Текст книги "Безумно горячий (ЛП)"
Автор книги: Тара Янцзен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)
Он выругался.
– Чертовски быстро соображаешь, так ведь?
– Лучшая в классе. – Она просто не может быть влюблена. Она едва знает его. Конечно, то, что она знала о нем, было больше, чем она знала о любом другом мужчине. Она знала, как сильно он хотел ее. Знала, каково это – быть поглощенной им. Знала, что он никогда не забывал ее, а она все время помнила о нем.
Он уперся спиной в Джанетт, и мимолетная улыбка скользнула по губам.
– Что приводит нас к украденному грузу, – сказала она, – который, по твоей версии, не мог быть куплен с кучей костей динозавров, над которыми работает мой дед. – Ей нужно было сделать глубокий вдох, собраться с силами. Фантазии о ком-то, даже такие, которые длятся многие года, не любовь. Занятия сексом с кем-то тоже не любовь, даже если секс этот потрясающий и умопомрачительный. Конечно, замужество и шестилетняя жизнь с кем-то тоже не обернулась любовью. Так что, черт возьми, она вообще знала о любви?
– Нет, это нас туда отнюдь не приводит. – Грузовой лифт резко остановился на седьмом этаже, но он не обратил на это никакого внимания, так как был полностью сосредоточен на ней. – Ты здесь не при чем, Реган. Если удача будет на нашей стороне, вы с Никки проведете ночь в отеле высшего класса и сможете никогда больше не вспоминать об этой ситуации.
«Никки, – подумала она. – Никки – это любовь и Уилсон». Она отдала бы все на свете, чтобы защитить их. Осознание этого лежало за пределами сомнений.
Глядя на Куина, она поняла, что также не хотела бы, чтобы ему навредили. И существовала более чем небольшая вероятность, что она была бы готова отдать все на свете, чтобы защитить и его.
Проклятье, о, проклятье.
– Я могла бы помочь тебе, – слова вырвались прежде, чем она успела обдумать их. Зато после она значительно их обдумала, и быстро. Помогать мужчине с таинственной работой и шрамами от огнестрельных ранений определенно было вне ее обычной зоны действия. Гораздо дальше, и ей также не стоило ни за какие коврижки предлагать ему эту помощь.
– Нет. – Он был весьма категоричен.
С другой стороны, она явно была просто безумна. Как и Сьюзи, она сломалась от отличного секса, просто сломалась. Очевидно, парни типа Куина или ковбоя Сьюзи должны носить предупредительные знаки: «ЖЕНЩИНЫ, ОСТЕРЕГАЙТЕСЬ. ЭТИ ПАРНИ НАРУШАЮТ ПАРВИЛА. ВАШИ ПРАВИЛА».
– Я, по меньшей мере, знаю об окаменелостях столько же, сколько Уилсон, а забыла, вероятно, куда меньше. Может, тебе стоить дать мне взглянуть на них. – А может, ей стоит проверить мозги.
Ну ладно, ей определенно стоит проверить мозги. Как только она вернется к своей обыденной, сухой как старый тост жизни, сегодняшний день – а в особенности, сегодняшняя ночь – будут выглядеть как действительно опасное помрачение рассудка.
– Нет. Ты выходишь из игры. Кости тоже. Мы возвращаем их. У Ропера не останется причин помнить твое имя, не говоря уж о том, чтобы искать тебя.
Она могла точно сказать, что это было идеальным решением всем ее проблемам, кроме одной: того, что происходит между ними.
– Ты так и не сказал, что конкретно было украдено. – Это было ужасно, но чем больше она думала, тем разумнее казалась мысль взглянуть на окаменелости. Его серьезно ранили в процессе кражи этих чертовых штук, а их с Уилсоном и Никки жизни, очевидно, оказались на линии огня из-за этих чертовых штук.
– И не собираюсь. Ропер Джонс настроен решительно, – ответил Куин. – Все уже на нервах. Если он получит наш груз, его ставки значительно повысятся.
– Кто это – все?
– Целый ряд аббревиатур: ФБР, ЦРУ, МО, УВР, УНБ, ОАБ, – он все продолжал и продолжал, намеренно культивируя глупость – в этом она была уверена.
– Организация американских бойскаутов? – Она недоверчиво рассмеялась над последним сокращением, и он ухмыльнулся. Она знала, что под МО скрывается министерство обороны, догадывалась, что УВР – это Управление военной разведкой, а УНБ могло быть только Управлением национальной безопасности; учитывая компанию, в которую они попали, она была почти уверена, что расшифровала правильно.
– Они хорошие парни, – встал он на свою защиту. – Всегда готовы. Нам это нравится, помнишь?
В этом она не сомневалась, но вслед напрашивался еще один вопрос:
– Что насчет Стил Стрит? Вы, парни, тоже на нервах?
– Не, – сказал он. – Мы не нервничаем, мы же двойное «У».
– Двойное «У»?
Ухмылка вернулась, стала еще шире, чем раньше.
– Если ты один из плохих парней, то для тебя мы Уничтожающие и Угрожающие.
– Вы засекречены? – спросила она, подняв голову и одарив его внимательным взглядом. Только это имело бы смысл.
Он даже не моргнул.
– Солнышко, мы лишь кучка коммерсантов, занимающихся машинами, по-другому мы просто не существуем.
«Засекречены», – решила она. Пока что «коммерсанты» со Стил Стрит состояли из капитана ВВС, приставленного к высокой награде, и морского снайпера, который, вероятно, также получил несколько медалей за спасение Куина из Северного Ирака. Хокинс был приговоренным преступником, так что она сомневалась, что он когда-либо состоял на военной службе, но по тому, что она о нем помнила, можно было сказать, что он, вероятно, выполняет свою работу наравне с двумя звездными мальчиками. Уже в шестнадцать лет он много знал о себе, о мире и о своем месте в нем, был весьма проницательным и даже немного поэтичным – и он был крут, более чем достаточно. Она была потрясена так же, как и Уилсон, когда его сначала арестовали, а затем обвинили в убийстве сына сенатора Трейнора.
В остальном, она выполняла достаточно правительственных заказов, чтобы понимать – лабиринт инструкций и отделов был достаточно велик, чтобы спрятать что-то, что не должны были обнаружить. Что-то типа того, чем, по ее представлениям, являлась Стил Стрит, должно быть не так сложно скрыть.
– А что насчет других ребят? – спросила она. – У вас была целая группа из автомастерской. Ты уже упоминал Дилана Харта, его я хорошо помню, и Скитер, которую я вообще не помню. Хокинса я определенно помню. Был еще тощий паренек, Сезар Рауль Эдуардо Ривера. Вы все звали его Кридом. И еще был Джей Ти. О, Боже мой. – Она внезапно смолкла, глаза ее распахнулись шире. – Джей Ти Кронополус. Кид Кронополус.
– Ага, – сказал он. – Кид – младший брат Джей Ти.
– Так Джей Ти тоже работает на Стил Стрит?
Он только посмотрел на нее и покачал головой.
– Ты когда-нибудь хоть что-нибудь забываешь?
– Нет.
– Словосочетание «не по годам развитая» что-то для тебя значит? – спросил он, проходя вперед, чтобы открыть кабину лифта.
– Я слишком старая, чтобы быть не по годам развитой.
– Как насчет: слишком умная для собственного же блага? Или ты для этого тоже слишком старая? – Он потянул за длинный рычаг, и дверь начала со скрежетом открываться.
– Точно. – В ее вселенной невозможно было быть слишком умной для собственного блага. – Миру нужно больше мозгов, не меньше. Так что насчет Дилана? Чем он занимается? – В группе очень умных и очень молодых угонщиков он был главарем, парнем, который всегда умел найти правильный подход – правда, все «подходы» к Уилсону окончились ничем.
– Capitбn! їQuй pasa?
Реган повернулась на звук голоса и увидела молодого испанца, который направлялся к пещероподобному входу на седьмой этаж, обходя ряд очень дорогих машин. Все они сияли блестящей поверхностью: красотка Бэтти в ярко-розовом и красном, пара Порше и Корветтов, возможно, Ягуар и что-то столь новомодное, что она даже не могла представить, как оно называется.
Потом она заметила машину в углу – блестящего монстра мускулкара цвета лайма, – и поняла, что нашла лучшую подружку Джанетт, ту, что посимпатичнее.
– Джонни! – крикнул Куин и, помахав парню рукой, повернулся к Реган. Он взял ее руку в свою и заговорил тихо и быстро. – Сегодня ночью я должен встретиться с Хокинсом, закончить пару дел, но я бы хотел увидеть тебя после. Я мог бы приехать в отель, провести с тобой ночь… спать рядом с тобой. – Он коротко рассмеялся и сплел их пальцы. – Проснуться рядом с тобой. Мы могли бы вместе позавтракать вафлями со взбитыми сливками.
– Вафлями? – О чем, во имя Бога, он говорит?
– Окей, ну тогда только взбитыми сливками. – Его ухмылка говорила сама за себя, и, несмотря на то, что они только что сделали, она почувствовала, как начинает краснеть.
– Я… ах… мы движемся ужасно быстро. – Что, в самой глубине души она признавала это, было куда лучше внезапной остановки. Она не была готова расстаться с ним, пока нет. С другой стороны, спонтанное трехразовое воспламенение на его машине разительно отличалось от принятия полной сознательной ответственности за собственные действия и бездыханного согласия встретиться с ним в постели с максимальным количеством взбитых сливок, дозволенном в отеле.
Разительно отличалось, особенно для женщины, которая никогда не использовала молочные продукты при занятии любовью.
– Определенно. – Его ухмылка стала шире. – Очень быстро.
«Это ему в жизни и нравится», – поняла она. Очень быстрые – самолеты, машины, женщины и, вероятно, романы.
Если она не будет осторожной, он покончит с ней еще до того, как они должным образом начнут, ключевое словосочетание «должным образом». Потому что недолжным образом они уже побили рекорд наземной скорости.
К ее ужасу румянец лишь усилился. Как вообще можно краснеть после сегодняшней ночи? Но с другой стороны, как после нее можно не краснеть?
Прежде чем она успела ответить на его вопрос, подросток по имени Джонни вошел в лифт.
– Привет, Capitбn. Супермен сказал, что ты будешь здесь где-то с час назад. Что случилось?
Реган повернулась к Джонни и тогда-то и увидела его – причину этой безумной ночи и двух недель отчаянных беспокойств.
Позади мальчика высокий широкогрудый мужчина медленно спускался по металлической лестнице ведущей вниз от нескольких офисов, окна которых выходили на этаж. Львиная грива седых волос окружала лицо. Его кожа была темной и жесткой от жизни, проведенной в работе на бесплодных землях Запада от Нью-Мексико до Монтаны. На нем были обычные штаны цвета хаки и темно-синяя рубашка с расстегнутым воротом. Выглядел он величественно и впечатляюще как никогда. Полноценной картине мешали лишь неуверенность шага и осторожность, с которой он спускался с лестницы.
– Уилсон, – прошептала она, ее рука рванулась к груди в попытке сдержать рыдание, родившееся внутри. Она нашла его. Милостью Божьей и Куина Йонгера она наконец-то нашла его.
Глава 17
Кид понял, что у них неприятности, когда разогнал Надин до смертельных девяноста миль в час на извилистой дороге, ведущей в отель Сауферн Кросс, а две машины, следовавшие за ними, повторили маневр.
Твою мать, это его вина. Ему ни за что не нужно было позволять Никки валять дурака в той чудовищной ванной.
Он резко вернул Порше на четвертую, потом на третью и вписался в следующий поворот. Кид был весьма близко знаком с подъездом к Сауферн Кросс – тупиковой дорогой, ведущей в отель и никуда больше. С полмили впереди начиналась полоса обгона, которая могла стать их билетом из этого варева, при условии, что он воспользуется ей правильно. Если только один из водителей позади не способен сделать «полицейский разворот» на очень высокой скорости в очень узком пространстве с отвесной стеной с одной стороны и пропастью с другой.
Он мог поспорить, что они не настолько безумны, чтобы рискнуть.
Проклятье, да он сам не был настолько безумен. Нет, он просто собирался сделать его чертовски хорошо, чисто и быстро.
Он проверял зеркало заднего вида с тех пор, как въехал в Боулдер, но хвоста не видел, пока не оказался на горной дороге. И это охрененно его беспокоило. Ублюдки, должно быть, подцепили их у дома МакКинни, а он – что? Заводился от запаха духов Никки МакКинни, наполнявшего Надин? Замечал как клочок лайкры, заменяющий ей юбку, плотно обтягивал зад, когда она садилась на изогнутое сидение? И самое тупое: не думал ли он (и не раз, и не два, представьте себе), как она чертовски хорошо смотрится в его машине?
Что за чертовщина с ним творится?
Ему нужно чаще трахаться. Никаких сомнений. Но теперь он хотел ее, с этими непослушными черно-пурпурными волосами, с этими сияющими серыми глазами и ртом, который, казалось, говорил: «Поцелуй меня, Кид», каждый раз, как он смотрел в его сторону. Но если он не начнет думать башкой, а не членом, он добьется того, что их прикончат, и тогда он может распрощаться со всеми шансами заняться любовью с самой прекрасной, самой непостижимой женщиной, которую когда-либо встречал.
А этого не случиться.
– Пригнитесь, оставайтесь в таком положении и зажмите уши руками, – потребовал он.
– Что происходит? – спросила она, не выполнив, как он заметил, ни одного приказа.
Господи. Женщины. Немудрено, что их не допускают до битвы.
– Нас преследуют. И если будут стрелять, я бы предпочел, чтобы вас не ранило.
– Ранило? Вы имеете в виду пулей? – Голос звучал недоверчиво, объективно недоверчиво. Какой бы дикой она не была, ранения не входили в ее обычный распорядок дня.
– Надин частично бронированная, так что, если вы просто опустите голову на колени, мэм, то будите в безопасности.
Ну, так в любом случае безопаснее, при условии, что не ранят его, они не разобьются и все остальное пойдет по плану.
Потом он вспомнил, что у него на самом деле не было плана, кроме как дернуть ручной тормоз, крутануть руль и войти в занос, представляющий собой петлевое скольжение с поворотом на 180°, которое будет гарантировать, что они окажутся лицом в другом направлении. Если они выживут, он выключит фары и, быстро переключая скорости, вернет их к безумной скорости, что унесет машину в горы. Надин была целиком выкрашена в черный цвет, без видимых хромированных элементов. Стелс Порше – вот что она из себя представляла, а в такую ночь, когда только серебро луны прячется за верхушками деревьев, была вероятность, что следующие за ними парни даже не увидят ее, промчись она рядом. Вместо этого, они будут заняты поисками задних габаритов, которые, по их мнению, должны быть где-то впереди за изгибом дороги.
– Бронированная? Вы сказали, что эта машина бронированная? – спросила Никки, наконец обретя голос. Он, определенно, звучал нервно, но вот голова ее до сих пор не была прижата к коленям. – Почему?
– Я купил ее у парня, который жил в Панаме во времена режима Норьеги, и у нас осталось тридцать секунд до того, как эта малышка резко остановится и развернется на одном месте. Не поднимайте, я повторяю, не поднимайте головы, пока я вам не позволю, потому что, если парни на хвосте начнут пальбу, я буду отстреливаться. Двадцать секунд.
Он разогнал Надин еще сильнее, проносясь по изгибам в ожидании тех пары секунд, что выведут их из поля зрения, когда они достигнут полосы обгона и смогут совершить разворот. Скорости было достаточно, чтобы до нее дошло: краем глаза он заметил, как она быстро нагнулась вниз.
Он снова взглянул в зеркало заднего вида, и, когда оно очистилась, полностью очистилось, он приготовился и начал сбрасывать передачи. Когда под колесами Порше начала скользить белая полоса, он осуществил маневр как долбаный Дюк из Хаззарда. Надин развернулась, шины завизжали, тормоза загорелись. Кид вырубил свет, включил первую передачу, прижал машину к самому краю отвесной стены ущелья и остановился там, переводя дыхание и всматриваясь в темное и узкое дорожное плечо.
Черт. Пульс дико подскочил. Пот выступил на лице и подмышками. Сердце оказалось в горле, но он не терял ни секунды. Достал Моссберг и положил дробовик на раму открытого окна. Первая машина просвистела мимо; вторая последовала через шесть ударов сердца. Два Мерседеса, что вполне соответствовало вкусам Ропера.
Он отпустил сцепление и вывел Надин на дорогу. Преодолев очередной поворот, он включил свет и дал по газам. Через четверть мили он понял, что его уловка не сработала. Или, выражаясь корректнее, сработала только наполовину.
Пара фар виднелась в зеркале заднего вида, но только одна. Разделяй и властвуй – вот, что проделали парни Ропера. Они сработали быстро, значит, у них есть рации. Когда первый водитель не догнал Порше, они, очевидно, решили послать второго обратно в ущелье.
Три коротких бах-бах-бах и предсмертные судороги бокового зеркала Надин стерли последние сомнения в голове Кида насчет их преследователей. Кусочки стекла отвалились, когда зеркало окончательно исчезло, оставляя каркас, висевший сбоку.
– О черт, о черт, о черт, – услышал он ругань Никки. Теперь она сидела в позе, близкой к эмбриональной, поджав ноги под себя и прижавшись плечами к коленям.
Ропер всегда играл ради крови. Остальные слизняки из его команды были не лучше, но одна машина, полная головорезов с пушками, была все же приятнее, чем две. От них Кид мог уйти.
Он снова перевел Надин на пятую и преодолел дорожный изгиб – и едва не впилился в задницу гребаного минивэна на своей полосе. С другой стороны приближался огромный кемпер. Оба еле тащились. Он ударил по тормозам, сильно, потому ударил второй раз, потом в третий, ударял до тех пор, пока чуть ли не танцевал на них чечетку.
«Откуда, черт возьми, – подумал он, – мог взяться минивэн?». Еще сорок секунд назад, когда они въезжали в ущелье, дорожное движение сводилось к нулю. Потом он вспомнил подъездную дорогу, ведущую к одинокой лачуге, перед полосой обгона. Должно быть, минивэн выехал оттуда, попав на шоссе в самый неподходящий момент.
Кемпер выбрал время также неудачно. Он медленно громыхал вперед, блокируя путь к отступлению. Никки МакКинни по-прежнему сидела съежившись. В голове мелькнуло, что нужно было бы предупредить ее об аварийной посадке, но времени не оставалось. Правда состояла в том, что она никогда не узнает, что ее убило. С Мерседесом, дышащим Надин в выхлопную трубу, они уничтожат минивэн и самих себя примерно через две гребаных секунды.
Все произошло очень быстро. Он вцепился в руль, поиграл тормозами, выругался и взмолился одновременно. За мгновение до столкновения, кемпер прокатился мимо минивэна, освободив узкий дорожный просвет, и Кид рванулся вперед. Места было так мало, что задний габарит кемпера прошел в каких-то шести дюймах от окна Порше. Разбившиеся остатки левого бокового зеркала Надин остались в прошлом.
На паре колес, оторвавшись другой стороной от земли на два фута, они проскользнули по узкому пространству дороги, нависавшей над пропастью. Потом Кид смог вернуть Порше на шоссе перед минивэном. Мерседес проследовал за ними тем же путем и, подняв столбы пыли, пристроился за Надин.
Новые выстрелы отдавались звоном от багажника. Соревнование превратилось в гонки на выживание. Впереди лежало полмили совершенно прямой дороги, единственный подобный отрезок на всем чертовом шоссе. Если там пусто, Кид вытащит Надин отсюда.
– Держитесь, – предупредил он, когда они преодолели небольшой подъем. Один взгляд сверху дал понять, что дорожных затруднений не предвидится. Он не колебался. Со щелчком ярко-красного переключателя на приборной панели открылась десятифунтовая бутыль закиси азота, попавшего в карбюратор Надин – и они исчезли вдали, унесенные взрывной ракетной силой.
«Как хорошо ее видеть», – подумал Уилсон. Хорошо наконец увидеть Реган. Столько времени прошло. Возможно, даже слишком много. Он не мог припомнить точно.
– Ты сегодня ужинал? – спросила она, разглаживая и без того идеально гладкие простыни на кровати в одной из комнат над гаражом, в которой ему предстояло провести ночь. Большинство помещений использовались под офисы, но парочка была переоборудована для приема ночных гостей. Все они имели наружные окна, выходившие на улицу, и внутренние окна, из которых был виден гараж. Интерьер был роскошный, очень современный, особенно в кабинетах, наполненных разным высокотехнологичным оборудованием, которому позавидовала бы и научная лаборатория Университета. Спальни, более дружелюбно настроенные по отношению к визитерам, могли похвастаться книжными полками темного дерева, кожаными креслами, неярким освещением и отельными, хорошо оборудованными ванными комнатами. Эффективность казалась одной из доминирующих тем на Стил Стрит, второй были машины. Они встречались повсюду: во всем здании были целые этажи, заполненные автомобилями.
– Да. – Ужин он помнил. – Мы с мальчиком остановились, перекусить бурито. – Ему нравились бурито, тушеные в зеленом чили, а парень знал отличное место, где их подают – «Мама Гваделупе».
Они с мальчиком – чье имя он не совсем помнил, но будь он проклят, если переспросит – припарковались на одном из нижних этажей, прибыв на Стил Стрит, 738, которая оказалась скорее переулком, чем улицей. Хотя точной цифры этажа он не помнил, черт возьми.
Там была куча машин, большинство из которых были разорваны пополам или на мелкие кусочки. Моторные блоки, подвешенные за цепи на платформах, свисали вниз. Одна стена полностью состояла из шин. Там была и та машина, которую ему сперва дал Дилан, он называл ее Бэтти. Вот это он помнил. Автомобиль был очень красивым, но Уилсон решил, что дни его вождения остались позади. Он стал чертовски забывчивым, чтобы доверить себе руль.
И еще он устал. Он плохо спал, большинство ночей они с Хокинсом мучились на раскладушках на складе, хотя парочку он с комфортом провел в гостевых спальнях Стил Стрит.
А за пределами Лафайетт его ослушался Порше. Сперва едва не убив, инцидент к тому же напугал до смерти и его и, вероятно, водителя, ехавшего по встречной полосе, чудом избежавшего лобового столкновения. Когда он, все еще не в себе, наконец прибыл в Лафайетт, сразу же отдал ключи Хокинсу.
Забывчивый, усталый, невнимательный – вождение было делом рискованным для старика, страдающего, как он опасался, регулярными провалами в памяти. Он ходил к врачу, хотя Реган об этом ни слова не сказал. Никакого диагноза, кроме как старость, с ненавистью вцепившуюся в него, поставлено не было, но Уилсон все сильнее ощущал это. Особенно в последнее время.
«Где Хокинс? – гадал он. – И где Дилан?».
Он не помнил где они, как не помнил и имени мальчишки, и это волновало его также сильно, как и общая забывчивость. Так много вещей просто выплывало за пределы его памяти. Потом информация возвращалась, и ему оставалось лишь гадать, как что-то столь очевидное могло от него ускользнуть. Но имя мальчика к таким вещам не относилось, как и вопросы о местонахождении Хокинса и Дилана и времени их возвращения.
– Хорошо бы ты позвонил, – сказала Реган, оставляя кровать в покое и взбивая подушки. – Мы с Никки сильно волновались.
– Волноваться – это нехорошо, – сказал он, продвигаясь к креслу с книгой, которую взял с полки и начал читать неделю назад. – Но ты, кажется, слишком любишь этим заниматься.
Он услышал ее вздох, но заявление свое назад не взял. Реган волновалась так же, как Никки – рисовала: удручающе хорошо. И так было всегда. Никки была ходячим скандалом, несомненно. Если бы они жили где-то кроме Боулдера, ему бы пришлось прикрыть лавочку. Но Уилсон всегда волновался именно за Реган.
Никки была совсем ребенком, когда погибли Робин и Лиза. Она едва знала родителей, проведших почти весь последний год в Южной Америке. А вот Реган знала их хорошо и переживала потерю острее, чем сам Уилсон, раздавленный вестью о том, что жизни его красавца сына и его прекрасной жены унесло землетрясение в Перу, всего три года спустя после гибели его собственной жены, его дорогой Эвелин.
«Слишком много трагедий», – подумал он, желая не так хорошо помнить ту часть своей жизни. Вчерашний день и даже сегодняшний полдень были словно в тумане, но двадцать лет назад были четкие, ясные и все такие же болезненные.
– У тебя есть мобильник, дедушка.
– Да, но я забыл чертову зарядку, – наконец признал он. – Чертова штуковина слишком быстро сдохла. – Он был уверен, что собирался ей позвонить. Просто было очень сложно делать все правильно.
– Я пошла в полицию.
О, проклятье. Конечно, пошла. Его девочка могла и под каждым камнем проверить.
– Ну, это нехорошо, – проворчал он, устраиваясь в кресле. – Все это должно оставаться в тайне. Высокая секретность. Там было ФБР.
– ФБР? – Ее голос, доносившийся с другого конца кровати, где она укладывала его чемодан на скамеечку, стал выше. – И Кристиан Хокинс? Вместе?
– Да, да. Знаю, что ты думаешь. Но Хокинс оказался хорошим. Да я никогда и не верил, что он мог убить сенаторского сынка. Знаешь, твоя бабушка была очень беспокойной, так что это у тебя наследственное. – Ну, разве не так? Эвелин постоянно о нем беспокоилась. Он включил лампу, стоявшую рядом с креслом. Мальчишка уже принес чашку чая и печенье – все, как он любил: чай из Англии, а печенье из французской булочной на шестнадцатой улице. Мальчики из автомастерской явно встали на ноги.
– Куин говорил мне, что Хокинса освободили, но все же – ФБР? Он не сказал, что ты на самом деле работаешь на ФБР.
– Сомневаюсь, что парень знал. Его там мне было, как мне кажется. – У него имелся адрес Куина, но самого его он на складе не видел. – Я сейчас должен был быть в Вернале со Стэном Райаном, заниматься тем огромным старым Стегозавром, которого он нашел весной.
– Ты пропустил выступление в Каспере.
Пропустил?
– Черт. – Он наклонился вперед, уперев одну руку в колено, и взглянул на нее. Касперская речь в музее Тейт была лучшим моментом во всем чертовом году – а он пропустил ее.
Ну, проклятье. Он просто свяжется с Виком Саттером и переназначит дату. Вот и все.
Она открыла его чемодан и уставилась внутрь, очевидно потрясенная содержимым. Она взглянула на него через плечо.
– Кто-то о тебе очень хорошо заботился.
Он ухмыльнулся. Ничто не могло произвести на женщину большего впечатления, как чемодан полный выстиранного и выглаженного белья. Прачечная, услугами которой пользовался Хокинс, стирала и гладила даже его чертовы носки.
– Как консультанту мне платят тысячу долларов в день. – Рано было еще пускать его на подножный корм, хоть он и не так ясно помнил все чертовы вещи, которые здесь творились.
– Тысячу долларов в день? – Ее брови взлетели почти до линии волос на лбу.
Он, и правда, удивил ее этим, что хорошо его насмешило. Теперь ему было трудно превзойти своих девочек. Никки все время затыкала его за пояс. Она целиком состояла из энергии, творения и ударов молний, которые летели под неожиданными углами. Реган была ее полной противоположностью: всегда организованная, действующая согласно правилам, шаг за шагом, по-своему блестящая, но никогда не использующая собственный потенциал полностью из-за постоянного страха рискнуть.
Уилсон частично винил в этом себя. Он вырастил сына согласно своему представлению о суровом и выносливом полевом исследователе, во-первых, и профессоре, во-вторых. Было бы преуменьшением сказать, что Уилсон оказался не готов к заботе о двух маленьких внучках. Хотя он никогда, никогда-никогда, даже на секунду, не задумывался об альтернативе. Никки и Реган принадлежали ему, они были всем, что осталось после катастрофы в Перу. И все же он мог сделать для Реган больше, чем просто быть довольным, что она пошла по его стопам. Никки раскрывалась в своем собственном направлении, но ему всегда казалось, что он должен был предложить Реган больше вариантов, поддерживать ее в попытке попробовать что-то новое.
И уж конечно ему стоило проявить твердость в той ситуации с идиотом Хэнсоном. Ни о чем в своей жизни он не сожалел, как о том, что позволил ей выйти замуж за Скотта. Она практически сразу стала несчастной. Но если он не был готов к маленьким девочкам, то девушки-подростки просто связали его по рукам и ногам. Слово «эмоциональная» вряд ли могло бы описать Реган в семнадцать, восемнадцать и девятнадцать. «Гормональный вихрь» подошло бы лучше.
На самом деле, однажды он подумал, что брак чуть успокоит ее. Так и случилось – только чересчур. Ко времени развода, она была так несчастно спокойна, что казалось, будто в ней умерла искра.
Хотя сегодня он вновь увидел ее. Не теперь, когда она готовила его ко сну, и, несомненно, собиралась устроить ему допрос с применением физического насилия касаемо его лекарств и, вероятно, раздумывала, как бы еще накинуться на него по поводу пропущенного звонка, но раньше, когда они с Куином Йонгером только появились. Она почти светилась, столько искры было в ней.
Он внимательно присмотрелся к ней, замечая кое-что – кое-что необычное. На ней была одета очень широкая футболка, которая совершенно не соответствовала ее стилю, и она была лишь наполовину заправлена в юбку, что расходилось с ее характером еще сильнее. Ей нравилась девчачья одежда, чем девчачей, тем лучше. Волосы в полном беспорядке – неслыханное обстоятельство. Опрятность была для Реган как религия. А вот Никки проводила в ванной комнате часы, чтобы уверить других людей, что она только что вылезла из блендера. Уилсон так и не смог понять, кто из них кого переплюнул. Наверняка он уяснил лишь одно – единственной безопасной оставалась ванная на первом этаже.
Но Реган, сегодня…
Что-то вспыхнуло в его мозгу, и он вспомнил, что должен был кое-что ей рассказать сегодня.
Что-то невероятно важное.
Он нахмурил брови и опустил глаза вниз, думая, думая.
– Что такое, Уилсон? – В ее голосе слышалось беспокойство. Потом до него донеслись ее шаги через комнату. Она встала на колени рядом с ним и положила свою руку на его. – Что случилось?
Он не мог вспомнить. Он слишком устал, чтобы вспомнить. День был ужасно длинным. Он встряхнул головой и посмотрел на нее, но память не вернулась. Он помнил мягкий серый цвет глаз Эвелин – у Реган глаза были точно такие же. Его жена тоже была блондинкой, такой же миниатюрной как Реган. Хотя у Эвелин все же не было всех достоинств Реган. Фигура девушки в свое время стала для него тяжелым крестом – он постоянно пытался прикрыть и застегнуть ее сверху донизу, бросая самый злобный из всех злобных взглядов на парней, которые интересовались ею.
Может, в том-то и была проблема. Тогда он отпугнул всех молодых, надеявшихся получить шанс. Но если бы он меньше паниковал и больше прислушивался к голосу разума, то мог бы потратить свои силы на то, чтобы отпугнуть Скотта Хэнсона.
– Тысяча долларов в день. Это поразительно, но ни пени меньше, чем ты стоишь, – сказала она, одаривая его ободряющей улыбкой.
Тысяча долларов? На секунду он задумался, о чем идет речь, но потом вспомнил – о деньгах.
Он не решился зайти так далеко, чтобы сказать, что он стоит больше тысячи долларов в день. Дилан сделал ему очень щедрое предложение, но ведь он покупал не только экспертизу, но и науку. Вся эта операция на складе в Лафайетт была крайней секретной. Кроме агентов ФБР там время от времени появлялись и другие военные, большую часть времени посвящавшие тому, чтобы выглядеть серьезно и вести себя бесцеремонно. Он определенно мог сказать, что так и не понял, завершили ли они свою операцию или нет. Но в последние пару дней атмосфера сильно изменилась от «красной тревоги» до «вечеринка окончена», и он в основном был предоставлен самому себе.
