Текст книги "Выйди из-за тучки (СИ)"

Автор книги: Тамара Шатохина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

ГЛАВА 29

Я как-то не сильно и переживала после нашего разговора. Наоборот – он помог мне. Все, что он наговорил, было неприятно и мне уже не нужно, зато я поняла, что была права на счет отъезда. Он будет брать не приступом, а измором. Просто не желая принимать отказа, не признавая такого варианта, не веря в него. И будет действовать через Вовку.

Лена тоже согласилась, что если я не настроена на прощение, то уехать – единственный вариант. После обеда мы втроем вышли подышать свежим воздухом. Вовка носился по площадке с детьми, весь вывалялся в снегу, раскраснелся, а мы с ней терпеливо ожидали, когда он набегается, щипая по ягодке мелкий ледяной кишмиш.

– Фу, зараза какая – как семечки. На фига ты его взяла, я уже и внутри заледенела, – отпихнула Лена мою руку с контейнером, а потом продолжила по существу:

– Только ты же понимаешь, что это будет навсегда? Возвращаться потом будет некуда – он станет жить здесь. Ты умудрилась не отобрать у него ключи от квартиры и не поменяла замки.

– Все я понимаю. Но квартира его и вообще – я не об этом. Хотя, если не получится добром, то он запросто может переселиться к нам с этой девочкой и жить рядом. И куда я со временем денусь? Все равно придется уходить, только тогда сложнее будет все объяснить Вовке. Нет, дело не в квартире. Страшно оторвать Вовку от отца – вот так, просто волевым решением. Соглашусь с Андреем – малой будет счастлив, потому что любит его. Может, даже эта девочка ему понравится. Он же как-то просил братика или сестричку для себя. И он еще маленький – может и не понять, что папка теперь живет этой самой сестричкой.

– Странный вывод – во многих семьях по двое детей. Это не означает, что одного любят больше, а другого меньше.

– Ее намного больше, и меня просто скручивает от этого. Если бы я вчера поставила его перед выбором… Не знаю… например: я соглашусь сойтись, но Зину он отвезет к своей маме. А сам будет жить со мной и сыном. Как ты думаешь? Я уверена, что он выбрал бы ее. Без вариантов.

– Ты теперь ревнуешь к этому ребенку.

– Да, ревную – за Вовку. Но я же не скажу такое и не соглашусь никогда. А он не отступится. Жалко дурака, но себя куда жальче. Будет ходить и тянуть из меня душу, давить на жалость, внушать вину. Он, наверное, считает меня святой. Нужно удирать, это единственный выход.

– Значит уезжай. А как же Саня? Ты говорила сама…

– «Нужна ты мне». Вот так вот, Лен… Это мне он нравится, но он-то молчит? Только странно смотрит да Вовку очаровывает. Чего тут ждать? Да, само собой – я думала о нем, еще и как, а как тут не думать? Но все только в моей голове. Правду говорят – он только пригласил ее на первое свидание, а она уже придумала имена троим их детям. Это нормально, да же, Лен? Правильно и нормально, мы все только так, – нервно хихикала я. Совсем невесело хихикала.

И вот сейчас я думаю – какая все же полезная штука эти записи. Именно сейчас мне пришло в голову, что он явился сразу после этого разговора – на следующий день. Подозрительно? Да не то слово! Я просто уверена, что эта интриганка подтолкнула его, и даже страшно себе представить – как это было? Зная Ленку… Правда-матка прямым текстом, а то, чего доброго и приправленная известными перлами. Даже – скорее всего. Да что там – гарантированно. Как же без этого, если она на эмоциях?

Когда он позвонил в дверь и нарисовался за порогом с розой алого цвета…, второй раз он приносил мне такую розу. Первый был, когда почти на бегу извинился ею за свою несдержанность – еще до Нового года. Позвонил в дверь, ткнул в руки и шепнул «не уколись» и «извини». Я бы даже поверила в раскаяние, если бы он самым наглым образом не подмигнул. Роза не увядала очень долго и была такой же яркой и высокой, с такими же внушительными шипами – теперь эталон красоты этого цветка для меня.

Увидев его с точно такой же розой, я вдруг как-то сразу почувствовала, что сейчас случится что-то очень важное. Он был серьезен, как никогда до этого. А у меня все еще оставался неприятный осадок на душе после объяснения с Андреем, вот я и восприняла его появление, как глоток свежего воздуха.

И тоже насторожилась, встрепенулась, заволновалась и даже слегка перетрусила, по привычке покрывшись при нем мурашками – успела все это за секунды. Замерев и глядя на него, я ждала чего-то такого… на контрастах с предыдущим днем – потрясающего и феерического. И опять он не разочаровал:

– Анна… – серьезно начал он прямо в прихожей, потом, будто вспомнив, протянул мне цветок: – А это тебе – убери куда-нибудь, только не уколись. Я опять не стал обрезать колючки. На мой взгляд, это самое красивое… Аня… – набрался он, наконец, духу и заговорил по делу:

– Ты нравишься мне с самого первого взгляда, с самой первой минуты. Я хочу тебя с того самого момента, как понаглел тогда. А до этого я много думал о тебе и наблюдал. Очень долго, ты даже не представляешь – сколько. Я уверен, что уже люблю тебя, тут куча признаков – не ошибешься. Предлагаю быть вместе. Как ты? На это…?

Я стояла в прихожей рядом с ним – в обношенном и удобном, но не самом красивом своем халате, носках не в цвет к нему, с волосами, собранными в простой низкий хвост и совсем без раскраски. А он жрал меня голодными беспокойными глазами, и я почти плавилась от всего этого. От жара, что разом залил шею и лицо – порождения той самой первой искры. Да ну?! Краснеть почти в тридцатник? Оказалось приятно… Хотелось остудить щеки, прижав их ладонями, но в руке была колючая роза и я неловко повернулась, чтобы «убрать ее куда-нибудь». Он придержал меня за руку.

– Нет, ты сначала скажи…

– Наверное – да. Хотя это, как прыжок с обрыва, точно. Я совершенно тебя не знаю.

– А я все расскажу, мы не будем гнать, – заулыбался он, с облегчением проводя рукой по уже заметным ранним залысинам, которые грозили когда-нибудь превратиться в лысину полноценную и блестящую. Когда и в какой момент это перестает иметь значение? Короткая стрижка, внимательные темные глаза, широкие плечи, большие руки… жесткий мужской рот, расплывшийся в счастливой улыбке… весь совершенно в моем вкусе – умный, интересный, большой, сильный… насквозь лживый гад.

Может, мне следовало открыть ему дверь и все-таки выслушать? А можно пойти и спросить прямо сейчас: – Зачем ты говорил мне все это, если уже назавтра целовал другую?

Но я точно не пойду и не спрошу. Мне теперь вообще будет трудно прощать – напрощалась уже до хохота, или ДОпрощалась? Мне нужна элементарная передышка от любых сложностей. И на данный момент невыносимы все виды выяснения отношений. Я вполне себе нормально справлюсь и с этим разочарованием, потому что еще не люблю его. Знаю это точно, потому что холод, что пробрал меня у этого окна, он спокойный и… решительный, что ли?

А тогда в прихожую выскочил Вовчик и почти не отходил больше от нас – Саша нравился и ему. Мы поговорили только на кухне, когда я угощала его мятным чаем со своей выпечкой, а сын выскочил на минутку. Оказалось, что он уже больше года в разводе и у него есть дочка – ровесница Вовки. Причина развода? Подробно объяснить он не успел, но я оценила его честность:

– Я поднял на нее руку – ударил по лицу. И понял, что наступил предел, дальше будет только страшнее и хуже… и в кого я превращаюсь с ней – тоже понял. Понимаю, что это не способ выяснять отношения, а для мужчины вообще край. Но знаешь… довести до такого края можно любого человека. Абсолютно любого, Аня. Теперь я в этом уверен. Ты разочарована?

Да нет, я не была разочарована, я отлично поняла – о чем он. Я же тоже как-то, кипя от злости, почувствовала дикое желание удушить Андрея и если бы твердо знала, что мне это по силам… Кто меня знает, такую внезапную? Я хорошо помню это яростное состояние аффекта. Да, наверное можно. И любого. Я поняла его и даже поверила – звучало искренне.

Потом он ушел – с моим согласием, хорошим настроением и несбывшимся желанием поцеловать меня возле двери – нашим общим желанием. Причина понятна – рядом толкся и гарцевал возбужденный его приходом Вовка. Поэтому Саша улыбнулся мне, а поцеловал в щеку его.

А на следующий день я услышала его голос и шаги за дверью. Не удержавшись от желания взглянуть на него лишний раз, подошла к окну – ждала его появления у подъезда. Дождалась… Все к лучшему, как говорится. Нами управляет случай – кому знать это, как не мне? Увидеть тогда в миллионном городе Андрея – таких совпадений просто не бывает, это мизерный шанс, просто невероятный, немыслимый. Не иначе – судьба. Хотя я думаю, что это только подтолкнуло его, все закончилось бы так же.

Теперь мы уезжаем. И совесть меня в данный момент уже не мучает. Потому что я и тут сделала выводы, перечитав написанное. Не обязательно действовать так радикально и резать по живому. Как только приеду на место, подключусь к интернету и организую скайп, то сразу же свяжусь с Андреем, и пускай общается с сыном сколько хочет – это нужно Вовке. Пускай обсуждают рисование, погоду и Вовкино поведение. Малой будет только рад и это облегчит ему адаптацию на новом месте. А во вторую очередь я думаю о себе любимой – моя совесть будет чиста, и значит я – совершенно спокойна. И сон хороший, и давление в норме.

То, что Вовка когда-нибудь проговорится – где мы живем, это понятно. Но приехать к нам Андрей если и надумает, то все равно не сможет пробыть там долго. У него больше не будет возможности давить на меня и тихим сапом через Вовку склонять к возвращению. Даже если он и не любит сына так сильно, как раньше, поделив свою любовь надвое, и отдав большую половину не ему, то уж Вовка точно любит папку. Бог с ним – с таким, ему и так сейчас не сладко. Оставлю его позади с моим прощением. Может и мне что простится, а то и дастся за это.

ГЛАВА 30

21 марта

У нас все еще зима, хотя на дворе уже март. На Руси он всегда считался зимним месяцем. В этом году начало календарной весны – наглядная иллюстрация этому. Продолжает морозить, и мы с Антоновичем и Вовкой до сих пор ходим на лыжах – снег и не думает сходить. В лесной местности он будет держиться долго, даже когда уйдут морозы.

Сейчас вечер воскресенья, на часах всего восемь, а малой уже спит. Сохнут наши лыжные костюмы и обувь, в холодной прихожей медленно оплывают талым снегом лыжи. Я вымыла уставшего ребенка, накормила и уложила спать. Почти весь день мы провели на свежем воздухе, и я тоже приятно устала. Именно приятно, потому что грамотно дозировала нагрузки. Мы с Вовкой шли потихоньку, а Антонович работал в полную силу. Я боюсь своего диагноза, но здесь пока чувствую себя хорошо. Так что – нагулялись в лесу, находились, натопались, но в сон меня не клонит. Мне очень хорошо сейчас и захотелось поделиться этим с моим новым дневником. Это новый документ в моем кабинете и именно «Дневник» – теперь я называю вещи своими именами. Это не профессиональные записи или наблюдения исследователя. Это тот самый вид записей, которые когда-то были очень модны, и в основном – у нервных девиц. Потому что замечательная психотерапия, как оказалось. Сейчас все значительно проще – без цветочков и вензелей в оформлении и без пятен слез на бумаге – только самая суть.

Как я начинала писать тот – первый, и как писала – это нечто. В самом начале новогодних выходных я прислушалась к совету Лены и начала описывать все случившееся с апреля и до самого января. И вдруг все стало настолько на эмоциях, настолько на нервах… Я сидела даже ночами, дописывая задним числом главы, вставляя куски, размышления, подробности которые вспомнила, писала в прошлом времени и в настоящем, тасуя воспоминания, как карты, полностью погружаясь в прошедшие события, переживая их заново. Мне стало необходимо сравнить то мое – начальное настроение и настроение перед отъездом. И я безо всякого зазрения совести вставила пролог и первую главу, сломав повествование. И будто упала, провалилась в то время и в те ощущения – хрустальный бокал с рубиновым напитком, Сашина роза перед глазами – мое выздоровление, начало новой жизни…

Ну, а в результате получился сумбур, эту мешанину могу понять только я. Но это все ерунда… потому что я больше не собираюсь ничего перечитывать и, скорее всего – удалю. Это очень точное образное выражение – навсегда перевернуть эту страничку своей жизни.

Я со страшной силой благодарна Ленке за идею, потому что благодаря этому дневнику я не наделала ошибок. И сейчас Вовка пару раз в неделю подолгу общается с отцом по скайпу, а главное – очень этим доволен. А для меня важен только он и еще раз – он. Андрей вначале бушевал и злился и летом собирается приехать увидеться и недолго побыть с Вовкой. А я спокойна, как танк – пускай едет. Здесь я не завишу от него и осады не страшусь.

Он немного поутихнет, когда увидит как здорово мы здесь живем, и что сын на самом деле ничем не обделен в этой глуши. А он меня обвиняет именно в этом. Увидит, какой чудесный здесь садик, в который Вовка ходит, какие картины… да, именно картины он пишет. Не просто елочку или тучку, а целые пейзажи – с синим снегом и голубыми елками. Он очень быстро научился смешивать краски на палитре и довольно грамотно для своего возраста пользоваться кистью. И пускай снег получается излишне синим, а елки – слишком голубыми, но зато в его картинах просматривается грамотная композиция и перспектива. Есть чувство цвета и масштаба. Уроки живописи Вовке дает очередной местный талант – школьная учительница рисования и черчения Лидочка. Еще она говорит, что у него твердая рука и необыкновенно большой интерес, и даже потребность к рисованию. А это уже очень много. Даже если это увлечение со временем пройдет, то я, во всяком случае, буду знать, что в свое время у него были и возможности и выбор. И за мольберт, и за художественную бумагу, и за краски для сына я поблагодарила Андрея отдельно, поговорив с ним несколько минут. Он уже не выглядит таким дерганным и ведет себя более адекватно.

Я работаю в школе и дружу с Антоновичем. И я не единственный его друг, но на этот момент – самый близкий, потому что, по его словам, сейчас больше всех нуждаюсь в нем. Он сразу заявил на меня права, и мы довольно много времени проводим вместе. Я поначалу удивлялась и шутливо возмущалась:

– А что ты думаешь – как выглядят наши лыжные прогулки, твоя помощь по дому? Я-то не имею ничего против, но теперь все считают нас парой, а тутошние женихи думают, что ты меня застолбил. Будем дружить до смерти? Но у меня есть сын… вопрос одиночества не так и актуален, а вот у тебя проблемы. Невест ты тоже распугал.

– Пока отдыхай от женихов. Я обещал твоим братьям, что стану защитой и опорой. А невесты… Аняяя…

– Тю! Не верю! – ржала я, – ты что – уже всех тут опробовал на искру?

– Имен-но. Вот за что я тебя люблю, так это за сообразительность.

Еще он любил меня за чистоплотность, за «не нытье», за вкусную готовку, за профессионализм, за Вовку, но в настоящую любовь все это не вылилось. И это было замечательно! Я действительно отдыхала от отношений, сейчас мне никто не был нужен. Прошло слишком мало времени. А дальше будет видно.

Антонович обещал, алчно предвкушая развлечение:

– Если у тебя с кем-нибудь все же случится искра, то ты мне сразу об этом скажешь. Я пробью претендента по своим каналам, проверю на вшивость, говнистость и платежеспособность. Опробую на стрессоустойчивость и надежность. А пока можешь вслух объявить меня другом и братом – хоть сейчас. Но общество уже составило свое мнение – все равно не поверит. А нам и так хорошо.

Это было правдой. И на работе я как-то сразу «прижилась». Наверное, из-за того, что была племянницей Раисы Степановны. А еще потому, что Антонович грамотно сглаживал и регулировал в учительской мое закономерное притирание и адаптацию в новом коллективе.

И своим домом я довольна. Частенько сижу вот так, как сегодня и смотрю вокруг, наслаждаясь комфортом – психологическим, в первую очередь. Но не только. Мне нравится, что в доме нет второго этажа, нет ковров и вообще – любых напольных покрытий, только небольшие овечьи шкуры возле кроватей. Мы ходим по доскам пола в легких и удобных войлочных чунях – с узорами из цветных атласных ленточек и крупных бусин. _Читай на Книгоед.нет_ Эти чуни «работает» известная рукодельница тетя Паша. Ей все несут испорченную или вышедшую из моды бижутерию, а она талантливо использует ее, украшая чуни. В зиму они расходятся, как горячие пирожки, и хватает их только на один сезон – подошвы истираются. Зато потом опять есть повод купить и недорого еще более затейливую обувку. А летом мы вообще ходили по дому босиком.

Еще мне нравится запах этого дома, цвет его стен. Нравится, когда в большой мороз или просто под настроение дополнительно к газовому отоплению я завожу современную версию древней «буржуйки» – чугунную финскую печку с литыми золочеными узорами на боках и аккуратным фигурным выводом. Это просто произведение искусства – настоящий артобъект.

И сегодня я смотрю на огонь, который виден через стекло в дверце, вдыхаю слабый запах дыма, а за окном разгулялась в ночь метель – последняя, как обещают. В большие окна тяжело шлепают и стекают по стеклу снежные заряды. Снег на этот раз весенний – пополам с водой. Завтра запросто можно ожидать первого дождя. В такое время в теплом доме особенно уютно – просто отдых для души и тела.

В нем, кроме кухни, еще четыре комнаты. Одна – кабинет (он же – библиотека), две спальни и большой зал с этой самой печкой в углу, столом со стульями, креслами и старым уютным диваном. Он настолько удобный, что я не собираюсь менять его до последнего, хотя деньги на любое переустройство дома у меня есть – Андрей по-прежнему переводит мне половину своей зарплаты. А на счету кругленькая сумма, к которой прибавился еще и подарок брата – я не стала отказываться от него. Семьи у него нет, может к старости и вправду нагрянет ко мне. Так что я никого не обкрадываю.

Одно время я даже думала купить машину, чтобы по деньгам – небольшую, но с хорошей проходимостью. Но потом решила не рисковать. Мало ли куда меня понесет на ней, само собой – с Вовкой. Лучше не нужно. А еще могут понадобиться средства на серьезное лечение – мне и маме, пускай они лучше будут.

Родители не захотели переезжать. Папу держит работа и вообще капитальный переезд это очень хлопотно и даже тяжело. Может, когда-нибудь потом – когда они будут нуждаться в моей помощи. А я как-то смогу помочь им с переездом.

Кроме друга Антоновича, у меня здесь уже много хороших знакомых, а еще появилась подруга. Или ее пока еще нельзя так назвать, но я была бы только рада. Наверное, нужно время и для того, чтобы почувствовать к человеку абсолютное доверие. Я думаю, что за этим дело не станет. Тоня очень похожа на меня – привычками, вкусами и потребностью в спокойствии. Она уходит от любых конфликтов так виртуозно… это просто талант. Нужно уметь сразу так поставить себя, заявить железной леди. У нее выработана своя – очень лаконичная на людях, линия поведения, есть цель, и она не отходит от них ни на шаг. Она грамотно набрала людей для управления большим хозяйством. А решать нервные вопросы за пределами Куделинского щита – для этого у нее есть грамотный юрист в области, это их с Антоновичем родственник.

Антонина Антоновна и Антон Антонович – родители были шутниками. Я не приветствую такие вещи. Выбирая имя ребенку, точно нужно руководствоваться не тем, что это будет забавно.

Антон рассказал мне о причине, по которой его сестра уехала из Вологды и обосновалась здесь. Ей сейчас ближе к сорока, а детей все не было. Шесть лет назад у мужа нарисовался ребенок на стороне. Бизнес был оформлен на нее по очень распространенной причине – чиновник перестраховался. А Тоня, узнав о второй семье, при разводе оставила все себе, как «компенсацию за моральный ущерб». Продала, а деньги вложила в Куделино. Развод и дележка проходили тихо, но очень грязно и стоили ей много здоровья и нервов. И даже спустя годы она отдыхала и наслаждалась покоем, проживая в нашей глуши. Последнее время в области у нее будто бы появился друг, она частенько наведывается туда, но подробностей я не знаю – до такой степени доверия у нас еще не дошло. А может, и не дойдет никогда. Каждая из нас рьяно охраняет свое личное пространство, слишком дорого заплатив за обретенное спокойствие.

И только иногда – под настроение, вот в такой вечер, как сегодня, я вспоминаю и жалею, глядя по привычке в окно. Когда перед глазами открывается перспектива – заоконный простор, кажется и в душе становится больше места и легче справляться с тем, что в ней теснится. Или что-то отвлекает, как вот этот сползающий по стеклу последний снег, сочащийся водой. Жалею… Для начала о том, что не случилось того поцелуя. Потому что та искра… она была очень яркой и сладкой, как ни странно это звучит. А потом я начинаю жалеть о большем, потому что вспоминаю, как замерла и ослабела, жадно вбирая ощущения от его прикосновения. Как заныло внутри и почти свилось сладким спазмом в ожидании большего. В какие-то жалкие секунды – только от касания сильной и уверенной руки и поплывшего мужского взгляда, медленно ползущего по моему телу…

Сладко было бы. Жаль, что не случилось.