Текст книги "Месть"
Автор книги: Сьюзен Льюис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)
Еще раз позвонив Руби и не застав ее, Лоренс поехал к родителям. По дороге ему позвонил Кемпбел. Ему пока не удалось связаться с управляющим выездными съемками, но он полагал, что того, как и прочих, могли вызвать на допрос в Скотленд-Ярд.
Лоренс не переставал удивляться, что не вызвали его, хотя, как продюсер, он должен был дать показания одним из первых. Надо подождать, думал он, настанет и его черед.
Полчаса спустя, когда Джейн увела Тома в сад, отец Лоренса подробнее рассказал обо всем, что произошло в то утро. Лоренс почти не слушал его. Он наблюдал за выражением лица Теи. Интересно, о чем она думает и почему до сих пор не проронила ни слова? В конце концов, не выдержав, Лоренс рявкнул:
– Мама, если тебе есть что сказать, так скажи, черт побери!
Тея в изумлении взглянула на него, но, не дав ей открыть рот, Лоренс продолжал:
– Ты, конечно, радуешься тому, что происходит. Надеешься, что я откажусь от Кирстен и позволю ей гнить в какой-нибудь мерзкой камере за то, чего она не сделала. Ну так позволь мне сказать…
– Довольно, Лоренс! – крикнул отец.
– Хочешь верь, хочешь нет, Лоренс, но я расстроена всем этим не меньше, чем ты, – сказала Тея. – И не только из-за того, что это может означать для тебя и Тома. Я готова признать, что совершила ошибку. Сейчас Кирстен нужна помощь. Наша семья поможет ей. Если потребуется, я внесу за нее залог. Я также беру на себя все судебные издержки. Если понадобится что-то еще – только попроси.
Гнев не позволял Лоренсу извиниться за свою вспышку и сказать, как он благодарен матери. Но когда Тея подошла к нему, села рядом и взяла его за руку, он прижался к ней. Тея, положив голову сына себе на плечо, обняла его.
Около пяти часов вечера зазвонил телефон, и Лоренс вскочил.
– Происходит что-то мерзкое, – сообщил Хеллерман. – Здесь уже побывали Диллис Фишер, половина исполнительного состава и члены съемочной группы.
– Черт с ними. Как Кирстен?
Хеллерман помедлил, и сердце у Лоренса замерло.
– Увы, не могу сказать ничего утешительного. Они готовы предъявить ей обвинение.
– Но они не могут этого сделать! – закричал Лоренс. – Она не виновата! Это Руби! Выслушайте меня. – Заметив, как родители обменялись взглядами, он понял, что они потрясены.
– Руби только что ушла, – прервал его Хеллерман. – Она пробыла здесь весь день.
– Что? Черт возьми, что она им наговорила?
– Этого я не знаю, но могу сказать, что они нашли состав для смеси сухого льда в доме Кирстен. И у них есть свидетель, утверждающий, что видел, как оба раза Кирстен что-то делала с канистрами.
– Он? – переспросил Лоренс. – Кто же это?
– Не знаю, как его зовут. И не видел его. Подождите минутку.
Лоренс услышал, как Хеллерман с кем-то разговаривает.
– Извините, Лоренс, – сказал он. – Кирстен только что предъявили обвинение. В обоих случаях – тяжкое преступление.
Около семи вечера снова позвонил Хеллерман и сообщил, что завтра утром в половине одиннадцатого Кирстен предстанет перед мировым судьей.
– Мы будем ходатайствовать об освобождении под залог, – сказал он. – Не знаю, удовлетворят ли нашу просьбу, но должен вас предупредить, что тяжесть обвинения заставляет сомневаться в этом.
– Они обвиняют не того человека, – голос Лоренса срывался. – Уверяю вас, это сделала Руби.
– Вы можете это доказать?
– Нет.
Хеллерман вздохнул.
– Поймите, Лоренс, даже если вы правы, это не изменит ситуацию с опекунством. Мы не успеем доказать невиновность Кирстен до того, как будет слушаться дело об опекунстве.
– Понимаю. – Лоренс ощутил полное поражение. – Как она держится?
– Хорошо, – ответил Хеллерман, понимая, что не стоит говорить Лоренсу правду. Кирстен была больна, даже полиция признала это, а потому после предъявления обвинения к ней вызвали врача.
– Если у вас будет возможность, Джеймс, передайте ей, что я ее люблю.
– Непременно, – пообещал Хеллерман.
Повесив трубку, Лоренс поднялся наверх и лег на кровать рядом с Томом. Все его чувства были обострены. Он вглядывался в его трогательную мордашку и размышлял, сможет ли жить, если Тома у него отберут.
Некоторое время спустя в комнату пришла Тея и села рядом.
– Мы отпустили Джейн ночевать к родителям, – тихо сказала она. – Кажется, сегодня звонил ее отец и узнавал, что происходит. Я подумала, что ей лучше повидаться с ними, поэтому Дон повез ее домой.
– Спасибо. Мне это следовало бы сделать самому.
– Ты собираешься поговорить с Руби? – спросила Тея.
– Да. Я съезжу к ней завтра утром, прежде чем встречусь с Пиппой.
– Пиппа здесь, дорогой. Она приехала минут десять назад.
Только сейчас, когда Лоренс взглянул на нее, Тея заметила слезы на его щеках и взяла его за руку.
– Я скажу ей, чтобы она его взяла, – сказал Лоренс, и голос его сорвался.
– Я так и думала.
– Нельзя допустить, чтобы он проходил через все это. Я понял, что все равно его потеряю. Ты согласна?
– Да, дорогой. Твой отец тоже так считает.
– Правда, я не уверен, поймет ли это Том, – сказал Лоренс, охваченный мучительным чувством утраты.
ГЛАВА 35
Она сидела одна и смотрела в окно на рассвет. Лицо ее было бледно, на сердце лежала свинцовая тяжесть. Рядом в колыбели был ее младенец. Он больше не плакал. Он молчал уже давно. Его лицо, когда-то такое теплое и нежное, стало теперь холодным и потрескалось. Пушистые реснички свалялись.
Она не знала, что теперь делать. Она не могла больше думать, мысли ее застыли, как те фотографии, что лежали у нее на коленях. Она больше не разглядывала их. Ей было трудно повернуть голову.
Где-то, совсем неподалеку отсюда, рушились судьбы и разбивались сердца. Она чувствовала себя совершенно опустошенной, словно от ее души и тела осталась одна оболочка. Скоро она перестанет существовать. Исчезнет даже оболочка.
Она склонила голову и горько зарыдала. Мучительно сознавать, как разрушается ее психика и надвигается безумие.
Она протянула руку к окну, словно хотела прикоснуться к восходящему солнцу. Пальцы ее провели по стеклу, отделяющему ее от жизни. Широко раскрытыми глазами она смотрела на видневшиеся вдали деревья. Голые ветви на фоне кроваво-красного неба походили на кровеносные сосуды, снабжающие кровью ее мозг – корявые, сухие и жалкие. Они нуждались в любящей руке природы, и для них настанет весна. Но для нее уже ничего не будет, совсем ничего.
На следующее утро в половине десятого Кирстен вывели через черный ход Скотленд-Ярда, посадили в машину и повезли в суд. Там ее ждали Джеймс Хеллерман и Эрни Шор, адвокат по уголовным делам. Через час после того, как объявили сумму залога, Хеллерман отвез ее домой.
Когда они приехали, он вошел в дом вместе с ней. Кирстен была бледна и устала до изнеможения, но все же выглядела лучше, чем вчера вечером. События после девяти утра круто изменились, чем и объяснялись ее временный душевный подъем и радостное ощущение свободы. Голос на кассете опознали – он принадлежал тому самому человеку, который дал показания против нее. Поэтому Эрни Шор довольно легко убедил мирового судью, что Кирстен, как она и утверждала, – жертва преступного сговора. Когда они покидали здание суда, Шор шумно ликовал, уверенный в том, что скоро с Кирстен снимут все обвинения.
Трудно сказать, понимала ли Кирстен все, о чем говорилось, но щеки ее чуть порозовели, и, если Хеллерман не ошибался, в глазах засветился слабый огонек надежды. Однако пока никто из них не знал, что за человек давал показания, хотя Ковски сам препроводил его назад в Скотленд-Ярд, как только опознали голос, записанный на пленку.
Теперь, когда Кирстен разжигала камин, Хеллерман предложил ей приготовить что-нибудь поесть. Улыбнувшись, она отказалась и продолжала возиться с камином, пока в нем не разгорелось веселое пламя.
Наконец, Кирстен села в кресло. Хеллерман ждал, что она заговорит, но Кирстен молчала. Тогда он сказал:
– Кто бы ни был этот человек, ясно, что именно он снабжал Диллис Фишер информацией. Но он ли совершил эти убийства – это другой вопрос. Возможно, уже сегодня к концу дня мы узнаем кое-что еще. То, что он споткнулся на таком пустяке, как магнитофонная запись, никак не вяжется с блестящим осуществлением убийств. Однако за эту небрежность ему придется дорого заплатить.
– Как вы думаете, – тихо спросила Кирстен, – есть ли надежда, что меня оправдают до завтрашнего слушания в суде дела об опекунстве?
Загорелое лицо Хеллермана выразило сострадание и восхищение. Поистине удивительно, что она, несмотря ни на что, беспокоится прежде всего о Лоренсе.
– Сомневаюсь, – сказал он. – Даже если каким-то чудом вас сразу же оправдают, может возникнуть еще одно осложнение. Лоренс думает, – нет, он убежден, – что Руби как-то связана со всем этим. После того как Лоренса вызовут в полицию, Руби тоже допросят, как его мать… Впрочем, мне незачем объяснять вам это…
Он заметил, как побледнела Кирстен. Она вдруг прикрыла рот рукой и помчалась в ванную.
Ее довольно долго не было, и Хеллерман подумал, не надо ли пойти и посмотреть, все ли с ней в порядке. Впрочем, он знал, что никто не может помочь женщине на ранней стадии беременности. Хеллерман очень сочувствовал Кирстен: сейчас на нее обрушилось слишком много. Неудивительно, что она чуть не потеряла сознание, когда ей предъявили обвинение. Страшно подумать, как испугалась она в тот момент за себя и своего ребенка. Хеллерман был уверен, что Лоренс не знает о беременности, он и сам узнал об этом от полицейских после того, как Кирстен осмотрел врач. Пока он никому об этом не скажет – не в его правилах вмешиваться в такие интимные дела.
Когда Кирстен вернулась, осунувшаяся и измученная, Хеллерман ласково улыбнулся ей.
– Как Лоренс? – спросила она.
– Сегодня я с ним еще не разговаривал, – ответил Хеллерман, – но вчера он очень волновался. Его, конечно, тревожит завтрашнее судебное слушание, но прежде всего сейчас он беспокоится о вас.
– Передайте ему, что со мной все в порядке, хорошо? Скажите, чтобы Лоренс не волновался за меня.
Хеллерман вскоре ушел, и Кирстен закуталась в одеяло, пытаясь унять дрожь. Если бы она поговорила с Лоренсом или услышала его голос, ей стало бы легче, но адвокат просил Кирстен не делать этого. Кирстен немного успокаивало то, что полиция уже склоняется к тому, что она не имеет никакого отношения к убийствам. Полицейские напали на след того, кто это сделал. Неужели Лоренс прав, и это Руби, подумала она. Но Кирстен не хотелось думать об этом… За последние сутки произошло так много всего, что она была не в состоянии этого осмыслить. Но какое же счастье было услышать вчера от Хеллермана, что Лоренс любит ее! Кирстен очень боялась, что он будет винить ее во всем, ведь из-за этого он вряд ли получит опекунство над Томом.
Наверное, ей, как и Лоренсу, придется смириться с тем, что Пиппа увезет Тома. Если бы Том был ее ребенком, Кирстен не могла бы любить его больше, и мысль о том, что его отберут, разрывала ей сердце. Одному Богу известно, что чувствует Лоренс. Ничто не заполнит пустоту в жизни Лоренса после отъезда Тома. Даже ребенок, которого она носит под сердцем.
Проезжая по улицам южного Лондона, Лоренс думал только о том, что ему сейчас предстояло. Он не позволит себе вспоминать о вчерашней встрече с Пиппой, он вспомнит об этом позднее. Сейчас он должен четко определить, что скажет Руби. Но как, если его подозрения подтвердятся, обуздать свой гнев и не поступить с этой проклятой Руби так же безжалостно, как она поступила с ними?
В машине зазвонил телефон. Хеллерман сообщил ему, что Кирстен уже дома. Лоренс немедленно соединился с ней.
– Я уже начал беспокоиться, – сказал он, услышав ее голос.
– Я принимала душ. Как ты?
– Все хорошо. А как ты?
– Уже лучше. Как Том?
У Лоренса комок встал в горле.
– Лоренс? Ты меня слышишь?
– Конечно. С Томом все в порядке.
– Где ты сейчас?
– Еду к Руби.
– Хеллерман передал мне твои слова. Лоренс, ты в этом уверен? Я имею в виду…
– Нет. Не уверен, – прервал он ее. – Поэтому я и хочу поговорить с ней, прежде чем заявить в полицию. Они тебе рассказали, как это было сделано?
– Нет. Ты, наверное, уже знаешь, что это как-то связано с сухим льдом, но, по словам Ковски, «это похоже на идеальное убийство». Думаю, они никогда не расскажут нам, как это было сделано. Правда, они говорили, как это действует на человека.
– А именно?
– Очевидно, состав поражает прежде всего голосовые связки, поэтому жертва не может позвать на помощь. Все происходит за несколько секунд. Потом наступает паралич и не проходит и минуты, как человек умирает. Все это бывает только в закрытом помещении, но при поступлении кислорода состав утрачивает свои свойства. Ковски говорит, что придумать такое мог только тот, кто знаком с естественными науками.
– Значит, специалист по эффектам, рабочий сцены, да практически любой, кто имеет дело с этим составом. Или специалист, который исследует все, о чем пишет, и готов проверить все сам. Полагаю, мы скоро обо всем узнаем, главное, оставайся дома. С тобой действительно все в порядке?
– Конечно. Я пока несколько ошарашена, но после разговора с тобой мне стало лучше.
– Попробуй немного поспать. – Лоренс размышлял, стоит ли говорить ей о своих опасениях, и решил все-таки сказать: – Любимая, запри все двери. Не хотелось бы пугать тебя, я почти уверен, что ты в безопасности, но лучше не испытывать судьбу.
– Что ты хочешь сказать?
– Мне кажется, что смерть Джейка была случайностью. Канистру сухого льда приготовили для кого-то другого…
– Лоренс, ты пугаешь меня. Значит, кто-то может прийти сюда и попытаться…? Может, мне не стоит здесь оставаться? Может, лучше уйти?
– Да, пожалуй, поезжай к моим родителям. Вызови такси и поезжай туда. Отец со мной, а Тея и Том сейчас дома.
– Но…
– Прошу тебя, Кирстен, сделай это. Мы уже почти подъезжаем к дому Руби. Я позвоню тебе позднее.
– Хорошо. Я по тебе скучаю.
– Я тоже.
Остановив машину перед многоквартирным домом, Лоренс взглянул вверх на грязные окна квартиры Руби. Отец молча сидел рядом с ним. Они с трудом решились на это. Если они ошибаются, то Руби будет глубоко оскорблена, но если они правы…
– Полагаю, сначала нужно узнать, дома ли она, – сказал Дон.
Лоренс взглянул на него.
– Прошло более получаса с тех пор, как ты позвонил ей и предупредил о нашем приезде, – продолжал Дон. – Наверное, в новостях уже передали об освобождении Кирстен.
Элен сидела за рулем своего видавшего виды дешевенького «ситроена». Она медленно продвигалась в густом потоке машин по центру Лондона, но это не портило ей настроения. Она даже что-то мурлыкала себе под нос. После того, как Дэрмот отправился в Скотленд-Ярд давать показания и туда снова вызвали Диллис, Элен выехала из гостиницы в Блумсбери и вернулась к себе. Она пила кофе, когда услышала в выпуске новостей, что Кирстен выпущена под залог. Собрав кое-какие вещички, Элен сунула их в машину и сразу же отправилась к Кирстен.
Итак, Кирстен освободили, думала Элен, и с нее самой снято подозрение. Будь это иначе, ее снова вызвали бы в полицию.
Она посмотрела в зеркало заднего обзора, словно ожидая увидеть преследующую ее полицейскую машину. При мысли об этом ее начали злить бесконечные пробки. Можно было бы, конечно, объехать центр по Набережной Виктории – поток машин там меньше. Тогда ей удалось бы выяснить, преследуют ее или нет, и в зависимости от этого решить, ехать ли ей к Кирстен или окольными путями отправиться домой. Она подумала, что разумнее вернуться домой, ведь неизвестно, впустит ли ее Кирстен. Но все же… Может, стоит попробовать – при сложившихся обстоятельствах ей нечего терять.
– Молю Господа нашего простить вас, ибо вы не ведаете, что творите, – торжественно провозгласила Руби. – Возложите на меня крест, который я понесу по улицам Лондона и на котором можете распять меня за грехи, не совершенные мною…
Дон в недоумении смотрел на женщину, на которой был недолго женат. Она родила ему сына, которого он любил, и с годами изменилась так, что сначала Дон даже забыл о цели своего визита. Какой красавицей когда-то была Руби, какой гордой и непокорной – и как разбила Дону сердце, когда предпочла ему и Лоренсу свою карьеру. Теперь не осталось и следа ни от былой красоты, ни от гордого достоинства. Измятый, весь в пятнах шелковый костюм, беспорядок в комнате, выцветшая обивка мебели – все это свидетельствовало о полном равнодушии к жизни. Правда, Руби с прежней лихостью опрокинула стакан джина. Дон едва сдержал улыбку.
– Лоренс, сын мой, – со вздохом произнесла Руби, – если бы ты пришел ко мне раньше, если бы ты поговорил со мной, когда я тебе звонила, я могла бы сказать, кто причиняет тебе все это зло. Но никто не хочет меня слушать. Меня игнорируют как ребенка, который живет внутри меня.
– Руби, – сурово сказал Лоренс, – не надо говорить загадками, ладно? Если тебе известно, кто убил Анну и Джейка, то, ради Бога, скажи нам.
– Все происходит так, – продолжала она, – как предсказала «кокосовая девица»: виной всему ребенок, который живет внутри каждого из нас. Его никто не замечает, все воспринимают его, как нечто само собой разумеющееся. И ему ты позволил растить и воспитывать своего сына…
Лоренс окаменел. Дон хотел что-то сказать, но Лоренс остановил его жестом. Руби несла Бог знает что, она совсем свихнулась, это было ясно… Но потрясение и недоверие уступили место страху, когда Лоренс вспомнил один вчерашний телефонный разговор, сразу же после его возвращения из Скотленд-Ярда.
– Боже милостивый! – пробормотал он и, оттолкнув Руби, начал набирать номер.
– Что происходит? – воскликнул его отец. – О ком ты говоришь, Руби?
– Об этой проклятой Мери Поппинс, – ответила Руби. – О ком же еще?
ГЛАВА 36
Кирстен не собиралась ложиться спать после разговора с Лоренсом, но, повесив трубку, она почувствовала вдруг такую страшную усталость, что у нее не было сил встать. Решив немного отдохнуть, она прилегла и не заметила, как прошло полчаса.
С трудом поднявшись, она взмолилась о том, чтобы беременность протекала легче. Хотя ей уже не грозило заключение, Кирстен не соблазняла перспектива провести девять месяцев в постели.
Улыбаясь своим мыслям, она пошла в ванную. Вообще-то она с радостью вынесла бы что угодно ради этого ребенка. Мысль о том, что она станет матерью, переполняла ее гордостью. Кирстен рассмеялась и прижала руки к щекам. Трудно поверить, что теперь все будет действительно хорошо. Должно быть, с минуты на минуту выяснится, кто убил Анну и Джейка, тогда она сможет сказать Лоренсу о беременности и они наконец осуществят свои мечты. О Боже, пожалуйста, молила она, сделай так, чтобы Том остался с нами, чтобы мы были все вместе.
Услышав какой-то шум, Кирстен оглянулась и увидела, что настежь открыта дверь ванной и дверь спальни, ведущая на лестничную площадку. Улыбка ее погасла. Шум повторился, и Кирстен вспомнила, что Лоренс просил ее запереться или уехать к его матери.
Кирстен все еще надеялась, что ошиблась и шум этот доносится с улицы. Но нет, внизу кто-то двигался, явно не беспокоясь о том, что его услышат.
Видимо, подумала она, этот человек считает, что ее нет дома. Если это так, возможно, ей удастся потихоньку закрыть дверь спальни и позвонить в полицию?
Она направилась к телефону и вздрогнула, когда он вдруг зазвонил. К ее удивлению, раздалось лишь два звонка, потом телефон замолчал, и она услышала голос Джейн, которая внизу взяла трубку.
У Кирстен отлегло от сердца. Тут она заметила, что от страха покрылась испариной. Услышав, как Джейн положила трубку, Кирстен вернулась в ванную.
Несколько минут спустя, завернувшись в купальный халат, она легкой походкой спустилась вниз, чувствуя прилив сил. Теперь это редко случалось с ней, а потому она обрадовалась приходу Джейн, надеясь, что та проводит ее до такси.
– Привет, – сказала она, заметив Джейн, стоявшую в дверях кухни. – Ты меня здорово напугала, я не слышала, как ты вошла. Как ты узнала, что я дома?
– Услышала в новостях по радио, – ответила Джейн.
– Ах, да. А кто звонил?
– Мой отец спрашивал, благополучно ли я добралась.
Кирстен кивнула, удивившись, что Джейн все еще стоит в дверях кухни, как будто… хочет преградить ей путь.
– С тобой все в порядке? – спросила Кирстен.
– Да, – Джейн странно усмехнулась. – А вы как?
– Сейчас не могу даже описать. Ты и впрямь хорошо себя чувствуешь? – Кирстен внимательно вглядывалась в лицо Джейн.
– Да, да, со мной все в порядке, – повторила та.
Кирстен пошла в гостиную. Взяв каминные щипцы и поправляя огонь, она подумала, уж не поверила ли Джейн в то, что она могла кого-то убить. Как бы ей успокоить Джейн?
Оглянувшись, она увидела, что Джейн стоит у нее за спиной так близко, что от неожиданности Кирстен попятилась.
– Вот ты где! А я думала, ты на кухне.
Джейн смотрела на нее неподвижным взглядом, и ее бледное измученное лицо было таким же застывшим, как и ее взгляд.
– Почему вас отпустили? – спросила она.
Кирстен закрыла глаза. Потом, почувствовав приступ тошноты, зажала рот рукой и бросилась мимо Джейн в ванную.
– Извини, – сказала она, – выходя оттуда. – Должно быть, вчера меня накормили какой-нибудь гадостью.
Джейн стояла в холле, молча наблюдая за ней.
Кирстен неловко улыбнулась.
– Давай выпьем чайку, – предложила она, жестом приглашая Джейн на кухню.
– Почему вас отпустили? – повторила Джейн.
– Как тебе сказать, – начала Кирстен, с любопытством поглядывая на нее. – Прежде всего, потому, что я этого не делала. К тому же они определили, кому принадлежит голос, записанный на пленку.
– Чей это голос?
– Пока не знаю. Извини, Джейн, но с тобой действительно все в порядке?
Джейн пошла в гостиную и взяла с дивана завернутый в одеяло сверток.
– Что это у тебя? – спросила Кирстен, идя за ней следом.
Джейн прижала сверток к своей тощей груди и опустила голову, так что Кирстен не видела ее лица. Услышав шаги на лестнице, Кирстен оглянулась.
– Том! – воскликнула она, увидев, как из-за перил выглядывает его мордашка.
– Бабушка купила мне новый вагончик, – сказал он. – Я с ним играл.
– Да неужели? – Кирстен ощущала что-то странное во всей атмосфере, но не понимала, что именно.
– Хочешь поиграть со мной? – предложил Том.
– Пожалуй, – ответила Кирстен.
– Нет, – сказала Джейн, когда Кирстен направилась к нему. В голосе ее слышались слезы, но его заглушало одеяло, к которому она прижималась лицом.
– Не надо, Кирстен, пожалуйста, – попросила Джейн. Ее глаза, обычно спокойные, выражали напряжение, что озадачило и напугало Кирстен. Том тревожно переводил взгляд с одной женщины на другую.
– Джейн, ты его пугаешь, – тихо сказала Кирстен.
– Том, иди наверх и поиграй со своими вагончиками, – велела мальчику Джейн.
Том взглянул на Кирстен.
– Иди, любимый, – сказала Кирстен. – Я поднимусь к тебе через минуту.
Том послушно пошел по лестнице.
– Джейн, что происходит? – спросила Кирстен. – Что с тобой? Я никогда не видела тебя такой раньше.
Джейн долго смотрела на нее, потом в ней словно что-то сломалось. К изумлению Кирстен, она, всхлипывая, сказала:
– Ведь вам безразлично, что со мной. Вас никто не интересует, кроме вас самой и Лоренса.
– Но это неправда! Ты мне совсем не безразлична, – возразила Кирстен.
Джейн покачивала головой, словно в трансе.
– Нет, нет, безразлична. Вы хотели от меня отделаться. Я слышала, как вы говорили об этом Лоренсу.
Кирстен поразилась:
– Ты, должно быть, неправильно поняла…
– Нет, я все поняла, – перебила ее Джейн. – Я слышала, что вы сказали. Я была в соседней комнате. Вы сказали, что заняли место Пиппы. Взять у нее Лоренса и Тома вы не возражали, но меня не хотели.
– О Боже, – простонала Кирстен. – Ты все поняла неправильно!
– Нет. У вас никогда не было для меня времени, вы никогда меня не обнимали, как Тома…
– Но, Джейн, он же малыш.
Щеки Джейн залил яркий румянец, зубы обнажились в кривой усмешке, слезы градом покатились из ее глаз.
– Но ведь он не ваш ребенок, правда?
– Нет, он не мой, но…
– Это я научила его называть вас мамочкой. Я сделала это ради вас…
К изумлению Кирстен, Джейн замахнулась, словно хотела ударить ее. Кирстен схватила ее за руку и крепко сжала тонкое запястье.
Джейн сверлила Кирстен взглядом, но вдруг ее агрессивность исчезла, и она, высвободив руку, уселась на диван, прижав к себе завернутый в одеяло сверток.
– Шш-ш, шш-ш, – нежно прошептала она. – Не надо плакать. Мамочка с тобой.
Кирстен стало не по себе.
– Джейн, – сказала она, направляясь к ней.
Джейн подняла голову и Кирстен увидела глубокую печаль в ее невыразительных серых глазах.
– Хотите подержать его? – спросила Джейн.
Кирстен уставилась на сверток, протянутый ей Джейн. Худенькие пальцы Джейн приподняли кончик одеяла. Увидев крошечное личико, Кирстен зажала рот рукой, чтобы подавить крик, и в ужасе отпрянула от нее.
– Джейн, ради Бога, что это такое? – задыхаясь, спросила она.
– Это младенец, – ответила Джейн.
У Кирстен гулко заколотилось сердце. Она перевела взгляд на вытаращенные синие глаза, губы, изогнутые как лук Купидона, и страшные черные трещины, пересекающие безжизненно белое лицо.
– Иногда я воображала, что он ваш, – пояснила Джейн, – что вы солгали Лоренсу насчет аборта и что наняли меня присматривать за ним.
У Кирстен перехватило дыхание от брезгливости и страха. Как же никто не заметил, что Джейн не в себе?
– Возьмите, подержите его, – снова предложила Джейн. – Это очень хороший малыш.
Кирстен попятилась от нее.
– Я не хочу брать его на руки, – сказала она. – Он не…
Лицо Джейн исказилось безумным гневом. Это было так неожиданно и страшно, что Кирстен отскочила, словно ее ударили. Джейн сорвала одеяло, взмахнула младенцем в воздухе и зверски швырнула его в стену.
– Тогда я тоже не хочу его! – взвизгнула она.
Кирстен, не веря своим глазам, с ужасом увидела, как кукла разлетелась на куски и по полу покатились крошечные пальчики.
Глаза Джейн с невыразимой печалью глядели в пространство, потом она резко повернулась к Кирстен.
– Я знаю, вы отделались от младенца, желая наказать Лоренса за то, что он вас оставил! – воскликнула она. – Но мне не хотелось, чтобы вы были такой. Я представляла вас себе доброй и любящей.
У Кирстен стучало в висках. Мысли, одна страшнее другой, мелькали у нее в голове, но она никак не могла заставить себя сосредоточиться. Звуки детской колыбельной по телефону, женский голос, навзрыд произносивший ее имя… Что, черт возьми, все это значило? Почему Джейн так взволновал аборт, сделанный ею много лет назад? Какое все это имело к ней отношение?
– У него была самая красивая в мире мать, – рыдала Джейн, ударяя себя кулаком по коленям. – Но вы его не хотели. Он был безразличен вам…
– Если бы он родился, то не был бы безразличен, – сказала Кирстен, ошеломленная происходящим.
– Нет, был бы, – кричала Джейн, неистово тряся головой. – Вы никогда его не хотели. Вы вообще не хотели детей, поэтому и от меня отделались. Я была готова простить вас… Я даже простила вас. И я вас любила… Но вы никогда не любили меня.
– Джейн, – прервала ее Кирстен. – Я не понимаю, какое…
Серые глаза Джейн сверкали, губы искривились.
– Почему вы всем говорили, что отделались от меня? – спросила она. – Почему уверяли, что сделали аборт, если это неправда?
Кирстен смотрела на нее, потрясенная до глубины души.
– Ну, скажите же что-нибудь! – крикнула Джейн. В уголках ее рта выступила пена, а лицо исказила гримаса отчаяния.
– Не знаю, что и сказать, – ответила Кирстен. – Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Лгунья! Лгунья! Лгунья! Вам известно, кто вы такая и кто такая я, и кем я прихожусь вам, так что перестаньте лгать, Кирстен…
– Джейн…
– Джейн? Так вы назвали меня? Или позволили сделать это кому-нибудь другому? Вы же сразу отдали меня чужим людям. Вы когда-нибудь меня кормили?
– Ради Бога, Джейн, что ты несешь?
– Перестаньте притворяться! – взвизгнула Джейн, вскакивая на ноги. – Вы моя мать! Вы это знаете, так что перестаньте лгать!
Кирстен бросила взгляд на лестницу. Она думала только о том, чтобы Том ничего не услышал.
– Почему вы сказали всем, что отделались от меня? – в ярости налетала на нее Джейн. – Почему соврали, что сделали аборт, если на самом деле отдали меня? Ваше собственное дитя, беззащитную малютку, которой не было и году от роду, вы отдали чужим людям? Почему, Кирстен? Почему вы отдали меня?
– Джейн, – прошептала Кирстен, – я не твоя мать…
– Моя! Моя! Моя! Это все из-за того, что отец вас оставил?
– Джейн, выслушай меня. Я не твоя мать.
– Не лгите! Вы моя мать. Посмотрите на меня, разве не видите сходства? Ведь я похожа на вас…
– Джейн, ты совсем не похожа на меня, но дело не в этом, это просто невозможно.
– Возможно! Вы моя мать, а Лоренс – отец. Мы – одна семья.
– О Боже! – Кирстен закрыла лицо руками. – Джейн, пожалуйста, поверь мне. Я не твоя мать. Я не могу быть твоей матерью: у меня никогда не было ребенка. Никогда, слышишь? И даже если бы я родила того ребенка, это не могла бы быть ты.
– Почему? – крикнула Джейн, и глаза ее блеснули гневом. – Почему это не могла быть я? Потому что некрасивая?
– О Джейн, ну как мне тебя убедить?
– Признайтесь, вот и все. Скажите, что выносили меня.
– Джейн! Но я не носила ребенка и трех месяцев, и даже если бы выносила, это никак не могла бы быть ты. Ты слишком молода. Мне было пятнадцать лет, когда я забеременела, а сейчас мне тридцать семь, а тебе всего двадцать один.
– Видите, все сходится!
– Нет, не сходится! Ты забыла: следует добавить еще шесть месяцев, чтобы выносить того ребенка. К тому времени мне было бы уже полных шестнадцать. Но даже если бы все сошлось, Джейн, я ведь сделала аборт.
– Это ложь, – заявила Джейн, хлопнув кулаками по коленям. – Вы моя мать. Я это знаю. А Лоренс – мой отец.
– Джейн, я в то время даже не знала Лоренса.
Джейн невидящим взглядом уставилась на огонь. Ноздри ее раздувались, зубы были стиснуты, глаза лихорадочно блестели.
– Лоренс – мой отец, – прошептала она. – Я это знаю. А вы – моя мать. – Она вскинула умоляющий взгляд на Кирстен. – Прошу вас, скажите, что это правда.
Кирстен молчала.
– Я могу это доказать! – воскликнула Джейн.
Кирстен глубоко вздохнула.
– У меня есть фотографии, – заявила Джейн, заливаясь слезами. – Я могу вам показать. Они у меня с собой. – Не успела Кирстен остановить ее, как Джейн, сбегав на кухню, принесла свой альбом.
– Вот! – сказала она. – Здесь все фотографии того времени, когда вы с Лоренсом поженились и родилась я.
Кирстен в растерянности взяла альбом. Джейн стояла рядом, и Кирстен чувствовала, как дрожит ее тщедушное тело.
– Смотрите, – с торжествующим видом сказала Джейн, перелистывая первую страницу. – Это вы в день свадьбы.
У Кирстен сжалось сердце при взгляде на фотографию, на которой вместо вырезанного лица Пиппы рядом с Лоренсом было наклеено ее лицо.
