Текст книги "Золотой холм"

Автор книги: Светлана Крушина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Крушина Светлана Викторовна
Золотой холм

Часть 1. Проклятый

Глава 1

Метель застигла Арьеля врасплох. Вот только что был день – пусть и бессолнечный, серенький, – и вдруг налетел ветер, сгустились тучи, повалил снег. В один миг наступила непроглядная ночь.

Арьель остановился, повернулся к ветру спиной. Поминая Борона, он стянул с плеча зачехленную лютню и бережно пристроил ее под жиденьким плащом. Мало того, что он рискует сбиться с дороги, так не хватало еще испортить инструмент…

Нет ничего хуже, чем метель в ночь Самайна. Разве что – оказаться этой метелью застигнутым под открытым небом. Все бесы, служившие некогда Безымянному, его верная армия, вырываются на волю и безумствуют, тщась отмстить каждому встречному за пленение и поругание их господина.

Метель – их предвестница.

Скорчившись и заслоняя одной рукой лицо, Арьель пошел вперед, против ветра. Дальше по дороге должен был находиться постоялый двор. Туда Арьель рассчитывал добраться до темноты, там собирался скоротать страшную ночь Самайна. Знакомый трактирщик обычно не брал с него денег. Только настаивал, чтобы он развлекал гостей и постояльцев. Те, растроганные музыкой и пением, Арьеля угощали сами, и кормили, и поили. А комнату хозяин для него держал особую, хоть небольшую, но чистую и удобную.

Арьель только надеялся, что не сойдет с дороги и не заплутает, а выйдет прямо на трактир. Очень глупо и обидно будет замерзнуть в чистом поле, когда до надежных стен и жаркого очага – рукой подать.

Мысленно он начал молиться Тса, просил защитить и поддержать его. И, к его удивлению, молитва немедленно подействовала: впереди заблистал огонек. Арьель ускорил шаг, хотя ноги вязли в рыхлом снегу. Он боялся, что глаза обманывают его. Но огонек никуда не пропал, более того, оказалось, до него рукой подать. Вскоре Арьель стоял перед плотно затворенной дверью шинка. Над дверью был устроен навес, который отчасти защищал от непогоды, и Арьель стряхнул с плеч и с капюшона небольшие сугробы, постучал башмаками о порог. И однако же, когда он вошел в залу, на плаще его было полно налипшего снега.

Он откинул капюшон и зажмурился от удовольствия. В общей зале было светло и очень тепло, почти жарко (а может быть, ему так только показалось с мороза). С потолка на толстых цепях свисало колесо, по периметру которого горели свечи. Ярко пылал огонь в большом очаге, от него на лица сидящих поблизости людей ложились красновато-золотистые отблески. Масляные светильники на стенах тоже были зажжены. Арьель, оглядев все это огненное великолепие, улыбнулся. Самайн приготовились встретить во всеоружии.

– Господин Арьель! – к нему уже спешил сам хозяин, приветственно протягивая вперед толстые руки. – Я уж боялся, не случилась ли с вами беда. Непогода-то какая разыгралась – страх просто! Проходите, садитесь у огня, вот тут. Благородные дамы, осмелюсь попросить вас потесниться. Господин музыкант натерпелись, все дрожат-с, зуб на зуб не попадает.

Две дамы в дорожных платьях, сидевшие у очага, сначала поглядывали на Арьеля с брезгливым любопытством, но, услышав обращение к нему трактирщика, сменили гнев на милость и подвинулись, уступая место. Арьель с поклоном поблагодарил и сел, высвободил из-под плаща лютню и положил ее рядом. Дамы едва ли принадлежали к благородному сословию, но выглядели изящно. Одна была постарше, вторая, довольно миловидная (ей Арьель ясно улыбнулся и получил в ответ робкую улыбку, сдобренную румянцем) – помоложе. Видимо, мать и дочь. Они пили подогретое вино и с тревогой поглядывали на залепленные снегом окошки. С ними рядом сидели двое неразговорчивых парней в кожаных куртках и при оружии. Охранники.

Трактирщик лично вынес Арьелю горячего вина, шепнул: "За мой счет". Арьель с благодарностью принял кружку и оглядел зал. Чуть поодаль за столом сидели четверо мужчин, они играли в карты и пили пиво. По их повадкам и словечкам Арьель предположил, что это наемники. Еще один, средних лет, с сединой в темных волосах, подозвал трактирщика и о чем-то вполголоса с ним заговорил. Этот носил на груди медальон с аистом. Храмовник, служитель Перайны.

Негусто, отметил про себя Арьель. Да и неудивительно. В такую ночь только отчаянная нужда заставит отправиться в путь. Ну, или шило в заднице. Это у кого как…

Только со второго раза Арьель заметил еще одного человека, который сидел в стороне от всех, в полутьме, откинувшись к стене, и, казалось, дремал. Во всяком случае, глаза его были прикрыты. На вид ему казалось лет двадцать пять – двадцать шесть. Темные неподвязанные волосы до плеч, узкое неправильное лицо, еще и рябое, кажется, в придачу. Одежда свободного покроя и неопределенного коричневого цвета, что-то вроде мантии или балахона. Медальона этот человек не носил, но Арьель решил, что и он тоже из длиннорясых, только странствующий. А если кого-то Арьель не любил больше, чем городскую стражу, так это бродячих храмовников. Поэтому он быстро потерял к спящему всяческий интерес. Отставил в сторону опустевшую кружку и потянулся к лютне. Тут же рядом оказался трактирщик.

– Споете нам, господин музыкант? Порадуйте песней, а то ветер так тоскливо завывает, аж на душе тошно делается…

Дамы оживились, храмовник с аистом на груди встал со своего места и подошел к очагу, заинтересовано поглядывая. Даже наемники остановили игру и повернули головы. Сегодня ночью все чувствовали себя не в своей тарелке. Один только дремлющий молодой человек никак не выказал своего интереса. Даже не пошевелился. Однако Арьелю показалось, что из-под опущенных ресниц на миг блеснули черные глаза.

Он неспешно расчехлил лютню, пристроил ее на колене. Хвост намокших от снега светлых волос упал на плечо, и музыкант плавным движением отбросил его за спину. Обвел взглядом собравшихся путешественников.

– Спою с большой охотой. Только не звучать радостным песням в ночь Самайна. Не время это для радости… Я расскажу историю, которая едва ли развеселит благородных дам и господ. Это история о Лионеле и Лионетте… я услышал ее в Аркаре.

При этих словах темноволосый молодой человек открыл глаза и слегка подался вперед. Но Арьель, склонившийся к струнам, этого не заметил.

* * *

Жили некогда в Аркаре мальчик и девочка. Окна их домов смотрели друга на друга, и детям нужно было только перебежать улицу, чтобы встретиться. Поэтому они часто играли вместе на горбатых улочках Аркары и проводили вместе времени больше, чем если бы были родными братом и сестрой. Их матери, которые тоже дружили, смотрели на них и радовались, что дети не скучают в одиночестве. Ведь других детишек в семьях не было.

Люди часто принимали их за брата и сестру, а те только смеялись и кивали. Им нравилось, что они одинаково темноволосые и черноглазые. Родились они в один год, и даже назвали их похоже: Лионель и Лионетта.

Дети росли, и дружба их крепла, хотя, кроме внешнего сходства, ничего у них общего, как казалось, не было. Лионетта, смешливая и беззаботная, не могла усидеть на месте, мелькала тут и там, так что ее даже прозвали Стрекозой. Мысли ее были яркими и воздушными, как крылья бабочки. Она любила петь и редко грустила, смех ее звенел, словно серебряные монетки, прыгающие по мостовой в солнечных лучах. Слыша его, люди и сами начинали улыбаться и всегда привечали славную, ласковую девочку.

Не таков был Лионель. Он мало разговаривал, мог подолгу сидеть на одном месте, о чем-то размышляя, и рано пристрастился к чтению. Только когда Лионетта была рядом с ним, он оживлялся. Но Лионетта уходила – и он снова брался за книгу. Еще в отрочестве он решил, что хочет стать учеников в храме Гесинды, и познавать тайны загадочных и темных наук. Родители не препятствовали, поскольку видели, что к прочим занятиям, кроме чтения, мальчик равнодушен, и толку на другом поприще из него не выйдет.

Лионель остался в храме и после того, как его родители умерли от оспы. Болезнь сразила и его, но не убила, а только оставила о себе память в виде отметин на лице. К Лионетте судьба была добрее, ее семью оспа обошла стороной. Родители девочки с охотой бы приняли осиротевшего Лионеля в своем доме, как сына, но он предпочел остаться в храме. Напрасно подруга его уговаривала, он был непреклонен, и с еще большим рвением принялся постигать науки. Горе как будто даже обострило способности и таланты, которыми щедро наделила его Богиня Мудрая. Особенно Лионеля занимали лекарское дело и магия.

Со временем он стал лучшим учеником в храме, Богиня благоволила к нему, и в семнадцать лет он прошел посвящение.

Лионетта же стала красивой девушкой, и парни на нее заглядывались. Но сама она ни на кого не смотрела и при любой возможности убегала к Лионелю в храм. Детская привязанность превратилась в любовь, и Лионетта мечтала пройти всю жизнь рука об руку со своим любимым. Мать напоминала ей, что маг, посвятивший себя служению Богини, едва ли женится на простой женщине. Но в семнадцать лет не хочется думать о плохом, и Лионетта утешала себя тем, что в будущем все еще изменится к лучшему.

Все и впрямь менялось, но отнюдь не к лучшему. Лионель все больше времени уделял магической и врачебной практикам, и все меньше времени у него оставалось для Лионетты. Он много работал, к нему приходили люди со всей Аркары, поскольку он быстро прославился как искусный целитель. Рука у него и впрямь была легкая. Лионетта понимала, что вскоре бесповоротно его потеряет, и, чтобы отдалить разлуку, упросила друга взять ее в помощницы. Родителям девушки это не понравилось, но они никак не могли добиться от нее послушания.

Целыми днями Лионетта пропадала в храме, и так прошло три года. Матушка все чаще напоминала Лионетте, что пора уже всерьез подумать о замужестве, если она не желает остаться в девушках до старости. "Все твои подруги давно замужем и растят детей, а чего ждешь ты? – спрашивала матушка. – Лионель никогда не назовет тебя невестой и не поведет к алтарю". Лионетта и сама это знала, но что она могла поделать с своей любовью?

Женихи уже перестали к ней ходить, только один юноша все не терял надежды. Он любил Лионетту горячо и преданно – так же, как она сама любила Лионеля, – и мечтал когда-нибудь ввести ее в свой дом женой. Но Лионетта то не замечала его, то осыпала злыми насмешками. Он же готов был стерпеть от нее что угодно.

И вот однажды затеял Лионель сплести заклинание, за которое никто до него не осмеливался взяться. Его самонадеянность была велика, и помощи у опытных магов он не попросил, положился на свои силы и на расторопность своей преданной помощницы. Но заклятье вырвалось из-под его власти, и храм загорелся. Некоторые утверждали после, что Лионель решился открыть двери в другой мир, и оттуда пришло огненное чудовище, с которым он не совладал. Так оно было или нет, никто точно не знает, но известно, что по вине молодого мага случился пожар, и немалый ущерб потерпел как храм Гесинды, так и множество домов поблизости. Ночью поднялся сильный ветер, который разнес пламя по городу. В пожаре погибли десятки людей, а Лионель и Лионетта уцелели лишь чудом. Маг почти не пострадал, ему обожгло пламенем только руки и грудь. Лионетта же получила страшные увечья, и никто не знал, возможно ли девушку исцелить. Ее мать плакала дни напролет, а Лионель много дней и ночей провел у постели подруги. Он призвал на помощь все искусство мага и врачевателя, и после долгих трудов смерть отступила от девушки. Только никто не узнал бы в несчастной прежнюю красавицу Стрекозу.

Тем временем горожане, которым уже стало известно, кто виновник пожара, собрались у бургомистра требовать суда над молодым магом. Его призвали в храм Прайоса и судили по законам города, ибо братья Гесинды от него отказались. Скорбь людей, которые потеряли в пожаре родных и близких, была велика, и многие требовали для преступника смерти. Но судьи припомнили, как много он делал прежде для горожан, и вынесли мягкий приговор. Лионелю велено было покинуть город и никогда не возвращаться под страхом смерти. Говорят, что молодой маг, услышав приговор, вздрогнул, потому что любил город, где прожил всю жизнь. Но о снисхождении он не просил, только умолил отсрочить приговор до той поры, пока Лионетта полностью не поправится. Ему позволили остаться.

Но вот пришел день, когда Лионель уложил пожитки и собрался уходить, ни с кем не прощаясь. На его душе тяжелым камнем лежала вина, и он не мог смотреть людям в глаза. Но к нему пришла Лионетта, которая проведала о его намерениях. Она просила взять ее с собой в изгнание. Сказала, что жизнь ей станет не мила, если друг уйдет. Но Лионель ответил, что и без того принес много горя, и не желает и далее омрачать Стрекозе жизнь. С этими словами он поцеловал ее в лоб и ушел.

Никто не знал, да и знать не хотел, куда он отправился. Никаких вестей от него не было. Лионетта печалилась все сильнее день ото дня, и плакала без конца. Время не лечило ее скорби, и настал день, когда Лионетта своей рукой лишила себя жизни, не чувствуя в себе больше силы жить без любимого.

От горя мать девушки обезумела, и страшным проклятием прокляла мага, которого обвинила в смерти своего дитя. Она сказала: "Пусть до самой смерти не найдешь ты покоя, и ни один дом не приютит тебя, и нигде не найдешь ты крова больше чем на одну ночь. И пусть тот, к кому потянется сердце твое, отвернется от тебя, и умрешь ты в одиночестве и горе".

А юноша, который желал взять Лионетты в жены даже после того, как она утратила свою красоту, поклялся отыскать Лионеля и отомстить ему. Он покинул город и пустился в странствия, и никто из родных и близких с тех пор его не видел.

Что до Лионеля, о его судьбе по сей день никому не ведомо. В городе же, где он родился и жил, его зовут ныне Поджигателем и Навеки Проклятым.

* * *

– Так заканчивается история о Лионетте и Лионеле, – тихо произнес Арьель, мягко прикрыв ладонью струны лютни. – И не говорится о них более ни слова в песнях и сказаниях.

Он поднял голову и осмотрел слушателей. Обе дамы, растрогавшись, тихонько плакали и украдкой оттирали слезы. Трактирщик подпер рукой толстую щеку и пригорюнился. Храмовник с аистом на груди задумчиво опустил голову и медленно водил пальцем по столу. И только второй храмовник сидел в прежней позе, откинувшись к стене. Правда, глаза его были теперь открыты. Арьель встретился с ним взглядом и вздрогнул: не глаза, а черные дыры на бледном лице. Нехорошие глаза. Он машинально сделал знак против нечисти.

– Эй, парень! – крикнул один из наемников, повернувшись к Арьелю. – Присаживайся с нами! Порадовал ты нас сегодня, так выпей же с нами, будь другом. Хозяин! Тащи еще вина, мяса и сыра, мы за все платим!

Товарищи дружно его поддержали, и Арьель быстро пересел к ним за стол. Упускать такую прекрасную возможность поесть и выпить задарма было просто грешно.

– А что, – наклонился к нему через стол наемник со светлыми волосами, подстриженными скобкой, – и впрямь нет больше никаких историй о том, что было с Проклятым после?

– Я не слышал, – ответил Арьель и подцепил на кинжал кусок тушеного мяса из глубокой миски.

– Вот так странно. И никто не знает, куда он ушел? Настигло ли его проклятие? Отыскал ли его жених Лионетты?

– И впрямь, странно, – заговорил вдруг черноволосый молодой человек, устремив взгляд себе под ноги. Хотя говорил он тихо, голос его отчетливо разнесся по всей зале. И все разом повернулись к нему. – Просто таки удивительно, что сия замечательная история не имеет продолжения. Обычно менестрели знают все и обо всем на свете, а чего не знают, то додумывают. На то им и послан поэтический дар и талант рассказчика. Поэтому я удивлен, что вам, господин музыкант, нечего больше поведать о судьбе ваших героев.

– Пути магов неведомы, – осторожно сказал Арьель. Он не понимал, к чему клонит странный человек. – Может быть, потому ничего не известно нам о судьбе Лионеля из Аркары, что он сгинул давным-давно в далеких краях, среди чужих людей…

– Верно, пути магов неведомы, – молодой человек слегка подался вперед, лицо его попало на свет, и Арьель понял, отчего его глаза кажутся такими большими и страшными: по нижнему веку они были густо подведены черным. Красить глаза было в обычае у мужчин-южан, но молодой человек на южанина совсем не походил. – Пути магов неведомы, а доля изгнанника горька. Особенно, если на нем лежит проклятие, а враг ищет его крови… Жаль, что не знаете вы окончания этой истории, господин музыкант. Мне очень хотелось бы ее послушать. Однако благодарю вас за балладу.

С этими словами он поднялся с места и подошел к Арьелю. Росту он оказался небольшого, а свободные одежды не скрывали хрупкость его сложения. Он положил что-то на стол перед Арьелем и быстро отошел в сторону. Арьель глянул и обомлел: на выскобленных досках мерцал нежным светом золотой с вычеканенным на нем королевским профилем.

Наемники переглянулись.

Арьель вскочил и обернулся, отыскивая взглядом молодого человека. Тот уже был у лестницы на второй этаж.

– Господин! – крикнул ему в спину Арьель. – Вы, должно быть, ошиблись!

Тот только рукой махнул.

– Вот так длиннорясый, – скаля зубы, сказал стриженный в скобку. – Интересно, и много у него таких?

Под утро метель затихла. Снегу навалило почти по пояс, и чтобы открыть дверь, трактирщику пришлось попыхтеть, разгребая сугробы. Арьель помогал ему.

– И куда вас несет ни свет, ни заря? – ворчал толстяк, раскидывая снег. – Подождали бы хоть, пока рассветет.

– Не могу, – улыбнулся Арьель.

– Чего не можете? И-э-эх, шило у вас в заднице, господин музыкант, вот что. Уж простите за прямоту.

Идти по свеженаметенному, рыхлому снегу было тяжко. Арьель ушел совсем недалеко, только завернул за первый поворот, когда его окликнул чей-то голос.

– Господин музыкант! Подождите минутку.

Арьель остановился и обернулся. В серых предрассветных сумерках он увидел, как через сугробы к нему спешит невысокая темная фигура. По развевающимся свободным одеждам он узнал давешнего молодого храмовника. Тот приблизился и остановился, лишь на миг вскинув на Арьеля свои странные подведенные глаза и снова опустив их.

– Позволите задать вам несколько вопросов?

Арьель пожал плечами.

– Спрашивайте.

Храмовник помолчал.

– Вы точно знаете, что Лионетта умерла, господин музыкант? – тихо спросил он. – Или это только поэтический вымысел, чтобы выжать из слушателей слезу?

Словно молния прошила Арльеля от макушки до пяток. Он во все глаза уставился на собеседника. Оспины на бледном лице… храмовый балахон без храмового медальона… и возраст подходящий. Двенадцать и Безымянный! Ну не бывает таких совпадений! Ведь не бывает же?

Он слегка попятился.

– Я сам видел могилу Лионетты и цветы на Колесе Борона. Вот уже пять лет, как влюбленные приходят туда, чтобы попросить благословения своей любви.

– Ага, значит, они сделали из нее мученицу… – задумчиво проговорил храмовник. – И сложили легенду. Вот как.

– Вы… знали ее?

– Знал. Когда-то… очень давно. Позволите задать еще один вопрос, господин музыкант?

Арьель стоял, весь обмерев, и почти позабыл о том, что надо дышать. Мысли спутались в дикий клубок.

– Проклятие, о котором вы упоминали, тоже – не выдумка?

– В Аркаре говорят, будто проклятие было, – Арьель облизнул пересохшие губы. – Но кто может утверждать наверняка?..

– Тот, кто проклинал.

– Господин… – решился вдруг Арьель. – Ведь ваше имя не Лио…

– Да, это мое имя, – перебил его храмовник, кивнув.

Арьель вновь попятился и чуть не упал, завязнув в снегу. Собеседник ловко поймал его за рукав.

– Не бойтесь меня.

– Я не боюсь. Просто… не верю я в такие совпадения.

– Понимаю, – молодой человек слегка улыбнулся. – Я и сам не поверил бы… Однако, видите, как оно бывает. Я не знал, что о моих… кхм… делах в Медее уже распевают баллады, а вы не знали, что когда-нибудь столкнетесь с героем одной из своих историй.

– Господин Лионель…

Храмовник жестом остановил его.

– Просто Нэль, пожалуйста. Это имя мне привычнее. И забудь ты про "господина", – он так непринужденно и так запросто перешел на фамильярное «ты», что Арьеля это нисколько не покоробило. – Какой из меня господин, сам посуди, – он слегка развел руки, демонстрируя свои потрепанные одежды.

Небо загоралось зарей, воздух светлел. Несмотря на холод, капюшон шерстяного бурнуса был откинут за спину храмовника, и Арьель, наконец, смог как следует разглядеть его лицо. В трактире он не ошибся: лицо молодого человека было действительно сильно изуродовано оспой. Черты неправильные, но выразительные. Впрочем, как раз воли в выражении чувств этот человек, судя по всему, себе не давал. Лицо его казалось спокойным и почти равнодушным, но Арьель спинным мозгом почувствовал, что это – хорошо и точно подогнанная маска. Выработанная, должно быть, годами. Впечатление маски усиливали черные штрихи под глазами. Сами глаза были большие, темные, глубоко сидящие, а одна бровь немного выше другой.

И совсем он не походил на мага в представлении Арьеля, ну просто ни капли не походил.

– Мне нужно в ту же сторону, – Нэль подбородком указал направление. – Ты не против, если я ненадолго обременю тебя своим обществом?

– Дорога общая…

Они пошли рядом по рыхлому снегу, увязая на каждом шагу. Магу, вероятно, приходилось вдвое труднее, поскольку длинный подол его балахона быстро намок и лип к ногам. Арьель искоса поглядывал на спутника. Что ему, интересно, нужно? Признаться, страшновато становилось при мысли, что рядом идет человек, своей магией погубивший десятки жизней, пусть и невольно. Но и любопытно было тоже.

– Тебя зовут Арьель, верно?

– Да, госпо… то есть, Нэль.

– Не мог бы ты повторить, что было в том проклятии?

Арьель кашлянул.

– Видите ли, я не ручаюсь, что именно так оно и звучало…

– Вероятно, не совсем так, – согласился Нэль. – И все-таки, прошу тебя…

Арьель приостановился. Беседовать о подобных предметах на ходу казалось ему… неприличным, что ли. Нэль тоже остановился, поднял взгляд – кажется, это далось ему нелегко. Глаза его по-прежнему ничего не выражали, две черные дыры, да и только. Арьель откашлялся.

– Пусть до самой смерти, – медленно начал он, – не найдешь ты покоя, и ни один дом не приютит тебя, и нигде не найдешь ты крова больше чем на одну ночь. И пусть тот, к кому потянется сердце твое, отвернется от тебя, и умрешь ты в одиночестве и горе.

Нэль помолчал, как бы к чему-то прислушиваясь (к отголоскам горьких слов, которые звучали в нем?), затем провел рукой по лицу и покачал головой.

– Нет, не может быть… Впрочем, проклятие, брошенное в минуту отчаяния, имеет большую силу, – вполголоса пробормотал он. – О, Двенадцать, если бы знать наверняка…

– Вы разве не можете узнать? – с каждой минутой Арьель все больше набирался храбрости. Даже если храмовник не лгал, и в самом деле был тем, кем считал его Арьель, опасным он не казался. А любопытство возрастало тем сильнее, чем слабее становился первоначальный страх. – Магам ведь многое подвластно.

– Многое, но отнюдь не все… Маги не занимаются проклятиями.

– Есть знающие женщины. Может быть, одна из них смогла бы помочь вам?

Быстрый испытывающий взгляд из-под ресниц. Арьель уже привыкал к странной манере собеседника держать себя. Кажется, он вообще никогда подолгу не смотрел в лицо человека, с которым разговаривал.

– Ты говоришь… о ведуньях?

– Ведуньи, знахарки, колдуньи – зовите их как хотите, – заторопился Арльель, которому почудилось, что во взгляде Нэля блеснуло недоверие. – Я знаю одну женщину, она действительно многое умеет. Возможно, она могла бы помочь. И если вам все равно, куда идти…

Маска показного равнодушия дрогнула, брови удивленно приподнялись.

– А тебе разве – все равно?

Арьель пожал плечами.

– Я собирался заглянуть к ней в ближайшее время, так почему бы не сейчас? Да и на тракте в одиночку небезопасно. Особенно тому, кто разбрасывается в тавернах золотыми монетами на глазах у солдат.

На губах мага промелькнула улыбка, быстрая и неяркая, как проблеск солнца в ноябрьский день.

– Об этом не беспокойся. Они не опасны… во всяком случае, не для меня. Но все равно, благодарю. А с твоей знакомой я охотно побеседовал бы, – добавил он после короткого молчания. – Наши знания о мире далеко не полны, и не стоит упускать возможность добавить к ним что-нибудь. Как говорят мудрецы, ничто не должно стоять на пути к совершенству.

– Ну так пойдемте вперед, к совершенству, – весело сказал Арьель. Он уже предчувствовал новое приключение. Не упускать же такого замечательного и интересного человека! Да и нужно узнать наверняка, было проклятие или нет.

– Пойдем, музыкант. Только не обессудь, если найдешь меня неудобным попутчиком…

* * *

Бледное зимнее солнце, с трудом ползшее весь день над горизонтом, просвечивало сквозь частокол деревьев по сторонам дороги. По розоватому снегу тянулись длинные синие тени.

– Солнце скоро сядет, – заметил Арьель. – А до деревни еще далеко.

– Я предупреждал, что со мной рядом удача не ходит, – отозвался Нэль.

– Удача тут ни при чем. Не надо было торопиться после давешней метели. К тому же, первый день года… Эх, понесла меня нелегкая…

Он бы еще продолжал сетовать на собственную опрометчивость и нетерпеливость, но Нэль вдруг остановился и замер, к чему-то прислушиваясь.

– Нас догоняют всадники, – сказал он негромко. – Лучше сойдем с дороги.

– Всадники? – усомнился Арьель. – Я ничего не…

Но маг решительно потянул его в сторону. Пришлось умолкнуть и подчиниться. Они оба немедленно провалились в свежий, неулежавшийся еще снег. Арьель вопросительно взглянул на спутника, тот приложил палец к губам. Напрягши слух, Арьель уловил таки приглушенный перестук копыт, а спустя полминуты из-за поворота вылетели двое всадников в облаке снежной мглы.

– Не только нам не сидится в тепле у огня, – удивился Арьель. – Во летят, как только шею не свернут.

Верховые, в самом деле, гнали во весь опор, насколько позволяла толстая снеговая подушка. Но вместо того, чтобы промчаться мимо двух путников, смиренно отошедших в сторону, всадники вдруг резко осадили коней. Арьель присмотрелся и узнал двух наемников, накануне угощавших его в трактире. К спине как будто прикоснулись холодные скользкие пальцы. Вспомнились взгляды, которыми обменялись солдаты при виде золотого с королевским профилем… Сейчас всадники смотрели недобро. Хищно как-то смотрели.

– Ага, вот и наш молчаливый знакомец, – ухмыльнулся солдат, что сидел на серой пятнистой лошади. У него был свернутый набок нос. – И уже не один. Быстро ты нашел себе компанию!

– Золото еще и не на такое способно, – поддержал второй, стриженный в скобку, тот, который расспрашивал ночью Арьеля, нет ли продолжения у истории Проклятого. Он нагнулся в седле, присмотрелся и с удивлением воскликнул: – Ба! Да это же парень, который так славно пел сегодня ночью! Как видно, блеск золотых слишком заманчив даже для таких певчих пташек!

– А для вас? – негромко спросил Нэль. – Ведь это блеск золота поманил вас пуститься вслед за нами.

Он стоял спокойно, словно не замечая всадников на разгоряченных конях, которые так и напирали на него.

– Ну, раз уж ты знаешь, зачем мы здесь, – хохотнул кривоносый, – тем лучше. Не придется долго языками трепать. Мы, понимаешь, хотим освободить тебя от лишнего груза. Золото – оно ведь тяжелое. К чему тебе надрываться? А мы едем верхами, нам ничего не стоит подвезти фунт-другой золотишка.

Нэль улыбнулся.

– Вы очень любезны, господа солдаты. Но с чего вы взяли, что у меня имеется, как вы выразились, золотишко?

– Хочешь сказать, что отдал нашему сладкоголосому другу последнюю монетку? – фыркнул стриженный. – Не верю я в людскую щедрость, приятель.

– Напрасно не верите…

– То есть, ты утверждаешь, что золота у тебя нет? я точно понял?

– Даже если б и было, я бы уж конечно не стал затруднять вас его перевозкой.

Первый раз в жизни Арьель видел наглость, которая настолько граничила с глупостью. И надеялся, что не увидит больше никогда.

– Что ж, – зловеще сказал кривоносый. – Не обессудь, парень, но мы чтой-то не верим. Придется тебя потрясти… А ты, музыкант, не бойся, ты свое золото честно заработал. Тебя не тронем. Только отойди в сторону, а то как бы не задеть.

Арьель не сдвинулся с места. И вовсе не из благородных побуждений, нет. Просто он опасался, что ноги выдадут его, стоит только сделать шаг, сразу колени подогнутся.

Солдаты спрыгнули с седел и сами убрали его с пути, бесцеремонно оттолкнули в сторону. Подступили к Нэлю. Только тогда он соизволил поднять на них глаза, глянул в упор.

– Господа, меньше всего на свете я хотел бы причинить вам вред. А потому убедительно прошу, давайте разойдемся с миром.

– Че-его-о?

Они настолько были уверены в себе, что даже не обнажили оружия. Думали, вероятно, что разберутся с тощим храмовником одной левой. Арьель тоже так думал. Оба солдата были выше Нэля по крайней мере на полголовы, а уж о разнице в ширине плеч и говорить не приходилось.

Нэль вдруг принял стойку наподобие той, в которую становится воин, готовясь отразить нападение противника. Только вместо оружия выставил перед собой руки. Арьель сразу понял, что сейчас будет. Быстро проговорив несколько коротких непонятных слов, Нэль взмахнул руками, проводя в воздухе извилистую линию. Солдаты пошатнулись и отлетели назад, словно их отбросила невидимая рука или сильный порыв ветра; они не удержались на ногах и повалились в снег. Испуганные лошади шарахнулись в сторону, всхрапывая.

– Могу я надеяться, что инцидент исчерпан? – ровным и нарочито официальным тоном поинтересовался Нэль.

Солдаты с руганью вскочили и одновременно дернули из ножен мечи. Преодолев оцепенение, Арьель бросился к лошадям и с силой хлопнул по крупу одну из них. Лошадь, которая и без того уже нервно прядала ушами, фыркнула и рванула в поле, увязая в снегу. Убежала следом за ней вторая или нет, Арьель не увидел – полетел на землю от оглушительного удара в ухо. На несколько секунд он, по-видимому, потерял сознание, потому как в эти мгновения все и разрешилось, а он так ничего не увидел и не понял. Когда ему удалось поднять отяжелевшую голову, первым делом он стал искать взглядом Нэля. Тот стоял, целый и невредимый, расставив ноги, и тяжело дышал, как после хорошей драки. Футах в тридцати от него ничком лежали оба солдата.

Арьель поднялся на колени, подождал немного, потом встал на ноги. Из носа потекло что-то горячее; во рту ощущался противный вкус крови.

– Не подходи! – выдохнул Нэль. – Стой. Обожди минутку.

Арьель сел на снег – так было легче. Осторожно провел языком по зубам. Вроде бы все целы.

Тем временем Нэль присел на корточки и, набрав пригоршню снега, окунул в него лицо. Арьель вдруг заметил, что его трясет. Через минуту маг стряхнул с ладоней мокрую снежную кашицу и встал.