Текст книги "Под знаком Вовки (СИ)"

Автор книги: Тамара Шатохина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

Следующие два дня прошли, как в раю – мы с Вовкой ели вкуснятину, ходили купаться на озеро и даже плавали вдвоем. Он уже неплохо держался на воде. А еще загорали там на травке пока солнышко, ветерок и нет комаров, и я учила ребенка видеть прекрасное.

– Смотри – облака в воде… красиво как!

– А как они туда попали? Попадали? А вот то – круглое, где? Почему его там не видно? А солнце тогда? Почему оно не кружочком, а везде блестит… мам?

И я объясняла про отражения и искажения. Получилось – эти вопросы закрыли. Но появилась куча новых – о рыбе, запахах, комарах… Спать у воды, оставляя без присмотра ребенка – преступление, но как же мне хотелось спать! Ночью было не до сна, мои ночи были временем рефлексии и комплексов. И моя вина, если она была, и любые другие причины отходили на второй план, на первом была обида. На него, на себя, на весь мир!

Утром просыпалась запухшая и понимала, что – бред же! Красота вокруг – не описать, еда – песня, Вовка доволен, мама по причине моего душевного состояния непривычно добра... Правда я знала, что надолго ее доброты не хватит и стоять мне вскоре кверху попом на грядках. Любой гость у нее только три дня считался гостем, а потом – вперед, отрабатывать хлеб.

Постепенно ночи становятся спокойнее, теперь я засыпала, только упав рядом с Вовкой. Причина проста – три дня закончились, и я целыми днями полола картошку – всего четыре сотки. Потом будет что-то еще, но пока – она.

Уставала я сильно, но было в этой трудовой усталости что-то такое… Когда уже казалось– ни рукой, ни ногой, я оставляла Вовку с дедом и плелась усталой походкой тракториста к озеру. А там голышом и в прогретую за день воду! Здесь можно было – вокруг никого и вода чистейшая. Пока я смывала трудовой пот, ныряла и кувыркалась в воде, усталость медленно превращалась во что-то совершенно иное. Потом я стояла на берегу, раскинув руки – подставляя кожу заходящему солнцу, ожидая, когда ветерок высушит тело.

А дома меня ждал накрытый к ужину стол. И во всем этом была уже следующая эстетика: ты свежая и чистая, аппетит просто зверский, а еще не схлынувшая усталость кажется уже не каторжной, а даже приятной. Ну и чувство выполненного долга (нормы на сегодня) грело душу – не без этого. Главное не обпиться на ночь холодным квасом.

Пока у меня шла прополка, дед с внуком рыбачили, потом оба уходили в дневной сон. Дальше они помогали бабушке, а я уходила на озеро. Постепенно мы с сыном входили в резонанс с образом жизни предков и привыкали к такому режиму, вливались в него.

Но как-то утром я проснулась оттого, что мама тормошила меня за плечо.

– Сань, Саня… тихо только, не разбуди дитё. Иди-ка за мной, только тихо.

И я – сонная, еще мало что соображающая, поплелась за ней и подошла к окну. Мама беспокойно взглянула туда, потом опять на меня.

– Подошла раздернуть окошко, а там – вон… Прошлое лето до нас доезжали – предлагали дешево оцинкованные сливы. Неловко – в такую даль люди ехали, мы и взяли на одну сторону сарайки. Но у тех фургончик высокий был, а тут ничего не видать.

Я осторожно отодвинула хлопчатобумажный тюль и выглянула.

На скамеечке у забора, откинувшись на него и лицом к дому спал Сергей Константинович Фаттахов. В затрапезном джинсовом костюме и простых черных кроссовках. По-мужски широко раскинув ноги и чуть склонив голову к плечу. Будто слегка опавший с лица, аккуратно подстриженный и до синевы выбритый.

Я присела на стул и крепко потерла лицо руками, пытаясь проснуться или хотя бы начать думать. Не понять, что происходит, а просто – думать. Еще раз взглянула…

Там – он. И он спит.

Глава 46

И опять! Да что ж такое?! Дыхание перехватило не от радости – от обиды. Я год считала его умершим, год винила себя в этом, это из-за него я в очередной раз решила жить дальше одна – всю жизнь, рожать и растить детей – одна. По той причине…

Что дура! Вот и с Ильей так. Кому оно было нужно? Похоже – только мне.

И все выплаканные за этот год слезы, всё горе и боль, вся вина, что слазила с меня тесной змеиной шкурой, заставляя корчиться в истерике и ненавидеть себя и за истерику эту, и за непроходимую свою глупость!..

Я решительно поднялась со стула.

– Мам, так узнай, что там он продает. Не сейчас – спит человек, а проснется и спросите – ты или дядь Ваня. А я посплю еще часок – рановато, – зевнула и ушла в спальню.

Он не виноват по большому счету. В этих моих надуманных страданиях так точно. Но пускай и ему – хоть краешком... Потянет маму – поговорим. А нет – и скатертью… Поплачу еще, не страшно. Теперь, когда он жив – вообще ничего не страшно.

Ложиться возле Вовки больше не стала. Какой – спать? Все внутри дрожало в предвкушении и ожидании. Крапивой понятно получу. В силу возраста не по голой жопе, а по ногам – у мамы не заржавеет. Но не пропущу это – не-е-ет… Мне нужно видеть.

Быстро натянув на себя спортивный костюм, я осторожно отворила окошко, вылезла в него и оглянулась – Вовка все так же спал, по-богатырски раскинувшись на кровати. Глядя на него, я чмокнула воздух губами и тихонько прикрыла фрамугу.

Стараясь не шуметь, умылась на заднем дворе у рукомойника и, почистив зубы, вытерлась чуть влажным от утренней росы полотенцем. Знобило… то ли от утренней прохлады, то ли от нервов.

Я успела. Маме нужно идти к корове и вряд ли она станет тянуть с этим, оберегая сон торговца с колес. Кто у них там был в прошлый раз? Молдаване кажется…

Сбоку от дома под сливом стояла металлическая бочка для сбора дождевой воды, отгороженная для эстетики коротким заборчиком, увитым только-только набравшей бутоны ипомеей. Между стеной и бочкой оставалась щелочка, в которую отлично видно было все так же безмятежно спящего и ничего не подозревающего Фаттахова. Между нами было от силы метров десять – и слышно будет.

А пока я жадно разглядывала его, прижавшись щекой к бочке. Выглядел он как раз так, чтобы у мамы и возникла соответствующая аналогия – дешевый костюм из светлой вареной джинсы, разношенные кроссы. Но я смотрела не на одежду, а на умиротворенное лицо с обижено поджатой во сне нижней губой… на устало уроненные на колени ладони с поникшими пальцами. Господи… когда же меня угораздило-то, когда я успела так?

Дверь в доме скрипнула, что-то стукнуло. Фаттахов медленно открыл глаза, сонно повел ими в сторону звука и сразу выражение его лица изменилось – стало внимательным и собранным. Все верно – надолго мамы не хватило.

– Здоров будь, мил-человек! – решительно направилась она к нему, – чем торгуешь?

Вскочивший с лавочки и протянувший зачем-то руку Фаттахов завис… а я закусила губу. Бурно вырывавшееся дыхание прорывалось сопением через нос. Глубоко вдохнув и выдохнув, я опять прижалась щекой к бочке.

– Здравствуйте, Анна Степановна. А почему вы решили, что я чем-то торгую?

– А что – не так разве? – подошла мама и стала напротив: – И что тогда делаешь у нас на дворе?

– Меня зовут Сергей Константинович Фаттахов… – начал мужчина.

– А это уже мне решать – по имени-отчеству тебя звать или как еще. Двор мой… так что тебе здесь нужно?

Мама знала только то, что мужчину, к которому я неравнодушна и который исчез на два года, зовут Сергей. Ну-у…

– Логично, – улыбнулся он, – я приехал к Саше. И Вове.

– Ах-ха… Сергей, значит, – соображала мама, рассматривая его в упор: – Ты не наш...

– Ваш с потрохами, – опять широко улыбался он. И зря – мама не любила, когда сбивают с мысли. А веселье без причины вообще считала признаком дурачины.

– Не русский, не наш, – отрезала она..

А вот это уже… я больно закусила губу. Восток во внешности Сергея чувствовался. Черные глаза, жесткие черные волосы, сухие резкие черты… Нужно было сказать ей – сейчас она разочарована. Просто потому, что не ожидала. А все эти скандалы с гастарбайтерами… сильно он сейчас в образе, к сожалению.

– Я русский по отцу, Анна Степановна, и крещен в православии. Хотя и живу, и воспитан на стыке двух культур. Разрешите присесть… и вас прошу – в ногах правды нет. Долгим будет разговор.

– На зрение не жалуюсь – что вижу, то и говорю, – отрезала мама, все-таки присаживаясь на лавочку.

– Отец и мама встретились в университете – она была турчанкой и училась по обмену. За ней приглядывали, одну в чужую страну не отпустили, но любовь не спрашивает… Они женились без разрешения, жили в общежитии. Турецкая родня отреклась от мамы. Потом родился я. Мне был год, когда такси, в котором они ехали, попало в страшную аварию. Меня тогда оставили на друзей – вот такие… страсти, – вздохнул Сергей.

– А что потом? – послышалось в голосе мамы сожаление. Я больше не смотрела на них – прислонилась спиной к стене и сжалась, крепко обхватив колени. Слушала.

– Мать отца – моя бабушка сильно болела и быстро умерла, я ее не помню. А меня усыновили те самые друзья родителей – татары по национальности. Они даже спешно женились для этого, попросили помощи своих родителей – при усыновлении требовалось создать минимально приемлемые условия для младенца.

– Сирота ты выходит… – вздохнула мама.

– Нет, что вы? – мягко возразил Фаттахов, – я старший – любимый сын. Чувствовал и знал это всегда, хотя в десять мне и сказали, что я приемный.

– И на кой, скажи?! – возмутилась мама.

– Отец считал, что я уже достаточно взрослый, чтобы сделать выбор – к религии которого из отцов склониться – кровного или приемного? Для меня же критичным стало имя – пацан, глупыш… но согласитесь – Сирин эт-то… производное от Ширин – Мелодия или Волшебный звук. Восточное имя и даже там редкое для мужчины. Но меня доставали им, дразнили, а мальчики в этом возрасте очень внушаемы. Я злился… Ну, а раз я – русский… отец согласился, чтобы я сменил имя в четырнадцать – перед тем, как получить паспорт. Если бы он объяснил мне, что так назвала меня мать… Но со мной и моим мнением очень считались, его уважали... смею надеяться – был повод. Я бесконечно уважаю своих родителей, они – меня. Только так и нужно, вы согласны?.. Анна Степановна, а где сейчас Саша?

Я вздрогнула и опять прильнула к бочке.

– Спит еще Саша, – повела мама взглядом и, кажется, смотрела сейчас прямо мне в глаза. Не только я ее хорошо знала.

– Ты на два года оставил ее…

– Два года, шесть месяцев и восемнадцать дней. Иначе у нас не получалось. А мне и нужно было, наверное, это… чистилище. Сложно объяснить, Анна Степановна, но такими женщинами, как Саша, не разбрасываются, второй такой я просто не найду. А когда они просыпаются? – пытался он, наивный, пробиться сквозь мамин заслон.

– Как выспятся. Полола она весь прошлый день, устала. Дернуть ее?

– Нет, – повернулся к ней Сергей, – не нужно – пусть отдыхает. Дольше ждал, подожду еще.

– Знаю я, как ждут мужики. Два года долгий срок…

– А может – нужный? – не согласился с ней Сергей… Сирин? Красиво… Я слышала – есть мужское имя Гад – еврейское и его носят с честью. Но то взрослый мужчина, а тут – пацан.

Мама не стала развивать…

– А кто ты по профессии?

– Закончил военный университет радиоэлектроники, потом заочно стал специалистом по кибербезопасности плюс курс по программному обеспечению. И… Министерство обороны участвует практически во всех подсистемах системы ООН, отсюда должности военных атташе при посольствах. Существует такая практика – вербовать помощников военных атташе среди выпускников военных училищ. Мне предложили, и я согласился – турецким владею в совершенстве, как и татарским, и английским… Потом – возвращение в Россию…

Я знала – почему.

– … а потом мне предложили временную должность, где я немного закис…

– И с чего так? – ловила я в мамином голосе нотки, греющие душу.

– Каждый человек склонен к чему-то. Мой конек – повышенная ответственность и когда мне препятствуют в ее реализации, я пру буром, Анна Степановна. Это могло закончиться по-разному, но мне повезло – отдали в аппарат ФСО. А через несколько лет я принимал на работу Сашу.

– А что Вовка у нее – тебя не волнует? Многие родных бросают, а ты чужого не боишься? Для Сани он всегда выше тебя будет и даже важнее ваших общих, если у тебя сбудется, – понимала меня мама, как никто.

– Не будь Вовки, я не заметил бы Сашу, Анна Степановна. Не всегда мы умны с первого взгляда. Мужчины редко женятся, мечтая о детях, особенно по молодости. Потом да – мечтают о детях от любимых женщин или со временем задумываются о своем продолжении в детях. Вначале Саша впечатлила меня, как мать, женщину в ней я увидел позже и теперь другая мне не нужна – и так времени потерял…

– Мне к корове пора… Саня, выходи уже! – поднялась с лавки мама. И я послушно встала из-за бочки. Может и без крапивы в этот раз обойдется.

– Саша? – выдохнул Сергей, вставая следом за мамой.

Я неловко пожала плечами, глядя ему в глаза. Стыдно мне не было – так вышло, а может и нужно было. Не зря за меня дядь Ваня каждый день молится.

Когда Сергей подошел ко мне, я взяла его за руку и повела за собой. За Вовкой присмотрят, я была совершенно свободна сейчас, я – дома.

Мы молча прошли по старой, заросшей по краю спорышом, грунтовке до околицы, потом свернули направо и вскоре углубились по тропинке в лес.

– Куда мы, Саша? – отмер, наконец, мой Фаттахов.

– Туда, где нет никого. Здесь совсем рядом озеро, – просто ответила я и повела его дальше.

Но далековато… немного не дошли. Он перехватил меня вначале под руку, потом за плечи. И я остановилась, повернулась к нему и обхватила за шею, потянулась к губам.

И, наверное, логично, что он не остался на тропинке, а подхватил меня на руки и потащил в лес. Содрав с себя куртку, бросил ее на моховую кочку, бережно уложив меня сверху. А дальше понятие «бережно» было исключено, как понятие – сорвало…

Когда я попыталась лечь поудобнее и шевельнулась, он понял это неправильно и тихо рыкнул: – Без шансов, Саша!

И я плюнула – не проткнет же меня насквозь одна маленькая шишка? А дальше все стало вообще неважно.

Но когда я потеряла себя в пространстве совсем… когда странная, непривычная для меня ласка вдруг резко прекратилась, и он поднял лицо от моих бедер и вдруг подхватил меня на руки… я недовольно рыкнула, как и он перед этим.

– Сейчас… потерпи – ты говорила тут рядом…

И вскоре вошел со мной на руках прямо в озеро. В прохладную после ночи, густо парящую, как всегда бывает по утрам, воду.

– С ума ты сошел? – подорвалась я, отфыркиваясь и обтекая.

А он радостно хохотал, попутно шаря руками по моему телу, будто что-то стряхивая с него или смывая.

– Муравьи, Саш… там муравьи – на куртке, на нас уже, – угорал он, а за ним и я, начиная уже чувствовать укусы.

На берегу обошлись без куртки – она осталась в лесу. И все случилось на мокрой одежде и еще раз – прямо в воде.

А потом я сидела на берегу, а он выходил из озера. Я не отводила взгляд – рассматривала его. Сергей посмотрел туда, куда и я – на прямо сейчас, на глазах оживающий мужской орган. И протянул с придыханием:

– Так вот ты зачем нужен, кожаный хвостик! А я тобой рыбу глушил.

– Что? – растерянно взглянула я ему в глаза.

– Саш… ну бородатый же анекдот – про неандертальца, впервые познавшего женщину. Не слышала?

Я хмыкнула, вникая, хихикнула… а потом мы вместе смеялись – до слез. И стало совсем легко и свободно – совершенно.

– Иди сюда. Я пять лет без… без тебя, Сережа, – не собиралась я больше отвлекаться и терять время.

Не знаю, о чем думал он, но я не совсем отошла в астрал и понимала – защитой мы не пользуемся. Если что – наша, общая проблема, так что напомнить я должна была. И он резко подхватился вдруг, засобирался.

– Саша, там куртка! Я сейчас, миг один! – и умчался.

Я еще раз проплыла вдоль берега, вышла на него и нагишом растянулась частично на одежде, частично на траве. И было мне так… благостно, не побоюсь этого слова. И так здорово!

Я почти уснула, когда на мое лицо упала тень. Открывать глаза было лень, я только улыбнулась: – Люблю тебя…

– Поэтому, Сашенька… – услышала я счастливый Фаттаховский смех, – и потому, что это взаимно – выходи за меня замуж?

То, что упиралось мне тогда в бок, не было шишкой – это была коробочка из ювелирного салона. Сергей открыл ее и достал два кольца – мужское и женское. Оглянулся вокруг…

– Беру тебя в жены перед всем этим… миром. И буду я тебе Мужем, Саша.

Я согласно протянула руку, и он надел на него тонкое обручальное кольцо.

– Подошло… – выдохнул с облегчением.

– Буду тебе Женой, Сережа, – опустила я на его палец мужскую обручалку.

И опять услышала смех.

– Что? – возмутилась я, потирая лоб.

– Первый поцелуй среди конского навоза, первая близость – в муравьино-комарином царстве. У тебя лицо в волдырях от комариных укусов.

– Не сильно страшная? Мама вылечит, – отмахнулась я, – иди ко мне, муж. Мне мало, Сереж…

Возвращались мы ближе к вечеру, когда солнце скрылось за деревьями и похолодало, а животы наши подвело от голода.

Под яблоней, как всегда, накрыт был стол – нас ждал ужин. И Вовка.

Глава 47

Домой возвращались на машине Сергея. Сашину оставили в Вологде, там шумел подшипник на переднем правом. Некритично, но пятьсот километров все-таки… Заплатили и договорились, что ее сделают и пригонят.

Теща плакала, провожая их и Сергей неловко успокаивал ее:

– Ну что вы, зачем же так, Анна Степановна? Все же замечательно.

– Много ты понимаешь…

Проще всего дела у Фаттахова обстояли с ней – то ли жизненный опыт, то ли ее впечатлил рассказ о его родителях… но она приняла его сразу. Поверила, что не обидит Сашу, что настроен серьезно?

Ее муж был своеобразным человеком – мирным и молчаливым. Любил наблюдать со стороны и много улыбался – краешком губ и очень по-доброму. Сергей помогал ему – подремонтировали трактор, на котором он работал, укрепили доски пола в церкви, покрасили там кое-что. Храм был старым, бедным, но очень уютным. Сергей проникся его настроением, но тягу к религии с тестем не разделял – может пока. И его родители в молодости не горели этим, но к старости все изменилось. Он не исключал и для себя такого, но пока к обоим религиям относился просто с уважением.

Сашу он узнавал заново. Оказалось, девочка с грустинкой в глазах могла быть очень разной – тихой и романтичной, озорной и смешливой, в чем-то наивной, а в чем-то очень взрослой и даже мудрой. Сейчас он воспринимал ее совсем иначе. И если бы знал, что она может быть вот такой, то сделал бы возможное и невозможное… и они пришли бы к тому, что между ними сейчас, гораздо раньше.

Понятно, что всё сейчас воспринималось через призму близости, в ее свете и с ее привкусом. Встречались среди дня взглядами… а в них то, что было этой ночью. Медовый месяц. Теперь Сергей понял, чем он ценен – узнаванием и насыщением. Чувство обладания любимой женщиной оказалось несравнимо ни с чем, что он знал до этого.

И понятно, что первый угар когда-нибудь проходит, всегда существовать в таком режиме просто нельзя – разорвет изнутри, сожжет. И тогда люди уже в состоянии взглянуть друг на друга в настоящей реальности. Но в том-то и дело – ту Сашу он уже знал, к ней и потянулся. По этой причине и разочарований не боялся и не ждал.

Проблема нарисовалась в другом, там, где ее не ждали – Вовка.

– Вова, здравствуй! – присел перед ним тогда, в первый день Сергей, – ты помнишь меня? Я дядя Сергей.

– Я – Вовка! – непримиримо смотрел на него мальчик, – ты маму увел. На. Долго.

– Виноват, но я не знал, что мы так задержимся. Ты соскучился?

– А ты как себе думаешь?! – возмутился Вовка, – я всегда соскученный и это моя мама, а не твоя.

– Теперь кругом будем ходить только с тобой. А если не будет получаться – обсудим. Сядем и обсудим по-семейному. Ты не против, если я буду жить с вами? Здесь и там тоже – дома?

– Тебе что – негде жить совсем?! – злился Вовка.

– Негде. Да и с вами я хочу.

– Я не хочу, я тебя не пущу. Мама моя!

Сергей обернулся к спокойно улыбающейся Саше. Та крепко обняла сына и пообещала, что он всегда будет самым любимым. Но и дядя Сережа для нее очень важен. Но раз такое дело… то она дает сыну время подумать, что можно сделать для того, чтобы хорошо было им всем.

– Мы все об этом подумаем. Но, Вовка… ты еще маленький, но уже умный и добрый мальчик. Тебе просто нужно время привыкнуть, что нас теперь больше – как и всем нам. Здесь, – выложила она на стол коробку, – подарок для тебя от дяди Сергея. Он всем нам привез подарки. Когда поймешь, что готов попробовать подружиться с ним – не как со мной, а по-мужски… тогда можешь и подарок принять.

– А что он придумал, что там? – упрямо отвернулся Вовка.

– Никто не знает, здесь же подарочная упаковка. Да и какая разница, если от него подарка ты не хочешь?

– Да? – сомневался пацан.

– Все выглядит так. Сам подумай – так это или нет, ты умный.

На ночь Сергей и Саша уходили в дом Ивана. Саша убралась там, перестелила постель… С Вовкой ночевала бабушка и это стало очередной «травмой» для пацана. О чем и сказал Саше расстроенный Фаттахов. Она пожала плечами.

– Нельзя потакать ему, я всегда боялась вырастить его под своей юбкой.

– Да? А у меня раньше было именно такое впечатление, – признался Сергей.

– Оно ложное. Не переживай – это не первый раз, когда мы бодаемся. Я внятно и убедительно объясняю… после этого чаще всего он соглашается со мной, но случается – и нет. Я не давлю, просто делаю то, что считаю нужным, объясняя еще и еще раз – почему так. Ему нужно время. Не переживай. Жаль, что целые дни проводить вместе мы не сможем, зато... тем лучше ночью? Люблю тебя…

– Люблю тебя, – говорила она и Вовке, – ты мой самый лучший мальчик.

– А он тогда кто?

– А он – самый лучший взрослый мужчина. Ты еще плохо знаешь его, уверена – потом и ты со мной согласишься.

Вовка не соглашался. Не желал ходить купаться, если на озеро шел и Фаттахов. Тащил деда на рыбалку, заставляя заниматься собой, хотя у того было много работы. И на рыбалку приходилось идти Саше. И конечно улов был совсем другим. Вовка стал капризным к еде, отказывался помогать – бунтовал, как только мог.

Нужно время парню? Возможно. Но Фаттахов продолжал переживать и расстраиваться – мальчишка всегда нравился ему и даже сейчас – этим своим упрямством и тем, что так любит маму. Но сама ситуация нравилась ему все меньше.

А Саша успевала всем улыбаться, обнимать, любить… И казалось, светилась изнутри – несмотря ни на что. А когда с вопросом поднимала бровь, встретив голодный мужской взгляд, Сергей демонстративно прятал руки за спину, сразу же обещая взглядом ужасное – этой же ночью.

Ее муж – Илья… он был жив. Человек, которому она дарила свою верность столько лет, спокойно жил где-то со второй семьей. Когда Саша рассказала об этом, переживая о законности повторного брака, он вначале завис в шоке, осмысливая... А когда понял причину ее беспокойства, задумался, но потом уверенно заявил:

– Сашенька, наша главная и единственная проблема сейчас – Вова. Остальное не бери в голову. Забудь. Я все решу так или иначе, но с этим как раз проблем не должно быть. И все-таки… я обязательно проконсультируюсь у юриста, чтобы быть стопроцентно уверенным. Хорошая… минем назлы – нежная моя, – терся он щекой о ее волосы, вдыхая ставший уже родным запах: – Запомни – теперь у тебя есть я и я все решу – с квартирой, с работой, со свадьбой… На то и вопросы, чтобы их решал мужчина.

– Свадьбы не хочу, просто распишемся, – притихла у него в руках Саша.

– Но пир мои все равно устроят!

– Это другое, – упрямо мотнула она головой.

– Как скажешь, но это наше с тобой решение, а не проблема. А вот как быть с Вовой?

– Верь в него, Сережа, пожалуйста! Верь.

– Он уже сколько времени держит характер… и я ведь уеду. Ненадолго, но все-таки?

– Все будет хорошо, теперь у тебя есть я. И я все решу. На то они и вопросы, чтобы их решала женщина, – дразнилась она, повторяя его слова.

– Я не всегда узнаю тебя, туганнарым… родная моя. Знал бы – давно утащил на муравьиную кучу, – блаженно щурился мужчина.

– Я сама себя не узнаю, – единственный раз за это время мелькнула в ее глазах грустинка – Сергей будто призрак прошлого увидел. И медленно покачал головой, отрицая.

В Купавне они подали заявление, и Фаттахов уехал в Калининград сдавать объект. А Вовка так и не сдал позиции – вежливо простился сквозь зубы и только. Саша обнимала его за плечики и ободряюще улыбалась Сергею.

Они часто говорили по телефону – без видеосвязи. Это было бы пыткой – видеть ее без возможности дотянуться. А еще он опять боялся увидеть в Сашкиных глазах печаль или того хуже – решение не в его пользу, потому что ее голос уже не звенел счастьем, хотя она и старалась казаться уверенной и спокойной. Опять Вова расстроил?

Сергей старался – правда, очень старался верить в него, но… Нечаянно вспоминалась крапива, которой воспитывали Сашку в детстве и воспитали же? И уже начинало казаться, что может и есть в этом что-то такое… Великая сермяжная правда блин! Руки опускались.

Он переживал за Сашу – с подругами у нее не сложилось и по какой причине – понятно. Аня была намного старше, а Полина – моложе. Лариса, которую он знал только по рассказам, жила далеко, а это немного не то – сейчас Саша была одна, без него. И она не справлялась похоже…

Но однажды она позвонила поздно вечером – Сергей уже засыпал. Вообще рано сейчас ложился – все нервы вымотали приемкой. И физические нагрузки с погружениями и съемками на камеру тоже давали о себе знать. Еще и переживания выматывали, и скучал он, и хотел Сашку безумно – подсел на нее за месяц.

– Сережа! – дрожал от волнения ее голос.

– А?! – дернулся тот спросонку, – что случилось?

– Вовка! Он распечатал твою коробку.

– А-а-а… да ладно? – радостно дернулось сердце, – правда, что ли? И как – понравилось ему?

– Весь день собирал. Понравилось…

– А почему вдруг, в смысле – что подтолкнуло?

– Я грустила? Мы ждем тебя, Сереж – приезжай быстрее. Все втроем ждем.

– Вт… втроем? – замер Фаттахов, растерянно улыбаясь: – Я всё так понял? Ты… уже?

– Уже, – ласково смеялась Саша, – люблю тебя. Всё – отдыхай, спокойной ночи! – и отключилась.

– И я тебя… без меры, – прошептал он и отложил телефон.

Судорожно вдохнул и выдохнул, прогоняя спазм и с силой вдавил ладони в лицо, прижимая к глазам. И бесполезно – сводило челюсть и выжимало слезы что-то такое… совсем непреодолимое. То, что было сейчас сильнее него. Взрослый мужчина, Сергей Фаттахов впервые плакал…

От счастья.

Конец.

*** Вот так где-то – в конце немного розовых этих… самых. И о муравьях немного подкорректировала – неоднозначненько как-то было...

Дорогие мои читатели! Буду благодарна, если оцените историю. Само собой, если она того заслуживает. Ей еще выживать.

И спасибо громадное за поддержку тем, кто подставил плечо в процессе – практически в буквальном смысле. Вы лучшие!

До новых!!!! Ваш автор.