Текст книги "Выйди из-за тучки (СИ)"
Автор книги: Тамара Шатохина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
ГЛАВА 12
– Странно, – размышляла Лена, – обычно им плевать на детей. Ну, не то, чтобы совсем уж, но привязать к себе мужика только ребенком вообще не реально. Принято считать, что им дороги только те, что от любимой женщины. Или нет? И почему он так уверен, что эмбрион – его?
– Его. Раз он так уверен. Он не идиот, – сипела и хлюпала я в ответ.
– Все равно… в конце концов, можно нанять ей сиделку, – подсунула она ближе ко мне стакан воды.
– Он договорился. Пока она еще работает, может потом… – я внимательно смотрела на стакан.
– Пей. Тогда зачем так радикально? Зачем уходить к ней? Он что – не осознает последствий? Я не понимаю…
Если бы я сама понимала… Пришлось рассказать ей о том что у нас случилось, когда она прибежала, услышав шум за стенкой. Я выползла открыть дверь, в которую настойчиво звонили, а там она.
– Коза, б…ь! Ты испугала ребенка! Что ты воешь? Ты хоть слышишь, что Вовка плачет?
Когда Вовчик опять уснул, мы сели на кухне. Узнав, что Андрей ушел жить к другой женщине, она хмыкнула и выдала:
– Печалька…
Зачем я рассказала ей – запоздало мелькнуло у меня в голове. Неужели и правда решила, что посторонний человек поймет все, что сейчас творится со мной? Печалька? Правда? Серьезно? Что-то такое, наверное, проявилось на моем лице, потому что Ленка поспешно объяснила:
– Для меня печалька, что непонятного? На вашем примере я думала, что они еще существуют – нормальные. А оно вон как. Ситуация – швах… Это просто вопрос времени, когда она опять уложит его в постель. Не спорь! Примем на веру все его слова и честные намерения, и этот консилиум… скорее всего, она действительно больна. И если она придет к нему за «пожалеть», потому что хочет испытать это «перед смертью», тогда же вряд ли… Как ты думаешь – он прогонит ее? Где он там у нее спит… на диване? Приляжет, обнимет, поплачет… Да я, б…ь, не копаюсь в твоих ранах! Прекрати смотреть на меня, как на врага. Просто с самого начала не строй иллюзий. Если он в итоге все же захочет и сможет вырваться оттуда, то тебе придется принять его таким, как он есть – после любовницы. Уже сейчас решай – сможешь ты это сделать или нет? Или же он не вернется, если она ему не пох…! А сейчас просто поставь на паузу. Ты взрослая умная женщина. И у тебя ребенок.
Пальцы вцепились в ткань халата, горло опять передавило невидимой удавкой. С этим нужно что-то делать – обратиться к врачу, что ли? Это похоже на какие-то приступы, я чувствую себя обессилевшей после них, мне всегда плохо…
– Сейчас не хочется об этом. Ты иди, Лена, я уже лягу спать. Еще не время для таких разговоров. Может, ты и права, даже – скорее всего. Ты смотришь на все трезвым взглядом, со стороны виднее и что там еще… беспристрастно? Я все понимаю, просто еще не готова говорить об этом, – уводила я ее к входной двери, приглашая уйти. Я видела сочувствие в ее глазах, но не готова была подробно обсуждать то, что случилось. Как-нибудь потом. Когда мне понадобится ее совет, то я спрошу его, но не сейчас. А еще лучше покончить со всем этим самостоятельно, не привлекая посторонних.
Спустя и час и два я так и сидела, сжавшись в кресле в своей спальне. Ждала, когда перестанет болеть голова. Пришлось принять таблетку. Глаза, словно посыпанные битым стеклом, не хотели закрываться и готовиться ко сну, между век будто вставили надежные крепкие спички. Я уже знала, как буду выглядеть завтра – как и до своего лечения у косметолога, как до моей психологической ремиссии. Синяки под глазами, отекшие веки, покрасневшие белки глаз…
Тогда же был разговор слепого с глухим. Я все отчетливее понимала, что он уже полностью определился, и на его решение что-то влияет так сильно, что пересиливает все мои доводы. Он так и не смог внятно объяснить, почему она так беспомощна – все же не ребенок уже и руки-ноги на месте. Зато он четко знал, чем сможет помочь ей, если вдруг случится сердечный приступ: его звонок на «скорую» в приоритете, больница рядом, его ознакомили с протоколом и снабдили нужными препаратами. О чем тут можно было говорить дальше? Я даже сейчас чувствую ту безнадежную усталость, что охватила меня тогда. Просто пропустив через себя воспоминания сейчас.
Потом, в следующие дни, я постаралась узнать как можно больше о ее болезнях, чтобы понять – сколько в его словах правды? О противопоказаниях для беременности говорилось немного. Там все настолько индивидуально, что говорить о чем-то категорично и конкретно – не говорят. Разве что о тех болезнях, где есть риск для ребенка. Похоже, что это был не тот случай, иначе врачи настояли бы на прерывании. Но да – подготовка к беременности для сердечниц необходима. И хороший шанс благополучно родить для нее, похоже, тоже есть, потому что об успехах медицины в этом плане пишут уверенно. Так что название ее болезни осталось для меня загадкой.
А вот об истерии рассказано очень подробно. Как я до этого представляла себе истеричку? Наверное, как и большинство – психованная тетка, срывающаяся в крик по поводу и без повода. А все оказалось совсем не так. Истерия могла быть наследственной, или приобретенной вследствие сильного потрясения или стресса. Первая передается детям, но не сыновьям, а только дочерям. Болезнь не излечивается. И истерички не законченные психопатки, а просто люди с особенностями психики, в которых они не виноваты. И истерические приступы не обязательно громкие и шокирующие публику, но всегда показательные. Просто эти люди чувствуют необходимость находиться в центре внимания. Красота, ум, таланты? Если их нет, то в ход идет все – давить на жалость, врать для этого, притворяться и манипулировать человеческим сочувствием. Это умение в силу неосознанной внутренней необходимости со временем оттачивается до совершенства. И не всегда человек даже осознает – что делает. Ему нужно сочувствие и внимание и он добивается его любой ценой.
Это только один из нюансов поведения больного истерией. Но именно эту особенность я вспомнила, когда наконец увидела любовницу мужа и тогда картинка сложилась полностью.
Я еще тогда захотела взглянуть на нее, хотела понять – на что же он повелся? На красоту, талант, ум или…? Потом, уже почти осенью, я ее увидела: тоненькая, худенькая, невысокая. Живот уже отчетливо обрисовывался под одеждой… Я вот сильно поправилась, когда носила Вовку, а она – нет. Лицо узкое и миловидное, а такие глаза, как у нее, принято сравнивать с глазами олененка Бэмби – темные, большие, настороженные. Да… не яркость и не красота, а милая беспомощность и трогательная наивность – вот первое впечатление от ее внешности.
На вид – лет семнадцати– восемнадцати, на лице ни грамма косметики, скромная одежда и… тот взгляд, что она вскинула на Андрея. А в нем паника, страх, молчаливая просьба о помощи – это она увидела нас с Вовкой. Вот и весь секрет, вот и вся причина…. Разве такую бросишь на выживание, разве оставишь без помощи?
Я тогда и сама получила легкий шок, увидев ее. Она совершенно не вписывалась в тот образ роковой красавицы, который я себе нарисовала. И я бы тоже купилась на эту юную невинность, поверила бы в нее, если бы не ее первый взгляд из-за его спины – острый, колкий, с прищуром, как выстрел… и лицо, как-то вмиг замершее неживой и недоброй маской. Видимо, она узнала меня – видела на одной из корпоративных встреч или когда мы с Вовкой пару раз ждали Андрея с работы – хотели сразу пойти куда-то. У меня тогда были каникулы и появилось свободное время. Да…, а потом он обернулся к ней и на него уже глядел испуганный больной ангел.
Сейчас я понимаю, что, по большому счету, не в праве сильно осуждать ее – она влюбилась, пошла на отчаянный шаг без всякой гарантии на успех. А потом получила шанс в виде беременности и использовала его по полной. Рискуя, она боролась за свое счастье, как могла и проиграла. Но я не могу относиться к ней с пониманием и снисхождением. Просто сейчас по отношению к этой женщине я чувствую уже не яростную, а устоявшуюся, спокойную и холодную ненависть.
А вот Андрея в этот самый момент – когда пишу, я почему-то уже не могу ненавидеть. Слава Богу, я переболела и перегорела и им, и всем этим, а он так наказан, что его вина в моих глазах будто поблекла, что ли? Глупые мысли, навязанные авторитетными приятелями, влюбленная девица, доверчиво предложившая себя для дефлорации, затуманенная алкоголем голова, море по колено… А потом – неожиданные последствия и она – вся такая… это как ударить ребенка.
Позволю себе обратиться с неоригинальной просьбой – если вы определились со своим отношением к написанному, помогите книге найти новых читателей. Ваше "мне нравится" будет очень кстати, это очень мотивирует любого автора и поднимает ему настроение.
И огромное спасибо тем, кто всерьез заинтересовался судьбой главных героев и даже некоторым образом принимает участие в ней. Ваши комментарии очень помогают.
ГЛАВА 13
Сейчас все это позади и я могу рассуждать здраво, а тогда я смотрела на него и не верила своим ушам, не могла понять – он слышит меня, он понимает вообще – насколько сейчас все серьезно? Я-то его слышала. Да, жаль больного человека – теоретически. Да, ей нужна помощь. Но какого черта эту помощь должен оказывать мой муж, ночуя с ней в одной квартире, оставив свою семью? Он терпеливо объяснял мне, что все происходит из-за него, и он вынужден, потому она совершила ошибку, оставив ребенка, а сама не готова и не способна. А как же я? А я сильная и здоровая и моей жизни ничего не угрожает, он в меня верит, и я тоже должна верить ему. Нужно просто немного подождать.
Да, он понимает, что это не нормально, что возможно и скорее всего, им частично манипулируют, но последствия истерики он видел и ее лучше предотвращать, потому что для ребенка… патологии… А он вообще предполагается здоровым? С такой наследственностью? Да, он консультировался, он многое успел за эти дни. Неужели он не понимает, что фактически уже живет интересами другой семьи? Нет! У него в мыслях нет ничего такого. Он не собирается с ней спать, он воспринимает ее как тяжелобольную беременную женщину и только. Каждую субботу и воскресенье он будет проводить с нами. Он понимает, что ситуация дикая, но у него просто нет выбора, ведь речь идет о жизни его ребенка. Это недолго – всего месяц. Он верит, что она отпустит его потом? Да, он дал ей понять, она постепенно привыкнет к мысли…
Я слушала этот бред и… Нет, я верила в его изначальные альтруистические намерения, действительно верила. Но как он мог быть так уверен, что я соглашусь ждать его от нее, что я пойду на это? Во время этого разговора я ненавидела и его, и ее, и этого ребенка и себя тоже – за то, что позволила так думать.
Мое возмущение, мой протест… Андрей был непробиваем, он производил впечатление зомби, находящегося под внушением. Прикрыв рот платочком, я говорила с ним своим больным голосом. О том, что я не принимаю его решения, что против всего этого, что его объяснения не убедили меня. Я отказывалась считать себя его женой, если он будет жить у любовницы!
Меня осторожно уговаривали и убеждали, как неразумного ребенка, а я зверела от бессилия и невозможности переубедить его и доказать, что моя точка зрения тоже имеет право на жизнь. Что ни один человек не назовет его действия нормальными. Но он говорил, что вся ситуация ненормальна в принципе. И его решение – единственный возможный выход из нее. Что человеческая жизнь, что ребенок в приоритете и…
В конце концов, я сбежала и закрылась в спальне, чтобы не накинуться на него с кулаками или не разодрать ему морду! Я хотела убивать! А он заглянул к Вовке, посидел немного у него и ушел. И приходил он без вещей, очевидно, уже оставив их у нее, все окончательно решив еще до нашего разговора.
Я плохо осознавала себя тогда, потому что полный разрыв шаблона, я неадекватно воспринимала мир и окружающее пространство – несколько раз натыкалась на кресло, пытаясь пройти к шкафу, а когда добралась-таки до него, то не помнила – зачем и что делаю? Иногда я думаю что, если бы не ушла тогда выть на кухню и не разбудила Вовку, а он – Ленку за стенкой, то я просто двинулась бы умом. Она своим окриком сразу осадила меня и вернула в сознание, шокируя и, казалось бы – добивая своими рассуждениями. Но к ее уходу я уже более-менее ориентировалась в том, что происходило вокруг меня.
Сейчас я понимаю, что одной из моих ошибок было слишком быстро простить его. Нет, я верю, что он не строил коварных планов и не собирался меня обманывать. Но и серьезно считаться со мной стало необязательно, это подсказывало ему его подсознание, делая выводы из моих поступков. Трудная задача упростилась, когда стало ясно, что красивыми словами и ласками мною можно манипулировать так, что я легко прощу даже измену, что я все так же продолжаю преданно любить его, а значит…
Изо всего этого вытекало, что он не понимал моих мотивов, плохо зная меня, как и я его тоже. За восемь лет брака мы изучили только хорошие стороны наших характеров. Плохие просто не было нужды проявлять – мы настолько идеально совпали в воспитании, основных вкусах и жизненных приоритетах, так виртуозно подстраивались друг под друга, стремясь сделать пребывание супруга рядом комфортнее, так радостно поступались всем, чем только могли ради любимого человека…
И это было правильно, потому что мы были счастливы. Но, в то же время, он не знал, на что я способна, если довести меня до края, до ручки. А я не знала – до какой черты может дойти он в своем упрямстве, отстаивая свои принципы. И уверовав в безошибочность своих решений в ситуации, когда наши мнения не совпадают категорически. Для меня это открытие нового Андрея стало настоящим ударом, а вот про меня он тогда еще ничего не понял.
С понедельника мы с Вовкой стали жать одни. Все было, как и раньше, когда Андрей бывал в командировках. Но теперь я знала, что он жил у другой. Опекая ее, оберегая, потворствуя ее прихотям – она добилась своего. Никто и никогда не собирается умирать, даже если есть прямая угроза жизни. Человек такой – он всегда надеется. И она надеялась – жить с ним. И уж точно не собиралась отпускать, уже тогда шантажируя истерическими припадками. Не собиралась разбивать семью? Он что – совсем…?! Бесполезно…
Он уже спит с ней – билось в голове? Нет, так сразу она к нему не полезет. Но Лена права – это вопрос времени. И мне нельзя допустить, чтобы это раздавило меня. И я подсела на таблетки. Хорошие успокаивающие таблетки, которые посоветовала мне медсестра в нашем школьном медпункте. Я ей – симптомы, она мне – лечение и рекомендацию посетить врача. Для начала терапевта, потому что сильный стресс может сказаться на любом из органов, а в первую очередь на сердечнососудистой системе. Я пообещала что посещу, но только в отпуске. Сейчас времени не было.
В первый же вечер позвонил Андрей, очевидно спросить, как у нас дела. Я поставила на беззвучку. И всю неделю на его звонки не отвечала. Нужно было привыкать жить без него. Труднее всего было ночью, когда ничего не отвлекало от мыслей. Потому что сразу любить не перестанешь. И все хорошее, что между нами было, вмиг не забудешь. И проклятую надежду, что он одумается и вернется, усилием воли не истребишь. Я прогнала бы его тогда, прогнала однозначно, потому что кипела от злости и обиды, но как же я ждала…
Вечерами в то время, когда он обычно приходил с работы, я прислушивалась к шагам в подъезде, к хлопкам наружной входной двери. Вздрагивала от громких звуков. Меня тянуло посмотреть в окно. На улице я незаметно оглядывалась – вдруг он так сильно соскучился, что стоит где-нибудь за углом и наблюдает за нами с Вовкой, раскаиваясь и боясь подойти? Я продолжала жить неистребимой женской дурью, которая не поддается никакой логике – надеждой, не имеющей под собой никакого основания. Верила до последнего… или хотела верить? Меня недостаточно «макнули»?
ГЛАВА 14
Мимо проносились поля, домики, но, в основном – леса. Наступил июль, и мы с сыном ехали в отпуск. Тетя Риса жила в небольшом поселке на севере Вологодской области. Места там были лесистые и глухие, и от железнодорожной станции еще около часа нужно было ехать на автобусе. Вовчик спал, а я, подперев щеку рукой, смотрела из окна поезда. Всегда любила это делать, а еще – спать под ритмичный перестук колес. Но теперь они почему-то не стучали так громко, как в детстве. Я поинтересовалась у проводника и узнала, что сейчас новая технология укладки рельсов – бесшовная, со сваркой. Нет стыков – нет и стуков, а жаль…
В основном, пассажиры нашего плацкартного вагона ехали до самого Архангельска, потому что по дороге от Питера и в самой Вологде народ особо не поменялся. Было жарко и шумно, зато спокойно. В купе хуже. Там помещение закрытое и обзор ограничен, а еще попутчики… в те немногие разы, что я ездила в купе, мне с ними не повезло. В плацкарте проще. Будто бы и людей больше, но каждый как-то эмоционально отгорожен от других. Знакомиться между собой не обязательно, поддерживать разговор – тем более. Я и не поддерживала. Мы с Вовкой занимались друг другом.
Правда, имел место небольшой инцидент – я настоятельно попросила его тихо посидеть и подождать, пока мама сходит в туалет. Сын громко поинтересовался – с какой именно целью я туда собралась и так же громко перечислил варианты. Я ему на ухо назвала нужный и объяснила, что такие вещи в голос не обсуждаются. Он кивнул и я ушла. А, вернувшись, обнаружила на нашей нижней полке незнакомого парня, прижимающего к лицу носовой платок. Мой сын что-то тихо шептал ему на ухо, а тот внимательно слушал.
– Здравствуйте, – кивнула я парню и уставилась на Вовку: – Володя, не надоедай, пожалуйста, дяде. Извините, ему просто скучно, вот и…
И увидела ссадину возле глаза у парня, симпатичного, надо сказать. Моложе меня лет на пять, не меньше – лет двадцати трех.
– Ничего страшного. Я присмотрел за ним, пока вас не было. Уже ухожу. Правильно воспитываете мужика, – подмигнул он мне больным глазом и скривился. А потом ушел за перегородку. Я повернулась к Вовке и подняла бровь. Он обнял меня за шею и щекотно зашептал в самое ухо:
– Я просто спросил дядю – ты фашист? Он сам сказал, что фашист. А потом сказал, что врал. А ты говорила, что врать…
– Вовчик, расскажи все по порядку. И что ты шепчешь? Говори нормально.
– Такие вещи можно?
Я не стала додумывать – о чем он шептал на ухо тому парню. И все же выяснила, что произошло, пока меня не было. И когда сосед по вагону, проходя мимо и взглянув на Вовку с укоризной, показал на свой глаз, я заявила:
– Не надо было говорить, что вы фашист.
– Я тогда разговаривал и таким образом отмахнулся от вашего малыша. Они бывают надоедливыми. И кто вообще мог ожидать…?
Я пожала плечами. Фашисты подлежат уничтожению, особенно малолетними партизанами – это же ясно, и он должен был подумать перед тем, как отвечать – не маленький.
– А что с глазом?
– Попрошу в вагоне-ресторане лед, – ответил он.
– Я бы не стала, – пробормотала я, – страшно застудить глазное яблоко. Или нет?
Я не знала, но сама и вправду – не стала бы. Он ушел, а я тоскливо думала, что раньше поужасалась бы, и чего там – похихикала… потому что этот случай идеально подходил к известному высказыванию – в несчастии ближнего всегда есть что-то веселящее. А еще бы выговаривала Вовке, суетилась, чтобы помочь пострадавшему, а сейчас… просто смотрела в окно. Я устала, просто невыносимо устала от своей работы, от того, что происходит в моей жизни. И очень хотела, наконец, добраться до конечного пункта.
Лес за окном сливался в сплошные зеленые пятна, поезд мчался, не позволяя разглядеть детали – живописное болотце, стожок на небольшой полянке, укрепленный жердями, узкую извилистую речку с темной болотной водой… Совершенно другой мир – чистый, свежий, честный. Я вспоминала – а было ли тогда, в детской еще поездке к тете что-то такое, что бы мне не понравилось? И не вспоминалось ничего плохого. У меня там даже подружка была – Таня, сейчас уже такая же, как и я, тетка лет под тридцать. Увижу – не узнаю. Помню только, что такая же белобрысая, как и я.
На нужной станции, кроме нас, вышел, как ни странно и тот самый парень с уже расплывшимся во весь глаз синяком. Вовка совершенно непосредственно и с большим любопытством его разгладывал, а я отворачивалась – было немного неудобно. Заодно рассмотрела небольшую площадь перед кирпичным зданием станции. Автобуса еще нигде не было видно. Пахло лесом и мазутом, пятна которого виднелись на выщербленном бетоне, в воздухе тонко звенела мошкара, и я поискала взглядом болотце. Мое внимание отвлек голос:
– Автобус сейчас подойдет, он всегда бывает к поезду.
– Я знаю, спасибо.
– Вы в само Куделино, или куда-нибудь в деревни? – не отставал наш попутчик.
– Нет, мы в само.
– Ну, вот и он дождались, – встал он с соседней с нами лавочки и направился к подъезжающему ПАЗику. Мы с сыном пошли следом. Я грохотала по бетонным выбоинам колесиками большого чемодана. А у Вовки на спине висел рюкзачок с рисовальными принадлежностями и парой машинок, одна из которых послужила оружием в поезде. Закинув наш чемодан в автобус, тот парень с нами больше не заговаривал. Всю дорогу он был занят, устроившись рядом с водителем и негромко беседуя с ним.
А я думала о том, как быстро и незаметно летит время, и начинаешь потихоньку стареть. Уже не обращают на тебя внимания молодые ребята… А те, кто старше, ищут себе помоложе. И никуда не денешься, ничего не поделаешь, хотя жизнь катится определенно не туда, куда хотелось бы и не с той скоростью. И снизить эту скорость не поможет ни свежий маникюр, ни осветленные до цвета платины кончики волос, ни брови, грамотно оформленные в салоне – все то, что заставила меня сделать Лена, надеясь, что это повысит мою самооценку и улучшит внешние показатели.
Перед этим она принесла мне журнал со снимками «светских львиц» и скинула пару женских романов с пометкой 18+. Я изучила все это и спросила – и что она имела в виду?
– Вот такими хвастались те зажравшиеся козлы, а может и демонстрировали их. А вот про это они ему рассказывали, – кивнула она на монитор, с намеком на те самые книги.
– Ты считаешь, что он ушел за этим? Нет, Лен, я не заметила яркой красоты, хотя и видела ее только мельком. И в постели чего-то запредельного ему не надо было, иначе он хотя бы намекнул на это. Вот эти выкрутасы – они не обязательны для всех. Да-да, я поняла – о чем ты. Я – удобная домашняя клуша, не современная и скучная, правильная до занудности училка, да? Так это уже диагноз. А чтобы выглядеть как они, нужно посвятить этому жизнь. И что ты предлагаешь?
– Хорошо бы – вдумчиво напиться, – тяжко вздохнула она, – но это не помогает – знаю по себе. Матом тебе тоже нельзя. Поэтому – хотя бы не опускаться. Есть пара идей…
Мы уже подъезжали к поселку, и я подобралась – скоро выходить. Посмотрела на того парня и вдруг поняла почему он показался мне симпатичным – у них с моим сыном был один тип внешности. Оба светленькие, вихрастые, с чуть курносым носом и светлыми серо-голубыми глазами. Только у Вовки мордочка еще кругленькая и по-детски пухленькая. Я чмокнула сына в щечку – мое ты сокровище.
