Текст книги "Мифы коми. От Пармы и небесной охоты до лесной колдуньи Ёмы и подземной чуди"

Глава 5. Мифологические представления о деревьях и животных

Дендромифология

У народов коми вся жизнь была неразрывно связана с лесом. Традиционное использование лесных ресурсов в хозяйстве, ремесле и строительстве закономерно предполагало не только детальное знание различных древесных пород, но и определенное символическое осмысление каждого вида дерева (пу). Деревья представлялись живыми, одухотворенными и во многом отождествлялись с людьми. Верили, что деревья понимают человеческую речь и обладают способностью разговаривать между собой. Согласно преданиям, некоторые деревья при рубке истекали кровью, например, как священная береза, которую уничтожил Стефан Пермский, или ас пу.

На главных святилищах коми стояли могучие березы, около которых справляли ритуалы, устраивали жертвоприношения древним богам. До недавнего времени около многих селений находились особо чтимые деревья, возле которых собирались в определенные календарные праздники. В некоторых местах еще в начале ХХ века существовали священные рощи, сохранявшиеся в полной неприкосновенности. Ель, сосна и береза имели особенно четко выраженную мифологическую символику, связывающую их с космическим верхом или низом. Отдельным деревьям (вербе, ольхе, рябине, можжевельнику) приписывалась способность отгонять злых духов и быть защитой от колдунов. Существовали строгие правила отбора деревьев для строительства дома, поскольку считалось, что даже одно неправильно выбранное, «несчастливое» дерево могло навлечь беды на его обитателей. Верхневычегодские коми-зыряне при строительстве дома сажали рябину внутри сруба и ставили рядом с ней берестяной лоток с едой и вином. Если рябина приживалась, то будущее дома должно было быть счастливым. Иньвенские коми-пермяки во время поднятия сруба ставили в передний угол вырванную с корнями елочку, чтобы дом был устойчивым. Дерево в ритуале выполняло магическую функцию его «вырастания» в микрокосм дома.

Олёна пожум (Алёна сосна) – старая сосна. Деревня Хазово Кочевского района Коми-Пермяцкого округа. По источникам СМИ, рядом проводили праздники, приходили к сосне лечиться.

Фото Т. Г. Голевой

Жизнь человека соотносилась с жизнью дерева. Детям, объясняя их появление на свет, говорили, что они родились в дупле. О смерти главы дома сообщали, что свалилось главное дерево. У коми-зырян считалось, что, если во время бури в лесу было повалено много деревьев, это предвещает войну. Коми-пермяки верили, что перед войной хвойные деревья плачут: из них капает смола, но это увидеть могут только сильные колдуны. У финно-угорских народов деревья играли роль медиаторов между мирами, эта их функция еще сохранилась в локальных традициях коми. Зюздинские пермяки, чтобы передать умершим угощение, складывали его в берестяную коробочку, относили на кладбище и вешали на ветви растущих там деревьев. Аналогичные обычаи до настоящего времени существуют у карел, манси, хантов.

Особое отношение у коми было к деревьям с развилкой на вершине – вожа пу. Считалось, что у такого дерева два сердца и оно опасно. Во избежание несчастья вожа пу запрещалось использовать не только как строительный материал, но и в качестве дров.

В коми-зырянском языке слово «вож» имеет несколько значений: 1) ветвь, ветка, отросток, ответвление, развилка; 2) приток реки; 3) оглобли волокуши, сделанные из развилки дерева. Производными от этого слова являются следующие понятия и выражения: «дерево с двумя вершинами» (кык вожа пу), «раздваиваться» (вожавны), «перешагивать через что-либо», «пересечь пути» (вожмавлыны), «разрезать» (вожöдны), «развилка дороги» (туй вож).

Согласно фольклорным текстам, вожа пу являлось знаком нечистой силы. Посмотрев между двумя вершинами, можно увидеть дорогу, уводящую в иной мир. В одной из быличек коми-зырян охотник пытался переночевать под вожа пу, но ночью его разбудил поднявшийся ветер. С вихрем, исходящим из развилистой вершины ели, до охотника донеслись крики, требующие уйти с пути. Через развилку хвойного дерева проходила дорога лешего. Считалось, что этот путь можно закрыть с помощью костра, разведенного поблизости от вожа пу. В мифологических рассказах сысольских коми-зырян на березе с тремя вершинами часто видели лесную женщину.

Осмысление вожа пу как границы с иным миром перекликается с аналогичными представлениями о перекрестке дорог, а также с поверьями коми о том, что человек может наблюдать нечистую силу, невидимую обычному взору, посмотрев сквозь свои растопыренные пальцы рук, между своих ног или между задних ног лошади, лап собаки. Печорские охотники для очищения от предполагаемой порчи пролезали с оружием и всем своим инвентарем сквозь искусственно сделанную развилку. Для этого на лесной тропе выбирали сосну, раскалывали ее ствол надвое, а образовавшуюся расщелину распирали клиньями. Коми-пермяки проходили через такую «развилку», чтобы найти дорогу домой, заблудившись в лесу.

Дерево с развилкой. Кладбище села Летка, Республика Коми.

Фото О. В. Голубковой

До настоящего времени у северных коми-зырян (ижемских, печорских, вычегодских) сохранилась традиция высаживать искусственно сделанное вожа пу на могиле, в ногах покойного. Как правило, на могилу сажают молодую сосну (пожöм), обламывая при этом ее верхушку. В результате через несколько лет на месте погребения вырастает дерево с двумя вершинами. Рядом с ним устанавливают крест или памятник. При этом отмечали: «Как бы хорошо ни были сделаны памятник и крест, они все равно недолговечны. А дерево живое, оно, как человек, будет расти, только век у него длиннее». В контексте погребально-поминальной обрядности народов коми вожа пу называют «деревом умершего человека», по его внешнему виду могут судить о состоянии души покойного. Намогильные «памятники» в виде разветвленных деревьев до начала XX века были и на коми-пермяцких кладбищах.

Северные коми-зыряне на могилах некрещеных младенцев, недостаточно «верных старообрядцев» и людей, умерших неестественной смертью, в прошлом сажали ель вместо креста. Летские коми-зыряне в качестве остова для намогильного креста использовали разветвленный ствол можжевельника. Отмеченные варианты погребально-поминальных деревьев у коми типологически сопоставимы с финско-карельской традицией karsikkо – «именных» и поминальных деревьев с обломанной определенным образом вершиной или срубленными ветвями.

Одним из наиболее почитаемых деревьев у коми была береза (кыдз). Согласно народным преданиям, расположенное на холме близ устья Выми крупнейшее капище Перми Вычегодской (древних коми-зырян) находилось рядом с огромной «прокудливой» березой. Святитель Стефан Пермский разорил это капище, а затем в течение трех дней и ночей рубил священное дерево: береза издавала стоны, а из ее надрубов обильно сочилась кровь. Другая почитаемая береза, которая, по легенде, также истекала кровью при рубке, находилась рядом с нижневычегодским селением Арабач. В коми-пермяцких преданиях о Кудым-Оше говорится, что он жил в городище у устья реки Кувы (на этом месте сейчас город Кудымкар), а поблизости, на крутом высоком холме, находилось священное место, там стояла могучая береза, рядом с ней были идолы и котел для жертвоприношений.

В коми-зырянской сказке «Баба у разбитого корыта», которая является аналогом сказки о золотой рыбке, желания привередливой бабы выполняла береза. После того как баба, ставшая к тому времени царицей, возжелала стать богом, она снова оказалась в ветхой избушке у разбитого корыта.

В одном из преданий коми-зырян о чуди говорится, что чудские люди «были из себя черные», днем спали, а ночью работали. Однажды пришли белые люди с березой в руках. Чудь, увидев березу, убежала в леса, выкопала ямы и самопогреблась в них.

В традиционном мировоззрении коми ель (коз, кöз, козпу) связана с миром мертвых. В прошлом у финно-угорских народов существовал обычай устраивать кладбища в еловом лесу. У коми-зырян умирающему колдуну приносили из леса небольшую выкопанную с корнями елочку, перед которой он исповедовался. После его смерти это деревце относили обратно в лес и высаживали на прежнем месте. В похоронном обряде колючими ветками ели было принято устилать путь на кладбище перед погребальной процессией. Так же украшалась и дорога невесты из бани, где она прощалась с девичеством, что символизировало ее смерть в прежнем социальном статусе.

У охотников наиболее безопасным в лесу считался ночлег под елью, но, чтобы получить защиту, у ели нужно было обязательно спросить разрешения, иначе дерево не даст уснуть – всю ночь будет скрипеть и шуметь. В промысловых быличках популярен сюжет о том, как ель оберегала сон человека. Два охотника, спросив разрешения, заночевали под елью. Ночью они услышали, как кто-то подошел и сказал, что у ели умирает мать, а она ответила, что дала приют людям и сейчас навестить мать не может. Утром охотники увидели неподалеку рухнувшее ночью старое дерево – мать приютившей их елки. В другом сюжете охотник, переночевав под елью, стал собираться в дорогу и услышал чей-то голос: «Я еще не готова». Как только он отошел, налетел резкий порыв ветра, и ель рухнула рядом, но его не задела.

В коми-пермяцкой сказке дети попали в иной, верхний мир, забравшись на елку. Брат и сестра, оставшись сиротами, отправились искать счастья. Они пришли к большой ели и увидели на ней много всевозможного добра – еду, одежду. Дети забрались на дерево, но прилипли и не смогли спуститься обратно, тогда они полезли вверх и оказались на небе, где и остались жить.

Представления о том, что ель и сосна связаны с небесным верхом, сохранялись до недавнего времени. Во время борьбы с религией, когда закрывали и разрушали храмы, в некоторых случаях люди находили новые места для молений около деревьев. Так, на реке Выми в 1920-е годы женщины вечерами ходили к большой сосне, стоящей на берегу реки, зажигали на ее ветвях свечи и молились там. Во второй половине ХХ века печорские староверы отправлялись в лес, там вешали на сосну иконы и совершали богослужения. По преданиям села Ыб Сыктывдинского района Республики Коми, около трехсот лет назад среди леса на ели появилась икона святой Параскевы Пятницы. Вскоре местные жители построили рядом с елью часовню и поместили туда явленный образ. Позже там образовалась деревня Чулиб, а вместо часовни возвели церковь, которую в 1930-е годы взорвали. На излете советских лет пожилая женщина из деревни Чулиб, которая постоянно молилась великомученице Параскеве, увидела во сне эту святую, и она ей рассказала, что после разрушения храма ее дом находится под елью, где когда-то явилась икона. После этого жители села Ыб (Чулиб – одна из тринадцати составляющих его деревень) стали приходить молиться под ветви огромной ели, а на ее ствол прикрепили икону святой Параскевы Пятницы.

Ель Параскевы Пятницы. Село Ыб, Республика Коми.

Фото О. В. Голубковой

Можжевельник (тусяпу) считался действенным оберегом от вредоносной магии, духа болезни и смерти. Дымом сжигаемых ягод и веток можжевельника окуривали больных, покойника, дом после выноса тела, очищали жилище и хозяйственные постройки. В Великий четверг ветки можжевельника втыкали над косяками изб и хлевов, окуривали скотину, посуду (кринки из-под молока – чтобы было больше сметаны). Печорские охотники и рыболовы перед рассветом в Великий четверг приносили домой ветки можжевельника и пихтовый кряжик[4]4
  Кряжик – обрубок бревна.


[Закрыть], которые хранили в течение всего года; часть можжевельника сжигали, прыгая через огонь. Считалось, что исполнение этого обряда обеспечит удачу в промыслах.

Ежегодно в Великий четверг утром до восхода солнца из каждого коми-пермяцкого дома кто-нибудь шел в лес и просил: «Лесные боги, дайте мне можжевельника одну ветку – для скота, две ветки – для дома, три ветки – для семьи». После этого, взяв несколько можжевеловых веток, он возвращался к своим домочадцам. Ветки клали на печную заслонку с зажженными на ней лучинами, положенную посреди избы. При этом произносили: «Лесные боги, старые боги, дайте нам здоровья, скоту – плодиться, дому – благополучия». Все члены семьи перешагивали через ветки, затем угольки от лучинок бросали в печь, а можжевельник складывали под пол хлева.

Ветки можжевельника над брусом, поддерживающим потолок в сенях дома.

Фото Т. Г. Голевой

Ольха (ловпу) и рябина (пелысь) у коми считались мощными оберегами от воздействия колдовских сил и злых духов, обладающими положительной энергией и очистительной силой. Метлой из рябиновых прутиков очищали и подновляли воду в старых колодцах. Пулей, выструганной из ольхи или рябины, отпугивали нечистую силу. Неуязвимого для любого вида обычного оружия колдуна можно было победить, если бить его рябиновой палкой. Из ольхи делали кол, который забивали в тело умершего колдуна, чтобы он не вставал из гроба. В сказках и быличках коми-зырян известен сюжет, связанный с очищением от скверны (пеж). В нем святой старик (или колдун) бил дочь нечистого ольховым прутом, а из ее чрева выходили насекомые, ящерицы, разные твари.

Вероятно, представления об особых, магических качествах ольхи развились из-за ее естественных свойств: сок, выступающий на срезе этого дерева, на воздухе краснеет, напоминая кровь. Это согласовалось и с народной этимологией слова «ловпу», которое интерпретировали как «душа-дерево», «дерево души», хотя омонимия названия дерева и души (лов) возникла довольно поздно, вследствие процессов фонетического развития.

Черемуха (льöм) наделялась преимущественно негативными характеристиками, так же как осина (пипу), бузина (зынапу), тополь (оржыпу), что во многом было обусловлено естественными свойствами древесины этих сортов деревьев, их непригодностью для построек. Однако черемуха занимала особое положение в ряду «нечистых» пород. В некоторых диалектах коми языка черемуху называли «деревом Куля» (Куль пу), а коми-пермяки именовали «черемухой Куля» (кульльöм) бузину. Повсеместно у коми не сажали черемуху рядом с домом, на территории усадьбы ей отводили отдаленное место, ближе к ограде. Полагали, что черемуховое дерево, пустившее корни под основание сруба, могло погубить живущих в доме людей, а «заглядывая» в окна, оно забирало силы. Увидеть во сне черные ягоды черемухи считалось знаком несчастья, скорой смерти близкого человека. Само дерево осмысливалось как символ тоски и печали. У летских коми-зырян под сенью черемухи проводили поминки по всем усопшим пожилые люди, которые не могли посещать кладбище. У печорских коми-зырян существовала традиция изготовления наперсных покойницких крестов из сердцевины ствола черемухи, потому что было нельзя хоронить умерших с медными и серебряными нательными крестами. У печорских и ижемских коми-зырян черемуху сажали на могилах некрещеных младенцев, которых в прошлом хоронили не на кладбище, а рядом с домом. Подобные представления о черемухе известны и у других финно-угорских народов.

Лесные животные

Согласно мифам коми, в сотворении животных (пемöсъяс) принимали участие оба демиурга. В охотничьей среде вплоть до недавнего времени было особое почитание промысловых животных, во многом аналогичное таковому у сибирских народов. Культ промысловых животных приписывал им способность воспринимать человеческую речь, особенно относящиеся к ним слова. Этим объяснялся запрет говорить неодобрительно о добыче (так как она обидится) и практика употреблять различные иносказания в охотничьем языке – чтобы раньше времени не спугнуть зверя. Существовало убеждение, что убитый зверь возродится хотя бы в другой особи, поэтому его останки тщательно собирали и зарывали или оставляли в укромном месте. Иногда охотники приглашали принять участие в трапезе «почетного гостя» – добытого зверя, в честь которого был приготовлен ужин. Основой охотничьей морали было почтительное отношение к любой добыче, независимо от ее ценности. Обязательно полагалось добивать раненого зверя или птицу, чтобы не мучились, и ни в коем случае не приносить еще живой в охотничью избушку, тем более домой. Непростительным грехом считалось упустить подранка.

Охотничьи и рыбацкие промысловые артели возглавляли «знающие» (тöдысь), которые следили за соблюдением правил поведения в пространстве Леса-Воды. От следования им зависела промысловая удача, которая и сегодня сохраняет сакральный смысл, окружена множеством суеверий.

Коми-пермякам были известны легенды о разделении животных: чье мясо можно употреблять в пищу, а чье нельзя. Парнокопытных очистил Ен, поэтому их мясо можно употреблять, а животных с лапами нельзя. Еще в середине XX века некоторые пожилые коми-пермяки не ели зайчатину, медвежатину, потому что в медведя колдуны могли обратить человека, а зайцев считали нечистым животным, называли собакой лешего или собакой бесов. Язьвинские пермяки не ели куропатку, потому что у нее «лапы как у зайца».

Бляха с изображением медведя в жертвенной позе. VI в.

Государственное краевое бюджетное учреждение культуры «Коми-Пермяцкий краеведческий музей им. П. И. Субботина-Пермяка»

Медведь (ош). Среди всех диких животных особо выделялся медведь – самый могучий и опасный зверь лесотаежной зоны, обладающий к тому же внешним сходством с человеком. Медведь имел особый мифологический статус в мировоззрении многих народов. Реликты древних верований коми, связанные с медведем, дают основание сделать выводы о существовании некогда у таежных народов Европейского Северо-Востока развитого медвежьего культа, во многих чертах сходного с таковым у сибирских народов.

У коми-зырян медведь считался сыном Ена, вместе с которым он жил на небе. Однажды он увидел, как женщина уронила половинку горошины, спустился на землю и съел ее. Это рассердило Ена, и он лишил медведя права жить на небе. У обских угров медведь был сыном Торума и спустился на землю по железной цепи (или был спущен в люльке). Связь медведя с горохом – одним из символов плодородия – отмечена в мифологии славян.

По другой мифологической версии коми-зырян, медведь произошел от человека по имени Михаил, который пошел в лес, встал на четвереньки и начал так ходить по деревянной колоде. Увидев это, леший превратил его в зверя. Михаил, превращенный в медведя, похитил женщину, стал с ней жить в берлоге, и от них пошел весь медвежий род. Медведя по анатомическим чертам и поведению часто сравнивали с человеком. Согласно одному из мифологических рассказов коми-пермяков, однажды на свадьбе колдунья превратила молодоженов в медведей, после чего появились эти животные. Обращение свадьбы в медведей и волков – распространенный мотив в фольклоре коми, русских и других народов. Некоторые охотники, согласно быличкам, под шкурой убитых медведей находили узорные пояса, клочья ткани. Так они узнавали, что это был человек, превращенный в зверя.

Доминирующим признаком, отличающим человека от медведя, считалось наличие на руках человека большого, противопоставленного остальным, пальца. Согласно мифу коми-зырян, медведь просил у своего отца Ена дать ему большой палец, но получил отказ с угрозой в противном случае дать собаке лук и стрелы, а человеку – крылья. Близкие варианты этого мифа распространены у манси и хантов, а также у других сибирских народов. По иной версии, медведь обратился с этой просьбой к святому Николаю и получил аналогично аргументированный отказ, но взамен ему было позволено осенью на короткий срок быть в лесу полным хозяином. Этот период – «день любовных похождений медведя» (ош чуалан лун) – в традиции коми-зырян считался с Семен лун (14 сентября) и продолжался три дня (на Верхней Печоре увеличивали срок до недели). Из людей в эти дни в лес шли самые отчаянные, рассчитывающие только на свои силы, поскольку святой Николай их уже не сможет спасти. Охотники считали, что в это время у медведей происходили «свадьбы»: животные собирались в стаи и становились чрезвычайно агрессивными к любому встречному. У коми-пермяков в «день медвежьих гуляний», который приходился на праздник Воздвижения (27 сентября), также остерегались посещать лес. Считалось, что в этот день медведи прощаются друг с другом перед уходом в спячку.

В фольклорной несказочной прозе видное место занимали легенды и былички о колдунах, обладавших способностью превращаться в медведей. Популярен также сюжет о похищении медведем женщин. Он держал их у себя в берлоге, кормил и заботился о них, а потом отпускал (некоторые же убегали сами). Считалось, что нередко медведь жил с похищенной женщиной как с женой, в результате чего у них появлялось потомство. По одной из версий, фольклорный герой Кудым-Ош родился в результате сожительства его матери с медведем. Существовало стойкое убеждение, что беременным женщинам нельзя ходить в лес, потому что медведь способен почувствовать, кого она ожидает: у беременной мальчиком (будущим охотником) разорвет чрево и вырвет плод, беременную же девочкой не тронет.

Медведь считался зверем, наиболее близким к лесному духу-хозяину, нередко – его ипостасью. В некоторых районах мясо медведя считалось нечистым (пеж), поэтому его не употребляли в пищу – вероятно, из-за мифического родства с людьми. Верили, что этот зверь понимает человеческую речь, и если к нему обратиться по-доброму, то он не будет разорять охотничьи кладовые или же возьмет лишь часть добычи, оставив в целости остальное. Существовали специальные обряды, связанные с охотой на медведя. Перед началом охоты в лесу охотники варили в котлах ритуальное блюдо – сладкую кашу из ржаной муки и ставили ее перед промысловой избушкой, чтобы «угостить» медведя и тем самым привлечь удачу. Перед убитым медведем полагалось извиниться, говоря: «Не сердись, так уж тебе суждено». По мнению охотников, в медведя нельзя было стрелять повторно в случае неудачного выстрела, так как тогда, даже при смертельной ране, он оживал. По поверьям, съеденное охотником сердце первого убитого им медведя наделяло его отвагой. Охота на сорокового медведя считалась чрезвычайно опасной, существует немало быличек о «роковом» исходе такой охоты.