Текст книги "Любовь из металла (ЛП)"
Автор книги: Танит Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
После ужина мы покинули ресторан и вернулись в машину. Он сразу же включил автопилот, заявив, что много выпил. Утонувшие в мехе, мы вырулили с разбитой дороги и петляли между соснами, он приобнял меня рукой, и я подумала, вот он, момент. Вот где мне пора сыграть свою роль. Поэтому я прижалась к парню и, когда он поцеловал меня, продолжила игру.
Раньше у меня не было секса с кем-то, кто мне не нравился. Тут мне везло. Несколько парней, пытавшихся ко мне пристать, когда я не хотела, просто было отшить словесно или физически, – как того мудака, которому я врезала в подземном переходе.
Но Шарффи был ультрагигиеничным и раздражающе презентабельным, и мне даже не нужно было предохраняться. Тот, кто может позволить себе противозачаточные уколы, был обязан по закону их делать.
Тем не менее, когда он отодвинулся от меня, – рука все еще на моей груди, и оба мы одеты, и еще даже не на первой базе, – я почувствовала волну расливающегося облегчения.
– Эй, Лорен, ma petite chere, ты ведь очень любишь и живых мужчин, n'est-ce pas[25]25
Не так ли? – с фр.
[Закрыть]?
– Как ты угадал?
– М-м. Как-нибудь на днях нам надо всецело посвятить себя этому исследованию. Ну а пока… – Что я сделала не так? Он же не собирается кинуть меня? Другая волна облегчения накатила, когда он предложил: – Я думаю, ты должна пойти на сегодняшнюю вечеринку.
– Вечеринку?
– Отличную вечеринку, малыш. Колоссальные апартаменты, везде позолота, и шампанское бьет как струя мочи. Над самым городом. В Монтис Хайтс. Слышала о таком месте?
В дороге он поинтересовался, под каким знаком я родилась.
– Скорпион.
– Ну надо же! Я должен был понять по твоим глазам.
– 2 —Над головой, в городской полутьме купола апартаментов походили на золотые, или молочно-синие, или полупрозрачно алые космические корабли, присевшие на снежные стены с мягкими радужными разводами.
Парк внизу был освещен фонарями и пылал зеленым огнем, птицы дико заходились в песнях. («Они не дают мне спать, – заметил Шарффи, – думают, что день не кончается»). Енот запрыгнул на крышу автомобиля и сбежал вниз, его натуральный мех блестел как… серебро.
Шарффи не преувеличивал насчет апартаментов. Он промигнул нас внутрь, как делал и с воротами в России, и мы зашли во внешний лифт, сделанный из узорчатого стекла. Взлетая выше и выше, мы добрались до купола, будто до сердцевины чернослива. Город простирался под нами словно все королевства мира.
На террасе крыши был разбит сад, обегавший купол по кругу. Овальная дверь распахнулась сама по себе, стекло в стекле. В пурпурном свете помещений мой спутник выглядел необычно. Не сомневаюсь, что оба мы выглядели так. И я знаю, как дешево в таком свете смотрелось мое платье.
Коридор облицовывал черный, в прожилках, мрамор. Вот именно, настоящий мрамор, не подделка.
– Из Италии, – сказал Шарффи, сделав охватывающий пространство жест. Я бы ненавидела его, будь у меня на то время, но времени не было, а сердце мое выбивало виртуозное соло в темпе престо. Затем мы подошли к следующей двери – отделанной и облицованной белым мрамором и золотом. Кажется, он отметил, что золото в сорок карат, и дверь открылась – не автоматически, а с помощью двух лакеев в викторианских нарядах. Мое маленькое сердечко затерялось в шуме квейк-рока.
Каждая комната освещалась своим цветовым оттенком. И комнат/цветов было множество. Фойе – в розовом свете. Следующая комната желтая как вино, следующая за ней – как вино красная. Потом мы прошли через леденисто-голубую оранжерею, засаженную растениями и людьми, впрочем, как и предыдущие помещения. И затем перед нам открылась самая большая зала, в прохладно-золотом, по сути, единственно хорошем из всех видов панэлектрического освещения; изливался он от кристальных приспособлений в сводах потолка и мраморных стенах. Повсюду били фонтаны шампанского; знаете, такие пирамиды из кубков с бутылкой в центре, выплескивающей в них струи напитка. Тут струи били бесконечно из неистощимых «бутылей» в бокалы, выплескиваясь и поблескивая, и из них в мраморные вазоны такие белые, что становилось больно глазам.
Я сказала, что повсюду были люди. Шарффи приветствовал многих с оттенком интимной радости. Иногда, как я замечала, не все отвечали взаимностью.
В комнате с шампанским танцевали клитку[26]26
Chaste – по созвучию со словом chest, грудная клетка.
[Закрыть], парный танец, где торсы обоих партнеров плотно приклеены один к другому с той или иной степенью силы, а руками или плечами касаться нельзя.
Я стояла и наблюдала за ними. Может быть, меня просто немного опьянили выпитые вино и ликер, или сосновый лес, или даже колючее, разносящееся в воздухе шипение изобильных потоков шампанского, – но меня накрыло одно из тех откровений, что, как говорится, посещает детей. Я смотрела, как все эти люди танцуют клитку, и неожиданно поняла, что вижу их, как видел бы пришелец с другой планеты, как какой-нибудь гигантский муравей или амеба. Потому что мне открылось, каким чуждым может обернуться человеческое тело, эта форма: голова, и шея, и туловище, две руки, две ноги, – все это такое странное для меня, будто я сама другого вида.
И тут, сквозь толпу этих человеческих пришельцев, мой взгляд уловил пшенично-золотой шелковый вихрь, дрожание блика расплавленного металла на плечах. Медная Шина танцевала с человеческим мужчиной, сверхъестественно слепившись телами, со свободными конечностями. Теперь на ней было короткое платье из бледно-желтого атласа.
Здесь же был и Блэк Чесс, также безупречно танцуя с женщиной, чьи глаза сияли, загипнотизированные, не отрывающиеся от его бездн, где затаился дракон.
И Глая, в нефритовых спиралях, танцевала с другой женщиной, грудь к груди.
– А теперь, Лорен, – зазвучал голос Шарффи. Рядом кто-то возник: улыбающийся человеческий пришелец с подносом шампанского, окрашенного клубничным. Я послушно взяла один из предложенных тонких бокалов. – Пойдем со мной, – закончил Шарффи.
Мы прошли через танцпол. Я думала, он собирается танцевать клитку со мной, и предположила, что в этом он профан.
Нет, я не думала, что мы будем танцевать.
Я знала, что произойдет. Я знала с того самого момента, как он проговорил мне пароль. Каджей.
– Вот и ты. Как твои дела?
Шарффи звучал беззастенчиво. Он был актером – точным и опытным. Он обращался к фигуре, как если бы приветствовал приятеля смертного – дружелюбно, если не родственно.
А мужчина, который не танцевал, а стоял у широкого окна, глядя вниз, на иноземные королевства мира… этот мужчина, что не был пришельцем, а являлся чем-то большим, ведь был ангелом сущим, – он повернулся к нам лицом. Одежда на нем белая как лед. Красные волосы более длинные, чем раньше, спускались по спине. Он улыбнулся. Спокойный будто сама тишина.
– Здравствуй, Шарффи, – ответил он. Затем обратил взор в мою сторону.
Сантиметров на пятнадцать выше меня. Я довольно высокая, надо сказать.
Его глаза были похожи…
Я стояла, не отрывая от него взгляда.
Шарффи рад был представить нас друг другу:
– Верлис, это Лорен. Почему бы вам двоим не потанцевать немного? Площадка хороша, как мне сказали. А мне нужно кое-кого найти… дела, всегда дела. Окей? Увидимся, Лорен. Скоро.
Его глаза… мне ли не знать, какие у него глаза. Мне нужно сравнить их с чем-то знакомым.
Ее слова проплывали по реке моей памяти (записи Джейн):
…Глаза его походили на две темно-красные звезды. Да… в точности как звезды. Кожа казалась бледной, как будто была покрыта актерским гримом… Она серебряная… переходящая в более естественный цвет на губах, ногтях, костяшках. Но все же серебряная. Серебряная.
Это был Сильвер.
– Ты хочешь потанцевать со мной? – спросил он.
Мои губы разлепились. И никакого звука.
Его глаза не были звездами. В них было Солнце. Два солнца. В них невозможно было смотреть, они ослепляли меня. От них невозможно было оторвать взгляд.
– Ты же не боишься меня? – мягко спросил он. Над грохотом квейк-рока, где каждому приходилось рвать горло, чтобы быть услышанным, его адаптированный голос входил в мои уши деликатно, с почти музыкальной интимностью.
– Боюсь, – ответила я. – А разве не должна?
– Вовсе нет. Правда. Я не такой уж плохой танцор.
Я засмеялась. Смех получился горьким, оскреб мне горло. Он мог понять – меня не пощекотала его ирония. Потому что мне не хотелось играть в игру, в которой он притворяется простым человеком.
– Я извиняюсь за Шарффи, – сказал он. – Ему нужно было сначала выяснить, хочешь ты этого или нет.
– Почему бы мне не хотеть?
– Существует множество причин. Но, уверен, тебе судить проще.
Совладав наконец со своим голосом, я проговорила:
– И, разумеется, ты хочешь танцевать со мной.
– Разумеется.
Как близко к тексту Джейн читала я свои слова. Какая-то вымышленная часть меня спросила:
– Разве ты не помнишь?
Улыбка его теперь стала насмешливой, красивой. Без раздражения и тревоги.
– У меня есть воспоминания, да.
Но я посчитала, что не могу сказать ему остального. Как бы я смогла? Я заживо сгорела бы, человеческий самовозгорающийся материал, сгорела бы со стыда.
Спустя мгновение он приблизился, и его тело коснулось моего, но не плеч и не рук. Я, автомат, и он, ангел, начали свой рефлексивный танец, что еще оставалось делать в этом месте?
В этом танце ты так близок к партнеру. Его чистое и случайное дыхание на моем лице. Он дышал, как дышал бы танцор, будто ему необходимо было дыхание. Его тело на моем ощущалось крепким и скоординированным, любовным, но и пристойным. И по-человечески теплым – определенно, усовершенствование. Еще он пах – чистотой и здоровьем, и каким-то неразличимым мужским запахом… и сексом. В точности, как описала Джейн. Но от волос его исходил аромат соснового леса.
Ресницы густые и длинные, темного оттенка корицы… помните, что она сказала?
Ничто живое не может быть настолько прекрасным.
И, как Шарффи безоговорочно подчеркнул, Сильвер – Верлис – не жил, и значит, все в порядке.
– Ты хорошо танцуешь, – сказал он.
– Спасибо. Да, я умею танцевать.
Он умер однажды. Они убили его. Теперь он воскрес из мертвых. О, не так, как Христос воскресил Лазаря. И… ведь даже Христос стал человеком.
Моя плоть к его плоти. Я больше не могла думать. Мне хотелось упасть без сознания на него, позволить морю накрыть меня приливными волнами удовольствия и забвения.
Что-то случилось, но что? Он взял меня за руку. Отвел в сторону, и окно растворилось – он, как и Шарффи (больше чем Шарффи), мог открыть любую дверь, даже без стука.
Мы оказались на улице, посреди террасы другой крыши. Высоко вверху фуксиновый пузырь, позади – свет шампань, и под ногами – неоновый мир.
– Лорен, – проговорил он. – Мне нравится твое имя.
– Верлис, – ответила я, – почему они изменили твое?
– А разве свое ты не изменила? – задал он встречный вопрос.
Что-то прошило меня, будто тонким копьем.
– Как ты узнал? Ты можешь читать мысли?
– Но ведь менять имена распространенная практика среди…
– Среди человеческих существ? Да, возможно.
– Ты не доверяешь мне, – сказал он. – А ведь более чем можешь.
– Потому что ты не человек?
– Конечно.
– Машина.
Он пожал плечами:
– Новый вид машины, Лорен.
– Прекрати повторять мое имя.
Он поднял мою руку к своим губам, провел пальцами по рту.
– Я снова прощу прощения. Чем бы ты предпочла заняться? Он обеспечит тебе проблемы, Шарффи, если ты все бросишь, да?
Несмотря на свое замешательство, вызванное разговором с ним, разговором человека с человеком, – безумным, и все же неизбежным, ведь я знала начало его истории, знала, что именно в этом он лучший, в своем человекоподобии, своей человечности, – до меня дошла другая истина.
Нет, не очередной Джейн мне предстояло стать, вовсе нет. Другая роль была мне уготована. Блондинка на Комптон Стрит. Бог мой, я должна была стать одной из подопытных крыс.
– Предполагается, что я трахну тебя, – высказала я мысль вслух. – Так?
– Боюсь, что да. Но мы можем просто притвориться.
– Ты способен лгать им? – удивилась я.
– Да, о чем-то подобном. Я не ставлю себе задачей причинить тебе страдания. Я знаю, они целеустремленные, но у меня уже было двое партнеров. Они видели, что я функционирую. – Он приподнял одну бровь. – Но если сопротивление их желаниям принесет тебе неприятности, то, возможно, нам следует сделать вид, что мы занимаемся именно тем, чего от нас ожидают?
– Но разве нас не будут прослеживать… как-то наблюдать?..
– Не совсем. Ничего больше элементарного наблюдения. Физические реакции я могу в себе программировать и регистрировать. И этого достаточно, чтобы убедить их. А затем ты просто скажешь им, что я…
– Совершенный, демонический любовник, – закончила я мысль.
– Да. Потому что, пусть и незаслуженно, я им и являюсь.
– Я знаю. И еще, похоже, ты автономен. Как такое может быть?
– Это фундаментальная штука. Мне необходимо быть автономным до определенных пределов. Иначе как бы я действовал?
– Значит, мы ускользнем куда-нибудь, прикинемся, что спаривались как кролики, а ты симулируешь какой-то процесс, чтоб они поверили: так все и было?
– Верно. Ты предпочтешь так?
– А что ты предпочитаешь?
Свет в его глазах. Солнца восходили в солнцах-очах. На этот раз никакого протеста с его стороны, в отличие от того случая с Джейн: «Никто не спрашивает робота, чего он хочет».
– Я бы предпочел, заняться с тобой любовью.
– Почему?
– Мне нравится секс. Возможно, не в той же мере, как людям, и не совсем по тем же причинам.
– Мне нравится секс с живыми мужчинами.
Он кивнул:
– О такой реакции им стоило бы знать. Иначе им не оценить, насколько стоящей будет команда.
– Команда – это ты.
– Все восемь нас.
– А еще кто-то не испытывал особого желания?
– Одна или две.
– Тогда, мне следует быть искренней, верно?
Без какого-либо предупреждения он приблизился ко мне. Легко опустил руки мне на плечи. Наклонил свое лицо к моему. Грива его волос, словно плотная пелена дыма, спрятала нас… В точности как она нам рассказывала.
– Может быть, Лорен, на всякий случай, нам стоит убедиться, что все действительно настолько безнадежно.
Он целует меня? Его губы касаются моих? Будто…
Я провалилась сквозь пространство, сквозь землю, на самое дно вселенной. Сквозь планету, океаны и галактики. Мне не было страшно. Это все, чего я хотела.
Интересно, когда-нибудь в жизни я позволяла себе полностью забыться? И это ли сейчас происходит со мной?
Поцелуй длился секунды, года.
Он не был проникающим, только его рот на моем.
Я ведь даже не обнимаю его. И сделала это в следующую же секунду. Под моими ладонями прощупывались гладкие, леопардовые мышцы его спины. Глаза мои были закрыты. Он держал меня, продолжая целовать, держал, пока я падала сквозь пространство открытого космоса.
– Я думаю, возможно? – выдохнул он в мои опущенные веки.
– Куда мы пойдем? – спросил голос Лорен.
– Здесь есть отдельные комнаты.
– А это должно происходить здесь?
– Нет. Мы можем пойти, куда тебе захочется.
Он раб. Пес на привязи. Цепь будет разворачиваться до бесконечности, пока они не захотят дернуть его назад.
– У меня есть комната, – сказала я. – В деловой части города.
Я не открывала глаз. Думала о Джейн и об устланной многоцветными коврами квартирке на улице Терпимости, которую я не нашла, не могла отыскать, потому что «Терпимость» не было настоящим ее названием.
– Тогда пойдем, – сказал он. – Только, тебе нужно видеть, куда ты идешь. Открой глаза, Лорен.
Я открыла их. Он снова взял меня за руку, будто очередной плененный любовник. Мы спокойно вышли из комнаты с шампанским, прошли через лазурную оранжерею, комнаты красного и белого вина и сахарно-розовое фойе, где двое лакеев без надобности сновали у бело-золотых двойных дверей.
Никто не глядел на нас, не пытался заговорить, не ободрял и не препятствовал нам. Мы были просто очередной парочкой, нашедшей общий язык, готовой вступить во внебрачную связь и быть довольной этим.
Машиной я не располагала, потому мы поймали ночной флаер. В стеклянной тыкве с нами были и другие люди: грустные рабочие, направляющиеся на каторжную работу, за сохранение которой приходится бороться; усталые девчонки, промышляющие проституцией. Кто-то забормотал позади нас:
– Видишь его? Это один из актеров из виспо. Зачем ему понадобилось лететь флаером? Трущобы посещает с благотворительностью. Ублюдок.
Сильвер обнял меня рукой, и никак не прореагировал. И никто не собирался затевать драку.
(Интересно, что бы он делал, если бы они все-таки ее затеяли? Материализовал из руки оружие и пригрозил им? Как далеко распространяется эта рабская автономия? До какой черты в отношении защиты может он, или любой из них, дойти?)
Само собой, теперь все было не так как с Джейн двенадцатью годами ранее. Он уже не мог пойти куда-то как смертный. Такого больше не разрешали.
К моменту, как мы добрались до квартиры на Вест Ларч, уже почти рассвело. Горы в отдалении проявлялись из темноты.
Что я чувствовала? Бестелесность. Будто меня там не было.
Как могла я быть там? Это сон.
Ключ, который мне дали, не срабатывал. Дверь не была ни электронная, ни с чипом; очевидно, кто-то запер ее на засов после двух ночи. Все опоздавшие обречены куковать на веранде.
Но он накрыл замок ладонью, затем провел по краю двери, и изнутри послышалось приглушенное скольжение: замок открыт, распоры возвращаются в свои гнезда.
Таким образом, его нельзя было выставить за дверь. Или, вероятно, любого из них. Я спросила:
– Разве это легально?
– Нет. Мы имеем право использовать кодовые ключи только чтобы помочь человеческому спутнику.
– А если предположить, что человеческим спутником может оказаться вор или убийца?
Он покачал головой:
– Никто подобный не сможет нами воспользоваться. Все клиенты тщательно проверяются.
Мы вошли в тусклое, предрассветное здание. Он тихо поднимался по лестнице позади меня. Четыре пролета. Он мог бы, подумала я, в равной степени бесшумно взбежать вверх по всем четырем на скорости в тысячу километров в час.
Мы поднялись в мою квартиру. Пока я разбиралась с временной слепотой, он оглядывал все вокруг, как обыкновенный посетитель.
– Тебя здесь недавно.
– Откуда ты знаешь? – Мне было только лишь любопытно, он не удивил меня.
– В этой комнате нет твоего запаха, – ответил он.
Джейн:
Он спросил: «Что за духи на тебе?» «Я не душилась…» «Значит, это ты». «Человеческое тело должно казаться тебе отвратительным, если ты можешь ощущать наш запах». «Он невероятно соблазнителен…»
И я услышала свой оборонительный ответ:
– Ты хочешь сказать, что человеческие привычки воняют человеком?
И Сильвер-ставший-Верлисом сказал:
– Иногда. Но я имел в виду не это. У тебя свой уникальный, личный парфюм. Ты, Лорен, хорошо пахнешь. Молодо, свежо и привлекательно. Эта комната пахла бы так же, если бы ты провела в ней больше 48 часов.
– А если бы я много курила?
– Тогда она пахла бы тобой и множеством сигарин.
Я стояла у окна, разглядывая моего гостя. Казалось, он никуда не торопился; сколько времени отводилось на этот тест плоти?
– У меня достаточно большой опыт, – проговорила я. Тоже оборона?
– Да, Лорен… Я снова произношу твое имя; ты не против? Спасибо. Видишь ли, они просматривали всю публику в садах в поисках подходящего кандидата. Затем они активировали, в каждом случае, быстрое сканирование. Ты знаешь, что такое делают?
– Я думала, это запрещено всем, кроме полиции, военных и госпиталей.
– Конечно. МЕТА входит в члены первых двух, так как ее спонсирует Сенат. Однако, уверяю тебя, по закону они обязаны уничтожить все просканированные данные в тот же момент, как просмотрят их.
– И что там говорилось?
– Они мне не сказали. Секунду.
Я наблюдала за ним: он не размышлял, хотя так оно выглядело. Он прогонял какие-то компьютеризированные результаты через свой внутренний монитор-сознание.
– Если ты можешь перечитать данные, – сказала я, – то они не были уничтожены, не так ли?
– Были, – отрицал он, – но я все еще могу их прочесть.
– Как?
– От машины к машине, Лорен. Все просто.
– Что там сказано? – снова потребовала я.
– Приблизительный возраст – семнадцать. Здоровая и умеренно вскормленая. Недевственна и сексуально активна. Нет признаков болезней, абортов или беременностей. Пара других комментариев. И те в большей мере технические, нежели физиологические.
Я опустила глаза.
– Что ж, ты опытная и подходящая, что я и так бы сообразил, раз они тебя выбрали, верно? Но ты все равно очень нервничаешь.
– Ты заметил.
– Возможно, я просто ожидал этого. А еще ты кажешься сообразительной и одаренной богатым воображением, и стеснение сопутствует обоим этим качествам.
– Но не в твоем случае, конечно.
– Стеснение? Нет. Точно не в моем.
– Бесстрашие, – сказала я. – Всемогущество. Совершенство.
– И страстное желание, – прибавил он, – доставлять удовольствие.
Что-то в его голосе… что же это… ирония… или что-то более сильное и весомое?
Я пересекла комнату и встала перед ним. Верила ли я хотя бы, что мы вместе?
– Слушай, – сказала я. – У меня… Я хотела бы сказать кое-что.
– Да, конечно.
Деликатный. В его глазах заинтересованность и веселье. Нежный. Глаза возлюбленного. Друга.
Я облизала губы и произнесла имя, будто одна капля воды упала в пруд света:
– Джейн.
Одна-единственная реакция. Медленно лицо его стало серьезным и сосредоточенным. Он ответил, но лишь снова повторив это одинокое имя.
– Джейн. – Ни вопроса, ни ответа.
– Да, Джейн. Помнишь ли ты Джейн?
– У меня есть воспоминания. Я сказал тебе это почти сразу же, как мы встретились.
– Воспоминания о Джейн.
– Помимо других людей и событий, у меня есть воспоминания о Джейн.
– Помимо других… но она, – сказала я, – она была больше чем просто люди и события. Разве нет? Я думала, она была… – Я была убеждена, что мне стыдно будет произносить такое. Теперь же мной двигала страсть, насилие в голосе, которое испугало меня. Будем честны. Я хотела обладать им. Да, даже если это доставит удовольствие Шарффи и МЕТА. И все же…
– Была написана книга, думается мне, – заговорил он. – Может, ты прочла ее? Если прочла, Лорен, то мне придется рассказать тебе, что иногда взгляд на вещи одного человека может отличаться от того, что другой, человек он или нет, мог или не мог видеть, переживать или решать.
– Ты хочешь сказать…
– Я говорю тебе, что все те вещи принадлежат другой жизни. И что, предположим, наивно написанное Джейн в ее книге не было в полной мере тем, что кто-то другой думал, могло произойти, или в действительности произошло. Тот, кто был в ее понимании Сильвером – это не есть в точности я.
Приступ настоящей тошноты скрутил мои кишки. Может быть, вы тоже почувствуете его.
Я шарила по своим рассыпающимся мыслям. Неужели он пытался донести до меня, что Джейн все это придумала: придумала свою величайшую, изливающую свет любовь к нему, – хуже! – его пробуждение к вопиющей человечности сквозь ее любовь, и его любовь? Неужели он говорил мне, что никогда не любил, а она была слепой идиоткой, лгавшей себе, лгавшей всем нам?
Снаружи выжелтлевали небеса. Луч новорожденного солнца воткнулся в комнату и разрумянил серебро его скул вишнево-золотым.
Он протянул руку и провел по моим волосам, лаская будто электрический огонь.
– Лучше забыть Джейн, – сказал он.
– Хорошо, – ответила я. – Но одна последняя вещь. – Терпеливо его руки уже покоились на мне, вплавляясь сквозь мою плоть прямо в кости. – Ты отправлял ей послание из… я имею в виду, когда ты был мертв?
Он покачал головой. Длинные-длинные волосы вспыхнули и снова погрузились в тень.
– Лорен, – с сожалением произнес он, – как бы я смог? Я не был мертв, только отключен и демонтирован. Смерть для людей. Души, если они существуют, – для людей.
Солнечный луч ударил мне в глаза, когда его первый глубокий поцелуй склонил мою голову на его руку. Я крепко сомкнула веки.
Я с любовником-демоном.
Я занимаюсь любовью со статуей бога, выкованной в металле, и книга Джейн – ложь.
Без излишних оправданий, следовало признать, я все так же хотела его. Желала, жаждала заниматься с ним любовью. Ведь если он был статуей бога, то это должно было быть божество любви, и как я – кто-либо, кто угодно – могла сопротивляться? Во мне трепетала нужда, похоть.
Я опять цитирую ее, нашу лгущую, обманывающуюся маленькую Джейн? (Да, лгунью. Она врала о названиях улиц, разве не так? О других вещах. Она даже намекала, что так защищает некоторых людей, свою жестокую мать, и тому подобное…)
Она говорила:
Но он был прекрасным и серебряным, пламя в его паху. Весь он был прекрасен. Весь. Его волосы накрыли меня волной. Ни одна частица его не похожа на металл, если не приглядываться. Прикоснись – кожа… без шероховатостей, без изъянов.
Здесь нет лжи. Ни слова.
Он раздел нас обоих с ловкостью и грациозной бережливостью. Затем мы, обнаженные, двигались друг на друге, исследовали, сливались, сцеплялись. Все, что он делал со мной, было изысканно до невыносимости. Я ощущала, как тысячу раз сквозь тоннель света погружалась в великолепное уничтожение – но, как Джейн Дева, в самом конце, я знала, что не смогу спрыгнуть с этого обрыва.
Я не призналась. Все равно он знал. Он, изобретательный и тактичный, пытался помочь мне. В случае с Джейн (если только это не была очередная ложь) «волны экстаза» накатывали и захватывали ее. Но не в моем случае.
Она была невинна, как он выразился. А я, которая кончала так мирски, удачно и часто в объятьях низших существ, какой была сама, лежала, по меньшей мере, онемевшей от усилий и чего-то вроде пугающей скуки.
Затем, из-за моей вялости и нежелания, моего стазиса, он сдался.
– Могу я сделать что-то еще? Что-то особенное, что тебе нравится? – (Его библиотека возможностей, естественно, также должна включать наши причуды и извращения).
– Нет. Я просто устала. Человек, знаешь ли. Нетехнический сбой в моем либидо.
– Мне жаль, что я не смог дать тебе необходимого, – сказал он, снова одеваясь, все еще чистый: никакого пота, нет необходимости принимать душ, или бриться, или есть, или спать. – Нам нужно попытаться снова. В будущем.
– Да, – ответила я. Но я не знала, что говорила.
Я хотела, чтобы он остался со мной. Я хотела, что бы он – о, да! – я хотела, чтобы он исчез.
Это я провалила чертов тест, а не этот ангел сказочного небосвода.
– Мне нужно идти, – сказал он. – Я регистрирую их желание моего возвращения домой. – Он причудливо произносил слова. Ухмыльнулся мне своей фантастической ухмылкой. Самоуверенности в нем не убыло ни на каплю из-за этой неудачи. Да и с чего бы?
Не покидай меня.
Уходи… проваливай… быстрее.
Он склонился надо мной. Напоследок? Поцеловал в губы.
– Ох, Лорен, – выдохнул. – Не беспокойся из-за этого. В следующий раз получится.
– Будет следующий раз?
Он стоял против света. Белые одежды сменились на серую джинсу. Я не заметила, как он это сделал, перемена заняла секунды. Но, все же, как он сделал это? Ведь это была одежда, которую он снимал, – я видела, как она лежала на полу.
Тем не менее, похоже, что он был осведомлен о непопулярности на низших улицах города богатых и знаменитых. И все же его личные цвета, его металл оставались прежними. Хватит ли для маскировки одежды смертных?
Утреннее окно позади него. Я больше не могла видеть его лица, только блеск в уголке глаза, белизну зубов.
– О, Лорен, – повторил он. – Я так хочу довести тебя до этого. Пронести ввысь и перебросить к звездам. Это встроено в меня. Так что, я настаиваю. Будет другой раз. Ты и я. Верь в это.
Я лежала, а он вышел в дверь и закрыл ее за собой. Бесшумно он спустился по лестнице дома. Следовало ли мне подползти к окну и наблюдать, как он ступает по улице прочь?
Я перевернулась на живот и заснула как бездушный мертвец.
