Текст книги "В погоне за «Босфором»"

Автор книги: Татьяна Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Глава 18

Ну, наконец-то! Расследование приближалось к логическому завершению, и Ордынцев с нетерпением ожидал своих соратников на запланированную вечернюю встречу. Все были заняты слежкой за Аланом и Печерским, и в доме на Неглинной, превращенном Дмитрием в штаб, из всей команды сейчас оставался только он один.

Возвращение своих соратников он пропустил – не слышал как те подъехали. Но в доме появились лишь трое: Щеглов с Афоней и Данила. Мальчика было не узнать – с утра его успели нарядить с кучерским шиком в атласную рубаху и длинную поддевку.

– Ну что, Дмитрий Николаевич, поздравляю вас! – радостно возвестил Щеглов. – Наконец-то наши подопечные встретились!

– Я слышал все, что они говорили! – встрял в разговор сияющий Данила.

– Да уж, малец постарался: пока наш Афанасий отвлекал лакея в передней, Данила удачно проскочил в двери дома и проскользнул вслед за Печерским к черному ходу, – подтвердил Щеглов. – Только вот события стали развиваться непредсказуемо, вы просто не поверите, что случилось! Связной взялся шантажировать шпиона, и все из-за бабы. Давай, Данила, расскажи его светлости, что ты слышал, только подробно, ничего не упускай.

Парнишка рассказал о подслушанном разговоре, старательно вспоминая мельчайшие детали. Дмитрий слушал его, не перебивая, а когда мальчик закончил, лишь уточнил:

– Ты уверен, что Печерский забрал четки?

– Так он же, когда в дом возвращался, мимо меня прошел, я как шаги заслышал, от двери отскочил и сбоку за шкаф нырнул. Граф шел к лестнице, а четки у него в руке болтались.

– Да уж, ничего себе – развитие событий, – признал Ордынцев, – выходит, что наш агент не получил указаний от своих хозяев, потому что связник использует их письмо как средство устрашения и давления. Как вы думаете, что теперь сделает Печерский, и самое главное – что делать нам?

– Граф не похож на человека, сдавшегося шантажисту, здесь Гедоев явно себя переоценил, – убежденно сказал Щеглов, – он теперь не успокоится, пока не отнимет у своего врага опасное письмо. Да и украденные деньги он явно не простит, там ведь была большая сумма. Я думаю, что скоро мы увидим связника мертвым.

– Мне тоже так кажется, – поддержал Щеглова Афоня. – У нашего торговца гашишем сейчас только один вариант спасти свою шкуру – уехать из Москвы. Я так понимаю, что помощник военного министра будет сидеть около своего начальства, пока торжества здесь не кончатся, и не сможет ринуться в погоню за связником. Куров дежурит на постоялом дворе, и если Гедоев засобирается в дорогу, то мы сразу об этом узнаем, а Фокин следит за домом нашего шпиона, и если Печерский куда-нибудь отправится, последует за ним. Только это ведь еще не все. Данила нам сегодня кучу сюрпризов преподнес.

– Вот, именно, что сюрпризов, – подтвердил Щеглов. – Наш малец раскрыл тайну загадочного графа Булгари. Гашишем торгует начальник канцелярии новороссийского генерал-губернатора. Поэтому и испугался ваших расспросов. Вы ему про севастопольский порт говорили, а он про Одессу подумал. Рассказывай Данила про второй разговор.

Мальчик кивнул и старательно пересказал князю всю короткую беседу Гедоева с чиновником.

– В Одессу, значит, позвал, на Итальянскую улицу? – переспросил Дмитрий.

– Так точно, – по военному подтвердил Данила.

– Я тоже на это внимание обратил, – вмешался Афоня. – Адресок-то известный.

Ордынцев задумался. Что это? Совпадение? Но если шпион – Булгари, то ему Алан не нужен, ну, если только не считать торговли гашишем, хотя это дело, как известно, доходное. Передать донесение начальник канцелярии может и сам – нужно лишь дойти до лавки или гостиницы на Итальянской улице, вот дело и в шляпе. Так который же из них шпион?

– Вы-то что думаете, Петр Петрович? Кто? Печерский или Булгари? – спросил он пристава.

– И ведь оба графы, как на смех, – отозвался Щеглов, потом прикрыл глаза и замолчал.

Собеседники терпеливо ждали. Капитан так и сидел – откинувшись на спинку кресла, глаза прикрыты, а кончики пальцев легко выбивают быструю дробь на подлокотниках. Заговорил он так же неожиданно, как и замолчал.

– Я думаю, что Печерский. И дело даже не в том, что, как мы теперь знаем, связник вез графу большую сумму денег и письмо – гонорар за работу и новые указания, дело в том, что будь Булгари шпионом, ему агент в Одессе не нужен. Граф торгует гашишем, товар этот контрабандный он может получать только через Константинополь – не зря он там столько лет просидел и связями обзавелся. Множество ему знакомых моряков чуть ли не ежедневно туда отплывает, нет у него нужды свои донесения греку на Итальянской улице передавать. Грек да его слуга – лишние люди в цепочке, а значит, лишний риск. Так что я думаю – Печерский.

– Согласен, – поддакнул Афоня. – В одесском порту десятки кораблей контрабандой промышляют, нет ему резона Сефиридиса задействовать.

Дмитрий думал так же, да и то, как Гедоев решился шантажировать своего заказчика, подтверждало, что спрятанное письмо полностью изобличает Печерского. Но пока у их команды не было ни письма, ни доказательств.

– Может, нам арестовать Алана? – подумал он вслух. – Отберем письмо, доказательства против Печерского появятся…

– Гедоев будет молчать, ведь граф для него – курица, несущая золотые яйца, к тому же выходит, что и его самого можно судить за соучастие в шпионаже, – возразил Щеглов. – Ничего другого не придумаешь: нужно брать графа с поличным.

– Надеюсь, вы имеете в виду не над трупом связника? – хмыкнул Дмитрий.

– Если судьба так распорядится – я не откажусь от представившихся возможностей, – твердо сказал Щеглов. – Что же мне теперь – охранников к шантажисту приставить, чтобы его оберегать? Кто что заслужил, тот то и получит.

Ордынцев задумался, в словах частного пристава была своя правда: вся их работа могла пойти прахом, ведь надеяться на то, что Алан добровольно сдаст письмо и напишет показания на шпиона, не приходилось. Расследование вместо завершения свернуло на новый путь, и конца ему просматривалось. Подтверждением шпионской деятельности помощника военного министра могло быть только новое донесение, перехваченное их командой, но тот мог вообще не возобновить работу, ведь денег от хозяев он не получил. Вдруг у Печерского уже есть и другие источники дохода? Пока имелось множество вопросов и ни одного ответа. Дмитрий вздохнул и предложил:

– Вы отдыхайте до ужина, посмотрим, что сообщат наши наблюдатели, все равно решение принимать рано.

– Ваша правда… – согласился Щеглов.

Все разошлись по спальням, и Дмитрий остался один. Настроение его совсем упало – ну что за невезение, ведь их снова загнали в тупик! Несколько месяцев труда выброшены псу под хвост. Давно он не чувствовал такой беспомощности. Со злости он врезал кулаком по пестрым изразцам голландской печки. Один из них треснул: свежий разлом отсек парус у кобальтового кораблика: Ордынцев выругался:

– Что за черт! Сплошное невезение! Хуже, наверное, не бывает!

– А может, и бывает… – раздалось за его спиной, и Дмитрий увидел в дверях графа Кочубея. – Прошу прощения, что я вошел без доклада, но у вас, похоже, о посетителях докладывать некому.

– Виктор Павлович! – обрадовался Ордынцев. – Рад вас видеть, а что до прислуги – так я почти всех отправил в подмосковное имение. Я ведь здесь бываю наездами и всего на пару дней. Проходите, садитесь. Как вы узнали, что я в Москве?

– Очень просто – послал своего лакея узнать, когда вас ожидают в Первопрестольной, а он сообщил, что вы уже прибыли.

– Значит, вы меня искали? Я вам нужен?

– Не мне, – вздохнул Кочубей, – я в этом деле – лишь порученец. Видит бог, что мне не хотелось бы затевать этот разговор, но персона, пожелавшая донести до вашего слуха ее совет, остановила свой выбор на мне.

– Вы говорите загадками, – насторожился Ордынцев, и стальные нотки, зазвучавшие в его голосе, напомнили графу Кочубею, что перед ним уже не юноша – сын его друга детства – а человек, привыкший отдавать приказания.

– Нет никаких загадок, все предельно просто. Вдовствующая императрица открыто предупредила, что имущество, подаренное вам матерью, подлежит конфискации в казну по новому закону против католицизма, поскольку княгиня Татьяна сначала приняла новую веру, а только потом написала дарственную на ваше имя. Государыня прозрачно намекнула, что для вас единственным способом спасти это богатство является женитьба на сироте. Мария Федоровна покровительствует сиротам.

– Бред какой-то… – изумился Ордынцев. – Какая сирота? Я так понимаю, что у сиротки есть конкретное имя?

– Есть, – согласился Кочубей. – Ее зовут Надежда Чернышева.

Дмитрий остолбенел…Ну надо было так влипнуть, что ему предлагали в жены девицу сомнительного поведения! Зачем это старой императрице? Мария Федоровна никогда ничего не делала по легкомыслию. Чем важна для нее эта подозрительная девица? Может, государыня так же попала под сокрушительное обаяние ярко-синих глаз и кипучего темперамента, как поначалу и он сам? Зато теперь у него глаза открыты, а вот ее покровители, к которым принадлежит и Виктор Павлович, как видно, еще не растеряли радужных иллюзий относительно своей питомицы. Если сейчас выложить Кочубею всю правду о его подопечной, можно и вызов на дуэль схлопотать.

«Нельзя рисковать операцией, – понял он, – надо как-то оттянуть неизбежный скандал».

Дмитрий взвесил все, что мог сейчас сделать, и обратился к Кочубею:

– Виктор Павлович, мы с вами оба знаем, что императрица-мать ничего не делает без причины, может, в память вашей многолетней дружбы с моим отцом, вы расскажете правду? Почему именно я, и почему Надежда Чернышева?..

Оба понимали, что это требование справедливо, но знали и другое: Кочубей связан обязательствами по отношению к своей подопечной, он не мог повредить репутации девушки.

Виктор Павлович размышлял довольно долго, но все-таки соизволил сказать:

– Граф Шереметев сделал Надин предложение. По-видимому, императрица решила вмешаться до того, как мать девушки даст свое согласие на брак.

– Теперь понятно: я подвернулся под руку ее императорскому величеству, чтобы заменить ее подопечного, – саркастически хмыкнул Ордынцев, – не очень-то лестно узнать, что ты – всего лишь пешка. Однако Мария Федоровна, наверное, имеет свои возможности давления и на семью девушки, раз там безропотно ей подчиняются? Раскройте карты, Виктор Павлович, и без этого все скоро станет явным.

Кочубей вздохнул и признался:

– Единственный сын Чернышевых осужден по делу о декабрьском выступлении, он был опекуном трех сестер и выделил каждой в приданое по большому поместью, к сожалению, их конфисковали вместе с остальным имуществом молодого графа. Сейчас подано прошение об истребовании приданого сестер Чернышевых.

– И этот вопрос, конечно же, будет решен так, как подскажет императрица-мать, – констатировал Ордынцев. – Понятно, что у вашей протеже положение безвыходное, она отвечает не только за себя, но и за сестер. Однако вы говорили о сироте – а у невесты имеется мать…

– Софья Алексеевна получила разрешение выехать за сыном в Сибирь, – объяснил Кочубей. – Императрица считает, что та уезжает на долгие годы, а может, учитывая климат тех мест, и навсегда.

– Все, в принципе, понятно, я всем сочувствую, но когда соотношу ваше предложение с собственной персоной, понимаю, что это – что-то невообразимое! – воскликнул Дмитрий.

– Государыня подчеркнула, что дала всего лишь совет, решение остается за молодыми людьми и их семьями. Насильно под венец никто никого не потащит. Может, вам следует поближе познакомиться с девушкой? Завтра она будет вместе с моей женой в Дворянском собрании, потом ожидаются балы у официальных представителей французской и английской короны. Я могу прислать вам приглашения.

Кочубей протягивал Дмитрию оливковую ветвь мира… Что ж, по крайней мере, сейчас можно будет продолжить операцию, а о собственной судьбе подумать между делом. Ордынцев не собирался приносить себя в жертву, но сообщать об этом Кочубею считал преждевременным. Взяв себя в руки, он даже улыбнулся Виктору Павловичу и согласился:

– Присылайте! Завтра на балу и увидимся.

Обрадованный Кочубей простился и уехал, а Дмитрий вдруг понял, что шутка, с которой этот видавший виды царедворец вошел в его кабинет, оказалась истинной правдой. Стало еще хуже.

Хуже некуда…Утром в доме на Неглинной осталась лишь половина команды. Накануне, уже ночью, с постоялого двора, где остановился Гедоев, посыльный принес записку. Квартальный Куров сообщал своему начальнику, что кавказский торговец заказал тройку на шесть часов утра, а в книге смотрителя он обозначил целью путешествия Санкт-Петербург. На срочном совещании всей командой приняли решение, что Щеглов заберет квартальных и поедет в столицу, а Дмитрий с Афоней и юный Данила останутся наблюдать за помощником военного министра. Проводив на рассвете Щеглова, Афоня забрал своего маленького помощника и отправился к дому Печерского, и Дмитрий остался один в опустевшем доме. Он сидел в своем кабинете, мрачно пил анисовую и все старался понять, как же ему вырваться из расставленного брачного капкана.

Сцены с участием Надин всплывали в памяти одна за другой. Зимой в доме Кочубеев она крутилась перед зеркалом с таким очаровательным задором, что Дмитрий даже умилился. Он еще подумал, что в полутемном вестибюле она похожа на яркий солнечный лучик. Надин казалась такой юной и неискушенной. Как же он, однако, плохо разбирается в людях – то чудесное, чистое существо, оказывается, тайком бегает по домам одиноких старых распутников!

«Боже мой, – вдруг понял он, – неужели дело в деньгах? Она и сестры остались без приданого, похоже, что все состояние семьи принадлежало их брату, а теперь у них нет ничего…»

Так что же это? Его будущая невеста зарабатывает себе на жизнь, путаясь с его старым соседом? Впрочем, при таком раскладе можно и откупиться. Мария Федоровна хочет, чтобы он поделился с сиротой? Пусть сиротка назовет любую сумму, он заплатит. Хочет дома и имения? Дмитрий подарит! Он может дать им столько же, сколько они потеряли по неосмотрительности молодого главы семейства, и при этом не обеднеет. Только нужно подобрать правильные слова, чтобы это не выглядело как подачка, иначе получится обратный результат. Надин не потерпит унижения – это Ордынцев уже усвоил, слишком уж горда, чтобы допустить подобное.

«Интересно, она действительно влюблена в юного графа? – задумался он. – Это мне он кажется мальчиком, а для нее он – ровесник, даже немного постарше. Говорят же, что юные девицы должны непременно влюбляться. Наверное, Надин не исключение, и была влюблена в Шереметева, а теперь его так грубо отобрали и навязывают ей меня. Ясно, что она должна быть глубоко опечалена, а может, и разгневана, и в любом случае меня встретят в штыки».

Но ведь это ему на руку: тогда он сможет договориться с семьей Чернышевых о компенсации. Дмитрий еще толком не знал, как убедит «невесту» и ее мать, и попробовал прикинуть, что можно сказать. На ум пришло: «согласен компенсировать неудобства» – получалось глупо и не очень-то благородно. К тому же выходило, что, хотя и за очень большой куш, Чернышевы должна были взять на себя всю тяжесть неудовольствия императрицы-матери. Совет-советом, но ежу же понятно, что Мария Федоровна желала бы видеть избранных ею жениха и невесту в церкви.

– Нет, они не рискнут ослушаться, – подумал он вслух, – слишком многое поставлено на карту.

Дмитрию уже казалось, что делать предложение по отступным не имеет смысла – его не примут. Но он мог сам отказаться от предложенной чести. Он попытался представить, что будет с ним дальше, перспектива выглядела отнюдь не радужной. Сначала он потеряет большую часть состояния. Императрица-мать не забудет ему пренебрежения своей волей, и при случае припомнит строптивому моряку его поведение. Сейчас, когда доверие к офицерству в царской семье подорвано, легко заронить сомнение в благонадежности капитана Ордынцева, а тогда – отставка, и прощай, «Олимп»! Но это было как раз то, от чего Дмитрий не мог отказаться – он не представлял свою жизнь без моря и своего корабля, все эти месяцы он так страдал, что из-за шпионской истории не видит своей лазурной стихии… Перед глазами встало море – такое, каким он видел его по утрам в Кореизе: бесконечное, позолоченное лучами солнца, растворенными в спокойной глади, или темное, в высоких волнах с белыми гребешками пены на грозных макушках. Его воплощенная мечта!

«Значит, нужно искать другое решение, – признал он, – в лоб ничего не выйдет».

Дмитрий налил себе очередную стопку анисовой, и подошел к открытому окну. Приятно потянуло прохладой, он подставил лицо ветерку и вдруг увидел человека, только что отпустившего извозчика рядом с соседним домом. Судьба не переставала удивлять! В это было невозможно поверить, но у крыльца соседнего дома стоял Иван Печерский. Тот постучал в дверь дома Коковцева и дернул ее. Открывать ему не спешили. Дмитрий еще не успел сообразить, что же это значит, как к его дому подкатила двуколка. С видом заправского кучера лошадью правил Данила, а Афоня – в хорошем сюртуке и цилиндре – гордым хозяином развалился на сидении.

«Неужели подъедут прямиком к дому и привлекут к себе внимание? – забеспокоился Дмитрий, но Афоня не подвел: двуколка свернула за угол.

Через пару минут оба сыщика появились в доме с черного входа. Увидев их, Дмитрий поинтересовался:

– Вы хотя бы догадываетесь, зачем он сюда прибыл?

– Мы сами поразились, когда его экипаж остановился здесь, – отозвался Афоня и уточнил: – Кто живет в доме напротив?

– Коковцев, он когда-то был очень богат, но карты и водка сделали свое дело – я слышал, он разорен.

– Что-то ваш сосед не спешит открывать нашему подопечному, – заметил Паньков, – у него, может, уже и слуг нет? Продал всех крепостных, а вольных нанять – денег жалко.

Их сомнения развеял Данила. Гордый своей осведомленностью он заявил:

– Так в том доме уже с неделю никого нет. Мне горничная Фрося говорила, что дом этот продали, ихняя кухарка к ней прощаться приходила, сказала, что уезжает в столицу.

Дмитрий, увлеченно наблюдавший за Печерским, колотившим в соседнюю дверь, сразу же повернулся к мальчику.

– Когда дом продали?

– Я не знаю, спросите Фросю, – отозвался парнишка. – Позвать ее?

Дмитрий не успел ответить – Печерский спустился с крыльца соседского дома и двинулся по Неглинной. Все испугались, что подозреваемый уходит, но сразу же стало понятно, что тот просто спешит навстречу даме. Она появилась со стороны Кузнецкого моста и сейчас быстро шла по улице. Дама встретилась с Печерским, но не подала ему руки, а просто пошла рядом. Пара поднялась на крыльцо соседнего дома, и женщина достала из кармана ключ. Пока она открывала дверь, лицо ее было скрыто полями вышедшей из моды шляпки-капора, но, распахнув створку, дама быстро оглянулась по сторонам, как будто хотела убедиться, что ее никто не видел. Граф Кочубей был как никогда прав! Оказывается, все было даже хуже, чем предполагал Дмитрий: на его глазах вместе со шпионом в пустой дом входила пресловутая «невеста»…

Нужно было что-то делать, причем быстро, и Ордынцев решился:

– Подслушать бы их. Как, Данила, сможешь подобраться поближе?

– Если хоть чуть-чуть любое окошко мне приоткроете, я по дому неслышно проползу, – откликнулся мальчик.

– Опасно, – засомневался Афоня, – там все окна заперты, тихо раму не открыть, шум будет. Лучше проследить, куда дальше пойдут, чем вспугнуть нашего голубя.

– Тогда хотя бы заглянуть в окно, – не сдавался Дмитрий, – нужно понять, какие у них отношения.

Он быстро направился к черному входу в надежде подойти к соседнему дому незаметно, но Паньков остановил его:

– Дмитрий Николаевич, а у вас подзорная труба есть? Смотрите – все окна не зашторены, даст бог, увидим, что в комнатах делается. Ваш дом как раз напротив, можно идти по этажам и смотреть.

– Действительно, – обрадовался Ордынцев, – у меня где-то пара окуляров еще с морского училища должна лежать.

Он кинулся к шкафу, занимавшему одну из стен кабинета, и открыл дверцу нижнего отделения. Две трубы в пыльных кожаных футлярах лежали там, где он их оставил много лет назад. Дмитрий выложил их на стол.

– Берите, – велел он и, стянув чехол с большей, кинулся к окну.

Совет Афони оказался разумным: окна соседнего дома при взгляде через подзорную трубу маячили совсем рядом, а яркий утренний свет пронизывал комнаты, позволяя разглядеть даже детали висящих на стенах картин. Но комнаты оказались пусты – ни Печерского, ни графини Надин не было. Неужели эта парочка уединилась в спальне? От этого предположения у Дмитрия выступила испарина.

– Я пойду налево по коридору, а вы идите направо, – распорядился он, – кто увидит их – кричите.

Он почти побежал в соседнюю гостиную, а Афоня и мальчик двинулись в большую столовую. Князь начал с крайнего из окон напротив: он увидел совсем маленькую комнату с полосатыми обоями – та тоже пустовала, зато в следующей – большой и светлой комнате – он нашел тех, кого искал. Надин стояла у двери, опираясь на косяк рукой, как будто собиралась сбежать при малейшей опасности, а Печерский сидел в кресле спиной к окну. Дмитрий не видел его лица, зато бледные черты его собеседницы, четко увеличенные сильной оптикой, просматривались во всех деталях. Барышня была настроена явно недружественно, она, по меньшей мере, не любила своего визави, а скорее всего, даже ненавидела его. Молодая графиня смотрела на Печерского с бешенством.

«Похоже, что он имеет над ней власть, – догадался Дмитрий, – так смотрят на врага, который вынуждает делать то, чего человек не хочет. И чем же шпион так зацепил предназначенную мне невесту?»

Впрочем, его настроение заметно улучшилось: стало ясно, что девушка не состоит с мерзавцем в физической связи, что-то другое вынудило ее прийти на встречу с Печерским. Похоже, что шпион чего-то потребовал. Дмитрий видел, как напряглось лицо Надин, как между бровей залегла складка, а пухлые ярко-розовые губы сжались в узкую полоску – барышня явно противилась тому, чего от нее требовали. Или предлагали?.. Но вот губы шевельнулись, она кратко ответила своему собеседнику и кивнула.

«Что же она пообещала? – спросил себя Дмитрий. – Сведения? Но что может знать московская девица из того, что интересно враждебной державе? Скорее всего, что ничего – значит, дело в другом».

Печерский поднялся со своего стула и двинулся к двери. Дмитрий увидел, как девушка метнулась в коридор, а минуту спустя вылетела на крыльцо дома. Надин дождалась Печерского и закрыла за ним дверь на ключ. Не оглядываясь на своего спутника, она быстро, почти бегом, двинулась в сторону Кузнецкого моста, еще минута – и она скрылась за углом, а Печерский остался стоять у крыльца. Тот, похоже, раздумывал, куда бы ему податься.

– Афанасий! Данила! – закричал Ордынцев, поняв, что если они не поторопятся, то объект слежки исчезнет.

К счастью, его помощники с топотом скатились со второго этажа.

– Уходит! – сразу же оценил ситуацию Паньков. – Придется тебе, Данила, идти вперед, а я буду следовать за тобой издали.

– Я готов, – обрадовался парнишка. Он бросился к двери и вышел на улицу в тот самый момент, когда Печерский двинулся в ту же сторону, куда до этого ушла девушка. Афоня последовал за мальчиком, а Дмитрий остался один на один со своими загадками.

– Ну и что мне теперь делать? – подумал он вслух, и, пробуя на звук, впервые произнес имя «невесты»: – Надин…