Текст книги "Черноглазая Марьяна (СИ)"
Автор книги: Татьяна Медведева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
Крепко взяв жену за руку, потащил на автомобильную стоянку, где был припаркован его японский седан "Тойота-Королла". Марьяна не сопротивлялась, пошла покорно. Почему-то, когда оказывалась рядом с мужем, подумалось ей вдруг, она теряла волю, словно под гипнозом, расслаблялась и подчинялась, а главное – начинала верить ему безоглядно. Даже распалять себя при нём у неё не получалось. Мне хорошо с ним, и я всё-таки люблю его! – вдруг осенило её. И так хочется, чтобы красавица Алёна исчезла из их жизни!
В автомобиле Илья после того, как надёжно захлопнул дверцы, достал из внутреннего кармана дублёнки сотовый телефон и, быстро набрав номер, приложил аппарат к уху, другой рукой нащупал ладошку жены и крепко сжал её, словно боялся, что та может внезапно выскочить обратно и убежать, хотя точно знал – выход с её стороны заблокирован им.
Спустя какое-то мгновение в трубке послышался Алёнин голос, он тут же нажал на "громкую связь", чтобы его разговор был слышан Марьяне.
– Я тебе сказал, держись подальше от моей жены! – пророкотал грозно, бесцеремонно оборвав "журчание" своей бывшей любовницы, с притворной радостью приветствующей его.
– Значит, она тебе уже сообщила о нашей встрече, любимый? – продолжала ломать комедию Алёна, по всей вероятности, догадалась, что жена с Оленевым рядом – уж в чём в чём, а в интуиции ей не откажешь! – Я решила, пусть знает о нас правду. Это нечестно -держать её в неведении.
Марьяна было дёрнулась, чтобы вырвать руку, но муж держал цепко, сжал её ладонь ещё крепче и посмотрел умоляюще. Взгляд его говорил: "Потерпи ещё минутку!"
– О какой правде ты говоришь? – В голосе Ильи угрожающе зазвучали стальные нотки.
– Мы любим друг друга и хотим, чтобы твоя нынешняя супруга отдала нам дочь после её рождения, – неуверенно залепетала Алёна, постепенно сникая, подобно зарвавшемуся подростку, переоценившему свои возможности: похоже, до неё вдруг дошло, что Оленев не спустит ей очередную ложь, не только сумеет дать словесный отпор, но наверняка уже заготовил что-то страшное для неё, от чего нелегко будет оправиться.
– Да, да, дорогая, – внезапно поддержал он её ехидно и с заметной насмешкой. – Мы так сильно любим друг друга, что замутили головы всем вокруг, лишь бы быть вместе, в том числе и моей жене, и этому твоему наркоборову или наркосвинье Калачу, то есть Павлику, как ты его ласково называла. Ах, как мы всех обставили и окружили елейной паутиной! Особенно ты невероятно ловко подставила и сдала Калача, отправила его за решётку, долго ему теперь пребывать за колючей проволокой со строгим режимом!
– Что ты хочешь сказать? – жалко пискнула Алёна.
– Ха, тут и говорить особо нечего! – саркастически рассмеялся Илья. – Ясно как божий день: ты передала сведения о местах поставок наркотиков и списки кладчиков, места закладок, имена поставщиков и другие сведения.
– Да откуда я могла обо всём этом знать!
– А из его сотового телефона или планшета, – невозмутимо гнул своё Оленев. – Вы же близко общались, миловались и занимались сексом, не так ли? Ты быстренько смекнула, что впуталась во что-то противозаконное, что бизнес твоего Павлика Калачёва – совсем не предпринимательство и не коммерция, а прикрытие чего-то опасного, за что садят в тюрьму, ведь ты у нас жутко сообразительная, и сразу принялась наушничать и стучать куда следует.
– Нет, нет! – вскричала испуганно женщина. – Я ни о чём не догадывалась. И вообще не интересовалась, чем он занимается. Тем более сам знаешь, как всё зашифровано и сложно устроено у наркоторговцев, а уж списки кладчиков они в телефоне в доступном варианте хранить не будут.
– Не сомневаюсь, такая умная, въедливая журналистка, как ты, найдёт способ проникнуть в подноготную любой тайны за семью замками. Ни за что не поверю, что ты не заметила странности в делах Калача, уж наивной и непроницательной тебя никак не назовёшь. Думаю, и он не поверит, когда я ему всё расскажу. Каким образом ты всё о нём выясняла – мне до этого дела нет, он сам пусть догадывается, а вот то, что ты доносила о нём, ему будет очень интересно узнать!
И в отделе по борьбе с наркотиками мои слова подтвердят. Кстати, я как раз нахожусь тут, в отделе. Хочу предупредить, наш разговор записывается, наверняка ты об этом догадываешься. Алексей Иванович слышит наш разговор через громкоговоритель, соглашаясь со мной, кивает головой. Он подтвердит, если надо будет. – Замолчав на секунду, Илья вдруг изменил свой голос, сделав его хриплым с лёгкой картавостью и стал изображать другого человека, как будто бы тот подтверждает его слова: – Если потребуется, то, конечно, я засвидетельствую, что гражданка достойно выполнила свой долг перед обществом, доложила нам, что от неё требовалось.
С изумлением Марьяна наблюдала, как артистически её муж обрабатывал Алёну -оказывается, он был ко всему прочему ещё и замечательным актёром. Правда, она не очень-то понимала, чего Оленев добивается.
– Ты призналась моей доверчивой жене, что любишь меня, – заговорил он снова своим бархатистым певучим голосом. – А теперь пришла моя очередь сказать это же самое твоему обманутому Павлику. Ведь из любви ко мне ты сдала его, верно?
Алёна оказалась догадливее Марьяны, сразу смекнула, к чему клонит Илья, и завизжала истошно, словно её резали:
– Ах, ты гнусная скотина! Хочешь, чтобы меня прикончили! Знаешь же, что Калач напустит на меня свою свору! Мало тебе, что меня выгнали с телевидения, хочешь, чтобы ещё и жизни лишили! И всё из-за твоей цыганистой еврейки! Трясёшься над ней, как над писаной торбой! Боишься, что она тебя бросит? И правильно сделает! Кто однажды изменил, тот предаст ещё не раз...
– Это ты о себе? – жёстко перебил её Оленев. – Да, я люблю жену и готов ради неё на всё, а на тебя мне плевать! Не собирался я тебя подставлять, если бы ты не лезла в нашу с Марьяной жизнь, не врала бы ей всякую чушь о нас с тобой.
– Ладно, я согласна... Со злости наговорила ей, обидно было, что меня отстранили от любимой работы. И всё из-за тебя! И зачем я только связалась с тобой! Я даже не влюблена была в тебя никогда!
– Не из-за меня, а из-за себя самой, вернее, из-за своей жадности, – поправил Илья. -Калач тебя деньгами заманил, сознайся же, что ты и его не любила.
– А вот тут ты ошибаешься! – язвительно и откровенно торжествуя расхохоталась Алёна. – Что дозволено Юпитеру, не позволено быку, что Юпитеру свойственно, того никогда не будет у быка. Если ты меня не сильно волновал, то к Павлику я испытывала острые чувства, была у нас с ним страсть-огонь, а деньги – это уже вторичное, он сам мне их давал добровольно, я не выпрашивала.
– Ну ты загнула! Бандюгу Калача уравниваешь с богом солнечного света! Значит, тебя привлекает блатная романтика? Чего же ты возмущаешься, что тебя выперли из тележурналистики, призванной бороться с такими отморозками, как милый твоему сердцу Павлик? Всё справедливо! С твоей моралью и меркантильными интересами нельзя там работать! Неужели ты думала, что после твоих поступков всё будет шито-крыто, никто не узнает, если я промолчу? Ты же умная женщина, на что ты надеялась?
– Я влюбилась, понятно тебе! – с вызовом откликнулась Радуга. – А за любовь не судят и не наказывают. А других проступков не совершала, недаром в суде шла как свидетель, против меня не выдвинуто никаких обвинений.
– Но благодаря тебе я провёл месяц в аду и теперь у меня в шрамах вся спина – это, по-твоему, добрый поступок?
– Я же не знала, что дойдёт до такого! Я думала, всё безобидно!
– О, не надо передо мной строить из себя мисс Наивность! – сердито возмутился Оленев. – Думаю, пришла пора отвечать за свои поступки. Мне надоело тебя прощать и предупреждать. Но я всё же в последний раз тебе говорю: сматывайся-ка куда-нибудь в далёкие края – это мой город, и я не хочу, чтобы ты маячила в моём телевизоре, найди другое место – и впредь не попадайся на нашем с женой пути, иначе я твоему обожаемому Павлику заморочу голову всякими сомнениями, и уж ты потом сама разбирайся с его друганами. И мой тебе совет на будущее: держись подальше от таких "Павликов" и постарайся жить честно.
– Хорошо, – пробормотала Алёна после недолгого молчания. – Но как я устроюсь? -спросила уныло. – Вдруг и туда передадут информацию об этом инциденте!
– Ничего! – произнёс Илья примирительно. – Жизнь, если её не дразнить махинациями и предательством, куда-нибудь да вывезет и подкинет что-нибудь хорошее.
– Ладно, я уеду, продам квартиру – и укачу с Дальнего Востока. Мне ничего другого не остаётся. Прощай, надеюсь, мы никогда не встретимся! А своей благоверной передай, нет ничего прекрасней любви, лучше ошибаться, чем не любить. Желаю ей бросить тебя и обратить свой взор на свою школьную привязанность – красавчика Голубева, он ей больше подходит! – издала Радуга нервный многозначительный смешок и оборвала разговор.
Глава XXV
В машине какое-то время царило напряжённое молчание. Наконец. Илья, раздосадованно хмыкнув, возмущённо произнёс:
– Ну не может она напоследок не плюнуть! Надеюсь, это её последний плевок. Но всё-таки змеюка призналась, что никаких планов о нашем с ней совместном будущем мы не строили и не могли строить, от злости тебе всё наплела. Мара, ты в этом убедилась?
Он так и не выпустил её руки и теперь притянул сжатую ладошку к своей груди, чуть наклонился к ней и посмотрел серьёзным, вопрошающим взглядом ей в глаза.
– Я люблю тебя, мой ангел, поверь мне, – сказал с невероятной нежностью и теплотой, взяв её другую ладошку, мягко прикоснулся к ней губами. – Ты не должна сомневаться. После плена я стал смотреть на всё другими глазами. Смешно, но раньше, перед поездкой в Египет, ощущал себя кем-то вроде сыра, катающегося в масле. Конечно, не жил как в сказке и не купался в роскоши. Но казалось, всё шло как по маслу, всё удавалось и складывалось, даже можно сказать, подавалось на блюдечке. Не то чтобы это мной не ценилось, просто постепенно всё стало казаться бессмысленным и приевшимся. Богатые клиенты, публичная известность и тому подобное. Хотя именно к этому я всегда стремился... А теперь мне нужно совсем иное. Я вдруг осознал, что попусту растрачиваю свои силы, энергию и вообще жизнь... Знаешь, хочу продать свою часть бизнеса Никите -он давно мечтает стать партнёром в нашей фирме. А я перейду в мировые судьи. Я это задумал ещё до поездки в Египет. Надеюсь, ты будешь не против?
Марьяна покачала головой.
– Почему я должна быть против? Это твоя жизнь, ты сам определяешь, что для тебя лучше и важнее.
– Но я не буду зарабатывать столько, сколько сейчас. Само собой, мы бедствовать не будем, к тому же у нас будут в запасе средства, но излишеств много не будет.
– О чём ты, Илья? – с упрёком в голосе воскликнула женщина. – Деньги в жизни не главное, они лишь помогают жить.
– А для Алёны – главное! Когда я ей еще до поездки в Египет рассказал о своём намерении уйти на госслужбу, она принялась отговаривать. А для тебя, Мара, что важно в жизни?
– Любить и быть любимой! – не задумываясь, сразу ответила Марьяна. Заметив, как Илья открыл было рот что-то сказать, остановила его решительно: – Не надо меня сравнивать с Радугой, мы совершенно разные! – И, как улитка, попавшая вдруг в загрязнённую воду, спряталась в раковину, не желая продолжать неприятную тему. – Я хочу домой, пожалуйста, отвези меня, – попросила устало.
Упоминание Радуги на неё действовало угнетающе.
Илья кивнул и, нехотя отпустив её ладони, завёл машину. По дороге они не разговаривали. Каждый думал о своём.
Марьяна была в растерянности. Он сказал, что любит меня, но почему я не могу поверить ему. Да, Алёна не лгала, когда говорила о неприязни к Илье – интуитивно чувствую, это правда. После его плена у них действительно не было и не могло быть никаких близких отношений, а тем более совместных планов. Но это не означает, что он любит меня. Не любил, не любил, мало того презирал – и вдруг полюбил! Разве такое бывает?
Ну, а я сама что ли не так: любила, любила Сергея, а потом внезапно полюбила мужа? Видно, у женщин подобное случается, потому что большинство из них тянется к семье, детям, стабильности. А у мужчин другие интересы: им подавай бурную страсть, постоянную новизну, острые любовные переживания, то есть яркую жизнь, расцвеченную всеми красками. В общем, своеобразные искушающие американские горки с взлётами и падениями.
А я слишком приземлённая. Даже в самолётах, да и на качелях меня тошнит, а в атмосфере бесконечных перемен, загадок, недомолвок, роскоши и всяких излишек мой ум чахнет. Мне нравится простота жизни. Мне нужны уверенность и надёжность, словом, тёплое семейное гнёздышко, любящий муж, радостные дети. Я для Ильи не интересна. Прав он в своём дневнике: мы разные. И муж всегда будет сравнивать меня с Радугой, причём не в мою пользу.
А Илья размышлял над вопросом, отчего каждый раз, когда он заговаривает о своей любви к жене, та обязательно отводит разговор в сторону и сама никогда не говорит о любви к нему. Он терялся в неведении: по-прежнему ли она тянется сердцем к Голубеву или всё-таки в ней зародились какие-то чувства к нему, а Сергей остался в воспоминаниях?
Конечно, она ко мне не равнодушна, успокаивал себя волей-неволей, иначе не отвечала бы на мои ласки с таким трепетом. Но неравнодушие в сексе и сердечная привязанность, на которой строится любовь – не одно и тоже. Мне хочется, чтобы Марьяна воспринимала меня не только как мужа, доставляющего удовольствие в постели, но и человека, единственного и самого дорогого, на котором все мысли сходятся и днём, и ночью, а сердце трепещет от одного имени.
Не слишком ли многого я от неё хочу, попытался охладить себя Оленев, после моей измены мне можно надеяться лишь на малое: чтобы она, наконец, забыла нанесённую обиду, поверила бы в мою любовь. А там, глядишь, жизнь расставила бы всё по своим местам наилучшим образом.
Уже у подъезда Марьяна попросила Илью уехать к себе на квартиру, чтобы она смогла прийти в себя после всего случившегося наедине с собой. Однако тот категорично отказался покинуть её, заявив, что порознь они не будут жить и спать никогда, если, конечно, в этом не будет острой необходимости.
Дома Марьяна почувствовала себя до того уставшей, что без лишних слов возражения подчинилась требованию мужа лечь в постель отдохнуть. Когда очнулась от двухчасового сна, почувствовала из кухни приятные запахи.
– Беременным нужно есть отварную говядину, и я её варю два часа как положено! – с этими словами Илья в её белом фартуке в красный горошек появился из кухни.
Став перед ней на колени, ласково прикоснулся мягкими губами сначала ко лбу, затем к раскрасневшимся со сна щёчкам. В губы не стал целовать, хотя было уже наклонился к ним, но, передумав, лишь погладил рукой нежно по растрепавшимся тёмным волосам, поднялся и произнёс деловито:
– Пришло время ужинать, вставай, моя радость, умывайся и приходи на кухню!
Ночью спать легли по разным краям кровати и каждый под своим одеялом, а проснулись в обнимку, переплетевшись руками и ногами .
На следующий день после занятий Марьяна с Лерой Безденежных встретили внизу у выхода из здания больницы, где проходили практические занятия, Сергея Голубева. Нетрудно было догадаться, что тот поджидал Оленеву, поскольку, едва поздоровавшись, немедленно предложил подвезти каждую до дому и, услышав о согласии, заметно вздохнул с облегчением.
На улице стояла ветряная и слякотная погода. Хотя и ярко светило солнце. Именно благодаря ему-то снег под ногами превратился в мокрую кашицу. Ступишь неудачно, того и гляди в сапоги просочится влага, не успеешь даже дойти до остановки. А уж Лере пришлось бы изрядно вымокнуть, так как живёт она почти на самой окраине города, добираться ей всегда приходится с двумя пересадками.
Как нельзя кстати подвернулся Сергей с его машиной, подумала Марьяна. Саму её не сильно обрадовало его предложение. Внутренне она невольно насторожилась: скорее всего, он опять завёдёт свою прежнюю волынку об их отношениях, которых, в принципе, нет и не было никогда.
В прошлый раз ведь ясно дала понять это, но он всё равно на что-то надеется. Смешно, у неё живот скоро закроет перед ней всё пространство внизу, сама же превратится вот-вот в пузатую каракатицу, а Голубев всё твердит: "Бросай мужа и переходи ко мне!" Словно Марьяна – мячик для пинг-понга, чтобы скакать от одного к другому!
Машину свою Голубев поставил неподалеку и на сравнительно сухом месте, так что ноги они не успели промочить. Марьяна хотела сесть вместе с Лерой сзади, но Сергей намеренно поспешил открыть перед ней переднюю дверь и с галантной учтивостью усадил на место рядом с собой. Когда все уселись, перед тем как завести мотор, парень включил магнитолу. Салон наполнился весёлой музыкой.
Ехали медленно, то и дело останавливались на минуту-другую из-за пробок. Всю дорогу Голубев старался развлечь попутчиц незначащим разговором.
После того как Лера покинула машину у своего дома, они с Марьяной какое-то время ехали назад к центру молча. Судя по всему, Сергей выдерживал паузу, чтобы приступить к своей любимой теме "Бросай – вернись ко мне!"
Надо, наконец, всё это прекратить, подумалось Марьяне, сколько можно говорить об одном и том же, тем более о том, что не осуществимо, да и не нужно ей. Должен же он понять: любовь прошла и не вернётся, как её не зови назад!
Ошибочно многие утверждают, что первая любовь не ржавеет. Может, и не ржавеет в том случае, когда она остаётся в глубине приятных воспоминаний о юности. Но если с ней сталкиваешься вновь и вновь, носом к носу, и смотришь на неё без радужных очков, то она ещё как ржавеет. Поскольку все неприглядности, подобно коррозии, самопроизвольно проявляются или всплывают, а очарование угасает. И тогда вздохнёшь с облегчением, какая же всё-таки судьба – умничка: не позволила соединиться вам, дала шанс встретить того, с кем будете по-настоящему счастливы.
Возможно, у неё с Ильёй пути тоже разойдутся. А что, если он не любит её, а только говорит о любви из жалости или из стремления удержаться в семье рядом с будущей дочерью! Хотя нет, не может же муж так искусно лгать и приставляться, даже при своих хороших актёрских способностях! Почему-то она теперь чувствует, что Илья как раз тот человек, который ей нужен, именно он – настоящая её любовь, а Сергей – школьное увлечение и неосуществимые грёзы.
– Нам нужно поговорить! – нервно улыбнувшись, медленно проговорил Голубев. -Давай заедем в кафе. Мы же оба не обедали.
– Хорошо, – с явной неохотой согласилась Марьяна. – Только мне кажется, наш разговор напрасен. Мы никогда не можем быть вместе!
– Никогда не говори "Никогда"! – слегка нахмурившись, дерзко бросил парень расхожую фразу.
И углубился в мрачную задумчивость. Марьяна тоже отрешённо молчала, уставившись пустым взглядом прямо перед собой, пока Сергей не припарковался к кафе, находившемуся в квартале от её дома.
В просторном зале было тепло, уютно, посетителей оказалось немного – обеденное время уже подходило к концу, а главное, не звучала громко музыка, можно было спокойно поговорить. Они выбрали столик в дальнем углу. Есть Марьяне не очень хотелось, она решила обойтись овощным салатом и чаем, а Голубев заказал себе полный обед.
Сначала болтали о всяких пустяках и, лишь когда принесли еду, разговор перешёл на их личные отношения, вернее отсутствие таковых. Начал Сергей с детских воспоминаний.
– Помнишь, Умняшка, как в первом классе мы с тобой оказались за одной партой? Была ты такая маленькая и беззащитная. Глаза преогромные, испуганно-удивлённые.
– Да, диковатой и страшненькой я тогда тебе показалась, – сдержанно улыбнулась Марьяна. – Ты обозвал меня чеченкой или цыганкой, точно уже и не помню, и предложил помыться.
– Такого не было! – искренне возмутился парень с озадаченным выражением лица. – Я не мог быть таким грубым, ибо с первого взгляда запал на тебя. Весь день думал, какая красивая девочка мне в пару досталась, как диснеевская красотка Жасмин из мультфильма об Аладдине.
– Странно, а мне помнится совсем другое, – спокойно протянула женщина и замолчала, не стала спорить.
– Я всегда тебя любил! – напористо продолжал Голубев. – Если бы не нелепая история с ухаживанием отца за твоей матерью, мы бы ещё в школе стали парочкой влюблённых, а в универе наверняка поженились бы на втором или третьем курсе.
Марьяна сомнительно покачала головой, хотела ответить, кто знает, как бы всё повернулось, но снова смолчала, закусив нижнюю губу. В голове промелькнуло: не стоит распалять парня своим возражением и тем более бессмысленно рассусоливать и гадать, что бы могло получиться из их школьной любви.
Как сложилось – так тому и быть, теперь поздно что-то менять и возвращать. Нет ничего хуже, чем оглядываться назад в прошлое и жалеть о несбывшемся или каяться, что поступил не так, как надо было. Следует каким-то образом убедить Сергея не зацикливаться на ней, а смотреть в будущее, ведь он и без неё может быть счастлив.
– Твой муж, по всей вероятности, рассказал о нашем с ним разговоре, – внезапно Голубев перешёл на другое, в его голосе зазвучали нотки виноватости. – Я свалял дурака, прости меня, Умняшка. Я никогда бы не допустил, чтобы ты отказалась от ребёнка. Да я в этом уверен на сто процентов, ты на такое не способна, даже ради большой любви и самой удачной карьеры.
– Илья ни о чём таком мне не говорил, – озадаченно пробормотала Марьяна – Ну-ка объясни!
– Странно! – неподдельно удивился Сергей. – Неужели не посчитал нужным донести тебе на мою "плохистость"? – усмехнулся и добавил раздражённо: – Значит, предоставил мне право самому покаяться. Какой джентльмен выискался!
И рассказал о встрече с мужем Марьяны на стоянке у больницы. Поведал, как от отчаяния предложил ему договориться, если Илья быстро разведётся, то он уговорит Марьяну отдать им с Алёной ребёнка после его рождения.
– Конечно, я это брякнул со зла и сгоряча, ведь хорошо знал, что ты на такое не пойдёшь, – принялся оправдываться парень. – Я бы тебя не любил, если б ты была способна бросить своё дитя.
Марьяна сразу представила себе Марину, от которой отказалась мать назло любовнику – маленькую беззащитную девочку на куче мусора. И, как всегда при мысли о ней, её всю передёрнуло, а горло перехватило. И вдруг злость на неё накатила.
– Ты не имел право так говорить! – резко повысила голос на Сергея. – Кто ты такой, чтобы решать судьбу нашего с Ильёй ребёнка! Мы – родители, а ты... – лихорадочно подыскивала она слова, но ничего на ум не пришло, кроме грубых оскорблений, но высказать их вслух в общественном месте Марьяна не решилась. – Не лезь в нашу жизнь! Когда-то ты считал меня чернушкой-уродиной, не достойной твоего внимания. Вот и считай так дальше! Я не люблю тебя больше! Не спорю, что любила когда-то и бегала, как чумная, за тобой всем на смех, вымаливая твоего взгляда и снисхождения. Теперь это в прошлом. И не надо за мной ходить, караулить повсюду, искать встречи со мной и говорить о чувствах... Пойми, я теперь люблю мужа, только его!
Красивые голубые глаза Голубева потемнели, в глубине их появились злобные искорки, тонкие упрямые губы некрасиво задрожали.
– Ты любишь его из жалости! – буркнул он не веря.
Марьяна невесело рассмеялась, словно парень сморозил немыслимую глупость.
– Таких, как Илья, не любят из жалости, – спустя несколько мгновений вывела твёрдо. -Он – сильный, смелый, гордый и уверенный в себе человек. Наверняка на твоё предложение врезал тебе хорошенько.
– Тогда нет, а теперь, пожалуй, мне от него достанется, – вдруг с иронией заявил Сергей, криво усмехаясь и глядя ей за спину. – Поскольку сейчас он идёт в нашу сторону с отнюдь не восторженным лицом.
Молодая женщина обернулась и испуганно застыла, увидев мрачного мужа, направляющегося в их угол. Подойдя к жене, он, зыркнув недобро в сторону её собеседника, холодно отчеканил:
– Надеюсь, наворковались, голубки, душу отвели, а сейчас, дорогая жена, позволь забрать тебя домой.
По ходящим нервно желвакам видно было, что Оленев едва сдерживает себя.
– Хорошо, – как можно мягче сказала Марьяна, взглянув ему прямо в глаза. – Дай мне ещё минуты две, мне нужно закончить разговор, подожди меня, пожалуйста, на улице.
Кивнув жене и не прощаясь с Сергеем, Илья пошёл к выходу, но не вышел, а остался стоять у двери, ведущей в фойе, хмуро уставившись на оставшуюся за столом парочку.
Марьяна не отрывала от него глаз. Выглядел он в своём светло-бежевом свитере, как обычно, стройным, подтянутым. Но широкие плечи на сей раз были какими-то поникшими, привычная самоуверенность покинула мужа. И соколиная стать, так присущая ему, исчезла. Во всём облике ощущались боль и обида. А глаза были грустными-прегрустными и потухшими, хотя по сжатым крепко чётко очерчённым губам было заметно, что внутри у него бушует огонь.
Что-то щемящее сжало сердце Марьяны. Как же он ей дорог, оказывается! "Я сейчас, -безмолвно прошептала умоляющими глазами. – Мне очень нужно поставить последнюю точку".
Удивительно, но Илья словно понял её незвучное послание, облегчённо выпрямился и ответил ей так же мысленно: "Я подожду!" Глаза его при этом ярко вспыхнули и потеплели.
Неохотно оторвав от мужа взгляд, женщина перевела его на Сергея, удручённо смотревшего на полупустую тарелку перед собой.
– Я не люблю тебя больше! – повторила она сказанную ранее фразу, вложив в неё всю свою твёрдость. – Я люблю мужа. Ты должен в это поверить и забыть меня. Не сомневаюсь, ты встретишь какую-нибудь девушку и полюбишь. А может быть, она уже где-то рядом с тобой, только ты не замечаешь её. Тебе лишь стоит оглядеться вокруг. Я желаю тебе, наконец, встретить свою любовь!
– Ты очень славная, моя Умняшка! – пробормотал удручённо парень. – Ты всегда была добра ко всем. Мне рассказывали, что ты даже выучила язык глухонемых, чтобы общаться с больными маленькими немыми пациентами.
– Да, это так! – спокойно подтвердила Марьяна. – Это было несложно. Язык мимики и жестов довольно прост. Главное – чтобы глухонемые дети тебя понимали, иначе, как их лечить! Ну мне пора!
– Вот ты вся такая – ласковая, нежная, особенная! – вскинулся Голубев, уставив на неё тоскливый взгляд. – И всё ты знаешь!
Он было протянул к ней руку, но на полпути опустил её, так и не прикоснувшись.
– Что ж, не буду удерживать! – проронил сухо, словно не было между ними тяжёлого разговора. – Беги к любимому мужу, а я, возможно, согласно твоим предреканиям, встречу ту безупречную и особенную, предназначенную только для меня. Открою, как ты советуешь, глаза пошире. Но если ты решишь вернуться...
– Нет, не решу! – твёрдо сказала Марьяна.
– На нет и суда нет! – слегка пожав плечами, парень натянуто улыбнулся.
Не дожидаясь прощальных слов и сама не произнося их – это показалось ей неуместным – Марьяна быстрыми шагами поспешила к мужу. И как только почувствовала его – горячего и взвинченно дышащего – рядом с собой, не удержалась и прильнула к нему. Он прижал её голову к плечу одной рукой, другой обнял за талию и уткнулся подбородком в черноволосую макушку.
От него исходили волны покоя и защищённости, несмотря на то, что сердце стучало громко. Это так взволновало молодую женщину, что неожиданно для себя она всхлипнула.
– Ну, ну, я не сержусь, – похлопал Оленев её по спине. – Подумаешь встретилась с одноклассником – я не в обиде. Только одно меня пугает: ты всегда будешь убегать к Голубку, когда мы поссоримся, чтобы пожаловаться ему?.. О, не возмущайся! Прости, это у меня, наверное, ревность! – прошептал он не без горечи. – Я даже сам не знаю, почему у меня внутри всё разрывается и хочется всё метать и крушить, я же никогда не ревновал! -и с самоиронией усмехнулся.
Подняв голову, Марьяна недоверчиво посмотрела на мужа. Чтобы Илья её ревновал? Да такого ей и во сне не привидится. Он всегда к ней снисходителен или суров. Лишь в последние месяцы, после из плена и разрыва с Алёной, стал более внимателен и нежен. А раньше едва замечал.
– Ты не можешь меня к Сергею ревновать, – произнесла едва слышно. – Моя любовь к нему прошла. Мне кажется, сегодня он сам понял это. Мы всегда были с ним чужие, даже не друзья, хотя, можно сказать, почти полжизни провели рядом – сидели сначала за одной партой, потом в одной аудитории. Но это всё теперь не имеет значения. Для меня важно, чтобы ты меня любил.
– Я-то люблю, а вот ты неизвестно, как ко мне относишься! – В голосе его мелькнула печаль.
– Я люблю тебя, Илья, разве ты этого не чувствуешь? – изумилась Марьяна. И вдруг у неё вновь к глазам подкатились слёзы.
– Какая ж ты у меня слезливая стала! – расстроганно протянул Оленев, с любовью вглядываясь в мягкую черноту её влажных глаз.
– Я буду сильной, – хлюпнула носом Марьяна, едва сдерживаясь, чтобы не разреветься.
– Не нужно. Я люблю тебя такой, какая ты есть. А теперь, моя радость, пойдём-ка домой! – Разжав объятия, муж взял её бережно под руку и легонько подтолкнул к раздевалке. – Я тут был по делам фирмы, не думай, что следил за тобой. Мне надо было выяснить кое-что у хозяина кафе. – Вырвалось у него вдруг, словно жена проявила к нему недоверие. Но выпад свой он сгладил быстрой извиняющей ласковой улыбкой.
– Даже очень хорошо, что ты тут появился, – невозмутимо подхватила Марьяна, радостно сияя глазищами. – Мы вместе вернёмся домой.
Эпилог.
С каждым днём мир становился для Марьяны другим. Всё разнообразнее, интереснее и надёжнее, если можно так сказать. Раньше он был неустойчивым, неопределённым и хрупким. Она частенько чувствовала себя одинокой и почти никому не нужной по-настоящему, кроме бабушки.
Да и той больше требовалась послушная внучка, безынициативно подчиняющаяся. Конечно, они любили друг друга, по-своему были близки. Около бабушки девочка оттаивала и находила защиту. Но не могла она поделиться с ней даже незначительными переживаниями, потому что боялась огорчить её своей слабостью, недогадливостью или неуспехами. К тому же реакция Марии Филипповны на любую жалобу была предсказуемо жёсткая, если выражаться её же языком, то "партийно-административная": поступай как положено, не распускай нюни и зря не жалуйся!
Сама того не сознавая, Марьяна всегда хотела, чтобы её любили, дорожили ею. И теперь неосознанная мечта сбылась. Она просто купалась в любви, ощущала её повсюду. Видела в светящихся нежностью глазах мужа, в неустанной его заботе о ней и ласках. Чувствовала в заинтересованности и доброте родных и друзей. Больше не угнетали удручающие мысли, что никому не нужна. Нужна, да ещё как! И не надо для этого стараться что-то сделать. Нужна сама по себе.
Ощущала себя невероятно беззаботно-счастливой. Красивое её с персиковым румянцем смуглое личико чаще всего выглядело оживлённым и сияло непередаваемой мягкостью. С мужем ей было невероятно хорошо и спокойно, чувствовала себя с ним теперь совершенно естественной. Могла делиться мыслями, разными сомнениями, не опасаясь, что осудит и поймёт неправильно. Они много разговаривали, а главное, смеялись по поводу и без повода. Оказалось, он не лишён чувства юмора.