Текст книги "В погоне за «Босфором»"

Автор книги: Татьяна Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

По сигналу Ордынцева лакей отворил двери большой гостиной, превращенной в танцевальный зал, и оркестр заиграл вальс.

– Это ты придумал сделать его первым танцем? – удивилась Надин, – я ждала сначала полонез, потом мазурку.

– Я ведь просил тебя оставить мне вальс на балу в Благородном собрании. Вот и захотел получить долг.

– А ты всегда получаешь долги или иногда прощаешь своих должников?

– Только не в этом случае!

Ордынцев вывел жену на середину залы и обнял. Теперь он имел право прижать ее к себе, и к его радости, Надин не отстранилась, ему даже показалось, что она сама прильнула к нему. Дмитрий кружил жену, вдыхал аромат роз из ее свадебного венка, и сейчас хотел только одного – чтобы музыка не кончалась, а он не размыкал объятия.

Потом новобрачная танцевала с другими, и ее мужу оставалось лишь наблюдать за тем, как грациозно она скользит по паркету. Дмитрий с трудом вспомнил, что кроме личного счастья, существует еще и выстраданное дело, которому уже отдано несколько месяцев. Он подошел к военному министру и тихо сказал:

– Ваше высокопревосходительство, у меня есть к вам особо конфиденциальное служебное дело. Я прошу вас принять меня завтра утром, часов в десять, если вам удобно.

– Для молодожена вы собираетесь проснуться слишком рано, – развеселился новоиспеченный граф Чернышев, и Дмитрий понял, что тот уже изрядно пьян.

Стараясь не испортить свой праздник, Ордынцев просто уточнил:

– Вы будете в своем доме на Солянке?

– Вы знаете, где я живу? – удивился Чернышев, а потом вяло махнул рукой: – Ладно, приезжайте в десять, но к полудню я должен быть в Кремле.

– Мне хватит получаса, – заверил его Дмитрий и с облегчением вернулся на свое место.

Наконец гости начали прощаться. Подали экипажи. Стоя на крыльце, Ордынцев с нежностью наблюдал, как Надин машет вслед коляске, увозящей ее мать и сестру. Неужели это все-таки случилось, и синеглазая Диана-охотница стала его женой?..

Он обнял Надин за талию и тихо спросил:

– Пойдем наверх?

Надин поняла. Она не ответила, лишь молча кивнула. Дмитрий проводил ее до парадной спальни, где хозяйку уже ждала переехавшая в новый дом Стеша, а сам отправился в свою комнату. В последний раз повесил он в полупустую гардеробную свой фрак. Завтра все вещи нужно будет перенести в спальню. Дмитрий сбросил жилет и, сжигаемый нетерпением, направился к жене.

Надин полусидела в постели. Свечи в люстре уже потушили, в спальне горел лишь ночник. Он подсвечивал тонкий профиль Надин. Ее плечи в отблесках свечи казались золотистыми, длинные кудри струились по высоко взбитым подушкам, а глаза в полутьме стали темными, глубокими омутами. Она была так хороша, что в это даже невозможно было поверить.

Дмитрий сел с ней рядом. Надин заметно волновалась: он видел дрожь ее полуоткрытых губ. Ничего…Ее страхи уйдут, ведь он будет очень нежным и терпеливым. Дмитрий потянулся к губам жены, но та шарахнулась в сторону и с ужасом прошептала:

– Я не могу. Мне кажется, что нас здесь будет трое…

Глава 24

«Трое в постели!.. В его собственную брачную ночь…Застрелиться что ли?»

Ночь за окном казалась такой же непроглядной и черной, как тоска в душе Ордынцева. Он давно поднялся с постели в своей прежней комнате и теперь, распахнув окно, сидел на подоконнике. Ползущие из сада сырость и холод, как ни странно, приносили облегчение, по крайней мере, Дмитрий чувствовал, что жив. Это было все-таки легче, чем острое – чуть ли не до воя – отчаяние, накрывшее его в первые часы после визита в спальню.

Самым ужасным оказалось то, что Надин, зная о его отношениях с любовницей, решилась на венчание и даже собиралась начать с ним супружеские отношения, но так и не смогла переступить через собственное отвращение. Разум его молодой жены подсказывал ей одно, а сердце требовало другого. Но если с разумом можно было договориться, объяснив все выгоды и преимущества этого союза, то с сердцем даже и не стоило торговаться – оно либо принимало человека, либо нет. Сердце его жены не приняло Дмитрия, и он сам был в этом виноват.

Ордынцев застонал. Раскаленный сгусток отчаяния выжигал душу.

«Что делать? Что делать?..» – стучало в висок.

Может, просто поговорить с Надин? Объяснить, что связь с Ольгой ничего для него не значит? Почему он не сделал этого сразу?

«Какой разговор, когда она шарахнулась от меня, как от чумного? – вспомнил он и признал: – Я бы выглядел не только дураком, но и циником. Тогда все уж точно стало бы непоправимым».

Дмитрий давно замерз, но так и сидел на подоконнике. Тусклое пятно луны лишь угадывалось за тучами, а звезд не было и в помине. Сама природа надела траур по его несбывшимся мечтам и разбитым надеждам. Ордынцев допил очередную стопку анисовой и прикинул, стоит ли налить еще, но решил не суетиться – сегодня его водка не брала. Что же делать? Умолять жену о прощении, вымаливать ласки? Это свыше его сил! Самым простым было бы уехать из этого дома. В конце концов, в Москву он приехал с заданием, а преступника так еще и не поймали.

«Объяснюсь завтра с Чернышевым – и уеду, – решил Дмитрий, – оставлю жене денег, и с глаз долой…»

Так потянуло домой – в Севастополь или в любимый Кореиз.

«Буду считать, что в моей жизни ничего не изменилось, закончу со шпионом и уйду в море».

Вот где он всегда считался королем! Ордынцеву так мучительно захотелось оказаться на палубе своего «Олимпа», что он даже закрыл глаза и представил нагретые солнцем палубные доски, услышал шум парусов и перекличку матросов, бегущих по вантам. Господи, что бы он сейчас ни отдал, лишь бы оказаться на капитанском мостике! Скорее бы утро. Решив разрубить все узлы, Дмитрий соскочил с подоконника и подошел к бюро. Он поочереди зажег свечи во всех канделябрах, и черная, ледяная комната озарилась янтарным светом.

«Вот так и в мою жизнь войдет свет, откроем двери разуму, это всегда приводило к успеху» – утешил себя Дмитрий.

Он взял лист, разделил его пополам, написал сверху фамилию Печерского и принялся выписывать уже известные факты. Постепенно у него окончательно вызрел план разговора с военным министром. Слишком уж острой была ситуация: шпион подобрался к самым важным сведениям о российской армии, ведь именно к Чернышеву стекалась вся документация по этому вопросу, а Печерский считался его ближайшим помощником.

«Посмотрю, как будет складываться разговор, – прикинул Ордынцев, – В крайнем случае, предъявлю Данилу, как свидетеля разговора связника со шпионом».

Претворяя свой план в жизнь, Ордынцев посадил паренька в экипаж и отправился на Солянку.

– Ты все помнишь? – на всякий случай уточнил он у Данилы. Тот еще раз слово в слово повторил свой прежний рассказ.

Коляска натужно проползла по крутой улочке вдоль монастырской стены и свернула в засаженный кустами жасмина сад, еще мгновение, и она и стала у крыльца длинного двухэтажного дома с мезонином. Семья Чернышева занимала его левое крыло, построенное над палатами двухсотлетней давности, здесь бросались в глаза сводчатые потолки и маленькие, забранные в частые переплеты окошки.

«Наверняка и комнаты здесь угрюмые – темные и низкие», – предположил Дмитрий, и скоро понял, что не ошибся. Слуга пригласил его в просторную, но полутемную комнату с низким сводчатым потолком. Следом за ним там появился военный министр.

– Доброе утро, князь. Что за дело могло привести сюда новобрачного в столь ранний час?

– Я нахожусь на службе, ваше высокопревосходительство, и мои частные дела могут подождать, – отозвался Ордынцев. – Адмирал Грейг прислал меня сюда с особой миссией: я должен разоблачить и обезвредить шпиона вражеской державы.

– Да что вы? – развеселился Чернышев. – Какое же я имею к этому отношение?

– Дело в том, что этот шпион – ваш помощник граф Печерский.

Военный министр скептически хмыкнул:

– Не смешите меня. Печерский – болван, у него не хватает соображения даже на примитивные вещи, этот человек не может сложить два и два, а вы заявляете, что он является шпионом. На такое дело мозги нужны.

– Возможно, что он хорошо прикидывается или выбрал для себя самый простой путь, когда и ума особого не нужно: он просто ворует бумаги. В пакете, привезенном его связным в Одессу, лежали документы, украденные им в Адмиралтействе. Там были описания севастопольских кораблей, а также дислокация укреплений и характеристика размещенных в них частей.

Чернышев задумался. Он-то знал, что Ордынцев попал в точку: именно с проверки документации по Севастополю начал он свою ревизию в Адмиралтействе, и его первый доклад, сделанный государю, был о Черноморском флоте, но говорить об этом настырному моряку Александр Иванович не собирался. Вместо этого он предложил Ордынцеву в подробностях рассказать о том, что уже выявило расследование. К его удивлению, тот не стал скрытничать, ссылаться на своего адмирала, а рассказал все, как есть. Закончил он разговором, подслушанным его малолетним помощником.

«Как у него все складно, не подкопаешься, – размышлял Чернышев. – Но с меня теперь взятки – гладки, я от Печерского вовремя избавился. Морячок ждет ответа? Что ж, пожалуйста, с нашим удовольствием!»

Александр Иванович сочувственно улыбнулся визитеру и изрек:

– Видите ли, в чем дело – вы пришли не по адресу. Печерского мне очень сильно рекомендовал наш новый шеф жандармов. Я не сомневаюсь, что этот молодой человек работает на Бенкендорфа, подробно излагая тому все подробности моей службы и личной жизни. Я смотрю на такие вещи трезво: если не он, так кто-нибудь другой. Но я устал от глупости Печерского и отправил того обратно в столицу, я собирался вернуть его Александру Христофоровичу, пусть пришлет кого-нибудь поумнее. Так что вы опоздали: ваш шпион у меня больше не служит, разбирайтесь теперь с шефом жандармов.

Чернышев поднялся, намекая, что аудиенция окончена. Он позвонил в колокольчик, и в дверях, как по мановению волшебной палочки, возник одетый в все черное усталый немолодой господин.

– Принесли, Костиков? – осведомился военный министр. – Кладите на стол, я еще раз посмотрю доклад и тогда уже поеду к государю.

Ордынцев понял, что его выпроваживают. Он попрощался и вышел. Чернышев явно хотел переложить свою вину на плечи шефа жандармов. В любом случае прямых улик у Дмитрия не было, и ему оставалось лишь одно: ехать в столицу и добывать неопровержимые доказательства.

– Ваша светлость, – окликнул его сзади тихий голос, – погодите немного.

Дмитрий повернулся и увидел, что за ним спешит усталый штатский из кабинета военного министра.

– Вы простите меня за настойчивость, но я услышал конец вашего разговора с его высокопревосходительством, – тихо, почти шепотом сказал Костиков. Он помялся, но, как видно, решившись, продолжил: – Дело в том, что Печерский перед отъездом украл из моей комнаты доклад, написанный к сегодняшнему дню, я не стал поднимать шум, а заново восстановил документ по черновым записям. Я думаю, мерзавец надеялся, что я не смогу это сделать, и граф выгонит меня. К тому же Печерский подбросил мне в комнату хозяйкины драгоценности, хорошо еще, что я сразу их обнаружил и с помощью горничной ее сиятельства вернул на место.

– Вот как? И чему был посвящен доклад? – уточнил Дмитрий.

– Военным поселениям. Я подробно описывал их дислокации, количество людей, имущество и вооружение.

– Ценные сведения для того, кто работает на врага, – констатировал Ордынцев и поблагодарил: – Спасибо, что предупредили меня, буду знать, что искать.

– Это еще не все, – пугливо оглянувшись по сторонам, прошептал чиновник, – я ведь тоже слышал тот разговор, как и ваш мальчик. Печерский и его гость, стояли под окнами моей комнаты. Я не решился сообщить об этом его высокопревосходительству, не знал, как он к этому отнесется. Но раз вы ему все рассказали, я, наверное, сегодня же вечером доложу о том, что слышал.

Какая удача – замаячил полноценный свидетель! И Ордынцев с надеждой спросил:

– Я могу рассчитывать, что вы дадите против Печерского показания под присягой?

– Конечно, ваша светлость, это – мой долг, – согласился Костиков, и Дмитрий успел заметить радостный блеск в его глазах.

«Печерский, походя, наживает себе врагов, – догадался Дмитрий, – этот незаметный чиновник с радостью поквитается с сиятельным негодяем, а если бы у того хватило ума не подбрасывать драгоценности, Костиков промолчал бы и у меня не появился бы такой важный свидетель».

Ордынцев поблагодарил нового союзника, попрощался и вышел. В саду опавшая листва позолотила газоны, на клумбе посреди двора доцветали осенние цветы. Коляска по-прежнему стояла у крыльца, кучер дремал на козлах, но Данилы в экипаже не было. Ордынцев с удивлением оглянулся, и тут же увидел, как паренек вынырнул из зарослей жасмина у чугунной решетки. Он явно манил Дмитрия к себе.

– Что это за представление? – удивился Ордынцев.

– Тише, ваша светлость, там окно открыто, еще услышат, – прошептал паренек, потянув его за собой.

Они миновали чугунную ограду, отделявшую сад от улицы, и добрались до стены флигеля. Окно там действительно было приоткрыто, за ним разговаривали двое. Низкий мужской голос Дмитрий слышал впервые, но зато женский он не спутал бы ни с каким другим. Во флигеле наедине с незнакомым мужчиной что-то обсуждала Надин.

Надин понимала, что не просто проиграла, а потерпела жуткое, сокрушительное поражение. Такое случилось с ней впервые, и черные, как деготь, чувства отчаяния, сожаления и даже отвращения к самой себе изводили ее. Это напоминало зубную боль, от той тоже нельзя избавиться, а с ней – ни заснуть, ни бодрствовать. Вот ведь позорище! Соперница бросила ей вызов – а она проиграла в этой борьбе. Что на нее нашло? Одна фраза – и она навсегда потеряла мужа, а ведь Дмитрий так подходил для этой роли: умен, красив, с явным характером, попросту говоря – настоящий мужчина.

Прошло уже столько часов, но Надин все время вновь и вновь прокручивала в памяти ужасную сцену: муж наклоняется к ней, чтобы поцеловать, в его глазах цветет нежность, а следом вспыхивает желание. В полушаге от победы над соперницей Надин сама все испортила…

«Я всегда знала, что преуспею в любом деле, почему же сейчас я так раскисла? – спросила себя Надин и тут же нашла ответ. – Просто это дело оказалось труднее, чем другие. Нужно пережить поражение и начать все сначала».

Эта простая мысль немного притупила боль, стало легче дышать, противная дрожь, волнами сотрясавшая тело, постепенно затихла. Очень хотелось уснуть, чтобы наутро вновь проснуться самой собой, но не получилось – Надин так и пролежала, свернувшись комочком, до самой зари. Зато под утро пришло решение. Оно было простым и понятным: надо бы просто понравиться мужу. Надин считала себя умной и интересной, ей оставалось только донести эту правду до Ордынцева, а уж выбор тот должен был сделать сам.

«Лучшее – враг хорошего! Начну, как с чистого листа, – словно и не было ни Нарышкиной, ни сцены в гостиной! Буду считать, что мне просто понравился красивый моряк, и я хочу его приручить» – придумала она и повеселела.

Вечером Ордынцев собирался представить ее обществу как свою жену, и это был самый подходящий случай произвести настоящий фурор.

«Встаю – и начинаю бороться, – решила Надин. – Сегодня утром я должна забрать купчую на новую усадьбу, а к вечеру стать первой красавицей на балу. Задача не из простых, но тем желаннее будет победа!».

Она дождалась Стешу. Послала ту на разведку, и когда ее наперсница донесла, что Ордынцев забрал с собой Данилу и уехал из дома, Надин отправилась к своему поверенному.

– Ну что, готова купчая и выписки? – поинтересовалась она прямо с порога.

– Да, ваше сиятельство, пожалуйте, – откликнулся поверенный, доставая из стола свернутые и перевязанные тесьмой плотные листы с гербовыми печатями. – Вы распорядились оформить покупку усадьбы на имя графини Любови Александровны, все так и сделано. Изволите посмотреть?

Поверенный разложил купчую и выписку на столе, и Надин быстро пробежала глазами строчки обоих документов. Все получилось как нельзя лучше. Вот он – еще один кирпичик в фундамент благосостояния семьи. Радость окрасила румянцем щеки Надин, а ее улыбка засияла.

– Благодарю вас от всего сердца, – призналась она. – Пожалуйста, если появится еще какой-нибудь интересный заклад, дайте мне знать, я пока остаюсь в Москве, только теперь буду жить в другом месте.

Надин написала свой новый адрес и простилась с Жарковичем. Пряча под шалью бумаги, она прошла к выходу, но когда ее провожатый распахнул дверь, Надин обмерла. На крыльце стоял ее муж, и выражение его лица не сулило ничего хорошего.

– Познакомь меня со своим поверенным, дорогая, – любезно заметил он и, не дав жене заговорить, представился сам: – Я – муж Надежды Александровны, князь Ордынцев, а как ваше имя?

Глава 25

Ордынцев молча сидел в полутьме кареты рядом с женой и пытался понять, что же ему делать. Теперь он знал тайну Надин: та приезжала в дом Коковцева, потому что им владела, и была виновна лишь в неуемном желании выправить финансовое положение семьи. Впрочем, разве это вообще можно поставить хоть кому-нибудь в вину? Дмитрия поразило и то, что усадьбу на Солянке его жена купила для младшей сестры. Надин оказалась смелой, умной и благородной, а он заподозрил ее черт знает в чем…

Жена тоже молчала. После объяснения в кабинете поверенного, где Надин пришлось выложить все, она больше не проронила ни слова. Дмитрий скосил глаза на ее тонкий профиль и заметил, что Надин закрыла глаза. Ресницы черными веерами легли на бледные щеки, его княгиня выглядела до бесконечности усталой, похоже, ей тоже нелегко далась вчерашняя ссора. Или это нельзя назвать ссорой? Ведь не было ни оскорблений, ни упреков, просто жена дала понять мужу, что не может позволить ему прикасаться к себе. Тривиально и непоправимо!..

Ордынцев уловил тихий вздох и, присмотревшись, понял, что жена заснула: она склонялась набок, а ее голова свесилась на грудь. Он чуть-чуть подвинулся, развернув плечо так, чтобы Надин было удобнее, а потом, осмелев, обнял ее и теснее прижал к себе. Теперь голова жены лежала на его груди, ее тело было мягким и теплым. Дмитрий легко поглаживал тонкую руку под теплым шелком, а грудь Надин плотно прижималась к его боку, сейчас между ними не осталось преград, жаль только, что это ничего не меняло.

«Стоит ей открыть глаза, как она снова шарахнется от меня, как от чумного», – с горечью признал Ордынцев.

Он прижался щекой к головке жены и вдохнул запах ее волос. Если бы эта поездка продлилась подольше, он был бы счастлив, но за окном промелькнули знакомые переулки, а потом тройка свернула на Неглинную, еще пара минут – и они доберутся до дома. Коляска, куда князь посадил горничную жены и Данилу, подъехала к особняку первой, и сейчас паренек ждал их, чтобы открывать хозяевам дверь.

– Дорогая, просыпайся, мы приехали, – позвал Дмитрий.

Жена села и покрутила головой, пытаясь понять, где находится. На какой-то миг мелькнуло растерянное лицо ребенка, но Надин тут же пришла в себя, и Ордынцев вновь увидел невозмутимую красавицу.

– Как это я заснула? – удивилась она и вдруг улыбнулась мужу.

– Наверное, ты устала – слишком много впечатлений.

– Да, это уж точно, – согласилась Надин и, искоса поглядев на Дмитрия, уточнила: – Я правильно поняла, что ты разрешил мне заниматься моими коммерческими делами?

– Да, – подтвердил он – единственная просьба к тебе – приглашать поверенных к себе домой, а не ездить в их конторы.

– Спасибо, – обрадовалась Надин и призналась: – я думала, что ты будешь шокирован.

– Моя мать в одиночку управляла половиной Южного Урала и поставляла оружие русской армии, так что меня удивить трудно. А ты – молодец, хорошую комбинацию придумала.

Надин расцвела улыбкой, она, как видно, не ожидала похвалы и теперь просто сияла. Тоненькая ниточка доверия протянулась меж ними, и Дмитрий судорожно соображал, как же сделать следующий шаг. Но жена спутала его планы. Она сослалась на желание отдохнуть перед балом, и ему пришлось проводить Надин до дверей спальни. Он поцеловал ей руку и ушел к себе. Если бы Дмитрий обернулся, то его решение уехать сегодня же ночью подверглось бы сильному испытанию: жена смотрела ему вслед с сожалением. Она явно расстроилась оттого, что Ордынцев не сделал попытки зайти в спальню вместе с ней.

Карета князя Ордынцева медленно продвигалась в ряду других экипажей к роскошной усадьбе на Таганском холме, снятой казной на время коронации для английского посланника герцога Девонширского. Всю дорогу Дмитрий пытался исподтишка понаблюдать за женой. Да и, что греха таить, зрелище того стоило: Надин в своем «жемчужном» платье походила на сказочную принцессу. Красота жены казалась совершенной, а веселое оживление и огоньки предвкушения, мелькавшие в ее глазах, превращали принцессу в искусительницу. Понимали ли она это? Бог весь…

Карета наконец-то добралась до крыльца. Герцог Девонширский в ярко-красном с золотом мундире приветствовал гостей прямо у распахнутых дверей. Увидев Ордынцевых, он недоуменно приподнял бровь и, пожимая Дмитрию руку, уточнил:

– Князь, вы сопровождаете графиню на мой бал?

– Нет, ваша светлость. Я сопровождаю княгиню Ордынцеву. Позвольте представить вам мою жену.

Если герцог и был поражен, то не показал вида. Он поцеловал руку Надин и заявил:

– Поздравляю вас со счастливым выбором, а вашего супруга – с тем, что он женился на первой красавице Москвы.

В этом англичанин был, безусловно, прав, и Дмитрий, поблагодарив герцога, провел жену в зал. Несколько сотен гостей собралось здесь. Ордынцев здоровался со своими знакомыми и представлял Надин, как свою супругу. Со всех сторон к ним летели поздравления и пожелания счастья. К тому времени, когда церемониймейстер объявил о прибытии царской четы и императрицы-матери, все светское общество вовсю обсуждало интригующую новость о бракосочетании князя Ордынцева и Надежды Чернышевой. Дмитрий как раз подвел жену к Долли Ливен и ее супругу – российскому послу в Англии – когда в дверях бального зала под руку со своей матерью появился государь. Молодую императрицу вел герцог Девонширский.

Августейшие особы медленно продвигались внутри живого коридора. Молодой император, улыбаясь, приветствовал гостей праздника. Он поздоровался с четой Ливен, с улыбкой кивнул Ордынцеву, которого помнил со времен их совместного пребывания в Англии, и собирался уже пройти дальше, но мать остановила его. Вдовствующая императрица поглядела на макушку, присевшей в реверансе Надин, и поинтересовалась у Ордынцева:

– Князь, если я правильно поняла ваше присутствие рядом с этой молодой дамой, то вас можно поздравить. Вы обвенчались?

– Да, ваше императорское величество, Надежда Александровна вчера стала моей женой, – почтительно сообщил Дмитрий.

– Очень похвально, – обрадовалась императрица, – насколько я знаю, вопрос с приданым сестер Чернышевых как раз решен.

– Да, я подписал распоряжение, – подтвердил Николай Павлович и добавил: – Поздравляю, князь! Вы позволите мне пригласить вашу жену на мазурку?

Дмитрий поблагодарил государя, а польщенная Надин гордо улыбнулась.

Это оказалось лишь началом ее триумфа. Полонез она танцевала с мужем, мазурку – с государем, вальс – герцогом Девонширским, а потом уже не считала ни танцев, ни кавалеров. Надин была королевой бала, и в глубине души даже подозревала, что сегодня смогла затмить молодую императрицу, а самое главное, она видела неприкрытый восторг в глазах Ордынцева. Она вернула упущенную победу! Надин танцевала очередной вальс, через плечо кавалера она глянула на то место, где оставила мужа. Он весь вечер простоял у колонны, наблюдая за ней. Дмитрий был там же, только теперь – не один. Рядом с ним стояла высокая женщина в ярко-голубом платье с такого же цвета пышной шелковой чалмой на голове. На глазах у жены Дмитрий положил руку на талию женщины и закружил ее в вальсе. Радость Надин растаяла, как мартовский снег. С кем еще мог танцевать ее муж? Только со своей любовницей.

Надин даже не заметила, как закончился вальс. Очередной кавалер подвел ее к колонне и откланялся. Дмитрий вернулся почти сразу. Муж пытливо вглядывался в ее лицо. Похоже, что он сразу все понял, поскольку сказал:

– У нас произошел деловой разговор – Нарышкина хотела выкупить одесский дом, который сама так неосмотрительно продала моей матери.

– Да?.. – полувопросительно и совершенно равнодушно ответила на его тираду Надин, и перевела разговор на другое: – Царская семья уже покинула бал, я думаю, что теперь и простым смертным можно уехать.

– Если хочешь, – согласился Дмитрий, но уезжать ему не хотелось, и он спросил: – а ты больше не будешь танцевать? По-моему, у тебя сегодня был потрясающий успех.

– Не больше, чем обычно, – пожала плечами Надин, – я уже привыкла.

Она хотела донести до мужа, что считает себя королевой – была такой до него, и будет после. В ее жизни с появлением Дмитрия ничего не изменилось.

Всю обратную дорогу они молчали, и по приезде Надин сразу же ушла в спальню, а утром управляющий передал ей большую сумму в золоте и невнятную записку от мужа, сообщавшего, что дела требуют его присутствия в столице. Кто что хотел, то и получил: княгиня Ордынцева осталась в Москве в гордом одиночестве.