Текст книги "Под знаком Вовки (СИ)"

Автор книги: Тамара Шатохина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

– Я задрался со всем этим, Саш – честно. Может и это повлияло в итоге. Я не приспособлен решать глобальные вопросы – не хватает характера, упорства, целеустремленности, а у тебя всего этого – за десятерых. Я загнался – прости. Не вывозил. А представил себе, что вернусь… а меня опять мордой в монитор – работай, Илюша. И яблочко дольками мне под руку – витамины, чтобы не загнулся без солнца, зарядка по сигналу…

– Что ты говоришь такое? – потерянно смотрела я на него, – у тебя зачем язык есть? Ты мог сказать, у тебя было право голоса.

– Да, и что потом? Ты бросила бы все? Пошла бы работать на график? Ты не способна работать в график, Саша, и меня отучила. Я уже пахал на автомате, как бот с встроенной программой. За то время, что я провел с Леной без памяти, у меня появился другой опыт, мне было уже с чем сравнивать. Плюс – осознание своей никчемности для тебя теперь… плюс ответственность за троих людей в новом мире, где я мужик, а не раб программы, Сашка. Мне на колени встать перед тобой, чтобы ты не рушила этот мой мир? Через пять лет этот дом будет нашим, получим его в безраздельное, как специалисты. Тот свой дом Лена сдает, две зарплаты – мне хватает, нам хватает этого. Дети в яслях, дом, сад… Я живу, а не пашу, мне хорошо тут!

– А мне?.. – собиралась я с мыслями, – как ты стал… Антоном? Очередное преступление?

– Само собой, а как иначе? У Лены остались старые права мужа, ее брат служит участковым в районе – помог. Потянем и его за собой, если что.

– А диплом?

– Тоже купили. Те люди, что делали паспорт, предложили прочие услуги. Я подумал на что еще способен… Кроме информатики, беру часы физкультуры, сам подтянулся в этом плане, лучше себя чувствую, даже зрение улучшилось. Физический труд, воздух… Вспомню тот засцанный подъезд – вздрагиваю, Саша. О месте здесь мы случайно узнали, детям только по году исполнилось. Тяжело решались, но хотелось совсем все оборвать, окончательно.

– Верю… верю, Илья, что тебе здесь лучше – убедил. Живи… теперь только твоя ответственность… мужик, – встала я с лавочки, чувствуя запредельную усталость.

– Я ничего не мог бы дать вам с Вовкой, – шел он за мной.

– Согласна. Не иди за мной, Илья, возвращайся. И осторожнее – твои данные в программе распознавания внешности. Камеры…

– У нас в школе есть. Не распознали, – кивнул он.

– Видишь, как… у тебя все хорошо, – согласилась я.

– Саша, Сашенька… пожалуйста, не нужно меня ненавидеть. Прости если сможешь. Тебе нужен другой человек – сильнее, крепче, умнее меня. Или уже есть? – тихо выкрикнул он уже мне в спину.

– Само собой. Пять лет почти прошло, – обернулась я взглянуть на него напоследок. Высокий, плечи широкие, непривычно развернутые… загар. Еще только начало лета, а он такой уже… бронзовый весь. И кудри. Как у Вовки. У моего умного и красивого Вовки, который не нужен даже посмотреть его фото…

– Увижу тебя еще раз – посажу, Илья. Нет тебя больше, все – умер.

– Я давно уже по документам…

– Именно.

К машине подходила уже на последнем издыхании. Чем же таким она меня накормила? Ну хоть в обморок не свалилась. И даже голова не болит… сердце не разорвалось.

Тур галантно открыл дверку машины и по-свойски поинтересовался не помочь ли мне подтереть сопли. И будто отпустило – разом, а с чего? – думала я, уже засыпая в машине. Убралась с вражеской территории?

Но как же так? Как так?! Я же, как дура… и Сережа… как же так можно? И что странно – не получалось больше ненавидеть Илью. Теперь я ненавидела только себя.

Глава 41

Я надеялась, что все-таки ночью получится поспать. Но когда в голове копошится такой червяк! Мне нужно было подумать. И я думала, много – об Илье, о нас с ним, о его словах.

О всех этих годах, где я одна то ли со своей больной любовью, то ли с непроходимой дурью?.. А мой смысл всего – Вовка. И свое материнское предназначение я грамотно выполняла, выполняю и дальше буду. Так правильно или нет я жила? Вернее – оно само жилось... Перешагнуть через что-то внутри себя не получалось, хотя и хотелось до безумия. Плохо, жаль, больно… а не получалось иначе, я же пробовала – и становилось только хуже!

А может, если бы я лучше постаралась, то он выжил бы. Не уехал в Калининград и выжил. Наверняка выжил, потому что рядом была бы я. Я умею хранить и беречь, справилась бы и с ним. А получается не уберегла…

Я не уберегла.

И на этой мысли – всё… Надавило на переносицу изнутри, горло пережало, голова – свинцом… Кусая ребро ладони, я тихо запыхтела, а потом и завыла в подушку. Нельзя было ни единой мысли в эту сторону. Я же столько держалась, так долго могла!

Крыло все сильнее. От невозможности заорать в голос меня дергало в безмолвном крике, как припадочную. Остановиться уже было нельзя, невозможно. Все – сдохну сейчас! Не хочу, а придется. Просто не вытяну.

Диван дернулся и меня обхватили чьи-то руки, крепко спеленав и прижимая к себе. И я услышала сквозь шум крови в ушах:

– Я здесь, Саша, здесь – с тобой. Я твой врач, я женщина, которая понимает. Я Лариса, слышишь меня?! Послушай, надо, – шептала она мне на ухо и крепко гладила по руке, спине.

– Прости-и-и, – только и удалось выдавить из себя. Я честно пыталась остановиться, задержала дыхание... и дернуло меня так, что подбросило нас обеих.

– Саша! У меня вода. Ты разольешь ее, намочишь диван. Испортишь его! Прекрати сейчас же!

Что-о?.. Я тяжело, со всхлипом, вдохнула и выдохнула, а она с силой подняла и усадила меня. Взяла чашку со столика.

– Пей. Пощечина эффективней, но я тебя пожалела.

– С-спасибо, – выдохнула я, выпив холодную воду. Руки тряслись, пижамная кофта намокла на груди.

– Кажется… не сильно разлила.

– Ай! – тихо рявкнула она, – я на совесть твою надавила, у тебя с ней перебор по ходу. Ты готова меня слушать?

– Будешь уговаривать? Лариса… – легла я обратно, отворачиваясь. Она прилегла рядом, на одеяло.

– Нет, расскажу кое-что… Я проходила практику в хосписе. Знаешь, что это? Учреждение, где оказывают паллиативную помощь умирающим, в основном – онко… Идти туда, где царят болезнь, слабость и отчаяние было страшно. Но оказалось – важно с какой стороны ты смотришь на предмет. Я спросила врача, по какому принципу отбирают туда работников. Она сказала – доктор Ариф умеет… Ариф Ибрагимов – красивый молодой мужчина и очень человек. Любой медработник годится на эту работу после небольшой подготовки, но он брал только тех, кто не потерял еще способность сочувствовать. Если бы он тогда выбрал меня своей женой, я носила бы его на руках, Сашка! Первая моя любовь… платоническая, к сожалению. И настоящая.

– К чему ты? – не совсем поняла я, – что Илья ему и в подметки не годится?

– Да не об Илье я! Место там… страшное и святое благодаря этим людям. Потом, через годы мне пришлось сдать туда свою бабушку… маме не доверила, сама тоже не тянула – при раке поджелудочной такие страшные боли, что их не может терпеть даже женщина, Саш. А вот Арифу я доверила самое дорогое, людям его свою бабушку доверила. И еще... это сейчас квоты по оксидону, ремифентанилу и фентанилу выросли от полутора до семи раз, а тогда – хрен вам… Мчалась туда после работы и купала, сидела с ней, говорили мы, ру-уки цело-овала-а… – почти, как я вначале, тихо завыла она. И я следом. Но уже иначе.

Я плакала по своей бабуле. И это были другие слезы – не убивающие и душащие, а светлые, что ли?

– Я рыдала тут… не по Илье, Лара. Да – обидно за Вовку и почему-то очень сильно за то, что он обесценил мою заботу – те же яблоки…

И потихоньку... может в ответ на ее откровенность, я рассказала весь наш с Ильей разговор.

– И знаешь… со временем правда смотришь на вещи иначе – мне тоже приходило в голову это сравнение – раб. Кто из нас прав, я не знаю и сейчас. Может я – все вышло, как я планировала. Может он – лучшие пять лет мы провели, отказывая себе во всем. Но он умница, такой умница – больший кусок работы сделал он. И спокойный, ласковый всегда. Шмара эта не просто так… ей сильно повезло с ним, Лариса! Если это меня он не любил!.. Ее я так люто ненавижу, как никогда и никого – она сделала это с ним… ненормальная, сумасшедшая тетка. Больная – заперла и ждала, когда мужик будет готов к спариванию. Ее не в тюрьму – ее под расстрел, Лара. Это монстр с вывернутым, извращенным сознанием. И если только краем… воздухом гнилым оттуда пахнет на Вовку, я сдохну, но уничтожу ее!

– А его ты оправдываешь? Нет, я, как врач… там явно посттравматическое расстройство. Но не совсем же снимать с него вину? – шептала она в темноте.

Не знаю – смогла бы я днем, глядя в глаза практически незнакомому человеку, буквально выворачивать наизнанку душу? Вряд ли. Привыкла держать все в себе, держала бы и дальше. Но сейчас то ли момент истины для меня, а она так удачно оказалась рядом, то ли тот самый пресловутый эффект попутчика…

– Я его понимаю. Знаю. За Вовку было обидно до слез, до боли, Лариса… но фактически он сделал, как лучше для всех нас. И ему так легче – не видеть и не знать, иначе… Он не подлый, просто решили за него – когда решения принимать он был еще не в состоянии. А дальше ему пришлось решать исходя из того, что уже есть дети... и какая-то там привязанность. Он и так много везет на себе – ему и хватит! А нам и правда лучше, что он «умер». Объяснить ребенку, что такое смерть, я смогу. Почему его папа живет не с нами и больше любит других своих детей – а это факт, согласись…

– Факт и никуда от этого, – тихо выдохнула она.

– Он сильно облегчил нам жизнь, не вернувшись. Я верю, что это было непростым решением. Он неплохой человек, даже хороший, Лара, но ведомый, мягкий… Я и правда пережала в свое время, но, если бы не случай, он все так же был бы с нами и стал бы лучшим папой Вовке. Не верю, что у него сердце не болит и совесть тоже… Скорее, он в ущерб себе, но так и правда лучше – для нас. Плохо, что я так и не отпускала его эти годы. Какая-то маниакальная потребность в верности, стена глухая в голове. Скрытая склонность к мазохизму?

– Решение твоей личности. Все люди поступают в стиле своего характера. Так, как понимают правильным. Не всегда это оправдано, иногда во вред себе – на своем опыте знаю, но тут уж…

Мы проговорили с ней до утра. Я и об Алексее рассказала, и даже о Сергее Фаттахове. Схватилась за возможность выговориться? Хотела совета? Так нет… Получается, рассказать о самом потаенном было решением моей личности – она дала добро. И я опять плакала, винила себя, слушала мысли Ларисы на этот счет.

Самой сильной ее реакцией на мой рассказ о Фаттахове было искреннее удивление. Промолчать, как я, даже не узнав, что же с ним случилось, не говоря уже о том, чтобы узнать, где находится место захоронения? Это было бы первым ее порывом.

– Странно у тебя сработало, Саш… наш мозг обладает объемной защитной функцией. Он способен охранять сам себя, иногда от нас же самих. И, по идее, спасением для тебя было бы закрыть этот гештальт, обретя ясность. И дальше переживания приняли бы совсем иную форму – переживаемую со временем. А ты валишь на себя вину за виной. Выдумываешь ее для себя… впрочем, как и я когда-то. Наверное, и здесь я тебя понимаю. Сама придумала – сама обиделась, это очень по-женски. Но ты обязательно спроси о нем… кого там? За спрос денег не берут, так же? И тебе обязательно станет легче.

– Уже нет, – качнула я головой.

– Обязательно! Ты продолжишь переживать свое горе, но снимешь с себя вину – ну нет ее в том, что с ним случилось! Но тебе нужно знать это точно. Вот и узнаешь. Но опять же… это только твое решение.

И о моем решении родить второго ребенка речь зашла. И о том, что я чувствую себя не совсем правой из-за той своей гонки за деньгами. Поговорка «не мы для денег, а деньги для нас» не работала в моем случае. Я не имела вкуса к деньгам и не только к ним. Понимала статусность положения в обществе и его преимущества, но не врубалась в важность статусности одежды, равнодушна была к украшениям.

– Вообще, совсем-совсем? – поразилась Лариса, – суровенько ты к себе.

– Абсолютно. Но возле Вологды есть одна заправка, там центр отдыха в этно-стиле. И сувенирный киоск тоже. Вовка выбрал для меня деревянные браслеты на резинке – знаешь такие?

– Мда… видала, частенько, – улыбалась Лариса. К этому времени мы раздвинули плотные двойные шторы и обе забрались под одеяло. Я видела сейчас ее улыбку… красивая, очень красивая женщина. Может будь я такой…

– Деревянные шарики и пластины, – вздохнула я, – темное и светлое дерево, составленные из разных пород… бусы тоже – три вида. Я купила потом сарафан и льняной костюм в этно-стиле. Такой… как мужские просторные рубаха и порты в старину. Но оказалось эту простоту нужно носить только под каблук.

– Как оказалось? Скинешь фотку? Что-то представляю… уже себе такой хочу!

– Сама так почувствовала – с каблуком смотрится даже изысканно и сразу будто с претензией… на что-то там. Вот это я ношу с удовольствием – браслеты все сразу, а бусы каждый раз выбирает он.

– С удовольствием, потому что радуешь этим Вову?

– А не потому, что дешево? – усомнилась я, – да… радую Вовку – само собой. А шубка тогда? Я растерялась в магазине мехов, там ряды и ряды… И внутреннее отторжение сразу – вообще не интересно. Зато потом… может ты и это видела? Золотистый каракуль крупными завитками, но такими… развившимися почти прядками – пушистая, легкая, очень красивая шубка. Искусственная. Не из дешевых, но с натуральными мехами цену не сравнить. А мне она к душе. В глубине ее я боюсь тратить большие суммы, похоже. На безусловно нужное дело – ладно, на свои прихоти – нет, сложно.

– Научишься. Еще и разгонишься, как поезд, поймешь, что нельзя вставать между женщиной и ее мечтой. Втюхаешь со временем, что это никак не ущемляет будущее ребенка и сможешь. Не транжирить, конечно… ох, расскажу тебе как-нибудь потом, – улыбалась Лариса, – но я даже завидую тебе. Начнем знаешь с чего? Я сброшу тебе на ватсап урок по макияжу.

– А с моим что-то не так?

– Можно лучше. Ты очень хорошенькая, а можешь быть красивой. И без особых усилий, кстати… Для Вовки! Сама говоришь – у самого красивого в группе мальчика должна быть самая красивая мама. А урок классный, я там много для себя на четвертом десятке открыла. Обычно всё усложняют, умничают девочки, а здесь профи и результат на минималках…

Встали мы рано. Ужасно хотелось даже не есть, а жрать. Пока Лара колдовала на кухне, я приняла душ и прошлась отпаривателем по одежде на сегодня.

Поели, поспали потом немного, но что-то все еще не давало полноценно отключиться на полдня. Ползали, как сонные мухи, пили кофе на лоджии с видом на зеленое море внизу. Я – крепкий, двойной, а Лариса с молоком. Она предлагала сходить в Нижний парк, но я не хотела делать этого бегом, мимоходом. Потом как-нибудь, вместе с Вовкой и обстоятельно, набрав все возможные экскурсии.

Зато вечером мы замечательно погуляли вместе с Виктором. Хороший получился вечер и очень вкусная еда в то ли ресторанчике, то ли кафе – я склонялась к первому. Там я разболталась – призналась, что в совершенстве умею готовить только детские блюда. Красиво и забавно оформляю, слежу, чтобы полезно, а вот высокую кухню так и не освоила. Так… пару-тройку блюд. Сырные шарики получаются нежнейшими…

– Лариса вкусно готовит. Да ты и пробовала уже – знаешь. Возьми парочку рецептов – обязательно ее солянку, а еще картошку «Айдахо» с чесночком и травками. Что мы вообще здесь делаем, девочки? – обвел он взглядом кафе.

Мы смеялись. Я смеялась. Могла умереть сегодня ночью… было такое чувство, пусть и мимолетно, а сейчас смеялась. Мы опять потом гуляли, и Виктор рассказывал о роботе-реставраторе.

Его создали в ЛЭТИ. При помощи настоящих красок и кисти он пишет картины, передавая черты стиля мазков, присущие какому-либо художнику. Было создано программное обеспечение, которое обрабатывает изображение, разбивая его на мазки и преобразовывая в машинный код.

– Он уже создал копии «Сумерки. Венеция» Клода Моне и «Белой ночи» Рылова. Но самое перспективное направление – реставрация, – распинался Тур под теплым одобряющим взглядом Ларисы.

– Ребята застолбили разработку и уже наладили производство. Но ты в курсе – совершенству нет предела. Оптимизацию и рефакторинг никто не отменял. Сейчас мы как раз разработали специальный математический метод оценки того, насколько точно действуют алгоритмы, имитирующие стиль конкретного художника. В основе подсчет количества и характеристик мазков разной длины, а они для удобства представляются в виде гистограммы. А сами мазки, Саш, анализируются по шести параметрам: длине, кривизне, ориентации, углу наклона, числу соседних мазков с похожей ориентацией и разницей в ориентации соседних мазков… Мне колоссально повезло, просто… хрен его знает! Им срочно нужен был сисадмин, чтобы не отвлекать разработчиков. Ну просто кровь из носу! Я – многорукий и многоголовый бот ИТ-инфраструктуры, который взял на себя обязанности по обеспечению всей ИТ-жизнедеятельности компании. Перепадут и акции – несравнимо, конечно, ну так и по вкладу доход, как говорится…

– А в Китай потом не рванешь? – поддела его жена.

– Не-ет, – ухмыльнулся Турков, – нам и тут крайне кайфово. Да, Ларусь?

– Угум, – согласилась она.

Чувствовалось между ними что-то такое… Чуть-чуть, но… Наверное, не привыкли развлекать проблемных гостей, отвлекая их и вытаскивая из истерик. Еще и чувствуя при этом ответственность. Не показывали, правда, что я напрягаю, но будто… на ощущениях, настолько тонко все… Неловкость, зажатость?

Но я и так уезжала на следующее утро.

В Сапсане то ли дремала, то ли бредила… О Вовке не беспокоилась, с ним все было хорошо – я созвонилась с няней очередной раз сразу после посадки.

Остальное, все, что касаемо Ильи, казалось далеким-далеким и все еще ужасно горьким. Бабу его я стерла бы с лица Земли безо всяких сомнений – продолжала считать, что этот человек опасен. Но тогда Илье станет совсем плохо. Что безусловно хорошо сейчас – он меня почти убедил. Почти. Себя, пожалуй, гораздо лучше. Но почему тогда так жаль его?

Я хорошо помнила, как мы жили. И если что его и напрягало, никогда он этого не показывал. А лучше бы показал! Но нет же – всегда спокойный, внимательный, готовый помочь во всем абсолютно – приготовить еду, прибраться, в магазин… Да – страсти особой между нами не было. С Сергеем тогда, под запах конских какашек… пускай это так и останется для меня памятью на всю жизнь. Не только Илья – я тоже теперь знаю, как оно может…

К концу поездки, через три с половиной часа, я приняла решение закрыть заодно еще один мучительный гештальт – выяснить подробности гибели Фаттахова. Ну не государственная же там тайна?

Даже просто разрешив себе думать о нем, а потом и заговорить вслух с Ларисой, я уже почувствовала даже не облегчение… а что способна вспоминать его без слез и обмороков. Съезжу к нему, покаюсь… а дальше Лара обещала – оно сможет пережиться. Со временем, потихоньку. Ха… – печально думалось – насколько позволит моя личность, конечно. Значит долго. Ну пусть хоть так.

Глава 42

Самое начало штольни не было затоплено. Но она постепенно понижалась с уклоном в сторону по типу спадающего с высоты пандуса, и там в свете налобного фонаря масленым пятном блеснула черная вода.

– А состав брали на пробу? – отчего-то пришло в голову.

– И в самом начале, и когда искали здесь Комнату. Подземелья затоплены водами Прегеля и Балтики, а уж насколько они чисты?.. Проверяем периодически. Следов химвеществ, угрожающих жизни и здоровью не обнаружено. К тому же курсанты всегда работают в гидрокостюмах.

Шлеп… шлеп, шлеп-шлеп-шлеп – звук двойных шагов, прыжки света на влажных камнях стенной кладки, теряющаяся в темноте арка свода...

– Бл…! Отвык от таких ласт, – остановился по грудь в воде мужчина в черном латексном костюме.

– А вы разве не здесь тренируете?

– Сейчас больше на транспортировщиках с выходом в Балтику. Лягушка, Протон… если есть желание, потом прокатитесь – очень щекочет…

– Меня пока и здесь хорошо щекочет, – хмыкнул Фаттахов, опуская на лицо маску.

– Согласен – без привычки и здесь сурово. Но мы налегке и маршрут малой сложности. Риски есть, конечно, и здесь, но только когда ребята работают на норматив. Уверены, что схем тоннелей вам недостаточно?

– Должно быть представление над чем работаем. Уверен. Минуту! – дошло до ума, – то есть выход к морю существует, шлюзовые ворота обнаружены?

– Не найден сам шлюзовой механизм. Держитесь строго за мной, товарищ майор, – кивнул пловец, – ориентирование тоже является элементом тренировки, поэтому указателей в тоннелях нет. Не старайтесь запомнить маршрут – веду я. Сейчас в приоритете адаптация к темноте, тесноте и тишине, но самая главная ваша задача – не зацепиться снаряжением за выступы. Под водой будем минут сорок. Соблюдайте спокойствие – на нас маячки, их отслеживают. Внимание… погружение! – и поджарое мужское тело тихо, без всплеска растворилось в черной, как вакса, воде. Медленно удаляясь, под ее толщей замаячило световое пятно.

Сергей чуть присел, повторяя действие, проверил дыхание и так же мягко ушел под воду. И сразу со всех сторон его обняла глухая тишина – только громкий стук сердца в ушах и висках. Адреналин в крови, приятное волнение…

И захватило, понравилось.

Спустя два с половиной года он свободно проходил и на ластах, и на транспортировщике маршруты всех степеней сложности в полной экипировке – с оружием и снаряжением. Правда в нормативы не укладывался, хотя вначале и стремился к этому. Но потом смирился и принял для себя, что это годы и годы тяжелейших тренировок и не только здесь. А значит – высокий профессионализм. К примеру, одним из заданий будущих подводных диверсантов является марш-бросок с полной выкладкой на 100 километров, а затем плавание в гидрокостюме 10 миль, буксируя при этом груз 40 килограмм. Сдать подобные нормативы под силу единицам. Чтобы стать боевым пловцом нужно пройти самый жесткий отбор, и до конца доходит лишь каждый двадцатый претендент. Многие попросту не выдерживают колоссальных нагрузок и практически круглосуточных тренировок.

У Фаттахова не было и шанса сравниться с этими ребятами, как и времени на это, но свои пятнадцать часов в неделю он дисциплинированно выбирал.

В свете последних угроз, в частности подрывной деятельности на наших гражданских подводных объектах, решено было усилить подготовку соответствующих боевых подразделений. Не исключалась и возможность контрдействий, раз уж с недавних пор добрососедские отношения и даже прямая выгода для европейских соседей пустой звук. Фаттахов и сам считал, что в первую очередь должны видеть твою силу – духа, намерений, оружия. Уважение всегда начинается с признания если не превосходства, то равных возможностей. А значит всегда будь готов демонстрировать их в случае необходимости.

Самое современное боевое оснащение, как и качество подготовки потребовало финансовых вливаний, средства были выделены и для Калининградской базы. Судя по их объему, учебный полигон боевых пловцов на Балтике должен был стать основным, базовым местом подготовки, и курс был рассчитан на полгода. Затопленные подземные этажи старого Кенигсберга и морской полигон со множеством затонувших кораблей и судов решили оснастить самой современной электроникой и не только.

Это и был его участок работы – обеспечить самый высокий уровень эффективности полигона.

Несмотря на то, что он был в запасе, с самого начала ребята стали звать его по званию – товарищ майор. Находясь в этом звании, он получил тяжелое ранение, а после лечения был переведен на другую должность. А дальше, лучше узнав одну из его личностных особенностей, начальство предложило ему должность в Купавне, на засекреченном объекте с гражданскими подчиненными. И подписывать следующий свой контракт он не стал. Тогда это устроило всех, его в том числе – военная служба включала в себя отдельные понятия, отвлекающие от основных его обязанностей теперь.

Так и стал он опять майором. В силу необходимости здесь принято было обращаться друг к другу коротко, как можно короче, а его имя-отчество... Не по понятиям – как минимум.

Контингент, с которым он сейчас работал, был чисто мужским. И первое время Сергей неделями не покидал расположения, вникая в задачу, потому что – сроки… Здесь были не те конкретные, но почти творческие по сути своей задачи, которые ставились компьютерщикам. Тут имело место жесткое планирование, так же жестко привязанное к финансированию. Так что первый раз он взял выходной и вышел в город через полтора месяца после приезда в Калининград.

Зимой город был не так красив, зато сквозь прозрачные силуэты деревьев можно было рассмотреть старинные сооружения в малейших подробностях, чем он и занялся. Ходил, смотрел, вспоминал… Пару раз заходил перекусить в знакомые места.

Первый раз – в ресторан-пивоварню, где взял местное пиво, а под него треску в пивном кляре. Потом соблазнился названием «улов дня» и здесь тоже не прогадал, а на десерт попробовал вареники с вишней.

С площади Победы своим ходом добрался до острова Канта или Кнайпхофа – печального, но красивого напоминания о прусском Кенигсберге. Здесь во время ВОВ невероятно плотная застройка – город в городе, была полностью уничтожена и теперь увидеть, как выглядел когда-то остров, можно было только с помощью больших фотографий, расставленных по парку.

Сергей помнил его зеленым и уютным, но и сейчас отсюда открывались красивые виды на биржу, Кафедральный собор, Рыбную деревню и синагогу. Помнилось, что с наступлением темноты собор красиво подсвечивается. Он дождался этого, а потом рискнул отправиться в «Штайндамм», запомнившийся своей исторической атмосферой и изысканностью. Повезло – то ли по причине буднего дня, то ли зимнего времени – свободный столик нашелся, хотя в ресторане было довольно людно.

И здесь были женщины. Они обращали внимание на одинокого, дорого и со вкусом одетого мужчину с безукоризненными манерами и приятной внешностью. Проголодавшийся, он не особо разглядывал посетителей заведения и все-таки иногда ловил и просто заинтересованные, и откровенно призывные взгляды представительниц прекрасного пола.

Уставший и хорошо отдохнувший в этот день не так телом, как душой, Сергей быстро уснул той ночью.

Когда он уезжал из Купавны, как-то не было мыслей о том, чтобы найти здесь кого-нибудь для привычно-необременительных отношений. Он вообще не думал об этом – не до того было. Но в силу привычки и помня свое затмение разума возле Саши, когда всерьез казалось – скоро станет все равно уже – с кем… Совсем такого варианта он, наверное, не отрицал. Не задумывался об этом специально и уж точно не планировал, но, наверное, все-таки не исключал его. У него не было ни малейших обязательств перед Сашей – она фактически отказала ему, и он оставался свободным мужчиной с естественными мужскими потребностями. А желающие удовлетворить их обязательно нашлись бы, судя по откровенным взглядам в его сторону.

Но оказалось, что свободен он не абсолютно. Это уже было не по-мужски сложно – что-то из разряда высоких материй, поэтому мысль Сергей в тот вечер так и не додумал – уснул.

Потом было еще много одиноких ночей, когда он валился без сил или засыпал спокойно и в хорошем настроении после вечера отдыха с новыми друзьями. Уставшие за день мужики травили анекдоты, вспоминали интересные случаи из жизни и службы, резались в шахматы, обсуждали свою работу сейчас и международную обстановку – все, как должно.

И оказалось – у него до черта много времени «для обдумать» эти немужские сложности и тонкости его отношения к Саше.

Он уезжал с немного неправильной обидой и с правильной мыслью – да кто он такой, чтобы рушить в ней то, что и сам считал в глубине души правильным? Только так и должна вести себя любящая женщина – верить, ждать и не предавать, даже если вдруг соблазны… А он был для нее настоящим соблазном – чувствовал это, как и то, что мучает этим Сашу.

Правильная девочка. Иногда до изжоги и скрипа зубовного правильная – нельзя же так! Совсем похоронить себя в прошлом и жить с комплексом мученицы. Или только так и нужно? В любом случае, решать ей – и она решила.

Саша часто снилась ему такой, как увидел ее первый раз – с напряженно-деловым выражением лица, решительным и смертельно уставшим в то же время. Тогда и включился впервые его инстинкт наседки по отношению к ней – пока безобидный. Он помог ей в том, с чем с ребенком на руках она точно не справилась бы. За мальчиком присмотрели.

Из всего того, что выяснил о ней психолог, его закономерно интересовали ее проблемы и трудности. Исключив их, он максимально освободил бы ее для собственно работы. Трудности были, но тогда он счел их несущественными и устранимыми. Да уж… не представляя, что когда-нибудь они встанут между ними настоящей стеной.

– Александра недостаточно коммуникабельна и это недавно приобретенная особенность, результат случившегося с ее мужем несчастья. Она хорошо относится к людям, но не ждет от них и не ищет в них помощи. Надеется только на себя и свои силы.

– А причина? – удивился тогда Фаттахов.

– Разочарование? В безвыходный для нее период. Последние сроки беременности, потом младенец на руках, а значит руки связаны. Переживая за мужа, она не имела возможности ничего сделать для его поисков. Ее убедили делегировать это полномочие волонтерам и полиции, и она вынуждена была принять это и просто сидеть, и ждать новостей…

Глава 43

М-да… и он тоже потом обещал ей помощь от ФСБ. И тоже обещания своего получается не выполнил.

И еще была у Саши одна особенность – отдаваться без остатка работе и воспитанию сына. Так, будто от этого зависела жизнь всего мира. Кто-то спокойно и даже результативно работал, исполняя обязанности – Саша горела ею. А от ее лютой материнской любви – действительно – Вовку иногда хотелось защитить. Хотя что он мог знать об этом, не испытав на себе. Когда свое, плоть от плоти твоей... да и, собственно, все, что у нее есть – Вовка.

Легко судить со стороны, рассуждая о разумности или глупости чужого поведения. Со временем отношение к нему может меняться и по разным причинам. И он уже смотрел на это иначе и многое отдал бы, чтобы когда-нибудь Саша так же любила их общего ребенка.

Он влюблялся странно – очень постепенно. По капле, по взгляду, по эпизоду, по слову, сказанному ими друг другу. Или вдруг ракурс, движение, изгиб, удачно упавший свет… И мозги, конечно, у девочки. Как ни странно, это оказалось важно. Его любовь включала в себя и уважение.

До этого Сергей никогда не любил женщину. Да и понятие «любил», тоже…