Текст книги "Записки переводчицы, или Петербургская фантазия (СИ)"

Автор книги: Татьяна Катерова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

– А вот и нет, уважаемая! Сдается мне, что погоня за Жар-птицей вам не чужда. Иначе вы не бродили бы по ночам в полном одиночестве! Вы ведь любите приключения, не так ли?

– Просто улаживала семейные разногласия, – сухо сказала я.

– Понятно! Не каждый признается, что добродетель скучнее порока. – Хозяин магазина насмешливо посмотрел поверх очков. – А вам известно, чем закончилась Маринина история?

– Кажется, ее казнили? – робко предположила я.

– Может быть. Вам жаль ее?

– Любое живое существо жалко.

– Любое, согласен. Особенно невинное. Помните, как там про слезу ребенка?

– О каком ребенке вы говорите?

– Ах, Анна Александровна! Вы такая вежливая, сидите слушаете мою бесконечную болтовню, время свое драгоценное тратите! Потерпите немного, скоро я все проясню!

– Откуда вы знаете, как меня зовут? Я только собиралась представиться!

Видя мое полное недоумение, он улыбнулся и показал белый прямоугольник, зажатый между двумя пальцами:

– Вы уронили визитку, здесь так написано: кандидат наук, филолог, переводчик... Потрясающе! Ах, эти слабые женщины... С ума можно сойти, сколько регалий! Или все это неправда и Анна Александровна – это не вы?

Я в сомнении покосилась на закрытую сумку: как могла выпасть визитка? Но возразить не решилась и кротко кивнула:

– Нет-нет, все верно! Меня зовут Анна Александровна. А вас?

Хозяин не торопясь вытащил кожаный кисет:

– Сейчас представлюсь. Вы позволите? Благодарю. – Он зажал крепкими и ровными зубами мундштук, улыбнулся и медленно, со значением сказал: – Трофим Васильевич Ус. – И выжидательно замер.

Я почувствовала, что нужно что-то сказать. Возможно, он очень известный человек? Но я далека от антикварного мира и впервые слышу эту фамилию. Повисло неловкое молчание.

– Простите, мы где-то встречались?

– Не знаю. Все может быть.

Он опять улыбнулся, чуть мягче. Сквозь голубоватый дымок в упор смотрели хитрые глаза: желтоватые белки, глубокие морщинки, убегавшие к вискам, жесткие и прямые ресницы. Странный, звериный взгляд, почти волчий.

– Я заметил, что вы разглядывали мои украшения, уважаемая гостья, – неожиданно вкрадчиво сказал хозяин. – Произвели впечатление?

– Конечно! Они все прекрасны, но самое лучшее – золотая стрекоза. – Я невольно повернулась к витрине. – Это копия Лалика?

– Обижаете! Это и есть Рене Лалик. Желаете приобрести?

– Что вы! Я же простой человек. Откуда такие деньги?

– Никогда не употребляйте это слово! Откуда вы знаете, насколько вы просты? И вообще... – В голосе Трофима Васильевича зазвучали насмешливые нотки. – Со мной всегда можно договориться: рассрочка платежа, скидки, принимаем карты. Лалик не Лалик, а я хозяин! Все возможно! Могу и подарить, если пожелаю. Но сначала необходимо предъявить паспорт. Это общее требование при покупке антиквариата. Мало ли что...

– Да ради бога! – снисходительно сказала я, забыв про всякую осторожность.

Он долго смотрел на первую страницу.

– Ну, слава богу, предчувствия, как говорится, меня не обманули! Вы действительно Тарло?

– Семенова-Тарло... – поправила я. – Разве вы не видите?

– Вижу, вижу, как говорится, урожденная Тарло. Итак, вы обожаете знаменитого Рене? И в прошлом и в настоящем вас поддержали бы все женщины мира! А что, если я покажу вам нечто лучшее? Хотите рассмотреть другие варианты?

– Как вам угодно, показывайте, – улыбнулась я. – Вы же хозяин.

– Достойный ответ. Это мне нравится. Вот это я люблю!

Он долго звенел ключами, наконец с трудом открыл какой-то тайный ящичек в бюро и положил на стол бархатный футлярчик. Повинуясь непреодолимому любопытству, я открыла и увидела перстень в александрийской оправе. Никаких завитков, излишеств – только камень, огромный мерцающий овал.

– Первый раз вижу такой большой аметист!

– Примерьте, раз нравится!

Неожиданно для себя я одела его по-старинному, на указательный палец, и удивилась, какой по-королевски изящной и значительной стала казаться моя маленькая и узкая кисть. Да, наверное, такие пальцы целовали встав на колени! Я кинула быстрый взгляд на портрет.

– Все правильно! Это ее кольцо – посмотрите внимательнее на руку, опущенную вдоль пояса. Марина тоже носила его на указательном пальце. Видите, я предлагаю лучшее. Королевская вещь.

– Но какова стоимость? Вряд ли я смогу его приобрести.

– Разумеется, не сможете. Это кольцо бесценно, купить его нельзя, однако можно принять в дар. В роду Тарло оно передавалось от матери к дочери и считалось, что камень угадывает и выполняет все тайные страсти своих владелиц. А это особенно ценно: не каждый знает, чего хочет. Вот вы, например, догадываетесь, что за драконы сидят у вас внутри, а?

– У меня нет никаких драконов!

– У каждого есть! Ну, хотя бы один маленький дракончик. И представьте, перстень желаний моментально помогает им сорвать цепи, расправить крылья и вылететь на волю...

– Тогда это странный подарок!

– Отчего же? Как умная женщина, госпожа Мнишек-Тарло понимала, что ее дочь не собиралась стареть в замковой тиши, в объятьях какого-нибудь толстого и доброго пана. А поскольку гигантское честолюбие и железная воля были единственными талантами Марины, перстень пришелся весьма кстати.

– И что же?

– Камень заработал сразу: через год началась история головокружительного взлета и не менее головокружительного падения в бездну вечности.

– Какие ужасные последствия!

– Аметист не отвечает за последствия! – Антиквар усмехнулся, по-кошачьи сощурив глаза. – Что делать? Фарша без приправ не бывает. Ну, там, лучок, перчик, соль... Так и желания! Что делать, если желания у польской девочки были очень и очень взрослые? Кто не рискует, тот не выигрывает, не так ли?

– А зачем вы все это рассказываете? – мрачно спросила я и отхлебнула холодного кофе.

Поток информации меня оглушил и почему-то расстроил. Трофим Васильевич по-шутовски развел руками и поклонился:

– Не понимаете или изволите притворяться? Перстень ваш по праву – берите и владейте, потому что именно вы являетесь потомком Ядвиги Тарло.

– Откуда вы знаете? Вы не слишком торопитесь?

Я старалась говорить спокойно, чтобы не раздражать непредсказуемого антиквара. Экскурс в собственную родословную произвел на меня впечатление. Какой эксцентричный мужчина! На что он еще способен? Этот Ус явно нервничает, и, как мне кажется, от него можно ожидать новых сюрпризов.

– Неужели я единственная Тарло в Санкт-Петербурге? – как можно мягче спросила я и попыталась незаметно снять кольцо.

Но от моих беспорядочных усилий камень вдруг отошел в сторону.

– Здесь что-то есть!

Антиквар просиял:

– А вот и доказательства! Память предков, так сказать, родовая реликвия! Признайтесь, вы догадывались, что здесь тайник?

– Это простая случайность.

– А как быть с внешним сходством? Тоже случайность? – снисходительно сказал Ус, кивая на портрет. – Доживи Маринка до ваших лет, были бы близнецами. Вот и ответ на ваш вопрос – ошибки быть не может! Кстати, вам интересно, что скрывает тайник?

Было очевидно, что он все прекрасно знает.

– Тут... портрет ребенка. Кто это?

– Царевич Иван, сын Маринкин, – устало сказал Трофим Васильевич. – В нем-то вся и загвоздка. Вам правда моя фамилия ни о чем не говорит? Вы же женщина образованная!

– Я не очень люблю историю. Извините.

Я смущенно вздохнула.

– Тогда позвольте представиться еще раз! Я прямой потомок предателя атамана Уса, который сдал войскам Марину Юрьевну вместе с сыном. Влюбленный в нее Заруцкий бился до конца, пытаясь повернуть историю.

– А что случилось потом?

– Заруцкого посадили на кол, по другим сведениям – колесовали. Говорят, он любил Марину и умер за нее достойно: ни в чем не покаялся, ни о чем не просил. Признайтесь, от этих слов ваше чувствительное женское сердце забилось сильнее?

Я искренне покачала головой:

– Полноте! Расскажите лучше про Ивана.

– Увы, его тоже казнили.

– Ребенка?!

– К сожалению. И умирал он тяжело: петля, не рассчитанная на маленький вес, никак не затягивалась и агония на виселице продолжалась часа два... Не только Марина, даже мой пращур-злодей чуть не рехнулся, наблюдая за страданиями несчастного дитяти.

Я испуганно смотрела на антиквара. Может быть, он сумасшедший? Зачем посторонней женщине рассказывать такое о своих родственниках, пусть даже давно умерших? Нелепо, странно... Хочет меня шокировать? Обезоружить? Что ему нужно? Почему ночью его дверь была открыта? Возможно, это не случайность и он ждал перепуганную странницу... Но выглядел он абсолютно спокойным и задумчиво попыхивал трубкой, размышляя о чем-то.

Я пожала плечами:

– А в чем вы обвиняете своего предка? Хотите знать мое мнение? Он ни в чем не виноват – просто взял на себя неблагодарную работу и поставил точку в долгой истории. Откуда ему было знать, что ребенка казнят?

– Ну, об этом было легко догадаться: Ивана бы никто в живых не оставил – повод для новой смуты, как ни крути. И все-таки он мог спастись!

– У мальчика не было шансов!

– Да магия шансы не считает. Мы же верим в чудеса! Вы ведь тоже любите сказки? Может, Иван оборотился бы в Финиста – Ясна сокола и улетел в синее небушко? Спасти его мог волшебный перстень, который висел на шнурке рядом с крестиком, и Маринка умоляла не трогать его, потому что больше всего на свете хотела сохранить Иванову жизнь. Представляете, какая в этом желании сила была? Оно, как материнская молитва, со дна моря поднимает, в сине небо отпускает! Однако Ус перстень забрал, забрал не из жадности и корысти, а назло ненавистной Маринке и лишил мальчишку последнего чудесного шанса. Именно в этом до самой смерти каялся мой злодейский предок.

– И вы в это верите?

– Я – нет, атаман верил.

– Тогда при чем здесь вы? Дело сделано. Сами говорили, что историю не повернешь. Или весь ваш род теперь проклят?

– Ну с какой стати? Для проклятого я неплохо живу. – Трофим Васильевич широко обвел гостиную рукой. – Лично я ни в чем не виноват, но кому не знакомы муки совести? И мне было жаль несчастного атамана. Раз он завещал вернуть кольцо наследникам, значит, нужно вернуть. Да вот вопрос: а где вас сыскать-то, наследников? К тому же этот аметист очень капризный и не ко всякому наследнику пойдет. Вот вы ему явно приглянулись... – Трофим Васильевич покосился на мою руку: – Какие изящные пальцы! Он как прирос к вам.

Я не знала, что сказать. Почему-то вспомнилась сказка про Красную Шапочку, и, словно в ответ на это, Ус быстро снял очки, которые казались игрушечными в огромных лапах. Потом он подвел итог:

– Молчание – знак согласия, поэтому считаю нашу сделку завершенной. Я исполнил свой долг, и душа казака Уса обрела покой. А у вас появились завидные перспективы. – Серый Волк нагло подмигнул янтарным глазом и с наслаждением потер руки: – Сдается мне, Анна Александровна, что тайных желаний у вас предостаточно, так что все отлично!

Мое мнение его не очень интересовало: он уже все решил. Я вздохнула и украдкой взглянула на бледное лицо девочки-дамы: что-то в портрете изменилось – и это изменение было важным, но я никак не могла понять, в чем дело. Он тут же засек мой взгляд:

– Да перестаньте сканировать портрет! Мы с вами тоже когда-то были красивыми, нежными и невинными. Вам же нравится этот заветный перстенек? Он ваш по праву. Хотите – и портрет забирайте. Будете на своего предка любоваться и гостям хвалиться – царица все-таки...

И тут я увидела, как вспыхнули глаза юной дамы. Хозяин, видимо, тоже это заметил и задернул портрет шелковой зеленой шторкой. На секунду показалось, что Марина погрозила пальцем. Кому – ему или мне?

– Спасибо, портрет как-нибудь потом.

– Ну что такое, дорогая гостья? Почему вы так погрустнели? Побледнели...

– Мне почему-то кажется, что я позволила втянуть себя в странную историю.

– Прекратите, пожалуйста, кокетничать! Какая история? Я совершил некое действие, чтобы поставить точку, как сделал когда-то мой пращур. Вы же сами так сказали? К вам вернулась наследственная вещь – и все. Всем сестрам по серьгам. В конце концов, надоест перстенек – подарите, а вот продавать, говорят, нельзя. И дарить нужно от всего сердца, с любовью – как я сейчас!

– А может...

– Вернуть уже нельзя! Извините, у нас как в аптеке – назад не принимаем. – Он шутливо поклонился. – Примерили чужие воспоминания – все. Были наши – теперь они ваши.

Мы замолчали. Трофим Васильевич подавил зевок. Было ясно, что хозяин сделал что хотел и на попятную не пойдет. Я напряженно думала, как завершить наш разговор и откланяться, но меня опередили.

– Хотите еще кофе? Или отвести вас домой? Родные-то вас не потеряли?

– Потеряли, наверное, – медленно выговаривая слова, сказала я. – Можно я вызову такси?

– Да кто же вам запрещает? – усмехнулся Трофим Васильевич. – Я исчезну, чтобы вас не смущать. Подождите свое такси и, уходя, посильнее захлопните дверь.

Мне показалось, что кольцо еще плотнее обхватило палец, словно боялось, что я оставлю его в салоне.

– Вы... вы... пожалуйста, не обижайтесь! Я ничего такого не имела в виду... – виновато залепетала я, но хозяин уже исчез, растворился в каком-то из темных углов так же внезапно, как появился. – Я достала телефон: – Могу я заказать такси?

– Пожалуйста! Какой адрес?

Действительно, какой? Я замялась и тут увидела на столике раскрытый журнал. На развороте красовался портрет Трофима Васильевича, а под ним жирный заголовок: «Хранитель старины». В статье рассказывалось о замечательном магазине и его необыкновенном хозяине, который был эстетом, предпринимателем, искусствоведом и потомственным казаком! Далее приглашались желающие сдать и купить предметы старины по «честным ценам» и следовал точный адрес. Откуда здесь эта дурацкая статья? Я могла поклясться, что только что на столике не было ничего, кроме кофейного натюрморта с пирожными. Для убедительности я осторожно погладила страницу: отличная бумага, прекрасная печать, легкий запах типографской краски – сама реальность! Надо же! Похоже, хозяин хочет избавиться от непрошеной гостьи как можно скорее. Продавец желаний... Что же, я тоже с удовольствием покину сей необычный приют. Я без запинки продиктовала адрес, журнал как по команде кувыркнулся со стола и словно провалился сквозь пол. Чтобы не упасть в обморок, я громко пожаловалась на сквозняк и кинулась к двери.

Убегая, дрожащей рукой отдернула ткань и бросила последний взгляд на портрет. Худенькое длинноносое личико как будто бы посуровело. А самое главное, на руке Марины, грациозно опущенной на платье, уже не было перстня!

Глава 6

Я поплотнее захлопнула дверь и почувствовала себя счастливой. На улице подмораживало, ярко горели фонари, по белой дороге шел одинокий след от протектора. Прямо под фонарем дремал маленький заиндевевший «фольксваген» – очевидно, это и было мое такси. Иней блестел и искрился, отражая электрический свет, и автомобильчик был похож на елочную игрушку. Шофер попался молодой, рыжий, зеленоглазый и разговорчивый, чем-то он напоминал нагловатого, но симпатичного уличного котяру.

Мы мягко стартовали, и буквально сразу он по-свойски ввел меня в курс своих дел, объяснил, что приезжий, снимает, хотя намерен в ближайшее время обзавестись квартирой и присматривает район. Мой район, куда мы держали путь, ему нравился.

– Значит, в сталинке живете? Повезло!

– Почему? – удивилась я. – Это в наше время лучшего не знали, а сейчас такой огромный выбор!

– А я новье не люблю! Я ваше время люблю. Тогда ведь рвачей не было, правильно? Мне кажется, они не существовали как класс.

– Уверяю вас, они вне времени – как микробы.

Было жаль его разочаровывать. Я скользнула взглядом по салону, ища другую разговорную тему, и увидела на заднем сиденье планшет.

– Не разобьется?

– Да я тут фильм смотрел, а то, пока вызова дождешься, от скуки помрешь. Сегодня таксист – умирающая профессия, у всех машины.

– Хотите, я угадаю ваши вкусы? Драма? Эротика? Боевик?

– Исторический, – немного смущаясь, сказал он. – Но это пока просто ролик, я тут в массовке задействован. Сказали, очень характерная внешность, даже крупный план пообещали. Желаете полюбопытствовать?

– Извольте.

Медленно разгорался экран, открывался и оживал зрачок, смотрящий в мир без границ времени... Долгожданные сумерки, черная речная вода и высокие, в человеческий рост, камыши. Молодая женщина забилась на корму, прижимая к себе испуганного ребенка. Первый раз в жизни ей стало страшно: все получилось как в той сказке – «отдай то, не знаю что». Разве она этого хотела? Еще утром думалось, что самое главное – венец, венец для сына, будущего московского государя! Сколько раз во сне Марина хватала проклятую шапку, но та наливалась немыслимой тяжестью и не было сил поднять и увенчать саму себя на царство... И вдруг оказалось, что это сокровище ничто по сравнению с маленькой детской жизнью, дрожащей, как свеча на ветру: вот-вот потухнет слабенький огонек. Сейчас она бы с легкостью отдала и венец, и свою собственную жизнь, чтобы спасти Ивана. Боже, пронеси эту чашу! Неужели ничего нельзя изменить? По камышам пробежала легкая волна, вершинки задрожали. Может, это зверь пробирается к воде или крупная птица села отдохнуть? Однако сквозь серые стебли уже мелькали темные человеческие фигуры, которые старались двигаться бесшумно и незаметно, низко пригибаясь. Она покрепче обняла сына. Господи, помоги ему выпорхнуть из этих силков, дай ему крылья, пусть маленькие и слабые! Пожалуйста, дай! Он такой худенький и легкий, пусть обернется серым воробушком и улетит прочь. Но Марина понимала, что опоздала...

– По-моему, им конец пришел, – мрачно сказал водитель. – Можно я выключу? Я чернуху не люблю, особенно про детей: мне их всегда жалко. А обещали блокбастер... Обманули друзья, – вздохнул он, – учли интерес к Смутному времени. Да только я их тоже обману: не видать им моей характерной внешности. Не стану я на них силы тратить.

– А почему Смутное время? Вы историк, молодой человек?

– Нет, будущий юрист. Просто я с Дона приехал, у нас в станице Голубинской все про них помнят.

– Про Марину?

– Про Заруцкого. Наш казак Иван Заруцкий в ее войске был. Я ведь тоже Заруцкий: фамилия для наших мест распространенная. Сколько ручьев, столько и Заруцких... А вот что у нее сынишка был, я не знал. Теперь прояснились бабушкины сказки.

– Не понимаю.

– Бабуля моя считала ее еретичкой и одержимой, а им, как известно, дарована жизнь после смерти. Поэтому ведьма Маринка вовсе не умерла, а оборотилась сорокой и до сих пор кружит вокруг башни, где ее умучили, все кричит, своего маленького Ивана зовет-высматривает, не хочет без него на тот свет улетать.

– Не верю! Фантазерка ваша бабушка.

– Зря не верите. Я, когда из Москвы в Коломну маршрутки гонял, видел эту птицу: каждый день кружит над башней и кричит, кружит и кричит. Слушать невозможно! Сам лично в нее камнем кинул, но не помогло. Рвет эта птица своим криком сердце на части – и все!

– Неужели? – растерялась я. – А вы не преувеличиваете? Ведьма обо всем ведает – неужели она бы за четыреста лет не придумала способ вернуть Ивана?

– Ох! – Зеленоглазый шофер рассмеялся и хлопнул в ладоши, однако вовремя опомнился и снова взялся за руль. – Вот они, современные профессорши! Разве вы не знаете, что некоторые желания раз в пятьсот лет исполняются? Для мертвых это не время. Не переживайте, уж она, точно, придумает...

Я вспомнила про кольцо и почувствовала, как похолодели руки.

– Вот вы ей сочувствуете, а она кругом виновата. Сколько людей и детей было умучено! Не один ее Иван.

– А вот с этим согласен, – кивнул парень, – но по мне – так лучше не вникать. Одно дело – смотреть с высоты птичьего полета, другое – лицом к лицу, глаза в глаза. Мать – она мать и есть, какая бы ни была.

Кольцо больнее сдавило палец.

– У вас, часом, в голове не зашкаливает от этого Смутного времени?

– Уже нет: мы ведь приехали, – улыбаясь, ответил Чешир и эффектно затормозил перед моим домом.

– Вот и ладненько! Сколько я вам должна... э-э... простите, забыла узнать ваше имя-отчество? – спросила я, открывая кошелек.

– А меня, кстати, Иваном зовут! – вдруг рявкнул шофер, и я выронила купюру от неожиданности. – Как вы думаете, я могу быть потомком Заруцкого? Мне бы очень хотелось!

– А вы и есть Иван Заруцкий, – серьезно сказала я и решительно захлопнула дверцу автомобиля. – Я это ясно чувствую!

– Нет, подождите, – не унимался Иван, – не нужно шутить! Вы очень необычная дама! Вы, случайно, не волшебница? Мы еще встретимся?

Я улыбнулась:

– Не факт! Небо светлеет, и ночь совпадений подходит к концу. Но если я снова поеду в этот антикварный магазин, обещаю, что вызову только вас!

Через пять минут я уже входила в квартиру. Все вокруг благоухало розами с горькой ноткой шоколада и кофе. Сквозь открытую дверь столовой было видно, как нежные и прекрасные цветы, полностью раскрывшись, гордо стоят в хрустальной вазе, а несколько лепестков упало на торт.

И вдруг романтика исчезла, меня охватило первобытное чувство голода, я скинула ботинки и рванулась вперед, но запнулась о лыжные палки. Вид у них был злой, колючий: «Бросила нас? Сбежала? Не стыдно?» Сразу же заныла коленка и тазобедренный сустав.

– Не стыдно! – гаркнула я и с яростью стала запихивать палки в стенной шкаф. – Вот и сидите там до скончания века! Будете приставать – отнесу на помойку. Вы мне больше не нужны.

Потом глянула в зеркало. Ну да, есть морщины, конечно, тем не менее сходство с некоей зеркальной дамой очевидно. И, честно говоря, мне это льстит. Обязательно посмотрю свои фотографии в молодости.

Неожиданно тишина рассыпалась от отчаянного телефонного звонка. Я онемела. Сын! Он разыскивает меня. Бедный мальчик, наверное, решил, что я повесилась после Пашиного визита.

Я вцепилась в трубку, как в спасательный канат, который вытащит меня, тонущую в фантастической круговерти.

– Владик, ты?!

Я тараторила изо всех сил и не давала задавать вопросы, потому что не знала, что отвечать. Если я расскажу правду, Владик может приехать и вызвать «скорую».

– Прости... Спасибо за розы, теперь комната как райский сад... Торт тоже отличный и свежий-свежий...

– Я гуляла... Ну и что? Погода хорошая, телефон я нечаянно отключила. Без очков была...

– Да, Паша все сказал. Отличная идея – дуйте в свой Сингапур, а потом ко мне. А я на Новый год поеду на пароме Хельсинки – Стокгольм. Все-таки перемена обстановки... Алло! Владик, ты меня слышишь? Алло!

В трубке молчали. Мне показалось, что связь пропала.

– Что значит – я все перепутала? А, это вы едете в Хельсинки? А я всегда мечтала посетить Сингапур?.. Нет, мы не пили...

Я погладила карман, куда переложила удивительное кольцо, и вдруг почувствовала, что зря трачу время. Нужно закругляться.

– Что значит – передумали? Ни в коем случае! Поезжайте отдохните. И я отдохну.

Снова в трубке наступила звенящая тишина, я героически держала паузу. Наконец Владик решился:

– Мам! А где ты была? Если не хочешь, не отвечай, конечно, но у меня ощущение, что я разговариваю с незнакомым человеком. Это точно ты?

Взгляд опять упал на карман. Когда же закончится это выяснение? Мне нужно загадывать желание. Вроде все живы и здоровы – чего же еще?

– Мама, я тебя очень прошу: скажи, где ты была ночью?

«На кладбище», – чуть не сказала я, да вовремя спохватилась.

– Считай, что на свидании.

Владик странно вздохнул, как будто его придушили, и рассмеялся:

– Ты что, серьезно? То-то я смотрю... Ну, мать, ты даешь! Рад за тебя: нехорошо человеку быть одному. Так, кажется?

– Так, Владик!

– Ты же у нас дама с бешеной энергетикой, ты же людей притягиваешь. Только будь осторожна, сейчас полно брачных аферистов. Он молодой? Моложе тебя? Вы давно знакомы?

– Да не бойся ты, сын! Я уже большая девочка, все знаю. Он мой ровесник, и получается, что знакомы лет триста. Кроме того, Трофим Васильевич – жених завидный: антиквар, ювелир, историк и просто очень богатый человек. Имеет огромную квартиру и магазин на набережной. Что еще? А-а... Он видный господин и хорош собой.

– Ого! Я удивлен, потрясен и восхищен: именно такой мужчина достоин моей матери. Вдовец? Познакомишь?

– Холостяк, – отрезала я. – При случае познакомлю. Спокойной ночи, Владик!

– Спокойной ночи, мама!

– И еще раз спасибо за розы.

Теперь я была свободна. Первым делом вынула футлярчик, осторожно раскрыла и положила на стол. Камень тихо сиял, отражая электрический свет, как будто благодарил за свободу. Тихонько взяла его в руки и залюбовалась: «Какой же ты красивый! Ус сказал, что ты любое желание можешь исполнить. Это правда?» Сияние камня стало ярче, теплее, он отливал голубым и стал похож на зрачок, и внезапно мне захотелось снова посмотреть на детский портрет. Нет, не буду! Нехорошо смотреть на несчастного ребенка, тем более ночью. Какой ужас! «Аметист, ты мог его спасти? Скажи правду».

Камень молчал. Я села за стол и подперла голову двумя руками, чтобы лучше думалось. Но внутри полная пустота, ни одного желания. «Ах, что бы у тебя попросить? – кокетливо размышляла я. – Сын вырос и пристроен, квартира есть, машина не нужна, хорошая работа тоже есть, здоровье (если не считать прошлогоднего перелома) в возрастной норме». И вдруг я смутилась: при чем здесь все это? Аня, ты, кажется, разучилась мечтать! Желание – это совсем другое! И словно в ответ на мои мысли, окно распахнулось настежь, и тут же в лицо ударила метель, мокрый снег бился и вертелся в черном оконном проеме, сыпался на подоконник и даже долетал до ковра. И внутри камня тоже началась метель: голубоватый глаз смотрел в прошлое, и я снова не понимала, как разделить вымысел и явь...

Я видела, как бредут по колено в снегу пятеро здоровых бородатых мужчин. Один осторожно нес что-то вроде небольшого свертка и крепко прижимал свою ношу к груди. За ними терялись в снежной круговерти стражники с фонарями, похожие на тени. Они явно не спешили, хотя и держали процессию в поле зрения: двигались степенно, с достоинством, понимая, что без них не начнут. Главной работой было не охранять, а дополнять картину, придавать необходимый статус действию, которое представляет собой нечто из ряда вон выходящее.

Мужчина с ношей оказался совсем рядом, как будто невидимый оператор дал крупный план, и я тихо ойкнула. Это был не сверток! К его груди доверчиво приник маленький мальчик, бледный от холода и страха. Царевич Иван отворачивался от метели, прижимался лицом к заиндевевшему сукну и время от времени тихо, но настойчиво спрашивал:

– Куда ты меня несешь?

– Не бойсь, скоро придем, – снисходительно отвечал мужик и усмехался, удивляясь детской доверчивости.

Впереди в снежном тумане показалось нечто, похожее на ворота. Нечто стояло на возвышении, напоминающем сцену, а вокруг колыхалось человеческое море, подкатывалось почти к самой сцене и потом испуганно и торопливо отступало назад.

«Камень, почему ты не спас Ивана? Если ты волшебный, должен был что-то сотворить... И вообще, почему ты добровольно перешел в лапы этого Уса?» Я недоверчиво покачала головой. «Скажи честно, ты всего лишь антикварная штучка? Старинный перстень? Красивая дорогая вещица – вот и все...» Дорогая? Это слово эхом прозвучало в сознании или кто-то насмешливо произнес его вслух? Да, настоящие желания стоят недешево. Сыном расплатилась Марина за Московское царство и неделю власти. Бойтесь своих желаний, они могут осуществиться... А что делать? Драконы освободились и вылетели из тайников души... Мне вспомнились сощуренные глаза, наблюдающие сквозь кольца табачного дыма. Волк-оборотень, зачем ты навязал мне это кольцо? Думаешь, я пожелаю на свою голову? Ошибаешься: у меня и так все великолепно!

Я решительно встала и пошла в коридор, чтобы спрятать коробочку с искушением подальше от себя (да и от воров тоже). Выбор пал на напольное зеркало: вряд ли за ним будут искать, да и мне на глаза лишний раз не попадется. Но когда я разогнулась, то увидела, как в зеркальной глубине медленно открывается комнатная дверь. За ней шумели гости, горели новогодние огоньки на настоящей огромной елке. Потом выстрелила хлопушка и конфетти разноцветной метелью вылетело в коридор. И вместо страха меня охватила сумасшедшая радость! Я зачарованно глядела, как яркие кружочки, медленно кружась, падают на пол. Медленно-медленно, как в кино. Какой это год? Конечно, мы тогда познакомились с Игорем. Ах, вот и они! То есть мы... В зеркале целовались парень с девушкой. Неужели мы были такие симпатичные? Да-да! Были, конечно! Как я могла все забыть?

Внезапно меня осенило: раньше здесь не было зеркала, в этой нише располагались вешалки. А зеркало стояло напротив. В тот Новый год все веселились, а мы умирали от тоски. Мы убежали от них и зарылись в шубы, чтобы нас никто не нашел. Нас интересовала только любовь! А мех был такой мягкий и пах морозом, свежестью... Я почувствовала, как голова пошла кругом. Никогда! Какое ужасное слово: никогда, никогда, никогда. Как несправедливо, что отец Владика умер так рано! Казалось, жизнь без него не имеет смысла, однако я все-таки живу и, можно сказать, даже творю...

Я улыбнулась, вспомнив, как утром мы поссорились и я долго-долго торчала у окна, дрожала от сквозняков и страха. Обмоталась длиннющим французским шарфом, который он забыл, и смотрела в пустой, заметенный снегом двор. «Позвонит? Придет? А вдруг он бросил меня?» И тут я увидела Игоря: он стоял на детской площадке и не сводил глаз с окна, в руках сжимал букет роз. Да-а... В советское время купить розы в новогоднюю ночь было приблизительно то же, что принести царицыны черевички...

А так хочется любить и стремиться вопреки всему: мечтать о встречах и взглядах, ловить движение глаз, поворот головы, улыбку или тень, пробежавшую по дорогому лицу. Засыпать и просыпаться с мыслью о нем, с надеждой на встречу. Да, иногда судьба преподносит подарочки! Не только колотушки. По щеке проползла горячая слезинка. Я вытерла ее ладонью и вздохнула, признаю. Нехорошо быть человеку одному. Зажмурилась. Открыла глаза – теперь в зеркале отражалась обыкновенная женщина с грустным расстроенным лицом. И больше никого. Прошлое бесследно исчезло. Врешь, кольцо! Желай не желай – ничего не вернется: что в вечность упало – то пропало.

Глава 7

Незаметно минула зима, жизнь вошла в свою колею. Праздничный обед состоялся и прошел на высшем уровне, все хвалили подарки (и по-моему, искренне), но было уже неинтересно. Меня влекло совсем другое. Родные заметили странное равнодушие и решили, что я увлечена романом с таинственным антикваром. Как бы то ни было, зимние события пошли мне на пользу: наконец-то я перестала думать за всех и обнаружила, что сама по себе тоже еще существую в мировом пространстве!

Внук сдержал слово и познакомил с рыжей Олей. У нее были очки и чудесные тициановские волосы. Ей очень хотелось понравиться, поэтому она волновалась и умничала, иногда терялась и краснела, подкупая непосредственностью. Было очевидно, что Оля – беззаветно влюбленная, милая, хорошая девочка. Я искренне радовалась за обоих, но предложение о совместном отпуске решительно отклонила (чем очень их удивила). А себе пообещала вырваться хоть на десять дней к морю.