Текст книги "Записки переводчицы, или Петербургская фантазия (СИ)"

Автор книги: Татьяна Катерова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Татьяна КАТЕРОВА

ЗАПИСКИ ПЕРЕВОДЧИЦЫ, ИЛИ ПЕТЕРБУРГСКАЯ ФАНТАЗИЯ

Повесть

Посвящается сказочникам 90-х

Пролог

Профессор посмотрел на мятый лист, украшенный прозрачным жирным пятном, похожим на маленькую луну, вздохнул и закрыл тоненькую курсовую.

– И это все? Вам не стыдно?

– Я постарался быть кратким, профессор! Но я много думал, чтобы постичь тайну профессии... Каждый переводчик – это немного волшебник, правда?

– Неправда, – усмехнулся мастер и вдруг подмигнул блестящим серым глазом. Потом он наклонился и тихо сказал: – Мы кто угодно, только не волшебники! Наоборот, мы позволили себя околдовать и стали странниками, обреченными на путешествия в чужих мирах. Запомните, юноша! Искусство перевода – это на самом деле искусство перехода, но об этом знают только посвященные.

Глава 1

– Осторожнее, Анна Александровна! У нас генеральная приборка.

Плотно прижавшись к издательской кофемашине, я наблюдала, как двое охранников настежь распахивали шкафы и швыряли все подряд в пластмассовый контейнер.

Рукописи покорно принимали приглашение на казнь (это в любом случае лучше, чем пожизненное, в темноте и одиночестве) и на разные голоса торопливо прощались друг с другом. Диски и дискетки вылетали пестрыми стайками, по-птичьи потрескивая на прощание. Папки и тетради с самоубийственным отчаянием ныряли внутрь, как в омут, и громко падали на дно. Только одна-единственная рваная папка запротестовала и высыпала пожелтевшие листы из своих недр. Однако это ее не спасло: листы как попало собрали, затолкали обратно и палачи утащили прозрачный саркофаг прочь.

– Алиса, но это не приборка! Это какая-то зачистка... Куда их уносят?

– В измельчитель, конечно. – Секретарша укоризненно приподняла бархатные брови: – Анна Александровна, вы же знаете: рукописи мы не возвращаем. Они здесь лежат с конца прошлого века, уже железные полки прогибаются! Это сейчас все в электронной форме, а тогда...

– Все равно – это рукописи! Зачем проявлять такое неуважение?

– А я что? – возмутилась Алиса. – Поговорите с Демиургом – пусть админы меняют правила! Вас уважают, прислушаются. – Она обиженно взмахнула ресницами и стала еще красивее. – Я, между прочим, кое-что просмотрела, чтобы не ошибиться.

– И?.. – спросила я, наблюдая за последней коробкой, мелькнувшей в дверном проеме.

Девушка пожала плечами:

– Какое-то поколение сказочников. Почему в девяностые все писали про волшебников?

– Невыносимая легкость бытия, – вяло процитировала я.

– Понимаю, вы прятались в виртуальной реальности, – усмехнулась Алиса. – Можно сказать, уходили от проблем.

– Прятались? Ничего подобного! И никуда мы не уходили! Мы там жили, потому что девяностые невозможно назвать реальностью – это была сплошная черная магия.

Опять заболела голова... Господи, о чем мы, собственно, спорим? Она же все равно ничего не поймет.

– Мне кажется, вы преувеличиваете, – с сомнением произнесла Алиса. Ее голубые глаза сверкнули из-под соломенной челки, как два сапфира. – Я не понимаю, откуда взялись эти сказочники. Девяностые – это время сильных. Разве нет? Знаете, как я завидую? Все-таки вы посетили «сей мир в его минуты роковые»... Вот о чем стоит писать! И читали бы...

– Ну, пишут же... И даже фильмы снимают.

Она снова сверкнула глазами-драгоценностями:

– А вы тоже писали какие-то сказки? Признавайтесь, виновны в сказочной ереси?

– Возможно.

– В такое время? А зачем? Хотели прославиться? Надеялись заработать?

– Ну, разумеется: какой писатель не мечтает о читателях и гонорарах? Но основной стимул был другой...

Соболиная бровь удивленно поднялась вверх.

– И что же это было?

– Я боялась потеряться в мире сильных и искала единомышленников.

– А разве вы слабая?

Я покраснела: похоже, Алиса меня смутила.

– Постойте-постойте... Почему все обо мне? – Я с интересом заглянула под челку: – А вот вы когда-нибудь читали сказки?

– Пришлось! – Последовал взмах длинных ресниц. – Демиург подарил мне Урсулу Ле Гуин. Вы же понимаете, Леонид Петрович – эстет.

Я невольно вздохнула и пожала плечами – старый угодник...

– Из уважения к нему я полистала.

– Понравилось?

– Нет! – Алиса решительно покачала головой. – Это для избранных, а я как все. Мне ваш стиль больше нравится.

– Ого! Я круче классики?

– Вы – гениальный интерпретатор!

Алиса сказала и замолчала. Золотая челка упала на глаза. В воздухе расцвела цикламеновая помада, и девушка стала похожа на Чеширского Кота: ослепительная улыбка в золотом сиянии – и больше ничего...

– Только поймите правильно и не обижайтесь! Вы хороший переводчик, но рассказчик просто гениальный! С вашей методикой можно любую вещь сделать бестселлером. Вы не берете учеников?

Я растерянно молчала – как откровенно! Интерпретатор... Намек на дилетантство – какая наглость! Вот уйду из издательства и посмотрю, что будет с вашими бестселлерами... А может, она шутит?

– Никакой методики нет. Просто переизбыток воображения. Не могу четко следовать подстрочнику. А как у вас с фантазией?

– Да никак, – спокойно призналась Алиса, уловив обиду в моем голосе. – Я реалистка и обожаю успех. Вот моя главная фантазия. А вы – очень успешная! Это мне безумно нравится, и хочется вам подражать.

Было видно, что я ей немножко надоела и Алиса дипломатично закругляет разговор.

– Конечно, сказочницей меня не назовешь, но Демиург говорит, что я отличная фокусница. Как это вам? – И она так мило и задорно подмигнула, что я рассмеялась и простила «интерпретатора». – Опля!

Раз! Пальчики с шеллаковыми ноготками щелкнули, и появилась пластиковая папочка с новыми купюрами и гламурной розовой флешкой.

– Это что?

– Гонорар, конечно! За прошлый перевод. Помните? Про Смутное время и красавицу Марину.

– «Роковая корона»? Как можно забыть этот бред? – У меня даже ладони зачесались. – Редкостное занудство и вранье.

– Сейчас этого не скажешь: после вас «Корона» стала лидером продаж.

– Хорошо, спасибо.

Все это было не очень приятно слушать, потому что бархатный голос Алисы виртуозно балансировал между восхищением и ехидством.

– А это что?

– Домашнее задание, – промурлыкали в ответ. – Какой-то австрийский опус, который конкуренты не взяли. А Леонид Петрович заинтересовался, говорит, что зерно есть. Вам нужно решить, стоит ли овчинка выделки.

– Алиса, напомните, пожалуйста, Демиургу, что у меня выходные, – сказала я, наслаждаясь безнаказанностью: во всем издательстве только я могла так разговаривать с великим и ужасным директором.

– Наверное, куда-нибудь уезжаете? – с интересом спросила Алиса.

– Нет, я буду покупать, – гордо ответила я, подчеркивая каждое слово, – новогодние подарки для всей семьи. (Как приятно произносить слово «семья»!) Мы каждый Новый год встречаем вместе.

– А это не скучно? Мне нравится по-разному встречать Новый год, – с детской непосредственностью сказала Алиса, – чтобы старый был не похож на новый...

Я пожала плечами:

– Это наша семейная традиция, и никто на нее еще не жаловался.

Мы вежливо раскланялись, и я удалилась, чувствуя восхищенный взгляд Алисы. Бог с этим «интерпретатором»! Прозрачная папочка (точнее, ее содержимое) поддержала мою успешность на нужном уровне. Быть по сему! Хоть для кого-то стану эталоном.

Покинув издательство, я поняла, что предстоит бессонная ночь: Алиса со своим измельчителем доконала мои не очень крепкие нервы. Дома я честно выпила валерьянки, досчитала до тысячи и включила фильм: сна не было ни в одном зрачке...

Внезапно я поняла, что смотрю не на экран, а на свой антикварный письменный стол, вернее, на старинную чернильницу в виде замка со львами. Рядом пасся огромный бронзовый лось. В нарушение всех сказочных правил с рогов глумливо свисали наушники и зарядка, чтобы не потерялись. А на львиные спины я привыкла класть телефон, игнорируя обиженные морды. Но когда-то... «Маленькую дриаду разбудил странный звук, как будто треснул лед на озере или раскололся гигантский алмаз. Однако сейчас осень и в лесу нет никаких алмазов: они прячутся под землей, в горах... Дриада в недоумении раздвинула красно-желтые листья маленькой когтистой лапкой и зашипела, как кошка. Что он делает? Скоро на небе кончатся звезды! Эй, здоровяк, немедленно прекрати! Но огромный лось не слышал ее. Он стоял посреди поляны и с наслаждением купался в потоках лунного света. Мощные рога задевали звезды, и они, как крошечные светлячки, летели к земле...»

Так начинался мой роман: я все помню. Тролли, дриады, эльфы... Конечно, уход от действительности. И все-таки хорошо, что мою синюю тетрадь не пропустили через измельчитель – пусть дремлет в стенном шкафу среди старых фотографий. Мне стало грустно и жаль себя. А с другой стороны, ведь лучше хороший интерпретатор, чем плохой писатель.

Я развернула золотой шарик «Роше» и отправила в рот. Честно говоря, так себе конфеты. Интересно, откуда такая цена? Вспомнились девяностые, когда впервые появилось это чудо и еще сотни заморских чудес. В чем-то Алиса права: тогда было весело, от нового и неизведанного захватывало дух. Все мы, бывшие граждане Страны Советов, дружно выполняли петлю Иммельмана со скоростью 100 километров в минуту, при этом перестроечный аттракцион горел и дымился. Полагались на удачу: кто успеет – молодец, не успеет – сказке конец. Мне удалось вписаться во все повороты, правда, не слишком грациозно.

Для начала я, молодая вдова, ушла с кафедры и устроилась в детский садик, чтобы Владик был под присмотром. Там тоже не платили зарплату, зато кормили и мы с сыном были вместе. Однако жить без желаний оказалось очень трудно, да и коммунальные счета садиковской котлетой не оплатишь. И тогда, наблюдая за стайками иностранцев на Невском, я вспомнила, что закончила художественную школу, и решила... расписать матрешку.

Вопреки всем правилам, получилась настоящая Неточка Незванова с огромными печальными глазами и тугими локонами. Головку украшал изящный капор. Правой ручкой она грациозно держала кружевной зонтик, левой опиралась на миниатюру с Исаакием. Потом я два дня, затаив дыхание, лачила матрешку кисточкой, добиваясь прозрачности белых ночей. Окинув Неточку (так я и назвала свое создание, да простит меня Федор Михайлович!) придирчивым взглядом, мне стало очевидно, что такой литературной матрешки не будет ни у кого и я в какой-то степени тоже гений.

Страшно смущаясь, я отправилась в Екатерининский садик, окруженный столиками.

– Простите, вы не берете матрешки?

– Нет, не беру, – отвечали мне даже не взглянув.

– Извините, вам не нужны матрешки? Я художник.

– Не нужны.

Я обошла весь садик и грустно побрела прочь, прижимая к груди свою девочку. И вдруг...

– Жэ-энш-шина, вы художник? Покажыте.

Последним в ряду стоял бронзовый восточный красавец с карими глазами и длинными ресницами – как у моей Неточки. На столике теснились симпатичные румяные матрешки; сзади, на садовой решетке, висели оранжевые и синие картины, напоминающие живопись Сарьяна.

Было видно, что моя матрешка торговца поразила. Он в недоумении ее крутил, рассматривал с разных сторон, потом симпатично и широко улыбнулся:

– Слушай, а почему он такой печальный, а? Голова, наверное, болит... Лак очень хороший – ты все сам делал?

Он явно игнорировал женский род.

– Сам, – грустно ответила я и потянулась за матрешкой.

Он отвел мою руку:

– Слушай, ты художник, и я художник. Я возьму твой печальный матрошка, но на комиссию.

– Как это?

– Продам – заплачу. Приходи через неделю.

Я ему не поверила, однако матрешку отдала и пошла.

– Меня Толя зовут! – крикнул он.

– А меня Анна! – не оборачиваясь, сказала я.

Через два дня, когда я гналась за троллейбусом по Невскому (не было денег на маршрутку), услышала, что меня зовут.

– Ана! Анна! Твой матрошка продался тот же день. – Толя развел руками. – И этому американцу нужно еще две... Рисуй быстрей, Анна!

Толя оказался тем человеком, который обеспечил Владкины и мои желания. Теперь мы могли воплотить в жизнь накопившиеся мечты – после длительного поста это было великолепно! Владик расправил плечи и смотрел на меня с восхищением и уважением. Мои матрешки шли нарасхват, и мы радостно тратили деньги. Жизнь улыбалась. Как здорово, что у нас есть маг и волшебник дядя Толя! Казалось, что так будет всегда, пока однажды не наступил «черный четверг».

Наш матрешечный день выпадал на четверг, но Толя почему-то не позвонил, и я, недоумевая, отправилась к садику. Тяжелый пакет оттягивал руку, на душе было тревожно, я отвлекалась, считая виртуальные деньги (сумму заказа обговорили заранее, большую часть ее предполагала отдать на ремонт детсада).

А дальше началась «черная магия»: Толи не было... Он бесследно исчез, растворился вместе со столом, картинами и тележкой. И ничего о нем не напоминало. Это была катастрофа, и соседка, случайно заглянувшая в мои испуганные глаза, внесла ясность:

– Его нет и не будет, уехал домой.

– Как домой? А заказ?

Дама еле заметно усмехнулась:

– Он теперь сам... заказ.

– Рэкет?! – в ужасе закричала я.

На нас обернулись.

– Не ори, пожалуйста. – Женщина занервничала. – Рэкет вон, рядом стоит. – Она незаметно кивнула в сторону парня в синем плаще, который с интересом посмотрел на меня. – Я ничего не знаю. Сказали, уехал домой. Ты тоже иди домой. Уехал и уехал. Что такого?

– Но постойте! Я же потратила уйму времени! Может быть, вы заберете заказ? Мои матрешки хорошо уходят.

– Нет. – Тетка прищурилась и покачала головой. – Мне не нравятся твои печальные матрешки. Глаза у них черные, смотрят по-дурному. Не матрешки – ведьмочки: сглазили они, видать, нашего Толяна.

– Что вы такое говорите? Почему сглазили?

– Так всегда все было о’кей, и вдруг он с ними подрался. С чего бы, а?

– Его похитили?

– Совсем ненормальная? На него штраф повесили, только, говорят, успел сдернуть. Слушай, иди домой, а то сейчас заказ в счет Толиного долга заберут и будешь потом на них бесплатно ишачить.

Парень в плаще сделал шаг ко мне. Я опрометью кинулась к остановке.

– И прекрати заниматься не своим делом, до добра не доведет, – сказала тетка мне вслед. – Какой из тебя коммерсант? Ступай в школу или библиотеку! А сюда не лезь, интеллигенция...

И мы с Владом покатились назад – к нищете и бесплатным обедам. Ах, как я жалела о своем легкомыслии! О том, что просадила все деньги. Однако сделанного не вернуть... Мы снова гордо проходили мимо киндер-сюрпризов. Влад по-джентльменски молчал и ничего не клянчил. У меня было свое наказание: пила на завтрак полезный цикорий и мечтала о чашке кофе с куполом пены. Запоздалая экономия не спасла – деньги за ремонт все равно потребовали.

– Анна Александровна, в чем дело? Вы всех задерживаете.

Передо мной стояла нереально красивая блондинка с русалочьими глазами – председатель родительского комитета. Ее золотые волосы водопадом рассыпались по худеньким плечам, облаченным в деловой костюм. Я совершенно потерялась, поплотнее запахнула казенный халат и почувствовала желание исчезнуть.

– Елена Сергеевна...

– Вы одна, я понимаю, но вы, как сотрудник, платите всего пятьдесят процентов. Это же смешная сумма... Разве вы не хотите, чтобы Владик ходил в чистый и красивый садик?

– Хочу, конечно, хочу. Вы даже не представляете, как я хочу... А можете еще дня три подождать?

– Три?

Шелковые ресницы затрепетали, по зеленым озерам пробежали тени. Лена внимательно посмотрела на меня.

– Анечка, вам надо найти человека, который будет о вас заботиться. Может быть, вам... одолжить денег? Это спасет ситуацию?

– Нет-нет, спасибо. Через три дня я принесу деньги.

И я отправилась искать заботливого человека. Мне нужен был человек, который даст работу. Вечером я не выдержала и расплакалась.

– Мамочка, почему ты плачешь?

– У меня нервный срыв.

– Неправда. – Сын обнял меня как взрослый. – Ты плачешь, потому что у нас «вечера на хуторе без денег» и кончился кофе.

– Как это? Что за хутор?

– Ты мне такую книжку читала. – Он показал пальцем на томик Гоголя. – Только мы черта звать не будем, я его боюсь.

– Понятно. – Я невольно улыбнулась. – А кто же нам тогда поможет?

– Мы напечатаем твою книжку. Ты же сама говорила, что книжки сейчас очень дорогие.

– Откуда ты знаешь, что я пишу книгу?!

– Я ее читал, – спокойно сказал Влад. – То есть мне Глаша читала из старшей группы. Хорошая сказка! Нам понравилась. Главный маг точь-в-точь как папа, а веселая рыжая ведьмочка – ты. Правильно? Это было на самом деле? Мам, я тоже хочу в эту страну, где падают звезды в волшебное озеро.

– Увы, Влад! Такой страны нет. Считай, что это сон.

По глазам было видно, что сын не верит. Он упрямо наклонил голову и сказал:

– Ма, раз это был только сон, я хочу тоже тебе сниться – будем странствовать втроем. Придумай и про меня что-нибудь.

– Договорились.

Я убрала рукопись в сумку с тайной надеждой на чудо.

На следующий день я принесла свою тетрадь с заветной сказкой и приготовилась осуществить рискованный план. Целью моего сафари был господин Бронштейн, возглавлявший сеть кооперативных издательств и по совместительству один из наших родителей, отец очаровательной Сашеньки. Я решила предложить ему рукопись и любой ценой устроиться в его издательство: корректором, редактором, администратором – все равно кем. Литературный труд был моим единственным профессиональным умением. Но просить Леонида Петровича было так же страшно, как целовать туфлю Чингисхана.

Это был полнокровный рыжий мужчина, который никогда не здоровался и всем в детсаду тыкал (кроме заведующей). Тормозов у него не было – говорил что хотел и даже не смотрел на реакцию. Тем не менее его уважали, потому что зарабатывал интеллектом, а не продажей водки. И это уважение действовало как новокаин: губы немели, язык не слушался. Несколько раз он вопросительно смотрел в мои расширенные от ужаса зрачки, однако я так и не осмелилась заговорить.

Этим утром, пока Саша самостоятельно переобувала чешки, Леонид Петрович с кем-то ругался по своей «Форе» и в конце сказал тихим и страшным голосом:

– Изволь найти приличную вещь для издания: твой репертуар смехотворен! Какой такой переводчик? За неделю не сдашь романчик – сам заговоришь на всех языках сразу. Понял?

И тогда я решилась.

Он, как Вий, вперил в меня голубые стеклянные очи, обрамленные рыжими длинными и очень редкими ресницами. Веки были красными. От бессонницы или от водки?

– Что нужно?

– Простите, я случайно услышала: если необходим переводчик, я могла бы... Английский, немецкий без словаря. Я кандидат наук.

– Гы-ы-ы, – заржал Вий. – Значит, плохой кандидат, раз в садике работаешь. Нам нужны профи.

– Я профи, – хладнокровно соврала я, чувствуя, как немеет не только язык, но и плечи. – У меня еще есть рукопись. Хотела бы предложить...

– Да что за напасть такая? Почему сейчас все бабы пишут?

– Протестируйте меня! Согласна на любую проверку.

– Значит, на любую? Прелестненько.

Вий внимательно оглядел мою тощую фигурку, завернутую в белый халат, разношенные тапочки и зализанную кичку.

– Люблю самоуверенных женщин. В восемь приходи в издательство, будешь доказывать свой профессионализм. Я тебя сам протестирую.

Вий поцеловал дочь и ушел, не взглянув на меня. Я стояла в полном недоумении: что это будет? Собеседование или... нечто большее?

– Анна Александровна, вам надо переодеться, – зазвенел детский голосок.

Сашенька смотрела на меня большими голубыми, в общем-то отцовскими, глазами.

– В папино издательство приходят только красивые дамы, похожие на фей. Иначе на работу не возьмут: там дресс-код. И главное, не волнуйтесь так, – улыбнулась маленькая принцесса Бронштейн. – Папа моментально тестирует. Говорит, что всех видит насквозь, особенно женщин, хотя они очень хитрые. У него все просто: раз-два – и в дамки. Или досвидос.

– Саша, замолчи!

Девочка удивленно пожала плечами:

– «Дамки» – это значит прекрасные дамы. Это папино любимое слово. Почему вы сердитесь?

В приемной меня встретила красивая и полная афророссиянка, и стало ясно, что моя честь в безопасности. Рядом с этой гематитовой статуей я казалась серой пылинкой. У секретарши были глаза с поволокой, черная, до синевы, кожа, стройная талия, грудь, похожая на знойные холмы, и огромные бедра – девушка напоминала венчик мавританского ириса на длинных и мощных стеблях-ногах. Моя женская несостоятельность была налицо.

Господин Бронштейн, очевидно, видел сквозь стены.

– Снегурка, она пришла? Быстро свари моккачино и проводи ко мне.

Однако! На своей территории Вий был джентльменом. Я сглотнула слюну: в те далекие времена экзотический моккачино был моим любимым напитком.

– Сейчас, сейчас, Леонид Петрович! – заворковала Снегурка.

Она блеснула темным глазом и резко наклонилась, так что коротенькое платьице уехало на затылок. Когда Снегурка распрямилась, в руке у нее был поднос с одной-единственной чашкой. Грациозно покачивая бедрами, девушка двинулась в кабинет и пригласила меня пройти следом.

– Пришла? Тогда бери.

Вместо моккачино Вий протянул мне немецкую книжку. Сесть он не предложил, все стулья демонстративно стояли вдоль стен, вне зоны досягаемости.

– Трогай, милая, – сказал хам, и я «тронула».

Я говорила и читала на немецком и английском соответственно с шести и семи лет и очень хотела поразить Вия. Отомстить за все сразу: и за роскошную девицу в приемной, и за отсутствие стула, и даже за директорство. От волнения некоторые слова выскакивали из головы, но я домысливала, добавляла, переставляла акценты. Вий периодически поднимал свои красные веки и с интересом на меня смотрел. Потом гаркнул: «Стоп!»

– Хорошо сочиняешь. Получилось лучше, чем у этого немца, – без занудства и зажигательно. Я эту книжонку уже наизусть выучил... Ну, не совсем по тексту.

И только тут до меня дошло, что Леонид Петрович говорит на чистом немецком языке.

– Ну чего смотришь, милая? Я тоже университет окончил. И, как видишь, работаю по специальности. Так что из нас двоих профессионал – это я. Ладно, не обижайся. Квартира есть? Нужно чтобы залог был на случай неустойки: я тебя на работу беру.

Глядя на эту красную морду, я вдруг поняла, почему матросы и солдаты взяли Зимний. Наверное, это и есть классовая ненависть. Я встала и пошла к двери: не давать же ему оплеуху, в конце концов?

– Zurück! Zu stehen! – рявкнули сзади. – Я же про тебя все знаю. Баба одинокая? Одинокая. Что с тебя возьмешь? Про квартиру пугаю, хотя штрафы у нас порядочные... Остаешься?

– Ja! Ich bleibe, Herr Chef! – с солдатской четкостью ответила я.

– Чего ждешь?

– Рукопись... Вы говорили про репертуар. У меня есть... предложение, – лепетала я дрожащими губами и ненавидела себя.

– Дай сюда. – Он протянул веснушчатую лапу с отполированными ногтями. – Я зерна от плевел определяю на пятой странице. Иногда двух страниц хватает. У тебя что – рассказ, повесть, роман?

– У меня... сага.

– Да ешкин кот! Вы что, все с ума посходили? Опять фэнтези...

На пятой странице Демиург снял очки, аккуратно их сложил и огласил приговор.

– Так нельзя! Ты меня чуть не усыпила – одни описания. Я это печатать не буду. Хочешь – издадим малым тиражом за твой счет, так сказать, на память. Но некую линию вычленить можно, за идею мы копеечку платим. Понимаешь, главное – это кости, мясо нарастет. У нас целый штат работает над развитием сюжетов. Любые описания можно сепарировать...

– Не нужно ничего препарировать! Отдайте!

– Я сказал – сепарировать. Ты еще и глухая?

Он небрежно кинул мою синюю тетрадку. Потом протянул какую-то папку:

– Возьми эту немецкую хрень, смирись и интерпретируй: интерпретатор ты хороший, а писатель посредственный... Аванс хочешь?

Так я стала переводчицей, вернее литературным алхимиком и астрологом. Выяснилось, что у меня отличная интуиция, я по первым строчкам угадывала судьбу автора. После недолгих опытов я научилась превращать книги в деньги и нашла свой философский камень. Даже средненькие романчики, пройдя через мой ноут, превращались в успешные бестселлеры. Я могла увести в чужие миры тысячи читателей. Я стала литературным Сталкером и Вангой в одном лице!

...А что было бы, если бы через измельчитель пропустили меня? После такого никакой талант не воскреснет.

Под утро приснилась лестница: она висела в воздухе, плавно покачиваясь. Поколебавшись, я стала подниматься вверх, но лестница никуда не вела...

Когда я проснулась, передо мной был черный квадрат монитора, а за окном серела утренняя муть. И вдруг у меня перехватило дыхание: на трубе соседнего дома мирно спал маленький, аккуратный ангел. Как интересно! Неужели... Я с замиранием сердца всматривалась, пытаясь дотянуться до очков. Неужели они и вправду существуют? В этот момент оглушительно зазвонил мобильник, подпрыгивая в чернильнице, и разбудил посланца тонкого мира, ведь слух у них совершенный. Ангел проснулся и... превратился в огромную чайку.

– А-ха-ха-а-уи!

От птичьего хохота зазвенели стекла. Чайка расправила крылья и камнем упала вниз, разочаровав меня до глубины души, – выдумки, все выдумки! Не проникнуть в сказочный мир, не попасть, одна чушь вокруг.

Я добралась до стола и со вздохом отобрала у львов телефон. Это был Владик.

– Привет, Финиста!

– Привет, дорогой! Как я рада тебя слышать! А почему так рано?

– Ты что, старушка, уже половина одиннадцатого!

– Что?! – Я растерянно посмотрела на часы. – Боже мой, Владик, а выставка с десяти! Нужно срочно бежать...

В трубке помолчали.

– Мама, а я тут рядом, хотел заехать... Может, лучше чаю попьем?

Я чуть не заплакала – как неудачно складывается! Мы уже месяц не виделись. Но как же подарки? Выставка работает последний день...

– Господи, Владик! Я не могу...

– Жаль! А в чем дело? А, понял! Готовишься к рождественскому вечеру?

– К новогоднему, Владик! Это же наша семейная традиция.

– Согласен.

– Выставка работает последний день, а я все проспала.

– Понятно... Ну, если это для тебя так важно, Финиста, не буду разочаровывать.

Сын опять помолчал, а я горько вздохнула:

– Дорогой, мы же скоро встретимся – и поговорим.

Влад рассмеялся:

– Конечно, встретимся! Мам, а можно скажу? Не обидишься? Ты стала похожа на Аллу Пугачеву... Ро-ожде-е-ественские встре-ечи, – торжественно пропел он.

– А ты на Пашу! – обиделась я.

Паша – мой любимый и единственный внук, который мужественно переживает кошмар переходного возраста. А мы из последних сил ему помогаем.

В трубке снова рассмеялись:

– Ладно, старушка, если чего – звони! Я на связи.

Звонок показался мне немного странным, однако думать было некогда: нужно спешить за подарками.

Эта традиция всегда соблюдалась. Все замечательно! Ничто и никогда не испортит нашего праздника! Даже в прошлый Новый год я была счастлива, а ситуация тогда сложилась дурацкая... Я поскользнулась и сломала ногу. И хорошо бы это была обычная автобусная остановка – но нет, меня, хрупкую и легкую, как кусочек бересты, нечаянно толкнули в отделе елочных игрушек. Никто не удивился, только Пашка спросил, зачем меня туда понесло и когда я повзрослею. О, это был чудесный Новый год! Все меня поддерживали и утешали, называя большим ребенком! Обо мне так заботились, что не хотелось выздоравливать...

Я задумчиво оглядела комнату и представила, какой замечательный праздник устрою для всех. Сейчас пойду на выставку и накуплю целую кучу подарков. А потом – настоящую елку, под самый потолок, чтобы пахло лесом. Сложу под зеленый шатер гору сюрпризов, красиво их упакую. Мои дорогие присядут под мохнатыми лапами, зашуршат бумагой, раскрывая коробки и пакеты, и онемеют от восторга.

Вперед, вперед! Я поспешила в коридор, потянулась к вешалке и украдкой заглянула в зеркало. С годами хочется все меньше и меньше смотреть в это ледяное бездонное озеро. По правде сказать, уже несколько лет я почти не меняюсь, только складка на переносице становится глубже и делает лицо слишком серьезным. А так вид вполне интеллигентный, в прежние времена сказали бы – изысканный.

Волосы тонкие и мягкие, темно-русые. Этакое длинное французское каре с челкой, чтобы прикрыть слишком высокий лоб, хотя Влад говорит, что лоб у меня красивый и челка все портит. Губы тонкие (немножко злые, если честно). А что поделать? Я вспыльчивая: быстро выхожу из себя и быстро утихаю. Нос... Я повернулась боком. Ох уж этот длинный ястребиный клюв с горбинкой... Как я мучилась в школе и университете! Меня называли Финистой – в честь известной сказки. Я долго обижалась, а потом неожиданно полюбила свое прозвище. Прозвище, но не нос. А вот глаза... Я медленно надела шапочку, которая нежно оттеняла их серый цвет – цвет речной воды. Да, приятно отметить, они и сейчас прекрасны: не очень большие, но красивой формы, серые, сияющие, как драгоценные топазы. И еще плюс – изящная фигурка. За эти годы многие мои подруги превратились в более (а чаще менее) аппетитные пышки. А мне, слава богу, удалось остаться Берестой. Муж Игорь считал, что я вообще не умею ходить: «Ты по улице идешь как летит береста, когда дует ветер».

С тихим вздохом сожаления я достала из угла финские палки для ходьбы. Мои якоря и гаранты безопасности. На улице так скользко, а говорят, можно сломать шейку бедра – и тогда конец. Тогда только вешаться... Я скользнула в пуховик. Надела рюкзачок. Проверила кошелек, карту, проездной. Взяла палки и пошла на выставку. О минуты радости! Покупка подарков для тех, кого люблю! Ни с чем не сравнимое предновогоднее настроение!

Глава 2

Наконец я забыла про зачистку рукописей, и настроение пошло на плюс. В ожидании автобуса любовалась новогодними витринами: отражение в приталенном пуховичке и пушистой шапочке было очень даже симпатичным. Если забыть про лицо и сосредоточиться на силуэте – почти Снегурочка. Да, не красавица! В юности я мечтала о модельных стандартах (тогда говорили – «журнальных») и об Институте красоты. Но Игорь предупредил раз и навсегда: «Береста, у тебя красота утонченная, как на старинных гравюрах. Сделаешь что-нибудь с лицом, я...» – «Разведешься?» – «Хуже! Убью – и помрешь какая есть». Замечательно сказано, по-мужски... А автобуса все нет. Я махнула рукой и вызвала такси.

Выставка была в полном разгаре и напоминала питерское метро в час пик. Я с удовольствием нырнула в праздничный водоворот и стала частицей броуновского движения. Обожаю выставки и ярмарки. Сколько интересного вокруг – это просто бездна чудес! И всё, если понравится, можно купить – вот она, желанная свобода! Игрушки ручной работы: тильды, мишки-тедди, очаровательные войлочные зайчики... Я представила себе, как дарю Паше румяного зайца, и поспешила прочь. Как жалко, что дети вырастают! Постояла около картин, удивляясь фантазии художников: цветы, пейзажи, невиданные звери, абстракции – ни от одной дух не захватило. Кроме того, картину уже дарила. Затем я окунулась во вселенную азиатской керамики, полную круглых голубовато-зеленых планет. Всего два цвета, которые смешались во все существующие на свете оттенки. В глазах продавца промелькнул робкий интерес, и пришлось убегать, чтобы не разочаровать. Очень жаль, но это опять не то...