Текст книги "Безумно горячий (ЛП)"
Автор книги: Тара Янцзен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
– Не отключайся, дедушка. – Она сильнее сжала его руку, и ее голос вернул его к реальности. – У нас огромные неприятности из-за тех костей, которыми тебя попросил заняться Дилан Харт, и мне нужно знать, не нашел ли ты чего.
Вот именно. Его разум очистился одной сияющей вспышкой.
– Да! – Широкая ухмылка изогнула губы. – Я кое-что нашел. Кое-то выдающееся. – В его тоне сквозило радостное возбуждение. – Реган… – Он наклонился, голос его снизился до шепота. – Там было гнездо, гнездо Тарбозавра, настоящего монгольского монстра. Все есть: полностью развитый эмбрион, пробитая яичная скорлупа, пара невредимых яиц, и я уверен, что это Тарбозавр. Когда я вскрыл гипс, эта штука пахла как пустыня Гоби. Песок, ветер, жара – все было там. Другие окаменелости не вызывали таких ощущений, но эта – особенная. Череп внутри яйца принадлежит хищнику: у него острые зубы, и формы он как у Тираннозавра Рекса.
Она еще сильнее сжала его руку, полностью потеряв дар речи. Он понимал. Сказанное им было таким же возможным, как четырехкаратный бриллиант в коробке из-под хлопьев.
Он замер на секунду, его мысли зацепились за что-то, но через мгновение все прошло, и его внимание вернулось к Реган, которая явно пребывала в шоке. Его улыбка стала еще шире, почти сравнялась размером с ее округлившимися глазами.
– Гнездо… гнездо Тарбозавра? – наконец выпалила она. – Бог мой, ты исчезаешь на две недели и появляешься с гнездом Тарбозавра? С видимым эмбрионом?
– Да, да, я знаю, – сказал он, все еще возбужденный, несмотря на ее явное сомнение. Черт, да кто бы мог мгновенно поверить в такую находку? – Но оно здесь, Реган, и оно настоящее.
Этого было достаточно для головокружения. У него во всяком случае голова кружилась – могучий хищник Мелового периода, которого он так хотел, появился из неоткуда и ждал его на складе в Лафайетт? В науке случались открытия, но это было из разряда тех, что попадали в книги и могли вновь поставить молодого доктора Хоуску на цыпочки.
– Монголия, – прошептала она, голос ее наполнился трепетом. – Дедушка, это потрясающе. Боже мой. Монгольское гнездо Тарбозавра здесь, в Денвере?
Да, он был уверен. Может, он и был старым и забывчивым, но ради всего святого, уж Уилсон-то МакКинни точно узнал бы хищника Мелового периода.
Она ухмыльнулась ему: улыбка растянулась от уха до уха. Потом так же внезапно, как и появилась, она исчезла. Она тихо выругалась, поднялась на ноги и отступила к кровати.
– Что не так?
– Ну, – уклонилась она от ответа, растягивая слова, пока не остановилась и не повернулась к нему. – Нам ведь придется вернуть их, так?
Ну, да, вероятно, в конце концов. Окей, естественно, когда-нибудь… но не сейчас. Они пока даже не знали, кому именно их возвращать, и было еще кое-что, что ей необходимо узнать.
– Еще кто-нибудь знает, что ты обнаружил? – спросила она, прерывая поток его мыслей, и на секунду он замешался. Он пока не сказал, что еще нашел.
Или сказал?
– Ты не говорил Кристиану Хокинсу?
Он покачал, по крайней мере, зная ответ на этот вопрос.
– Хокинса почти не было рядом, а я должен отчитываться перед Диланом, но Дилан… уехал. – Это он знал. Дилан уехал, так что он придержал свой отчет, но частично записал его, ту часть, что была о Тарбозавре. Он нашел его только два дня назад, когда большинство агентов ФБР уже отбыли после отъезда Дилана. Часами рядом с ним не было никого, с кем бы он мог поделиться новостью. Потом объявился Хокинс, но у них почти не оставалось времени поговорить, потому что вслед за ним прибыл другой ФБРовец.
Они по большому счету предоставили его самому себе, а сегодня утром он нашел у Тарбозавра кое-что еще. Кое-что… странное.
– Дедушка? – Реган снова была рядом и трясла его за колено, чтобы привлечь внимание.
В этом-то и была чертова проблема. Его внимание по-прежнему рассеивалось.
Он сосредоточился на ней, гадая, что могла ее расстроить. Он ведь только что поделился с ней отличными новостями.
– Дедушка, мне сейчас нужно уйти, но ты здесь будешь в полной безопасности. Мне нужно проверить Никки, удостовериться, что с ней все в порядке. Мы обе будем сегодня ночью в отеле Сауферн Кросс. Позвони мне, если понадоблюсь, и я вернусь. Надеюсь, завтра мы сможем вернуться домой.
Вот куда он хотел поехать – домой. Работа вызывала стресс: все эти люди зависели от него, нужно было работать по графику, постоянно участвовать в окружающей его суматохе, отвечать на их чертовы вопросы. Отказаться от вождения тоже было не легко. На самом деле, его этот факт до смерти напугал. Если он не может водить машину, что же с ним будет? Он станет стариком, намертво привязанным к дому? Выброшен в мусорку в семьдесят два?
– Нам нужно поехать в отпуск, – сказал он, озвучивая неожиданно пришедшую в голову мысль. – Взять деньги, которые я заработал и просто уехать. – Вот это ему нравилось – просто взять и сорваться с места, путешествовать то здесь, то там, все посмотреть. Он не хотел от этого отказываться. – Может, нам втроем стоит поехать в Рэббит Вэлли на месяц. – От одной этой мысли он почувствовал себя легче, моложе.
– Конечно, дедушка, – ответила Реган, будучи не в состоянии сказать что-то иное, даже понимая в глубине души, что лжет.
Боже, она всегда была для него настоящим разочарованием, но больше всегда на свете она ненавидела лагерь в маленькой палатке на стоградусной жаре посреди штата Заброшенное Нигде, США с десятигаллонным контейнером чуть тепловатой воды, который приходилось тащить с собой сорок миль. Ни душа, ни туалета, ни раковины, ни кровати, ни прохлады, но куча песчаной гальки, мух и обжигающего кожу солнца – этот список можно было продолжать и продолжать.
Ее родителям такая жизнь была по вкусу, и они проводили ее в пустынях или джунглях. Она, видимо, была чем-то вроде генетического атавизма, связанного с давно потерянным предком, который предпочитал проводить дни в спа-салонах. Отпуск – это Карибы, Гавайи, неделя в Нью-Йорке.
Рэббит Вэлли была тестом на выживание – и не нужно было и тысячи долларов, заработанной им, чтобы туда добраться. Бак бензина, сумка продовольствия и палка, чтобы отгонять хитрых змей.
Однако он выглядел хорошо, казалось, за ним неплохо ухаживали – это заслужило ее благодарность. Учитывая тысячу долларов в день, она не могла с уверенностью сказать, что они получают от него пользу – едва ли, – но он находился в безопасности. Стил Стрит была как крепость. Даже шаткий старый грузовой лифт был оснащен выдающейся охранной системой. Она видела и многое другое: камеры, кодовые клавиатуры на дверях, сигнализацию. Даже более того, все здание было проникнуто таким ощущением, весьма сильным ощущением, что кто-то одним нажатием кнопки мог закрыть все так плотно, что оно станет похоже на барабан. Ни одно место на земле не казалось ей таким непреступным.
– Это будет чудесно. – Уилсон фактически сиял.
«Ладно, Господи, помоги мне», – молча взмолилась она. Она поедет, но не на месяц. Максимум на неделю.
Конечно, никто из них никуда не двинется, пока не вылезет из всей этой путаницы, в которую они попали благодаря Дилану Харту и его окаменелостям. Господи. Гнездо Тарбозавра.
– Конечно, дедушка, – повторила она. – Это будет чудесно. – Ей стоит поговорить с Куином прежде, чем строить еще какие-то планы. – У тебя есть все, что нужно на ночь?
Он взглянул на кровать и кивнул.
– Да, настоящая кровать и кондиционер. Мальчишка будет поблизости?
– Джонни?
– Да, Джонни, – сказал он, ставя ударение на имя. Его улыбка стала шире.
– Да, он будет здесь всю ночь, если тебе что-то понадобится. Он и завтра останется с тобой, пока мы с Никки не приедем и не заберем тебя или пока он сам не сможет отвести тебя домой. – Она поднялась на ноги и наклонилась, чтобы его поцеловать. – Спокойно ночи, дедушка.
Оставляя его в одиночестве, она закрыла за собой дверь и пошла сквозь помещение, красивей которого она в жизни не видела. Мысли метались, но она все равно замечала изысканную обстановку – изысканно дорогую обстановку. Все вокруг было шикарным и креативным. Ничего обычного или аляповатого. Красиво вырезанные кожаные стулья обладали простыми стильными линиями. Дубовые полы устилали красивые ворсистые ковры. Скандинавские столы были вырублены из твердой древесины. Оборудование кабинета просто потрясало: все самое современное от компьютеров и телефонов до акустической системы CD и телевизионного экрана, растянувшегося во всю стену.
Единственным несоответствием был огромный металлический знак «Погодостойкий» два на три фута, висевший между двух окон – точно такой же, как и на футболке, которую она носила. Она собиралась спросить об этом Куина. «Погодостойкий» постоянно встречался на Стил Стрит. Длинный ряд бамперных наклеек «Погодостойкий» находился на стене около двери, ведущей в переулок. Клеймо «Погодостойкий» было выжжено на стекле двери, отделяющей гараж от офисов, а в лифте висела табличка «Погодостойкий» размером с автомобильный номерной знак.
Вообще-то, она собиралась спросить Куина о многом. Он не был коммерсантом. Никто на Стил Стрит не был. Даже близко. Это было помещение, полное офисов, оборудованных на миллионы долларов – что тоже не особо наводило на мысли о правительственной работе.
Чем бы он ни занимался, им нужно было переговорить и обдумать все, сейчас, немедленно. Гнездо Тарбозавра меняло все. Его нельзя было возвращать Роперу и Винсу Бренсону и остальным преступникам, дышащим им в затылок. Гнездо было беспрецедентной находкой, живым кусочком памятнику прошлого, и будь она проклята, если позволит Куину и Хокинсу отдать его этим бандитам. Теперь ей как никогда было необходимо увидеть эти украденные кости.
С другой стороны, если они не вернут окаменелости – все окаменелости – она, Никки и Уилсон останутся мишенями.
– Ну, так что? – шепотом спросила она себя.
– Реган? – Из соседнего помещения вышел Куин.
– Ты меня напугал, – смутилась она, чувствуя, как сердце постепенно замедляется после скачка. В общем, она поняла, что нервных клеток у нее почти не осталось. Поседение двадцать четыре часа, с тех пор как она нашла запись в ежедневнике Уилсона, были самыми дикими за всю ее жизнь.
– Прости. – Он подошел ближе и притянул ее в объятья. Прижав к себе, он поцеловал ее в макушку. – Ты уложила Уилсона?
– Да. – Он был таким сильным, таким теплым. Она тоже была горячей, особенно в области лица. Она трижды занималась с ним любовью, но до сих пор едва ли что-то знала о нем. – У него есть кое-какая информация, которая все меняет.
– Какая?
Ее улыбка вернулась. Новость Уилсона была по истине замечательной.
– Одна из окаменелостей, с которыми он работал, оказалась гнездом Тарбозавра, одного из хищников Мелового периода, найти которых он мечтал всю жизнь. Знаю, в это сложно поверить, но в вашем распоряжении редкое сокровище, которое, вероятно, стоит больше того, что украли, намного больше. Ты просто не можешь отдать его Роперу, по крайней мере, пока я…
– О, нет, я могу, – перебил он. Взгляд его потемнел.
Окей, именно этого она и ожидала, учитывая весьма убедительные доводы в пользу передачи окаменелостей владельцу. Безопасность окружающих волновала ее, по меньшей мере, так же, как и его, если не больше.
– Тогда ты должен, по крайней мере, дать мне взглянуть на него. – Это был ее запасной план. Он ей не нравился. Ей нужно было все чертово гнездо, все до последней косточки, в одном месте, целиком, нетронутое. – Мне нужно сфотографировать его прежде, чем ты его вернешь – о Боже. – Внезапно остановившись, она зажмурилась. Нет, нет, нет. Ее запасной план – полный отстой. Сейчас или никогда. – Мы не можем его вернуть, – сказала она, подняв руки, как будто отгораживаясь от всех возможных аргументов. – Нет, мы просто не можем. Ни в коем случае, если оно действительно то, за что его принял Уилсон. Нет, если это гнездо монгольского Тарбозавра. Ну, правда, Куин. Должен быть другой способ. Это слишком важно.
– Монгольского? – Его голос внезапно стал очень серьезным, очень тихим. – У нас кости монгольского динозавра?
Она кивнула.
– Если Уилсон не ошибся в идентификации, у вас есть, по крайней мере, одна монгольская окаменелость.
– Кто-нибудь еще знает?
– Нет, не думаю.
Одну долгую секунду он молча смотрел на нее.
– Окей, – наконец сказал он. – Я сделаю для тебя фотографии.
– Я должна делать фотографии, – настаивала она. – Только я знаю, что искать.
– Нет, ты отправляешься в Сауферн Кросс.
– Но…
– Нет. – Он был непреклонен, и она уже готовилась ответить, что не подчиняется ничьим приказам, как выражение на его лице смягчилось. – Послушай, Реган, мне жаль, но все должно быть именно так. Кости – приманка для Ропера. Я не хочу, чтобы ты была где-то рядом с ними.
Взгляд Куина говорил, что она не сможет сделать абсолютно ничего, чтобы он передумал. Это дело решенное. Она отправится в отель, а он организует ловушку для человека, который однажды уже чуть не убил его.
Она даже не хотела об этом думать.
Но, черт, несмотря на опасность, ей ужасно хотелось наложить руки на монгольского монстра, хищника Мелового периода из заветной мечты каждого палеонтолога. Она хотела наложить на него свои руки, музейные притязания и запереть его в своей лаборатории – и сделать все это так, чтобы никого не убили.
Должен быть способ.
Глава 18
«Так, так, так», – думал Кид, совершенно ошеломленный непрерывным потоком болтовни, который извергала Никки МакКинни. Они все еще ехали, направляясь на юго-восток Боулдера, подальше от отеля Сауферн Кросс, и он мог точно сказать, что их никто не преследовал. Он совершил все возможные маневры уклонения. Дважды.
Но Никки МакКинни – Боже, очевидно, и малейшей опасности было достаточно, чтобы разговорить ее. Некоторое время назад он просто прекратил попытки действительно понять, что именно она болтает или, прости Господи, отвечать ей. Это был немыслимый поток слов, своего рода история жизни, излагаемая монологом, и он опасался, что, если она не передохнет, то может просто перегреться, спалив свои мозги или голосовые связки. Она чертовски завелась и, наверное, все еще была напугана. Не каждый же день в тебя стреляют. И далеко не каждая женщина могла заставить его потерять дар речи или одним взглядом, одной улыбкой вынудить думать о вещах, которые никогда не приходили ему в голову. Например, о том, как она обычно выглядит по утрам или как будет выглядеть через двадцать лет. «Господи» в квадрате. Какого черта с ним происходит? Он никогда не думал о женщинах так: о завтрашнем утре, о будущем.
– Конечно, Реган чуть не умерла, войдя в мою мастерскую, которая тогда располагалась в садовом сарае. Но это было прежде, чем я наконец все разъяснила и убедила дедулю сделать пару потолочных окон, выходящих на север, потому что свет играет очень большую роль, особенно для картин. А я ведь много рисовала до того, как начала использовать в своих самых крупных работах фотографию и печать. Но там был Трэвис, голый, конечно же, а мне было всего шестнадцать, и Реган сразу же подумала самое худшее, ведь он был к тому же и старше меня, правда, не на много, всего на два года. Это было так странно, но Трэвис в тот день влюбился в нее – она изо всех сил старалась не пялиться на него и не упасть в обморок от шока. Это на самом деле было просто ужасно, она пыталась не принимать все слишком близко к сердцу, но ты же знаешь Трэвиса, он даже не замечает, голый он или нет, а Реган подумала худшее – о, думаю, это я уже говорила.
Она молчала чуть дольше обычного, и пауза, вероятно, должна была послужить ему намеком, но прежде чем он успел подумать о чем-то, а уж тем более высказаться, она снова кинулась на баррикады.
– Конечно, ничего такого не происходило. Мы с Трэвисом просто не находим друг друга привлекательными – хотя, наверное, мне не стоит так говорить, потому что, естественно, я нахожу Трэвиса поразительно привлекательным. Он великолепен, физически великолепен. Самый фотогеничный мужчина из всех, кого я встречала.
«Отлично», – подумал он, пытаясь сосредоточиться на лежавшей впереди дороге и регулярно проверять зеркало заднего вида. Трэвис Джеймс был ее идеальным мужчиной, а он, Кид, совсем не походил на Трэвиса Джеймса. У него не было светлых волос и синих глаз. В нем не было ничего фантастического или артистичного, и он не имел ни малейшего гребаного понятия, фотогеничен он или нет – или почему его стало это волновать.
– Но бедная Реган, ее муж, должно быть, был просто худшим любовником в мире, потому что она была так несчастна изо всех этих постельных дел, а потом она оказалась буквально выставленной на показ перед Трэвисом, который откровенно излучает сексуальность. Думаю, это была страшная встряска для ее нервной системы.
Черт, излучаемая Трэвисом сексуальность стала шоком и для нервной системы Кида, и он совершенно точно не желал слышать ничего о любовной жизни Реган МакКинни. Только не после того, как видел ее нижнее белье. Не после того, как видел лицо Куина, когда та упала в обморок.
Нет, сэээр. Куин бы не хотел, чтобы он это слышал.
– А ты знал, что она начала бракоразводный процесс спустя пару недель после этого?
Она затормозила на полной скорости, а он осознал это только через пару секунд, с удивлением поняв, что она действительно ждет от него ответа.
– Э-э-э… нет. – Он, правда, не знал.
Очевидно, удовлетворившись комментарием, она принялась за старое с новыми силами:
– Уверена, что именно голый Трэвис заставил ее принять решение и понять, что должно быть что-то получше заплесневелого старикашки Скотта Хэнсона, и я надеюсь, что наша с ним работа производит тот же эффект на женщин, которые приходят на мои шоу. И я говорю не только о том, что он очень красивый снаружи. Он красивый и внутри, а часть его, женская часть его, она просто сияет. Думаю, именно на это женщины и реагируют.
Черт. Теперь парень сиял? И что это за мысль насчет Реган, увидевшей его голым и решившей развестись со своим мужем? В этом не было никакого смысла. Он знал, как упакован Трэвис, а он был упакован как самый обычный парень: пара рабочих деталей, все на своем месте, как…
Его мозг яростно затормозил. Ему действительно стоило перевести дыхание и спросить себя: какого хрена он об этом думает и каким образом, черт возьми, ей удалось заставить его мысли принять такой долбаный оборот? Он давно не думал о причиндалах других парней, по меньшей мере, с тех пор, как ему исполнилось пятнадцать и он понял, что с ним в этом плане все в порядке.
Он неловко поерзал на сидении и попытался больше к ней не прислушиваться, но это было сродни невозможному. Перед звуком ее голоса, как и перед всем остальным в ней, было не устоять.
– Думаю, он вынуждает женщин поставить под вопрос их жизненную позицию через ассоциации с дихотомией его физической силы и женской тайны. Эту часть Трэвиса я всегда старалась поймать. Напряжение. Ты должен был почувствовать это в мастерской.
Она говорила на полном серьезе. Он чувствовал это по тону голоса. И снова, совершенно неожиданно, она ожидала его реакции.
– Э-э-э… нет. – О, да. Он явно выигрывал по очкам в этом разговоре.
Он включил поворотник и газанул, направляясь к видневшемуся впереди съезду с шоссе. Как вариант Сауферн Кросс отпал, и Кид решил, что ей нужна крепость, а не безопасное место. Они отправятся в Денвер. Он отвезет ее на Стил Стрит. Он доложил об изменении в планах, поймав Куина на полпути со Стил Стрит в Сауферн Кросс, а Хокинса на полпути из Коммерс Сити на Стил Стрит. Ни одному из них не понравилась скорость, с которой их выследили парни Ропера.
– Ты не почувствовал напряжения? – Это звучало так, будто она просто не могла поверить, что он сказал ей правду.
«Лаадно», – решил он, передумав.
– Да, напряжение было. Я просто не понял, что это из-за дихотомии физической силы Трэвиса и его, хм, женской тайны. Я решил, что это из-за картины и адского мотива смерти, не говоря уж о, хм, бесконечном демоническом ужасе воронки, засасывающей вечность. – Боже, он на тонком льду, на таком тонком льду.
– Ну да, это самая очевидная интерпретация, – сказала она. Тень облегчения легла на ее лицо, что привело его в еще большее замешательство. Она поняла его мысль. – Но все произведение проникнуто двойственностью мужской натуры: невинность и зло, мужчина и женщина. Ты не задавался вопросом: что ангел делает в аду? В смысле, что такого страшного он мог сотворить, что пал так низко от милости божьей?
Нет, об этом он себя не спрашивал. Он слишком много отвлекался на нее, но теперь, когда она упомянула об этом, ему не пришлось ломать голову над ответом. Бедному долбаному ангелу вообще ничего не нужно было делать, чтобы потерять милость божью. Такое просто случалось, между первым вздохом и последним. Он видел это на войне. Милость умирала. Смерть побеждала, и на какой-то миг весь мир превращался в ад.
Не было ничего простого или поверхностного в Никки МакКинни – но она определенно была наивной.
– А вы знаете, что сделал ангел? – спросил он. Да, у него были свои ответы, но он не собирался раскачивать ими ее лодку, особенно в тот момент, когда она была так близка от того, чтобы вовсе оказаться за бортом. К черту напряжение Трэвиса, она сама была скручена туже, чем боцманский узел, напряжение накатывало на нее волнами. Все в ней горело предупреждающими знаками – «Женщина на грани нервного срыва» – большими светящимися неоновыми буквами. Ее руки, сжимавшие на коленях коробочку с бутылочками, почти побелели. Плечи были напряжены, а спина казалось такой прямой, что с трудом верилось, что она умещается в изогнутом кресле.
Самое паршивое, что он мог только продолжать ехать и надеяться, что она не взорвется или еще чего. Или еще хуже – заплачет. Это приводило его в полное отчаяние и лишало мужества. Ей нужна была помощь, а он был совершенно бестолковым. Вот что значит вырасти с кучкой старших братьев и без матери – некомпетентность, полная и совершенная. Она может разлететься на кусочки, а ему лишь останется собирать их.
Но, Боже, она была как паровой каток, и он боялся, что она взорвется сама, как и опасался сказать что-то не то, что станет причиной катастрофы.
– Нет. На самом деле, я не знаю, почему пал ангел. – Она покачала головой. – Должна бы, но не знаю, и это одна их тех вещей, которые я все время пытаюсь сделать – вывести работу за пределы холста. Конечно, я научилась переводить произведение через грань только в последнюю пару лет. Думаю, Трэвис знает, что сделал ангел, и использует это знание, чтобы зайти туда, где он находится, но мне он не говорит. Он никогда ничего не говорит, но не боится показывать мне больше, чем все остальные мои модели. Он осознает невинность собственной сексуальности и женскую тайну, присущую его мужской натуре. Он проживает дихотомию падшего ангела.
Кид тяжело втянул в себя воздух. Дихотомия падшего ангела? О чем, черт возьми, она говорит?
В течение секунды он надеялся, что доедет до дома, ничего больше не узнав о Трэвисе, излучаемой им сексуальности, его женской тайне или о каких-то других гребаных дихотомиях. Еще один выброс информации, и его, есть такая вероятность, просто стошнит. Он уже чувствовал легкую слабость.
А потом он понял, что еда была большей частью этой проблемы. Полгаллона адреналина, выбросившиеся в его организм за 0.2 секунды, всегда вызывали чувство голода. Еда, которую она упомянула в своей мастерской, так и не появилась, а он почти достиг критического обезъедивания. Ему нужна была пища, много пищи и поменьше Трэвиса. Этот фельдшер, на самом деле, был неплохим парнем, но Кид намеревался возненавидеть его через пять минут, если Никки не найдет другой темы для разговора. С тех пор как они совершили свой азотистый полет из ущелья, она перебрала уже около восьми тем, но казалось, застряла на Трэвисе.
Единственное, до чего он додумался во время ее непрерывного монолога, была мысль о том, что ему никогда-никогда не стоит позировать ей. По ее логике, модели нагружались каким-то особым, довольно тяжелым весом, который делал их неприкасаемыми. Он даже не был уверен, что она видела в них настоящих мужчин, и уж точно не хотел оказаться в категории таких неприкасаемых и ненастоящих.
Ни за что. Он хотел, чтобы она прикасалась к нему, хотел полного телесного контакта с потной кожей и раскрытыми губами, но с этой точки зрения он, вероятно, сильно опережал события. Очень сильно. Она едва ли взглянула на него один единственный раз с момента их знакомства. Все разговоры были только о Трэвисе, который, Кид мог бы поставить двадцать баксов, не был ее любовником.
«Тогда кто?» – спросил он сам себя в миллионный раз, надеясь, что ответом на этот вопрос будет: никто. Судя по тому, как она говорила о Трэвисе, никого другого в ее жизни не было.
– Трэвис…
«Ну конечно», – подумал он.
– У него есть небольшой бизнес на стороне. Он занимается сексуальным импринтингом с женщинами, у которых был плохой опыт, тем самым находя отличное применение своей невинной сексуальности. Он неплохо справляется. Все очень целомудренно, очень здорово, но Реган отказывается принять его предложение неограниченных бесплатных сеансов. Это, конечно же, безумие. Я уверена, что он смог бы ей помочь, как в прошлом году помог одной моей подруге, у парня которой были, хм, ну проблемы, понимаешь?
Не может же быть, что она ожидала от него ответа на этот вопрос? Но она замолчала, оставляя паузу, полную ожидания, висеть в воздухе и мучить его. Вероятно, нарочно.
– Нет, – выпалил он. – Я не понимаю. – И уж точно не хотел понимать. И в то же время он был болезненно заворожен всем, что она говорила. Парни из 24-ого полка морской пехоты с радостью наложили бы лапы на такую идею как сексуальный импринтинг, и, он мог поспорить, были бы счастливы предложить любой женщине бесплатные сеансы. Конечно, не было на всей земле морпеха, которого можно было бы описать словом «невинный». И уж конечно, каждый из них уже думал о себе как о профессионале в области сексуального импринтинга.
Широкая ухмылка растянулась на его лице. Что же за бизнес был у Трэвиса?
Мужские проблемы представляли собой что-то иное, и он надеялся, что она проявит благоразумие и удержит детали при себе.
– Я голоден, – сказал он, надеясь, что паника не отразилась в голосе. – Вы хотите есть? – Еда всегда поднимала ему настроение. На самом деле, он повел себя как полный идиот. Ему стоило накормить ее в ту же секунду, что они выехали из ущелья. Он был голоден с тех самых пор, и ставки на то, что она чувствовала то же самое, были высоки. – На следующем съезде будет кучка ресторанов фаст-фуд. Мексиканская, китайская кухни, сэндвичи, гамбургеры, если хотите. Все в порядке, мы можем остановиться и перехватить чего-нибудь.
– Эх, нет, спасибо, – сказала она, закашлявшись, а может, задохнувшись, после секундного колебания. – Я, хм, не думаю, что смогу сейчас что-нибудь съесть.
Звук ее голоса это подтверждал. Может, ее так отвратила идея фаст-фуда.
– Если хотите фахитос с тофу, уверен, что смогу найти. – На самом деле, он не был уверен, что где-то около шоссе можно найти что-то подобное, но, если ей это поможет расслабиться, он сварганит такой на Стил Стрит.
– Нет… хм… все в порядке. Мне не очень нравится тофу.
«Поди догадайся, – подумал Кид. – Гламурная боулдерская штучка и не любит тофу».
Он снизил скорость и направился к выезду с шоссе, приближаясь к торговым центрам, заправкам, забегаловкам фаст-фуд, расположенным в пригороде северного Денвера. Если выбор был за ним, он, однозначно, предпочитал чизбургер, а при удачном стечении обстоятельств, ему удастся и в нее впихнуть немного картошки фри, а может быть, молочный коктейль. Он был уверен: что-нибудь да поможет.
Со своего места Никки с ужасом смотрела на него.
Есть? Он что, сумасшедший? Ей нормально дышать-то помогали лишь разговоры, а он захотел поесть? Она, вероятно, вообще никогда не сможет есть из-за того дня, когда ей пришлось пережить самый ужасный опыт всей жизни.
Если бы она не сходила в туалет до того, как они выехали из дома, она, наверное, намочила бы штаны. В нормальных обстоятельствах эта мысль бы ужаснула ее – но не сейчас. О нет. Она перешла ту грань, за которой небольшие физические дисфункции не вызывали стыда.
А он, что, разве не сидел с ней в той же самой машине? В той машине, боковое зеркало которой развалилось под градом пуль?
Пули!
За секунду до того, как зеркало вчистую снес летевший на полной скорости прямо им в лоб гигантский Виннебаго, там в ущелье? Разве он не сидел рядом с ней, когда решил начать «игру в труса», настолько близко приведшую их к смерти, что ей до сих пор не верилось, что они не превратились в шар скомканного метала и пламени?
О да, она оторвала взгляд от приборной доски и посмотрела смерти в лицо, и не было ли это всего за пару секунд до того, как они едва не вылетели с обрыва, прямо перед тем, как он нажал на тот ужасный красный выключатель, на тот самый выключатель, на который она до сих пор не решалась взглянуть, и превратил их и без того опасно мощный Порше в ракету «Атлас» со встроенным фактором страха, рядом с которым ужасный аттракцион «Свободное падение» в парке «Сикс Флагс» казался поездкой в детской колясочке?
А он проголодался?
Боже, от одной мысли об этом у нее начинала кружиться голова.
А от этого ощущения у нее учащалось дыхание, а от этого становилось трудно втягивать в себя воздух, а от этого ей хотелось говорить, говорить и говорить, пока она, наконец, не отвлечется настолько, чтобы не упасть в обморок.
Это был порочный круг, он истощал ее с тревожной скоростью, но вырвавшись из него, она начнет плакать, а ей не хотелось начинать плакать только потому, что она была так напугана. Только не перед ним, ведь ее тянуло к нему. Именно об этих чувствах она старалась не думать, избегала этих мыслей изо всех сил. В нем было столько… всего.
Нет. Лучше было продолжать говорить, что было бы намного легче, если бы он принимал более активное участие в беседе. Черт возьми, ей будто клещами приходилось вытаскивать из него слова.
Вот как сейчас. Он полностью замкнулся в себе, оставив мяч на ее стороне корта, где тот провел последние полчаса, с того самого момента, как он проделал в ущелье этот невероятный трюк в стиле Дюка из Хаззарда. Он, что, не мог помочь ей хоть немного?
О Боже, она сейчас заплачет и впервые со своего шестнадцатилетия не сможет сдержаться. Какого черта натворил Уилсон? Был ли он в порядке? А Реган? Или они тоже стали мишенями для пуль?
О, ради Бога. Она просто не вынесет таких мыслей.
– В детстве у меня не было пони, – выпалила она, ощущая, как рыдания бурлят в горле. – А я так хотела. Я умоляла, но ни Реган, ни дедушка не разрешили мне. Они знали, что он мне нужен для того, чтобы добраться до Южной Америки, до Перу. Там умерли мои родители, в Перу, при землетрясении, и я всегда думала, что, если смогу добраться туда на моем пони, то взберусь на горы и найду их, а мы с моим пони сможет выкопать их, привести их домой, и тогда все будет хорошо. Мне никогда не приходило в голову, что они все равно будут мертвы. Я была уверена: если смогу вытащить их из-под завала, они будут в порядке. Забавный у детей ход мысли, правда?
