Текст книги "Позор семьи"

Автор книги: Татьяна Королева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Вторник. 22:10
По телевизору уже начались вечерние новости… А может, и закончились

Последнее время я совсем не слежу за политическим накалом общественной жизни. И вообще ни за какими новостями не слежу. И это очень плохо. Потому что если бы я послушала в машине новости вместо хриплого исполнителя шансона, то знала бы, что здание за кирпичным забором захватили террористы. Их главарь – типичный полевой командир, впечатляюще мужественный, но брутальный субъект – я таких полно видела на портретах в сетевых и газетных статьях про Чечню и «Аль-Каиду»! – уже успел обосноваться за нужной мне дверью и на вполне сносном русском языке нагло торговался с властями:

– Я не прошу у вас миллион! Но вы мне и пять копеек еще не перечислили, только обещаете! У вас не тротила нет, у вас совести нет! Мне все равно, пусть сам лезет и разминирует! Скажу, что это не моя компетенция! Жалуйтесь – можете замминистра, можете в ООН или сразу в Гаагский трибунал! Мое терпение исчерпалось…

Лучше тихо сбежать отсюда, проскользнуть обратно по обшитому пластиком коридору, а то меня заметят и возьмут в заложники. Я сделала шаг назад, но натолкнулась на огромного детину в камуфляже без знаков отличия.

Одной рукой этот громила тащил за шиворот перепуганного рыжеватого паренька в форме старлея, а в другой держал бронежилет, видимо, снятый со свежего трупа.

Какой кошмар!

– Вам кого? – вежливо спросил меня детина, еще крепче сжав свою добычу.

– Чу… чу… паху…

– Он говорит по телефону!

Амир отодвинул трубку и спросил приспешника:

– Что там еще стряслось?

– Вот – прислали забрать бронежилеты со второго склада…

Человек за столом выпрямился во весь рост, сдвинул высеченное из кремня и стали тело в сторону злополучного старлея:

– Какой вундервафель [5]5
  Wunderwaffe (нем.) – мифическое сверхоружие, разрабатывавшееся нацистами в конце Второй мировой войны.


[Закрыть]вы ищете на федеральном складе среди ночи? А?

Ага – супероружие… Значит, я правильно посчитала двери и нашла Геббельса!

– Глеб Васильевич, я только спросил, чьи излишки… – обреченно пролепетал старлей.

– Излишки у балбесов, у рачительных людей – стратегические запасы! Отпусти его, Леха, – смилостивился Чупаха, – пусть идет и скажет своим хозяйственникам, что я лично им такую инвентаризацию устрою – бублик в задницу влезать будет!

Старлей поспешно ретировался из зоны видимости, а хозяин кабинета вручил детине забрызганную чернилами печать и кивнул на меня:

– Леха, видишь, у меня полный кабинет работы, я тебя прошу – собери мозги в ложку и давай беги быстренько опечатай склад! Справишься?

Леха кивнул и действительно убежал, а Чупаха скомандовал мне:

– Говори!

– С праздником вас! – Я быстренько вынула из сумки и положила на стол нарядный конвертик.

– Что за праздник?

– День борьбы с международным терроризмом!

– ?!

– ООН объявила! Вы открыточку читайте внимательно…

– А…

Чупаха заглянул внутрь, прикинул сумму условных единиц, разом подобрел и проникся моими бедами:

– Конечно, Вероника, поможем! Мне самому работать проще, когда губернатор движется по объездной – и ему с моими бойцами в сопровождении спокойнее! Он же разумный человек, понимает: если голову оторвет – обратно не приклеишь! И крайних не найдешь. Кругом лоботрясы – только бюджет умеют пилить, рыбу глушить казенным тротилом и инвентаризации проводить! Прямо сейчас позвоню охране губернатора и проинструктирую, как надо действовать…

Я выбежала от Чупахи довольная, вежливо попросила у молодого человека на КПП телефон и набрала начальника производства – надо его предупредить, чтобы начинал реставрировать поврежденные щиты с объездной дороги. Но вместо выражения энтузиазма услышала надменный голос:

– Вероника, вы, извиняюсь, мне не начальник! Я сам разберусь, что мне делать!

По большему счету, он прав – никаких официальных оснований руководить у меня нет. Значит, мне придется отложить конец рабочего дня еще на часок, вернуться в больницу к Чигарскому и попросить назначить меня кем-то главным! Например, исполнительным директором, хотя бы на время его болезни. Вот и все!

Я преисполнилась решимости, вызвала такси и снова покатила в травматологию.

Вторник 23:45

Когда, подгоняемая темнотой и ночным холодком, я вышла из машины, бодрой перебежкой пересекла больничный двор и, миновав задремавшую дежурную, проникла в больничный корпус, время неумолимо сползало к полуночи.

Больные давно стонали во сне, приняв вечернюю порцию пилюль и уколов. В коридорах тускло щурилось дежурное освещение, но я легко отыскала элитную палату шефа.

Чигарский бодрствовал.

Довольно сложно спать, когда у тебя в палате рокочет тяжелейший металл, а рядом с кроватью галдят сразу столько изрядно подвыпивших посетителей! За минусом густого музыкального фона, палату наполнила атмосфера почти новогодняя – пахло апельсинами, ментолом, алкоголем и чистой, безусловной радостью, не омраченной делом или деньгами, – былой музыкальный коллектив воссоединился в первом составе.

Крестный расположился на единственном стуле и зычно подпевал «настоящему музыканту», исторгавшему рулады из ноутбука, – причем ничуть не хуже любого мордатого дядьки с радио «Шансон».

Мой биологический родитель пристроился на тумбочке и отбивал ритм по спинке кровати неизвестно откуда взявшейся вилкой. Где уважаемые бизнесмены коротали вечерок, можно только догадываться, зато сейчас папуля выглядит как заправский ковбой (если найдется ковбой, который столько выпьет!), – джинсы заправлены в казаки, зато небрежно наброшенная рубашка расстегнута вообще и ниспадает живописными складками, как римская тога. Традиционные атрибуты бизнесменского гардероба в виде пиджака и галстука бережно держит в руках верный вассальному долгу сэнсэй Славин.

Жека, как младший по званию и возрасту, хлопотал рядом с подоконником и по первому зову разносил старшим товарищам пластиковые наполненные стаканчики и ломтики апельсинов.

А гость города Алик-Хруст занимал почетное место – под сенью капельницы, на краю функциональной кровати болящего, периодически поправлял наволочку с трогательным чернильным штампом, заботливо гладил Чиру по гипсу и сокрушался:

– Чем они его укололи? Называется, врачи! Его даже не прет!

– Ой, Ника, заходи – мы тебе тоже нальем! – обрадовался моему появлению Дим-Дим, стащил галстук, сунул Жеке в руку вместо стаканчика с коньяком.

Я за сегодня так изнервничалась и набегалась, что с удовольствием выпила бы, но папочка оставил музыкальные занятия, воспротивился и выпил вместо меня:

– Дима, прекращай спаивать ребенка! Ника, что у тебя стряслось?

– Еще ничего! Мне надо подписать приказ у Игоря Викторовича!

– Ника, ты большая девочка, посмотри на дядю внимательно! Чем он подпишет?

– У него рука в гипсе!

– Дима, ты подпиши за него – ты же можешь! А ему все равно, – предложил Алик, скорбно заглянул Чире в зрачок, – его не колбасит ни разу! Чем его укололи?

Дим-Дим поманил пальцем Жеку, изъял в его внутреннем кармане ручку и воспроизвел на трех чистых листках, которые я предусмотрительно принесла с собой, подпись Чиры так похоже, что я только охнула!

Папочка отдал листики мне, чмокнул в щеку и обнял:

– Ты довольна? Солнце, езжай домой…

Первый раз наблюдаю батю пьяным до состояния глухого рывка из реальности!

Я слышала, что многие девушки ловко клянчат у отцов или содержателей, впавших в хмельное благодушие, денег и прочих земных благ. Может, и мне пришла пора пустить слезу, обнять папочку и попроситься обратно в Англию?

Но я не умею… Не умею просить – даже у родного отца! За моей спиной хлопнула дверь, и Дим-Дим радостно всплеснул руками:

– А вот и медсестричка! Пришла поставить Чире клизму!

– Ему клизма не поможет, ему даже укол не помог!

Я тоже оглянулась и остолбенела – там стояла Лида!

Стальная леди поправляла небрежно наброшенный на плечи белый халат и брезгливо взирала на этот пьяный фарс. Лиде белое к лицу даже больше, чем черное. В белом она похожа на Снежную королеву, совершающую краткую контрольно-ревизионную вылазку из ледяного дворца.

Может, услыхав недобрую весть, решила уменьшить страдания болящего и помириться с ним? Хотя вряд ли, Лида слишком сильная личность для такого слащавого чувства, как элементарная жалость… Скорее, пришла убедится, что ее вечный должник останется жив и по выздоровлении может быть передан в руки судебных приставов!

Дим-Дим жизнелюбиво протянул Лиде стаканчик, свободной рукой указал на узел собственного галстука:

– Давайте выпьем за знакомство! Дима! – Затем крестный привстал и тем же пальцем потыкал моего папашу в грудь под расстегнутой рубашкой: – А это Джордж! Как президент Буш!

– Какой именно – младший или средний? – презрительно поинтересовалась Лида.

– Единственный и неповторимый! – объявил отец, совершил ряд сложных мышечных сокращений, в итоге смог подняться с тумбочки и даже попытался поцеловать Лиде руку.

Но она только поморщилась:

– Что, в тюрьме есть не только лазарет, но еще и КВН?

Родитель картинно задумался и изрек:

– Давно не был – не знаю!

– Джордж, ты сильно сказал! Молодец! Я всегда был твой поклонник – хочешь пяточку? – Алик потянулся к папке с подозрительного вида сигаретой, но зацепился о капельницу, рухнул сверху Чиры на кровать и попутно умудрился задеть стул с Дим-Димом – как в дешевой ситуационной комедии.

Лида снова поморщилась, крепко взяла меня за предплечье:

– Ника, что ты здесь делаешь? Пошли отсюда, позовем врача… – и выпихала в коридор.

Строго повелев ждать ее около машины, направилась в ординаторскую.

А когда мы сели в машину, отчитала:

– Вероника, где ты умудрилась познакомиться с этим ковбоем?

– С каким? – не уразумела я.

– С этим Джорджем, или кто он такой… Ника, у него два срока на лбу пропечатаны крупным шрифтом! Твой папа придет в ужас, когда узнает, с каким типом ты встречаешься!

Я смутилась и стала сбивчиво оправдываться:

– Я с ним не встречаюсь! Я его видела первый раз в жизни!

– Не пытайся меня обманывать, я десять лет отработала в следствии! Он же тебя обнимал, когда я зашла…

Пришлось капитулировать:

– Это мой… родственник… Но очень-очень дальний!

Если девушку некому обнять, кроме родного отца, – значит, вид у нее препоганый.

Я вылезла из-под душа, протерла зеркало в ванной и стала разглядывать собственную внешность. Гордиться нечем – вид у меня замордованный, как у узника совести. Мокрые волосы свисают сосульками на лоб, брови давно забыли про пинцет и прочий профессиональный уход, под глазами мешки, губы пересохли и потрескались, а кожа усталая и обессиленная.

Я порылась на полочке, выбрала маску, гарантирующую эффект сияния и оздоровления для кожи, подвергающейся ежедневным стрессам. Нанесла, старательно соблюдая указанные в рекомендации направления движения пальцев, обмотала голову полотенцем, устроилась на уютной софе, поджала ноги и закрыла глаза, отсчитывая положенные пятнадцать минут, и незаметно провалилась в хронодыру.

Среда. 10:25

Утро выдалось хмурым. Когда я с трудом вынырнула из липкой сонной мути и разлепила веки, солнце уже пробилось сквозь осенний туман к середине неба, часы безжалостно показывали не только дневное время, но и новую дату. Самую поганую дату в календарном году – мой день рождения. Я никогда не праздную, поэтому мне наплевать, что я плохо выгляжу. Задрыхла, не смыв маску, кожа у меня теперь бледная, как у фарфорового Пьеро, и даже накраситься уже не успею – но это фигня!

Гораздо хуже, что мне очень хочется есть…

Домработница к нам ходит всего три раза в неделю, сегодня не ее день, и готовая пища, скорее всего, закончилась, даже бутерброд смастерить займет какое-то время, а я уже и так безнадежно опоздала на работу!

Я поплелась на кухню по бесконечным рекреациям, размышляя, как тоскливо было отцу в этих красивых и нежилых комнатах совершенно одному. Представила, как поздней ночью папа брел по этой самой галерее, пытался вспомнить, каким хитрым способом здесь включается свет, одинокий, как Рыцарь печального образа, споткнулся, вспомнил про меня, просветлел челом и на следующий день решил вернуть домой…

А когда я стала осторожно скользить по винтовой лестнице со ступеньками из прозрачного стекла, цепляясь за сверкающие перила, то задавалась еще одним вопросом – зачем вообще строить такие крупнокалиберные особняки, если реально используются те же три-четыре комнаты, что и в обычной городской квартире? Но если ОНИ с маниакальным упорством строят махины, похожие на феодальные замки, почему в стандартном комплекте к сооружениям не поставляется многочисленной свиты, обряженной в турнюры и шлафроки, штата кухарок, лакеев и своры борзых собак? Из всей рыцарской атрибутики в отцовском замке присутствует только охрана, в функции которой приготовление пищи и последующее мытье посуды не входит.

Я добралась до кухни, но вместо завтрака обнаружила там Дим-Дима.

Крестный был бодр, весел и за неимением спортивного снаряда для утренней гимнастики упражнялся с джезвой.

– Ника, солнышко, поздравляю, с меня подарочек! – Он обнял меня свободной рукой, чмокнул в щеку и налил мне кофе.

Я вежливо кивнула, поставила горячую чашку на блюдце и понесла в гостиную, лавируя среди предметов обстановки, ковров и арт-объектов смутного функционального предназначения.

Среда 10:35

В отсутствие завтрака отец грустил в кресле, прижав к виску запотевшую банку пива, и сосредоточенно слушал «Пинк-Флойд». Крестный вошел следом за мной.

– Дим, скажи мне – за каким мы вчера так гасили?

– Алика-Хруста провожали в Москву!

– Да? – усомнился отец и оглядел распростертое прямо на ковре в йогической савасане [6]6
  Савасана – переводится как «поза трупа».


[Закрыть]тело Алика: дух вольного музыканта бродил где-то за внешним пределом круга сансары.

– Он решил остаться? – робко предположила я.

Родитель перевел страдальческий взор с Алика на меня:

– Ника, а ты чего такая бледная? Неужели мы тебя вчера тоже напоили? – Он виновато вздохнул и протянул мне банку с пивом.

Я не люблю пиво, вообще не люблю жидкости с пузырьками – даже шампанское. Но папа так редко обо мне заботится, что я взяла банку, отхлебнула с ним за компанию. Пока у папы такое философское настроение, мне надо отважиться и задать ему самый главный вопрос – вопрос, который мучает меня со дня возвращения на родину:

– Папа, а как определить, полный негодяй человек или нет? Допустим, у человека грязные кроссовки или он машину редко моет – он полный негодяй или просто негодяй?

– Ника, ну что за глупость! Какой ты еще ребенок! Причем тут кроссовки? Негодяй – это человек, который не хочет жить правильно… Сознательно нарушает социальные нормы…

– Па, ты что, никогда не нарушаешь социальные нормы?

– Ника, ну сама подумай, какое отношение социальные нормы имеют ко мне? – Родитель иронично прищурил один глаз, но голос его звучал совершенно серьезно. – Я и так всегда поступаю по справедливости! Справедливость – самая главная норма…

Где-то я про моральный закон внутри нас уже слышала. Вспомнила: на курсе истории философской мысли! Мой отец – неокантианец, я наивно заблуждалась, когда считала его приверженцем панк-рока!

– Вон наглядный пример – негодяев видно сразу. – Отец указал на плазменный экран, по которому беззвучно и плавно, как рыба в аквариуме, проплывал крупный план Брэда Питта.

Брэд послал мне разочарованную улыбку, окруженную легкой щетиной, я поняла – это знак. Пора закинуть удочку насчет вернуться в Англию, но опять не успела – в нашу семейную идиллию вторгся Сан Саныч Славин. Возник внезапно, как ниндзя, и водрузил на стол икебану из плоских листьев с высокой экзотической колючкой в центре.

Самурайская вещь, наверное, это мне – подарочек. Я улыбнулась сэнсэю.

Он тоже просветлел лицом:

– Алексеич, тебе не надо ехать в травматологию, тебе достаточно спросить про стальную женщину у Ники! Они знакомы!

– Откуда ты знаешь?

– Я не знаю. Это элементарная логика: она назвала Нику по имени, а потом они вместе ушли – естественно предположить, что они знакомы и знакомы достаточно хорошо!

Я тоже поднаторела в дедуктивном методе и сразу сообразила – цветы не мне!

– Ника… – окольными путями начал папаша, но быстро сбился и стал оправдываться: – Ну, мы давно не виделись с друзьями, когда-то вместе одну музыку слушали, потом играли…

– Да, жили весело, – поддакнул Дим-Дим, – есть что вспомнить!

– Встретились, вспомнили, поехали проведать приболевшего приятеля, ну выпили, может даже лишнее, Дима понес какую-то ахинею…

– Это ты, Гошка, начал буровить про тюрьму и волю, и все девчонки разбежались… Ника, твой папа мизантроп – с ним нормальным людям пить нельзя!

– Дима, это ты меня не остановил!

– Гош, я тебя сто лет знаю, ты как на принцип упрешься, тебя танк не остановит…

– Георгий Алексеевич, никто не виноват, это следствие общего переутомления! Вы все слишком много работаете, – проявил дипломатическую сноровку товарищ Славин.

– Да!

– Ника, я просто хочу извиниться… перед доктором…

– Она не доктор!

– Ника, значит, ты ее действительно знаешь!

– Да, это аудитор… аудитор Чигарского…

– У Чигарского есть аудитор?

– Какой Чира сволочной! И сам скурвился, и ребенка тебе испортит, – возмутился Дим-Дим, деловито отобрал у меня банку с пивом и отпил. – Мало того, что денег нам должен, как Гондурас – Валютному фонду, так еще и таких аудиторов от нас скрывает!

– Бывших аудиторов… – Я скрепя сердце отдала папке визитку.

Папочка повеселел, откашлялся и запел в телефон романтическим баритоном:

– Лидия Григорьевна, это вас беспокоит Шеремет, отец Ники… Да, переживаю за ребенка… Очень… Вы правы, я ее плохо контролирую! Да, спасибо вам огромное… Да-да, мало уделяю… Хотел с вами посоветоваться… Конечно, завтра – значит, завтра, любое время меня устроит, без опозданий – я о-о-очень ответственный!

– Пап… – Я опасливо покосилась на чернильную колючку в букете, осознала, что еще не готова остаться сиротой, и намекнула: – Может, ты другие цветочки купишь… Попроще… Ну, лилии или розочки… А то у Лиды хобби специфическое…

– Какое же? – заинтересовался отец.

– Стрелять из снайперской винтовки по быстро движущимся целям!

– Алексеич, пригласи даму на охоту! – бесстрастным голосом присоветовал Славин. – Мы же собираемся… Уже вертолеты у МЧС заказали…

Отец благодарно кивнул советнику и взялся отвезти меня на работу лично.

Среда. 11:51

Рабочий день давно ступил в активную фазу, и в офис я попаду через считанные минуты. Вообще-то ездить с папой – занятие для сильных духом, я к их числу не отношусь. Пришлось намертво вцепиться в сиденье и успокаивать себя тем, что бледнеть дальше мне некуда и отец не заметит, что я боюсь.

На дальних подступах к офису свершилось чудо – папа не просто сбросил скорость, он вообще лихо тормознул около ряда однотипных ларечков из некогда белой, но за давностью лет посеревшей от пыли и грязи облицовки, в которых замордованные жизнью тетки торговали цветами, купил охапку роз – не торгуясь и вместе с пластмассовым ведерком, – протянул мне и извиняющимся тоном добавил:

– Ника, солнышко, прости, ради бога! Я тебя не поздравил с днем рождения, замотался, забыл…

– Ничего страшного, я….

Тут слова застряли у меня в горле, как рыбная косточка, – я подняла глаза и поняла, почему на отца внезапно накатил комплекс вины. Прямо над шоссе нависал баннер, не предусмотренный рекламным планом агентства «Магнификант»:

«С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, ВЕРОНИКА!»

Броская надпись бежала поверх моей фотографии, увеличенной до гигантских размеров. Я скверно получаюсь даже на маленьких снимках, а наблюдать свои недостатки в таком циклопическом увеличении просто немыслимо!

Я беззвучно зашевелила губами:

– Неужели это я? Неужели я так ужасно выгляжу? Кто, ну кто меня здесь возьмет замуж?!

В голове мгновенно образовался свинцовый шар, я ткнулась лицом в собственные колени, всхлипнула и сделала то, на что так долго не решалась, – стала умолять отца:

– Папа, папочка, я не могу здесь жить! Отошли меня обратно в Англию!

В Англию – туда, где по-русски говорят только профессора университетов, где мирные люди футбол смотрят по телевизору, где экологи победили смог, а потребители – рекламу, где нет «нулевых скидок», где принимают кредитные карточки даже в книжных магазинах, где девушки ходят в клубы без охраны и могут заработать достаточно, чтобы обходиться вообще без мужа!

Я набрала в грудь воздуха и хотела сказать все это отцу, но он меня все равно не услышал бы, так как слишком громко орал в телефон:

– Игорек, я тебя наизнанку выверну за такое поздравление! Мне безразлично, кто тебя попросил: хоть хороший клиент, хоть президент! У тебя есть час – сними эту грязную тряпку к такой матери! В гипсе ты или нет – отскребай, хоть зубами отгрызай! Твои люди – твоя проблема, что их нет! Ладно, – папа хмуро посмотрел на швейцарский циферблат, – два часа с учетом пробок!