Текст книги "Когда позовет судьба"

Автор книги: Сьюзан Элизабет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

21

Джек и Боб наблюдали, как Хэнк перебирается вброд через реку, понукая коня. Хэнк улыбался во весь рот и размахивал рукой с ухарством юнца, возвращающегося с войны.

– Чертовски жарко сегодня, – сообщил он, приблизившись.

– Все прошло по плану?

Хэнк, казалось, был уязвлен недоверчивостью брата:

– А как же иначе? И Льюис на свободе, и с мисс Форд все в порядке.

– Неужели у тебя не было с ней никаких хлопот? – все еще с недоверием спросил Джек.

– Абсолютно никаких.

– Как же это удалось? Ты связал ее и вставил в рот кляп?.. Да нет, все равно она отбивалась бы до последнего!

– Ты тронулся на этой дамочке, – презрительно произнес Хэнк. – Не такая уж она и строптивая!

Второй раз за последние дни Джек почувствовал жгучее желание врезать брату. Что за идиотские намеки, наверняка не имеющие ничего общего с реальным ходом дела? От какой правды увиливает Хэнк?

– Скажи самое главное: посадил ты ее на поезд?

– Спрашиваешь! Разумеется, посадил… А теперь у меня руки чешутся по настоящей работе. Не появились ли у вас свежие идеи?

Джек отвел взгляд, чтобы приглушить вспыхнувшую в нем враждебность к Хэнку. Помолчав, он сказал уже спокойно:

– Бобби предлагает обратить внимание на почтовый дилижанс, сворачивающий недалеко отсюда в сторону Лас-Вегаса.

В разговор вмешался сам Бобби:

– Он доверху набит мешками с золотом! Это прямо-таки подарок нам. Джек с моим планом уже согласился.

Джек, оставшись на берегу реки, смотрел, как брат и Бобби скачут в сторону лагеря, оживленно обсуждая план захвата дилижанса. Надо было обдумать наедине сказанное Хэнком. Действительно ли у него с Кристин все прошло гладко как по маслу?.. Конечно, он не способен убить женщину, за которую заступается старший брат… Значит, если Кристин не приехала вместе с Хэнком, то она сейчас едет в поезде на Запад, в свой родной Сан-Франциско.

В глубине души Джек был разочарован: он втайне надеялся, что Кристин вопреки всем препятствиям приедет к нему… Впрочем, что ни делается – все к лучшему. Последнюю неделю он только тем и занимался, что мечтал о ней, стремился к ней, жаждал ее. Неужто и в самом деле влюбился?.. Как бы там ни было, он поступил правильно, уйдя от Кристин: бандитская жизнь с ее бытовыми неудобствами, лишениями, вечным страхом за жизнь, подозрительностью к каждому встречному – не для нее. Она заслужила лучшего.

Джек вытащил из нагрудного кармана фотографию: ночью, перед уходом, он вынул этот снимок из ее сумки. Фотография была цветная, великолепно передающая все оттенки живых красок. Джек снова и снова любовался золотистым отливом ее волос, падающих на плечи из-под синей фуражки; гладкой кожей лица, нежным румянцем персикового цвета; темно-синей расцветкой мундира. Что за мундир – непонятно, но явно это была форменная одежда, а не просто дамский наряд. Большая серебряная звезда на груди сверкала так, что, казалось, дотронувшись до нее, можно ощутить холод металла под пальцами.

Кристин гордо стояла возле флагштока с национальным флагом Америки. Четкость фотографии позволяла сосчитать все до единой белые звезды на флаге. Джек насчитал ровно пятьдесят звезд.

На обратной стороне – дата: "11 июля 1990 г.". Это была совершенно непонятная для него шутка.

Кристин пошевелилась на нарах, натягивая короткое одеяло на плечи, и подогнула колени. «Мне очень тепло. Все в порядке, и с каждой минутой мне будет все лучше и лучше», – привычно занялась она самогипнозом.

Суд назначен на завтра, а ее покровительница так и не появлялась. Кристин молила ее о помощи день и ночь, просила вернуть ее в свое время, уверяла, что сделала все возможное, дабы наставить Джека Пэриша на честный путь. Более того, Джек разительно изменился со времени их первой встречи. По сути, она добилась даже большего, чем сама от себя ожидала. Чего же еще от нее надо?

Славные жители Волкано стучали топорами под окном тюрьмы, добросовестно строя новую виселицу, настолько уверены они были в окончательном приговоре. Кристин из окна наблюдала, как тщательно они подгоняют одна к другой доски помоста, как старательно вбивают каждый гвоздь. Казалось, они строили священный храм, а не орудие казни.

День и ночь у ее окошка толпились зеваки, всячески понося сообщницу бандитов, вместе с преступниками обманувшую целый город. Собственно, Кристин не имела права злиться на них. Она ведь и в самом деле совершила все то, в чем ее обвиняли: отобрала у помощника шерифа лошадь; помогла Джеку Пэришу, известному грабителю, стать начальником полиции; вместе с ним разрабатывала план побега для его сообщников; угрожая жизни и здоровью представителя закона, держала его взаперти в течение нескольких суток.

Если и было кого обвинять, так только себя – за то, что поверила в возможность быстрого перевоспитания негодяя, а самое главное – умудрилась влюбиться в этого преступника прежде, чем тот доказал ей свою честность. Если удастся снова попасть в свой век, она напишет книгу о порочных от природы мужчинах и сумасшедших женщинах, верящих им. Если ей удастся… Сейчас уже эта мечта казалось абсолютно несбыточной.

Свернувшись в комочек, она опять и опять искала то слабое звено, из-за которого порвалась вся цепь. Но ничего не всплывало в памяти, разве что его легкая отстраненность в день перед бегством. Тогда она не придала этому значения…

Из глаз против воли потекли слезы, когда Кристин вспомнила, как нежен был Джек в последнюю ночь, как чутко помогал ей плыть по океану чувств. В ту ночь он показал, как ценит ее близость… чтобы на другой день вдребезги разбить все ее иллюзии…

Кристин вытерла глаза и пообещала себе, что не станет больше плакать из-за Джека. Пора было все силы направить на то, чтобы выбраться на свободу. Завтра суд, и надо подготовить хоть какие-то аргументы в свою пользу. Конечно, придется лгать, убеждая присяжных, что она не знала, кто такой Джек Пэриш и что именно он замыслил. Одна беда: в глазах закона не менее серьезны обвинения в конокрадстве и похищении человека. Похищенный являлся одновременно главным свидетелем, и тут уж ничего не поделаешь.

Льюис… От одной мысли о нем по коже пробегали мурашки. За время заключения Кристин он не упускал случая поизмываться над ней: по его распоряжению кормили ее плохо, еда всегда была холодной и невкусной. Он навязывался ей с глумливыми беседами, скабрезно шутил и все намекал, что при определенных условиях может смягчить свои показания…

Однажды он влетел в камеру с ее сумкой в руках и стал извлекать из нее предмет за предметом. Вынул ключи, электронную записную книжку, швырнул на пол массажную щетку и эластичную повязку для волос. Наполовину опустевший пакет с орешками в шоколаде понюхал и сунул в свой карман. С оскорбительным смешком извлек целлофановый пакет с запасным бельем, тоже бросил на пол. Наконец вынул из сумки ее пистолет и направил его на Кристин. Она напряглась: снова вспыхнула надежда. Если бы ощутить свои пальцы на рукоятке этого верного оружия!

– Поосторожней с ним, – сказала она спокойно.

Льюис рассмеялся, не отводя пистолета.

– Как ты заряжаешь эту штуку? Объясни, а то он сработает в моих руках ненароком – ты же и пострадаешь.

Кристин не ответила, заметив, что пистолет на предохранителе. Льюис тут же пощупал предохранитель:

– А это зачем?

– Стрельни себе в голову – поймешь, – хмуро ответила она.

Льюис снял-таки пистолет с предохранителя и пальнул в потолок. Раздался оглушительный грохот, с потолка посыпалась щебенка.

– Неплохое оружие, – ухмыльнулся Льюис, отряхиваясь от известки, и заткнул пистолет за пояс. – Я забираю эту малютку себе.

Надежда на то, что Льюис попросит ее объяснить действие оружия, испарилась, и, когда помощник шерифа вышел из камеры, Кристин ощутила себя совершенно опустошенной. "Одно хорошо, – подумала она, – теперь ему вместо дурацких разговоров со мной придется заделывать дыру в крыше". Она рассмеялась было, но тут же вспомнила, что завтра суд, а затем и виселица.

Судорога перехватила горло. "Мадам, затащившая меня сюда, – прошептала Кристин. – Мне что же, придется умереть здесь?"

22

Джек со своим конем прятался в кустарнике за кроной могучей сосны: нижняя половина лица прикрыта красным платком, револьвер за поясом. Он взглянул на карманные часы: пятнадцать тридцать. Почтовая карета с пунктуальностью, всегда отличавшей почту, приближается к ним. Хэнк и Бобби дежурят по другую сторону дороги, на некотором расстоянии друг от друга, чтобы отрезать жертве путь к отступлению… Вот дилижанс замедлил ход на крутом подъеме; когда он достигнет вершины холма, Джек должен выскочить из засады, схватить лошадей под уздцы и остановить карету.

Обычно предвкушение схватки пьянило Джека, но на этот раз он был в состоянии холодного безразличия. Проснувшись, он слышал, как Боб с Хэнком рассуждают об излишнем его мягкосердечии. Это была их вечная тема. Изменилось же в последнее время совсем другое. Раньше ему нравилось беспрестанно рисковать: это заставляло напрягать мозги, разрабатывая план захвата, наполняло ощущением силы, рождало чувство мстительного удовлетворения – подобие гордости. Но сейчас от его романтически-рискованных планов оставался омерзительный привкус, и он ломал голову над тем, когда и при каких обстоятельствах произошла эта перемена.

Кристин спрашивала как-то, почему он стал "Робин Гудом", и он честно признался: ему это нравится. Отчего же сейчас его тошнит при мысли, что снова приходится грабить? Уж не от страха ли за себя, не из боязни ли, что его убьют, и тогда он никогда больше не увидит Кристин? Или дело не в этом, а в трезвом осознании: его собственная жизнь похожа на дилижанс, который с нарастающей скоростью несется по крутому склону в пропасть, и если не притормозить лошадей, то гибель неизбежна?

Он увидел клубящуюся под колесами экипажа дорожную пыль, услышал скрип осей, с усилием крутящихся на подъеме, – и внезапно ощутил себя совершенно беспомощным. Вновь вернулась прежняя мысль: если он погибнет сегодня, он никогда уже не увидит Кристин, а ведь этого он жаждет больше всего на свете – видеть ее улыбку, слышать ее мелодичный голос, любоваться упрямым блеском серых глаз, почувствовать на губах поцелуй, который красноречивее слов скажет о том, как истосковалась она по его ласке; ему хотелось всецело и без остатка раствориться в ней…

К тому мгновению, когда коренные показались на вершине холма, Джек уже сделал выбор: затаившись со своим конем в зарослях, он дал дилижансу проехать мимо.

Но Хэнк, не зная о решении брата, выскочил из-за большого валуна на своем жеребце и поскакал к дилижансу. Джек выругался сквозь зубы: если не прийти ему на помощь, братец опять попадет за решетку. Вот и Боб включился в осуществление плана. Ничего не поделаешь!..

Присоединившись к партнерам, Джек смерил брата уничтожающим взглядом и мгновенно навел дуло на кучера:

– Бросай ящик вниз! И пошевеливайся!

Кучер, чуть поколебавшись, вытащил из-под сиденья ящик с казенными деньгами.

Боб в это время инспектировал багажное отделение.

– Здесь пусто, – сообщил он.

Хэнк подскакал к окну дилижанса, широким жестом снял коричневую широкополую шляпу и выставил ее как для сбора пожертвований:

– Не скупитесь, господа! Во имя собственного благополучия и счастья ваших детей!

Из окон показались руки – в шляпу посыпались деньги и драгоценности.

Джек тем временем вскрыл деревянный ящик и обнаружил в нем три плотно набитых мешочка с золотым песком – тысяч на пять долларов. Им троим воистину улыбнулась Фортуна. "Сколько же трудились люди, чтобы кто-то скопил такую баснословную сумму!" – подумал Джек.

– Пропусти их, Бобби! Пусть едут! – крикнул он.

Хэнк спешно подскакал к нему и заорал от восторга:

– Мы богаты как Крезы!! – Он хлопнул Джека по спине. – А я, дружище, уж подумал было, что ты решил смыться.

Кучер между тем, схватив поводья, с криком начал погонять лошадей, стремясь как можно быстрее покинуть это место, давно слывущее опасным.

Вид золота привел Боба в состояние тихого восторга.

– Матерь Божия, – прошептал он, – так мы теперь богачи?

– Еще бы! – подхватил Хэнк. – До конца жизни хватит.

– Не распускайте нюни, – хмуро оборвал их восторг Джек. – Быстро убираемся отсюда.

В безопасном месте все трое спешились и сорвали с лиц красные платки. Джек достал из ящика золото:

– По одному на человека. – Он бросил каждому по мешочку. – Что до меня, то я благодаря этому подарку судьбы выхожу из игры.

Хэнк присвистнул:

– У меня богатая интуиция! Хоть и не могу догадаться о причине.

– Причина самая простая: когда тебе за тридцать, начинаешь задумываться над тем, что не худо бы пожить по-человечески, не рискуя оказаться в петле или подохнуть в придорожной канаве.

– Ты этого не сделаешь! – кинулся к нему Хэнк. – Отец говорил, что нет ничего хуже предательства, и…

– Ничего подобного наш отец не говорил, – перебил его Джек. – Он и навещал-то семью раза три, от силы четыре, за всю нашу с тобой жизнь. Так что времени на нравоучительные беседы у него не было.

– Ты хочешь сказать, что я лжец?

– Я хочу сказать, что у тебя плохая память, не больше того.

– Ну а я скажу больше: ты трус и предатель! Думаешь, та дамочка оценит твою жертву? Кстати, чем она тебя купила? Своими духами? Или нежным голосочком? А может, тем, что у нее здорово получается объезжать жеребцов вроде тебя?.. Ты бросаешь брата, чтобы стать подкаблучником какой-то там шлюхи!

У Джека давно чесались кулаки, и он наконец врезал нахальному братцу, для которого не существует ничего святого. Хэнк шлепнулся в пыль, утирая хлынувшую из носа кровь. В глазах его застыла злоба.

– Так-то ты держишь слово, Джек? Ну, бей меня, бросай на дороге голого и босого! Продолжай!..

Голос Джека дрогнул:

– Я дал слово опекать тебя двадцать лет назад. Я обещал заботиться не о здоровом и наглом бандите, а о ребенке. Ты теперь взрослый и устраивай свою жизнь сам. Я тебе не нянька.

Они стояли друг против друга, тяжело дыша. Внезапно Хэнк расплылся в ехидной улыбке:

– Ну хорошо, двигай к ней. Но имей в виду: в Сан-Франциско ты ее вряд ли встретишь.

Страх пронзил Джека. Схватив Хэнка за горло, он проревел:

– Ты поклялся, что посадишь Кристин в поезд!! Где она?! Где?!

Молча наблюдавший за ними Боб не выдержал и бросился отдирать руки Джека. Хэнк издал булькающий звук:

– Я… Она осталась в Волкано.

Джек с отвращением оттолкнул его. Если Кристин в Волкано, то никак нельзя сказать, что она в безопасности.

– Ладно, хватит беситься, – сказал Джек. – Я еду в Волкано.

–  Поздно, братец, – усмехнулся Хэнк. – Думаю, ее уже повесили. Видишь ли, я с удовольствием выполнил твое второе распоряжение – освободил помощника шерифа.

Джек страшным усилием воли остановил себя от желания пристрелить этого мерзавца, хладнокровно подстроившего смертельную ловушку женщине, которая после первого необдуманного шага только и делала, что защищала их троих… Испугавшись белых от ярости глаз Джека, Хэнк пробормотал:

– Я думал, что ты… одобришь это. Потом… когда придешь в чувство. Однажды ты поймешь, что она – ярмо на твоей шее. Что она сделала самое страшное: внесла разлад в наши отношения.

– Значит, ты сделал это для меня? И, следовательно, руки у тебя чисты? Неплохое оправдание. В духе нашего папаши. Вот и продолжай жить в его духе, если иначе не можешь. Только не попадайся больше мне на пути: боюсь, такая встреча плохо для тебя кончится, – сказал Джек, взбираясь на коня.

23

Джек скакал без передышки двое суток. В миле от Волкано вконец загнанная лошадь пала, и остаток пути он прошел пешком, с револьвером в кобуре и чересседельной сумой на плече. Еще не вставало солнце, когда он пробрался к платной конюшне на окраине города: там можно было купить или взять на несколько суток лошадь. Проскользнув во двор с черного хода, чтобы не быть узнанным, Джек наткнулся на молодого парня, присматривающего за лошадьми. Надвинув шляпу по самые брови, Джек обратился к нему внешне спокойно и уверенно:

– Мне срочно нужны две лошади. Надеюсь, можно не ждать, пока проснется хозяин? Я хорошо заплачу не только ему, но и тебе за услугу. – Джек вытащил мешочек с золотом: – Это годится? Или хочешь купюрами? Звонкой монетой?

– Годится и это, – сказал парень, зачарованно глядя на золотые струйки песка, пересыпаемые с ладони на ладонь.

Джек отобрал себе двух лучших лошадей, щедро расплатился и попросил парня рассказать о последних новостях в Волкано.

– О предстоящем повешении вы уже слышали? – выпалил парень. – Ее должны повесить сегодня, не знаю только точного часа.

– Что ты говоришь? Повесить должны женщину? – Сердце Джека сжалось от боли за Кристин: чтоона пережила после вынесения приговора, в ожидании его исполнения?! Но он сразу узнал главное: она жива.

– Женщину, сэр, – ответил парень. – Впервые за все время существования города. Но это такая преступница, такая бессердечная тварь…

– Ладно, ладно! Не ругайся. Молод еще, чтобы быть таким злым, – прервал его Джек. – Сам-то ты собираешься на казнь?

– Нет, мне нельзя. Отец приказал следить за порядком на конюшне, а сам пойдет смотреть казнь вместе со всеми жителями города. Один я в дураках!

– Ну это мы еще посмотрим, кто в дураках, – саркастически произнес на прощанье Джек.

Он вскочил в седло, привязал поводья гнедой кобылы к его луке и пришпорил коня.

На улицах царила мертвая тишина. По-видимому, все население города собиралось на небывалое зрелище: вешают женщину! Джек закоулками пробрался к тюрьме. Отсутствие охраны вокруг подтвердило наихудшие его опасения: значит, заключенную уже вывели на казнь. Джек потихоньку привязал лошадей в укромном месте, затем воспользовался сохраненными на всякий случай ключами и, вытащив револьвер, проскользнул внутрь здания тюрьмы.

Вскоре он наткнулся на Льюиса. Это был хороший знак: если помощник шерифа все еще в здании, то Кристин должна находиться в камере.

Льюис опешил.

– Малейший звук – и я разнесу тебе голову, – предупредил Джек.

Льюис испуганно заморгал.

– Оружие! – приказал Джек.

Льюис вынул из кобуры револьвер и рукояткой вперед протянул его Джеку.

– Номер камеры?

– Четыре.

Перебирая связку ключей, Джек сверкнул усмешкой:

– Что же вы так оплошали? Всего один охранник возле приговоренной к смертной казни?

– Мы и подумать не могли, что тебе придет в голову вернуться, Пэриш.

– Ты всегда был склонен недооценивать противника, – усмехнулся Джек. Он толкнул помощника шерифа к столу и, достав из кармана тонкую прочную веревку, уже привычно обвязал ею пленника вместе со стулом, а одну руку привязал к ножке стола.

– Тряхнем стариной, приятель, – бросил он Льюису и метнулся к камере.

Кристин стояла у окна, обреченно следя за последними приготовлениями к казни.

– Это ты, Льюис? – спросила она не оборачиваясь. – Только не думай, что я сама, как овца на закланье, пойду к виселице. Предупреждаю: я пущу в ход кулаки, ноги, зубы и так далее. Благостной картинки "раскаявшаяся грешница" не ждите.

– Кристин, лошади наготове. Бежим, пока нам не помешали!

Она судорожно обернулась. Давно сдерживаемые слезы закапали с ресниц, а дрожащие губы с трудом выговорили его имя. Но радости не было в ее возгласе. Более того, она не сделала ни шагу навстречу.

– Не прикажешь ли тащить тебя волоком? – спросил Джек чуть раздраженно. – Или ты жаждешь попасть на тот свет?

Кристин шевельнулась и прошла мимо него с таким отрешенным, безжизненным видом, что сердце у него замерло от боли за нее. Джек молча пошел следом. Пройти к выходу невозможно было, минуя кабинет начальника полицейского участка. Здесь Льюис, одной рукой все еще привязанный к столу, другой, освобожденной от пут, держал на прицеле автоматический пистолет Кристин.

– Откуда у него твой пистолет? – ошеломленно спросил Джек.

– Из моей сумочки, – вяло отозвалась Кристин.

Не спуская револьвер с помощника шерифа, Джек негромко поинтересовался:

– Как думаешь, кто из нас выстрелит первым?

Льюис ухмыльнулся и перевел пистолет на Кристин. Улыбка сошла с лица Джека, а Льюис произнес самоуверенным тоном:

– Сначала ваша разлюбезная мисс Форд, не делая лишних движений, подойдет и развяжет меня. А дальше все по распорядку дня, только вешать будут не одного, а сразу двоих.

Джек шагнул вперед, заслоняя собой Кристин, но она резко оттолкнула его локтем:

– Не мешай. Я знаю, что делаю.

Джек неохотно дал Кристин пройти. Она обогнула стол и принялась отвязывать руку Льюиса, привязанную к ножке стола.

– А теперь пропустите меня, мисс Форд.

Льюис попытался встать, но Кристин стояла позади стула, не отодвигаясь, и крышка стола мешала тому встать. На щеках Льюиса заиграл горячечный румянец. Он медленно приставил пистолет к виску Кристин.

– Не будете ли добры немного подвинуться, мисс Форд? – почти заискивающе произнес он, боясь отвлечься на любое другое движение.

Палец помощника шерифа опустился на курок, но Кристин даже не шевельнулась.

– Плевать я на тебя хотела, – внятно сказала она. В следующее мгновение Джек с отчаянным воплем бросился к ним, уже слыша в воображении звук выстрела Льюиса. Но выстрела не последовало – только щелчок.

Джек замер и вгляделся: Льюис был обескуражен, Кристин улыбалась.

– Черт побери, магазин, что ли, пустой? – прошипел Льюис и попытался еще раз взвести курок, но Кристин уже выворачивала ему руку, а последовавший за этим удар Джека отшвырнул помощника шерифа обратно на стул. Джек за шиворот втащил нокаутированного стража в камеру, закрыл за ним дверь на ключ и побежал к Кристин.

– Еще один такой фокус – и я поседею. Что, если бы там оказались патроны?

– Там есть патроны.

– Что?!

– Затвор был закрыт, и пусковой механизм не сработал. Где ему знать об этом?

Джек покачал головой в изумлении:

– Хороша система, ничего не скажешь.

Кристин посмотрела на него тусклым взглядом:

– Как я поняла, ты привел мне лошадь?

– Правильно поняла.

– Хорошо, – сказала она и двинулась к двери.

Джек схватил ее за руку, повернул лицом к себе:

– Целый город столпился на площади за тюрьмой, мисс Форд. Один лишний звук, одно неверное движение – и мы оба мертвецы. Все надо делать согласованно.

– Хорошо. Но потом ты покажешь мне дорогу на Сан-Франциско и исчезнешь из моей жизни навсегда.

Джек стиснул зубы, но ни один мускул на его лице не дрогнул.

– По рукам! – сказал он. – А сейчас давай выбираться.

Выехав за город, они несколько часов скакали, не проронив ни слова. Кристин сидела в седле неестественно прямо, лицо ее ничего не выражало, а глаза неотрывно смотрели только вперед. Что бы ни вернуло Джека Пэриша в Волкано – чувство ли вины, верность ли слову, – он ее больше не интересовал. Она уже не раз доверялась ему – и сполна хлебнула горя от своей доверчивости.

Они скакали на запад, в сторону гор, пока солнце не повисло над самым горизонтом. Кристин почувствовала, что не продержится больше в седле ни минуты, но прежде чем успела сообщить об этом, Джек остановился:

– Здесь и заночуем.

– Я думала, мы успеем добраться до Фриско, – устало обронила Кристин. Она была так утомлена, что и говорила с трудом. Всю предыдущую ночь она глаз не сомкнула, готовясь к смерти: подводила итоги жизненного пути, ставшего безрадостным со времени встречи с Джеком, ибо и их любовь оказалась ложью.

– До Фриско, как ты его называешь, самое малое четыре дня пути. Да ты едва держишься в седле! – Он, спешившись, подошел. – Слезай. Вот-вот стемнеет, и нас никто не найдет здесь.

При всем отвращении к этому человеку Кристин вынуждена была воспользоваться протянутой рукой, а оказавшись на земле, буквально упала на траву и через несколько секунд уснула как убитая.

Когда Кристин проснулась, мирно потрескивал костер, а сама она оказалась укутанной в длинный плащ Джека. Он сидел рядом, палкой помешивая сухие ветки и угли. Не оглядываясь на нее, Джек спросил:

– Как насчет того, чтобы поесть?

Кристин приподнялась на локте:

– Смотря что мне предложат.

Уголок его рта чуть дрогнул.

– Бобы в этот раз получились просто отменные.

Снова откинувшись на спину, Кристин спросила:

– А где Хэнк и Бобби?

– Полагаю, в Аризоне. – Джек подал ей жестяную миску с бобами.

– Надеюсь, не в тюрьме?

– Насколько мне известно, нет.

– Ты, по крайней мере, мог бы предупредить, что собираешься исчезнуть без меня, – сказала она, перестав жевать. – Тогда я бы смогла обдумать, как спастись в одиночку.

– Согласен, – сказал Джек глухо.

– Они чуть было не повесили меня. – Кристин отвернулась, чтобы он не увидел вновь выступившие на глазах слезы.

– Знаю.

– Меня судили. Горожане обзывали меня последними словами. – Она попыталась улыбнуться. – Никогда в жизни не попадала в такую веселенькую ситуацию!

Джек повернулся к ней, взглянул серьезно и ласково:

– Мне очень жаль, что тебе пришлось все это перенести.

– Жаль? – усмехнулась Кристин. – Давай не будем произносить пустых слов: ты не нуждаешься в моем сочувствии, я – в твоем.

– Я не думал, что все так обернется, Кристин, – глухо промолвил Джек.

– Да, ты, видимо, надеялся, что меня уже повесили, когда прискакал в город.

Джек встал, двинулся к вороху приготовленного им хвороста. Вернувшись, он швырнул в огонь новую его порцию, и туча искр взметнулась в ночное небо.

– Почему ты молчишь? Я права? – прищурилась Кристин, питая слабую надежду на опровержение.

Джек взглянул на нее исподлобья:

– Я обещал, что не оставлю тебя в Волкано, и был уверен, что сдержал слово.

– Ах так?! Почему же я оказалась брошенной на растерзание местной Фемиде и весь город издевался надо мной как над последним отребьем?

Джек до боли в висках сжал голову:

– Я не мог взять тебя с собой, Кристин. Это было рискованно. Я бы погубил тебя!

– А оставив одну в городе, ты, значит, меня спасал?

– Я рассчитывал, что ты целой и невредимой доберешься до Сан-Франциско! Хэнк должен был посадить тебя на поезд в Коттонвудсе.

И Джек горячо и сбивчиво воспроизвел всю цепь событий, едва не закончившихся виселицей для Кристин. Она выслушала не проронив ни слова.

– Я и предположить не мог, что брат способен на такую подлость, – сокрушенно закончил Джек. – Он дал слово исполнить мой план в наилучшем виде и потом сообщил, что все в порядке.

– А ты решил: с глаз долой – из сердца вон? Можно навсегда забыть обо мне?

– Я надеялся, что ты не поедешь в Сан-Франциско, а настоишь на том, чтобы вместе с Хэнком догнать нас. К тому времени риск был бы куда меньшим.

– Ты столько врал и лицемерил, Джек, что теперь… Если даже ты станешь уверять, что небо синее, я скорее решу, что мои глаза лгут, чем поверю тебе.

Джек швырнул хворостину в костер и отряхнул руки:

– Я доставлю тебя в Сан-Франциско, а там поступай как знаешь. Пойду взгляну на лошадей. Спокойной ночи!

Кристин молча смотрела ему вслед. Как ни хотелось ей снова верить в Джека, память о последнем разочаровании была слишком сильна и рубцы на сердце никак не заживали.