Текст книги "Краш-тест (СИ)"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

= 38.

19 января

В воскресенье с утра мы еще разок просмотрели, все ли в порядке по Богатырскому и Коломягам, и приступили к Шушарам. Я притащила свой ноут и стул к Максиму в кабинет и сидела рядом с ним.

– Конкретно расскажи мне, как все будет проходить, – попросила я, переходя в нужный раздел.

– Большую часть будут проверять здесь. Кадры – вместе с Кристиной. Финансы – с финотделом. Для нас с тобой главное – сверка статистики, финансовых потоков и карт. Как ты понимаешь, статистика каждой клиники должна совпадать со статистикой финотдела и движением денег. А карты должны подтверждать и то, и другое. Видела плакатики в маршрутках: «При аварии количество трупов должно совпадать с количеством посадочных мест»? Грубо, если денег перечислено за тысячу приемов, в картах должна быть отражена эта самая тысяча приемов. Если анализов назначено на миллион рублей, все эти назначения должны быть прописаны в картах. То же самое с узи и прочими обследованиями. И страшнее всего – с квотами на дорогое.

– И что, все карты будут проверять? – не поверила я.

– Нет, конечно, выборочно. В самих отделениях смотрят бумажную документацию, всякие нормативные штуки. Кстати, учти, если не окажется наглядной агитации и информационных материалов, которые числятся как принятые, люлей в первую очередь получишь ты. Счастье, что у нас нет дублирования бумажными картами. Ты представляешь, какая была бы сейчас адова работа?

И понеслось…

Где-то часов в семь вечера в понедельник, когда проверяющие свернулись и отчалили, я сообразила, что ела последний раз еще дома. И пила тоже. Даже традиционного утреннего кофе не получилось, все началось ровно в девять ноль-ноль.

– Ну что, Нинка, – устало сказал Максим, запустив пятерню в волосы и устроив там воронье гнездо, – первый тайм мы отыграли. Быстро перекусим и садимся дальше за Шушары, там еще много. Что у нас пожрать?

Я сходила к коллективному холодильнику в техотдел и принесла пакет с хачапури и маминым запеченным мясом. Максим в это время сделал нам кофе. Ужин занял минут пять. Так быстро я ела в последний раз, кажется, в универе, когда надо было успеть за короткий перерыв отстоять очередь в буфет и прожевать то, что удалось ухватить.

В четыре утра Максим сказал:

– Капец, бобик сдох. Останемся здесь или все-таки домой на пару часиков?

Я с сомнением посмотрела на диван. Он и для интимных радостей не особо годился, а уж спать на нем, да еще вдвоем… Ядовито-желтое дерматиновое чудище не раскладывалось, было узким, коротким и скользким.

– Давай домой. Душ надо принять. А то будем завтра вонючие и мятые. Пробежимся пешочком, хоть головы проветрим.

В восемь мы снова были на работе.

– Можешь подремать до девяти, – разрешил Максим, потерев глаза руками. – Я пока поделаю дальше. Пока не пришли.

И все повторилось. На время проверки мы с ним всю свою текущую работу отложили. Даже запись на прием к врачам через сайт была временно приостановлена. Хорошо хоть квоты не висели над головой дамокловым мечом.

Ляпы, несмотря ни на что, всплывали. То у Кристины, то у финансистов, то у медотдела. У нас тоже, но гораздо меньше. Все-таки Максим худо-бедно систему подточил. Да и впахивали мы, как проклятые.

К пятнице проверка четырех маленьких отделений почти закончилась. В выходные ревизоры, разумеется, не работали, и у нас осталось время, чтобы за субботу и воскресенье заполировать до блеска Северную долину. Это поликлиника была самой большой из всех и самой проблемной. Но Максим, поскольку работал там и врачом, и заведующим, знал хорошо все ее слабые места, и поэтому мы рассчитывали успеть вовремя.

Днем в пятницу мы даже умудрились выкроить полчаса, чтобы пообедать в кафе, а не сжевать холодную сухомятку вечером. После этого Максиму надо было ехать на Приморский, где делали выемку бумажных документов, а я рассчитывала прикорнуть на часок и сделать потом самое горящее из отложенной текучки.

Телефон Максима сказал «ква» – пришло сообщение в Вайбер.

– Нееет! – простонал он, прочитав, и уткнулся лбом в стол – хорошо хоть не в тарелку нырнул.

Зоя, промелькнуло у меня дежурным страхом.

– Что там? – спросила я с опаской.

Максим вместо ответа протянул мне телефон.

«Алла. Чуня, прилетаю сегодня в 19.20. Приютишь на три дня?»

– Алла? Чуня? – и то, и другое вызывало смутные ассоциации, но слишком смутные, чтобы их идентифицировать.

– Сестра. А Чуня – это я. Не было у тебя в детстве книжки про поросенка? И мультик не помнишь?

– Не помню. Ты хочешь сказать, твоя сестра прилетает сегодня? И что мы будем с ней делать? У нас же работа.

– Вот и я о том.

Максим посмотрел на часы и взял у меня телефон.

– Звонить и говорить, чтобы разворачивала лыжи, уже поздно. Скажу, пусть берет в аэропорту такси и едет на Кантемировскую. Не к нам же. Спать негде. Да и нас не будет. А я, как освобожусь на Приморском, сразу туда подъеду, с ключами. Думаю, успею.

– Я так понимаю, она на меня приехала посмотреть? – со вздохом предположила я.

– Ну не на меня же. Меня она две недели назад видела.

– Так, может, я ее встречу? В аэропорту?

На самом деле мне страшно не хотелось этого предлагать. Как и в целом общаться с сестрой Максима. Но что-то подсказывало: так будет лучше. В конце концов, надо думать, она не от самой себя приехала, а от всего семейства. На разведку. И от того, как все пройдет, во многом будет зависеть и моя встреча с родителями Максима.

– Камикадзе? – иронически поинтересовался он. – Ну попробуй.

Он набрал номер Аллы и сказал, что вообще-то не мешало бы предупреждать заранее, потому что у нас завал на работе. И что встретит ее Нина. На том конце повисла пауза, а потом моя будущая золовка спросила, как меня узнает. Максим пообещал скинуть мою фотографию в куртке, Алла ответила, что пришлет свою.

Я надела куртку, Максим сфотографировал меня и отправил снимок. Через пару минут пришел ответный – дюжая бабища лет сорока в длинном черном пальто.

– Ты же, вроде, говорил, что она младшая, – обалдело сказала я, когда Максим перекинул фото мне.

– Ей тридцать. Надо будет на следующий день рождения телефон с хорошей камерой купить. В общем, смотри по пальто.

– Офигеть примета.

Больше всего я боялась протупить с Жориком. В зоне высадки и посадки бесплатно можно было стоять не больше пятнадцати минут. На платных парковках я ни разу там машину не оставляла.

– Какой терминал хоть?

– А я знаю? – поморщился Максим и встал. – Все, мне лететь пора. Посмотри в интернете.

Он поцеловал меня и исчез.

Эпик фейл! В столовой было полно наших, и я прямо всей тушкой чувствовала, как на меня смотрят. Мы с Максимом договорились, что не стоит афишировать отношения на работе. Конечно, я не рассчитывала, что Кристина будет нема, как могила, тем более, о нас и так уже болтали. Но подобная демонстрация того, что мы вместе… Это, конечно, получилось не специально, в запаре, однако приятного было мало. Отмененную за несколько дней до назначенного срока свадьбу еще никто не забыл.

До Пулково я по пробкам ехала дольше, чем рассчитывала. Когда наконец поставила Жорика на стоянку и добралась до зала прилета, самолет из Архангельска уже приземлился. Я всматривалась в поток выходящих пассажиров, но ни одной женщины, даже отдаленно напоминавшей фотографию в телефоне, не увидела.

Все уже вышли, и я хотела позвонить Максиму, но тут услышала свое имя, произнесенное низким бархатным голосом. Обернулась и увидела высокую женщину в черном пальто. На фотографию свою она была абсолютно не похожа. Впрочем, и на Максима тоже. И как я только могла ее проморгать?

Алла по комплекции напоминала Кристину – не толстая, а крупная, монументальная. Только не блондинка, а жгучая брюнетка, может быть, и крашеная. Было в ней что-то такое… загадочное, мистическое. Максим говорил, что она гадает на картах таро, рунах и кофейной гуще. К подобному я всегда относилась скептически. Хоть и допускала, что у некоторых людей есть необычные способности, поскольку сама разговаривала с Питером. Но в целом считала подобных гадателей обманщиками, которые вытряхивали карманы доверчивых обывателей.

– Ну, привет, – сказала она, и я вдруг почувствовала себя маленькой глупенькой девочкой. Хотя мы с ней были практически ровесницами. – Значит, вот ты какая.

Угу, так вот ты какой, северный олень.

Мы молча дошли до парковки, сели в машину.

– Алла, я… тебя отвезу к Максиму, – обращение на ты далось мне с некоторым усилием. – У меня спать негде. Он там ждать будет. У нас действительно на работе кошмар. Ревизия. Мы там сутками всю неделю. И еще где-то дня четыре осталось.

– Ясно, – кивнула она.

Я чувствовала себя ужасно, потому что никак не могла подобрать тему для разговора. Она подумает, что я невежливая. Или тупая. Так и родителям расскажет. Просто кошмар.

– Слушай, бобер, выдохни, – усмехнулась Алла.

– В смысле? – не поняла я.

– В смысле, что ты сейчас лопнешь. Ты не знаешь, о чем говорить, и боишься, что произведешь на меня плохое впечатление.

– Ну, наверно.

– Забей. Хуже, чем у Заечки, все равно не получится.

– Нет предела совершенству, – возразила я, на самом деле выдохнув с облегчением. – А я думала, что родители ваши ну очень недовольны были таким поворотом дела.

– Папа наш – полкан в отставке, мужчина суровый. Не давши слова, крепись, а давши – держись. И все такое. Макс ступил дважды. Что связался с ней и что решил жениться. Я так считаю, вовремя передумал, все равно ничего не вышло бы. Ты извини, что я об этом говорю, может, тебе неприятно слушать. Она девка неплохая сама по себе, но точно не для него.

Зачесался язык, спросить, а как насчет меня, но это было глупо, учитывая, что с Аллой мы и полчаса еще не были знакомы.

– А вот ты, мне кажется, ему подходишь, – сказала она.?

= 39.

– А откуда ты знаешь? – удивилась я. Не столько сути ее слов, сколько тому, что она угадала, о чем я думала.

– А оттуда. Я этим себе на хлебушек зарабатываю. Даже где-то с маслом. Нет, мысли не читаю. Как бы тебе сказать… просто кое-что чувствую. Никакой мистики, никакого шарлатанства. Повышенная восприимчивость. И диплом психолога. Только людям не интересно, если им просто что-то такое скажешь. Они хотят гаданий, предсказаний и прочей фигни. Ну хотите – пожалуйста, мне не жалко. У меня даже стеклянный шар есть. И чучело крокодильчика. На барахолке купила. Производит впечатление.

Я засмеялась. Напряжение постепенно проходило. Хотя она и не была похожа на Максима внешне, но что-то общее в манере держаться, даже в интонациях я заметила.

– Я как только Зойку увидела, сразу подумала, что из разных коробок ложечки. Она и Макс.

– А мы из одной?

– Вы из одной. Даже рядом вас не обязательно видеть.

– А ты ему это говорила? – спросила я. – Про Зою?

– Нет. Зачем? Во-первых, он все равно бы не поверил. А во-вторых, это еще ничего не значит. Иногда совершенно разные люди живут вместе всю жизнь. Хотя и непросто, конечно. А иногда и абсолютно одинаковые готовы друг другу в глотки вцепиться. Одинаковость на самом деле – это тоже нелегко.

– Да я уже поняла.

– Планы какие-то у вас есть, если не секрет? – помолчав, спросила Алла. – На совместное будущее?

– Живем вместе, замуж предложил. А там видно будет.

– Знаешь, родителям об этом я, пожалуй, пока говорить не стану. Про замуж. Надеюсь, понимаешь, почему.

– Конечно, – кивнула я. – Я так Максиму и сказала: давай подождем, пока все уляжется.

Когда мы приехали на Кантемировскую, он нас уже ждал. И даже картошки с мясом пожарил.

– Уж извините, девушки, что успел – то успел.

Они с Аллой обнялись, из-за ее плеча Максим посмотрел на меня вопросительно. Я улыбнулась: мол, все в порядке. А потом краем глаза заметила, как Алла показала ему большой палец. Это было приятно.

– Ал, ты извини, – сказал он, когда мы сидели за столом. – У нас действительно все очень напряжно сейчас, мы тебе не сможем много времени уделить. Сегодня вот небольшая передышка, но выходные придется впахивать, и на неделе еще дня три, не меньше. У тебя обратный билет когда?

– В понедельник, в десять вечера.

– Проводить сможем, но не больше.

– Да ладно, не парьтесь, – Алла махнула рукой с зажатой вилкой, едва не запустив кусок мяса в космос. – Все, что я хотела, уже увидела. А так найду, чем заняться. Ты мне только ключи оставь. Извините, конечно, что так в наглую получилось, но… ты же знаешь, Макс, некоторых товарищей. У которых свербит. А если б заранее предупредила, ты бы нашел массу контраргументов и убедил не приезжать.

– Передай товарищам, что… А, что хочешь, то и передавай, – Максим посмотрел на часы. – Ты не обидишься, если уже поедем? Завтра вставать рано, а мы всю неделю спали часа по два-три.

– Валяйте, – разрешила Алла. – Только сначала…

– Ой, нет! – поморщился Максим. – Давай без глупостей, а?

– Молчи, Чуня. В конце концов, вы можете не верить, это ничего не меняет. К тому же ты знаешь, самое плохое я все равно не говорю.

– Так в том-то и дело. Наплетешь бочку арестантов, а ты думай потом, все ли сказала и о чем умолчала. Кстати, я летом Нинке и себе гадал на кофейной гуще. Как ты мне показывала. Мы тогда еще очень мало знакомы были. Я запомнил только несколько фигулек, вот одна из них и вылезла. У нас обоих. Резкий поворот в жизни. Так и получилось.

– Ну, под резкий поворот многое притянуть за уши можно, – Алла встала и вышла, вернувшись через пару минут с замшевым мешочком. – Хотя да, у вас вполне так сбылось. Карты я не взяла, а руны всегда со мной, с ними нужно в контакте быть постоянно.

– Это тоже психология? – немного ехидно поинтересовалась я.

– Нет, это то самое, Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, – отрезала Алла. – Чистая энергетика.

Она опустила руку в мешочек, закрыла глаза, что-то пошептала, потом вытащила несколько отполированных цветных камешков с высеченными рунами. И уставилась на них с выражением крайнего удивления.

– Ну, говори уже, – Максим с нетерпением сдвинул брови. – Мы ж не клиенты, чтобы дым в глаза пускать. Еще бы крокодила привезла.

– Короче, я спросила о том, как сложится ваша совместная жизнь. Конечно, все надо делить даже не на два, а на двадцать два, но получается очень любопытно. Если в переводе на человеческий язык, похоже, это надолго. Вы друг для друга как источник энергии. И источник неприятностей, кстати. Причем это как-то взаимосвязано.

– Про энергию и источник неприятностей действительно похоже на правду, – серьезно кивнул Максим, и я традиционно пнула его под столом. – Все?

– Нет, – Алла нахмурилась. – Странное сочетание, ни разу вообще такого не видела. Пока вы вместе, будете постоянно ходить по краешку. Опасностей, неприятностей, не знаю. Не то чтобы с головой в них вляпываться, но очень близко. Причем все эти неприятности будете устраивать себе сами. Потом отважно с ними бороться и даже получать некий профит.

– То, что не убивает, делает нас сильнее? – Максим скептически хмыкнул, но Алла кивнула серьезно:

– Да, как-то так.

Когда мы уже ехали домой, я спросила:

– Что скажешь?

Максим неопределенно пожал плечами.

– Хрень это все, конечно. Что она там с камнями говорила. Но, знаешь, может быть, что-то в этом и есть. Про энергию и неприятности. Если подумать и вспомнить.

– Максим, под это можно подогнать что угодно. Как и под кофейные знаки с неожиданным поворотом. Я не об этом. Мне кажется, я ей понравилась. Но, может, я принимаю желаемое за действительное?

– Мне тоже кажется, что понравилась.

– И она мне. Слушай, а ваш отец, оказывается, военный? Ты не говорил.

– Разве? – удивился Максим. – Да, полковник в отставке. Пограничник. Возможно, поэтому у него немного… странные взгляды. Долг превыше всего, обещания надо выполнять, слово держать – хоть сдохни. Нет, это все, конечно, прекрасно, но до разумных пределов, пока не приводит к деструкции. Хотя, как ты поняла, я этим тоже страдаю в некоторой степени. Наверно, это заразное.

Днем я думала, что наконец-то, впервые за эту неделю, мы по-человечески ляжем спать. Четыре ночи подряд возвращались под утро, быстро принимали душ и падали в кровать, засыпая раньше, чем оказывались под одеялом. Чтобы буквально через несколько секунд проснуться от мерзкого завывания сразу двух будильников. А еще думала, что спать мы все-таки будем не сразу – тоже наконец-то. И что в результате вышло?

А ничего.

Мы лежали, обнявшись, Максим гладил меня по спине, а я проваливалась в сон, хотя это было страшно досадно. Потому что ближайшие ночи нам тоже предстояли не самые романтические.

– Фокин, я так не играю, – язык едва шевелился. – Я тут лежу рядом с тобой, совсем голая, а ты на меня не реагируешь.

– Нинка, я правда тебя хочу, – так же невнятно пробормотал он. – Но… спать – больше. Извини.

– Черт с тобой. Я тоже. Спать хочу больше. Обидно, понимаешь…

Кажется, я пыталась сказать что-то еще, но уснула на полуслове.

Кошмарнее всего получились как раз суббота и воскресенье. Поликлиника в Северной долине, самая большая, была и самой запущенной, а к понедельнику мы должны были кровь из носа привести ее в пристойный вид.

– Это, знаешь, какая-то аномальная зона, – жаловался Максим, оторвавшись на минуту от карт, чтобы дать глазам отдохнуть. – Она такой была, когда я туда пришел. Пока был заведующим, еще худо-бедно держалась, а как ушел сюда – снова покатилась под гору. Ты должна была заметить, что оттуда самое большое количество жалоб идет.

– Я думала, это из-за количества врачей и пациентов.

– Не только.

Собственно приписок и поправок мы делали не так уж и много, в основном врачи с этим справлялись сами в процессе. Но вот сверка статистики и записей – это была адова работа. Одни узи чего стоили! Мы сверяли файлы каждого врача со статистикой регистратуры, а при малейшем расхождении смотрели, все ли записи есть в картах пациентов. И кто из врачей общей практики или специалистов дал направление. И есть ли записи о приемах этих самых врачей. И… короче, до бесконечности. Только для того, чтобы выловить несколько блох. Которые, в противном случае, выловили бы проверяющие. А каждая такая блоха – по сути, украденные из бюджета деньги. Что, само собой, чревато.

Максим даже свои смены в академии перенес. В понедельник и во вторник мы уходили домой почти вовремя – когда заканчивали работу ревизоры. Полировать больше было нечего, а текучку решили отложить до окончательного завершения проверки. Проводили Аллу. После ужина падали на кровать и… тупо смотрели какой-нибудь фильм по телевизору.

– Максим, это вообще нормально? – спросила я в один из рекламных перерывов. – Мы с тобой вместе меньше месяца, а у нас секса уже двенадцать дней не было. Двенадцать, Карл! Ну ладно, пять из них я была ограниченно пригодна, потом мы впахивали по двадцать часов в сутки, но сейчас-то? У меня такое ощущение, что вагоны разгружали. Реально сил нет. Ни морально, ни физически.

– Вот это и называется импотенция бизнесменов, – фыркнул Максим. – Когда из-за постоянного нервного напряжения и не хочется, и не можется. Ничего, Нин, завтра вся эта шняга закончится, и тогда…

– Мы будем окончательно выпотрошенные, и нам окончательно все станет пофигу.

– Нет. Тогда мы напьемся и устроим оргию.

– Ну смотри, – я поцеловала его и улеглась рядом поуютнее. – Ловлю на слове.

= 40.

31 января

Пожалуй, только через неделю после окончания проверки все более или менее вошло в накатанную колею. Первые дни мы не могли поверить, что уже не надо сидеть в офисе до утра – пока глаза не начнут вываливаться на клавиатуру. Что текучка вполне укладывается в рабочее время, а даже если и не вмещается, это спокойно можно доделать дома. Что ничего не висит над головой. Наверно, так себя чувствуют солдаты, когда заканчивается война. Больше не стреляют – и эта тишина пугает сильнее, чем канонада.

Обещанная Максимом оргия растянулась на два дня. Причем в первый мы только напились. Да так, что на работу в четверг приползли к обеду, но это никого не удивило. Скорее, удивило, что мы вообще пришли. Кстати, выпито как раз было немного, одна бутылка вина. «Норм, – сказал Максим. – После такого напряжения хватило бы и пивную пробку понюхать».

Зато вечером…

– Фокин, я уже забыла, как это делается, – заявила я, когда он меня раздевал.

– Ничего, сейчас вспомнишь. Это как на велосипеде – раз попробовала, уже не разучишься. Но мне тоже кажется, что тысяча лет прошла.

За эти дни я так по нему соскучилась, хотя он был рядом постоянно. Как же мне не хватало этого – полного погружения друг в друга. Слияния. Растворения. Не хватало его рук, губ. Слов, которые он шептал мне на ухо. Того особенного взгляда – глаза в глаза. Но поняла я это по-настоящему, только когда мы снова оказались вместе. Когда его губы жарко касались моего тела, и оно отзывалось, изнывая от жажды. Когда я раскрывалась ему навстречу, и он снова и снова входил в меня, заполняя собой до краев…

Мне не хотелось думать о том, что Максим сравнивает меня с Зоей, но сама я невольно сравнивала его с Германом. Наверно, это было неизбежно. Все теперь было по-другому. Совсем иначе.

С Германом мы как будто приручали друг друга – не только в сексе, во всем. Приспосабливались, приноравливались, привыкали. А еще это напоминало прокладку маршрута по опасной незнакомой местности. Здесь болото. Там обрыв. А там вообще минное поле. Как будто рисовали карту и отмечали на ней: сюда можно, а туда – нет. Песня была такая у «Агаты Кристи»: «Я на тебе как на войне». Вот это точно нам подходило. Постоянное высокое напряжение. Да, я его любила, никаких сомнений в этом у меня не было. Но эта любовь была слишком трудной, и она выгорела до тла. Наверно, Алла, как и Питер, сказала бы, что мы друг другу не подходим, и была бы права.

С Максимом мне все время хотелось улыбаться. Как дурочка из переулочка. С самого начала. Ну, может, не с самой первой встречи, но с больницы – точно. Даже когда было так плохо, что не хотелось просыпаться по утрам. Даже когда злилась на него и почти ненавидела. Все равно в глубине жило что-то необыкновенно ясное, теплое.

Мне запомнился один день, я тогда училась в шестом классе. Был конец февраля, до весны еще далеко, но солнце светило как-то по-особенному. После уроков я забрела в Таврический сад и гуляла, пока не начало смеркаться. Это было ощущение совершенно необъяснимого, беспричинного счастья. Бескрайнего, ничем не замутненного. Оно переполняло, казалось, еще немного – и я смогу взлететь, подняться над городом, обнять его руками, как крыльями. Наверно, именно тогда я впервые почувствовала присутствие Питера. Потом я рассказала о том дне бабушке. «Это ангел прошел рядом», – улыбнулась она.

К чему все это? Да к тому, что с Максимом я чувствовала что-то очень похожее. Ощущение яркого солнечного дня, наполненного счастьем и безграничной свободой. Если с Германом мы строили наши отношения, нашу жизнь так, как будто высекали статую из куска камня, с Максимом – словно лепили их из чего-то мягкого, податливого, послушного. Мне нравилось все: разговаривать с ним и молчать, подкалывать друг друга, обсуждать что-то серьезное. Работать вместе. Гулять, есть, спать, крепко обнявшись, чувствуя его тепло.

Секс? Это была особая статья. Постоянный эксперимент. Ничего запретного, никакого стеснения. Полное доверие и открытость. Мы были настолько на одной волне, на одной частоте, что такого я даже представить себе не могла.

Впрочем, открытость иногда оборачивалась изнанкой. Нет, не в сексе – в повседневности. При всей своей похожести мы все-таки не были абсолютно одинаковыми. И иногда говорили что-то или делали, не задумываясь, что другой может это воспринять не совсем так, как рассчитывали. Или совсем не так. Это был легкий шок: как, ведь я же ничего такого… Ведь меня бы это нисколько не обидело!

Впрочем, была у похожести еще одна темная грань. Видимо, это как раз и имела в виду Алла. Почему-то свои недостатки, подмеченные в другом человеке, раздражали сильнее всего. Как будто в зеркало смотришь: мать моя женщина, а ведь это же я!

Первая наша крупная ссора произошла через пару дней после оргии, в воскресенье. Просто образец тупости, причем в забавном стиле Германа. Обычно мне такие вещи были не свойственны, но, видимо, с кем поведешься – так тебе и надо. Со стороны Максима это было «да япона вошь, я же хотел как лучше!», а с моей – вообще какой-то ураганный ПМС.

Сказать, что до этого у нас все всегда шло идеально гладко, – соврать. Бывали какие-то обидки-непонятки. В общем, обычная притирка двоих взрослых людей с багажом прежних отношений. Мы не орали, нет. Я в таких случаях мертво замолкала, а Максим становился ядовитой ледяной гадиной. Причем чем сильнее злился, тем спокойнее выглядел. Но долго это не длилось. Мы смотрели друг на друга и начинали хихикать. А потом целоваться.

В воскресенье утром я повела экскурсию по Литейному, а Максим остался дома. Сказал, надо почитать что-то к очередной аттестации по травме. Хотя вид у него был, как у школьника, который протягивает однокласснице лягушку в перевязанной ленточкой коробке. И почему-то меня это не насторожило.

Вернувшись домой, я обнаружила новую кухонную дверь. Мы все время говорили, что надо купить или заказать, но времени не было. И вот она появилась. Страшная. Нет – чудовищная! Королева самых безобразных дверей. Максим светился, довольный тем, что сделал сюрприз, и я, не желая его обламывать, выжала радостную гримасу. Совсем как жертвы телепередач, получившие на халяву сомнительный ремонт. Но обмануть Максима не удалось.

– Тебе не нравится? – сник он.

– Максим, если я скажу, что нравится, ты ведь не поверишь. Спасибо, что хотел сделать приятное. Я постараюсь к ней привыкнуть. Просто давай в следующий раз выбирать вместе, ладно?

– Мы можем заказать другую.

– Не надо, – я почувствовала, что завожусь на пустом месте, и пыталась поставить точку. – Это всего лишь дверь.

– Нет, – уперся он. – Тебе не нравится. Найдем другую.

– Сказала же, привыкну! – заорала я. Только что ногами не затопала.

Максим посмотрел на меня долгим холодным взглядом, прищурившись по-кошачьи. Молча развернулся, вышел в прихожую, оделся и от души хлопнул дверью.

– Ну и катись к чертовой матери! – рявкнула я.

Он говорил, что обычно ему хватает погулять часок по улицам, чтобы успокоиться. Но час прошел, потом второй, третий. За окном стемнело. Я подумала, что Максим поехал к себе на Кантемировскую.

«Ну ты и дура!» – вздыхала Нина-старая-зануда.

«Не, ну а чего он!..» – ныла я.

А еще я рассматривала дверь и пыталась себя убедить, что не такая уж она и ужасная. Получалось плохо. Но часам к семи я уже держала в руках телефон и никак не могла решить: позвонить или все-таки дать ему успокоиться.

Щелкнул замок, дверь открылась. Я вышла в прихожую. Максим стоял на пороге и держал что-то за спиной.

– В какой руке?

– В левой, – я изо всех сил пыталась не пустить на лицо довольную ухмылку, но не получалось.

Он протянул мне шоколадное мороженое – вафельный стаканчик. Мы оба любили их больше всего.

– А в правой?

В правой тоже был стаканчик. Черная смородина.

Мороженое таяло, а мы занимались любовью прямо в прихожей. Прислонившись к двери. Раскидав одежду по полу. Такого еще не было. Что-то совершенно безумное. А потом ложками вычерпывали с подзеркальника коричнево-сиреневую жижу. Обляпались по уши и облизывали друг друга. И продолжили в ванной.

А уже в понедельник началось…

Вообще-то первый звоночек прозвенел сразу же после окончания проверки. Когда Максиму пришлось буквально требовать для нас и для Кристины премию.

– Интересное кино, – сказал он, вернувшись от Сафонова. – В прошлый раз мы с Крис и Юлькой были прямо спасителями нации, разве что в попу нас не целовали. А сейчас тональность такая, что мы с тобой просто делали свою работу. За что премия-то?

Какие-то копейки в итоге все-таки отсыпали, и нам бы задуматься, но слишком уж мы были измотаны. И не замечали ничего, пока на меня не наорал Макаров. Ему до зарезу понадобилась какая-то агитка, которую я не сделала, потому что была занята картами.

– Вы же знаете, Андрей Сергеевич, мы по проверке работали, – я изо всех сил пыталась держать себя в руках. – Сегодня все сделаю.

– Да мне дела нет, по чему вы там работали! – завопил он. – Если вы не справляетесь, придется поставить вопрос о вашей профпригодности.

Это было какое-то дурное дежавю, но плакать на подоконнике я не стала. Вернулась в отдел и наябедничала Максиму.

– Иди обедай, – сказал он, посмотрев на часы. – Я попозже. Пойду с ним пообщаюсь. Что-то он совсем берега потерял.

В столовой к раздаче и к кассе змеилась очередь. Я взяла поднос, пристроилась в хвост и услышала:

– Да просто сучка.

Впереди стояли Ольга из медотдела и Лариса из маркетинга. Они так увлеклись обсуждением означенной сучки, что меня и не заметили.

– Так он сам ее откуда-то притащил, – фыркнула Ольга, и я насторожилась. – Они все время после работы вдвоем оставались. Ясное дело, чем занимались.

– Ага, – кивнула Лариса. – А потом сделал ее своим замом. Прикинь, да? Пришла всякую фигню на сайт писать, хлоп – и зам административного директора. Вот уж хотела б я знать, каким минетом она его на это разложила, да еще и у невесты увела.

– Да, видимо, таким – волшебным. Та хоть красотка была, а эта что? Без слез не глянешь. Я бы на их месте сидела тихо, как мышь под веником, а они лижутся у всех на виду, смотреть противно.

– Та за ним тоже особо не следила, – Лариса поставила на поднос салат. – Вечно черт знает в чем ходил. Мог бы с такой зарплатой и поприличнее одеваться. А этой вообще пофигу все… Вчера смотрю на него: черные ботинки и синие носки. Представляешь?

Носки? Синие? Я и правда не заметила. Герман всегда сам себе одежду покупал и одевался по своему усмотрению, попробовала б я ему советы давать. Поэтому и за Максимом не следила, что он там на себя напяливает.

Вообще ситуация сложилась идиотская. Как-то дать им понять, что я рядом? Или еще послушать? Противно было до ужаса. Но, положа руку на сердце, разве я ожидала чего-то другого? Да нет, прекрасно знала, что нам не моет кости только ленивый. Но одно дело знать, а другое вот так слышать.

– Носки – это ладно, – вздохнула Ольга. – А вот понты его бесят страшно. Ах-ах, на мне все тут держится, если бы не я, все бы давно развалилось.

– Ничего, – хихикнула Лариса, разглядывая меню, – думаю, недолго им пальцы гнуть. Про Макарова слышала?

Тут Ольга потянулась за хлебом и наконец заметила меня. Покраснела, толкнула Ларису в бок. Быстро взяв первое и второе, они ушли в самый дальний угол. Я тоже поставила тарелки на поднос, расплатилась и села за столик.

Из подслушанного разговора меня больше всего заинтересовала последняя часть. Про понты и пальцы. Все это было непонятно и мне категорически не нравилось.