Текст книги "Позор семьи"

Автор книги: Татьяна Королева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Четверг. Непроглядная ночь

Несмотря на поздний час, гроза международных террористов откликнулся сразу, уточнил мое местонахождение и исчерпывающе проинструктировал:

– Стой, где стоишь, я за тобой пришлю бойца!

Действительно через четверть часа я, пытаясь отдышаться после скоростного заезда по ночной трассе, сидела в непосредственной близости от нарядного сооружения с заманчивой неоновой вывеской «СИЕСТА. Клуб семейного досуга», а Глеб Васильевич недрогнувшей рукой приглаживал мокрые волосы и слушал про мои беды.

– Ника, твоему шефу помогают серьезные люди, перед его бабой и налоговая, и прокуратура трепещут – какая на вашей фирме может быть проверка?

– Никто ему уже не помогает. – Я разочарованно развела руками. – Шеф рассорился с Лидой и может забыть о помощи «серьезных людей». Крестному и отцу он должен деньги. Скорее всего, он еще многим людям должен, просто я об этом не знаю!

– Чем я тебе смогу помочь? Я солдат, а не дознаватель, это они переносят из кабинета в кабинет папки и получают больше, чем мы, когда голову под пули подставляем. Ника, у этих людей просто нет совести, они умеют только одно – брать взятки! Раз они вас проверяют, значит, кто-то им за это заплатил.

Конечно – им уже заплатили! Потому уродский мяч Костенко отказывается от наших с Аленкой денег! Как я сама не додумалась до такой очевидной вещи?

– Может, надо в антикоррупцию на этих уродов пожаловаться?

– Ника, ты Иглина с антикоррупции хорошо знаешь?

– Вообще не знаю!

– Это Берия в полный рост: сперва возьмет с вас денег, чтобы дело открыть, а потом втрое больше, чтобы закрыть, и в итоге – останетесь ему должны по гроб жизни!

– Что же нам делать?

– Поговори с замом этого своего Костенко!

– Думаете, он захочет со мной договариваться?

– Конечно, захочет – он же дерет жопу за погоны, как мы все! А если его начальника выставят, угадай, кому новые звезды на погоны упадут? Он сейчас может Костенко сурово подставить – тот с вами один, без протокола разговаривал… Извини, секунду, отвечу жене…

Глеб Васильевич повернулся ко мне чеканным профилем.

– Ленусик, в каком круглосуточном я тебе куплю пельмени? Подумай головой! Когда я там буду ехать? У меня еще полная машина работы! – и поспешно отключил телефон – окно досугового учреждения распахнулось, наружу с визгом свесились две полуобнаженные гурии и принялись звонко призывать человека по имени Глеб, требуя, чтобы он все бросил и немедленно возвратился в их жаркие объятия.

Я почувствовала себя ужасно неловко и стала извиняться:

– Глеб Васильевич, я вас отвлекаю?

– Ника, я же семейный человек, меня уже ничто не отвлечет! – преспокойно отрапортовал мне образцовый семьянин и хмыкнул: – Слушай, Ника, вокруг меня одни солдаты – я сразу не подумал, что вы девчонки-кнопочки! Этот ваш Костенко просто любит девок, но без взаимности!

– В каком смысле?

– В прямом! Напоите его и спокойно пишите заявление, что он к вам… гм… до-могал-ся. Сейчас это модно!

– Харишмент?

Абу-Чупаха брезгливо поморщился:

– Долбаные америкосы – уже весь русский язык загадили своей матерщиной, совести у них нет, везде лезут! Только, Ника, сначала договорись с ментами, которых будешь вызывать, поняла? Ты же не посадить его хочешь, а договориться чисто по-человечески?

– Хорошо бы договориться по-человечески, и чтобы отец не знал…

– Договариваться ты умеешь, – обнадежил меня Чупаха, – ты вообще для девочки очень толковая, папа будет тобой доволен! Смотри, когда договоришься с ментами, у тебя будет вроде как уголовное дело, и зам сможет Костенко культурно пододвинуть плечом, за что тебе спасибо скажет. Дешево и сердито!

Действительно! Я принялась благодарить искушенного советчика:

– Огромное спасибо! Какую я вам должна спонсорскую помощь?

– Ника, посмотри на меня. – Я посмотрела.

Надо признаться, что в темном сумраке, на фоне неоновых вспышек Чупаха выглядит как настоящий конкистадор и источает роковое обаяние давно и безнадежно женатого мужчины.

– Я порядочный человек, а не адвокат, за разговоры денег не беру. Если смогу реально помочь – звони, буду рад.

Уже пятница. 00:35

принудила себя провести полчаса в удушливой тесноте круглосуточного интернет-клуба. Под отупляющий визг Дума нацарапала Егору благодарственное письмо с вопросом, в каком городе он планирует начать развивать свои рекламные стратегии, прибавив для солидности, что имею опыт взаимодействия с Земельным кадастром.

Компьютер отправил письмо, беспристрастно отбив на нем время. Ноль часов – тридцать пять минут – пусть знает мое трудолюбие!

Дома обошлось без скандала. Отец еще не вернулся.

А остальным на меня наплевать…

Кругом пусто, тихо, темно и очень страшно!

Я прокралась по темным коридорам, как тень вампира, опустилась на софу, зажгла лампу и оглядела свою комнатку. Хоть здесь мне комфортно – я специально выбрала спаленку самую малюсенькую и уютную во всем доме. Только надо стенки перекрасить в менее агрессивный цвет, купить живой цветок в керамическом горшочке и две диванные подушки, или сразу три, но это потом, а с утра меня ждут другие неотложные дела…

Надо будет: разыскАть-зАма-весельчакА, позво-нитьаленке…

Мысли плыли медленно, неохотно, то ломались на точки-тире, то сливались в одну беспросветную полоску, а потом распадались, как стеклышки калейдоскопа, и осыпались бесконечным дождем цветного конфетти, до тех пор пока меня не изъяли из этого пестрого крошева, тряхнув за плечо. Я открыла глаза, несколько раз моргнула и медленно осознала, что меня тормошит и куда-то тащит отец:

– Ника, вставай, пойдем со мной!

Пятница. 07:27
Раннее утро…

Папа перемещается очень быстро и тащит меня за собой, я болтаюсь, как щенок на поводке, только вместо веревочки его рука! Я едва не подвернула ногу, скатываясь по крутой лестнице, и только когда мы притормозили в гостиной, осознала, что мне очень повезло.

Я уснула одетой!

В гостиной толпилось полно народу – кроме крестного, папиного адвоката, пары охранников я здесь мало кого знаю. Выглядят они недобро, как будто собрались брать приступом областную администрацию. Кто в камуфляжных штанах и сапогах, кто в защитных куртках с множеством карманов и черных трикотажных шапочках или водонепроницаемых жилетах. Вон мелькнула чья-то кобура, армейские погоны, дребезжали молнии на сумках и чехлах, звонко щелкали замки в специальных чемоданчиках, из них вытаскивали ружья, у приземистого мужика на синей куртке буквы «МЧС»…

Кошмар! Потоп? Пожар? Война?

Я повернула голову к окну – за стеклом полыхало тревожное зарево. Всходило солнце – рыжее, лохматое, как моя голова.

– Что это такое?! – рявкнул отец, указывая на дневное светило.

– Рассвет? – неуверенно предположила я, осмотрела выставку сурово экипированных джипов, снова оглянулась на многолюдное сборище, продолжавшее громыхать и суетиться, и успокоилась.

На сегодня Армагеддон отменяется.

Будет охота!

Изыски восемнадцатого века давно пали жертвой истории, джентльмены обходятся без плащей, шпаг и шпор. Английских скакунов заменили вертолетами, бескрайние леса – заповедниками, голландское кружево с манжет – камуфляжем, загонщиков – оптическими прицелами, а грумов упразднили за ненадобностью.

В остальном патриархальная традиция сохранилась.

Папа собирается на охоту и хочет обнять единственное дитя на прощание…

Очень трогательно!

Только будить меня из-за такой малости было совсем не обязательно.

– Ника, я тебя спрашиваю не про рассвет, а кто повесил это безобразие? – заорал отец и подтолкнул меня к окну.

Со второго взгляда я обнаружила, что как раз за нашим забором, там, где еще недавно безмятежно размещалось изображение глазированного сырка «Сладкая долька», появился совсем другой баннер с кадром из фильма – между суровым лицом Высоцкого-Жеглова и хитрой миной Евстигнеева отчетливо и крупно читалось: «ВОР должен сидеть в тюрьме!» И совсем меленько – телефоны некой юридической ассоциации.

– Я не знаю…

Я действительно не знаю. В моем плане размещения рекламных материалов такого изображения нет. Но, сказать по-чесноку, подозреваю, кто мог освоить технологию передачи знаковых сообщений посредством наружной рекламы и самовольно поменять изображения. Вполне возможно, Андрей вдохновился моей похвалой «рекламного поздравления», поделился находкой со своим враждебным родителю шефом и…

Но абсолютной уверенности в этом у меня нет, так что спешить объявлять о смутных предположениях пока не стоит. Папка и так взбеленился больше обычного – того и гляди вместо охоты на птиц и зверей объявит облаву на злополучного Дольникова.

Я не представляю, как надо поступить, чтобы хоть немножко успокоить отца, и на всякий случай предпочла соврать:

– Пап, это не «Магнификанта» щит…

– Так узнай, чей он! Кто мог такое устроить?

– Это очевидно: «Фемида-консалт» – фирма Дольникова, – объяснил родителю штатный правовед, рассовывая по карманам какую-то необходимую мелочевку.

Отец не зря тратится на адвокатов – люди они сведущие!

– Я его разорву за эту хамскую выходку!

– Плакат безвкусный, права на использование кадра из фильма – сомнительные! – Лида спокойно вынула из черного чехла винтовку, поправила оптику, посмотрела на папочку через прицел, аккуратно опустила оружие на стол и стала укладывать. – К тебе, Георгий, к тебе лично, какое этот плакат имеет отношение?

Папочка резко развернулся:

– Какое? Самое прямое!

– Нет, никакого. – Лида так же спокойно до самого подбородка застегнула замок на черной куртке, так что мне даже боязно стало, на кого собирается охотиться профессиональный снайпер – на певчих птичек или на дичь покрупнее? – и тихо добавила: – Шеремет, ты не вор, ты вообще несудимый…

– Да? А кто, по-твоему, вор?

– Я воров не назначаю! – Лида сверкнула, как раскрытая опасная бритва. – Ты сам прекрасно знаешь и Басаргина, и Полторака, и Валежного…

– С формальной точки зрения Лидия Григорьевна права, – снова вмешался отцовский адвокат, – Но, безусловно, Георгий Алексеевич, ваш фактический авторитет среди комьюнити намного выше, чем того же Полторака…

– Только не надо рассказывать мне байки про Полторака, я Бориса Данилыча давно знаю, он у меня по делу проходил…

– Предлагаешь мне заказать футболку с надписью «Я пыль на штиблетах гражданина следователя»?

– Прокурора!

Лида упрятала под черную шапочку последнюю платиновую прядку и так дохнула холодком с высоты должностного авторитета, что родитель разом заметно присмирел.

– Гоша, сделай выводы и не уподобляйся!

Стальная леди взяла отца за запястье, выше часов, и добавила чуть-чуть теплее:

– Сам подумай, кто такой Дольников? Он теленок, он даже не понимает, кто вор, а кто нет, его Полторак на порог не пустит. Поверь мне!

Я вспомнила Анрика, посочувствовала трудолюбивому труженику – ему приходится мириться со скучным, жадным, склочным начальником! И уточнила:

– Папа, а Дольников судимый? Он сидел?

Вероятно, с точки зрения неведомого «авторитетного комьюнити», мой вопрос – вершина комизма. Дим-Дим фыркнул и безнадежно покачал головой:

– Ника, кто его посадит? Он же шахматист!

– Шахматистов даже Сталин не сажал! – подержал крестного сэнсэй Славин.

Все дружно рассмеялись, Лида сдержанно улыбнулась, а папочка окончательно угомонился и хохотал дольше всех, потом спросил адвоката:

– У нас остался с прошлых выборов плакат, который висел около штаба?

– Да, у меня в гараже лежит…

– Давай вези его Нике, пусть развесят напротив супермаркета на Гагарина! – Папа вытащил кошелек. – Никуся, повесь быстренько, ладно? Я тебе заплачу за срочность…

Баннерная война клиентов приносит мне приличные дивиденды!

Я кивнула:

– Ладно!

Довольный папка обнял меня за плечи, заметил обновку и полюбопытствовал:

– Ника, что это у тебя такое?

– Подарок…

– По какому случаю?

– На день рождения… Трифон подарил…

– Какой Павел Николаевич тебе Трифон? И с чего вдруг такие подарки?

– Жениться хочет! – объяснил Дим-Дим.

У крестного на все жизненные ситуации есть всего три универсальных объяснения. Любовь-секс-брак или их отсутствие – он убежденный фрейдист.

– Жениться?

– Пашка-то чем тебя не устраивает?

Дим-Дим потер крупные ладони, готовясь взяться за новое сватовство.

– Меня лично – он устраивает! Только зачем Пашке жениться? У него такая девушка красивая!

Спасибо, папочка, я тебя тоже люблю!

– Поехали, вертолеты ждут…

Народ заторопился к выходу, зашумел, стал толкаться в дверях.

Я помахала денежками вслед охотникам – на удачу, поправила диванные подушки, вернула на место большую напольную вазу и с наивной мечтой подкрепиться двинулась в кухню. Но в дверях столкнулась с домработницей.

– Вы уже уходите?

– Да! Шеремет сказал: ни обедать, ни ужинать сегодня не будет.

– А я? Я тоже есть хочу…

– Ника, купи себе пиццу! У тебя денег полные карманы! – Входная дверь громко хлопнула перед самым моим носом.

Не знаю, почему люди считают меня волевой, наглой или хамоватой: из всей моей кажущейся решительности даже полноценной социальной маски не вылепить!

Я жарила гренки вконец расстроенная – слезы капали на тефлоновую сковородку и злобно шипели.

Куда я лезу тягаться с настоящими взрослыми мусорами, я не могу урезонить даже собственную домработницу!

Но позвонила Аленка, и пришлось снова тащиться в опостылевший офис – бросить коллегу сейчас было бы настоящим свинством.

Пятница. 10:55

Реальная жизнь – грубая и одномерная штука. Даже когда события сменяются стремительно, как сцены в компьютерной игре, главный геймер лишен возможности выкачать из Интернета ключи-подсказки или создать собственный клон и находиться в двух местах одновременно.

Поэтому с утра в офис я не поехала: доверила Аленке хлопотать с заказчиками и гонять производственников. А сама разыскала зама-весельчака через милицейскую приемную, выманив под благовидным предлогом «отсутствия наличия» Костенко.

Мы устроились на венских стульчиках в соседней кондитерской, прямо напротив прозрачной витрины, похожей на хрустальный гроб для полутора десятка засохших пирожных. Я задушевно пожаловалась, что Костенко от мирного урегулирования ситуации отказывается, пугает нас – бедных тщедушных барышень! – уголовным делом и хватает за голые коленки!

Зам слушал меня, вертел кофейную чашечку – в крупных пальцах она выглядела фарфоровым наперстком – и сосредоточенно размышлял. Потом обозвал начальника дятлом, который всех подло долбит и редко делится, покосился на мои сребреники, но мзды не взял, зато пообещал – если что – помогать «чисто по-человечески». О людях, с которыми Костенко договаривался гнобить наше обреченное рекламное агентство, он смог сообщить только, что люди это «серьезные и заезжие». Негусто.

Пятница. 14:10

В пятнадцатом отделении милиции мне не то чтобы обрадовались – но вспомнили и после конфиденциальных переговоров настолько поверили в мою кредитоспособность, что согласились участвовать в пресечении похотливых поползновений.

Удовлетворенная, я вернулась в офис. И посвятила Аленку в тайны своего плана и подготовительных мероприятий. Теперь Аленке осталось сделать самую малость!

Она откашлялась, набрала номер и эротично пропела в ушную раковину Костенко, что мы боимся официальных повесток, всей девической душой истосковались по его капитанскому погону, твердым казенным корочкам, и пригласила в гости к себе. Не домой, конечно, – своего собственного жилья у Аленки нет – она назвала Костенко адрес временного съемного обиталища. Не тащить же милицию в офис!

Повесила трубку и испуганно посмотрела на меня.

– Согласился?

– Согласился, обещал подъехать к вечерку…

– Здорово!

– Ника… А вдруг он… много пьет?

Я почесала маковку:

– Ну, давай третью бутылку коньяка купим!

– Да нет – я про другое! Вдруг он успеет нас и правда отъебашить, пока менты приедут? А я уже пообещала Жеке замуж выйти… Ну, как только он квартиру купит…

– Здорово! Как все быстро!

Правда, почему в чужой жизни все происходит со скоростью голливудского блокбастера, а моя судьбина похожа на истерзанную жевательную резинку, в которой закончился и вкус, и цвет, и запах?

Аленка недовольно дернулась:

– Да какое «быстро»! Пока он кредит возьмет, пока купит, пока ремонт сделаем… Он тоже в съемной квартире живет – у нас даже мебели нет! Я бы лучше за уже богатого замуж вышла! А Женьку просто любила… Но все равно – с этим не хотелось бы!

И мне не хотелось бы! Ну был бы хоть генерал ФСБ, как у пелевинской лисички, или на крайний случай – подполковник спецназа вроде Чупахи. Кому в жизни повезло – так это супруге Глеба Васильевича, у нее наверняка ни забот ни хлопот! Она о работе не помышляет, даже не знает, где находится налоговая, видит ментов только в одноименном телесериале, сидит дома, а если и выходит – на рынок за покупками, – то надевает хиджаб…

Не жизнь, а мечта!

Я заглянула в шкаф, вытащила из рукава куртки шейную косынку. Натуральный шелк, ручная роспись, лимитированная серия, девяносто первый год прошлого века. Производитель не нуждается в представлении, не у каждой четвертой супруги шейха найдется такой платочек! Конечно, это не настоящий хиджаб, но для эксперимента сгодится. И тут же туго повязала косынку вокруг головы, на манер арабских женщин, сбегала посмотрелась в зеркало. Выглядит нормально, и прическу можно не делать!

Сразу же поделилась открытием с подружкой:

– Аленка, знаешь, что я поняла? Надо за муслимов замуж выходить!

– У них же по четыре жены!

– И все не работают!

– А я хочу работать! Мне нравится…

Я потрясенно смотрела на Аленку. Либо подружка переутомилась, либо это у нее от стресса. В нормальном состоянии человек не может хотеть работать!!!

Зато Аленку мысль о работе наполнила оптимизмом, и она предложила:

– Я в сериале про ментов видела, как проститутка мужику что-то подсыпала в кофе, и он сразу выпал в осадок… Вспомнила – называется клофелин!

– Он по рецепту продается… Может, ему димедрола хватит? Если много положить?

– Димедрол горький, он почувствует…

Мы притащили из офисной кухни аптечку, заперлись в кабинете менеджера месяца, вытряхнули всю коллекцию лекарственных форм на рабочий стол, стали читать аннотации, пробовать пилюли на язык и остановились на мощном антигистамине, в побочных эффектах которого числились обмороки и галлюцинации, а также категорический запрет на употребление алкоголя.

Истолкли таблетки в мелкий порошок тяжеленной подставкой для скрепок, аккуратно отклеили акцизную марку, открыли коньяк, свернули листик воронкой, всыпали внутрь, разболтали адскую смесь, убедились, что порошок растворился полностью, без осадка, вызвали такси и поехали к Аленке – готовить поле для решительного сражения.

Пятница. Ближе к вечеру

Аленка снимает зачуханную квартирку на самом верхнем этаже некогда желтой, а теперь сплошь покрытой грязевыми потоками времени пятиэтажки.

От нервного перевозбуждения мы не заметили, как взлетели вверх по щербатой замусоренной лестнице, поскорее захлопнули двери, чтобы отгородиться от застоялой подъездной вони, и принялись маневрировать среди хозяйского хлама, сервируя шаткий стол. Кое-как отмыли хрустальные рюмки, сохранившие пыльную память еще от эпохи застоя, покромсали лимон с сырком в разрозненные блюдца и водрузили в центр спасительную бутылку.

Махнув рюмашку эдакого «сильнодействующего средства», наш притеснитель – капитан Костенко – шлепнулся замертво на протертый ковер, прямо к Аленкиным ногам!

Сообщница тихо ойкнула и прижала ладошками нарумяненные щеки:

– Ника, он умер!

Аленка отшатнулась от тела и всхлипнула:

– Что теперь делать?

Я тоже перепугалась, присела и притронулась к шее в том месте, где у живых людей должен прослушиваться пульс.

Но пальцы уперлись в тяжелое безмолвие!

Я тупо посмотрела на свежий труп и пробормотала:

– У него уже трупное окоченение началось… Надо его завернуть в ковер, вынести и закопать!

– Он такой тяжелый – мы не сможем сами его вытащить! Мы сейчас на пятом этаже… Надо попросить Жеку!

– Скажи ему, пусть сразу возьмет лопату…

Жека без всяких церемоний пнул тело ногой – тело издало тягучий стон.

Чудо воскрешения свершилось просто и обыденно, как в библейские времена!

– Что, девчонки, думали мента так просто ухайдакать? – строго просил наш спаситель и добавил, забирая со стола бутылку с адским зельем: – Вы вообще смешные – целую бутылку нормального коньяка зря испортили! Клофелин в рюмку льется!

– А у нас не было клофелина, – пробормотала Аленка и потянула Жеке пластинку с парой невостребованных таблеток, – у нас вот…

– Сказала бы, что тебе нужен клофелин, – у меня его валом! Для тебя, Аленка, – хоть звезду с неба, хоть клофелин! Давай снимай юбку!

– Зачем? – Аленка удивилась, но безропотно отдала милому набедренную повязку.

Жека запросто разодрал тряпочку почти напополам, вложил кусочек в ладонь ожившему телу. Потом изъял отраву, запихал опасные пилюли в карман «подозреваемому», велел нам помыть чашки-рюмки, открыть вторую бутылку коньяка, звонить в милицию и плакать навзрыд!

Мы преисполнились надежды, утерли сопли застиранным кухонным полотенцем, доставшимся Аленке со всем прочим хозяйским скарбом, по новой накрасили ресницы и стали дружно реветь.

Немолодых лет дяденька, прибывший из пятнадцатого отделения, обозрел место происшествия, задержал взгляд на практически голой Аленкиной заднице, изрядно пнул тело еще раз, поднял вывалившееся удостоверение и констатировал:

– Допился! Областник, подакцизник, а таких зазноб удовлетворить не смог! Ничего, девчонки, не расстраивайтесь! Мы ему за это выкатим по всем статьям!

Аленка отправилась в милицию писать заявление и прочие убедительные бумажки под бдительным эскортом Жеки.

Я проводила влюбленную пару взглядом.

Трясина мрачных мыслей о невозможном счастье в личной жизни стала втягивать меня в темные недра подсознания. Чтобы не утонуть окончательно, я задрала голову и стала любоваться ночным небом – там горели влажные осенние звезды, которые Жека еще не успел ободрать для Аленки.

Если я хочу сохранить бодрость духа, мне надо срочно отправляться туда, где человек не бывает одинок по определению. Мчаться с максимально доступной таксисту скоростью к сверкающему сахарному кубику, сладкой потребительской мечте, вознесшейся над обыденностью сталью, стеклом и неоном. Туда, где среди отсеков консьюмеристского райка царит главное и безусловное равенство всех людей – равенство в праве на выбор.

Мое хрупкое душевное равновесие может спасти от полного краха только визит в гипермаркет!