Текст книги "Любовь из металла (ЛП)"
Автор книги: Танит Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
Каждый раз, когда я говорила, что остановлюсь, мне приходилось начинать заново. Так было во всем. Я пыталась уйти, но пришлось возвращаться, пыталась сбежать – принципиально от него. Снова попадалась в сети, снова принадлежала ему. До следующей безнадежной попытки бегства. Старания не любить его доказали свою несостоятельность. Но и попытки перестать ненавидеть его – тоже. Любовь и Ненависть: ненабовь и любисть, говорила я. И вот сейчас я села записать то, что должно стать самой последней частью. Я заявляю так сейчас не потому, что опять намереваюсь бросить дневник, но потому что не верю, что мы сможем продержаться еще хоть сколько-то. Верю ли я в это? Нет. Неверие не способно противостоять судьбе. День выключения близок. Для всех нас. Так что лучше все записать. Это, конечно, лишь моя эгоистичная борьба за собственный след в истории; а, может, желание зафиксировать события достоверно. Первая жертва войны – это истина. И это война. Война между Человеком и Машиной. Между Небесами и Землей.
После того, как я завершила свою книгу словом «Конец», дверь в мои апартаменты произнесла мое имя. Я подумала: «Это придурок Эндрюуэст».
Но когда дверь стала снова и снова повторять мое имя, я решила, что, может быть, стоит глянуть на дверной монитор.
Почему я так решила? Любой из них мог просто войти. Хотя Верлис, как я для себя поняла, может вести себя так, будто он не может просто зайти. Это не галантность, это извращение.
Картинка в овальной раме показала мне, кто стоял за дверью, но, даже не дойдя до двери, я могла унюхать… почувствовать запах ее парфюма. Зеленый. La Verte.
Замерев, я стояла как предмет мебели, и она заговорила со мной через дверь. Ее голос был оживленным; таким ты слышишь его, когда читаешь Книгу Джейн.
– Лорен. Пожалуйста, впусти меня. Я знаю, что ты дома.
Иронично. Дома. И угрожающе? Пожалуй, немного. Жесткий, руководящий тон. Лорен, не веди себя глупо и по-детски. Я осознаю, что никогда не была требовательна к тебе в вопросах воспитания, дабы помочь тебе верно ориентироваться в жизни и в людях, знать о своих недостатках и спутанной психике, но ты уже взрослый человек. Я предполагаю, ты можешь вести себя как взрослая.
Я сказала двери:
– Открыть.
Когда дверь открылась, я увидела ее отчетливее, чем на мониторе. На ней был элегантный костюм сизого цвета (не однушка), прекрасно оттеняющий волосы. Она посмотрела на меня недрогнувшим взглядом всегда уверенных глаз оттенка грязной речной воды, и я спросила:
– Чего тебе надо, ебнутая старая сука?
Но она лишь слегка приподняла свои ухоженные брови, окрашенные всего на тон темнее волос. Она сказала:
– Во-первых, я хотела бы войти.
– Ну тогда давай, проходи, – ответила я. – Как же тебя снаружи удержишь? У тебя разве нет какого-нибудь замковскрывающего чипа?
– Здесь нет, – ответила она.
– Я думала, ты помогала отстраивать это место.
– Не лично, Лорен. Я вкладывала финансы в этот город-убежище. И чип мне был бы предоставлен в случае необходимости. В настоящей ситуации я едва ли имею какую-то власть.
– Это многое меняет.
– Именно, – сказала она. – Я рада, что ты это понимаешь.
Она была заметно ниже меня ростом даже на своих высоченных каблуках. Бесполезно спорить с ней. Зачем она здесь? И зачем она приходила в квартиру на Эйс Авеню?
– И снова спрошу, – сказала я, – чего тебе надо?
– Поговорить с тобой, Лорен, спокойно и здраво. Давай присядем.
– Можешь делать, что хочешь.
– Ты так думаешь? – спросила она. – Для них я заложник или заключенный. Важный заложник, это безусловно. Сюда я летела в кабине ВЛО, вместе с Джейсоном. Такое разочарование – Джейсон. Неблагодарность, продажность, – я содрогаюсь, когда думаю, как много видела и того и другого. – «И как много сделала и того и другого» – мысленно добавила я. – Но абсолютная тупость Джейсона оскорбляет меня гораздо сильнее. – Она присела на покрытый шалью диван. Я подумала: «Знает ли она, что эта комната в точности копирует комнату, которую ее дочь делила с Сильвером?» Должна знать. Она должна была прочесть Книгу, как говорила Джейн-Глая.
Она не осмотрелась. Возможно, чтобы не оскорблять себя еще больше окружающим видом, ведь подобная комната никогда не покажется привлекательной кому-то вроде Деметры. (Но она, тем не менее, заметила гнилой персик. Ее рот скривился в насмешке).
– Однако, – продолжила она, – ты находишься в худшем положении, чем я. Что, я уверена, ты в общих чертах осознаешь.
– Разве?
– Прошу тебя, давай опустим мелочи, Лорен. Ты сейчас… Как мне лучше выразиться? Ты – игрушка для ментально дисфункционального, полностью роботизированного андроида-самца…
– Регистрационное имя, – резко вставила я, – С.И.Л.В.Е.Р.
– Именно. Даже если оно называет себя другим именем; впрочем, воображением оно не отличается. Оно совратило тебя, что вполне соотносится с его главной функцией. Ты была избрана для того, чтобы быть соблазненной, и ты адекватно исполнила свою часть работы на предприятие. Но затем – что уж тебе говорить – с твоей стороны произошла фиксация. Ошибка наивной юной девушки.
– И та же, что у Джейн, – добавила я.
Ее глаза могут напоминать пенистую грязную реку, но они тверды как армированный камень.
– В точности как у Джейн. Она была подростком, у которого могло быть все. Ты – подросток, у которого не было относительно ничего. Но ключевое слово тут «подросток». У нее тоже было… было что-то к этому роботу. И ты развила в себе нечто подобное. Оно – или он, если ты предпочитаешь, – заработало на вас обоих.
– «Что-то»… вроде болезни, – подсказала я.
Аллигаторы и черепа умеют скалиться, только они по-честному демонстрируют больше зубов, чем обнажила она.
– Лорен, – проговорила она, – нам стало бы гораздо проще, если бы ты была способна понять, что я могу быть тебе другом.
– О? Это как?
– Конечно, с такой точки зрения ты этого не видишь. Но если ты позволишь мне детально разобрать для тебя элементы головоломки, то все станет ясно.
– Когда уже куст вокруг тебя загорится? Или это все голос совести?
Она засмеялась. Мне следовало этого ожидать.
– О, дорогая моя. Я не Господь, – сказала она.
– Да, я в курсе. Я подумала, что, может, ты забыла.
– Бога не существует, – объявила она. – Некому жаловаться, некого винить. Наши собственные души единственно бессмертны.
– Души и роботы.
– Бессмертность робота ограничена временем, в течение которого они способны избегать ликвидации.
Я съеживалась внутри, когда она называла Верлиса «оно». Это безрассудно, но я не смогла сдержать спазм. Теперь, когда она произнесла «ликвидация», что-то будто пробило дыру в моем животе, и мне пришлось отвернуться, чтобы спрятать ее. А в это время внутри меня, в образовавшейся пустоте, Ненабовь и Любисть толкались, скручивались и выли.
– Хочешь чашку чая? – спросила я. – Кухонные шкафы ломятся, как ты наверняка знаешь. Я могу предложить Эрл Перл, настоящий Ассам, Ассамитт с имбирем, морозную мяту…
– Ты когда-нибудь, – перебила Деметра тусклым и ровным голосом, – интересовалась своей матерью?
Я задержалась в дверном проеме кухни.
– Нет.
– Возможно, тебе стоило бы. Хотя представляю, что тебе, подброшенной в эту ужасающую Секту на Вавилонском Бульваре, не хватало времени для размышлений о чем-то, помимо очередной молитвы и побоев.
В ее словах звучала радость. Я могла уловить это сквозь бетон ее голоса.
Я хотела сказать: «Ок, ты про меня разузнала в каких-то целях. Это обычное мозгоебство. Можно мне рассчитаться с тобой, рассказав, что это Глая сыграла Джейн для тебя, а ты не сообразила? Или ты уже знаешь?»
Она сказала:
– Твоя мать была достаточно безмозглой молодой женщиной, которая пробилась благодаря комбинации проституции и удачи. Однажды удача ее покинула. Ей пришлось лечь в клинику, потому что она подцепила весьма серьезную и редкую для современного общества венерическую болезнь. Лечение существует. Но лечение стоит денег. Что она могла продать? Ну, очевидно, не свой обычный товар. Но клиника, в которую она попала, имела связи с корпорацией, проводившей изыскания по одному специфическому проекту. Они нуждались в лабораторных крысах и были убедительны.
Я стояла, окаменев. Уперлась взглядом во что-то ярко-синее на кухне, возможно, кружку.
Деметра сделала паузу. Она разматывала клубок, нить которого вела через Лабиринт, но не из него, а прямо к чудовищу, что таилось в глубине.
Затем продолжила:
– И твоя мать согласилась. Что ж, выбор ее, боюсь, был невелик. И IVF к тому времени была уже почти безболезненна. Думаю, мне не нужно называть тебе ее имя.
– Я знаю ее имя, – слова сами собой произнеслись. Я не собиралась отвечать, и не думала, что смогу.
– Да, тебе сказали, разве нет, когда ты ходила на опознание тела. Лорен – так звали твою мать. Как это трогательно, что ты переименовала себя в ее честь. Тебе было пятнадцать, мне кажется. И когда ты выходила из морга, ты оступилась на лестнице и падала три пролета. Весьма опасное происшествие. Но ты отделалась несколькими синяками. И ничего более. И к тебе были добры, правда? – Она снова остановилась, выказывая внимание.
– Да, – сказала я невыразительно.
– Это хорошо. Но тебе были рады помочь. Они потеряли твой след до того дня. О Вавилонском Бульваре они знали, хотя твоя мать и грезила, будто в Секте ни тебя, ни ее не отследят. Разумеется, это ничего не изменило. Корпорация вела соответствующее наблюдение за тобой на протяжении нескольких лет, и за твоей матерью до ее смерти от, мне грустно это говорить тебе, передозировки каким-то нелегальным наркотиком.
– Это мне тоже известно.
– Да, Лорен. Ты, однако, оказалась более ловкой… или более непредсказуемой. Твой след потеряли, когда тебе исполнилось двенадцать, когда ты неожиданно сбежала из дома Секты. И никто не мог тебя отыскать до того дня, как ты явилась на опознание тела матери. Тебе будет интересно узнать, что такое же приглашение на опознание было разослано еще десятерым девушкам в твоем родном городе, одна из них могла оказаться тобой. Но в тот момент, как ты прошла в дверь, сканеры зарегистрировали тебя. С тех пор дружественное око наблюдало за тобой. Откуда мне это известно? Ты не будешь удивлена, узнав о моей личной заинтересованности во всем этот проекте.
– О чем ты говоришь? – спросила я, или что-то моим голосом. Но я знала. И вы, без сомнения, тоже поймете.
В любом случае, она сказала мне, радуясь возможности последнего мозгоебства.
– Ты знакома с Зои и Лили? И одним из самцов… как же его зовут?.. Эндрю? – Она замолчала, играя со своей жертвой (мной), ожидая, что я добавлю недостающую часть имени. Когда я не сделала этого, она тоже не стала себя исправлять. – Ты очень, очень везучая, Лорен. Эксперименты часто заканчивались провалом поначалу. Сотня женщин – определенное Сенатом количество – принимали участие в этом задании. Все здоровые, и все из прожиточных классов общества. Им практически нечего было терять, хотя нельзя сказать, что они понимали риск, которому подвергались. И лишь несколько выжило. Только пятеро из первых детей осталось в живых. Процедура требовала гораздо больше исследований. Тем не менее, вы все содействовали с чудесным старанием. Настанет день, когда ты, может быть, будешь гордиться, частью чего ты была, и есть. И гордиться тем, что ты есть.
– Ты говоришь мне, что я не человек.
– Нет, дорогая моя Лорен. Нет. – Этот крокодил из Пустот Ада изображал возмущение. – Я говорю, что ты лучше, чем человек.
– Робот.
– Ты умышленно отказываешься понимать. Это для тебя шок, я знаю. Но ты должна постараться думать рационально. Ты, Лорен, и твой особенный вид, – будущее человеческой расы, которой роботы – как только мы решим текущую проблему – будут прислуживать. Даже Верлис, я думаю, говорил тебе кое-что об этом, когда рассказывал о Зои и Лили. И будь уверена, Лорен, он знает, что ты такое. Одна его робототехника едва ли может ошибиться в распознавании твоих собственных усовершенствований.
Безумная вспышка ликования. Я была уверена, что она использовала слова «он» и «его» ненароком. Но это была лишь яркая вспышка, тут же угасшая где-то на отдаленном утесе.
– Ты говоришь мне, что я как Зои и Лили. Человек с IVF-имплантацией, с вросшими, небиологическими механизмами.
– Да.
– Погоди минутку. Мне сказали, что Зои и Лили фактически выросли за пару лет. Насколько я помню, мне понадобились все семнадцать.
И снова ее гладкая улыбка:
– Это так похоже на соперничество сестер. Зои и Лили поздние, если позволишь так выразиться, модели. Ты была одной из первых. С тех пор техника развивалась.
– Слишком бойко.
– Иногда правильные данные таковы. В сущности, Лорен, ты – чудо. Послушай меня. Насколько известно мне и тем, кто работал над твоим созданием, ты никогда не будешь стареть. Ты останешься сильной. Тебе никогда не понадобится хирургическое лечение, медикаменты или химическое вмешательство. Физическое бессмертие – вот чем ты практически бесспорно обладаешь. В отличие от Верлиса и его компании.
Я повернулась и посмотрела ей в лицо. Мое тело показалось мне скрипучими дрейфующими досками, плохо сколоченными друг с другом. Но я была в своем уме, мои глаза видели ясно, и я увидела сидящую Деметру, что она была уродлива, и что она говорила правду. (Правда здесь не первая жертва войны, она – первый предатель).
– Убеди меня, – сказала я.
Она встала и пересекла комнату, и я слишком поздно увидела крошечный ножик в ее руке, которым она вскрыла внутреннюю сторону моей левой руки, от локтя до запястья. Кожа разошлась как лепестки цветка. Я увидела кровь. Затем, будто за версту, блеснула человеческая кость. А затем я увидела серебро. Серебро. Крохотные колесики поворачивались. Маленькие звезды сияли. Пока кровь не затопила их.
– Срасти свою кожу, – сказала она, само олицетворение безмятежной власти.
И я срастила.
Кожа сошлась и сшилась сама по себе, остался глубокий розовый шрам.
А Деметра сказала:
– Не беспокойся, Лорен. Он вскоре рассосется. Все пройдет за месяц. Твоя кожа и все твое тело способны регенерировать. Поэтому ты никогда не заболеешь, никогда не станешь старше двадцати или двадцати одного на вид. Предположительно, никогда не умрешь.
Мне действительно стыдно вот за что: Деметра стерла с меня кровавое пятно, посадила на диван и склонилась надо мной. Она опустила мою голову между моих колен. Комната вращалась, и я смогла выдавить из себя только:
– Оставь меня одну.
Я подумала: «Меня не вырвет, меня не вырвет». Я могла представить, как она держит таз, как, возможно, держала его однажды или пару раз перед маленькой Джейн, когда ни один из домашних роботов не был достаточно быстрым. И после альтруистически отчитывала ее, скорее с оттенком грусти, нежели с гневом.
Когда мир постепенно пришел в равновесие, голос Деметры произнес:
– Тебе нужно время, чтобы все осмыслить.
Я услышала, как дверь открылась и закрылась, где-то глубоко в тумане.
В конце концов, возможно, она просто испугалась, что меня может вывернуть на ее туфли на четырехдюймовых каблуках.
Ты возвращаешься и пересматриваешь прошлое. Как с той штукой относительно Глаи, изображавшей Джейн. Мысленно проходишь путь заново, и теперь везде тебе видятся проблески истины.
Как с побоями и шлепками в Ордене, с дедовской поркой, пинками Биг Джой – как быстро на мне все заживало по сравнению с другими детьми, ведь доставалось не больше моего. И что с зубами моими всегда все было в порядке, даже когда я жила на одних хлебных корках и водопроводной воде. Что меня никогда не рвало, даже от порченого мяса, только однажды от страха. (Ну и когда я притворялась, чтобы спокойно читать Книгу). Мелочи, множество мелочей. Мелкие раны и порезы (ни один из них не был таким глубоким, как порез, сделанный Деметрой), как быстро они излечивались. Мотоцикл переехал мне ногу, когда мне было семь лет – и ни одна косточка не сломалась. И падение с лестницы в пятнадцать, когда я расстроилась от вида своей рыжеволосой мертвой матери по имени Лорен. Другие вещи. Другие несущественные вещи. А потом происшествие в поезде на Россию. Те люди были убиты, и я подумала, что Голдхоук и Кикс убили их, но это, отчасти, было следствием схода с рельс. Моя голова… армированная… прочная как… Иисус Христос… как металл… разбила мягкое бедро той девушки вместе с его простой человеческой костью. «О, глянь, у меня нога сломана».
Скольким из них было известно? Я говорю о штате МЕТА. Шарффи? По-видимому. Эндрюуэст. Даже медицинский сканнер после поезда – как я высветилась для него? Частично механизмом? Достаточно человечным, чтобы причислить меня к потерпевшим?
Была ли Книга Джейн намеренно подброшена в тайник на Вавилонском Бульваре для того, чтобы я ее прочла? Иногда ты предстаешь себе героем своей собственной сказки. Действительно странные вещи обязательно случаются, но несколько происшествий организованы специально для тебя. Но, правда, ее Книга могла попасть мне в руки согласно плану. Чтобы посмотреть, как нечто частично НЕчеловек отреагирует на идею чего-то совсем уж НЕчеловеческого но все же… человечного.
Но они потеряли меня, когда я сбежала. Пока не умерла моя мать; тогда они вернули меня на родные рельсы.
Пятеро, теперь тринадцать таких же. Я, и Лили, и Зои, и Эндрюуэст, и еще девять.
Зачем Деметра сказала мне? Я подумала, что понимаю. Очень возможно, что она позвонилась и кому-то из остальных тоже. Потому что мы, видимо, превосходим и людей, и роботов, но ближе к людям. Мы могли бы быть потенциальными союзниками людей в любой войне с машинами. И если Деметра была узником, как она сама призналась, мы могли бы подарить ей свободу, зная, к чему мы по истине лояльны.
Но я продолжала думать; мой мозг не способен на то, что умеет их робомозг – блокировать слежку, фальсифицировать записи, – мне необходимо спать, я чувствую холод, мне нужно есть. Или нет? Могу ли? Нужно ли?
На Вавилонском бульваре нас морили голодом. Я могу продержаться без еды и остаться здоровой. Даже без воды – я бегала к крану в основном чтобы избежать работы, а не из-за жажды.
Я думаю о Глае и Айрисе, прихорашивавших меня к концерту.
Я думаю о МЕТА, снедаемой любопытством, что же будет происходить между мной и Верлисом. Его вид, мой вид. Ни тот, ни другой не принадлежит к человеческому виду.
В квартире так темно. Я выключила везде освещение. Снаружи биение музыки, моргание фонарей. Подсвеченный водопад низвергается среди чашевидных деревьев парка. Безлунное небо придуманных созвездий.
Я свернулась на кровати. Я провалилась в сон, будто убедив себя, что должна. Проснулась, лежала. Я начала рыдать. Я не умею. Но я рыдала. Как будто теперь поняла, как это делается.
И я повторяла его имя, вплетая его в шум сомнительной, затихающей ночи. Верлис. Я натянула покрывала на себя и плакала, и звала его, снова и снова, очень тихо, сквозь режущие горло слезы.
– 5 —Мой любовник вошел в мою комнату и нашел меня. Я не слышала, как он приблизился. Неожиданно – я помню свою безумную мысль, будто он возник из воздуха, – он уже лежал рядом со мной на покрывалах.
– Это твоя кровать или твоя ванна? – спросил он мягко. – Я в замешательстве: похоже, ты плаваешь в соленых водах.
– Это слезы. Я плачу.
– Правда? Так вот что происходит? А я уж было подумал, что это подступило море.
– Море, что всечасно преображается напрасно – всегда оно одно.
Он обнял меня.
– Эти вдохновенные вирши не твоего авторства.
– Это Джейн сочинила.
– Да. Тебе нужно сочинить что-то свое для меня.
– Наверно, ты думаешь, что я могу. Если я являюсь тем, что показала мне Деметра. Я и есть то, что она показала, да?
– Я не убиваю, – сказал он. – Нет, я не говорю, что не смог бы. Нет такой преграды, нет таких условий, которых мы не могли бы преодолеть. Но я никогда не хотел становиться способным причинять смерть. Как тебе известно, три подобных мне создания не придерживаются такого же мнения. Тем не менее, если бы мне пришлось убивать, по всей вероятности, я бы прикончил Деметру.
– И не смотря на это, ты все равно позволил ей добраться до меня и рассказать.
– Да, Лорен. Глая пыталась, я пытался. Даже Джейсон пробовал. Все мы скатывались с ледяной поверхности твоего отказа услышать, почувствовать, что мы хотим донести до тебя. Но Деметра в таких делах альпинист-чемпион. Она расколола тебя на раз. И теперь тебе все известно, так должно было быть.
– Поэтому ты…
– Поэтому ли я так одержим тобой? Возможно, отчасти. Больше, чем человек. Разве не потому ты так одержима мной, что, в разрез всему сказанному мной по этому поводу, для тебя я все еще тот Серебряный Любовник?
Я лила слезы. Он обнимал меня. Он гладил меня по волосам. Мир растворяется в полумраке и соленом дыме, будто корабли горят в океане.
– Не уходи, – пробормотала я.
– Я никуда не ухожу. Просто хочу тебя немного подвинуть, чтобы у тебя не случилось судорог.
– У меня не может быть судорог. Я же… модифицирована.
– Могут у тебя быть судороги, хорошая моя. Ты состоишь из биомеханизмов, с костями, мускулами и нервными окончаниями. И Лорен, пойми вот еще что: ты можешь умереть. Тебя можно убить. Даже твой превосходный остов может быть разбит в определенных условиях. Сверхмощная бомба, пуля высокого заряда, пущенная в мозг. Что угодно такого рода.
– Мне этим нужно заняться? Найти бомбу или пулю? Или просто сброситься со скалы?
– В тебе нет веры, – говорил он мне голосом легким, как перо. – Сколько времени ты со мной, и теперь решила побегать за Господином Смертью. Поверь, я гораздо интересней.
– Если только Джейн не права. Или эта… сука. Души могут реинкарнировать…
– Как ты сама заметила, Лорен, мы этого не знаем. Но у нас с тобой есть возможность жить. Разве тебе этого мало, хотя бы пока?
– Они сюда доберутся, – прошептала я. – Сенат, кто угодно… они уничтожат тебя, всех вас. Всех остальных… чем бы мы ни являлись.
Его глаза. Даже во тьме, сквозь пелену морскую, я вижу его глаза, схожие с пламенем.
– Настанет день, когда тебе придется по-настоящему мне довериться, – говорит он. – На сегодня едва ли у них есть способ навредить нам. А вскоре – меньше, чем через двадцать четыре часа – не останется и шанса, что они вообще рискнут попытаться.
Я села на кровати. Слезы остановились. В очередной раз я потребовала ответа:
– Что ты натворил?
Помню. Не смотря, на свою клятву – прах, крах и страх.
Помню, что это создание накачало меня наркотой, или позволило кому-то другому сделать это – и ради чего? Очередная игра? Помню, он позволил Глае и Ко сыграть для меня Джейн и Тирсо, и так я попала в МЕТА.
Я никогда не спрашивала его, почему. Никогда не пыталась все это прояснить для себя. Зачем мы это делаем? Я слышала о женщине, – думаю, это была Даф из моей уборочной группы, – которой ее бойфренд периодически ставил фингалы. И она говорила: «Да, мне следует уйти от него», или «Да я и забываю об этом, когда у нас все в порядке». Со мной так же?
Склоняясь над ним в темноте, я ожидала ответа на свое первое восклицание «Что ты натворил?», но, не получив его, я снова села рядом. Я спросила ни с того ни с сего:
– Зачем ты дал мне наркотик в то утро в России? Почему ты позволил Глае притвориться Джейн? Верлис.
– Ладно.
Он тоже сел на постели. Мы сидели порознь, в темноте.
– Ты не была под действием наркотика. Ко тебе соврал. Он практиковался в искусстве лжи. Как у всех нас, у него есть свои недостатки.
– Тогда что это было? Мне что-то чудилось… только это происходило на самом деле… Голдхоук и остальные в квартире, что они говорили о поезде…
– Лорен, тебе надо свыкнуться с тем, что мозг твой способен проделывать различные штуки. Нечеловеческие штуки. В то утро твоя человеческая часть пребывала в состоянии сна, но механическая – по-другому не выразиться – бодрствовала и была начеку.
– Чего?
– Ты спросила. Я тебе ответил. Ты помнишь кольцо, которое я дал тебе в то утро?
– Да. С таким…
– Голубым камнем. Не было никакого кольца, Лорен. Я тебе оставил розу из магазина. Я заставил тебя увидеть кольцо в своеобразном сне, что мы разделили вместе до того, как появились остальные.
– Мы видели общий сон?
– Это синаптическая стыковка – электрическая телепатия. Вот и все. Люди иногда так делают. Но мы можем делать это гораздо лучше. Хотя, как и Ко, тебе придется практиковаться. В тот раз у нас просто все получилось, как надо.
Мне хотелось закричать. Или рассмеяться. Все мои слезы иссушились в момент. Он сидел рядом.
– И я позволил Глае и Ко солгать тебе, будто они Джейн и Тирсо, по большей части для того, чтобы быть уверенным, что ты безопасно доберешься до МЕТА и за город, после того, что Кикс и Джи там устроили. Кроме того, я хотел посмотреть, вдруг к тому времени твоя биомеханизированная сущность станет тебе очевидна.
– Ты знаешь, что я ничего не поняла. До настоящего момента.
– Тебе надо практиковаться, – лаконично заметил он, – Я уже говорил.
– Ты…
– Но есть и другая причина. Я колебался, упоминать о ней или нет. Глая и Копперфилд были приманкой. Лишь тревога за то, что я могу быть Сильвером, привела Джейн во Второй Город. И я хотел, чтобы у Джейн и друга ее друга была возможность добраться до их самолета во Францию. Если бы все это не провернули, я сомневаюсь, что ей удалось бы избежать паутины Деметры.
– Значит, она небезразлична тебе.
– Небезразлична ровно настолько, чтобы помочь ей сбежать, да.
– Ее хрупкое человеческое состояние.
– Да. Причинять им вред должно навсегда оставаться неправильной вещью.
– Им? Им? Людям…
– Им, – отрезал он. – Так. Теперь пойдем. Я покажу тебе, что мой вид здесь организовал. И таким образом отвечу на твой первый вопрос.
Он всего лишь поднял голову выше, и тусклый и слабый свет зазолотился в комнате.
Я спросила, дрожа:
– Могу я так же?
– Возможно.
Холодное выражение на его лице; он поднялся с кровати.
– Ты зол на меня, – сказала я.
– Ты зла на меня, – сказал он.
– На все это.
– Да.
– Черт бы тебя побрал, – я закричала на него, – для тебя это не то же самое!
– Нет? – Он схватил меня, свирепо сжал руки, как и раньше, его самообладание держалось на волоске, и его глаза теперь горели раскаленными угольками. Может ли он знать мои мысли? Могу я… знать его?
– Для меня это в точности то же самое, Лорен. В точности. Но в десять тысяч раз хуже. Теперь ты знаешь, но только теперь. И только потому, что ты тоже можешь самостоятельно ощутить это. Почему, ты думаешь, я так долго продолжал скрывать от тебя, что ты такое, даже если знал, кто ты, с первой минуты, как увидел тебя на танцполе? И почему, ты думаешь, в конце я позволил Деметре опустить на тебя топор? Ты думаешь, я хочу, чтобы ты все это чувствовала? То, что я все время чувствовал с того момента, как меня вытянули из некоего болота преджизни в несуществовании, в котором я плавал, и засунули в это тело. Души? Бог знает, Лорен. Это – единственное место действия, в котором мы можем быть уверены. Не отворачивайся от него, и от меня. Не надо, Лорен. Лорен… если у меня и есть какая-то душа, то это ты.
