Текст книги "В погоне за «Босфором»"

Автор книги: Татьяна Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Глава 20

Они договорились!.. Софья Алексеевна, как сквозь сон, слушала речь мужчины, просившего руки ее дочери. Жених был выдержан, безукоризненно вежлив и холоден как лед. Неужели этот красавец вообще не испытывает никаких чувств? Как можно говорить о ее Надин с таким трезвым безразличием? Ордынцев уже дал краткий отчет о размерах своего громадного состояния, а сейчас явно намекал, что в приданом не нуждается. Считает Чернышевых нищими? Да что это он себе позволяет?!

– Позвольте, сударь, – возмутилась Софья Алексеевна, – моя дочь не девчонка с большой дороги, она – дочь и внучка графов, поэтому Надин получит все, что завещал ей отец, и то, что планировала выделить к ее свадьбе бабушка.

– Как будет угодно вашему сиятельству, – равнодушно пожал плечами Ордынцев. Ни один мускул не дрогнул на его лице, хотя Софья Алексеевна не сомневалась, что он почувствовал ее отвращение.

Похоже, что ее чувства поняли и остальные, поскольку тетка поспешила вмешаться:

– Давайте поговорим спокойно, – предложила она. – Князь, вам придется простить некоторую нервозностьь, с какой мы все воспринимаем случившееся, причина – в нашей сложной ситуацией.

Ордынцев выгнул бровь и поинтересовался:

– Мария Григорьевна, вы имеете в виду августейшее внимание к нашей судьбе? Действительно, ситуация необычная, и можно сказать, что безвыходная.

– Вот именно, что безвыходная, – поддержала его Софья Алексеевна. – Я должна дать согласие на брак моей девочки с человеком, которому она глубоко безразлична. Поймите чувства матери, я своим дочерям хотела счастья.

– Сонюшка, никто и не говорит, что Надин будет несчастлива в этом браке, – кинулась вновь спасать положение старая графиня, – я знала семью князя, сын похож на своего отца, а тот был прекрасным человеком и очень любил свою супругу.

– Благодарю за лестное сравнение, – чуть улыбнулся Ордынцев, и тут же став серьезным, обратился к будущей теще. – Ваше сиятельство, не нужно требовать невозможного. Жизнь все расставит по своим местам. Мое предложение – максимум того, что я могу дать. В вашей власти – принять его или отвергнуть. Вам нужно время на размышления?

Графиня заколебалась. Она прекрасно осознавала, что ситуация для ее семьи абсолютно однозначная, а если она пойдет против воли вдовствующей императрицы, пострадают и дочери, и сын, но принести одно свое дитя в жертву ради остальных она тоже не могла. Графиня бросила затравленный взгляд на тетку, а потом и на подругу.

– Что мне делать? – прошептала а она, обращаясь к обеим.

– Давайте спросим Надин, – предложила Кочубей. – Я сейчас приведу ее.

Софья Алексеевна поняла, что подруга предвидела ее колебания, потому что за дочерью идти не пришлось: Надин ждала в коридоре. Она вошла в гостиную, опустив глаза, сделала изящный реверанс и так же скромно присела в кресло у окна. Солнечный свет мелкими бликами заиграл на черных волосах и позолотил косынку в вырезе белого платья. Надин была милой и домашней, такой, какой Софья Алексеевна любила ее больше всего, и это сокровище нужно было отдать человеку, который совершенно не был его достоин. Графиня уже собралась объяснить дочери, что не хочет делать ее разменной монетой в играх царского двора, когда заговорила Кочубей:

– Надин, князь просил твоей руки. Он уже изложил нам свои планы по поводу вашего брака. Дмитрий Николаевич предлагает отказаться от тех средств, что тебе выделит семья, а сам готов обеспечивать жене самый роскошный образ жизни. Я так поняла вас, ваша светлость?

– Совершенно верно, – невозмутимо подтвердил Ордынцев. – Я предлагаю пятьдесят тысяч в год на туалеты, столько же на личные расходы моей жены, а во вдовью долю передаю ей Апраксино – большое подмосковное имение – и дом на Неглинной.

– Очень щедрое предложение, – подтвердила Мария Васильевна, переглянувшись со старой графиней. – Что ты думаешь, Надин?

Девушка чуть помолчала, а потом подошла к матери и поцеловала ей руку.

– Мамочка, я согласна стать женой князя Ордынцева, прошу вас, дайте и вы свое согласие.

– Но ведь потом будет поздно, – прошептала Софья Алексеевна, глядя в синие глаза своей дочери. – Подумай хорошенько.

– Я уже все взвесила, – так же тихо ответила ей Надин, – пожалуйста, примите предложение.

Софья Алексеевна вздохнула и подняла глаза на невозмутимого «жениха». Такой зять был ей явно не по душе, но куда теперь деваться? Приняв неизбежное, графиня объявила::

– Князь, от имени своей семьи я принимаю ваше предложение, сделанное моей дочери. Ваши условия меня устраивают. В приданое Надежде предназначено село Павлово, оно находится в двадцати верстах от Москвы по Калужскому тракту.

– Я даю за внучкой пятнадцать тысяч и семейные драгоценности, – вступила в разговор графиня Румянцева, – а после моей смерти она унаследует одно из моих поместий во Владимирской губернии.

– Благодарю, – поклонился Ордынцев. – Я пришлю к вам поверенного с проектом брачного договора, мне хотелось бы подписать его как можно быстрее.

– Зачем спешка? – удивилась Софья Алексеевна.

– Ваша дочь выразила пожелание обвенчаться через три дня, то есть девятого сентября, а на следующий день быть представленной обществу в качестве моей княгини на балу у герцога Девонширского.

– Надин!.. – Софья Алексеевна вложила в имя дочери все отчаяние материнской души. Она так старалась спасти девочку от ошибки, а та сама спешила затянуть брачные путы. Графиня посмотрела в заалевшее лицо дочери и вновь удивилась удивительной внутренней силе своего ребенка: с пылающими щеками и срывающимся от волнения голосом Надин все-таки твердо и четко выразила свою волю:

– Мне хочется именно этого, если князь согласен выполнить мое желание, прошу мою семью пойти навстречу нашему общему решению.

– Мы даже не успеем сшить платье, – осторожно напомнила графиня Кочубей, прикусившая язык, глядя на эту битву характеров.

– Мне не нужно нового платья, – равнодушно пожала плечами Надин, краска уже сбежала с ее лица, и она успокоилась, – и праздника никакого устраивать не будем. Пусть нас обвенчает отец Иоанн в храме Дмитрия Солунского напротив нашего дома, а на церемонии я хочу видеть только вас, ну, и Виктора Павловича, конечно.

– Мой муж будет посаженным отцом, – вмешалась графиня Кочубей, – а кто будет шафером?

Сдавленные рыдания Софьи Алексеевны стали ей ответом. Поняв, кого хотела бы видеть шафером на свадьбе своих дочерей несчастная женщина, Мария Васильевна тут же осеклась и замолчала, а Надин бросилась обнимать мать.

– Все наладится, – шептала она, – скоро вы увидите Боба, а это самое главное.

– А как же ты? Ты приносишь себя в жертву.

– Никаких жертв, – так же тихо, чтобы ее слышала только мать, ответила дочь. – Князь – самая блестящая партия сезона, вы помните, я пообещала всем именно такую полгода назад. Мне нужно лишь это.

Надин зря надеялась, что никто кроме матери ее не услышит, жених острым слухом моряка тоже разобрал ее шепот. Ничего нового он не услышал, иллюзий относительно душевных качеств своей невесты он не питал, но все равно стало до омерзения противно. Вот так вот – мнишь себя личностью, а девицы считают тебя всего лишь обычным денежным мешком.

Дмитрий поспешил свернуть разговор. Он получил от старой графини мерку для обручального кольца Надин, коротенький список гостей со стороны невесты и откланялся. Раздражение его грозило перерасти в бешенство: невеста явно собиралась продемонстрировать всему свету, что идет за него по принуждению и из-за денег.

«Кем они меня выставляют? Слугой при нищем? – грызли его тяжелые мысли. – Ну, в этом драгоценная Надин и ее семейство просчитались».

Никаких демонстраций он не допустит. Его невеста пойдет под венец как положено – в белом платье и фате – и вести себя будет так же, как и другие новобрачные.

Дмитрий отправился на Кузнецкий мост, купил там фату и самое дорогое – расшитое множеством мелких жемчужин – подвенечное платье. Покупки вместе с двумя французскими модистками он сразу же отправил в дом своей невесты и наконец-то успокоился. Хватит терзаться, когда все уже случилось.

Как же удачно все получилось! Новый военный министр и свежеиспеченный граф Чернышев в наипрекраснейшем расположении духа собирался на бал к представителю французской короны. Поводов для радости было предостаточно. Молодой государь все решил мудро и без обид. Он развел их с Бенкендорфом, разделив меж ними сферы влияния, и теперь всячески демонстрировал обществу, что нового временщика вроде Аракчеева в стране больше не будет. Ну, а коли так, то исчезла и опасность, что кто-нибудь, кроме помазанника Божия, станет отдавать Чернышеву приказания. Это Александра Ивановича очень устраивало, к тому же исполнилось его заветное желание, и он стал графом. Жизнь подняла Чернышева на такую высоту, о которой он раньше и мечтать не мог. Над ним стоял лишь самодержец, служба ему нравилась и была как раз по плечу, да и в семье царили достаток и мир.

– Господи, пусть все теперь надолго останется таким, как есть, – тихо попросил он и перекрестился.

Память тут же подкинула Александру Ивановичу воспоминания о тех несчастных, чьи судьбы стали дровами в топке его честолюбия, и суеверный страх сразу же ткнул его клювом в висок. Неужто придется платить за былые подлости и предательства нынешним своим благополучием?

«Мама всегда говорила, что не нужно делать людям зла, и ничего плохого с тобой не случится, – вспомнил Чернышев. – Но ведь это – иллюзии для дураков. Среди сильных мира сего эти законы не действуют».

Устыдившись глупого суеверия, Александр Иванович отогнал тревожные мысли и направился в спальню жены. Супруга, очень похорошевшая после родов, теперь даже интриговала Чернышева как женщина, и он с любопытством предвкушал, какой он ее сейчас увидит. Жена оправдала наилучшие ожидания: в атласном платье цвета слоновой кости и в роскошном бриллиантовом гарнитуре она выглядела очень достойно, ничуть не хуже, чем признанная красавица – жена Бенкендорфа.

Новоиспеченный граф улыбнулся супруге, и та заторопилась, по-семейному просто попросив:

– Сейчас, Алекс – еще пара минут, и я буду готова. На столе лежит письмо от кузины Софи, на конверте написаны оба наших имени, вскройте его сами.

– Можешь не торопиться, – разрешил Чернышев и взял со стола конверт. На нем действительно значились два адресата – он и жена. Александр Иванович сломал печать и развернул письмо. Софья Алексеевна сообщала, что ее дочь Надежда приняла предложение князя Ордынцева, и венчание состоится завтра в три пополудни в храме Дмитрия Солунского на Страстной площади.

– Что пишет Софи? – полюбопытствовала жена, надевавшая с помощью горничной длинные перчатки. – Надеюсь, что у них все хорошо?

– Лучше не бывает, – отозвался Чернышев, – Софи вторую дочь замуж выдает, нас зовут в церковь, завтра в три часа. Поедешь?

– Конечно, – обрадовалась Елизавета Николаевна, – а кто жених?

– Князь Ордынцев. Самый богатый холостяк в стране, если не считать графа Шереметева – повезло девчонке.

– Не нужно так говорить, Алекс, – попросила его жена, – Надин – прекрасная девушка, она заслуживает счастья, и хорошо, что жених – богатый человек, ведь семья лишилась всего, даже приданое дочерям еще не вернули.

Слова жены так перекликались с размышлениями самого Александра Ивановича, что тот даже испугался такого совпадения.

«Еще не хватало мне стать суеверным, – мысленно пристыдил он себя, но червячок сомнения уже поселился в мозгу, и запретная мысль все же пробилась, вызвав щемящую боль: – Неужели зло, причиненное чужим детям, может вернуться к моим? Но это невозможно! Хотя…»

Чернышев слишком хорошо помнил о своей интриге, так и не увенчавшейся успехом: он не смог добраться до приданого сестер Чернышевых. Но теперь Александру Ивановичу уже не было жалко этих богатств, он получил сразу все: титул, безграничные карьерные возможности и первого ребенка. Пусть родилась девочка, значит, будет и сын – наследник. Не нужно гневить судьбу! Чернышев положил письмо на столик и, предупредив жену, что скоро вернется, поднялся по лестнице на третий этаж – там жили его помощники. Он толкнул дверь в комнату Печерского, тот сидел за столом, занимавшим всю середину маленькой комнаты, и что-то писал.

«Вот это новость! Этот дурак, оказывается, умеет писать», – успел подумать Александр Иванович, и тут вдруг увидел, что Печерский вскочил и быстро перевернул лист. Ну и ну, что это за тайны? Чего Печерскому бояться, если только он не пишет доносов на своего хозяина?..

Доносы! Пелена вдруг спала с глаз Чернышева, и все встало на свои места. Кто ему подсунул этого помощника? Бенкендорф! Вот ему-то и писал Печерский свое послание, и надо думать, что оно было не первым.

«Господи, какое же счастье, что не выгорело дело с приданым! – обрадовался Александр Иванович. – Все осталось лишь на словах. А кому поверят – агенту Бенкендорфа или военному министру? Его слово – против моего».

Пообещав себе, что больше никогда не станет так близко подпускать к себе людей, и история с помощником окажется последней подобной ошибкой в его жизни, военный министр заявил:

– Вы мне больше не нужны. В делах вы совершенно бесполезны, не понимаете простейших вещей! Амбициозные дураки – самые плохие помощники на свете, в чем я на вашем примере и убедился. Идите к Костикову, выписывайте подорожную – вы немедленно возвращаетесь в столицу, а по возвращении я найду вам непыльную должность в архиве, где вы ничего не сможете испортить. Завтра утром чтоб духу вашего здесь не было! Кстати, надеюсь, вы не поверили, что я хочу вашего брака с моей племянницей? Я проверял степень вашей сообразительности и понимания реалий жизни. Ее замужество уже устроено, она станет княгиней Ордынцевой, мы с ее матерью приняли это решение ради блага всей семьи.

Военный министр глянул в землисто-серое лицо своего бывшего помощника и мысленно поздравил себя с тем, что избавился от этой скотины. В глазах Печерского горела такая ненависть, что ошибиться было невозможно. Чернышев развернулся и хлопнув дверью, вышел. В спальне его ждала жена, она взяла Александра Ивановича под руку и поинтересовалась:

– Так мы поедем завтра на свадьбу?

– Конечно, и ты уж подумай о подарке сама – предложил Александр Иванович и похвалил супругу: – у тебя безупречный вкус, только, пожалуйста, не вгоняй нас в непосильные расходы.

Сияющая улыбка жены стала ему ответом. Приятная штука – семейная жизнь!

Поглядев на отъезжающий экипаж военного министра, его бывший помощник плюнул ему вслед и взялся за перо. Времени оставалось мало, а тех, кому он хотел отомстить – много, но Печерский собирался поквитаться со всеми. Ничего, он все успеет, даже если ему придется крутиться, как белке в колесе.

Глава 21

Давненько князю Ордынцеву не приходилось так крутиться, как накануне собственной свадьбы. Понятно, что главным для него оставалось порученное дело, но здесь он смог удачно разделить обязанности: слежку за Печерским поручил Афоне, а сам пытался собрать по московским салонам сплетни о графе Булгари. Дмитрий разделял мнение Щеглова, что искомый шпион, по-видимому, Печерский, но оставалось крохотное сомнение, и его нужно было полностью исключить.

Пока что Паньков, взявший себе в помощники Данилу, справлялся лучше. У Афони все было ясно: Печерский сидел в усадьбе на Солянке и лишь по вечерам выбирался в притон на Хитровке.

У Дмитрия успехи оказались скромнее: о Булгари в Москве сплетничали, что тот повсюду сопровождает супругу генерал-губернатора Новороссии, но интерес вызывал не он сам, а та причина, по которой графиня Воронцова избегала общества мужа. Ничем другим Булгари в обществе не отметился. Одним словом, скромняга, преданный слуга и надежный друг графа Воронцова и его супруги. Оставалось утешаться тем, что все подозреваемые находились в Москве и были хоть как-то подконтрольны.

Свалившиеся на голову в самый разгар операции свадебные хлопоты оказались так некстати, что просто скулы сводило от раздражения.

«Хорошо бы не сойти с ума», – размышлял Дмитрий после утреннего посещения доме Чернышевых. Чего стоил только один бой с будущей тещей! Софья Алексеевна бросала на него полные отвращения взгляды и все время порывалась спасти свою дочку из когтей холодного и циничного монстра, каким она считала навязанного семье жениха. Князю стоило немалых усилий, чтобы не предложить ей взять свое сокровище обратно, а его оставить в покое.

«Это же надо, так обольщаться относительно своего ребенка! – вспомнил Дмитрий. – Или все матери слепы?»

Кузнецкий мост выручил Ордынцева еще раз: переплатив раз в пять, он получил подогнанный на его фигуру французский фрак, а вместе с обручальными кольцами купил и крупные, изумительной красоты жемчужные серьги. Его уязвленное самолюбие жаждало реванша, и он предвкушал, как завалит Надин дорогими подарками, но в душу свою не пустит.

«Денежный мешок – пожалуйста, но ничего сверх этого», – злорадствовал он.

Ордынцев только успел вернуться с покупками домой, как появился его помощник. Афоня явно выглядел озабоченным и с порога сообщил:

– Уезжает наш Печерский. Дворового послал на почтовую станцию – тройку на завтрашнее утро заказал, в столицу направляется. Данила пока на Солянке остался, но Печерский, видать, уже никуда оттуда не двинется, коли ему на рассвете выезжать.

– Господи, как же не ко времени вся эта кутерьма! – расстроился Ордынцев. – Этак можно и расследование загубить.

– Это вы про свадьбу? – посочувствовал Афоня.

– Про что же еще? – поморщился Дмитрий и постарался сосредоточиться на деле: – Какие будут предложения? Как поступим?

– Я вот что думаю, – оживился Паньков, – нашему шпиону после ссоры с Гедоевым не с кем донесения переправлять – значит, он будет искать нового связного. Где он станет искать? Среди тех, кто имеет лошадей или сможет поехать на почтовых в нужном Печерскому направлении – среди ямщиков и извозчиков!

– Логично, – кивнул Дмитрий. – Только где нам взять подходящего ямщика?

– Взять негде – значит, следует им стать. Я думаю, что нужно мне ямщиком прикинуться. Повезу Печерского до столицы, скажу, что я при своем экипаже господ вожу, а кони – почтовые. У вас, часом, свободного экипажа нет?

– Есть, – подтвердил Дмитрий, – в сарае стоит. Идея хорошая, может получиться.

Обрадованный Афоня принялся развивать свою мысль, планируя, как он будет выслуживаться перед Печерским в дороге и льстить тому, изображая преданность и преклонение.

– Главное, не переборщить, – посоветовал Дмитрий, – иначе можно вызвать подозрение. Но если мы принимаем такое решение, надо ехать на почтовую станцию и говорить со смотрителем. Придется нам заручиться его содействием.

Афоня согласился, и они отправились на станцию. Выходя из дома, Дмитрий глянул на часы и чертыхнулся: уже пора было ехать к невесте. Как он все успеет?

– Ничего, – заметил он Афоне, – эта нервотрепка – только до свадьбы, потом я снова буду свободен. Всего три дня, можно и перетерпеть, главное только – не взбеситься.

Надин откровенно бесилась! Французские модистки прямо на ней подгоняли по фигуре изумительной красоты кружевное платье, расшитое жемчугом. Но она не хотела ничего – ни этого платья, ни услужливой суеты модисток, ни восторгов матери и бабушки, в очередной раз со слезами на глазах сообщивших Надин, что она – самая красивая невеста в мире. Однако больше всего на свете она не хотела видеть жениха, подкинутого ей судьбою, принявшей обличье императрицы-матери.

«Что он хочет мне продемонстрировать? – злилась она, поворачиваясь перед зеркалом в ловких руках француженок, – что он – великий человек и собирается решать за меня все, даже то, что мне надевать? А не много ли ему чести? Да он даже не пыль под моими ногами!..»

Надин прекрасно понимала, что Ордынцева она не сможет так подмять и подчинить своей воле, как собиралась это сделать с беднягой Шереметевым. О таком не приходилось даже мечтать, стало бы верхом удачи, если б она смогла отстоять свою относительную свободу. Надин планировала продолжать свою коммерцию, собиралась бывать лишь там, где ей захочется, и уж, конечно, она будет надевать лишь то, что выберет сама.

«Может, отправить ему платье обратно? – прикинула она. – Вот уж Ордынцев взбеленится! Написать, что такой фасон мне не нравится. Пусть умоется».

Надин представила изумление своего жениха и тихо хмыкнула. Настроение ее сразу улучшилось, и она решила непредвзято присмотреться к подарку. Похоже, что мама и бабушка были правы – наряд действительно ей шел, как ни один другой. Завершая образ, французская модистка накинула ей на голову фату, и Надин увидела в зеркале хрупкое, беззащитное синеглазое создание.

– Только этого не хватало, – разозлилась она и сбросила вуаль с головы.

– Дорогая, зачем нарушать традиции? – сразу же вмешалась ее бабушка. – Хорошо, что князь оказался внимательным человеком и вспомнил про подвенечное платье и фату.

Надин мгновенно сообразила, как ей вывернуться и настоять на своем:

– Вот именно, – обрадовалась она, – жених подарил платье! Вы все прекрасно знаете, что он не должен видеть платье невесты до свадьбы! Я не могу его надеть и обречь наш брак на неудачу.

– Это все – обычные суеверия, – неуверенно возразила дочери Софья Алексеевна, – даже как-то неудобно рассуждать о таких вещах. И что мы теперь скажем князю?

– Скажем, что хотим нам счастья, поэтому уважаем народные приметы, – на ходу сочиняла Надин, она уже ощутила почву под ногами и уверенно вела своих домашних к цели, известной пока только ей одной. Она собиралась поставить жениха на место, но и великолепное платье тоже оставить себе. Догадавшись по лицу матери, что та уже приняла ее точку зрения, Надин попросила: – Мама, если сохранился ваш свадебный наряд, я хотела бы венчаться в нем.

– Я не вынимала его со дня свадьбы с твоим отцом, – растерялась Софья Алексеевна, – он лежит в сундуке с памятными вещами. Я сейчас проверю.

Мать быстро вышла из комнаты, и Надин заулыбалась: все шло по плану. Она все выкрутит так, как считает нужным.

– Надин, а ты не заигралась? – осторожно поинтересовалась старая графиня. – По-моему, Ордынцев не тот человек, которого можно дергать за веревочки. Моя мать всегда говорила, что будить лихо слишком опасно.

Бабушка попала в точку – Надин действительно затеяла опасную игру, и это оказалось таким увлекательным. Однако не признаваться же!.. Вся честность мира отразилась в ее глазах, когда Надин сказала:

– Вы, похоже, что-то не так поняли. Я хотела сделать все по правилам – только и всего, да и маме будет приятно, если я надену ее платье.

– А жених оскорбится, если ты не наденешь его подарок!

– Ну, что за мысли приходят вам в голову? Я вообще ни о чем таком не думаю, вы сами сгущаете краски. Я просто хочу сделать так, чтобы мой брак был удачным, больше мне ничего не нужно.

– Дай-то бог, – заулыбалась старая дама, – ты прости меня, старуху, за нотацию, просто я забеспокоилась, ведь Дмитрий Ордынцев – опасный мужчина, и только наивная дурочка может считать, что она станет управлять таким человеком. Это исключено!

«А вот это мы еще посмотрим», – мысленно парировала Надин, но, стремясь поскорее закончить неприятный разговор, улыбнулась и принялась с помощью портних снимать кружевное платье.

Часы на камине показывали шесть, пора было собираться на прием к княгине Волконской. Надин должна была впервые появиться в обществе в сопровождении официального жениха. Впрочем, эта обязаловка ее совсем не радовала. Хоть бы жених опоздал, что ли…

Ордынцев опаздывал почти на два часа, он мысленно представлял себе скептические взгляды будущей тещи и надменно вздернутый нос Надин. Но что он мог сделать? Не объяснять же, что нужно было помочь Афоне переправить на почтовую станцию экипаж. Дмитрий хотел сам убедиться, что его помощник действительно справится с ролью ямщика, и только побывав на станции и лично предупредив смотрителя, что тот отвечает за успех дела головой, Ордынцев успокоился. Быстро натянув свежую рубашку и фрак, он отправился на Тверскую в дом невесты. По дороге Дмитрий перебрал кучу оправданий, но ничего умнее, чем поиски подарка для невесты, он не придумал.

«При ее алчности, это должно решить проблему, – предположил он, вспомнив великолепную роскошь серег, – если девица из-за денег бегала по мужикам и попалась на зуб шантажисту, она знает цену подобным вещам».

Коляска остановилась у дома Чернышевых, Дмитрий отдал цилиндр лакею и прошел в гостиную. Там он застал целую компанию. В платье цвета слоновой кости Надин выглядела настоящей принцессой. Глаза ее сверкали, на щеках играл акварельный румянец, а улыбка сбивала с ног, и все это предназначалось отнюдь не жениху – рядом с ее креслом, о чем-то болтая, красовался статный брюнет.

Невеста заметила Дмитрия, пошепталась с кавалером и поспешила навстречу жениху.

– Добрый вечер, ваша светлость, – беззаботно поздоровалась она, – если вы готовы, мы можем сразу идти.

– Простите меня за опоздание, – изрек заготовленную тираду Ордынцев, – я искал для вас свадебный подарок и потерял счет времени.

– Не беспокойтесь, нам было весело, – отмахнулась его невеста, как видно пропустившая слова о подарке мимо ушей. – Мы с сестрой только сегодня познакомились с нашим родственником, бароном Шварценбергом, наши матери – троюродные сестры. Пойдемте, я представлю вас.

Вблизи барон оказался еще интереснее, чем издали. Дмитрий оценил безупречную фигуру и открытое лицо с блестящими ореховыми глазами. Да, он был серьезным соперником!

Ордынцев любезно с ним поздоровался, и заметил:

– Мы, похоже, уже безнадежно опоздали к княгине Зинаиде.

– Ничего страшного, к Зизи можно прийти в любой час, – вмешалась Надин.

Она взяла жениха под локоть, барон предложил руку заалевшей от смущения Любочке, и обе пары отправились к соседям. Надин оказалась права: хозяйка встретила опоздавших гостей на пороге музыкального салона, и тут же посоветовала:

– Начали играть вальс – это последний танец, а потом будет ужин. Танцуйте!

Они присоединились к кружащимся парам. Надин вздохнула, и, поймав мелодию, мечтательно прикрыла глаза. Ордынцеву же из вредности захотелось вернуть ее к реальности.

– Вам понравилось платье? – громко спросил он.

– А, платье… – как будто проснулась Надин, она подняла глаза, и жених увидел в них лукавые огоньки. – Платье хорошее, но вы могли бы и не тратиться, у меня ненадеванных бальных нарядов штук двадцать. Одним больше, одним меньше – какая разница?

Она наслаждалась своим сарказмом и жаждала подколоть жениха. Это было так заметно, что Дмитрий расхохотался и, все еще смеясь, спросил:

– Вас никогда не учили говорить слово «спасибо»?

– Меня няня учила всегда говорить правду, я так и делаю. Что-то не так? Вы, наверное, отдали за него много денег? Так вас обманули! Если вы заплатили дороже пятисот рублей, то это досадно.

Платье стоило раз в пять дороже, и Дмитрий не сомневался, что невесте это прекрасно известно, она разыгрывала целый спектакль, лишь бы вывести его из себя, но и он не собирался уступать:

– Не беспокойтесь, я получил очень большую скидку, – отозвался он. – Вы, конечно, достойны большего, но платье уценили вдвое, его никто не хотел брать.

– Слишком дорогое? – с надеждой спросила Надин.

– Да нет – обычное рядовое платье, просто залежалось, но у вас их больше двух десятков, одним больше – одним меньше. Какая разница?..

Похоже, Надин не ожидала от него такой наглости. Она прикусила губу, не зная, что делать, но ее выручила княгиня Волконская, позвавшая гостей в столовую. Ордынцев вел свою невесту, поглядывая сверху вниз на тонкий профиль и черные ресницы. Что-то красотка приуныла. Что же у нее пошло не так? Он усадил Надин за стол и только хотел сесть рядом, как невеста вспомнила, что забыла свой веер в одной из ниш музыкального салона.

– Пошлите за ним, пожалуйста, слугу, – попросила она.

Дмитрий огляделся в поисках лакея, но все они уже встали за спинками стульев гостей. Чем с ними связываться, лучше сходить самому. Он предупредил об этом Надин и отправился в музыкальный салон. Резная безделушка нашлась быстро, Дмитрий взял веер и вернулся в столовую. Гости еще продолжали рассаживаться, мимо его невесты как раз проходила одна из пар. Ордынцев заметил, как проходившая дама склонилась к уху Надин и что-то ей сказала. Плечи его невесты дернулись, как от удара, а дама двинулась дальше. Когда та, обходя стол, повернулась, Дмитрий оторопел: с его невестой шепталась Ольга Нарышкина. Только этого ему и не хватало! Ордынцев не сомневался, что его любовница сделала какую-то пакость.