати, коробку мне вашу с лекарствами давайте сюда, – потребовал он, когда мама сняла с плиты закипевший чайник. – И пакетик какой-нибудь ненужный.

– Зачем? – прошептала она.

– Просрочку выброшу.

Он старательно перебрал содержимое аптечки и сложил все просроченное в пакет. А заодно и то, что, по его мнению, маме было совершенно ни к чему. Набралось прилично.

– Давайте… давай выброшу в ведро, – мама явно собиралась после нашего ухода вернуть все на место.

– Еще чего! – хмыкнул Максим. – С собой заберем и по дороге выбросим.

Засиживаться мы не стали. Выпили чаю и начали собираться. Мама больше не доставала Максима ядовитыми вопросами, только косилась на него с выражением почти священного ужаса.

– Приезжай еще, – сказала она ему на прощание.

– Непременно, – улыбнулся Максим самой мерзавской из своих улыбок.

Выбравшись за ворота, я отъехала метров на двадцать и прижалась к обочине. Поставила на паркинг и захохотала, всхлипывая и подвывая.

– Рыба моя, не плачь! Я же сказал, что все будет норм, – сам едва сдерживая смех, уговаривал меня Максим. Руки его при этом загадочным образом оказались под моей курткой.

– Фокин, убери лапы! – потребовала я, вытирая слезы. – Потому что я сразу начинаю тебя хотеть. А нафига оно мне сейчас?

– Не уберу! Наоборот, буду лапать тебя по-всякому. Чтобы ты потом была злющая и голодная.

– Да я ж тебя насмерть сожру, чучело! – пообещала я, выковыряв его ладони из-под куртки и включив драйв.

= 37.

– Ты знаешь, Максим, – сказала я, когда мы остановились на повороте, пропуская поток по Выборгскому шоссе, – я после вчерашнего нашего разговора как-то по-другому на родителей взглянула.

– После какого именно разговора? – уточнил он.

– О беременностях, детях. Помнишь, как я на тебя в декабре фыркнула, когда мы на крыльце стояли?

– Еще бы. Я с женатыми дел не имею, отвали, Фокин, на хрен. И что изменилось?

– Для меня всю жизнь эта история была образцом, как не надо. Но если подумать… Они друг друга любили тридцать пять лет. И все это время отец был женат на другой женщине. Когда мама забеременела, он хотел развестись и на ней жениться. Это я совсем недавно узнала, брат рассказал. Но как-то так получилось, что его жена тоже оказалась беременна. Кирилл младше меня на три месяца.

– Как-то так получилось, – хмыкнул Максим. – Само собой. Хорошо сформулировала. Я понял, Нина. Он остался с семьей, хотя и тебя признал, и о вас всю жизнь заботился. Мама твоя говорила. Ты поэтому вчера спросила, что было бы, если б и ты, и Зоя оказались беременны?

Я старательно вглядывалась в поток машин без единого просвета.

– Нин, я сказал вчера, что не стоит об этом говорить, но, похоже, ошибся. Давай все точки над i расставим. Четко и определенно. Да, мы с тобой уже любили друг друга, но оба спали с другими. Это было. Это факт. Могла такая вещь получиться? В теории – да.

– Хочешь честно? – я наконец повернула и тут же остановилась на красный. – Все это время, как только у тебя звонил телефон или пищал, что сообщение пришло, у меня появлялась мысль: а вдруг это Зоя с радостной новостью.

– Нинка… – Максим закатил глаза. – Я сказал, что в теории такое могло быть, а на практике – нет. Но даже если предположить, то с ней бы я из-за ребенка не остался. Тебя ведь это волновало? Ну да, я был бы еще большей сволочью, чем сейчас, потому что бросить беременную женщину и уйти к другой на порядок хуже, чем бросить невесту перед свадьбой. Но я не считаю, что для ребенка лучше, если между родителями полная задница. Он был бы мой, и я бы о нем заботился, как твой отец. А тебе пришлось бы с этим смириться.

Он посмотрел на меня искоса, словно сомневаясь, стоит ли продолжать.

– И давай заодно в другую сторону, чтобы закрыть тему. Если бы ты была беременна и оказалось бы, что это не мой ребенок, я бы все равно остался с тобой. Конечно, если бы ты сама этого захотела. Ты для меня важнее. Ты и твои чувства ко мне.

Я проглотила тугой комок и положила руку ему на колено. Но в этот момент Жорик поймал колею, и мне пришлось вернуть ее на руль. До следующего светофора мы ехали молча. Того самого, где все и произошло год назад. И я снова остановилась на красный. В правом ряду. Вот только еще не стемнело. И снег не шел.

Мы с Максимом посмотрели друг на друга. Он дотянулся и поцеловал меня. И попросил, улыбаясь:

– Только, пожалуйста, Нин, не зацепи сейчас кого-нибудь еще. Третий в стае нам не нужен… взрослый, я имею в виду.

– Я не буду перестраиваться. Ну, с годовщиной знакомства? Кстати, куда мы вечером пойдем?

– И тебя. Давай куда-нибудь рядом с домом. Чтобы пешком дойти. Есть там одно место на Маяковской, «Ха…

– …чапури и вино», – закончила я. – Давай. Только столик закажи, а то суббота. Да еще старый Новый год.

Когда вечером мы шли, держась за руки, в ресторан, я подумала, что все-таки стоило выбрать другое место. «Хачапури и вино» было у нас с Германом одним из самых любимых. Да и Максим, наверно, бывал там с Зоей. И тут же одернула себя.

В конце концов, почему мы должны из-за них лишаться того, что нам нравится? Места, которые будут только нашими, еще успеем найти. Может, если мы позволим призракам немного пожить рядом, вместо того чтобы выгонять их пинками, они быстрее уйдут сами?

Мы заказали хинкали с сулугуни, большой имеретинский хачапури и гранатовое вино.

– С собой возьмем? – спросила я.

– А как же! – с обидным энтузиазмом кивнул Максим. – И побольше.

– Нам мама надавала всего на неделю.

– Съедим. Будем на работу брать.

В пятницу и субботу ресторан закрывался в час ночи, и мы засиделись. Пощипывали по кусочку хачапури, пили вино и болтали обо всем, что приходило в голову.

– Слушай, ты можешь поверить, что мы с тобой знакомы год, а вместе всего две недели? – спросил Максим, словно подслушав мои мысли. – Мне кажется, что уже столько времени прошло. А я о тебе знаю так мало.

– А что ты хочешь знать?

– Все, – категорично заявил он. И уточнил: – Все, что ты захочешь рассказать. Кстати, уже почти двенадцать, мы сейчас и старый Новый год прошляпим. Как насчет шампанского?

– Ой, нееет! – скривилась я. – Стопудово оно будет теплым и мерзким. Ты же помнишь…

В полночь мы выпили вина, поцеловались, а потом Максим спросил, глядя куда-то в район моего подбородка.

– Нин, а ты вообще как смотришь на то, чтобы пожениться?

– Фейспалм! – застонала я в ладонь. – Фокин, ты безнадежен!

– А что не так? – он обиженно нахмурился.

– А какой ты ответ ожидаешь получить на такое предложение?

– Да или нет.

– Да или нет будет, если ты скажешь: «Нина, выходи за меня замуж!» А так я могу ответить что-то вроде «ну, в принципе, не против, как-нибудь, когда будет время».

– Ну извини, – Максим держал мою руку в своей и медленно поглаживал пальцы. – Я еще никому никогда предложение не делал. В следующий раз буду знать.

– Это в какой еще следующий раз? – я пнула его под столом.

– Считай, что это была просто репетиция. А сейчас будет генеральный прогон. Эх, стоило все-таки шампанское заказать.

Он посмотрел по сторонам и заметил на подоконнике смятую обертку от шоколада. Дотянулся, расправил, вытащил фольгу. Сложил ее в полоску и свернул колечком.

– Нина, выходи за меня замуж! Теперь правильно?

– А на коленку? – фыркнула я и протянула палец, на которое он надел кольцо из фольги. – Да!!!

– На коленку будет на премьере, – пообещал он, поцеловав меня. – И кольцо настоящее.

– Это в каком-то фильме было. Кольцо из фольги. Или в книге? Не помню. А если серьезно, Максим, давай немного попозже. Понимаешь, почему?

– Пусть все отойдут от первого раза, ты это имеешь в виду?

– Да, – кивнула я. – И давай не будем устраивать цирк для миллиона гостей. Я бы вообще тихо в загсе расписалась.

– Как скажешь. Я так понимаю, у нас будет время подумать. Только не шесть лет, надеюсь. Интересно… – Максим смотрел сквозь меня, как будто вспоминал что-то. – Ровно год назад в это время мы еще были в ГИБДД. Если бы кто-то в тот момент сказал, что через год я предложу тебе выйти за меня замуж…

– Ты бы не поверил?

– Я бы неприлично заржал. Знаешь, убить тебя не хотелось, но добрых чувств ты во мне точно не вызывала. Хотя больше бесил твой Герман, который без конца корчил рожи и прикидывал, не получится ли как-нибудь свалить вину на меня.

– Ну, я бы тоже посмеялась. Если бы мне сказали. А ты, кстати, звонил Зое: ах-ах, Зайка, привет! Просто фууу!

В этот момент официант поставил перед нами кофе, и я вздохнула:

– А еще ты мне тогда кофе принес. Из автомата. Кстати, у меня каждый раз здесь возникает гнусный соблазн украсть ложку. Ну очень они мне нравятся.

– Так в чем проблема? – хмыкнул Максим. – Ты знаешь, что в цену всего, что мы едим в общепите, заложены кражи клиентами ложек, вилок, солонок, салфеток?

– Знаю. Но мне неловко. К тому же я обязательно попадусь в процессе.

Мы посидели еще немного и собрались уходить. Официант принес большой пакет на вынос и папку со счетом. Максим расплатился картой, убрал кошелек.

– Сколько там? – спросила я.

Он ответил и поднялся, чтобы надеть куртку.

– Подожди, – остановила я. – Что-то слишком мало. Мы много всего заказывали, да еще и с собой.

Максим сел обратно.

– Наверно, это только за то, что здесь, а за to go отдельно будет. Подождем.

Мы прождали минут пять, официант несколько раз пробежал мимо, не обращая на нас никакого внимания. Я вытащила из пепельницы скомканный чек, проглядела.

– Ку-ку, это как раз только за вынос. Похоже, ужин у нас за счет заведения.

Мы посмотрели друг на друга, я покачала головой:

– Нет уж, сам решай.

Максим побарабанил пальцами по столу.

– Соблазн украсть ложку, говоришь? А как насчет соблазна встать и уйти? Заманчиво? С одной стороны, конечно, дураков нужно учить, чтобы к работе относились ответственно. А с другой… черт его знает. Может, у него мама болеет. Или девушка не дала. А мы еще добавим. К тому же, Нин, я в этом плане суеверный. За такие дела потом намного больше своих денег потеряешь. Да и вообще… противно.

– А участвовать в перманентной краже из госбюджета не противно?

– Нин, не топчи мозоль, – поморщился Максим. – Ты все знаешь. И, кстати, в мой карман оттуда ничего не капает. Как и в твой. Молодой человек! – он махнул официанту.

Парень подошел к нам с физиономией, на которой отчетливо читалось: «Ну какого рожна вам еще надо? Расплатились – и проваливайте!»

Максим протянул ему чек.

Мы вообще-то тут целый вечер просидели. И даже кое-что заказывали. Вы не заметили?

Парень посмотрел на чек, на нас, снова на чек. Покраснел. Побледнел. Пробормотал: «Извините» – и убежал. И вернулся с новым счетом.

– Большое спасибо, – сказал он, глядя в сторону.

– Спасибо много, – задумчиво ответил Максим, вводя пинкод. – Давайте мы украдем вот эту ложку, – он взял с блюдца кофейную ложку и отдал мне, – а вы не заметите.

– Да хоть две, – с облегчением выдохнул официант. – Приходите еще.

Мы вышли на улицу и расхохотались так же, как и днем в Левашово.

– Не, ну а что, – Максим попытался сделать серьезный вид, но не вышло. – Удачно получилось. На чаевых сэкономили, потому что не за что ему чаевые давать, и ложкой разжились, которую ты иначе никогда не решилась бы стащить.

Тут он оглянулся по сторонам и притиснул меня к стене дома.

– Признавайся, каракатица, когда ты сказала: «решай сам» – хотела проверить, насколько я аморальный тип?

– Да, – честно глядя ему в глаза, соврала я. Поглаживая большим пальцем полоску фольги на безымянном.

На самом деле все обстояло несколько иначе. Если б мы ушли, я бы не стала относиться к Максиму хуже. Но от этого дня, такого необыкновенного, осталось бы не самое приятное послевкусие. Хотя бы уже потому, что Герман сделал бы именно так. Встал бы и ушел, упирая на то, что раздолбаев нужно учить. И мне было приятно, что Максим на него не похож.