Текст книги "Безумно горячий (ЛП)"
Автор книги: Тара Янцзен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
Позвонив, Реган сказала, что у них какие-то неприятности, и Никки в этом не сомневалась. Неприятности были повсюду, неожиданные или ожидаемые. Ее сестра всю жизнь провела за строительством стен вокруг себя, чтобы удержать неприятности на расстоянии.
Но каждая стена, которую когда-либо пыталась построить Никки, рушилась, оставляя ее голой и незащищенной. Давным-давно она научилась жить по-другому.
– Хотите чая со льдом? – спросила она, отходя внутрь, жестом приглашая его войти. Жара все не спадала, держась около сотни, и она знала, что он ощущает каждый градус. Они с Трэвисом плавились в мастерской.
– Да, мэм. С удовольствием.
– Мне нужно закончить кое-какую работу, пока не приехали Реган с капитаном Йонгером. В коттедже есть небольшая кухня, там много продуктов, если вы проголодались.
– Спасибо. Я торопился сюда из Сиско. Не было времени, чтобы остановиться… э-э-э… поужинать… – Он застыл в проходе, его глаза метались от одного конца гостиной к другому, рот открылся.
– Я зову ее «Нарцисс ночью».
Кид назвал бы ее невероятной, ошеломляющей и самой охренительно странной вещью, которую он когда-либо видел в гостиной. Кто-то растянул на стенах огромные холстяные полотна и рисовал на них. Кто-то, кто чертовски хорошо обращался с кистью и был зациклен на мужчинах – абсолютно порочных, голозадых, обнаженных мужиках. Они были повсюду, нарисованные частично кистью, частично – карандашом, сочившиеся силой и неземной сексуальностью – особенно Нарцисс, который поразительно походил на ангела на дверном звонке: от сломанного носа до шести кубиков мышц живота.
Иисус, Мария и Иосиф – у Кида была такое впечатление, что он только что вошел в бордель, бордель альфа-самцов. Нарцисс, вытянувшийся на боку, занимал целую стену, вдоль которой так же была изображена темная водяная линия с грозовыми облаками и вспышками молний вокруг. Он смотрел в воду точно так же, как и в истории миссис Вернон, рассказанной в десятом классе, только вот старушка Вернон ничего не говорила о руке парня, скользящей по бедру.
Не оставалось никаких сомнений, о чем думал этот Нарцисс и в каком направлении двигалась его конечность. Одного взгляда было достаточно, чтобы Кид начал адски нервничать, думая и готовясь к тому, что было изображено на картине – не к самому действию, но к его чувственности и желанию, стоявшему за ним. Художник полностью обнажил модель, распотрошил как рыбу. Распростертый на стене парень был не просто голым. Он был разгорячен самим собой, объят отчаянной жаждой – это выходило за грань того, что Кид хотел бы знать о проблемах парня и уж точно того, что миссис Вернон рассказывала ему.
Так кому в голову пришел такой мазохистский, гомоэротический поворот сюжета?
Ответ ворвался в мозг раньше, чем вопрос закончил формулироваться.
Она сделала это. Никки МакКинни.
«Я зову ее «Нарцисс ночью»», – сказала она. Это была ее работа.
Куин сказал, что она художница, но, Боже правый. Он скосил на нее глаза. Она не выглядела достаточно взрослой, чтобы знать хоть что-то о том, что он видел на стене.
Кем был этот парень?
Кид никому бы не позволил нарисовать себя с таким выражением лица. Проклятье, да он бы даже не смог сделать такое выражение, ни по команде, ни без какого-то серьезного стимула – например, без женщины его мечты, растянувшейся под ним; без их вдвоем, занимающихся лучшим сексом в его жизни.
Кто-то типа Никки МакКинни мог бы провернуть с ним такой фокус.
Картинка, мгновенно родившаяся в голове, приоткрыла завесу тайны. Ему нужно было лишь положить ее в воду, и внезапно все полотно приобретало смысл – только если этот парень, Нарцисс, не был геем.
Он мог лишь надеяться.
– Это потрясающе, – совершенно искренне сказал он. Если оставить главный предмет интереса в стороне, стены гостиной выглядели как музей.
– Спасибо.
– Так вы… знаете все этих ребят? – Он был обязан спросить.
– Не в библейском смысле, – ответила она, проходя мимо и бросая на него из-за плеча спокойный простодушный взгляд.
Он ухмыльнулся. Ничего не смог с собой поделать. Но потом, в следующее мгновение, его ухмылка бесследно исчезла.
Она шла вперед через гостиную, оставляя его позади себя следовать за черной лайкровой мини-юбкой, естественными движениями обнаженных ступней, обнаженных ног, медленным изящным покачиваний бедер, за самой идеальной задницей из всех, что он когда-либо видел – идеально округлой, идеально упругой. Он умирал, ужасно-прекрасное чувство, посетившее его на пороге, вернулось снова, накрывая мощной волной.
Чистое желание никогда не было так близко к тому, чтобы поставить его на колени. Никогда. Он мог справиться со страстью, значит, это было что-то другое, но, будь он проклят, он не собирался давать этому название. Не осмеливался. Что бы это ни было, оно не ослабло ни на пути через столовую, ни по дороге через кухню на заднее крыльцо, ни во дворе. Это было похоже на кулак, сжавший его сердце, холодный узел, завязавшийся в животе.
Она продолжала вести светский, в основном односторонний разговор о погоде. Он слышал, как соглашался – «Да, мэм, определенно жарко» – все время стараясь оторвать взгляд от ее покачивающейся попки и куска ткани, пытающегося ее прикрыть. Но этого не получалось. Единственным достижением можно было считать победу в борьбе с самим собой, которая позволила ему держать руки при себе, а язык во рту; он не набросился на нее. Да, это была победа – жалкая, приводившая его в замешательство победа.
Она заставляла его чувствовать себя гончей, а он никогда не охотился за женщинами. Ему нравилось думать, что он был куда более приличным парнем, более умным – но она разрушала это представление каждым сделанным ею шагом.
Они направлялись к каменному коттеджу, который он заметил ранее. Силой воли он переключил себя в режим снайпера. Проверил все точки обзора и прикинул слабые стороны здания. Коих почти не обнаружилось. Дом был настоящей крепостью; окна были врезаны в стены шириной в два фута.
Концентрация на делах насущных позволила ему вздохнуть свободней, слегка ослабив напряжение в груди. Он едва начал расслабляться, как она открыла дверь коттеджа, и он проследовал внутрь.
Все достигнутое рухнуло в одну секунду.
«Работа», – сказала она. У нее была работа, которую нужно было закончить. Он видел гостиную, видел дверной звонок, и ему стоило бы быть подготовленным лучше – но он не был. Ничто на свете не смогло бы приготовить его к Нарциссу во плоти, раскрашенному, с крыльями на спине.
SRCHN4U. Он бросил взгляд на Джип в переулке и понял, что перед ним хозяин тросов и альпинистского снаряжения, который был любимым голым парнем Никки МакКинни. Ангел определенно выглядел так, будто мог вытянуть себя с края обрыва на одной руке простым напряжением пальца.
Кид тоже мог сделать это. Он знал, что для этого нужно, и оно было у этого парня.
Подняв очки чуть дальше на нос, он осмотрел мастерскую. Место походило на мусорные джунгли: мусорная куча из красок, мусорная куча из камер, мусорная куча из гипсовых форм, мусорная куча из компьютеров, мольберты, рамки и свитки холстов были запихнуты в каждую щель от половиц до потолочных балок. Одна стена была покрыта серно-белыми фотографиями.
Но его взгляд неизбежно возвращался к ангелу. По коже пробежали мурашки – только что на картине он наблюдал, как парень заводится от самого себя. Очки немного помогали, будто он видел только половину этого парня.
Конечно, если бы Нарцисс обернулся, он бы все равно уставился прямо туда.
Господи. Он рос в Денвере и его округе и всегда слышал о том, что в Боулдере живут отчаянные девчонки, но это – это место, эти мужики повсюду, и Никки МакКинни – главная причина этого. Это было что-то иное.
– Эй, все выглядит отлично, Трэвис, – сказала Никки, впорхнув в мастерскую.
– Да. – Не оборачиваясь, ангел отошел от задника холста, на котором рисовал темный резкий вихрь. Он склонил голову набок, изучая свою работу. Светлые волосы длиной по плечо спадали на высокий изгиб крыла с белым опереньем. – Да, – снова сказал он. – Это лучшая адская воронка, которая засасывает вечность, из всех, что я видел.
А Кид никогда в жизни не видел ничего похожего на почти шестифутового светловолосого голого ангела с кисточкой в руке. Он никогда не видел парня, на котором не было ничего, кроме белых крыльев, поднимающихся выше головы и опускающихся до самого пола – мощных, мускулистых изгибов перьев и форм. Он никогда не видел парня, на теле которого были бы нарисованы синие и зеленые метеоры, синие и зеленые кометы, мчащиеся вниз по его ногам и поперек спины – того же цвета «электрик» и блестящего зеленого, что и краска, застрявшая под ногтями Никки МакКинни. Что и мазок на ее щеке.
Проклятье.
Он завелся при первом же взгляде на нее, а она провела весь день раскрашивая пальцем другого парня – процесс, на самом деле, не входящий в десятку его любимых сексуальных фантазий.
Топ-40, может быть, но точно не топ-10.
Черт.
Это будет длинная жаркая странная ночь, и у него появилось такое чувство, что ему понадобиться подкрепление до ее завершения.
Глава 10
«Святая Матерь Божья», – подумала Реган, борясь с желанием не сводить глаз с Куина, ведущего машину. Он поцеловал ее, прижался к ней губами, скользнул языком в глубину ее рта и впился в нее. Она стала влажной. Мгновенно. Как по щелчку пальцами.
Она просто не могла в это поверить.
Скотт тоже бы не поверил – хотя ее бывший муж даже не узнает об этом.
Пятилетние фантазии о Куине Йонгере должны были предопределить такой результат. По-другому она его просто не могла объяснить. Пять лет мечтаний о его поцелуе, представлений о том, каково будет ощущать его язык у себя во рту, каково будет чувствовать давление его тела, о том, каков он будет на вкус, просто исказили чувство реальности – и реальность выиграла, без особых усилий.
Фантазируя, она и представить не могла, что его рот будет таким горячим, что чистый физический жар его поцелуя омоет ее тело обильным приливом и заставит ее жаждать большего. Она не знала, что ее дыхание перехватит и что сердце пустится вскачь, что ее губы раскроются навстречу ему, а тело будет томиться прежде, чем разум успеет осознать происходящее, не говоря уж об анализе и формулировании плана.
Ей нужно было обуздать свои эмоции – хотя это и было маловероятным вариантом развития событий, учитывая, сколько сил уходило на попытки крепче ухватиться за Джанетт. Несмотря на то, что он значительно сбросил скорость, Камаро продолжал пожирать шоссе, оставляя позади последнее горное ущелье, скользя с полосы на полосу в потоке машин. Они направлялись к Стил Стрит и огням Денвера, лежавшим внизу в долине – ко многим милям мерцающих огоньков, тянувшихся к горизонту.
– Так ты работаешь в музее естествознания, – сказал он. Удивленная вопросом она вынырнула из своих размышлений. – С костями динозавров. Должно быть, это очень интересно.
Он произнес «очень интересно» как будто это было «суше пыли», но, очевидно, он был слишком милым, чтобы выразиться прямее.
Милым? Она решила обдумать это еще раз.
Нет. Слово «милый» с ним не ассоциировалось. Опасный, разрушительный, взрывающий ее жизнь – вот каким он был, никак не «милым».
– Это тихая работа, по крайней мере, в моем уголке музея. – Милый. Боже. У этого человека было оружие. Должно быть, она сошла с ума.
– Ты все еще ездишь в Рэббит Вэлли каждым летом?
– Нет. Полевые работы не моя сильная сторона. Мне нравится исследовать кости в лаборатории. – Ей это очень нравилось, но она давным-давно поняла, что люди редко разделяют ее безграничный энтузиазм, направленный на возню с костями, которым по три миллиона лет. Всем нравилось представлять себе охоту за костями в Вайоминге или Аргентине. Всем нравился окончательный результат – огромный скелет динозавра, возвышающийся в музейном зале.
Но подготовка костей, выскабливание их из камня при помощи стоматологических инструментов, квадратный дюйм за квадратным дюймом, не соответствовали всеобщему представлению о захватывающем времяпрепровождении.
Но общественное мнение ошибалось. Наблюдение за тем, как кость появляется из камня, было захватывающим, приковывающим к себе процессом.
– Над чем ты сейчас работаешь?
Она снова взглянула на него. В его голосе действительно зазвучал интерес. Будто он пытался сделать так, чтобы разговор стал более занимательным. Джанетт летела, низко прижавшись к земле, окруженная ревом собственного мотора, лишая их неловкой тишины, которую следовало бы заполнить. Да она едва могла слышать свои мысли.
Конечно, учитывая их направление, шум служил благословлением. Она почти проглотила его во время поцелуя. Чем больше она думала об этом, тем сильнее смущение охватывало ее, и она никак не могла придумать, что ей сказать и повод, который бы заставил ее высказаться. «Притормози», – пару раз мелькнуло у нее в голове. Как и «Не мог бы ты остановиться и снова поцеловать меня, потому что я, правда, не могу поверить в то, что сотворил со мной твой поцелуй».
Обе мысли она удержала при себе. Не рисковать. Она хорошо умела это делать.
– Ну, в последние три года я работаю над фалангами Сейсмозавра, которые нам привезли из Нью-Мексико.
– Долгосрочный проект, да? – Он одарил ее ухмылкой. На какой-то момент она снова забыла, как он опасен. Когда он улыбался, она помнила лишь о том, что не так давно он был американским героем и одним из пятидесяти самых красивых людей в мире.
Боже правый, да он пожимал руку президенту Соединенных Штатов. Что она делала в его машине, несущейся со скоростью в девяносто миль в час, ведя разговоры о динозаврах?
Она глубоко вздохнула и все равно продолжила.
– Это занимает много времени: песчаник как бетон, но я могу заниматься им лишь ограниченное время. В нашем хранилище много окаменелостей. Не знаю, был ли ты в последнее время в музее, но экспозиция, посвященная динозаврам, просто потрясающая. Доктор Хоуска, куратор палеонтологического отдела, – эксперт по фалангам, и он хочет отвести особое место нашим впечатляющим окаменелостям. Конечно, он хотел бы прославиться как тот, кто обнаружил гнездовье хищников Мелового периода.
Она втихаря скосила на него глаза, чтобы посмотреть, не отвел ли он взгляд. Как ни странно, этого не случилось.
– Разве не это Уилсон так надеялся обнаружить в Рэббит Вэлли? Гнездо Тираннозавра Рекса, или яйцо, или кости молодого животного, или еще что?
Вместе с подъемом бровей уважение к нему тоже пошло вверх: был ли он плохим парнем или не был, носил ли оружие или нет. Благодаря Спилбергу, большинство людей считали Тираннозавра динозавром Юрского периода. А Куин, видимо, знал, что он принадлежал к Меловому.
– Ну да. На самом деле, он мечтает об этом. Удивительно, что ты помнишь. – Хотя она скорее была потрясена, чем удивлена.
– Я помню все. – Он снова улыбнулся, но теперь ухмылка стала более кривой. – И не только о том лете. Так я учился в колледже, хотя чуть не вылетел из старших классов в школе. Фотографическая память. Но к первому курсу Колорадского Университета понял, что должен изучать вещи вглубь, а не просто запоминать разрозненные факты о них.
– Ты учился в Боулдере? – Он был настоящим источником сюрпризов.
– Два последних года перед выпуском. Первые два я провел в Денверском Университете.
– И ты ни разу не зашел к нам просто поздороваться? – Она не могла понять, почему эта мысль так расстроила ее, но определенно расстроила.
– Ну, нас сложно было назвать друзьями, – сказал он, пожав плечами. – И к тому времени ты уже была замужем. Скотт Хэнсон, так ведь?
– Как ты узнал?
– Он все еще боулдерский профессор, так? Преподает на техническом отделении. На первом курсе в Университете, сразу после того, как я навестил Уилсона, стали ходить слухи о том, что доктор Хэнсон женится. Что он бросил свою жену ради какой-то молоденькой девушки, которая едва закончила школу.
Реган ошибалась. До этого момента ей не было стыдно. Зато сейчас она была крайне смущена, испытывала жуткий стыд, лишивший ее дара речи.
– Мне потребовалось довольно много времени, что бы сложить два и два, – продолжал он, тон его был совершенно нормальным, обычным, будто он и не говорил этих ужасных вещей. – Ты вышла замуж той осенью, он женился той же осенью. Я бы ни за что и не догадался, что речь идет о вас, но как то раз всплыло твое имя, и тогда – бинго – профессор Хэнсон женился на внучке старого дока МакКинни. К твоему сведению, я был лучшим в его классе. За весь семестр он поставил «пять» мне единственному.
– Поздравляю. – Слово оказалось таким напряженным и холодным, каким звучало у нее в голове. Он не был милым. Он был подлым.
– Все остальные студенты надеялись, что в один прекрасный день ты появишься, принесешь ему ланч или что-то в этом роде. Даже девочки хотели взглянуть на сладкую малышку, которую Хэнсон выкрал из колыбели. А я вот не хотел. Я был рад, что ты так и не объявилась.
Как и она. Это стало бы настоящим кошмаром – войти в один из классов Скотта и увидеть там Куина Йонгера: ее великовозрастный муж и большая любовь ее юности. Она довольно быстро поняла, что выйдя замуж за Скотта, совершила громадную ошибку – а вот чтобы вырваться из супружеских оков потребовалось гораздо больше времени. Все это было так глупо и так ужасно: он обращался с ней как с ребенком, а не как с женой, говоря ей, что она может делать, а что – нет, с кем она может видеться, а с кем – нет, когда ей нужно быть дома и что носить. В постели, однако, он не видел в ней ребенка, и, учитывая ее неопытность, секс превратился в настоящую катастрофу с первого раза до самого последнего.
По чести сказать, она тоже наделала кучу ошибок. Когда все было конечно, оказалось, что от этой сделки не выиграл ни один из них.
А благодаря Куину весь этот жалкий абсурд снова всплыл на поверхность. Она не была обязана что-то объяснять ему, ни за что на свете, но этого требовала гордость.
– А к твоему сведению, я была на втором курсе, когда мы поженились – довольно много времени прошло с окончания школы, а какие бы проблемы не возникли между Скоттом и его первой женой, ко мне они не имели никакого отношения. Он закончил бракоразводный процесс до того, как мы начали встречаться, и я никогда не спала с ним до брачной ночи. Никогда.
– Это интересно, – сказал он так, будто открыто обзывал ее лгуньей.
– Нет. – Охваченная злостью, она повернулась, уставившись на него. – Это правда. Поверь мне, если бы я переспала с ним, то никогда не вышла бы за… – Она оборвала себя, вернувшись в прежнее положение, такая разъяренная, что едва могла говорить.
– Ну, он был достаточно старым, чтобы годиться тебе в отцы. – Он включил поворотник и перестроился, направляясь к съезду с трассы. Они все еще находились в горах, нависавших над городом, расположенным внизу.
– Что, очевидно, и стало первой предпосылкой к женитьбе, – отрезала она. – Мне нужен был кто-то на место отца. Чтобы понять это тогда, мне не понадобилось обращаться к астрологу или психоаналитику. И я чертовски уверена, что не нуждаюсь в том, чтобы слышать это сейчас от тебя.
Через сто ярдов после съезда он свернул на грунтовую дорогу, ведущую к деревьям, и заглушил мотор Камаро. Тишина, наступившая после всего этого грохота и шума, казалась неожиданной и оглушающей. Потом в нее начали медленно проникать ночные звуки: ветер, шевелящий сосновые ветки и играющий листками осин, приглушенный рокот шоссе, которое осталось севернее.
– Послушай, я тебя не осуждаю.
– Совершенно определенно осуждаешь, – разозлилась она.
– Я просто…
– Хватит. Прекрати, – она снова оборвала его, слова ее были острыми от эмоций, наполнявших их. – Ты ничего не знаешь о моем браке. Вообще ничего.
– Так расскажи мне.
– Катись к черту.
«Здурово», – подумал Куин, откидываясь на сидение. Обе руки обхватили рулевое колесо. Он не хотел злить ее.
Или, может быть, хотел. Видит Бог, сам он был очень зол. Это было полным безумием, но после того, как он поцеловал ее и они вернулись на дорогу, он начал думать о ее муже – предмете, который, как он полагал, был выброшен на помойку его сознания много лет назад. Но вот те на: они едут по I-70, а у него перед глазами стоит картинка, на которой старый Хэнсон целует ее так же, как он сам только что ее целовал, только тому не нужно останавливаться. Это вывело Куина из себя.
Действительно вывело из себя.
Но он все равно не собирался касаться этой темы – видит Бог.
Это просто случилось само собой.
– Прости меня, – сказал он и тут же спросил себя, правда ли сожалеет.
Черт. Профессор Хэнсон – ему действительно не стоило начинать думать о старом скряге.
– Ты не знаешь меня. Ты ничего не знаешь о моей жизни. – Ее голос задрожал, и под толстым слоем своего гнева он почувствовал тревожную боль. Да будь он проклят, если хотел довести ее до слез.
– Ты права. Не знаю. – Так почему же его это так заботит? Тысячи других женщин могли появиться в Сиско сегодня после полудня, и он обращался бы с ними с предельным профессионализмом. Но с Реган МакКинни все было по-другому. Всегда.
Через секунду он услышал ее резкий вздох.
– Ты! – воскликнула она. – Это был ты.
Она повернулась на сидении, пораженно глядя на него. Внезапно голос ее перестал звучать так, будто она вот-вот заплачет.
У него было такое ощущение, что он точно знает, о чем пойдет речь.
– Ты украл машину Скотта.
– Виновен. – Он ничего не мог поделать. Ухмыльнулся. Господи, он был таким болваном. Угнал трофейный Мустанг Хэнсона 1966 года. Это было идиотской радикальной подростковой местью. Местью за то, что профессор Хэнсон получил то, чего не смог получить Куин – Реган.
– Как ты мог? – Она казалась потрясенной. – Как ты мог украсть его машину? – Каким-то образом он понял, что она интересовалась не техническими подробностями. – Он любил ту машину. Она была уникальна, настоящая классика.
– Трофейная машина, – признал Куин, обращая взгляд к ней. – Трофейная жена. Он и тебя любил?
Даже в темном салоне, где только луна освещала ее лицо, он увидел, как она покраснела.
– Я не собираюсь обсуждать с тобой свой брак. Не сейчас. И никогда.
– Ну и ладно.
Проклятье. Восемьдесят четыре дня – именно столько он провел в костяном захоронении Уилсона в Рэббит Вэлли. Восемьдесят четыре самых важных в жизни дня, несмотря на то, что тогда ему было только шестнадцать. Не сказав ему ни слова, едва ли смотрев на него, Реган господствовала над ним все то время.
Они с Уилсоном изменили его тем летом. Она много раз приезжала и уезжала, разбивая его сердце каждым отъездом в Боулдер, вызывая трепет каждым возвращением, но присутствие Уилсона было постоянным – разговоры, учеба, наставления.
Печься на стоградусной жаре, выкапывая из поджаренной солнцем земли старые кости, было не особо весело – даже если сильно поднапрячь воображение. Это было больше похоже на пытку, наказание за все зло, что он причинял, будучи королем-угонщиком со Стил Стрит.
Девиз Куина тогда звучал так: «Если человек может позволить себе Порше, он может позволить себе потерять Порше». Или Мерседес, или BMW, или Линкольн… или Мустанг 1966 года. В юности он угнал огромное количество боулдерских машин, на которых они с парнями катались до университетского городка, гоняли по улицам, выбирая лучшие тачки и привозя их на Стил Стрит.
Потом на Стил Стрит заявилась денверская полиция, и уличные крысы убежали, спасая свои шкуры. Большинство свалило, но не ядро – Куин, Дилан, Хокинс, Ривера, Прейд и Джей Ти – их задницы нашли свой дом в городской тюрьме. Из тюрьмы они попали в колонию для несовершеннолетних, а оттуда – в суд, где судья Кампизано спустил их вниз по реке в лапы Уилсона МакКинни и его программы по учебно-рабочему сотрудничеству.
Милое название для рабского труда – так он думал в те времена. Но он бы вытащил кости из земли собственными зубами, чтобы избежать тюрьмы штата. Тогда Куина поймали в первый раз, по-настоящему схватили полицейские – и он понял, что хотел бы, чтобы этот раз был самым последним разом.
И все же четыре года спустя он отправился за поникаром Хэнсона.
Этот поступок мог стоить ему всего: колледжа, службы подготовки офицеров резерва, его пути в лучший мир, свободы. Но он был так чертовски зол на профессора Хэнсона, заполучившего Реган. Он не мог получить того, что хотел, а остальное – черт, все остальное казалось не таким уж и важным в сравнении в тот самый момент, когда ему было так больно.
– Разве нам не нужно кое-куда ехать? – спросила она не слишком вежливо.
– Да. – Ехать нужно было. Но он был пока не готов двинуться, пока нет.
С ее стороны Камаро он услышал вздох, тяжелый – очень тяжелый – весьма недоброжелательный вздох.
Денвер.
Здесь было хорошо.
Уилсон посмотрел в окно из грузовичка-пикапа Джонни Рамоса и рассеянно кивнул головой. Денверский центр исполнительского искусства горел всеми огнями. На другой стороне Спир Бульвар кампус Орерии кишил студентами, спешащими на вечерние занятия.
Многие годы он читал там лекции – и всегда ему оказывали теплый прием.
Денвер был хорошим.
Убраться со склада до появления ВВС тоже было хорошей мыслью.
Он повернулся назад так сильно, как мог, и проверил ящик, который они с Джонни погрузили в кузов. Он не хотел, чтобы ящик болтался сзади, но, несмотря на то, что он упаковал его самостоятельно и аккуратно поднял с помощью погрузчика, волнения все равно не оставляли его. Он не хотел забыть о том, что делал с ним, с окаменелостью внутри. Он не хотел забыть то, что уже успел узнать о ней или что обнаружил в окружающем ее гипсе. И уж, конечно, он не мог доверить ВВС транспортировку и заботу о ней.
Он слышал разговор Хокинса с тем вторым парнем и понял, что должен что-то сделать. ВВС определенно недостаточно хорошо позаботились о Куине Йонгере, просто позволив подорвать его прямо в небе. Он надеялся, что с мальчиком все в порядке.
Он остановился на минуту, прекратил думать и чуток отмотал назад. И вспомнил. Куина Йонгера спасли. Он был в порядке, превратился в героя, остался другом Кристиана Хокинса, который – как оказалось – не был хладнокровным убийцей, в которого его превратили столько лет назад. Оба работали на Дилана Харта.
Теперь он тоже работал на Дилана и должен был говорить ему все, что сможет выяснить, но Дилан уехал, и он никому не сказал. Но то, что он обнаружил внутри гипсового обертка Тарбозавра, было важным. Это было важно и странно – он должен это запомнить.
Гнездо Тарбозавра. Боже. У него было два, может, даже три яйца – с эмбрионами! – самого свирепого из всех хищников, что когда-либо ходили по этой планете, более зубастой монгольской версии Северно-Американского Тираннозавра Рекса. Его молодые конкуренты снова уехали грызть пустынные земли, а ему, выдохшемуся старому доктору МакКинни, окаменелое гнездо плотоядного динозавра Мелового периода практически упало в руки.
Конечно, Тарбозавр был лишь его первым вариантом. Это мог быть и Тираннозавр. Ему нужно провести сравнительный анализ, тесты, сделать рентген. Ему нужна была Реган с ее легкой рукой и стоматологическими инструментами, чтобы избавиться от детрита и камня. Ему нужно было поместить гнездо в безопасное место и выяснить, откуда оно пришло. Его происхождение мгновенно ответит на вопрос: Тарбозавр это или Тираннозавр. Бюрократическая пучина безымянных правительственных складов не была безопасным местом, и их пункт назначения, Стил Стрит, тоже таковым считаться не мог.
Он помнил об этом. Арест шестнадцатилетней давности был на первых полосах всех газет, когда схватили самую крупную банду, угонявшую машины. Тогда он получил лучшую из своих летних команд.
Было только одно место, достаточно безопасное для его великой находки, и оно было недалеко оттуда, куда они направлялись.
– Поверни здесь, – обратился он к Джонни, указывая налево, используя самый профессиональный свой тон, которому не смел противоречить ни один студент. Он также неплохо действовал на протяжении двенадцати лет на правонарушителей, поэтому он надеялся, что тот сработает и теперь. Он знал, как выглядят те, кому на долю выпала тяжелая уличная жизнь – как этому парнишке.
Мальчик бросил на него быстрый косой взгляд, но потом повернул.
– Сэр, – начал он. – Супермен… в смысле, Хокинс потребовал, чтобы я привес вас на Стил Стрит сегодня вечером.
Да, он слышал приказ, но ему сначала нужно было заехать в другое место. Он оглянулся на ветровое стекло. Они приближались к следующему повороту.
Джонни Рамос немного напоминал Уилсону Кристиана Хокинса. Оба они были темноволосыми, высокими, крепко сложенными, но, несмотря на всю свою мужественность, парень не был так бескомпромиссен, как Кристиан. Уилсон сомневался, что когда-либо встречал человека с меньшим стремлением к компромиссам, чем Кристиан. Он был непрошибаемым, колючим и немного злым.
Кристиан носил пистолет, иногда даже не один. У него также был нож, не бытовой типа швейцарского армейского, а пружинный, нож для убийств, и большую часть времени он одевался как тот, кто умеет им пользоваться – как тот, кто уже его использовал: бандана, повязанная на голове, облегающие солнцезащитные очки, футболка, приспущенные джинсы и двухсот долларовые Эйрс от Найк. Отойдя от первичного шока, Уилсон узнал в нем достаточно много от того мальчика, с которым когда-то совершенно нормально работал в одной команде.
Но ему все равно хотелось, чтобы вернулся Дилан. Уилсон не слишком хорошо хранил секреты, уже нет. Он не боялся, что может случайно проговориться кому-то. Он боялся, что секрет просто ускользнет от него.
Многие вещи ускользали от него.
Но только не ящик. Ящик он не потеряет.
– На следующем – направо.
– Сэр…
– Это не займет много времени, – заверил он мальчика. – Нужно проехать только пару миль. Ты ведь знаешь, где находится городской парк, так?
Джонни снова одарил старика долгим, полным сомнений взглядом.
Но направо повернул.
Глава 11
– Как бы вы хотели отправиться в ад: вслепую или с широко открытыми глазами? – спросила Никки МакКинни.
По подсчетам Кида это был вопрос №308.
– С широко открытыми глазами, мэм, – сказал он, подвесив, наконец Трэвиса, связанного веревками и тросами, в воздух. Он привязал крепление к стене. Трэвис тоже выбрал вариант с распахнутыми глазами, но она все равно завязала их ему.
Она также связала его, заткнула в рот кляп, наложила на него еще больше краски, создав адское месиво красного и черного.
Это был не совсем тот эротический эпизод, который представлял себе Кид.
Она была слишком напряжена, слишком сосредоточена на искусстве. Немного бесцеремонна, и куда упрямее, чем выглядела на первый взгляд – она не подошла к нему и не потребовала отвалить по-хорошему, но и без этого стало понятно, что, если он собирается шататься по ее мастерской, наблюдая за ней, то будет следовать ее правилам.
