Текст книги "Мифы коми. От Пармы и небесной охоты до лесной колдуньи Ёмы и подземной чуди"
Автор книги: Татьяна Голева
Соавторы: Ольга Голубкова,Анатолий Панюков
Жанр:
Мифы. Легенды. Эпос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
Глава 6. Человек в пространстве магического
От тела до тени
Человек (морт), созданный Еном и оскверненный Омöлем, считается живым, пока в его теле находится душа-дыхание (лов, лол). В народных представлениях коми о человеческом теле достаточно отчетливо прослеживалась «концепция» организма, в которой присутствовали иерархия «верх – низ», а также оппозиции «внутреннее – внешнее» и «правый – левый», подчеркивающие целостность и структурированность позитивного образа тела живого человека. Крайние точки тела – темя, глаза, волосы, зубы, подмышки, пуп, гениталии, пальцы, ногти – наделялись особыми «маргинальными» характеристиками. Считалось, что, воздействуя (взглядом, прикосновением, словом) непосредственно на эти зоны и части тела, можно легко погубить человека либо наиболее эффективно применить те или иные методы общей диагностики и лечения. В этом плане показателен комплекс поверий коми о пальцах. Так, по белым пигментным пятнам на ногтях определяли будущее, прошедшее и настоящее: пятно у ногтевых корней указывало на предстоящее событие, время его исполнения приближалось по мере роста ногтя. По разнице в длине большого и второго пальцев на ноге определяли доминирование в браке. Держа спящего человека за безымянный палец, можно было разговорить его и не только узнать его мысли и тайные желания, но и связаться с иным миром.
Волосы (юрси) в традиции коми, как и у других народов, выступали знаком сосредоточия витальной силы человека. Младенец, рожденный с волосами, считался счастливым, а их густота предвещала жизнь в достатке. Все отстриженные и выпавшие волосы старались сжигать, чтобы они не попали колдунам, животным и птицам (если птица воспользуется волосом для сооружения гнезда, у человека будет болеть голова). Для облегчения трудных родов женщина брала в рот концы своих волос. Остриженными волосами окуривали больного, страдающего припадками. Существовал запрет на стрижку кос, заплетенных домовым-суседко, так как человек мог заболеть или умереть после этого.
Женщины обязательно носили головные уборы. Отсутствие прически символизировало лиминальное (пограничное) состояние. Девушка могла появиться с распущенными волосами только во время венчания, переезда в дом жениха и на поминках своей матери. Демонические персонажи часто показывались с распущенными волосами.
Пера-богатырь и жена лешего
Встретив в лесу лешего, Пера вступил с ним в единоборство и, прибегнув к хитростям, победил. Лесной хозяин умер на пороге своей избушки, в которой Пера обнаружил его жену – молодую красавицу. Пера взял ее в жены, забрал в свой дом. Однажды он неожиданно вернулся с охоты и застал жену щелкающей зубами вшей в волосах снятого со своей головы скальпа. Увидев это, Пера ее убил.
Снятый с головы скальп, ставший поводом для убийства, обладает глубокой символикой. Представление о том, что в волосах находится душа или магическая сила, универсально, известно многим народам. Например, у обских угров голова и волосы считались местом обитания одной из душ, поэтому существовал обычай скальпировать убитых врагов, убивавший их душу. Шаманы не стригли своих волос, чтобы не лишиться души и не утратить силу. Таким образом, жена Перы со снятым скальпом (без души) была лишена сил и находилась на рубеже бытия и небытия – была ни живой, ни мертвой.
Глаза (син) воспринимались как особый орган человека, с помощью которого можно повлиять на других людей. Верили, что люди с темным цветом глаз или с больными глазами чаще могут сглазить. В колдовских способностях подозревали людей, имеющих необычно красные глаза, острый взгляд, либо тех, кто постоянно отводит взор от собеседника. По глазам судили о будущем человека. Детей, в чьих глазах почти не было видно слезного мясца, называли «неживучими», то есть им была суждена короткая жизнь. Чтобы «обмануть судьбу», такого ребенка могли символически продать другому человеку. Во фразеологизмах народов коми именно глаза являются тем органом, который передает личные черты и эмоции человека: пронырливых людей называли «ящеричные глаза», о чувстве позора говорили «глаза ободрать», о чувстве злобы – «глаза выворачивать».
Зубы (пинь) воспринимались как сосредоточение жизненных сил человека. Новорожденный ребенок до появления у него первых зубов еще не считался человеком, он находился в пограничном состоянии между «тем» и «этим» светом. Позже акцент сместился на обряд крещения. При этом даже по современным этнографическим материалам в народной традиции коми понятия «беззубый» и «некрещеный» ребенок нередко тождественны. С зубами также были связаны представления о магической силе. Колдуном можно было стать только после того, когда вырастали все коренные зубы, а с выпадением зубов ведун лишался и своих способностей.
Кровь, волосы, ногти, пот, слюна и другие отделяемые субстанции воспринимались как двойники, заместители человека, через которые считалось возможным воздействовать на него самого.
Тень (вуджöр). В коми языке слово «вуджöр» имеет несколько значений: физическая тень человека, изображение человека (как символическое воплощение реальной тени) или его «след», а также обширный круг предметов, которые в традиционных представлениях наделялись свойствами оберега от воздействия нечистой силы. У коми четко различаются такие понятия «тени», как затененное от солнца место, тень от большого предмета (шондi сай, гож сай) и тень – силуэт человека (вуджöр, морт вуджöр). Некоторые магические приемы были основаны на воздействии непосредственно на физическую тень либо на следы человека, которые также считались его вуджöр.
В некоторых диалектах коми языка глаголом «вуджерасьны», «вуджрасьны» («мелькать», «мельтешить», «двигаться как тень») обозначались действия колдунов, направленные на порчу человека и домашних животных.
По поверьям коми, наличие тени отличало человека от нечистой силы, а следовательно, и оберегало его от вредоносного воздействия со стороны представителей иномира. Считалось, например, что обратившихся в человека лешего или Омöля (Куля) можно узнать по отсутствию у них тени. Согласно мифам коми-зырян, Омöль был сотворен разгневанным Еном из собственной тени, которая неотступно преследовала его. Таким образом, различные ипостаси нечистой силы, творцом которой выступил впоследствии Омöль, генетически связаны с потусторонним миром – «миром теней». Тень человека (морт вуджöр) осмыслялась одновременно и как часть самого человека, неразрывно связанная с ним, и как субстанция, которая могла быть отделена, так же как часть его тела (волосы, ногти, выделения) или как одежда, как изображение, отражение человека. Существовала очевидная связь представлений коми о тени-вуджöр с представлениями о душе. В связи с этим интересны поверья о фотографиях. Достаточно широко распространенное негативное отношение к ним мотивировалось представлениями о том, что при фотографировании от человека может отделиться тень, а это неминуемо приведет к его гибели.
Современные коми охотники нередко запрещают фотографировать своих собак – чтобы они не утратили свои способности и не погибли неестественной смертью.
До настоящего времени для коми, проживающих в сельской местности, остается характерным негативное отношение и к фотографированию тела покойного, поскольку в традиционных представлениях любое отражение умершего рассматривается как вероятная угроза для живых. У печорских коми-зырян говорили: «Если умерший оставит в доме свою “тень глаз” (син вуджöр), то вскоре кто-либо умрет». Универсальный обычай завешивать зеркала, когда в доме покойник – чтобы он не отразился и от этого не превратился в нежить, вампира, – имеет ту же генетическую основу. Согласно распространенным поверьям, воздействуя на фотографию, как и на тень человека, можно наслать на него порчу. Для этого фотографию замазывали глиной, поместив ее в устье печи, – «жизнь человека будет истлевать так же, как его фотография». Либо на похоронах незаметно подбрасывали фотокарточку живого человека в могилу.
В традиционной поминальной обрядности у современных коми фотография умершего рассматривается его близкими в качестве одного из возможных каналов связи с потусторонним миром, как зримое воплощение его души. Считается, что по изменяющемуся выражению лица на фотоснимке умершего можно узнать о расположении души усопшего к живым, о ее состоянии и нынешнем месте пребывания. Предполагалось, что после смерти человека его вуджöр (в данном случае в образе фотографии) может лишь некоторое время вести независимое существование от тела. При этом подчеркивается, что фотоснимки умерших особенно быстро бледнеют и тускнеют. Очевидно, что традиционные поверья о фотографии как о тени-вуджöр человека смыкаются с представлениями об орте (душе-двойнике).
Согласно сведениям рубежа XX–XXI веков, коми-пермяцкие знахарки умели навредить колдуну, наславшему на человека порчу, воткнув в его изображение острый предмет. Фигура колдуна-обидчика появлялась в кольце, которое вместе с золой опускали в стакан с заговоренной водой, как в святочных гаданиях.
Счастье (шуд), как и горе (шог), у коми представлялось некой субстанцией, которой можно наделить человека, которую можно передать, подарить или отнять. Также существовало понятие родового, коллективного «счастья». Считалось, что личный шуд человек получал со вступлением в зрелость, до этого он пользовался родовым. Соблюдали запреты, связанные с приобретением или отдачей счастья, предохранявшие от его потери. Например, нельзя было брать деньги или вещи у человека, отправляющегося в дорогу, у участника обряда (особенно у невесты), именинника, так как вместе с вещью они могли подарить свое счастье. Воспрещалось перебегать дорогу идущему, чтобы не украсть его шуд. «Счастье» родного дома (горсточку земли из голбца) брали с собой в дорогу как оберег.
Близкие представления о родовой доле, которая дается человеку от матери, и коллективной доле, распределяемой внутри сообщества, были известны славянам. Двойственность доли выражалась, с одной стороны, в ее предопределенности, а с другой – в том, что в некоторых ситуациях человек мог сам выбирать ту или иную долю. Ее объем и характер (счастливая или горькая) зависели от ряда обстоятельств. Так же, как и шуд, долю можно было обрести или утратить.
Рождение ребенка
Все ритуалы, связанные с рождением ребенка (кага вайöм), были ориентированы на установление отношений между живыми и мертвыми. Противопоставление жизни и смерти отражалось в правилах, регламентирующих поведение беременной женщины. Эти предписания отображали народные воззрения на природу новорожденного как посланца иного мира. Считалось, что они обеспечивают правильное развитие плода, благополучные роды и исключают подмену ребенка нечистой силой. Беременную и плод защищали крестик, нитка с ягодой пиона или бусы из них на шее, платок на голове, кусок рыболовной сети (множество узелков) или тесемка от кальсон супруга (мужская вещь) на талии.
Представление о том, что новорожденный совершает опасное путешествие в мир людей, преодолевая при этом границы символических миров, отразилось в колдовских манипуляциях, направленных на облегчение родов и защищающих беременную и плод от «порчи». Для этого роженицу окуривали дымом от стружек, взятых с трех порогов, или дымом от мышиного гнезда: негативные проявления того света можно преодолеть с помощью предметов, к нему относящихся. В отдельных случаях, при трудных родах, роженицу специально ориентировали на выполнение действий, символически подчеркивающих ее связь с иным миром: она держалась за перекладину (сёр) или спускалась в голбец.
По верованиям коми-зырян, уже в момент рождения в ребенка вселяется орт (душа-тень, двойник), который затем появится лишь в момент смерти – для сопровождения его души в иной мир. До определенного возраста (который отличался в локальных традициях – обычно до шести недель или до трех месяцев) младенец и мать принадлежали к иному миру, о них говорили: «Одной ногой в могиле, другой – на земле». Волшебными свойствами, позволявшими устанавливать контакт с иным миром и влиять на судьбу младенца, наделялись его собственная пуповина и послед. Для предопределения судьбы новорожденного считалось достаточным просто привязать пуповину к тому или иному предмету – символической проекции будущей судьбы. Если хотели, чтобы ребенок стал ученым, то пуповину привязывали к книге, если священником – к колоколу. Неслучайно удаление последа было связано с особыми предписаниями. Его закапывали в хлеву, «глубоко зарыв в землю», в голбец или так, «чтобы собаки не таскали». За установками правильного обращения с последом скрывалась его символическая природа как предмета из иного мира. В народной практике последом обтирали младенца «от сглаза», его использовали для лечения бесплодия.
Женщине после родов в течение шести недель не разрешалось ходить в церковь и в гости, приближаться к иконам, ее выходы на улицу были ограничены. Затем запреты с матери снимались и оставались только относящиеся к ребенку. Подчеркивая нечеловеческую природу, младенца называли «чудин» и другими нехорошими словами, строго запрещалось обращение к нему словами «ангел» (андел), «золотой» (зарни). Занеся в дом, новорожденного со словами «Будь быстрым, как огонь, крепким, как печь, проворным, как дым» прикладывали лбом к печи, приобщая таким образом к родовому очагу. Колыбель первенца, если ребенок благополучно переступал детский возраст, старались сохранять как «счастливую» и передавали по наследству.

Колыбель детская. Деревня Верхняя Отла Турьинской волости Яренского уезда Вологодской губернии. 1853–1926 гг.
Государственное бюджетное учреждение Республики Коми «Национальный музей Республики Коми»
С появлением зубов снимались многие запреты и предписания, ребенок уже становился «почти человеком», но его связь с иным миром все еще сохранялась, потому младенцу приписывали вещие способности. Первый заметивший у младенца зубы дарил ему белую рубашку (пинь дöрöм – «зубная рубаха»), что свидетельствовало о повышении социального статуса ребенка. Годовалому ребенку впервые подстригали волосы, обрезали ногти (которые до этого времени матери предписывалось откусывать зубами), разрешали смотреть в зеркало, показывали ему его собственную тень. С этим временем обычно совпадало начало самостоятельного хождения и произнесения первых слов. Научившийся ходить ребенок как бы завершал переход из мира предков в мир живых, и после этого о нем говорили: очеловечился.
Вхождение новорожденного в мир людей отмечалось специальными посвятительными обрядами, в христианской традиции слившимися с церковным крещением. Важное место в обряде занимали крестные родители, выступавшие как бы от лица предков. Им же принадлежало право выбора имени для крестника. Крещение было формой утверждения социального статуса ребенка.
Подменыш (вежöм). Согласно народным верованиям коми, почти все нечистые духи (олыся, вöрса, пывсян айка, шувгей, омöль, дзидзи) могли похитить и подменить ребенка, причем как в утробе, так и после рождения. В основном роды происходили в бане, и от трех до семи дней роженица с младенцем находились в ней, а затем ребенка полагалось мыть и парить, поэтому особенно опасным считался банник. Подменить могли и другие нечистые духи, если новорожденный оказывался без оберега, а также если мать оставляла его без присмотра на меже в поле, в лесу или же, ругаясь, посылала к лешему. Вместо здорового человеческого младенца духи подкладывали деревянную чурку, которой придавали человеческий облик, или свое дитя. Настоящий же ребенок продолжал жить и расти в потустороннем мире, в семье того или иного духа. Как правило, подменой объясняли рождение детей с явными физическими недостатками, а также отставание некоторых детей в развитии. Подмененный ребенок был уродлив, много ел и пил, но медленно рос, годами оставаясь в колыбели, долго не умел ходить и говорить, был умственно слабо развит. В быту вежöм иногда могли называть и здоровых, но непослушных детей.
Чтобы предотвратить подмену, роженицу, а затем и самого младенца, особенно до появления у него зубов, старались не оставлять без присмотра. В бане считалось необходимым постоянно прикасаться к ребенку, иначе можно было не заметить подмены. Даже после крещения в колыбель клали различные обереги (нож, ножницы, кусочек хлеба, иголку без ушка), а макушку подросшего ребенка посыпали солью. Обнаружить и ликвидировать подмену могли с помощью магических обрядов: «запекания в печи», «рубки под корытом». Считалось, что спасенный таким образом ребенок может в будущем стать сильным колдуном, поскольку он «хорошо известен черту».
«Подменными» могли стать и взрослые, уведенные духами. Их находили в порванной одежде, грязными, облепленными древесной серой. Они плохо говорили или вовсе становились немыми, пили, подобно животным, лакая воду. В некоторых рассказах они приобретали уже мифический образ – приходили к родному дому в виде барана, быка, лошади или человека-чужака. При этом верили в возможность их полного возвращения в мир людей.
Описания наружности вежöм, их поведения и процесса подмены имеются в многочисленных быличках. Особенно популярен сюжет о девушке, в младенчестве подмененной в бане, где мать оставила ее без присмотра. Не заметив подмены, женщина много лет ухаживала за вежöм, который ел, пил, но ни ходить, ни говорить не научился. Однажды один деревенский парень, желая продемонстрировать свою смелость, взялся принести камень из банного очага в полночь. Когда парень пришел в баню ночью, его поймал банник, но не убил, а взял с него обещание жениться на его дочери. На другую ночь парень обвязался материнским поясом (оберегом), в бане очертил угольком круг вокруг себя и дождался появления всего семейства банного духа. Среди собравшейся нежити выделялась девушка – красивая, лицом белая. Парень втащил ее в круг, а когда запели петухи и нечистая сила исчезла, девушка осталась с ним. Она привела парня к дому, где жила женщина с вежöм. По совету девушки парень вытащил ребенка из люльки, положил на порог, ударил топором, и все увидели, что на пороге вместо ребенка лежала деревянная чурка, только щепки от нее разлетались. Тут дочь и рассказала матери, что выросла она у банника, а в колыбели была чурка, которую много лет назад подложил банный дух.
«Знающие» люди (тöдысь)
Слово «тöдысь» у коми-зырян, «тöдiсь» у коми-пермяков дословно означает «знающий», «владеющий знаниями» (тöдны – «знать»), «ведун» и «колдун». Наряду с легендами о деяниях могучих эпических колдунов-тунов (героев колдовского эпоса коми) известно множество современных быличек о тöдысь – колдунах-знахарях. К их зловредной деятельности причисляли порчу людей, скота и собак, насылание шевы, подселение в дом кикиморы, порчу ружей у охотников и утрату у них промысловой удачи. В то же время они лечили людей и животных, снимали порчу, помогали выбрать место для строительства дома, отыскивали пропавший скот. Обязательным было приглашение сильного колдуна на свадьбу – он оберегал новобрачных и всех участников ритуала от порчи, потому что другой колдун мог остановить свадебный поезд и превратить всех находившихся в нем в волков или медведей. У промысловиков существовало убеждение, что колдунам-охотникам звери сами шли в ловушки и попадали на мушку ружья.
У летских коми-зырян тöдысь исполнял обязанности жреца, читал молитвы, гадал, руководил жертвоприношением и раздавал жертвенное мясо на общественных праздниках. С ним советовались во всех затруднительных ситуациях, обязательно приглашали на свадьбы и похороны. Атрибутом летского ведуна была специальная палочка («жезл колдуна»), с которой он не расставался.
В традиционном обществе ведун выполнял функции, аналогичные шаманским, и в первую очередь осуществлял связь между мифологическими мирами. Подобно шаманам, тöдысь имели духов-помощников, и чем их было больше, тем могущественнее считался колдун. Вся обрядовая практика ведуна была направлена на установление контакта со сверхъестественным миром, а он выступал в роли посредника между людьми и духами. С помощью обрядов он не только получал необходимые сведения, обеспечивал коллективу поддержку со стороны духов, но и изгонял, уничтожал злых духов, боролся с вредоносными действиями колдунов-соперников. Однако у народов коми отсутствуют многие важные элементы шаманизма, в частности камлание[6]6
Камлание – шаманский обряд общения с духами, во время которого шаман приходит в экстатическое состояние.
[Закрыть]. Можно только предполагать, что шаманизм, возможно еще не сложившийся как система мировоззрения, был разрушен в связи с христианизацией. Отдельные его элементы отразились в традиционных верованиях коми, в том числе и в представлениях о «знающих».
К сверхъестественным способностям тöдысь причисляли умение превращаться в различных животных: медведя, волка, собаку, лошадь, свинью, лягушку, ворону, сороку. Демонстрируя свою силу, колдун мог заполнить комнату до потолка водой, находиться долгое время под водой и даже спать на дне водоема. Он был способен мгновенно иссушить могучее дерево, заставить двигаться предметы, мгновенно переноситься на большие расстояния, телепортировать людей. Но эти умения не давались даром. Считалось, что духи мучают своего избранника, лишают его покоя, вызывая галлюцинации, заставляя носиться между мирами и творить черные дела. Особенно обострялись отношения тöдысь с духами перед смертью: ведуну было необходимо передать кому-либо свои колдовские способности, иначе он умирал в страшных мучениях. Согласившийся получить их воспринимал «колдовской дар» как тяжкое бремя.
Можно было стать тöдысь, пройдя обучение у сильного колдуна. При этом неофит проходил испытание, как правило подразумевающее нарушение тех или иных этических норм, должен был отречься от основных человеческих ценностей, сказать, что он не знает ни солнца, ни луны, ни отца, ни матери, ни жены, ни детей. У коми-пермяков для обучения колдовскому искусству следовало прийти в баню с опытным знахарем-колдуном и сварить там черную кошку, проглотить сорок ее косточек, после этого пройти через открытый рот гигантской лягушки и выдержать испытание огнем.
Существовало твердое убеждение, что умерший знахарь-колдун мог ожить, становясь при этом смертельно опасным для всех окружающих, даже своих близких и друзей. Желая их обезопасить, ведуны перед смертью просили, чтобы их хоронили с нарушением общепринятых норм: не обмывали, погребли как можно скорее, не оставались на ночь рядом с телом. Чтобы колдун не смог ожить, рекомендовалось завязать ему после смерти безымянный палец левой руки, связать пеньковыми прядками ноги за большие пальцы или голени, завязать пальцы и рук, и ног. Хоронить его следовало лицом вниз, а в зад нужно было вбить ольховый кол. Коми-пермяки в гроб колдуна клали семь кукол, потому что иначе он уведет за собой семь человек.
Магическая зараза
Пеж. У коми существовали представления о своеобразной сакральной нечистоте – пеж. Это особо вредное свойство, не имеющее определенных форм, но передающееся через предметы, вещи, стихии, животных, от человека к человеку – чаще всего от женщины при близости с ней.

Этнография коми-пермяков. Группа женщин в национальной одежде. Фотонегатив стеклянный. Конец XIX – начало XX в.
Государственное краевое бюджетное учреждение культуры «Пермский краеведческий музей»
По мифологической версии, женщина стала носителем пеж еще при ее сотворении. Согласно другой версии, когда в мире стало слишком много пеж – животные, люди болели, а земля давала плохой урожай, – то одна из женщин добровольно решила принять на себя всю скверну мира. Эта женщина оказалась по горло в пеж. Тогда ей на помощь пришли остальные женщины и разделили всю пеж между собой.
По представлениям коми, пеж обладают половозрелые женщины, особенно при беременности и регулах. «Сакральная нечистота» могла передаваться от них не только контактно, но даже и при соприкосновении с предметами. Пеж можно было заразить или заразиться, перешагивая через что-либо. Мужчины охраняли свои вещи от подобных действий и не передавали предметы (особенно веретена) из рук в руки, а клали рядом с женщиной, чтобы не впасть в зависимость от нее и не потерять охотничью сноровку. Перед выходом на промысел не вступали в половую связь или очищались в бане. Даже упоминание о потенциальных носителях пеж могло испортить промысел.
Обряд очищения заключался в мытье в «первом пару», пока еще никто не успел помыться, и в обливании холодной водой. В некоторых случаях обливались собранной особым способом водой с каменки (гор выв ва). В случае если мужчина из-за пеж потерял мужские способности, его мог исцелить чистый от пеж человек: попарив в бане и облив «водой с каменки», поплевав ему между ног, он изгонял пеж в отдаленные и недоступные места. Оскверниться при соитии могли не только мужчины, но и женщины, если мужчина после близости с одной женщиной, не очистившись, вступал в связь с другой. Женщина избавлялась от пеж, пропуская через воротник рубашки горячие угли. В отдельных случаях считалось, что мужчина, неочищенный после интимной близости, перешагивая через другую женщину или девушку, этим действием мог ее оплодотворить и заразить пеж. Полагали, что дети могут заразиться пеж от контакта с нижним бельем взрослых, от стирки детского и взрослого белья в одном корыте, от сушки их на одной веревке. Дети могли быть инфицированы «сакральной скверной» даже в том случае, если их крестные являются носителями пеж (например, вступившие в брак при кровном родстве или имеющие общих крестных). После родов специальными обрядами очищали и женщин, и домашний скот.
Народная магия допускала лечение человека и животных с помощью «переноса» болезни или пеж на чужое животное или другого человека. Для этого платок, рубашку или иной предмет клали на больное место, а затем выбрасывали на улицу, в надежде, что кто-либо возьмет его себе или перешагнет. Также выбрасывали на дорогу банный веник, которым парили больного, скармливали огрызки нечистого человека или животного ягненку, собаке. Испорченной собаке прокалывали нос щучьим зубом, окуривали ее можжевеловым дымом, заставляли ее переплыть реку. Собака и сама могла избавиться от «скверны», укусив здоровую собаку и передав ей пеж.
Мыж. Нарушение традиционных общественных норм, прежде всего отношений с умершими предками, с божествами и святыми, у коми выделяется в отдельную категорию греха – мыж (мыжа – у коми-пермяков), этим же словом обозначена и божественная кара в виде болезни. Человек, который не посещает могилы родителей в дни поминовений, не приглашает умерших предков к столу, а тем более если позволил себе неуважительно высказаться о них, совершает мыж, за который родители, Бог, святые насылают на него болезни, порчу, эпизоотии на скот. Умершие могут наслать кару и за непреднамеренно нанесенный им вред, например за случайное нарушение старых погребений. По поверьям камско-косинских коми-пермяков, мыжу насылают не только родственники, известные человеку покойники, но и незнакомые мертвецы, чьи могилы не посещают с поминками, в том числе древние погребенные – чудь.
За мыж по отношению к домашним животным (за убийство своей собаки, истязание коровы, коня или кражу овса из-под его носа) души умерших животных мстили хозяину при его жизни и после смерти: насылали волков на овец, болезни, мешали достичь рая при переходе на тот свет. Коми-пермяки мыжа морт («человек с грехом») называли колдунов – как отрекшихся от Бога.
При подозрении на мыж, когда уже не помогали никакие лекарства, ни знахари, ни врачи, коми прибегали к чер öшван (у коми-пермяков – черöшван, черöшлан, черешлан) – «подвешиванию топора». Это своеобразное гадание и одновременно способ коммуникации с божествами и душами умерших, а также связанный с ними комплекс подготовительных мер. Проведение ритуала помогало частично избавиться от кары, снимало боль, но окончательное выздоровление было возможно только при проведении поминок по умершему или участии в молебне в честь святых, стоянии в освященной речной воде во время православных праздников, а также при материальном пожертвовании в виде пищи, монет, полотенец, рубах.
Все тонкости ритуала были известны только отдельным пожилым знахаркам, к которым обращались за помощью. К концу XX столетия сложились разные варианты проведения ритуала, отличались приметы черешланниц, места проведения ритуала в избе, обрядовый инструментарий. По описаниям второй половины XIX века одним из главных атрибутов гадания был топор, отчего ритуал и получил свое название – «подвешивание топора»: чер («топор»), öшлыны («вешать»). Среди камско-косинских коми-пермяков известно еще название койöччан, от глагола кайичыны («каяться»), который связывают обычно с начальными действиями. В некоторых локальных вариантах вместо топора использовали металлическую икону, нательный крестик, узелок с хмелем, иголку, серп или нож.
Предмет подвешивали у стола или перед устьем печи, иногда посередине избы. Печь должна была быть с горячими углями; либо угли собирали в жаровню и ставили ее на нужное место. Некоторые совершали обряд, когда хлеб еще пекся в печи либо уже рядом с горячим караваем на столе. На угли бросали хмель. Если он трещал и дым стелился к божнице, это означало, что причиной болезни точно была мыж – чья-то кара. Сильная зевота лекарки во время совершения ритуальных действий тоже считалась признаком мыж. Перед подвешенным предметом знахарка читала молитвы и перечисляла имена святых, умерших родственников больного, древние места захоронений, названия икон и православных праздников. На чье имя топор (или иной предмет) начинал качаться – тот и являлся карателем. Для верности повторяли перечисление до трех раз. Затем знахарка определяла способ искупления, тоже с помощью чер öшван, либо уже на основе опыта давала советы, как умилостивить покойника или святого.

Слева: Крестики для черешлана. Село Пуксиб Косинского района Коми-Пермяцкого округа. Их брали для исполнения обряда, некоторые проводили обряд у окна. Справа: Серп для черешлана. Поселок Сергеевский Гайнского района Коми-Пермяцкого округа. Во время ритуала черешланница держала серп на пальце или куда-нибудь подвешивала
Фото Т. Г. Голевой
Чер öшван, несомненно, древнейший ритуал народов коми, который сохранился до настоящего времени. О его древности можно судить на основе сходства с родственными по языку народами. Гадания о причинах болезни с топором и веретеном проводили удмуртские туно (знахари-колдуны). Шаманы манси и хантов при помощи подвешенных топора, ножа или сабли общались с духами. Похожие ритуалы были известны ненцам и энцам.







