Текст книги "Сэр, простите, ещё кое-что...(СИ)"

Автор книги: Таня Белозерцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

– Твои дети, как гусеницы, пожрали все лябли и бататы, неси еще!

И что интересно – Фрэнк её отлично понимал.

Из дальнейших словосочетаний тоже немало нового прибавилось, в коротенький рассказик Гарри затесались следующие фразы и слова: шли мы по улице, а там стояла физкультура удивительная… Скульптура, значит. Позже в разных ситуациях пришлось срочно записывать свежие перлы – и откуда только брал? Пучекрылые глазки, шапка-неваляшка, подшалунивает, раззубачил воду, углотал всю воду. А теперь вот сказки сочинять принялся, не иначе как писателем станет, когда вырастет, он же вместе с фантазией родился, можно сказать!

Денвер Куонеб тоже записывал Гаррины перлы, правда, по своей, особой, причине. Собирал их не потому, что это смешные высказывания малыша, а потому, что из этого он строил характеристику своего подопечного. И наблюдая за тем, какие сказки Гарри сочиняет, индеец узнавал, что у мальчика доброе сердечко и смелая, отважная натура. Гарри Коломбо стремился повторить отца, полностью копировал его повадки и движения. Он очень любил папу. Любил его тихий мягкий голос, любил его единственный, светящийся любовью карий глаз, любил сидеть на коленях в папиных объятиях, теплых и надежных…

Понимая всё это, Денвер старался укрепить эти отношения отца и ребёнка, не понаслышке зная о том, как «ласково» относятся к детям в Англии, ведь останься Гарри там, вряд ли он получил бы столько тепла и любви даже от собственных родителей, будь те живы. Холодная, вечно снулая, туманная и дождливая Англия воспитывала граждан под свою волынку – строгими и чопорными. И уже к седьмому году жизни маленькие англичане становились такими снобами… Во младенчестве их, возможно, и тискали-целовали любящие мамы, зато отцы обычно держали строгую дистанцию, блюдя эмоциональное расстояние и рамки. Короче, глядя на то, как толстые мальчики в канотье, опираясь на трость, басом солидно тянут «Добрый день, мэм, сэр, чудесная погода, не правда ли?», а тощенькие девочки, этакие зайцеобразные леди с выпирающими передними зубками, подобострастно приседают в вежливых книксенах, становится уныло и скучно жить.

То ли дело американские ребятишки! Свободные и вольные, что твои ветерки, носятся по улицам босоногие пацанята, загорелые, как черти, с шелушащейся кожей на плечах, сгоревшей от жаркого калифорнийского солнца. В свои семь и шесть лет Сэм и Патрик обзавелись целой кучей друзей-соседей, в частности, дети дружили аж тремя улицами, и самым старшим в этой разномастной компании было без малого тринадцать и пятнадцать лет. Казалось бы – ветераны, ну чего они с малышами-то возятся? Ан нет, подростки с Запад-Доран-стрит, Пайонир-драйв и Александер-стрит были весьма ответственными и очень-очень надежными личностями: в несколько пар глаз следили за малышней, пресекая всякие дурные поползновения со стороны случайного заезжего хулиганья с других отдаленных концов Глендейла, если тем случалось нагрянуть в их края.

Честно говоря, эта гигантская улица – Доран-стрит протянулась через весь северный Глендейл из конца в конец, разделенная на две – Западную Доран-стрит и Восточную Доран-стрит – со всеми её сансетами-бульварами и сотнями домов, магазинами, школами и ветклиниками не поддается внятному описанию, как нельзя описать её дома, сплошь и рядом понастроенные хоть и по прямой линии, да вперемешку, из различных стройматериалов и архитектурных вкусов. Ну сами посудите: стройный благородный двухъярусный особняк, выложенный серым и розовым гранитом, с бассейном и пристроенной сауной на задворках соседствует с покосившимся и побуревшим от времени деревянным одноэтажным домишком.

Дом Коломбо, слава богу, был двухэтажный, серо-белый, с коричневой двускатной крышей, с прелестным и просторным задним двором, где было создано всё для полноценного ребячьего досуга: качели с горками и стенками для лазания. Кроме огромного тополя на переднем дворике, тут росли канадский клен, бугенвилия и дуб, чья крона служила фундаментом для легонького домика-на-дереве, построенного лично дедом Коломбо, как только стало ясно, что тогдашняя миссис Коломбо не собирается ограничиваться тремя детками. Так что Гарри и его братьям с сестрой было где развернуться, помимо походов с родителями в продовольственный магазин Корнер-маркет, что за школой Коламбуса, и в ветеринарную больницу Глендейл Смол Анимал, где лечили бесконечных хомячков Сэма, песчаных пеструшек и рыжих джунгариков. Майя пока зверушками не интересовалась, помня мамино условие, что домашнего питомца она получит только тогда, когда научится гулять самостоятельно. Патрик, увы, просил пони, который был совершенно не по карману скромному малобюджетному лейтенанту.

Но один четвероногий член семьи у них всё-таки появился. Приехав с очередным заболевшим хомячком, семейство обратило внимание на коробку возле клиники с надписью: «Щенки, бесплатно и в добрые руки», заглянув в которую, они обнаружили толстого пёсика, похожего на гармошку – весь в бесчисленных складочках, как шарпей, казалось, сама природа одарила малыша шубкой на вырост. Щенок сидел и скорбно смотрел на мир обиженными глазками, заранее надувшись на него. Коломбо был покорён. Никого не спрашивая, он нагнулся, подобрал щенка и засунул за пазуху. После, на приеме у ветеринара, Фрэнк с женой и детьми узнали, что пёсик здоровый и породистый – целый бассет-хаунд. Сообща решено было его взять.

Дома, увы, щенка заморочили: каждый хотел звать его так и не иначе! И долго по дому разносились крики ребят:

– Бетховен, ко мне! – надрывал глотку Сэм. Ему пылко возражал Патрик:

– Ты что? Он – Фидель! Фидо, ко мне!

– Маршмеллоу! – пищала Майя. – Вы что, не видите? Он похож на маршмеллоу!

– Батон! – вопил Гарри. – Я хочу назвать его Батоном!

Щенок, оказавшийся в семье с пятью детьми, ибо пятый тоненько пищал на руках у мамы, обещая свои анонсы, предпринял весьма мудрую тактику – притворился глухим, а потом, поняв, что это сработало, занял позицию умного дурачка, то есть вообще перестал откликаться. Зато услышав нейтральные слова «он», «его» и «пёс», тут же вырастал, как из-под земли, ненавязчиво предлагая свою альтернативу имени. Двуногие члены стаи в конце концов согласились с его мнением, и хитрого бассета стали звать Псом. Чем были изрядно позабавлены ветеринары и грумеры, к которым Пса регулярно водили на стрижку когтей и чистку ушей.

Вскоре щенок отлично вписался в компанию детей и собак со всего северного района Глендейла, стал таким же свойским, как и все старожилы. Да и ребята по-своему зауважали собаку семьи Коломбо: шутка ли, настоять на своем и заставить всех называть тебя именно так, как тебе хочется, честно, не каждая собака на это способна!

Так что, приходя к дому номер семьсот-какой-то, ребята звали гулять не только Сэма с Патриком и Гарри с Майей, но и просили выпустить с ними Пса. Получив разрешение, брали бассета на поводок и вливались в уличные будни под начало Грэма Мэдисона. Грэм был местным заводилой и самым старшим из ребят, кроме него, за малышней следили Губер Мастрон, всего на полгода его младше, Стивен Слейтер и Мел Харрингтон, прыщавые недоросли четырнадцати и тринадцати лет. Собственно говоря, их негласный союз очень помогал вечно занятым домохозяйкам, которым надо присматривать за совсем мелкими детишками и поддерживать порядок в доме: уборка-стирка-глажка-готовка, походы в магазины, подработка в пошивочных и прачечных, не у всех же мужья-сыновья стабильно работают в полиции и на почте… Таким образом, ватага добровольных помощников, организованная Мэдисоном, здорово развязывала женщинам руки.

Что касается Денвера, то в его задачу входило совсем другое – утихомиривание выплесков детской магии. После каждого такого происшествия, когда Гарри, случайно чего-то испугавшись, сильно чудил, индеец забирал его из дома и, уведя потрясенного ребёнка за город, начинал осторожно успокаивать его вспышки магии и испуга. А пугался Гарри всего, что происходило вокруг него… Вот Сэм и Патрик, расшалившись в дождливую погоду, заигрались дома в мяч, и тот сшиб со стены декоративное блюдо с сеттером. Майя, увидев осколки с частями белой собаки, перепугалась и зарыдала, истово вскрикивая:

– Ой, нет! Это же папина любимая тарелочка! Ой, он так расстроится…

Сверху хлопает дверь, и слышны шаги мамы – она спешит узнать, что за звон внизу прозвучал? Патрик и Сэм, переглянувшись, малодушно удирают во двор. За ними с неумелыми ругательствами срывается возмущенная Майя.

– А ну стоять, паразиты! Отвечать кто будет?!

Гарри, оставшись один, неверящими глазами смотрит на любимую папину тарелочку, и его маленькое сердечко прямо-таки заходится от ужаса – как расстроится любимый добрый и драгоценный папочка, который придет усталый и измученный с работы… ох… Ох, ну почему она разбилась? Она же любимая, папина!.. Тут, понятное дело, срабатывает магия желания – исправить случившееся, сделать так, чтобы всё стало по-прежнему, что и происходит: подчиняясь детской магии, осколочки вдруг зашевелились и начали сползаться друг к дружке, пока не воссоединились в единое целое. И вот перед обалдевшим Гарри на полу лежит целая тарелочка, и на белом сеттере в классической позе-стойке нет ни малейшей трещинки и царапинки.

А тут и мама спустилась, подозрительно оглядев Гарри, блюдо на полу и ничего разбитого в ближайшем радиусе, она недоуменно пожимает полными плечами, поднимает украшение и, повесив на стену, уходит обратно к малышке Мирабель. А к Гарри откуда-то торопливо подходит Денвер, сев перед мальчиком на корточки, начинает ласково успокаивать, объясняя ему, что именно он сейчас проделал, что он волшебник и не должен бояться того, что делает.

Другой случай, новый испуг, новые объяснения, и постепенно, потихонечку Гарри начал сознавать себя как волшебника, а не странного непонятного урода, который взглядом поднимает вещи, меняет им форму, как будто они пластилиновые; за минуту высушивает промокшие ботинки и штаны, когда он, споткнувшись, упал в лужу; силой воли подталкивает и сбивает с крыши улетевший туда мяч…

А с недавних пор Денвер стал увозить Гарри в горы, в цветущие предгорья Вердуго, где он, оказывается, проживал со своей семьей на симпатичной ферме в небольшом деревянном домике. Дети Денвера вскоре начали встречать Гарри, как самого желанного и любимого гостя, да так, пожалуй, и было, ведь мало где к краснокожим хорошо относятся, тем более к таким, как он, недавно купившим гражданство и живущим «на воле», а не в резервате…

Здесь, в потайной долине, Гарри обучался управлять своей волшебной силой, а рядом с ним теперь всегда находился Калеб Куонеб, трехлетний сын Денвера, и так же, как и Гарри, учился магии.

====== ~ 9 ~ Сказочные моменты ======

Солнечная долина так хитро пряталась среди гор, что о ней не знал ни один человек. Это Гарри вскоре понял, когда обратил внимание при въезде в гористый распадок на туманную дымку. Она всегда загадочно мерцала, возникая как бы из ниоткуда, когда синий пикап Куонеба сворачивал с хайвея на желтую торенку, неприхотливой змейкой вьющуюся в дикой траве. Сперва казалось, что грузовичок едет прямо на гору, но это только казалось, потому что в какой-то миг в каменистом хаосе сам собой возникал проход, скрытый тем самым туманом. Пикап, сосредоточенно рыча мотором, вползал по склону в туманную дымку, уверенно цепляясь шипастыми колесами за серый камень, сильно кренясь и раскачиваясь на неровной поверхности бездорожья. Гарри в эти моменты крепко хватался за ремень и поручни своего детского кресла. Потом тряска резко прекращалась, едва грузовик въезжал на новую дорогу, миновав дымную завесу, и в окна начинал литься пушистый солнечный свет, от которого Гарри смешливо жмурился и потирал ладошками щеки и глаза, уж больно ощутимым было тут солнышко – как живое прямо…

Это поначалу Гарри не понимал, потом-то до него дошло, что туман не простой, а волшебный, он исполнял функцию Врат между мирами. Ведь потайная долинка действительно была тайной, совершенно секретной, скрытой от глаз простых людей. И, въезжая в туман, пикап действительно покидал обычный мир, проникая в мир сказочный… В загадочный и волшебный мир, в котором жили птицы-Громы, странные пакваджи, рогатые айяшосы, огненные коровы Лумбры, маленькие юркие древоскрипы, выглядывающие из ветвей, их ещё называют лесными скрипелочками, последних было много, буквально на каждом дереве. Что ни миг, а из-за ствола нет-нет да мигнет хитренький блестящий глазик этого крайне милого зверька, похожего на ласку, но размером куда крупнее – с соболя. Они вскоре привыкли к Гарри и спускались с деревьев, чтобы поприветствовать маленького волшебника. И Гарри с удовольствием гладил их пушистые и гладкие шубки, скрипелочки были разные: кто-то длинношерстный и лохматый, кто-то гладенький, а кто-то, как тюленьчик, бархатный – это когда шерстка настолько коротенькая, что покрывает тельце, как замшей… И цвет у них был разный: черные, серые, бурые, рыжие и даже бронзово-зеленые, под цвет коры дерева, на которых они жили.

Вака-де-лумбра поразили воображение Гарри, когда он увидел их в первый раз и испугался, и было отчего… попробуйте не испугаться при виде горящей коровы. Стоит себе пятнистая буренка, травку щиплет, а по спине у ней пламя жаркое пылает, бело-прозрачное при свете дня, зато ночью то ещё зрелище – охваченное огнем стадо. Бедные ковбои… нетрудно представить, что чувствовали парни в шляпах, сталкиваясь с призрачными стадами в диких прериях.

Пакваджи Гарри не впечатлили – ну карлики, ну остроухие, ну носатые, ну и что? Те же люди, лысые только… Зато олень… да не этот, а вон тот, в чешуе и змеиным телом, вот красавчик хоть куда: благородная рогатая голова марала в районе грудины плавно перетекала в длинное змеиное тулово, не очень длинное, впрочем, метров пять-шесть. Что с учетом оленьей башки вполне себе приличный размер.

Птица-Гром, золотая и огромная, действительно впечатляла своими драконовскими размерами и шестикрылостью, эти шесть крыльев так потрясли Гарри, что он, не удержав изумления, наивно спросил:

– Ой, это серафимы, да?

– Почему серафимы? – с улыбкой переспросил индеец. Гарри коротенько рассказал церковную сказку о шестикрылых серафимах и повторил вопрос. Подумав, Денвер кивнул на ближайшую птицу, сидящую на скале, и спросил:

– А сам ты как думаешь? Похожи эти птицы на ангелов? Вообще-то они известны всему миру, и везде их по разному видят и представляют. И везде эти птицы олицетворяют собой природную стихию – грозы, дожди и ветры. Летит птица-гром, грохочет крыльями, искры-молнии из глаз пускает, ветры поднимает – тучи гонит на поля… А ещё она дарует нам тень забвения, самая неоценимая её подмога после массовых битв магов, итоги которых приводят к большим разрушениям и шоку для простого люда, случись им стать свидетелями тех событий. Волшебникам порой очень трудно сделать так, чтобы предать забвению большое количество народа, вот тут-то и приходит к нам на помощь птица-Гром: пролетывает она над городом и осеняет тенью своих гигантских крыл, насылая сон-забвение на людей. Засыпает человек и забывает всё волшебное, чему стал случайным свидетелем.

Как завороженный, Гарри внимательно слушал слова своего учителя, жадно впитывая новые знания. Ведь он начинал понимать, что не в обычном мире живет, а в странном, каком-то боковом… как его? Параллельном, да… Где летают по небу шестикрылые орлы, где на каждом дереве живет своя скрипелочка – древоскрип, где по прериям бродят горящие «демонические» коровы и бегают свободные лошади. Да, в этом мире были и лошади, прекрасные вольные мустанги, длинногривые и звонкоголосые, легконогие и стремительные, табуны их скакали по прериям дикой земли, щедро деля её с бизонами и коровами.

Именно так назывался потайной мир Денвера – Дикие земли. Здесь коренным народностям удалось сохранить всех зверей-эндемиков, в том числе и магических. Благодаря индейским шаманам по Диким землям ещё бродили пиасы – рогатые пумы, сражались за самку айяшосы, крались в ночи жуткие чупакабры и парили не менее жутенькие камазотсы, кошмарные летучие мыши-оборотни… А если вообще повезет, то можно и на след Вендиго наткнуться, постараться выжить и удрать подальше. И забыть.

Дети Денвера, Дакота, Ива и Калеб, сопровождали отца и его подопечного почти во всех странствиях, но чаще всего девочки оставались дома с матерью у домашнего очага, а спутником Гарри становился Калеб, его ровесник и первый друг детства. Он, как и Гарри, оказался волшебником, и тоже учился управлять своей силой.

Сперва учение заключалось в концентрации и сосредоточенности, поисках своего внутреннего «я». Как ни хотелось Денверу начать обучение белого мальчика индейской магии по своим исконным методам, но приходилось сдерживать свои хотелки: на дворе была середина двадцатого века, сам ребёнок жил, рос и развивался в современном мире, механизированном и урбанизированном. А значит, и толку ему не будет от древнего индейского знания… Но кое-что из этого Гарри всё же может пригодиться в будущем.

И в течение двух последующих лет мудрый наставник аккуратно и медленно-постепенно прививал мальчикам индейские науки выживания в природе и стихийной магии. В долину Дикой земли Гарри уезжал рано утром и до обеда предавался медитации, развитию своего магического ядра и простым, но таким необходимым знаниям. Возвращаясь домой, он с восторгом окунался в домашнюю рутину. Обожал-любил сестренку, играл с ней, ходил в магазин с мамой, выполнял мелкие поручения, помогая по дому, и ждал с работы папу. Как-то он угадывал точное время возвращения отца, а ведь Коломбо не в одно и то же время приезжал домой, мог вернуться или раньше, или позже, бывало порой и так, что на сутки задерживался, а то и вовсе в ночь уедет по срочному вызову.

Вот мама нервничать начинает, на часы поглядывает, тихо бормоча под нос:

– Да что ж он задерживается-то так?

А Гарри на автомате вслед отвечает, глядя на те же часы:

– Папа поздно приедет, к четырем…

И ведь правильно угадывает, удивительный ребёнок! Фрэнк и вправду возвращался очень поздно… устало подволакивая ноги, он вползал на кухню, где, к своему вящему изумлению, обнаруживал жену, преданно дожидающуюся его и подогревающую для него ужин. Разумеется, миссис Коломбо решила просто поверить маленькому сыну и поставила будильник на полчетвертого, таким образом сумев и поспать с дочкой, и мужа встретить, ужин ему приготовить-подогреть.

А бывало и так, что Коломбо отправляли в командировки, в которых он мог задержаться на неделю-полторы. Как же Гарри становилось плохо! Поняв, что папа не приедет ни сегодня и ни завтра, внутри у мальчика словно что-то ломалось, ему становилось очень больно, одиноко и грустно. Он очень сильно любил папу и в буквальном смысле не мог без него жить. К сожалению, бывают такие детские привязанности, когда ребёнок просто дышит любимым родителем и не представляет себя без отца или матери.

Эти недели без Коломбо скоро начали называть черными днями, потому что Гарри откровенно заболевал, температурил и плакал, при этом у него, казалось бы, ничего не болело физически, но это было не так. Сердце матери обливалось кровью, когда она прижимала к себе горячее тельце больного сына, слушала его надрывный плач и сама чуть не плакала, пугаясь страшной температуры, от которой Гарри прямо умирал. И вспоминала бессонные ночи самого Фрэнка, когда она лежала в роддоме после рождения Мирабель, маленький верный Гарри тогда плакал по маме, температурил и болел. Потрясенная, она вглядывалась в родное личико, целовала горячие мокрые щечки и молила господа смилостивиться и отстать наконец-то от ребёнка…

Первая командировка вылилась в пятидневную лихорадку малыша, тогда женщина не уловила связи между работой мужа и болезнью сына. Вторая командировка, снова Гарри затемпературил и свалился с жаром и ознобом, связь начала прослеживаться, тем более, что мальчик выздоравливал сразу же, едва услышав папин голос, поднимал голову двухлетний кроха, слабенький, чуть живой, и шептал: «Папочка, ты вернулся?», а посидев у папы на коленях, оживал и веселел, температура спадала, как и не бывало её.

Третья командировка и болезнь стали уже правилом. Страшноватой традицией. С тех пор командировочных недель Коломбо стали бояться, как чумы. Да и сам лейтенант начал откашивать от них, прося перепоручить то или иное дело кому-нибудь другому, дескать, ему бы чего поближе и ненадолго, мол, по семейным обстоятельствам он не может надолго отлучиться из дома.

Вызванные врачи разводили руками, чесали в затылках и задавали идиотские фрейдовские вопросы, типа, а не было ли у родственников интимных поползновений к младенцу? От которых Коломбо еле сдерживался, чтоб не вышвырнуть провокаторов за дверь. Сам Фрэнк вообще-то догадывался о причине болезни мальчика. Гарри видел, как убивали его маму, и, возможно, слышал, как ранее погиб отец. Сам Гарри об этом, может, и не помнил уже, но, видимо, что-то отпечаталось в его мозгу, сохранив тот первый страх, который пережил младенец, став свидетелем смерти родителей, иначе с чего он теперь так боится остаться один?

Но когда погиб президент попечительского совета при военной академии Уильям Хайнс, начальству понадобился именно лейтенант Коломбо, чья слава говорила сама за себя. Выслушав инструкции генерала по телефону, Фрэнк обреченно вздохнул – предстояла ещё одна опостылевшая командировка… дней пять-шесть, и гарантированно больной ребёнок. Сосредоточенно размышляя об этом, Фрэнк ходил по комнате и собирал свой командировочный чемодан, имевший странную привычку теряться в дороге благодаря своей бродячей натуре. Решение пришло внезапно, да такое простое, что он с разгону остановился посередь комнаты и звучно хлопнул себя по лбу:

– Ну конечно же!

После чего опрометью бросился в детскую. Нашел Гарри и увел к себе, сел на кровать, сына посадил на колени и, пальцами поглаживая-придерживая подбородок мальчика, ласково заговорил:

– Гарри, а как ты смотришь на то, чтобы съездить на недельку к моему старшему племяннику Генри Фоссету?

– Зачем? – настороженно спросил Гарри, пытливо вглядываясь в папино лицо. От его внимания не ускользнули ни разбросанные повсюду вещи, ни раскрытый старый чемодан, ни нервная дрожь в родном голосе отца… Фрэнк вздохнул.

– Ну, я просто подумал, что тебе будет интересно посмотреть, как строятся ракеты, м?

Гарри потрясенно распахнул глаза:

– Ух ты… Настоящие?..

– Самые настоящие! – клятвенно подтвердил отец. – Космические.

Таким образом проблема была решена. Узнав о предстоящих новых командировках, Коломбо заранее договаривался со своими бесчисленными братьями-кузенами-племянниками и прочими родственниками забрать на недельку Гарри, а так же Майю и старших пацанов, если у них выдавались перерывы в учебе. И ездил с тех пор Гарри к разным дядям-тётям и кузенам, гостил и познавал новые науки, в которых подвизались те или иные родичи: ракетостроение, стройка небоскребов, робототехника, фотодело, фермы по разведению цыплят-коров-свиней, даже полицейская академия, в которой проходил службу обожаемый Энди Парма, упорно идущий к своей цели – стать полицейским.

И в Монтану к Синтии, на самые настоящие раскопки, где Синтия была практиканткой-стажером, получала, так сказать опыт перед будущими поездками в желанный Египет. И при виде костей брахиозавра Гарри чуть не уписался от восторга, шутка ли, его нынешнее и долговечное увлечение! В этот период жизни Гарри, как и всякий нормальный мальчишка, страстно увлекался динозаврами. Ну и в память о той поездке в Монтану ему купили игрушку – резинового зеленого брахиозаврика, с которым Гарри теперь почти не расставался.

Да, мудрый отец не прогадал, его способ сработал на ура – Гарри перестал заболевать от разлук с ним, с чего бы, он же не дома, а в гостях, пусть и без папы, но скучать-то некогда! А уж когда дядя Боб взял его с собой на ферму в Парк-сити в штате Юта, мальчик просто обалдел от сюрприза, устроенного для него дядей. Его познакомили с медведем-кадьяком по имени Барт!!! Гигантский миша был совершенно невероятен. Его голова возвышалась над четырехлетним крохой аж на три метра и казалась величиной с половину легкового автомобиля, а когда «дядя» Барт ещё и обнял его своими страшенными лапищами, жарко дыша в лицо огромной красной разверстой пастью, потрясению Гарри не было предела – ну как же, побывал в объятиях гризли! Да ещё и облизан, господи…

Память о Барте потом долго жила в Гарри, тем более, что медведь вскоре стал знаменитостью и начал часто мелькать на экране кино и телевидения. И Гарри очень так гордился своим личным знакомством с четвероногой кинозвездой Голливуда.

А потом подкрался пятый год, в котором Гарри предстояло пойти в начальную подготовительную школу. Перед тем, как отправиться в школьный комплекс Коламбуса, Гарри навестил Денвер. Войдя в комнату для игр, индеец опустился на банкетку и, грустно улыбнувшись, обратился к подопечному:

– Ну вот и закончилась наша свобода, Шунко. Теперь только на каникулах и будем видеться.

Гарри печально заглянул в черные глаза наставника и протестующе спросил:

– А почему школа обычная? Я же волшебник и должен пойти в волшебную школу.

– Потому что ты не готов, Гарри, – мягко пояснил Денвер. – Сначала ты должен получить основные человеческие знания, которые дети как раз и получают в обычной школе, потом, по достижении необходимых знаний, они переходят в новую старшую школу и техникум-колледж по необходимому профилю. Тебе в них тоже придется записаться, чтобы не одичать за годы обучения в волшебной школе.

– А когда я пойду в старшую волшебную? – требовательно спросил Гарри. Стоя между колен индейца, он вопросительно смотрел в глаза. Денвер легонько провел ладонью по темным волосам.

– Обычно это происходит на одиннадцатом году жизни. Нескоро, Гарри, очень нескоро. Тебе ещё шесть лет придется ждать.

– У-у-у-ууу… – разочарованно скуксился Гарри. – Это так до-о-олго…

– Да, Гарри, долго, – серьезно согласился индеец. – К тому времени тебе многому предстоит научиться, многое познать и совершить.

– А что, например? – заволновался Гарри, в нетерпении похлопывая ладошками по бедрам.

– Ну, например, научиться метать молнии, преобразовывая их из плазменных сгустков энергии… что это такое, ты узнаешь в школе, Гарри. Понимаешь теперь, зачем тебе надо отправляться туда? Ещё ты должен будешь найти свое дерево и своего древоскрипа, чтобы с их помощью сделать себе волшебную палочку. Такая палочка будет лучше тебя слушаться, чем та, которую ты купишь в магазине. А ещё ты должен найти своего коня.

Гарри так удивился, что заскреб в затылке, аж засвербело там от неожиданности.

– А зачем мне конь? – недоуменно бухнул он.

– Затем, чтобы с его помощью покорить пространство, – очень серьезно начал пояснять наставник. – Так-то ребят в школу собирает волшебный поезд Вселенной, но, забрав, он увозит их в одну школу, в ту, куда тебя запишут родители: в Ильверморни, Хогвартс и так далее… Ты записан в Хогвартс, Гарри. А это значит, что ты будешь уезжать в Англию на целых долгих десять месяцев, с возможными короткими визитами домой на пасхальные и рождественские каникулы. А конь… – тут Денвер сделал многозначительную паузу, давая малышу время на осмысление. Гарри напряженно нахмурил реденькие бровки, сосредоточенно покусывая губу. До него как-то быстренько дошло, что это означает почти целый год вдали от дома, без папы и мамы.

– А конь?.. – тихо выдохнул он.

– А конь доставит тебя в школу утром и домой вечером. Причем в любую школу в любой точке мира, хоть на другой планете, образно говоря. Для него не существует никаких преград и расстояний. Ведь конь – это властелин дорог, король пространства и параллелей. И знаешь что? – вдруг таинственно понизил он голос, касаясь груди Гарри кончиками пальцев.

– Что?.. – зачарованно шепнул Гарри.

– Я слышал его голос!.. – заговорщицки прошептал Денвер. – Звонкий и добрый. Он донесся до меня в ту памятную ночь, когда родилась твоя сестра, и ты сделал свое самое первое предсказание. Твой конь проснулся вместе с твоей магией и теперь ждет твоего призыва. Когда-нибудь ты позовешь его, и он обретет физическое тело и придет к тебе. Ты, главное, позови его, всерьез позови, и тогда он всерьез откликнется и шагнет тебе навстречу. Помни главное, Гарри: у тебя есть конь, и он ждет твоего зова. А когда вы окажетесь вместе, у вас не будет никаких препятствий. Вы станете королями пространств и миров.

Гарри восхищенно сверкнул глазами – вот оно что! Правильно учитель говорит, с конем ему не придется уезжать из дома на долгие десять месяцев, а можно будет скакать туда-сюда из школы домой и наоборот. И никакие поезда ему не будут нужны!

====== ~ 10 ~ Страшный урок Жизни ======

Правая дверца Пежо-403 отказалась открываться, и Гарри пришлось переползти на кресло водителя, чтобы выбраться из отцовской машины. Обходя автомобиль, мальчик украдкой погладил фару, понимая стремление авто не пустить его в школу. Гарри иногда казалось, что автомобильчик живой, он был такой старенький, что давным-давно обрел черты характера и даже норов, свой собственный, своеобразный нрав, и мог составлять какое-никакое мнение.

Отец провел Гарри по коридорам и, немного поплутав, привел в большую комнату, где собрались сколько-то родителей со своими детьми. Поняв, что они пришли именно туда, куда надо, Коломбо с сыном пристроились у дальней стенки дожидаться остальных. Происходил набор детей в начальные классы. Группами по двадцать.

Пап было всего три, остальную толпень составляли мамочки, расфуфыренные и раздраженные, они в крайнем подозрении косились на отцов, кривили напомаженные губы и перешептывались, обсуждая небритых и неряшливо одетых папаш. Крепче всего, что ожидаемо, конечно, досталось Коломбо: густая нестриженная грива, потасканный плащ с растянутыми карманами и сутулая фигура давали о себе знать. И некоторые из мамаш успели-таки настучать во время собеседования в кабинете…

– Фу, директор, там один индивидуум не вызывает доверия! Запретите его сыну учиться с нашими чистенькими ухоженными детками.

– Эй, дректро, тама одын малой такой… ну, такой… Адын, в общем. Ево бы лучше изъять у папы, да! И пэрэдать в удругую сэмью.

– Сэр, простите, меня очень-очень волнует судьба одного славного мальчика, там, в приемном… Как бы он не бомж, простите. Его сопровождает, простите, бродяга в желтом плаще. Вы примите меры, пожалуйста.

А как так мамашки были озабочены судьбой несчастного дитятки, то ухитрились остаться и дождаться очереди бомжеватого папаши. И едва тот с ребёнком скрылся за дверью кабинета, тут же приклеились ушами к этой самой двери. Затаили дыхание и превратились в слух, эти… благочестивые стукачки.