Текст книги "Дьявольская секта"

Автор книги: Сьюзан Ховач

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

– Я никогда не поправлюсь настолько, чтобы кормить себя, – сказала Гвайнет.

– Возможно, но разве ты не хочешь освободиться от постоянного страха перед очередным ухудшением?

– Моя болезнь неизлечима, – сказала Гвайнет. – Папа, в отличие от тебя, это понимает.

– А если я скажу тебе, что он хочет показать тебя специалисту с Харли-стрит?

– Папа сделает все, что ты ему скажешь, – заявила Гвайнет. – Это еще ни о чем не говорит.

– Но...

– О, почему бы тебе не уехать в Америку и не оставить нас в покое? – взорвалась Гвайнет. – Тут было так спокойно, пока ты находился в Африке! Мы с папой жили счастливо, а ты ворвался сюда и все испортил! Зачем тебе понадобилось влезть в нашу жизнь?

Фразы из дюжины монографий по фрейдизму всплыли в памяти Эвана.

– Я лишь пытаюсь тебе помочь, – сказал он.

– Нет, – возразила Гвайнет, – ты пытаешься вогнать клин между мною и папой.

Они помолчали.

– И между мной, папой и Тристаном, – добавила девушка.

– Гвайнет, общество не будет находиться здесь вечно, ты это знаешь. Когда-нибудь Пуул уедет отсюда.

– Тогда я снова заболею, – Гвайнет вывела фиолетовым фломастером еще одну окружность.

– Если тебе станет хуже, ты согласишься съездить к врачу с Харли-стрит.

– Если болезнь вернется, я, возможно, умру.

– Возможно, – сказал Эван, – хотя я в этом сомневаюсь.

Он поднялся с ковра и вышел из комнаты.

Через несколько секунд после его ухода проигрыватель снова загремел на полную мощность.

Поддавшись внезапному порыву, Эван отправился в восточное крыло, где размещалась половина общества. Он стучал в двери, потом заглядывал в комнаты. Там лежали женские вещи, но никто не отвечал на стук. Комнаты были пусты. Эван прошел в западное крыло, где квартировалась вторая половина общества, и снова произвел осмотр помещений.

Последняя дверь оказалась запертой.

Эван без колебаний открыл дверцу кухонного шкафа и, не найдя там того, что он искал, тотчас обратился к Агнес Миллер:

– Мисс Миллер, где дубликат ключа от большой спальни в конце западного крыла – той спальни, к которой примыкает гардеробная?

– Дубликат ключа? – повторила полная добродушная Агнес.

– Да. Он куда-то исчез из шкафа экономки, где хранятся дубликаты ключей.

– О, – сказала Агнес, – дело в том, что это комната мистера Пуула, он держит оба ключа у себя. Мистер Пуул, живя среди двенадцати женщин, придает большое значение неприкосновенности своей комнаты. Надеюсь, вы меня понимаете.

– По-моему, второй ключ всегда должен находиться в доступном месте, – сказал Эван, – на случай пожара.

– Очень разумно! – воскликнула Агнес. – Я об этом не подумала. Я поговорю с мистером Пуулом, когда он вернется; уверена, он найдет приемлемый компромисс.

– Спасибо, – резко произнес Эван и повернулся.

– Вам что-то нужно взять из комнаты мистера Пуула, доктор Колвин?

– Это не срочно. В шкафу гардеробной остались мои вещи, проникнуть туда можно только через спальню.

– Понимаю. Вы не смотрели на чердаке? Я знаю, сейчас в этом шкафу находятся только вещи мистера Пуула; вероятно, ваши вещи перенесены в другое место.

– В таком случае я загляну на чердак. Спасибо, мисс Миллер.

Но он не стал обыскивать чердак. Вместо этого, сев в машину, отправился любоваться знакомыми пейзажами полуострова Говер и обдумывать предстоящий разговор с Пуулом. Он съездил к церкви, стоявшей на берегу моря в Оксвиче, потом отправился дальше по извилистой сельской дороге к Порт-Айнону. От Порт-Айнона он поехал к Россили, посидел некоторое время на скалах. Рядом с ним мирно паслись овцы, волны накатывались на безлюдный пляж, тянувшийся до песчаных дюн Лангенита. В седьмом часу Эван вернулся в Колвин; Пуул и Никола еще не приехали из Лондона.

Эвану пришлось взять себя в руки. Он почувствовал, что в его душе закипает ярость, что он теряет выдержку еще до встречи с Пуулом. Почему Никола разрешила Пуулу подвезти ее? Почему Пуулу удалось уговорить Николу поехать в Колвин, если он, Эван, не сумел это сделать? Пуул... Кто он такой?

Терпение Эвана истощалось; сейчас он был способен на безрассудство. Заглянув в сарай, стоявший возле теплиц, он нашел кусок проволоки и положил его в карман вместе с отверткой. Убедившись в том, что его никто не видит, вернулся в западное крыло и снова проверил каждую комнату.

Там никого не было. Члены общества либо помогали готовить ужин, либо сидели в гостиной на первом этаже. Наверху находился один Эван. Собравшись с духом, он согнул из проволоки крючок и осторожно ввел его в замочную скважину комнаты Пуула.

Но замок был старым, ржавым, неподатливым. Отбросив проволоку, Эван сунул в щель свои водительские права. Снова потерпев неудачу, взял отвертку и начал отворачивать крышку замка.

Прошло несколько секунд. Шорохи заставляли его постоянно оборачиваться, но они доносились из гостиной, коридор оставался безлюдным. Сняв крышку, он увидел механизм замка. С помощью отвертки Эван отодвинул засов и вошел в комнату.

Ему бросился в глаза царивший там порядок. Каждая вещь находилась на своем месте; не было видно ни мелочей, ни одежды, ни фотографий в рамках. Единственная в комнате картина с изображением черной пентаграммы на кроваво-красном фоне висела над кроватью. Одна из пяти вершин пентаграммы была обращена вниз, две другие – вверх. Потрясенный Эван вспомнил о рисунке Гвайнет. Возможно, подумал он, Пуул приводил ее в эту комнату. Возможно, он даже...

Самообладание едва не покинуло Эвана; с большим трудом он взял себя в руки. Возможно, Гвайнет сама нарисовала эту картину и подарила ее Пуулу в знак благодарности. Тогда не было ничего удивительного в том, что Пуул повесил ее на стену.

Спальня была просторной, но мебель стояла так, что центр комнаты оставался свободным. У одной стены находилась узкая односпальная кровать, у противоположной – большой шкаф. Стол со стулом стоял возле окна. Серый, в черную крапинку ковер закрывал пол. Эвану показалось, что мебель здесь раздвинута, точно для танцев. Недоумевая, он прошел в гардеробную, открыл дверь встроенного шкафа, тянувшегося вдоль стены, но обнаружил там всего лишь десять костюмов, серых и черных, и целую коллекцию черных мужских туфель. Он уже собирался покинуть гардеробную, когда увидел на полу спальни, в том месте, где ковер не доходил до стены, темное пятно. Оно показалось ему высохшей кровью. Эван приподнял ковер и увидел на дощатой поверхности выведенные мелом пентаграммы и окружность. Скатав часть ковра, он ощутил странный неприятный запах непонятного происхождения. Спустя мгновение он уложил ковер на прежнее место и вернулся в гардеробную проверить, нет ли кровавых пятен на одном из костюмов. Он не нашел никаких следов на одежде. Эван уже хотел отойти от шкафа, но вдруг заметил ящик.

Шкаф был глубоким, ящик лежал у самой стены, и Эван не удивился тому, что при первом осмотре он не заметил его. Он попытался вытащить ящик на свет и поразился его тяжести. Взявшись за ручку, он повернул ящик на бок, услышал звон и глухой стук, словно внутри него один предмет ударился о другой. Его пальцы безрезультатно ощупали запоры. Ящик был замкнут; ключ, очевидно, находился у Пуула.

Эван отступил на шаг назад и задумчиво осмотрел находку. Запертый черный деревянный ящик. Детские рисунки на полу, прикрытые абсолютно новым ковром. Пятно – возможно, след крови, возможно, другого вещества, – частично выступавшее из-под того же нового ковра. Странный запах непонятного происхождения. Назойливые пентаграммы.

У мистера Пуула, подумал Эван, несомненно, странный вкус по части оформления интерьера.

Он все еще размышлял о вкусах Пуула, когда секундой позже за его спиной совершенно неожиданно раздалось тихое покашливание; кто-то прочистил горло.

– Я могу вам помочь, доктор Колвин? – спросил стоявший у двери Тристан Пуул.

Глава шестая

I

Пуул был в темном костюме, белой рубашке и неярком галстуке. Он выглядел, как бизнесмен, привыкший к ежедневным совещаниям в могущественной корпорации. Лишь едва заметные складки на брюках напоминали о том, что Пуул провел несколько часов за рулем автомобиля.

– Я могу помочь вам? – вежливо повторил он. Его темные глаза смотрели настороженно, лицо ничего не выражало. – Вы что-то искали?

– Да, – сдержанно, невозмутимо произнес Эван. – В этом шкафу лежали мои бумаги, они куда-то пропали.

– Они сейчас на чердаке, в помещении, где стоит пианино. Коробки с вашими бумагами лежат рядом со сломанной швейной машинкой.

– Спасибо, – сказал Эван.

– Пустяки. Похоже, они вам очень нужны, коль вы решились разобрать замок и вторгнуться в мою комнату.

– Мне очень жаль, – с подчеркнутой вежливостью сказал Эван. – Я сейчас же соберу замок.

– Большое спасибо. Да, кстати, могу я, как друг мисс Миллер, исключительно из любопытства, спросить, почему вы сочли ее лгуньей?

– Извините? – сказал Эван.

– Мисс Миллер сказала вам, что бумаги находятся на чердаке.

– Она не уточнила, в каком именно месте. Я не смог найти их там и решил, что она ошиблась. Пожалуйста, извините меня.

Он прошел мимо Пуула через спальню и занялся замком.

– Уверен, вы не знали о том, – донесся из-за его спины голос Пуула, – что условия аренды не позволяют вам заходить в оба крыла дома, в настоящее время принадлежащие обществу.

– Домовладелец может заходить в помещения для производства ремонта, – сказал Эван, умело вворачивая винты.

– Но не взламывать двери и нарушать неприкосновенность жилища.

Эван молча продолжал собирать замок.

– Может быть, вы хотите посмотреть договор, – сказал Пуул.

– С радостью это сделаю, – Эван ввернул последний винт. – По правде говоря, именно об этом я и хотел поговорить с вами.

– Да? – Пуул выдвинул ящик стола, стоявшего возле окна. Когда он повернулся, Эван увидел в его руках документ.

– Пожалуйста, ознакомьтесь с договором аренды, – он протянул бумагу Эвану.

Молодой человек выпрямился, проверил, как работает задвижка, и убрал отвертку в карман. Взяв документ, он бросил на него взгляд.

– У моего отца есть копия?

– Я уверен, его адвокат дал ему экземпляр.

– Его адвокат?

– Договор составлял его юрист. Отец не сказал вам об этом?

– Понятно.

Эван уставился на договор, не в силах уловить смысл слов, отпечатанных мелких шрифтом, и решил сохранять невозмутимость.

– Уверен, вы убедитесь в том, что все законно, – безмятежно произнес Пуул.

– Спасибо.

Эван вернул ему договор.

– Вы хотели поговорить со мной еще о чем-то?

– Да. По-моему, вы задолжали моему отцу значительную сумму денег.

– Я не слежу за расходами, связанными с ведением хозяйства, – сказал Пуул. – Такими мелочами, к моей радости, занимается мисс Миллер. Но я могу вас заверить – все долги будут погашены в августе. Если хотите, я попрошу мисс Миллер составить перечень расходов вашего отца, связанных с обществом, и вручить вам копию. Вы увидите, как мала задолженность. Ваши слова о «значительной! сумме» показались мне, извините, преувеличением. Однако если вас беспокоит эта ситуация, я буду рад дать вам расписку.

– Это не преувеличение, – сказал Эван. – Зная теперешнее финансовое положение отца, я по-прежнему считаю, что долг велик. Боюсь, он не имеет экономической возможности содержать ваше общество.

– До августа осталось меньше четырех недель.

– Это не имеет значения. Он не может позволить себе сдавать дом бесплатно.

– Он не тратит денег на экономку.

– Его расходы превышают эту сумму. Кстати, насчет экономки. Мне не нравится еда, которую готовит общество. Почему мы должны есть натуральную пищу, если мы не хотим делать это?

– Для вас отдельно готовится обычная еда.

– Все равно она мне не нравится. Ваш повар когда-нибудь использует соль? Все блюда пресные, безвкусные, их невозможно есть.

– Избыток соли в пище, доктор Колвин, – сказал Пуул, – может оказаться губительным для людей с повышенным давлением.

– А ее полное отсутствие, – заметил Эван, – вызывает спазмы в некоторых мышцах. Вы хотите поучить меня моему ремеслу, мистер Пуул?

– А вы хотите выставить меня из Колвин-Корта, доктор Колвин?

– Весьма сожалею, но в данных обстоятельствах будет лучше, если общество найдет себе другое пристанище. Если договор имеет законную силу, я выплачу вам неустойку.

– Договор вполне законен, – сказал Пуул. – Я отказываюсь от компенсации.

Возникла пауза. Они стояли и смотрели друг на друга – крупный Эван с сердито взлохмаченными рыжими волосами и сдержанный, стройный, ухоженный Пуул, темные глаза которого выражали спокойный вежливый интерес.

Будь он проклят, подумал в ярости Эван. Я еще поставлю его на место.

– Доктор Колвин, – сказал Пуул, – давайте сохранять благоразумие. Не стоит выходить из себя. Я учту ваше беспокойство по поводу моего долга вашему отцу; я попрошу мисс Миллер подсчитать точную сумму и выдам вам расписку. Деньги будут возвращены вам в течение двух ближайших месяцев. Я учту, что вам не нравится еда. Я передам вашу жалобу мисс Миллер; она, несомненно, внесет необходимые изменения в процесс приготовления пищи. Но, пожалуйста, не рассчитывайте на то, что мы покинем Колвин-Корт до истечения срока аренды. Мы имеем полное право находиться здесь и, как бы это ни было для вас огорчительно, намерены оставаться в Колвин-Корте.

– Понятно, – сказал Эван. – Теперь вы, во всяком случае, ясно заявили о своих намерениях.

– Мне жаль, что вы испытываете к нам враждебность. Если бы вы сумели смириться с нашим присутствием, я бы не видел препятствий для нашего мирного сосуществования.

– Поскольку мы заговорили весьма откровенно, – сказал Эван, – сообщу вам, что я намерен проконсультироваться с юристом насчет договора. И вы очень обяжете меня, если не будете ничего делать с моей сестрой, пока вы остаетесь в Колвин-Корте. Я знаю, что она больна, но помощь дилетанта может причинить ей больше вреда, нежели пользы.

– Я не дилетант, – сказал Пуул.

– Кажется, вы учились в Америке. Вы имеете право ставить буквы «Д. М.» после вашей фамилии?

– Доктор Колвин, простите меня, но, думаю, ваше сознание затуманено типичной для большинства англичан неприязнью к Америке и всему американскому.

– Вы ошибаетесь, – сказал Эван. – Так имеете вы право на буквы «Д. М.» или нет?

– Я называю себя доктором Пуулом?

– Я могу считать это вашим ответом?

– Он свидетельствует о том, что я не подвержен обывательскому преклонению перед буквами, право на которые дается невежественными людьми.

– Значит, вы не являетесь дипломированным врачом. Спасибо. Будьте добры, позвольте профессионалам заботиться о моей сестре.

– Профессионалы, – сказал Пуул, – не очень-то помогали вашей сестре до моего появления.

– Тем не менее...

– У меня есть степень в области психологии, доктор Колвин. Я знаю о проблемах Гвайнет гораздо больше, чем беспомощный семейный доктор, лечивший ее до меня, и чем вы с вашим опытом в области тропических болезней – к сожалению, здесь он совершенно неприменим.

– Я...

– Гвайнет страдает отнюдь не тропическим заболеванием.

– Как вы...

– Хотите узнать, что неладно с вашей сестрой?

– Меня не интересует набор из психологических терминов, составленный безответственным шарлатаном! – закричал Эван. – Оставьте в покое мою сестру, не то я ...

– Мой дорогой мистер Колвин, вы поднимаете такой шум из-за наших с ней отношений, что со стороны может показаться, будто я сплю с Гвайнет!

– Меня бы это не удивило! – закричал Эван. – Я бы не удивился, узнав, что вы спите с каждой из двенадцати ваших женщин! Я бы не удивился ...

– Вы льстите моим сексуальным возможностям, – сказал Пуул. – Большое спасибо.

– И еще я хочу предупредить вас насчет Николы Моррисон! – взорвался Эван, почти не услышав замечания Пуула. – Держитесь от нее подальше, понятно? Не приближайтесь к моей девушке! Если вы полагаете, что можете ...

– Вашей девушки? – сказал Пуул. – Мои поздравления! Я не знал, что вы помолвлены.

– Мы не были помолвлены! Но сейчас мы помолвлены, так что руки прочь от Николы.

– Хорошо, – сказал Пуул. – Но на вашем месте я бы уточнил это у Николы. Во время сегодняшнего путешествия у меня сложилось впечатление, что Никола считает себя свободной. А теперь извините меня – я должен принять ванну и переодеться к обеду. Спокойной ночи, доктор Колвин, и...

Пуул сделал паузу и улыбнулся.

– И постарайтесь обрести большую уверенность в себе. Тогда вы не будете видеть источник угрозы в любом незнакомом элементе вашего окружения.

Эван не успел замахнуться кулаком, как дверь спальни захлопнулась перед его носом; Пуул проворно повернул ключ в замке.

II

– Ники? – произнес Эван, постучав в дверь маленькой комнаты, расположенной в центральной части дома. – Ники, можно с тобой поговорить?

– Подожди.

Спустя несколько секунд она приоткрыла дверь на дюйм. На босой девушке был белый халат, наброшенный, как догадался Эван, второпях.

– Здравствуй, – сказала она. – Я переодеваюсь. Ты можешь подождать полчаса?

– Наверно, нет.

Есть ли на ней что-нибудь под халатом? – подумал Эван. Поток сладостных мыслей возник в его голове и растекся по всему телу.

– Я могу зайти?

– Ну, заходи, – настороженно произнесла Никола, запахнув поплотнее халат, словно это был спасательный пояс. – Что случилось?

– Ники...

Он шагнул в комнату и закрыл за собой дверь.

– Ники, я был идиотом, когда думал, что не знаю, как я отношусь к тебе, боялся серьезного чувства, проявлял нерешительность. Ники, извини меня за все, что было прежде. Я люблю тебя и хочу жениться на тебе. Давай поедем завтра утром в Свонси и поищем там хорошее кольцо, которое я хочу подарить тебе по случаю нашей помолвки.

В комнате стало тихо. Эван дышал учащенно, но он чувствовал, что с его плеч свалился большой груз, кровь помчалась по жилам быстрей.

– Помолвки? – растерянно произнесла Никола.

– Помолвки!

Он улыбнулся и шагнул вперед, чтобы обнять девушку, но она увернулась.

– Это весьма неожиданно, верно? – сказала Никола.

– Неожиданно? После стольких-то месяцев?

Он рассмеялся.

– Дорогая, я знаю, что был медлителен, как улитка. И ты это знаешь! О какой неожиданности тут можно говорить?

Халат немного разошелся; не успев остановить себя, Эван снова двинулся вперед.

– Мы можем пожениться в самое ближайшее время, – услышал он свой голос. – В этом месяце, в следующем – когда ты захочешь.

Она уже отступила к туалетному столику, дальше двигаться было некуда; Эван обнял девушку и принялся целовать ее. Он был так сильно возбужден, что лишь через минуту заметил ее нежелание отвечать на его поцелуи.

Он замер.

– Ники?

В серых глазах девушки застыло непонятное Эвану выражение. Наконец она произнесла:

– Я должна это обдумать. Я не могу дать тебе ответ немедленно. Извини, Эван, но мне требуется время.

Он услышал ее слова, но его сознание отказывалось воспринять их.

– Но у тебя были месяцы для размышлений!

– Пожалуйста, – сказала она, – пожалуйста, Эван.

– Хорошо, – растерянно произнес Эван. – Если ты хочешь разыграть это таким образом, пожалуйста! Каждая девушка имеет право обдумать предложение, сколь бы очевидным ни был результат! Но пока что... Ники, я хочу тебя! Позволь мне.

– Пожалуйста, не прикасайся ко мне, – резко произнесла она.

Он остановился. Ощутил, как постепенно улетучивается жар его тела. Эван неуверенно посмотрел на Николу.

– Я хочу жениться на тебе, – сказал он. – Намерен жениться на тебе. Ты, конечно, не хочешь заявить мне, что...

– Сейчас я ничего не хочу. Не хочу ложиться с тобой в постель.

– Откуда такое ханжество? Словно между нами ничего не было. Мы любим друг друга и скоро поженимся.

– Да? Я не уверена. Я должна подумать. Пожалуйста, оставь эту тему, Эван. Пожалуйста.

Каждый мускул его тела напрягся. Обида и злость сдавили горло Эвана так сильно, что ему стало трудно дышать.

– Это Пуул? – внезапно спросил он. – Это Пуул, верно?

– Не говори глупости, – сказала Никола. – Я с ним едва знакома. Пожалуйста, Эван, оставь меня одну. Я не хочу больше говорить об этом сегодня.

Поколебавшись, он неуверенно направился к двери. Никола заметила, что ручка едва не выскользнула из пальцев Эвана. Он распахнул дверь и шагнул в коридор.

Она осталась одна.

Десять долгих минут растерянная Никола сидела на краю кровати, пытаясь навести порядок в своих мыслях. Она отчетливо сознавала, что не испытывает никаких чувств. Ни облегчения, ни радости, ни грусти, ни беспокойства. Она словно пребывала в прострации. Все ее эмоции улетучились куда-то.

– Но ведь я влюблена в Эвана, – произнесла она вслух. – Влюблена в него.

Слова глухо разнеслись по пустой комнате, отражаясь от стен. Она встала, подошла к окну, положила руки на подоконник.

– Я пятнадцать месяцев мечтала выйти за него замуж, – изумленно напомнила себе Никола. – Пятнадцать месяцев плакала, боролась с депрессией, отвергала поклонников, потому что всем им было далеко до Эвана.

Она подождала. Ничего не произошло. Она испытала только удивление. Возможно, это хорошо, что ее что-то удивляет. Лучше испытывать хоть какие-то эмоции, чем вовсе ничего не чувствовать.

– Возможно, я сошла с ума, – сказала себе Никола и снова села на край кровати, чтобы с интересом обдумать эту мысль, – или пьяна. Или я умерла и не знаю об этом.

Она все еще мысленно обсуждала сама с собой эту интригующую возможность, когда в дверь снова постучали.

– Войдите! – крикнула Никола; сейчас ей не было дела до того, кто там.

Дверь открылась. Девушка подняла голову.

Внезапно ее чувства ожили. Кто-то одним движением переключил все блокировавшие их тумблеры. Николу залил свет, она ощутила тепло тысячи огней, в ее мозгу вспыхнуло половодье красок.

– Тристан! – воскликнула она. Вскочив, Никола подбежала к нему. – Тристан, я не в силах описать тебе мое состояние!

Он улыбнулся ей. Его одежда была черно-белой, но Никола видела яркие цвета, она могла касаться, поглощать, пить их до бесконечности.

– Я сейчас потеряю сознание, – сказала девушка.

– Нет, не потеряешь.

Время остановилось. Она видела, как он удерживает его своими руками, заставляет часы идти назад. Один месяц. Два месяца. Три... четыре... Время стало послушным рабом в руках вечности. Один год. Два. Три ...

И вдруг она вернулась в те дни, когда еще не знала Эвана Колвина, была свободной, молодой и умела радоваться жизни.

– Я опьянела от наркотиков, – сказала Никола.

– Нет, ты просто все видишь в реальном свете.

– Я схожу с ума.

– Ты наконец выздоровела после трех лет болезни.

– О господи, – прошептала Никола, – кажется, да.

Он прикоснулся к ней, и все замерло. Никола инстинктивно прильнула к нему, и маленькая комната стала прежней, костюм Пуула – черным, рубашка – белой. Его глаза находились в нескольких дюймах от ее глаз.

Он поцеловал девушку. Сначала поцелуй показался ей обыкновенным, но потом все изменилось. Никогда прежде Никола не испытывала ничего подобного. Неведомые чувства заполнили ее душу, мир приобрел новое, таинственное измерение без начала и конца.

Он перестал целовать ее. Мир снова стал нормальным; комната вращалась вокруг Николы. Вечерний свет, проникая через окно, падал на закрытую дверь.

– Верни меня туда, – попросила Никола. – Где мы только что были. Верни меня туда.

Подавшись вперед, она притянула его лицо к себе, чтобы снова коснуться губ Тристана своими губами.

Никола почувствовала, что его пальцы скользят по ее коже, и наконец осознала, что халат лежит на полу, а на ней ничего нет. Его рот слился с ее ртом, и все условности исчезли в бархатной темноте сотни солнечных систем. На Николу обрушился жар гигантской невидимой печи.

– О боже, – сказала Никола, – я на небесах.

Он засмеялся. Открыв глаза, она увидела над собой Тристана; его лицо находилось так близко, что она видела лишь широкий рот и белые неровные зубы.

– Почему ты смеешься? – прошептала она.

– Потому что ты сказала нечто забавное, – ответил он.

Его голос был голосом темноты, приглашавшим ее в великолепие неистовой ночи.

III

Солнце уже село, когда Пуул, покинув комнату Николы, отправился вниз искать Агнес. Он нашел ее в столовой. При появлении Пуула Агнес вскочила и с облегчением воскликнула:

– Наконец-то!

Она словно потеряла надежду увидеть его этим вечером.

– Я знала, что не должна мешать вам, и последние полчаса мечтала только о том, чтобы вы пришли поскорей! Послушайте, Тристан, Лайза уже здесь. Она ждет вас в гостиной и отказывается уйти, не повидав вас. Что мы будем делать?

– Агнес, – сказал Пуул, – ты – неисправимая паникерша. Где мой обед?

– Но что ...

– Я ужасно голоден, Агнес. Если от обеда что-то осталось, неси это немедленно.

Агнес вздохнула.

– Хорошо, Тристан. Одну минуту – я все подам.

– Спасибо.

Он опустился на стул с высокой спинкой во главе стола и, думая о Николе, вывел вилкой на салфетке пентаграмму.

Вернувшись с дымящейся тарелкой, Агнес спросила:

– Вы удовлетворены?

Пуул попробовал фаршированный баклажан.

– Восхитительно.

– Я имела в виду не пищу, – сказала Агнес.

– Я – тоже, – отозвался Пуул.

Они еще улыбались друг другу, когда в столовую заглянула сестра Агнес.

– Агнес, Лайза беспокоит нас на кухне. Она отказывается ждать в гостиной и требует немедленной встречи с Тристаном. Что мне делать?

– Ну и женщина! – раздраженно произнесла Агнес. – Я выставлю ее с кухни.

– Не трать силы, – сказал Пуул. – Пригласи ее сюда, Харриет.

– Да, кстати, – сказала Агнес, когда ее сестра послушно исчезла, – пока не забыла – Эван говорил, что завтра утром он поедет в Лондон. Он намерен найти доктора для Гвайнет и встретиться с частным детективом. Вы нажили себе врага, Тристан.

– Агнес, – терпеливо произнес Тристан, – пожалуйста, перестань волноваться. Ты заработаешь язву, это совсем ни к чему.

– Хорошо, – сказала Агнес. – Оставлю вас наедине с вашей подругой и постараюсь думать о чем-то другом.

– Ты можешь составить перечень наших долгов Уолтеру Колвину. Я обещал дать Эвану расписку.

– Вы безжалостны, – сказала Агнес. – Если что-то и доведет меня до язвы, так это наши финансовые дела. Хорошо, я сделаю все, что смогу. Удачи вам с Лайзой.

– Удачи тебе с арифметикой.

Он задумчиво жевал баклажан, когда в комнату ворвалась Лайза.

– Здравствуй, – сказал Тристан. – Как себя чувствуешь?

Не вставая, он жестом предложил ей сесть рядом с ним.

– Садись.

– Спасибо за радушный прием, – сказала Лайза. – Где ты был?

– В Лондоне.

– Ты обещал позвонить в субботу. Я прождала весь день...

– Весьма сожалею, – сказал Пуул.

– Ну...

Лайза замолчала в нерешительности. Она нервничает, заметил Пуул. Ее глаза выражали упрямство.

– Я подумала, что ты мог бы сдержать свое обещание, – неуверенно произнесла женщина.

– Извини, – сказал Пуул.

Они помолчали. Пуул продолжал есть.

– В чем дело? – удивленно спросила Лайза. – Что случилось?

– Ничего.

Снова пауза.

– Тристан, мне надо поговорить с тобой!

– Говори.

– Я... я попала в ужасное положение, и виновна в этом не я одна, верно? Если бы Мэтт не увидел нас вместе на берегу...

– Моя дорогая, ты не можешь винить меня в том, что твой муж изменил завещание в момент гнева и врезался в стену, не успев остыть и переписать его заново.

– Конечно, я могу винить тебя! – взорвалась Лайза. – Если бы я не познакомилась с тобой, Мэтт не изменил бы завещание таким образом!

– Если бы не появился я, появился бы кто-то другой.

– Как ты смеешь!

Она в бешенстве вскочила со стула.

– Будем честными, Лайза! Тебе до смерти надоел твой муж, и ты была готова предложить себя первому встречному.

Она попыталась ударить его, но он бросил нож и перехватил ее руку. Возникла пауза. Лайза попробовала отступить назад, но он лишь сильнее сдавил пальцами ее запястье. Лайза испугалась.

– Тристан, извини – я не хотела, я...

– Лайза, – тихим, сдержанным голосом сказал Пуул, – ты не любишь меня. Ты не любишь меня. Никогда не любила. Извини меня, если мое поведение покажется тебе неоправданно жестоким, но на данном этапе нам обоим необходимо взглянуть правде в глаза. Мы встретились, и это породило некоторые осложнения, от которых у меня во рту – и у тебя, не сомневаюсь, тоже – остался неприятный привкус. Думаю, для нас обоих будет лучше, если мы разойдемся в разные стороны. Так будет лучше для нас обоих. Если пойдут слухи о том, чем мы занимались перед смертью твоего мужа, ты не сможешь рассчитывать на сочувствие судьи, когда будешь оспаривать завещание.

– Ну...

Он подождал.

– Да, – наконец сказала Лайза, – думаю, ты прав. Но ...

– Да?

– Я действительно люблю тебя, Тристан. Ничего не могу с собой поделать.

– Ты не любишь меня, Лайза.

– Но ...

– Ты не любишь меня.

Она помолчала.

– Ты знаешь, что я прав. Лучше расстаться сейчас, не дожидаясь новых неприятностей.

– Да... наверно, да.

– Несомненно.

– Да.

Она отвернулась, но он не отпустил ее запястье.

– Лайза.

– Да?

– Последний поцелуй на память о прошлом?

Она неуверенно улыбнулась и подставила губы, но он поцеловал ее в лоб. С нежностью провел рукой по волосам Лайзы и начал развязывать платок, которым они были стянуты.

– Ты оставишь его мне на память? – ласково попросил он. – Чтобы я никогда не забыл тебя?

Она кивнула. Пуул потянул платок, Лайза тряхнула волосами. Он снова с болью сожаления отметил, как она красива.

– Счастья тебе, Лайза. Извини, но я знаю – так будет лучше.

– Да.

Она неуверенной походкой направилась к двери.

– Ты прав. Но это очень тяжело.

Лайза ушла. Из коридора донесся приглушенный стук ее каблуков. Пуулу показалось, что она зарыдала.

Через тридцать секунд в столовой появилась Агнес.

– Я не смогла справиться с желанием узнать, что случилось.

Пуул снова начал есть.

– Отлично приготовлено, Агнес. Великолепно.

– Но что с Лайзой? Все в порядке?

– Не уверен. Сядь, Агнес.

Он подождал, когда она сядет на стул, который только что занимала Лайза, и небрежно добавил:

– Я хочу, чтобы ты кое-что сделала для меня. Ты могла бы снять искусственно вызванное увлечение?

– Почему бы и нет, – сказала Агнес, бросив взгляд на лежавший на столе платок. – На нем остались ее волосы?

– Возможно. Но это ее платок – вот что самое главное.

– Я бы предпочла иметь ее волосы. Это нечто более личное.

– Верно. У тебя есть все необходимое?

– Я проверю, – сказала Агнес.

– Агнес, я очень ценю, что ты избавляешь меня от мелких хлопот... Завтра утром воспользуйся моей комнатой; выбери ясновидящую по своему усмотрению. Я бы сделал все сам, но не хочу тратить утро на колдовство – Никола рассчитывает увидеть меня совсем в другой роли... Уверен, ты меня понимаешь.

– Конечно, – сказала Агнес. – Не беспокойтесь о Лайзе – я позабочусь о ней. А вы не можете просто загипнотизировать ее? Это не будет достаточно эффективным средством?

– Возможно, да. А возможно, нет. Иногда гипноз способен подвести. В случае с Лайзой я не хочу полагаться на гипноз, поскольку есть более надежный способ избавиться от нее. Сейчас я прибегну к гипнозу, но я хочу, чтобы ты вызвала силу, которая навсегда избавит нас от этой проблемы.