Текст книги "Сэр, простите, ещё кое-что...(СИ)"

Автор книги: Таня Белозерцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

====== ~ 1 ~ Новый родственник ======

Чемодан никак не желал находиться. Фрэнку уже начинало казаться, что он вообще в Англию прилетел без чемодана, возможно даже, что он его дома на кровати оставил… Но ведь он его доставал из тесного багажника старенького Пежо, да и жена ему все уши прожужжала, что сменная пара носков находится в боковом кармашке, она лично за этим проследила, а также положила ему пачку свежих не очиненных карандашей, а то она не знает его изумительной привычки постоянно терять их…

Но ведь этим дело-то не ограничивается. Вскоре Коломбо довелось встретиться с Уильямом Дюрком, главой Скотланд-Ярда, втравившем Фрэнка в новое и совсем нежелательное дело об убийстве английского бизнесмена, которое ему хочешь не хочешь, а пришлось расследовать. Вместе со случайным английским коллегой, чтоб его… чопорным англичанином со снисходительным взглядом и характерными усами, который мигом вызвал ассоциацию с Эркюлем Пуаро, благо в ту пору он был у всех на устах, пусть и воплотили его образ на сцене театра далеко не сразу. Хорошо хоть вся эта сдержанность и утонченность инспектора Дюрка прекрасно сочлась с поведением самого Коломбо, который обожал задавать окружающим неудобные вопросы и разгуливать без разрешения тут и там. Вопрос лишь в том, сколь долго продержится инспектор Дюрк, пока у него не сдадут нервы и он не начнет язвить? Кто знает, кто знает…

Что же касается расследования, то оно вышло элегантным и утонченным, как и подобает стране, где происходило место действия. Ведь всякий раз, когда смотришь на новое интересное дело, то пытаешься поставить себя на место главного героя, то бишь бандита. Пытаешься сопоставить логическую цепочку и найти ту улику, благодаря которой можно вывести преступников на чистую воду. Обычно это даже получается. Скорей всего, тут сказывается то, что убийца изначально дает о себе знать, но в этой стране его расследование неожиданно зашло в тупик.

Сержант О’Кифф, что встретил Коломбо в аэропорту и с уважением отнесся к работе лейтенанта, сыграл свою роль ближе к концу иностранного визита. Пожилой дворецкий с цепким взглядом и вовсе находка. Находчивый, наблюдательный и дальновидный стервец. Чудо, а не мажордом. Да что там, даже немолодой полисмен, что вальяжно расселся в доме покойного сэра Хевершема, или пожилая леди из аэропорта, и те смогли вызвать улыбку своими словами и ужимками, а это добрый знак. Очень добрый знак. Расположение людей очень важно для него, ведь это как раз чаще всего и помогает ему раскрыть все сложные преступления.

Но не это! Наверное, это то самое злосчастное дело, когда Фрэнку не удалось всё и всем официально разъяснить и доказать, не прибегнув ко лжи или обману. Но его простить можно и даже нужно, иначе преступники продолжали бы разгуливать на свободе, а великолепная репутация лейтенанта, как и лицо американской полиции, были бы запятнаны, да еще и перед кем! Пред самими бриттами! Ну уж нет! И не таких собак он… ну, есть не ел, но… ну, вы поняли, да?

Так что пришлось пойти на ложь, сфальсифицировать и подбросить ту несчастную бусину в качестве улики и скоренько смыться, пока не сообразили – а чего ж она раньше не выкатилась, когда чертов зонтик мильон раз переносили-перевозили с места на место?..

Оглянувшись несколько раз и убедившись, что слежки за ним нет, лейтенант Коломбо поднятой рукой тормознул такси и попросил водителя доставить его на ближайшую станцию пригородной электрички. Сопровождающие и случайные свидетели в том деле, которое он собирался провернуть, ему никак не нужны.

Весь путь до Литтл Уингинга лейтенант просидел, комкая в руках замусоленный клок бумаги, не обращая внимания на косые взгляды прочих пассажиров, которые неодобрительно поджимали губы, глядя на его поношенный бежевый плащ с растянутыми карманами. Всё на этом человеке было старым: и потасканный лоснящийся галстук с пятнами непонятного происхождения, и рубашка с потертым воротником, и ботинки в проплешинах облезлого кожзама… Даже сигара, давно потухшая, торчавшая в углу рта, и та выглядела старой, двухдневной давности. Сойдя на незнакомой для него станции, Коломбо в течение получаса доставал служащего вокзала, дотошно выспрашивая у него каждый подробный поворот до четвертого дома на Тисовой улице.

– Значит, сперва по улице Магнолий, прямо до самого конца, потом свернуть направо и идти прямо по Тисовой… Я правильно понял, сэр? О, и ещё! А четвертый дом где – справа или слева? Я имею в виду: куда мне смотреть – направо или налево?

– Если вы зайдете на Тисовую с Магнолий, то четвертый дом будет справа, – слегка замороченно ответил вокзальный служащий.

– О! Стало быть, если я зайду с другой стороны, то нужный мне дом будет слева? – продолжал его троллить приезжий американец.

– Э-э-э… да, сэр. Но если вы въедете в город со стороны Суррея Хилс Ареа оф Аутсандинг Нэтурал Бьюти, то можете проехать по центральной Сонной улице, а оттуда… да, на Тисовую как раз с другой стороны и попадете… – вконец заморочился честный служака.

– О! Спасибо, дорогой, вы мне очень-очень помогли! – приятно улыбаясь, поблагодарил парня Коломбо. И ведь не скажешь по его доброму лицу, что он над кем-то откровенно издевается.

В результате он здесь же на вокзале сел в такси и сообщил таксисту, куда его везти. И уехал, сопровождаемый растерянным взглядом опупевшего вокзального. В его бедной английской голове никак не укладывалось, ради чего этот мужик полчаса его мурыжил, если так и так собирался добираться до того дома на машине? Увы, знаменитую логику лейтенанта Коломбо не способна понять даже американская полиция, чего уж говорить о несчастном служащем с захолустного пригородного вокзальчика.

Петунья удивленно округлила глаза, увидев на пороге гостя из Америки.

– Фрэнк?.. О боже, заходи! – она поспешно открыла дверь, впуская Коломбо.

– Привет, Туни, – тепло поздоровался Фрэнк, входя и аккуратно вытирая ноги о половичок. Снял плащ, отдал Петунье, а когда та его повесила – обнялись, причем Петунья искренне прильнула впалой щекой к щеке двоюродного брата, крепко-крепко прижимаясь к нему. Прошли на кухню. Взволнованная женщина суетливо заметалась, хватая то чайник, то турку для кофе, то сливочник. Коломбо сидел на стуле и какое-то время наблюдал за мельтешением, наконец решил её остановить.

– Слышал о Лили… – глухо проговорил он. – Ужасная трагедия.

Петунья остановилась, брякнула на плиту ковшик для молока и схватила полотенце, прижав его к лицу. Всхлипнула. Фрэнк вздохнул, но утешать гордую Петунью не стал кидаться, знал по опыту, что кузина не любит нежностей от других, поэтому сидел и спокойно ждал, когда она справится с собой.

– И-извини… – наконец собралась Петунья. – Сестрёнка… младшая. Это… это и правда ужасно.

Достав из ящика кухонного стола плотный лист пергамента, она протянула его кузену со словами:

– Это от Дамблдора.

Фрэнк взял, развернул и, далеко вытянув перед собой и откинув голову назад, начал читать, проговаривая некоторые моменты.

– Лили и Джеймс… с прискорбием… пали смертью храбрых от руки безжалостного злодея… Волан-де-Морта. Сам же он развеялся от А-ва-ды в… Куда, простите?.. в лоб младенцу? А… а Авада что такое? И что значит – развеялся? Он что, из тумана был?

Дальнейший бред он вынужденно читал молча, сосредоточенно хмуря густые брови. Потом озадаченно уставился на кузину, молчаливо требуя объяснений. Петунья невольно поежилась под его проницательно-пристальным взглядом, от которого не один преступник сдался и сел в машину без наручников, и обняла себя за плечи. Нервно прозаикалась:

– О-она хотела, ч-чтобы ты стал опекуном мальчика.

Брови Фрэнка улетели высоко на лоб.

– Я?.. – опасным тоном переспросил он.

Петунья судорожно кивнула.

– Ну да, она знает, как я отношусь к таким, как она… знала. И думала, что я буду плохо относиться к племяннику… но… ты же читал?

Фрэнк снова вытянул далеко вперед лист пергамента и сильно сощурил левый глаз.

– Да… «До одиннадцати лет мальчик не должен ничего знать о себе, так будет лучше для него и всеобщего блага», – и глянул на Петунью поверх листа. – Полагаешь, дедок хочет именно того, что пишет? Упихнуть пацана в чулан и кормить корками с обеда? А может, ему ещё и персональный бункер отстроить и запереть его там на тридцать ближайших лет? Что это за эксперименты гаспарохаузеровские?!

– Ага, – кивнула Петунья. – Мне этого совсем не хочется. У меня есть мой собственный родной сыночек Дадли, и я не хочу, чтобы ювенальщики однажды вдруг нагрянули к нам и увидели моего племянника под лестницей. Чулан у нас только там.

– То есть я правильно понял, ты, как и Лили, хочешь, чтобы я взял под опеку твоего племянника? – настороженно уточнил Коломбо. И вдруг задумался: – А мне он кто? Я твой кузен со стороны сестры вашей с Лили матери. Гарри мне кто в таком случае?

– Племянник… – вздохнула Петунья. – Двоюродный.

– Уволь! – поднял он руки кверху. – У меня и родных племянников куча! Куда мне ещё двоюродных?!

– Может, ты на него сначала посмотришь? – осторожно предложила Петунья.

– А где он? – заозирался Коломбо.

– Наверху с Дадликом, – сообщила Петунья. – Пошли, покажу.

Мальчики сладко спали в своих кроватках, оба милые и пухлощекие, как и все детки в их возрасте, раскинув конечности и капризно надув губки. Правда, Дадли был куда щекастее и полнее, чем Гарри, у которого надо лбом топорщился пушистый хохолок черных волосиков, а на лбу, чуть пониже, над правым глазом… Фрэнк нагнулся над спящим малышом, чтобы получше рассмотреть зигзагообразный росчерк, похожий на молнию.

– Слушай… – зашипел он. – Это же порез!..

– Знаю… – зашипела Петунья в ответ. – Нас с Верноном из-за него чуть не арестовали.

Поймав вопросительный взгляд кузена, Петунья мотнула головой в сторону двери. Беззвучно охнув, Фрэнк прижал палец к губам и, разведя руки, на цыпочках покинул детскую. Спустились и вошли обратно на кухню, где Петунья рассказала, как их с Верноном в полиции подозревали во всех смертных грехах, ведь у подкидыша никаких документов не оказалось, и они насилу смогли доказать, что мальчик – их племянник, и что они его не били и не резали, упаси господи!..

В общем, лейтенанту из Америки понадобилось энное количество времени, чтобы оформить новые бумаги на малыша. Потому что он решил не просто взять опеку над Гарри, но и усыновить по закону, чтобы увезти его как своего родного ребёнка. И хоть Коломбо обычно шугался и чурался всяких новомодных штучек вроде компуктеров с интеренетами, сейчас он дико радовался, что существует такая крайне удобная штукенция, как телефакс. Ведь с его помощью удалось получить подпись жены из-за океана! Подумать только! Посылаешь ей копию документа через вот этот беленький ящичек, который с легким шорохом заглотил бумажку, а на том конце света его жена получает её же, расписывается и – оп-па! – листочек возвращается уже с подписью жены. Чудеса, да и только! А как это работает??? А если Коломбо это спрашивает, то всё, туши свет, спрячься и не дыши – достанет по полной…

Вы тоже спрашиваете – а с чего Коломбо вдруг принял решение усыновить мальчика? Сейчас расскажем…

Когда немного позже, где-то через час, мальчики проснулись, и Петунья занялась ими, добряк Фрэнк наивно предложил кузине свою помощь. Петунья помощь приняла – попросила целиком заняться Гарри: сменить подгузник, вымыть попку, переодеть в чистые штанишки и накормить кашкой.

Ну… Фрэнку это, собственно, не впервой. Всё заданное он сноровисто выполнил. И попку под краном вымыл, и ползунки натянул, и кашку ловко в рот впихнул, ласково агукая и тетешкая… Главное, Гарри размяк в умелых и надежных руках, малютка-волшебник сразу определил лейтенанту самую главную роль – отца. Румяные щечки и большущие влажные глазенки только подстегнули новоиспеченного родственника признать себя папашей. И даже испорченные брюки не расторгли их неожиданного союза.

– Ох… Гарри, дорогой мой, что ты наделал? Ты же меня описал… А у меня – вот кошмар-то! – до сих пор чемодан в розыске. И как мне теперь быть, а, Гарри? Ты посмотри, что это за пятно такое безобразное… Ай-яй-яй…

Гарри только невинно моргал, задрав головенку и внимательно слушая мягкий укоряющий голос доброго дяди. И смотрел на палец, которым тот ласково грозил. И на очередное «ай-яй-яй» поймал его ладонь и… прижал к своей щечке. Всё. Пропал Коломбо с потрохами, осознав тоску осиротевшего малыша.

Вот так и вышло, что лейтенант начал подготовку всех нужных бумаг, созвонился со Штатами и своей супругой, объяснил-расписал всеми красками создавшееся положение вещей, выслушал её охи-охи и улыбнулся, когда милая женушка страстно потребовала, чтобы он сей же час усыновил бедного малютку и привез домой!

Эта затянувшаяся бумажная канитель-волокита, однако, принесла неожиданный плюс – нашелся бродячий чемодан. А с ним и смена белья с носками, и зимняя одежда: садился-то Коломбо на самолет в Калифорнии. И сошел в зимней Англии одетый легонько, по-летнему, в свои обычные пиджак-брюки-рубашку и плащ. Не его вина, что чемодан сбежал, затерявшись среди багажа низшего класса, потрепанный и перетянутый веревочками, и имел самый что ни на есть бомжачий вид. Простите, чей? Лейтенанта? Вот это убожество???

Да, это мое убожество, и я – лейтенант, как это ни странно. Где расписаться-то?

Перед окончательным отъездом пришлось решить ещё одну проблему – умаслить соглядатая старика Дамблдора. Зайдя в гости, Коломбо включил свое обаяние на полную катушку и заморочил бабку Фигг бесконечными расспросами типа:

– Так мистер Лапка – это Мистер или мистер? А Дамблдор лично вас проведывает или заочно посылает приказы-просьбы? А за мальчиком когда придут? Ах, не сейчас, а только через десять лет? Это хорошо… А мистер Лапка – это кот или кошка? А почему Лапка, если он мистер? А кто за Гарри придет? И зачем? М-м-м, дорогая, какой вкусный кекс, не поделитесь рецептом? Моя жена так любит знакомиться с новыми блюдами, уверен, она будет просто в восторге!

И добился того, что бабулька Фигг согласилась врать Дамблдору в течение всех десяти лет. А что вы хотите, это ж Коломбо…

А с Петуньей они договорились о том, что Гарри будет приезжать к ним в Англию перед отъездом в Хогвартс. Потому что магический контракт со школой оказалось невозможно расторгнуть. Гарри могли усыновить хоть десять семей, на мир магии печать в документе никак не повлияет. Его хоть королева усынови, в книге учета Хогвартса он по-прежнему будет значиться Гарри Поттером. А значит, мальчика придется возить в шотландскую школу каждый год. Ну, не так уж сложно для американцев, проживающих в Нью-Йорке и самолетами ежедневно катающихся в офис, расположенный в Сан-Франциско. Дважды в сутки через всю Америку от побережья Атлантики к побережью Тихого океана и наоборот – ерунда, ей-богу. У них самолеты в буквальном смысле выполняют функцию рейсовых автобусов. Они ещё так и называются – аэробусы.

Что ж, всё было готово к отъезду, Гарри полностью укомплектован и экипирован: на нем зимний теплый комбинезончик на меху и симпатичная синяя шапочка с забавным помпончиком, который смешно подпрыгивает от малейшего движения малыша. Зеленоглазый карапуз, сияя любопытными глазенками, сидел в кресличке-переноске, специальном таком, с ручкой за спинкой, сидел и вертел головкой по сторонам, удивленно разглядывая столько многого вокруг интересного: толпы людей с багажом, бесконечным потоком бегущих в одну сторону, и поток не иссякает, беспрерывно тянется и тянется; толстые колонны аэровокзала, панорамные окна, за которыми виднеются длинные, узкие серебряные сигары крылатых машин.

Гарри всего годик и три месяца, но он, кажется, понимает, что они сейчас полетят на той крылатой машинке с чудным названием – самолет. Ему становится немножко страшно, и он морщится, кривит рожицу и начинает тихонечко похныкивать. Но чу!.. Сильные руки невысокого доброго дяди поднимают его из креслица и бережно прижимают к груди, к дешевому драповому пальто:

– Ты что это такое задумал, Гарри? Ну-ка не вздумай рыдать, малыш, ты ж тако-о-ой хорошенький, тако-о-ой у-у-умничка, не надо плакать, Гарри, пожалуйста. Ты мой дорогой!

Теплые губы ласково прижимаются к пухлой щечке, такое же теплое дыхание обвевает детское личико, и Гарри успокаивается. Всё хорошо, ведь папа рядом. И в этом самолетике они полетят домой.

====== ~ 2 ~ Семья и детектив ======

Драповое пальто было не таким изношенным, как пресловутый плащ, наверное, по той лишь простой причине, что лейтенант не так часто его надевал. И внимание к себе он не так сильно привлекал. Большей частью пассажиры любовались его маленьким спутником – годовалым и крайне симпатичным малышом. Зеленые широко распахнутые глазища, удивленно улыбающийся ротик с четырьмя зубками и звонкое лопотание целиком и полностью отвлекли на себя внимание всего персонала воздушного борта и части пассажиров второго класса, в котором и летел маленький герой. И это было на руку бедному Коломбо: отдав ребёнка в полное распоряжение стюардесс, он погрузился в собственные страдания. Потому что ему было, мягко говоря, плохо. Нет, не так, ему было ОЧЕНЬ плохо. Ведь его, бедолагу, обыкновенно укачивало даже в лифте, поднимающемся на второй этаж, а тут он – вот ужас-то! – вообще на самолете и на хрен какой высоте. Не помереть бы…

В Англию он летел, накачавшись под завязку снотворным, благодаря чему счастливо и беззаботно продрых весь полет. Ну так и летел он один! А теперь… Покажите мне того папашу, который будет накачиваться феназепамом, везя с собой ребёнка!

Через час полета Фрэнка начало тошнить, и вокруг него засуетились встревоженные люди: взволнованно переговаривались пассажиры, предлагая разные средства от тошноты, забегали стюардессы с ведерками со льдом и блевальными пакетиками, в последние Фрэнку предлагали дышать, а льдом охлаждали грудь и щеки, черт его знает, почему решили именно такую экстренную помощь оказать…

Фрэнк охал и потел, вяло отмахивался руками, хватался за рот и пугал всех тем, что «вот-вот»… Поддавшись общему настрою, заревел Гарри, его плач подхватили ещё пятеро разновозрастных детишек от года до трех лет. Малышовый рефлекс такой рефлекс. Детский вой услышали из салона первого класса и тут же отреагировали на него – горько зарыдали наследники в дорогих креслицах со стразами, на их фоне, переглянувшись, тоненько завыли-заплакали две голосистые пуделихи, выкрашенные в дорогой розовый цвет. В общем, следующий час полета превратился в кошмар, авиалайнер неожиданно стал перевозчиком оркестровой ямы, члены которой внезапно решили заняться внеплановой репетицией. Вдохновенно ревели дети, орали взрослые, силясь перекричать общий шум-гам, и солировали две розовые собачки, зажмурившись и старательно выводя самые верхние ноты.

Когда воздушная машина наконец приземлилась в Международном Лос-Анджелесском аэропорту, пассажиры покинули борт с таким облегчением… ей-богу, легче было пережить угон с террористами, чем акустическую детскую атаку. Тут ведь не только уши с нервами пострадали, но и психически это было тяжело – не всякий человек выдержит, когда в ограниченном пространстве рядом с ним голосят десятка два малышей. Да ещё и десять часов кряду!

Фрэнк же, ступив на твердую неколебимую землю терминала, враз ожил. Куда только дискомфорт делся?! Счастливый и свежий, что твой огурчик, он радостно оглянулся, вдохнул полной грудью родной калифорнийский воздух, перехватил поудобнее кресло-переноску с притихшим Гарри и бродячий чемодан и бодрым шагом двинулся на стоянку, где его дожидался верный Пежо-403.

А те триста с лишним пассажиров злосчастного рейса долго ещё будут поминать Коломбо и его сына «ласковым» словом, не в силах забыть и простить кошмарный полет.

Пежо восторженно мигнул фарами, отзываясь на поворот ключа и искренне радуясь возвращению любимого хозяина. Его невесть сколько молчавший мотор мощно взревел, заводясь на радостях с пол-оборота. Гарри, которого в последнее время слишком часто сажали в машину, чтобы отвезти на обследование-прививки-витамины, притих ещё больше, испуганно тараща глазенки на странные палки с зелеными пучками сверху, качающиеся по обеим сторонам от дороги за окном автомобиля – он в первый раз в своей сверхкороткой жизни увидел пальмы и, конечно же, не понял, что это деревья.

Их путь лежал на северо-восток от Лос-Анджелеса, в тихий и спокойный пригород Глендейл, находящийся между Пасадиной и Беверли-Хиллз. Если его вообще можно назвать тихим районом в такой близости от Голливуда и Бульвара Сансет…

Но, как ни странно, Доран-стрит действительно была чрезвычайно тихой и очень зеленой улицей, на которую Коломбо свернул от Север-Пасифик-авеню. Его дом, затерянный среди одно– и двухэтажных особнячков, находился в самом конце Западной Доран-стрит. Внимание Гарри привлекло огромное дерево, серым исполином замершее между гаражом и фасадом. Фрэнк улыбнулся, заметив настороженное удивление малыша, как он внимательно рассматривал серебристо-серый ствол охватом со столетний дуб.

– Нравится дерево, Гарри? Это тополь. Уверен, ты ему тоже понравишься, когда впервые начнешь покорять его крону. Только постарайся не упасть с него, ладно? Я вот по глупости сверзился с него из-за того, что голова закружилась – слишком высоко я забрался. Ребра переломал и ногу вывихнул, представляешь?

Гарри с интересом всё это выслушал, не очень хорошо понимая, впрочем, но ему нравилось, что папа с ним разговаривает, нравился его тихий, спокойный голос и мягкий оттенок в нем, он успокаивал и как бы окутывал уютом, согревал теплом.

Тем временем распахнулась входная дверь, и на улицу выбежали две женщины в окружении троих детей, радостно улыбаясь и что-то восклицая, они сгрудились возле машины, взволнованно заглядывая в салон.

– А вот и наша семья, Гарри! – просиял Фрэнк, открывая дверцу и передавая ребёнка симпатичной полноватой даме. Миссис Коломбо с трепетом приняла малыша, заглянула в зеленые глаза, умилилась и тут же расцеловала детское личико, нежно воркуя:

– Ах ты, мой хорошенький! Какой красавчик! Мой бог!

Трое ребят вытягивали шеи и пытались рассмотреть нового постояльца, галдя на разные голоса, точнее, перекрикивались двое, пяти и шести лет, третий лишь занудно орал, требуя к себе внимания, не слишком умеючи говорить по причине двухлетнего возраста. В дверях замер мальчик постарше, лет четырнадцати, он держался солидно и не спешил опускаться до уровня малявок. Хотя любопытство в его карих глазах было очень красноречивым.

Гарри унесли в дом, раздели, накормили, всё это время старательно трещали вокруг него погремушками, пищали резиновыми игрушками и дразнили яркими мячиками – обычная процедура привлечения всякого нового ребёнка, ничего особенного.

Старшие мальчишки донимали подростка каверзными вопросами:

– Энди, а откуда Гарри? Майю мама привезла из больницы, а Гарри папа родил? Да? Энди, скажи!

Заржав при словах «папа родил», Энди попытался удрать. Но разве это возможно – сбежать от двух шустриков? Двухлетняя Майя орала фоном, обиженная тем, что всё внимание достается пришельцу.

– А чего он такой здоровый, Энди? Майя вот такая была, с батон! Гарри что, готовый?

Майя перестала реветь, замолчав, сосредоточенно нахмурилась, пытаясь сопоставить себя с батоном – не поняла и заорала громче прежнего, заглушая изумленный вопрос Энди:

– Господи! К чему готов-то?

– Играть с нами! – хором заорали мальчишки.

– Он же мельче Майки! Вы глаза-то разуйте, – авторитетно заявил Энди. – А с Майей вы не играете.

– Она же девчонка! – возмущенно заорали пацаны. Майя услышала, снова перестала реветь, схватила с пола резиновую кобру и пошла в атаку на старших братцев, метко хлеща по ногам и корпусам импровизированным хлыстом. Те с воплями стали отскакивать и отпрыгивать, уворачиваясь от «презренной девчонки».

Тут в гостиной появилась ещё одна личность. Приспустив очки на кончик носа, она оглядела разгоревшийся бедлам, смерила взглядом притихших пацанят, красную Майю, вытянувшегося в струнку Энди и сварливо попеняла:

– Нельзя ли потише? У меня сессия! Я пишу реферат о скарабеях, а вы мне мешаете своим шумом.

Пацанята переглянулись, хлопнулись в ладоши и, показав костлявой девчонке язык, запрыгали и завопили на манер индейцев – переливчато и громко. Энди ехидно поднял брови.

– Сама виновата, Синтия, домашние уроки делают дома, а не в гостях.

– А тебя это не касается, Парма! – девчонка скрестила руки на груди. – Ты-то, я знаю, собираешься стать просто полицейским, между тем как я намереваюсь поступить в египетский колледж и буду изучать историю древнего Египта! Ты только представь себе… – вдохновившись, затараторила Синтия. – Величественный Некрополь, великие пирамиды Гизы! И всё это будет доступным мне…

– До тех пор, пока не нарушишь правила, и я тебя не арестую за неуплату налогов, – безжалостно спустил с небес девчонку Энди. Синтия подавилась воздухом, замолчав, просверлила подростка взглядом больной мантикоры, схватила с дивана подушку и, гневно зарычав, накинулась на кузена. Младшие пацанята возликовали и, похватав ещё подушки, с восторженными воплями ринулись в кучу-малу, дубася старших мягкими снарядами.

Вот из кого в данный момент состояла семья Френка: трое детей, сыновья Сэм и Патрик, дочка Майя, племянник Энди Парма, сын сестры Мэри и её мужа Дэвида Пармы, племянница Синтия, дочь сестры жены, кроме того, у Фрэнка были ещё пятеро братьев: Джордж, Фред*, Боб, Филипп, Джерри и сестра Роуз. Все женаты-замужем и, к счастью, жили отдельно, и это не считая родственников собственной жены…

Многие из них недоумевали: «Коломбо уже под сорок, он раскрыл множество резонансных дел, так почему он всё ещё лейтенант? Почему его не повышают?» Суть в том, что следующее звание, капитан – это уже кабинетная должность, то есть старина Фрэнк больше не смог бы ходить по богатым домам и троллить злодеев. Так что, скорее всего, Коломбо сам раз за разом отказывался от повышений, дабы работа и далее приносила ему удовольствие. Как любил приговаривать сам Коломбо: «Вы знаете, сэр, это забавно. Всю свою жизнь я постоянно сталкивался с умными людьми. Я имею в виду не просто умных, как вы и люди в этом доме. Вы понимаете, о чем я. В школе было много умных людей, более умные дети. И когда я впервые присоединился к своему отряду, сэр, у них было несколько очень умных людей. И я сразу понял, что сделаться детективом будет нелегко, пока они были рядом. Но я подумал, если я буду работать усерднее, чем они, уделять больше времени учебе, читать книги, держать глаза постоянно открытыми, то, может быть, я смогу добиться этого. И я сделал. И я действительно люблю свою работу, сэр».

Гарри поместили к Майе, поставив в детскую ещё одну кроватку. Собственно говоря, в них раньше спали Патрик и Сэм, потом сама Майя, а теперь одна из кроваток перешла по наследству к Гарри. Детские вещи на мальчика, слава богу, сохранились, но, конечно, новые тоже были куплены, специально и персонально для Гарри.

Пока Гарри переезжал и обустраивался на новом месте, в Англии тем временем раскручивались колеса детективной машины, чей двигатель запустил Коломбо. Чихая на какой-то там Статут Секретности, дотошный лейтенант уведомил министра о смерти своей кузины Лили Поттер, задав каверзный вопрос – а почему взорвался неучтенный дом в той безымянной лощине? Ну да, в той самой, которую местные прозывают Годриковой впадиной, и почему этот поселок не значится ни в каких отчетах-документах? Ах, взорвался газ? А где именно? Колонка на кухне цела, цел и бойлер в подвале, так отчего ж второй этаж-то разлетелся в щебень? Я ездил – проверял… О, чуть не забыл, ещё кое-что, сэр: откуда стало известно, что сперва умер мужчина, потом убийца поднялся на второй этаж, прибил женщину и попытался удавить ребёнка? Об этом кто-то рассказал? Ну не сам же Гарри, помилуйте, он и говорить-то ещё не умеет! Дамблдор рассказал? Так-так… а вот отсюда поподробнее, пожалуйста… он это видел? Наблюдал лично, как убивали родителей мальчика? И не вмешался?

Так как при тех вопросах к министру магглов присутствовал и министр магии, то у Фаджа сами собой возникли свои вопросы. За ними другие, третьи и десятые, пока голова не начала пухнуть. Пришлось просить помощи у бутылки… накачавшись огневиски и подозрениями, Корнелиус решил расспросить тех, кто имел непосредственное отношение к делу – Сириуса Блэка и Северуса Снейпа. А также Рубеуса Хагрида, который был замечен на мотоцикле Блэка, что тоже вызвало ряд вопросов.

Припомнив нелепого маггла в поношенном плаще, министр Фадж вдруг почувствовал, что начинает его уважать, да-да, за то самое – дотошность и скрупулезность, с которыми Коломбо докапывался до министра магглов. Тут ему и самому стало очень-очень интересно – а как так получилось, что Блэка без суда и следствия зашвырнули в Азкабан? И он ли взорвал улицу? Вроде люди так внезапно не сходят с ума…

Проводив лейтенанта Коломбо и маленького Гарри на самолет, министр направился в Азкабан. Прибыв, он попросил привести в допросную Блэка и Снейпа по очереди и доставить сюда же из Хогвартса Хагрида.

Сириус, совсем ещё сопливый мальчишка с убитым взглядом, рассказал о Фиделиусе и о предателе Питере Петтигрю. Так вот кто улицу взорвал! М-минуточку! А кто Фиделиус настраивал? Дамблдор??? А каким же тогда образом Питер смог предать, если тайна Хранителя была запечатана в сердце того, кто прятал дом под Фиделиусом? То бишь Дамблдора. Или это не он устанавливал Защиту? Неувязочка, однако, сэр… Тут Фадж смутился, поймав себя на том, что начинает вести себя, как тот лейтенант из Америки. Покраснев, схватил стакан и отпил воды, отдышался, примирился со своим смущением и велел привести следующего – Северуса Снейпа.

Тощенький, носатый, тот имел совершенно плачевный вид: двадцатилетний мальчишка выглядел на сто с лишним лет. Помня, что тот Пожиратель, Фадж велел показать-закатать рукава, однако никакой метки на руках не обнаружилось, как и у всех приспешников Темного Лорда. Но если те лишь тупо моргали и отрицали, что были у Лорда в услужении в попытках оправдаться и откупиться, то Северус не стал юлить и врать, а честно признался, что да, был, участвовал. А где же метка? А нет её больше – Лорд подох.

Ха! А вот и главное доказательство, дорогой ты мой Дамблдор! А то распевает старый хрен о том, что Волан-де-Морт не ушел окончательно, что он ещё вернется… так вот тебе доказательство, старый ты пень – Темный Лорд больше не вернется, ведь Черная метка сгинула!

Переварив эти приятные сведения, министр осторожно спросил Северуса уже как ценного свидетеля: