Текст книги "Позор семьи"

Автор книги: Татьяна Королева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Суббота. 18:10
Опять рабочий день

Я запихнула первую порцию компромата в файл, призвала машину с Лешкой.

– Ника Георгиевна, – предупредил мой ответственный извозчик, – если я вам нужен в понедельник, позвоните нашему новому шефу: его Глеб Васильевич предупредил, когда сдавал дела, но лучше все равно позвоните…

– Чупаха увольняется?

– Да, уходит начальником охраны…

– Куда, не знаешь?

– Не-а… – Лешка вообще не из тех, кто проявляет любопытство без команды.

Я чувствую себя разочарованной: мне будет не хватать крепкого плеча и мудрых афоризмов Глеба Васильевича. Эх, если бы у меня уже был свой собственный взрослый бизнес, я бы сама охотно пригласила Чупаху на работу и называла его по отчеству, но на «ты», как частенько обращаются друг к другу в суровом мужском братстве.

Но бизнеса еще нет, я вообще не настоящий парень, мне остается только грустно ответить:

– Хорошо, Леша, я позвоню!

Мы отбыли в травматологию.

Суббота. 19:03

В семнадцатой палате, где излечивался Чигарский, я не обнаружила никаких признаков больного – только пустую функциональную кровать. И отправилась на поиски. Везде было пусто, я прошлась по коридору, обнаружила у открытого окна длинный медицинский силуэт в колпаке и распашонке с брюками; доктор курил.

– Извините…

– Что тебе, плюшечка? – Вблизи доктор оказался женского пола.

– Подскажите, где Чигарский из семнадцатой палаты?

– Его уже перевели из интенсивной терапии… Щас, погоди… – Врач вытащила тяжелый мужской телефон: – Костя, какая задача? У меня больной лежит на столе! Попроси папу… Что? Футбол смотрит? Скажи ему… Нет, лучше дай ему трубку. – Строгая тетка прикрыла рукой телефон и указала в окно: – Вон, сидит на лавочке, твой?

Я выглянула и попыталась отделить от сумрака фигуру Чиры.

А в ухо влетал звук хрипловатого голоса:

– …Глеб, у меня больной уже три раза умер! Прекращай ерунду, химию ты знаешь, ты рыбу глушить взрыв-пакетами… Значит, возьми ученик, отскребай мозги от черепной коробки и помоги ребенку…

Что-то в этом есть знакомое…

Врачиха снова прикрыла мембрану и критически посмотрела на меня:

– Плюшечка, ты малоподвижная, тебе надо худеть!

И хлопнула у меня перед носом дверью кабинета.

Мелкие буковки извещали: «Зав. отделением интенсивной терапии», а дальше было написано очень крупно: «ЧУПАХА Е. К.».

Ой! В гарем мне тоже нельзя – старшая жена меня посадит на диету!

Я пошла в больничный скверик.

Шеф выглядит отдохнувшим.

Заметно поправился, закованные в спицы конечности напоминают героев киберпанка, и встретил он меня вопросом, достойным этого высокого жанра:

– Ну, что у нас плохого?

– У нас только хорошие новости – мы же рекламное агентство! – улыбнулась я и хотела поведать Чире о тяготах проверки, беспринципной бухгалтерше, нечистом на руку производственнике и собственных новациях, но он сразу остановил меня:

– Ника, если ты привезла бумажки на подпись, давай сюда. Скажи, что там с учредительными происходит – вы их привели в нормальное состояние? А разрешения все получили: на конструкции, на неон?.. Да? Ну и отлично! Будет меньше возни с переоформлением…

Шеф с жизнеутверждающим пафосом объявил мне, что собирается некоторое время пожить в Европе, потому что там культурная жизнь не чета нашей.

Подальше от кредиторов, поближе к культуре – хороший рекламный слоган! Заграничная культурная жизнь кружит стремительным водоворотом, так быстро, что песенки из трех нот в исполнении Алисы Духовой навряд ли привлекут внимание тамошних меломанов!

Я с трудом проигнорировала злобный шепоток внутреннего голоса и с бьющимся сердцем спросила, не подумывает ли Чигарский перед отъездом расстаться с такой обременительной штукой, как рекламное агентство. И даже развила свою мысль, помахивая файлом с документами и листиком с расчетами.

– Это наследственность, – запоздало умилился Чира и бережно погладил файл ладонью, – Твой папка – настоящий череп! У нас с ним была веселая молодость, есть что вспомнить на старости лет. Ты, Ника, вся в отца, тоже очень толковый деловой человек! Если бы я знал, что ты интересуешься агентством, ну… скажем, неделю назад…

Неделю назад… неделю назад у меня были совсем другие интересы!

– Что могло измениться за одну коротенькую неделю?

– Ника, мне уже заплатили за агентство, наличные деньги… Ну, ты же сама понимаешь, как это бывает: договоренность достигнута, а переоформить документы – дело пары часов. Я уже не смогу отменить ту сделку – ни при каких обстоятельствах!

Ясное дело. Я понимаю даже больше, чем предполагает Чира! Он продал агентство, быстренько отдал должок крестному, или отцу, или Лиде, или еще кому-то из «должников первой очереди», а я со своими деловыми прожектами снова осталась на обочине настоящего мужского бизнеса!

Пора прощаться. Я встала с хилой больничной лавочки, хотела забрать файл, но шеф потянул его к себе:

– Я тебе благодарен за хлопоты, за этот… за твое предложение… – Бывший шеф поднялся, опираясь на мое поникшее плечо, и взвесил файл на ладони, – Давай, Ника, я тебе за это дело заплачу? Хоть будет чем внучатам похвалиться, а то ведь не поверят, какой я был красавец! Не сто тысяч миллионов, но разумную сумму…

Финансовый результат – это лучше, чем отсутствие результата.

Мы обсудили сумму. Прощаясь, я уточнила:

– Игорь Викторович, скажите, а кто покупатель?

– Ника, какая теперь разница?

Суббота. 23:13
После отбоя

Действительно, какая разница?

Я лежала и смотрела в потолок.

Потом закрыла глаза.

Какая разница, кто будет новым хозяином агентства: наглухо застегнутые в корпоративный стиль ребята из столичных компаний, авторитетный бизнесмен из местных или его заскучавшая «девушка» с полуметровыми ногтями из акрила…

Для меня это не имеет уже никакого значения – потому что завтра я увольняюсь.

Я уйду из агентства и открою свое собственное. На регистрацию и пару месяцев арендной платы за небольшой офис мне хватит. Возьму к себе работать Аленку и Светку из бухгалтерии – они сами просились.

Пригрожу чиновникам антимонопольным расследованием и наставлю себе щитов. Обзвоню старых заказчиков: алчным хозяевам пообещаю крупные скидки, а продажным менеджерам – жирные откаты. Мы поладим с защитой прав потребителей, обольем конкурентов грязью в прессе, наймем хороших адвокатов, а когда заработаем достаточно, раздадим взяток всяким контролирующим органам, их затретируют жестокими проверками, сотрут в порошок и развеют по ветру…

Пройдет совсем немного времени, и никто уже не вспомнит, что на карте нашего благословенного города-миллионника существовало агентство наружной рекламы «Магнификант»!

Я сладко зевнула и уснула почти счастливой.

Мне снился цветистый, праздничный, как забытая детская книжка с картинками, сон. Я гуляла среди зелени под пение райских птичек по своему собственному островку, а крутом ласково плескалось синее-синее море…

Над моим беззащитным островком сгустились свинцовые тучи, вода покрылась мертвой рябью и принесла к берегам строгие и злые торпедные катера. Загремели взрывы, вспенилась фонтанчиками вода, и скоро от моего тихого рая остался только шум и грохот!

Воскресенье. Уже утро… А может, день

Я вскрикнула, проснулась, села на кровати, испуганно хлопая глазами.

Но шум не утихал, наоборот, к нему примешались громкие нестройные звуки человеческих голосов. Люди кричали.

Я сунула ноги в тапки, выглянула из комнаты, пошла на галерею и свесилась вниз.

Шумели, как всегда, в гостиной.

Там, внизу, было полно людей, они сгрудились и кричали все одновременно:

– Сеич, сними пиджак, помнешь! Он никуда не убежит! – просил Паша-Трифон.

– Гоша, тебе что, совсем чердак снесло? – возмущался Дим-Дим.

– Может, он пришел продать тот диск, будь он неладен…

– Отпусти его, Алексеевич, пусть покупает ту чертову землю, это хорошо! Хорошо для бизнеса! – заглушая друг друга, кричали адвокат и сэнсэй Славин.

– Шеремет! Прекрати сейчас же, ты его убьешь, и тебя посадят! – орала Лида.

– Вы же одну музыку слушаете! Так нельзя! – резонировал Алик-Хруст.

Я старательно убеждала себя, что все еще сплю, в полусонном трансе спустилась до половины лестницы и тоже закричала:

– Папа, отпусти его – это мой муж!

– Что?! – взвился отец. – Ника, ты что?

– Ты сказал, что я могу выбрать сама, кого захочу, любого – хоть свинопаса! Я выбрала его! Отпусти его, отдай его мне – это будет правильно и по справедливости!

Отец повернул голову в мою сторону, но, как опытный стервятник, продолжал крепко сжимать свою добычу – бледного, побитого, наполовину удушенного Андрея Дольникова.

– Ты мне обещал! При них, – Я махнула рукой в сторону Дим-Дима и адвоката. – Паша, скажи, ты же разбираешься, скажи, что это правильно…

– Вообще, Сеич, Ника правильно говорит… – Трифон приблизился к окончательно опешившему отцу, четко рассчитанным жестом выдернул Андрея из его рук и оттолкнул подальше – так, что несчастный Анрик зацепил плоский кофейный столик и грохнулся на пол.

Но и его спаситель тоже молниеносно получил поставленный удар по носу.

Кровь закапала на белоснежную рубашку, и каждая капля хризантемой распускалась на белой ткани, как красная тушь на свитках в фильмах о самураях.

– Мастерство не пропьешь! – тихо ахнул Алик.

– Не отнять! – восхитился сэнсэй Славин.

– Руки быстрее мозгов! – ворчал крестный.

– Пашка, ну прости меня, не хотел, – Папа отдышался, начал приходить в себя, обнял Трифона, похлопал по плечу: – Прости, ради бога, что так получилось…

– Да ерунда это, Сеич… Между нами же никогда никаких баб не было и не будет…

Отец вынул носовой платок, прижал к Пашкиному разбитому носу, не поворачиваясь бросил мне:

– Вон из моего дома! Ты настоящий позор семьи!

Свершилось!

Не могу поверить, что отец сказал это МНЕ!

Мне – сонному, жалкому, слабосильному существу в пижаме.

Я замешкалась посреди лестницы, не в состоянии решить, что мне делать дальше – убираться сразу, то есть спуститься вниз и пройти мимо разгневанного родителя прямо к дверям, или сначала вернуться в комнату за курткой и сумкой…

А там, внизу, у подножия лестницы, отец вспомнил про несчастного Анрика, тихо скулившего на полу, и снова навис над ним:

– Я этого свинопаса сейчас в стену впечатаю… – и двинул моего жениха ногой.

Я взвизгнула, скатилась вниз, попыталась броситься к Андрею, но меня поймали и зашикали:

– Ника, не лезь!

– Ты тоже получишь!

– Не зли его…

– Лучше уйди отсюда…

Только Лида не стала присоединять голос к общему хору, а молча, решительным шагом направилась к двери.

Папа вынужден был отвлечься:

– Лида, куда ты?

– Все, хватит, я так от вас устала… Я ухожу!

– Лида, ты не можешь этого сделать!

– Могу! Кто меня остановит?

– Я!

Отец догнал Лиду, развернул к себе, взял за подбородок и поцеловал в губы.

Страстным, бесконечно длинным поцелуем.

Настолько долгим, что я успела добраться до Андрея и изо всех сил потянула его к выходу:

– Идем, идем отсюда быстрее…

Свадьба удалась.

Я шла и наслаждалась тихим шорохом собственного длинного подола.

Всемирная служба курьерской доставки не подвела: мое платье успело приехать из Лондона к самому торжеству. Роскошный, расшитый бисером шемиз. Бисер почти не потускнел, а легкая желтизна только добавляет ткани аристократического лоска – прекрасная сохранность для туалета, сшитого в двадцать четвертом году прошлого века! Такое платье могла бы носить девушка великого Гетсби, если бы он был больше чем литературным персонажем.

Чиновным женушкам в новеньких костюмчиках от посредственных апологетов мадам Шанель тонкого шарма столетий не понять. Я даже не посмотрела в их сторону, а пошла дальше, мимо штатных девушек, выстроившихся по периметру зала в однотипных и дорогих вечерних нарядах. Юбки в пол, обнаженные плечи, нереально высокие каблуки и неприлично глубокие разрезы, тщательные укладки и дареные бриллианты. Улыбаются так, будто ждут, что жених передумает бракосочетаться, спустится к ним по красной дорожке и вручит каждой по «Оскару» – у бедняжек больше шансов получить награду от американских киноакадемиков, строгого фестивального жюри «Теффи» или «Серебряную калошу» от разухабистых ребят с радио, чем скромное обручальное колечко!

Девушки перекладывали сумочки из руки в руку, хлопали ненастоящими ресницами, перешептывались, и влажные зубки хищно сверкали среди губной помады:

– Что она такого особого делает? Что надо делать, чтобы тебе подарили самолет?

Я на секунду приостановилась, коротко объяснила девчонкам:

– Дебифер!

И устремилась по проходу дальше, между рядами столиков с респектабельными крахмальными скатерками, сверкающими приборами, поправляла ароматные лилии в белоснежном букете и думала, что свадьба действительно роскошная!

Даже жалко, что не моя!

У нас с Андреем никакой свадьбы вообще не было. Мы даже не расписались, потому что мой паспорт остался дома, со всеми остальными вещами. А бежать в милицию за новым мне некогда, я присматриваю за ребенком, и вообще – теперь я знаю, что у человека, который не ходит на работу, сразу образовывается масса неотложных дел…

Мы живем все вместе в нескольких готовых комнатах Андрюхиного недостроенного дома, потому что в квартире у него ремонт вообще на зачаточной стадии.

Зато Сане здесь нравится: он может бегать во дворе и дышать свежим воздухом. Я спокойно его отпускаю, тут везде полно охраны.

После истории с фугасом Андрей был вынужден поступиться принципами.

С охраной действительно гораздо спокойнее – Чупаха человек мужественный, он не то что чеченских амиров или Талибана, он даже маму Анрика не боится, так ей и говорит:

– Галина Витольдовна, кто вы подведомственной мне охране?

– Я им дала указание убрать листья! Ваши лодыри ничего не хотят делать!

– Охрана делает не то, что хочет, а то, что я им командую. Я командую, когда получаю распоряжение от человека, который мне деньги платит!

– Очень жаль, что Андрей вас пригласил на работу и со мной не посоветовался!

– Я не обсуждаю действия работодателя, я выполняю приказы.

И я не обсуждаю. Я молчу – раскачиваюсь в плетеном кресле-качалке посреди полупустой комнаты и делаю вид, что мне все равно, и вроде не слышу…

– Тех, кто так говорил, повесили! – вспылила Галина Витольдовна.

– Значит, плохо выполняли!

– Андрей, – наконец Витольдовна уверилась в собственном бессилии и апеллировала к высшей командной инстанции, – слышишь меня? Немедленно выключи свою музыку! Оторвись от шахмат и подойди ко мне!

Андрей неохотно появился из соседней комнаты и тяжело вздохнул:

– Васильич, я тебя прошу, пусть ребята уберут листья!

Любит мамочку! Я папу тоже люблю и надеюсь с ним помириться. Только надо выбрать подходящий момент…

– Леша, уберите листья на газоне – только без фанатизма! Это не целина…

Чупаха скомандовал в переговорное устройство и вежливо подал Галине Витольдовне пальто. Она обиженно поджала губы, продела руки в рукава, взяла сумку и оглянулась на великовозрастное чадо, застрявшее в центре комнаты с нелепым видом:

– Андрей, ты в армии стал таким неуправляемым! Саша в армию не пойдет! Ребенку там делать нечего, а мне нечего делать здесь. Здесь слишком много полевых командиров!

Она торжественно вышла, наэлектризованный скандалом воздух уплыл за нею, как королевская мантия.

– Да не переживай, Саня, пойдешь ты в армию! – заверил прибежавшего на шум малого Чупаха. – Папа твою бабушку даже спрашивать не будет!

Саня сразу ткнулся ко мне:

– А Нику? Нику спросят?

Я посадила Саню рядышком на кресло – раскачиваться вместе:

– Саня, пока тебе восемнадцать лет исполнится, армия будет контрактной…

Наконец слепой случай встал на мою сторону – его сынуля здесь, рядом со мной, а Андрюхина мама уже далеко. Значит, мы практически одни. Можно задать любимому интимный вопрос:

– Андрей, а как ты умудрился переторговать папу на аукционе? – и кивнула в сторону стены.

Там под стеклом на свежей штукатурке красовался диск «Нирваны» с вожделенным росчерком руки самого Курта Кобейна на конверте.

Андрей пододвинул пуфик, присел и взял меня за руку:

– Переторговал? Ника, у меня нет таких денег! Я разыскал хозяев диска, договорился с ними за разумную сумму – больше, чем обещали аукционисты, оплатил неустойку, и лот сняли с аукциона… – Вот, значит, почему отец так взбеленился! Андрей поежился от неприятных воспоминаний, – Поехал забирать диск – и попал под Шеремета… Ника, я думал, он убьет меня прямо в аукционном зале…

– Николаич, тебе давно надо было нормальную охрану завести, – подсказал Чупаха, – не доводить до крайностей! Вот и все!

– Да плевать ему на охрану – он меня просто ненавидит!

Я обняла Андрюху и стала утешать:

– Ну что ты! Папа к тебе нормально относится – даже завидует, что у тебя такой гипермаркет, и землю под аэропортом он тебе продаст… Андрей, ведь ты не такой, как он, давай будем жить без скандалов? Помиримся…

– Помиримся?

– Да… Отдадим ему эту пластинку… Знаешь, как он обрадуется…

– Что значит «отдадим»? – Андрюха выпрямился и отодвинулся.

– Ну, не просто отдадим – подарим на свадьбу…

– Шеремет тебя пригласил на свадьбу?

– Конечно…

Конечно, папа не звал меня лично, зато меня пригласила Лида!

– Посмотри любой фильм: на свадьбе даже главари мафии всех прощают…

– Он меня будет прощать? За то, что сломал мне два ребра? Ника, он меня чуть не убил второй раз; если бы не ты – я бы его засудил!

Андрей ласково прижал меня к груди и погладил по волосам:

– Моя бедненькая… Шеремет тебя выгнал из дома в одной пижаме… Я своего ребенка на улицу в пижаме даже летом не пускаю, потому что я своего сына люблю… И тебя, Ника, люблю, люблю больше, чем он…

Мне было так тепло и уютно, я растрогалась – Андрюха меня правда любит больше всех! Он поцеловал меня в макушку, усадил обратно в кресло, оттащил пуфик к стенке, взгромоздился на него и при бдительной поддержке охраны снял рамочку с диском, но не отдал мне сразу, как я надеялась.

Зато еще раз поцеловал:

– Если тебе важно – можешь туда пойти… только без меня…

– Одна? На свадьбу?

– Почему одна? Хочешь, Глеб Василич с тобой сходит… Василич, присмотришь там за Никой, ладно?

– Легко!

– Вероника, не обижайся… Я тебя очень, очень люблю… И мне все равно, кто твой папа – даже если это Березовский или Берия… Но ни мою жену, ни мой бизнес, ни мой винил твой отец не получит!

Любимый прижал рамку к груди, пошел и запер свой драгоценный диск в сейф.

– Андрей про Берию сильно сказал, пронимает… – восхитился патроном Чупаха.

Возразить мне нечего – Глеб Васильевич начальник охраны Андрея, а не моей.

Такова счастливая семейная жизнь.

* * *

Мне пришлось серфить по Интернету почти целые сутки – если приложить усилия, во Всемирной сети, давно превратившейся в перекресток помойки и ярмарки, можно отыскать все, что угодно.

И чтобы раздобыть виниловый диск культовой группы вроде «Нирваны», пришлось заплатить не торгуясь и еще доплатить за срочную доставку. Но денег у меня полно – я еще старые заработки не истратила. Зато когда я разорвала посылку, там обнаружился вожделенный альбом в совершенно новеньком конверте! Как будто вчера из магазина… Интересно, его хоть раз слушали? А может, он вообще поддельный?

Но технических средств, способных вдохнуть жизнь в музыку, окаменевшую на древнем носителе, у меня просто нет, времени тоже – я потерла конверт по углам бруском для полировки ногтей, совершила экспедицию в недостроенную часть дома, присыпала блестящую поверхность белесой пылью, потом еще и обмахнула грязной тряпкой.

Теперь не стыдно представить сокровище на суд истинных знатоков!

* * *

Дим-Дим обрадовался, расцеловал меня в обе щеки и усадил за столик. Пока я ковыряла палочками слипшийся кусок риса, пытаясь определить, что же задумывали изготовить местные повара – суси или все же сасими, крестный с умилением перебирал пожелтевшие милицейские протоколы и стандартные фотографии:

– Ника, ты молодчина! Как ты это разыскала и догадалась мне принести? Хочешь, возьму тебя к нам в банк работать? У меня начальник ревизионной службы замуж вышла за немца, на ПМЖ уезжает…

– Я не хочу…

– Ника, да не переживай! Я отца твоего уговорю, я его сто лет знаю, – Дим-Дим жизнерадостно рассмеялся и хлопнул меня по коленке. – Я ему быстренько объясню, что такое брак: сегодня ты с человеком живешь, а завтра уже разведешься!

– Как же я с ним разведусь – мы еще не поженились?!

– Тем более! Если каждого дочкиного сожителя убивать и закапывать – кладбище придется расширять! Я от такой практики давно отказался…

А вот это смотря какая дочка.

Я насупилась, отдвинулась и попыталась донести до крестного свою выстраданную жизненную философию:

– Я работать не хочу вообще!

– Ну, будешь бизнес открывать – приходи, поможем, ты же нам не чужая!

– Дим-Дим, помоги мне прямо сейчас, – я постучала ногтем по конверту с пластинкой, – оставь мне автограф!

– И что тебе здесь написать? – удивился крестный, отвинтил колпачок со златоперой ручки, но я протянула ему простенькую шариковую и ответила:

– Напиши: «Курт Кобейн»! Ты же можешь?

– Ника, я сто лет этого не делал! – Как всякий истинный талант, крестный зарделся, прищурил один глаз, разглядывая фотографии конверта с автографом у меня в телефоне. Я с трудом разыскала снимки именно нашей пластинки в Интернете. На мое счастье, фотографии лота сохранились в архиве на сайте аукционного дома. Качество – отличное! Автограф видно крупно и во всех подробностях, и панорамный снимок конверта тоже имеется – с местом расположения не ошибешься.

Крестный ознакомился с иллюстративными материалами, прищурил один глаз, провел тренировочную сессию на листочке и артистично махнул рукой над конвертом.

– Получилось! Дим-Дим, тебе надо было идти в художественный институт, а не в консерваторию…

– Какая разница, откуда бы меня выгнали… Только, Ника, ты учти – Шеремет мой почерк хорошо знает!

– А… Это не отцу…

Я оставила крестного ностальгировать над протоколами и вернулась домой.

* * *

Сейф у Анрика старомодный – скрипучий, тяжеленный, но не банковский. Наверное, его мамаша держала здесь ведомости об уплате партийных взносов в бытность третьим секретарем райкома. Я присмотрелась к хранилищу домашних ценностей – никаких тебе электроприводов или сигнализаций. Замок механический, система довольно простенькая, чтобы не сказать примитивная. Запирается на буквенный код. Четыре ячейки и ключ. Ключ у меня есть – запасной, я взяла на охране. А вот что делать с кодом?

Андрей – шахматист, я своим романно-киношным умишком никогда не смогу одолеть его математической логики! Мой смелый план под угрозой срыва – исключительно из чувства протеста, граничащего с глупым озорством, я набрала: Н-И-К-А.

Дверца покорно щелкнула, я повернула ключик и заглянула в темное железное чрево. Ценностей у Андрюхи в домашнем сейфе хранится не густо – гора папок с документами да пластинка в рамке. Я вынула рамку, аккуратно отогнула фиксаторы, сняла стекло, вытащила подлинник и заменила… полуподдинником!

И только когда стала запихивать рамку обратно в сейф, заметила небольшую ювелирную коробочку, придержала тяжеленную дверь и открыла из женской любознательности. Какая безвкусица! Кольцо со здоровенной зеленой каменюкой в окружении пошленьких брюликов помельче.

Наверное, хранит память о бывшей супруге или мамаше собирается подарить – на именины. Во всяком случае, мне на безымянный палец кольцо великовато. Я примерила оскорбление эстетическим чувствам на средний палец, пошевелила кистью, полюбовалась искорками и тут же убрала на место.

И пошла готовиться к свадьбе!

* * *

Невеста удалилась отдыхать от поздравлений.

Я отыскала ее в маленькой комнатке, по соседству с главным залом. Первый раз вижу свою – теперь уже официальную – мачеху без брюк. В платье с пышной романтической юбкой и жемчуге Лида выглядит как императрица в день коронации. Взяла из моих рук букет, но целоваться мы не стали – чтобы не испортить макияж, ограничились почти мужским рукопожатием.

– Ты уже видела?

– Самолет?

Лида царственно кивнула и показала мне фотографии на дисплее телефона. Трап был обвязан громадным золотым бантом, как коробка конфет.

– Здоровенный…

– Твой отец просто ненормальный, я так на него наорала…

Лида недовольно повела бровью, спрятала телефон, приткнула мой букет в ведерко с розами и поправила лепесточки:

– Ника, ты умница, что приехала… Шеремет знает, что ты здесь?

Я интригующе подняла перед собой нарядно запакованный подарок:

– Не знает, но будет рад!

Лида холодно глянула за мое плечо, кивнула на Чупаху:

– Шеремет пошел курить, поищи его, раз ты с охраной…

Действительно, все остальные дамы обделены таким эротичным аксессуаром, как начальник охраны, – значит, можно смело вторгнуться на мужскую половину. Я подобрала подол и направилась к плотной группе представительских костюмов, разбавленной единственным женским телом. Очень худым, покрытым золотистой русалочьей чешуей поверх практически прозрачного платья. Тело неравномерно покачивалось под воздействием избыточного алкоголя, музыки и воздушных струй, словно собиралось взмыть к потолку. Поэтому Паша Трюфанов крепко держал свою девушку за запястье.

Лорик высвободила руку, обняла меня, звонко чмокнула и заверещала:

– Ника, ты пришла! А все говорили, что он тебя не отпустит… Трифон выиграл!

Мужики действительно полезли за кошельками, стали шуршать купюрами; Пашка с элегантностью профессионального крупье собирал деньги. Вот я и стала предметом пари – как героиня классической пьесы Островского. С единственной разницей: несчастная бесприданница была просто «вещь», а я штучка посерьезнее. Я – материальный актив!

Судя по сумме заклада, отец мало рассчитывал на мой визит.

Но действительно был рад! А когда увидел диск, даже поцеловал меня:

– Ника, как ты это сделала?

Украла! Как еще? Я же не виновата, что у меня дурная наследственность.

– Видишь, папа, я умею ладить с людьми…

– Ты просто молодчина! Давай, Ника, мы вернемся с сафари, я на тебя перепишу долю в сигаретной фабрике – это будет правильно… Или не жди нас – приезжай в понедельник ко мне в офис, я предупрежу, все сделают… Пашка, ты не против?

– Я – нет… Ника, хочешь, мы тебя директором по маркетингу назначим?

– Не хочу! Папа, мне не нужен бизнес… Я работать вообще не хочу… Кто понял жизнь – работу бросил!

Деловая общественность дружно рассмеялась, а Трифон пригласил меня танцевать и тихо спросил:

– Ника, ты не жалеешь? Правда? У него же ребенок…

– У тебя тоже, – пробормотала я.

– Что?

– Паша, посмотри туда!

Лорка здорово наклюкалась, взобралась на мраморный бортик фонтана в центре клубного зала и омывала руки в прозрачных струях.

– Лора, слезь оттуда сейчас же! – заорал Трифон.

– Не указывай мне, ты мне не муж! – обиделась Лорка.

Паша незамедлительно толкнул зарвавшуюся девушку в плечо, жертва покачнулась и свалилась в воду, взметнув фейерверк брызг. Мокрая и холодная среда обитания вернула Лорке трезвый взгляд на мир; она попыталась выбраться, влажная и сверкающая, как настоящая русалка. Пяток джентльменов, разного возраста и семейного статуса, мгновенно бросился ей на помощь. Трифон снял пиджак, торжественно вручил официанту, объявил, что лично оторвет голову любому и каждому, кто посмеет притронуться к его девушке, и ударил ближайшего мужика.

Мужчины, оставив респектабельность, дружно потянулись к фонтану – поддержать своих, охранники помчались следом, чтобы успеть спасти патронов, дамы в костюмах кинулись за охранниками в надежде извлечь из общей свалки влиятельных супругов, а девушки застыли на месте и завистливо наблюдали, как насквозь промокшая Лорка вылезает с другой стороны фонтана.

– Василич, отвези меня домой! – попросила я Чупаху.

Свадьба действительно удалась.