Текст книги "Дежавю"

Автор книги: Сюзан Фрейзер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ

Тяжело простить – но еще труднее признать то, что, может, и прощать-то нечего. В любом случае тянуть не стоит.

Моя мать наконец-то рассказала мне всю историю до конца.

Когда мой отец сказал ей: «Это не то, что ты думаешь, Элзи», он не лукавил. Он говорил правду.

Это был деловой обед, объяснил он, который запланировал его начальник, а девушка в кафе была их новым клиентом. Когда его босс не появился, она сама села к нему за столик, сказала, что он ей понравился, и предложила выпить кофе.

– Я не хочу этого слышать! – вскричала моя мать.

– Пожалуйста, Элзи, ты должна мне поверить… обязательно должна…

Он отказал девушке, сказав, что женат и что его жена беременна.

– Я не хочу ничего слышать! Я не хочу слышать твои жалкие оправдания!

Он сказал, что любит свою жену.

– Пожалуйста, просто уходи!

Та девушка пришла на похороны. Когда она попыталась подойти к моей матери, то мама отвернулась от нее.

– Пожалуйста, оставьте меня в покое, – проговорила она.

Но девушка настойчиво последовала за ней до машины.

– Простите! – прокричала она в окно ее авто. – Он сказал мне, что женат, что вы беременны и что он любит вас. Я просто хотела, чтобы вы знали…

Последнее, что видела мама, прежде чем отправилась домой, – это отпечаток руки на стекле той девушки. У мамы перед глазами была только пелена слез.

* * *

Бабушку я видела в последний раз, когда она сидела за кухонным столом и перебирала фотографии из старого пыльного чемоданчика. Она вытаскивала снимок за снимком и складывала их в отдельные стопки, а потом на обратной стороне надписывала каждый своим красивым старинным почерком, тщательно выводя каждую букву, кто запечатлен на них. Это было за неделю до того, как она умерла. Наверное, она знала.

– Это должно быть у твоей матери. Но она не возьмет их, пока нет. Поэтому я отдаю их тебе, Энни.

– А почему ты просто не оставишь их для нее?

– Она еще не готова. Ты же знаешь, как она относится к фотографиям – ко всей этой сентиментальной ерунде. Мы должны дать ей время.

– А сколько ей нужно времени?

Бабушка внимательно посмотрела на меня. Она услышала горечь в моем голосе.

– Больше, чем есть у меня. В любом случае тебе решать, Энни.

Тогда я задумалась, что это значит.

– Вот фотография твоего дедушки.

В руках бабушка держала снимок. Он был перевернут вверх ногами. На снимке стоял торжественный мужчина с темными волосами, в белой рубашке и галстуке. Я хотела взять снимок. Но бабушка продолжала держать его в руке, задумчиво проводя пальцем по лицу мужчины.

– Бабушка?

– Он пришел ко мне через некоторое время после того, как я оставила его и уехала с ребенком, с Элзи…

Я не знала. Бабушка никогда не доходила до этого момента раньше.

– Он хотел, чтобы ты вернулась?

Она кивнула, устремив взгляд в окно.

– Он пришел просить прощения. «Я так виноват, Нелли, так виноват… Пожалуйста, возвращайся домой!» – Бабушка замолчала, покачав головой, снова переживая эту сцену, слыша эти слова. – И я…

Я увидела боль в ее глазах, такую сильную боль, словно все это было только вчера. Я была поражена. Я всегда считала, что бабушка просто вышла замуж второй раз, а потом третий… и четвертый. Без сомнений и сожалений.

– Так что ты сказала?

Бабушка откинулась на спинку стула.

– Я велела ему уходить.

Я снова посмотрела на нарядного мужчину на фотографии, которого никогда не знала.

– Иди домой, Натан. Ты нам не нужен!

Услышав эту фразу, этот тон, с каким она была произнесена, я почувствовала себя как-то неловко. Посмотрев на бабушку в тот самый миг, я увидела взгляд, увидела лицо – лицо моей матери.

– Тогда он сказал мне… Но я была слишком гордой. Я даже не позволила ему войти.

Да, ошибки быть не может. Я заерзала на стуле.

– Что же он сказал?

Бабушка окинула меня невидящим взглядом и печально улыбнулась. Она все еще держала фото в руках.

– Он сказал самые приятные слова, которые я когда-либо слышала от мужчин… Когда я закрывала дверь… Он протянул руку, чтобы остановить меня. Он придержал дверь и произнес: «Нелли, прости меня. Я не знал, чем владею».

Если бы сейчас тут была моя мать, она бы наверняка сказала: «Мам, ты уже нам это рассказывала». Но тогда она была бы не права. Эта история совсем другая. Она совсем не похожа на ту, которую бабушка рассказала, когда я была еще маленькой и мы за кухонным столом играли с ней в карты. Тогда она сказала мне, что ушла потому, что мой дедушка не знал, чем владеет. Поэтому я всегда думала, что это ее собственные слова, что это сама причина, по которой бабушка оставила его.

Но все оказалось совсем не так. Дело было не только в том, что онане смогла простить. Дедушка сказал, что он виноват и не понимал, чем владеет. Он изменился. Но бабушка просто не стала обращать на это внимания.

И все равно она любила его, больше всех, все эти годы.

Только поднявшись из-за стола, чтобы унести с собой чемоданчик с фотографиями, бабушка тихо-тихо проговорила:

– Поезжай в какое-нибудь хорошее место, Энни. Поезжай с твоей матерью…

Только теперь, по прошествии всех этих лет, я понимаю, что она имела в виду. Бабушка вручила мне снимки и доверила сделать первый шаг навстречу матери. А фотографии, ее прах – только предлоги…

Она хотела, чтобы мы были друзьями. Это – ее последнее желание. И его исполнение в моих руках.

ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ

Я положила бумажку с предсказанием в бумажник, за кредитные карточки, так же как и раньше. Как и тогда, я решила сохранить его, как память о дружбе с Бетти.

«Не надо себе вредить, чтобы другому досадить, – говорила я Чарли. – Умей прощать и забывать обиды».

Она была моей лучшей подругой.

Но это непросто. Конечно, Карло теперь только воспоминание. Он просто прекрасный мужчина, который унес меня в страну грез, в Италию… Но как человек он ничего сейчас для меня не значит. В любом случае теперь он ее. Она первая влюбилась в него.

Проблема в том, что случилось между ней и Марком. Но как я могу злиться на Бетти за то, чего она еще не совершила? А теперь все будет по-другому.

Пройдет время, и я однажды позвоню ей – возможно, когда она станет старше и мудрее…

* * *

Жалеть о чем-то – пустая трата времени. Но иногда, в магазине, особенно в магазине, когда я иду по ряду, выставив вперед свой необъятный круглый живот, а на полках стоят любимые хлопья Чарли, я не перестаю думать: ах, если бы только…

Теперь я помню. Воспоминание пришло ко мне, когда я стояла у стиральной машинки, вытаскивая из ее недр застрявший носовой платок Марка.

Я вспомнила аварию.

Я разговаривала с Чарли по мобильному телефону, когда неожиданно заметила что-то, вернее, кого-то на дороге.

Мужчина махал нам рукой, стоя в середине встречной полосы… Габаритами он напоминал регбиста. Мужчина морщился от дождя, падающего на его непокрытую голову, а с его лба свисали длинные пряди мокрых волос. В руке у него была красная тряпка.

– Эй! – отвлеклась я от разговора. – Что он делает?

– Qui?

– Тот парень! – Я обернулась через плечо, когда мы проехали мимо, подняв тучу брызг. – Разве ты его не видел?

– Какой парень? – Марк включил поворотник, чтобы обогнать грузовик, идущий впереди. Он напрягся, вглядываясь вперед, но ничего не видя.

Однажды, когда я первый раз выехала за рулем на автомагистраль во Франции, Марк сказал мне: «Когда обгоняешь, нужно смотреть только вперед, а не по сторонам. C'est simple ( Все просто)».

Конечно, думала я, напряженно держась за приборную панель. Ты можешь смотреть вперед, а я буду приглядывать за грузовиком.

Я помню звук – скрип тормозов, свист резины, скрежет рвущегося металла. Я бью ногой по полу, по педали тормоза, которой нет на пассажирском месте, а мобильный телефон летит в лобовое стекло.

– Боже, Марк! О боже!

В итоге я так и не смогла рассказать ему про мужчину на дороге.

Марк утверждает, что я его выдумала, когда вспоминала аварию. Никого там не было, говорит он. Просто произошла авария. C'est tout.

Но я знаю, что видела мужчину. Он пытался предупредить нас, хотел, чтобы мы остановились. И теперь я жалею о том, что, когда Марк включил поворотник и приготовился обгонять тот грузовик, я не сказала ему: «Тормози, Марк!»

– Ох, Энни, перестань, – говорит он.

И я жалею, что не попрощалась с Чарли. Прощай, Чарли.

«Не жалей ни о чем», – говорила бабушка. Но я жалею и ничего не могу с собой поделать.

Марк говорит, что поперек дороги, на боку, лежал грузовик. Эта массивная конструкция из блестящего металла, сияющего под дождем в свете фар, перегородила путь. Я не заметила его, потому что говорила Чарли, чтобы он перестал играть в компьютер, и одновременно наблюдала за грузовиком, который мы обгоняли в тот момент.

– Теперь все равно все это не важно, – говорит мне Марк. – У нас не было шансов, Энни.

Но я знаю, что я видела. Тот мужчина с красной тряпкой в руке, пытавшийся остановить нас, был Серж. Я не могла ошибиться.

– Mais, il est mort, Энни. Он утонул.

– Так же как и мы, Марк? Так же как мы разбились?

Он пытался остановить нас, махая шарфом своей собаки.

* * *

Мы поехали в Озер, чтобы как бы впервые познакомиться с родителями Марка. Они приняли меня так же, как и раньше, и были очень милы.

Пока не заметили мой живот.

К тому времени я была уже на шестом месяце. Роза не в силах скрыть свою тревогу и изумление. Краска заливает ее лицо, и она прикрывает рукой рот.

«Все в порядке, – хочу сказать я ей, когда мы рассаживаемся за столом напротив друг друга и вежливо улыбаемся. – Мы с Марком уже очень давно знаем друг друга».

Но тут я вспоминаю, что это совсем не так. В том-то и дело. Все эти годы мы были вместе, но, как оказалось, этого совсем не достаточно. Так что у Розы есть право волноваться. В конце концов, мы только начинаем все снова. Но теперь это будет по-другому.

Но без Чарли.

– Давай пройдемся, – тихо говорит мне Марк, боясь разбудить отца, заснувшего в саду.

Роза улыбается, провожая нас.

– Ne vous inquiétez pas! Не обращайте на него внимания. Он просто очень устал, – заверяет она нас. – Ему до пенсии осталась всего пара лет!

Марк морщится.

– Пошли. – Я сжимаю его руку. – Пойдем к реке.

Epc сильным шумным потоком проносилась под мостом. Я бросила в воду палочку, как все время делал Чарли, а мы наблюдали, как ее закручивает течением и уносит под мост, на другую сторону.

– Ты должен поговорить с ним, Марк.

– Уже поговорил… Ça ne sert a rien. Бесполезно. Он не пойдет к врачу.

– Я не об этом, Марк. – Я беру его за руку и разворачиваю к себе. – Ты просто должен с ним поговорить, не о врачах… Просто поговорить, прежде чем он…

– Прежде чем он умрет?

– Да, Марк, прежде чем он умрет. – Марк смотрит на меня. – Ты ведь говорил, что не позволил ему сказать тебе, хотя ты и видел, что ему было страшно. Теперь позволь ему поговорить с тобой. Это твой шанс.

Марк кивает и ведет меня за руку через мост, чтобы пройти по берегу.

– Сделать все правильно на этот раз?..

Именно это Марк пытался мне сказать, когда мы лежали в постели в его квартире, когда мы зачали этого ребенка.

– Нет, у нас все равно не получится сделать все по-настоящему правильно. Не получится без Чарли. Но, по крайней мере, мы сможем хоть что-то исправить.

– И твои отношения с матерью? – сжимает Марк мою руку.

Я киваю.

Марк окидывает взглядом поле и показывает на то место у берега, где особенно бурно растет трава.

– Ты хотела бы снова увидеть ночную жизнь?

– С деревенской ночной жизнью я завязала, – улыбаюсь я.

– Alors. – Марк обнимает меня за плечи. – Значит, ты никогда больше не захочешь вернуться в Лерма?

Дрожь пробегает по моему телу.

– Нет! Меня туда теперь и насильно не затащить.

– Разве ты не скучаешь по местным охотникам? – дразнит меня Марк.

– Я скучаю по Чарли.

Марк прижимает меня к себе и шумно выдыхает:

– Moi aussi. Я тоже.

Мы возвращаемся обратно, к дому. Вдруг раздается лай собаки и свист. Это Серж. Он идет по полю нам навстречу и машет рукой, так же как и тогда, на дороге.

Мы ждем его на мосту. Собака радостно скачет рядом, а ее хвост, словно метроном, болтается в бешеном ритме. Серж свистит, но собака не обращает на это никакого внимания. Раздается всплеск воды.

– Bonsang de clébard! – смеется Серж, протянув мне свою большую руку и рассматривая мой живот, слишком большой для того, чтобы меня можно было называть мисс. – Bonjour! Félicitations!

Я киваю, неловко улыбаясь. Мое внимание сосредоточено на собаке, которая резвится и плещется в воде. Я помню, что трагедия с Сержем случилась зимой. Еще есть время.

– Ça va? – Марк похлопывает Сержа по плечу.

Мне лучше уйти. Я должна оставить их наедине, чтобы они могли поговорить.

– Je vous laisse, – говорю я и одна отправляюсь домой.

Марк кивает. Он понял меня. Теперь все будет по-другому, и не только для нас.

ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ

Я проснулась посреди ночи. Я теперь все больше лежу на спине, так как мой живот слишком большой, чтобы поворачиваться. Марк тихо лежит рядом, лицом ко мне. Во сне я видела Лерма и тот старый пруд.

Но в этот раз я была с Чарли.

Я не могу уснуть, сон растревожил меня. Это было уже после того, как у Чарли в школе произошла стычка с тем хулиганом. Я вспоминаю, как в воскресенье, после обеда, пока Марк пытался устранить протечку в трубе с горячей водой, мы с Чарли отправились погулять. Чтобы не слушать ругательств: «Putain, merde!», все еще доносящихся до нас, мы направились к пруду, что находился примерно в пятидесяти метрах от нашего дома. Чарли смотрел на меня, неуютно улыбаясь, при каждом очередном пассаже Марка.

– Знаешь, Чарли, – начала я, – если тот парень снова хотя бы только посмотрит в твою сторону, я хочу, чтобы ты сказал мне об этом.

– Да ладно, – отмахнулся он.

– Что это значит? Он что, тебя обижал?

– Может быть.

– Господи, Чарли!

Он взобрался на каменную стену, ведущую к пруду, и пошел по ней, расставив руки, чтобы не потерять равновесие. Чарли был маловат для своего возраста, он был еще ребенком. Марк попытался поговорить с отцом грубияна, но бесполезно. Тот просто оказался увеличенной версией своего сына, будучи при этом полицейским.

– Чарли, почему ты не рассказал мне об этом?

– Потому… – он посмотрел на меня, улыбаясь, – что этот сынок больше меня не тронет.

– Ого! Это как же так?

Чарли спрыгнул вниз на берегу.

– А вот так!

В тот день вода была прозрачной. Черные пиявки плавали, извиваясь в воде, отбрасывая тени на илистое дно.

– Что значит «вот так»? – улыбнулась я. – Ты его заказал?

– Закопал?

– Нет, заказал. Ладно, не важно. Я просто шучу. – Я потрепала его по светлым волосам, которые светились золотом в лучах солнца. – Так как же ты разобрался с проблемой, Малёк?

Чарли решительно посмотрел на меня, обиженно поджав губы, и этот взгляд означал только одно: «не скажу ни за что».

– Перестань, Чарли! – засмеялась я. – Скажи мне! Ты начинаешь меня пугать.

– Ты знаешь, мам, – улыбнулся он.

– Что? Что я знаю? – Я присела рядом с ним у кромки воды и непонимающе уставилась на него.

– Да ладно, мам! – Он все еще улыбался, наклонив голову набок, совершенно убежденный в том, что мне все известно.

Но я действительно не имела ни малейшего понятия, о чем говорит мой сын. В этот раз он действительно застал меня врасплох. Мне ничего не остается, кроме как гадать.

– Может, намекнешь? – Ему всегда нравилась эта игра.

– Ну… это то, в чем ты сильна.

– Я?

Он кивнул.

– Я сильна во многих вещах, так что это нельзя назвать таким уж хорошим намеком! Давай еще.

Чарли серьезно посмотрел мне в глаза:

– Ты говорила, что твоя бабушка тоже это умела.

Теперь я поняла.

– Ты загадал желание? – Мое сердце тревожно забилось. Меня взволновало то, насколько серьезно Чарли воспринял ситуацию с хулиганом, чтобы прибегнуть к этому способу.

– Ага.

– Чего ты пожелал, Чарли?

– Нет, мам! – Он качал головой, потянувшись за пиявкой, извивавшейся в воде. – Ты же знаешь, я не могу тебе этого сказать. Иначе оно не сбудется.

И я оставила его в покое. Но мне кажется, теперь я знаю, чего он пожелал, как он «решил» проблему. Чарли хотел уехать из Лерма, так же как и я. Поэтому он желал, желал и желал…

Таким было наше последнее воскресенье вместе.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ

Это может случиться в любой день. Я просто жду.

Я крашу вторую спальню в нашей парижской квартире белой краской, такой белой, как снег. Я катаю валиком по стене, периодически макая его в лоток с краской, а потом отжимаю о металлическую скобу, чтобы убрать излишки краски. Но все равно белые капли падают на мой круглый живот. Мыслями я далеко отсюда.

Я помню тот солнечный день, перед тем как родился Чарли. Уже прошло десять дней сверх положенного срока, и, устав ждать, я с Марком отправилась на прогулку в Сентенниал парк. Мы шли кругами по велосипедным дорожкам, поднялись на камни, прошли через тенистую аллею, где сосны разбрасывают свои шишки. Был погожий весенний сентябрьский день в Австралии. Я ходила и просила его выйти на свет, чтобы наконец освободиться. Ночью, обессиленная и уставшая от себя, раздутая, словно огромная рыба, я лежала в постели, подняв ноги на подушки, и думала, собирается ли он вылезать вообще. Я ругала его. Какого черта ты не вылезаешь?

И вдруг в полночь, в последнюю минуту, когда я уже сдалась и заснула, он зашевелился, застав меня врасплох. Уже тогда он любил непредсказуемость.

То же самое происходит и теперь, когда я меньше всего этого ожидаю, хотя прошло уже десять дней больше положенного и я только начала красить стены по второму разу. Сейчас шестнадцать часов, в Сиднее же полночь.

– Полночь, говоришь? – повторяет Марк, улыбается и поднимает бровь. – Может быть…

– Ерунда. Чистое совпадение. – И тут с моих губ срывается стон. Это психосоматическая реакция, говорю я себе. Все дело в психике. Наше прошлое контролирует деятельность моего организма. И то, сколько сейчас времени, не имеет никакого отношения ни к этому ребенку, ни к Чарли, моему Чарли.

Я лежу на спине в больничной палате. У меня схватки, но я все равно думаю о нем, о Чарли, о его первом крике, о том, как его широкие плечи разрывали меня на части, когда он уверенно прорывался на свет. «У него такие же плечи, как у Марка!» – кричала я тогда, кляня их обоих, и отца и сына.

Я медленно дышу, и мне больно, невыносимо больно вспоминать об этом.

Я не буду любить этого ребенка.

– Quoi? – Марк смотрит на меня с тревогой. – Что ты сказала, Энни?

Я поняла, что произнесла это вслух. «Я не буду любить этого ребенка…» Слова, полные страха и злобы.

Боль, заключенная в этой фразе, настигает меня, когда очередная волна схваток сотрясает мое тело. Меня будто поразило ударом молнии. Я слышала их раньше, эти страшные слова. Я читала их на лице моей матери.

Врачи спросили меня, нужно ли мне обезболивающее. Да, дайте мне что-нибудь. Мне наплевать. Но все равно это не сможет унять боли, настоящей боли.

С Чарли я была настроена делать все безо всякой помощи. Нет, ничего не надо, простонала я тогда сквозь зубы, проклиная и Марка, и мою мать за то, что она не рассказала мне об этой нереально-ужасной боли. Всему виной была моя глупая гордость. Я просто хотела сделать все сама.

Теперь же я воспользуюсь любой помощью, которую мне предложат. Это не имеет значения.

«Это не мой первый ребенок, мам, – сказала я ей. – Это не мой первенец, моя любовь!»

«Будь сильной, Энни. Ты полюбишь этого малыша.»

«Нет, мам! Я не могу забыть Чарли! Моего Чарли!»

«Все проходит, все забывается, Энни».

«Но только не это. Чарли всегда со мной. Он – мое настоящее, мое сущее».

* * *

Наконец к трем утра все кончено. Я помню, Чарли родился в одиннадцать утра.

– Поздравляем, – сказали врачи, точно минута в минуту. – У вас родился замечательный мальчик.

– В Сиднее сейчас одиннадцать утра, – улыбается Марк.

Я медленно закрываю глаза, качая головой, слезы катятся у меня по щекам. Нет, сейчас три утра, хватит об этом.

Я слишком устала, чтобы смотреть или спрашивать, мальчик это или девочка. Мне все равно. Я просто хочу спать. Я хочу уснуть и снова обрести его, моего Чарли. Марк подходит ко мне с маленьким чужим свертком. Я снова закрываю глаза, когда он наклоняется надо мной. Я не смотрю.

Я чувствую, как он лежит у меня на груди. Этот вес давит на меня, он невозможно давит мне на грудь. Марк берет меня за руку, разжимая мою ладонь, сжатую в кулак. Я не буду это трогать.

– Энни, s'il vous plaît, – нежно шепчет Марк мне на ухо.

– Нет, Марк!

«Не повторяй моих ошибок, Энни».

– Tu ne veux pas, Энни?

«Ты полюбишь этого малыша».

«Так же, как ты любила меня?»

Я слышу, как сестра с тревогой говорит:

– On va la laisser dormer, non? Нам лучше дать ей поспать.

Да, дайте мне поспать. Просто дайте поспать, и все.

– Ouvre tes yeux! Пожалуйста, посмотри. Разве ты не хочешь?

Марк сжимает мою руку, заставляя распрямиться мои пальцы. Но он не сможет заставить меня посмотреть туда. Я слышу, что к Марку подошла акушерка. Она хочет забрать ребенка с моей груди.

– Non, – твердо говорит Марк.

И тут я почувствовала: ребенок шевельнул крошечной головкой. Нет, не идеальной круглой, как шарик. Я нежно касаюсь его мягкой, бархатной кожи и глажу ее ладонью.

Улыбка сияет на моем лице, и я плачу, плачу, не сдерживая слез, от чистого, исступленного восторга.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.