Текст книги "Служители зла"

Автор книги: Светлана Полякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Глава 7

За окном больницы царила темнота, тяжесть которой не облегчали даже искрящиеся хлопья снега, в темпе largo оседающие на землю.

Теперь Анну раздражала собственная тревога – она казалась ей свидетельством слабости. Ее настроение переменилось.

«Возьми себя в руки, – холодно приказала она себе. – Возьми себя в руки, чертова истеричка. Стисни зубы и терпи, если уж ничего другого пока не можешь придумать… От тебя, в конце концов, зависит не только твоя жизнь».

Кажется, после сегодняшних идиотских галлюцинаций у нее уже нет другого выхода – придётся обратиться к психотерапевту. Иначе она станет опасной для окружающих.

Анна сжала виски ладонями.

«Да уж, – усмехнулась она. – Попытка бегства не удалась, мой ангел. Увы, но скрыться от той насмерть перепуганной девочки, которая прочно поселилась в душе после смерти Мишки, той самой девочки, которую ты пыталась раздавить, как танком, железными доводами рассудка, не удалось, милая…»

Мимо нее прошла блондинка, вежливо улыбнувшись на ходу. Блондинка выглядела совершенно нормально, но Анне все-таки она казалась фантомом.

– Их еще не привезли?

Голос блондинки прозвучал немного издалека. Анна вздрогнула:

– Кого?

– Да этих двух ребятишек, угодивших под машину…

– Нет.

Она вспомнила о страшном известии. Конечно, да… Здесь ведь это случается редко?

Анна достала сигарету. В пачке их осталось только две – кажется, сегодня она явно перебрала свою дневную норму.

Еще бы.

Почему их так долго не везут?

Она позвонила домой и немного успокоилась – Душка и Павлик были дома. Значит, беда случилась не с ними. Значит, беда случилась с ДРУГИМИ ДЕТЬМИ.

По радио передавали веселую и навязчивую рекламу – на мотив известной песенки Глории Гейнор «Я все преодолею».

Слова звучали издевательски.

«Зайди в «Эфир», – предлагал женский голос, по силе заметно уступающий гейноровскому. – Все станет просто и ясно – жизнь окрасится новыми красками. Зайди в «Эфир».

Как в космос выйди…

Анна закурила новую сигарету. Ее руки тряслись.

Детей не везли.

Почему они так задерживаются?

Впрочем, могла случиться поломка «скорой».

«В любом случае – это еще не твои дети. Поэтому успокойся…»

Но тревога не оставляла ее.

Она спустилась к телефону и набрала номер бара, где теперь работал Кирилл.

«Мой концептуальный режиссер Кирилл теперь ведет стриптиз-шоу», – мрачно усмехнулась она.

Может быть, он сможет вырваться из объятий очередной красотки и поедет домой?

Анне все-таки будет спокойнее, если дети будут не одни…

– Кирилл! Тебя к телефону!

Шепот над ухом заставил его прерваться.

– Кто? – спросил он.

– Жена, – едва заметно усмехнулась Ариадна.

Он отошел в тень.

На сцене в медленном танце по-змеиному извивалась обнаженная фигурка. «Ты в ритме танца…»

До объявления следующего номера, как прикинул Кирилл, у него оставалось несколько минут.

Он взял трубку.

– Я слушаю, – сказал он.

– Кирилл, я задерживаюсь. Пожалуйста, милый, освободись пораньше, а? Дети там совершенно одни…

– А ты?

– Я же говорю – у меня работа!

– У меня тоже работа, – раздраженно сказал он, понимая, что слишком резок.

Анна помолчала, но потом попросила:

– Кирилл, я все понимаю. Но сейчас так получилось, что я не могу уйти. Должны привезти детей в тяжелом состоянии. А Душка с Павликом одни. Попытайся отпроситься, а? Может быть, сегодня Ариадна управится без тебя?

– Что там с этими детьми? – пропустил он мимо ушей ее колкость относительно Ариадны.

– Сбило машиной, – ответила Анна.

Черт! Почему-то сразу всплыли Душка с Павликом…

Кирилл посмотрел на Ариадну.

Она стояла, глядя на просцениум, где извивалась девица, и едва заметно улыбалась.

«А ведь она слышит каждое слово Анны, – подумал Кирилл. – Слышит. Черт знает как это у нее получается, но она все слышит».

– Хорошо, я попробую, – пообещал он и повесил трубку.

– Я подвезу тебя, – сказала Ариадна. – Дети – это святое.

И она с наслаждением дотронулась до своего живота.

Мира так долго бродила по улицам, что ноги стали болеть, как будто она только что закончила марафон. Марафон – это вообще-то из прошлой жизни, Мирочка. Из той поры, когда в воздухе пахло свободой, родители еще не были чудовищами с приклеенными улыбочками, а сестренка была жива.

Злость и обида прошли, уступив место безнадежности. Она почти успокоилась – к безнадежности и отчаянию Мира почти привыкла.

Сев на лавку, мокрую от снега, она потерла опухшие ноги и огляделась.

Где-то шуршал останками листьев ветер. Ох, как боялась раньше Мира этих шорохов, наделяя их голосами!

– Ш-што за ш-шрань эта ваш-ша Ш-штарая Пустош-шь, – сердито передразнила их Мира, показав язык неведомо кому, смотрящему сквозь ветви в телескоп луны.

И, не сдержавшись, стукнула кулачком.

О, как ей хотелось уничтожить это место!

– Оно выпило из нас жизнь, – пробормотала она.

Сжав кулаки, закрыла глаза, и темнота ее воображения мгновенно заселилась жуткими картинами.

Взрыв огня, превращающий Пустошь в горстку пепла… Огромные полчища саранчи, сметающие все на своем пути, не оставляющие камня на камне…

Колокольчики…

– Ми-ла, видишь, как глемят колокола?

Перед глазами всплыло смеющееся личико.

Воспоминание о сестренке стерло улыбку с Мириного лица. «Нет, – отмела Мира сладкие картины мести. – Пока здесь остался хоть один ребенок, я не стану этого делать. Ради тебя, малышка… Все было бы куда проще, если бы я могла просто умереть. Если бы в душе у меня еще не было греха. Но – я уже не безгрешна, а значит, я вернусь. Вернусь снова, чтобы стать куклой. Чтобы…»

Она судорожно глотнула воздух и закончила мысль, холодно глядя в темноту:

– Нет, вы не дождетесь еще одного чудовища, мои дорогие… Я помню, что сюда не возвращаются только дети.

* * *

Темнота теперь снова разговаривала.

Павлик зажал уши, чтобы не слышать, но голосам было наплевать. Они находили лазейки, проникали в мозг и не переставали издеваться над ним.

Грубые и мужские, они постепенно вытеснили Женский Голос, который мальчик от отчаяния уже считал своеобразной защитой. Они сквернословили и ругались, утверждая, что мальчик им не нравится, он им мешает.

Где-то заплакала малышка. Боже, что они с ней делают?

Мальчик слышал грязный смех.

– Мамочки, помогите, мне так бо-ольно…

Детский плач становился невыносимым, таким же страшным, как и этот ужасный хохот.

«Они делают с ней что-то ГРЯЗНОЕ», – догадался мальчик и вскочил.

Со мной они собираются сделать то же самое!

Он почувствовал приступ тошноты.

Нет!

Он бросился к входной двери и резко распахнул ее.

Оттуда, вместе с холодным воздухом, ворвались слабые лучики лунного света.

Мальчику не стало легче от них – наоборот!

Теперь комната была заселена высокими и страшными раскачивающимися тенями, и эти тени смеялись и тянули к нему длинные, чересчур длинные руки.

– Нет, пожалуйста, не надо, – прошептал, зажмуриваясь, малыш и отступил на улицу. – Не надо…

Чья-то рука тронула его за плечо.

Он резко обернулся и увидел перед собой две застывшие улыбки. Эти лица он знал слишком хорошо!

– Пойдем с нами, малыш, – сказала старая дама.

Ее муж закивал и, облизнув губы, захихикал.

– Нет! – закричал Павлик. – Я не хочу, не хочу, не хочу!

Вырвавшись из ее цепких пальцев, он побежал вниз, по дороге, туда, где сверкал озаренный огнями путь.

* * *

Тонкие пальцы Юлиана медленно играли перстнем, надетым на палец.

Душка, как зачарованная, смотрела на плавные эти движения, не в силах оторвать взгляда и одновременно испытывая слабое, но все возрастающее раздражение – бледность и пластичность рук вдруг показались ей чересчур наигранными, театральными и неестественными.

Она задумалась, потому что в природе существовало еще одно слово, но она как-то все не могла его вспомнить, хотя оно дало бы полное определение.

Что-то женское было в его движениях, будто он приглашал ее полюбоваться своим перстнем.

ПЕРСТНЕМ!

Ах да…

Она присмотрелась – перстень был в виде змеи. Эта странная Змея свернулась в кольцо и почему-то кусала свой хвост.

Когда-то он рассказывал ей про Уробороса. Змея, дарующего вечность всякому, кто поклонится ему. Кто станет Служителем.

– Но это только легенда, – сказала она тогда. – Всего лишь сказка. Я никогда не смогу вернуть сюда Мишку. И ваш мифический Змей этого не сможет!

Он в ответ загадочно улыбнулся.

– Все зависит от степени мастерства, – сказал он. – Но пока еще рано. Пока ты не поймешь этого.

Змеиное, вот! Она улыбнулась, потому что ей удалось понять, на кого он похож.

На Змея.

– И мы оказываемся в полном одиночестве, – печально говорил Юлиан. – В гордом одиночестве. Потому что за Знание надо платить. Люди глупы и жестоки, моя девочка. Они ищут гнилую бренность – посмотри, как они убоги. Им не хватает величия даже в религии. В Бога они выбрали бродягу, который нашептывал им в уши сладкие словечки, – ах, какие обещаньица он им выдал!

Он увлекся. Душка сейчас почти перестала его слышать. За окном сгущалась темнота, и, наверное, родители уже волнуются. Впрочем, ей до них нет никакого дела.

Точно так же, как и им до нее.

И все-таки там Павлик.

Она встала.

– Мне пора, – сказала она. – Уже поздно.

Он вздрогнул, как будто она ударила его, прервав монолог. Поднял на нее глаза, неожиданно холодные и повелительные. Душка даже поежилась, потому что холодная сталь этих глаз была сродни прикосновению ледяных пальцев к шее, и сказал отрывисто и резко:

– Еще не пора.

Душка собиралась возразить, что уж кому, как не ей, знать пределы собственного времени, но, удивившись собственной неизвестно откуда взявшейся покорности, села на место. Он был удовлетворен. Душка возмутилась и нашла в себе силы к новому витку сопротивления:

– Нет, я должна идти! Там мой брат!

Они смотрели друг на друга, словно пытаясь взглядами сломать один другого.

«Что это с ним, – удивилась она, – он никогда не был таким… Сейчас я, кажется, доведу его до бешенства…»

Если они поссорятся, Душка станет одинокой. «Так-то оно так, – возразила Душка, – но если он собирается вести себя так гадко, опуская меня, так на какой черт он вообще мне сдался? Лучше уж я побуду одинокой!»

Она продолжала смотреть на него, вкладывая в яркость своих голубых глаз всю силу собственного «нет!».

Казалось, сейчас он растопчет ее.

«Он ведь и вправду растопчет тебя, – испуганно заголосил внутри голосок тихой и славной девочки. – Лучше уж посиди еще. В конце концов, он ведь Взрослый. А Взрослых надо слушаться!»

«Ага, сейчас, – сказала Душка голоску. – И насчет крутых переломов – это мы еще посмотрим, кто кого!»

Он вдруг изменился, так же внезапно, как и раньше.

Сейчас он уже перестал быть властительным и жестоким, не терпящим возражений.

Сейчас перед Душкой сидел просто одинокий и постаревший мужчина с опущенными плечами. Движения рук стали хаотичными, а взгляд был направлен мимо Душки.

– Я всегда буду один, – бормотал он. – Никому я не нужен, вот в чем моя беда. Я становлюсь нужен только тогда, когда возникают дурацкие проблемы, которые нужно решить, когда надо ПОЛУЧИТЬ нечто.

Душке стало жаль его, и в то же время он продолжал действовать ей на нервы.

– Да что это вы говорите так, будто вы Господь Бог? – усмехнулась она. – А вот бабушка говорит, это великий грех – считать себя равным Богу.

Выпалив это, она сначала удивилась своей смелости, а потом прикусила язык, потому что он поднял глаза и в глубине их Душка не нашла ни гнева, ни ярости – только усталость и печаль. «Что это я, – подумала она. – Он же просто несчастный человек, а я нападаю на него, как на врага!»

– Ты очень умная девочка, – усмехнулся он. – Но проблема в том, что я не только не считаю себя Богом, но даже и не хочу Им быть, тем более казаться. Мнение людей – тем паче их восхищение, или поклонение, или, напротив, ненависть – меня совершенно не занимает. Я слишком… Но стоп! Пока ты еще не сможешь понять меня. Потом. Потом мы с тобой вернемся к этому, ладно?

Она пожала плечами. Сейчас ей хотелось только одного – уйти отсюда домой. Она вдруг страшно заскучала по Павлику, по их книжкам – о, если бы найти тот шкаф, через который можно попасть в Нарнию!

Все вокруг страшно раздражало ее, особенно стало раздражать то, что отделяло ее от братишки.

«Оказывается, я без тебя не могу жить, Павлик, – улыбнулась она. – Мы все переменим с сегодняшнего дня. Я стану тратить на тебя все время – наверное, потому, что только ты понимаешь меня как надо, братишка!»

– Ну что ж, теперь пора. – Юлиан поднялся. – Ты не возражаешь, если я немного провожу тебя? На улице уже темно и страшно.

Ей совсем не хотелось этого. Но он сказал это УБЕДИТЕЛЬНО. Попытавшись найти повод для отказа, Душка поняла, что, во-первых, возразить ему совершенно нечем, а во-вторых…

Во-вторых, говоря словами Лиса из «Маленького принца», мы ведь в ответе за тех, кого приручили, не так ли?

«Значит, пойдем, Лис», – вздохнула она. Он почти и не скрывал своего мастерства проникновения в чужие мысли, потому едва заметная улыбка тронула его губы.

– Только надо быстрее, – сказала Душка. – Чтобы родители не сильно ругались… А то мне и так обеспечена хорошая головомойка.

– Ну, я думаю, что смогу договориться с твоими родителями, – рассмеялся он, надевая плащ. – Они не будут тебя ругать. Ни сегодня, ни вообще никогда…

– Интересно, почему? На них снизойдет особая Божья благодать?

Он словно не услышал вопроса, выходя на улицу и на ходу застегивая плащ. Но Душка вновь обратила внимание, как едва заметно он морщится и у него дергается щека, когда она говорит о Боге или просто упоминает о Нем.

«Странно все-таки, – подумала она. – Очень странно…»

* * *

Павлик плохо помнил, как он очутился в парке. Но теперь ему было еще страшнее. Дорога сияла огнями за стеной деревьев, маня его к себе.

Он решительно направился туда – там было светло. Там не было теней и призраков. Сейчас он дойдет туда, попросит какую-нибудь машину подкинуть его до маминой больницы, и все будет в порядке.

Чтобы не смотреть по сторонам, он зажмурился и теперь шел наугад, свято веря в то, что неувиденное не может быть страшным.

Что-то мягкое, похожее на потную и толстую руку, коснулось его лица.

– Куда ты? – прошелестел над ухом вкрадчивый голос.

Малыш распахнул глаза.

Перед ним стояли три фигуры. Они были похожи на статуэтки. Те самые, из бабушкиной коллекции. Толстячок, который сейчас смеялся над ним.

Женщина со Змеей.

За их спинами он видел и Третьего, как он догадался, самого Главного. Этот молчал, скрестив на груди руки, и смотрел на Павлика черными дырками глаз.

Женщина плавным движением опустила Змею на землю. Змея ощерила пасть и зашипела.

Павлик зажмурился, надеясь, что сейчас наваждение пройдет. Они исчезнут.

Он вспомнил даже, как отец, когда Павлик рассказал ему, что боится ночных деревьев, потому что они кажутся злыми оборотнями, сначала нахмурился, проворчав по привычке «меньше бы ты читал дурацкие книги», но потом рассказал ему, что в детстве у его родителей была дача в поселке Молочка…

– Смешное название, – невольно рассмеялась тогда Душка. – Сразу видишь такую пасторальную картинку… Коров и молочниц в белых накрахмаленных чепчиках…

– На самом деле там были только коровы, а вот молочницы обходились без чепчиков. А еще там был огромный овраг. Чтобы добраться до дачи, приходилось всегда проходить мимо него. Тропинка там была узкая, и мне казалось, что сейчас оттуда покажутся чьи-то руки, и эти руки обнимут меня, а потом… Я окажусь на самом дне. Даже деревья там шелестели особенно. Как будто нашептывали мне страхи.

– Может, и в самом деле – нашептывали их… Деревья иногда это делают.

– А мне кажется, иногда они просто пытаются предупредить о чем-то, – задумчиво сказал Павлик. – Но наверное, у них просто разные характеры.

– Ночью я их почему-то всегда боюсь, – призналась она. – Не знаю почему. Но мне кажется, ночью они становятся духами. Перестают быть обычными деревьями и становятся… оборотнями.

Павлику тоже казалось, что деревья эти становятся оборотнями, но он тогда промолчал. Такие моменты, когда все они собирались и о чем-то разговаривали, теперь были так редки, что он боялся даже вздохнуть, чтобы не спугнуть это.

Но сейчас снова казалось, что деревья настроены враждебно к нему, и в их шелесте он слышал: «ТЫ ДАЖЕ НЕ ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ, КАК У ВАС ВСЕ БУДЕТ ХОРОШШО», и ему снова хотелось открыть глаза, но он знал, ЧТО он увидит.

– Это только деревья, – сказал он себе. – Деревья и разыгравшееся воображение…

Сзади раздался старческий смех.

Павлик обернулся. За деревьями теперь виднелись фигуры стариков, почти догнавших его.

«Некоторые люди бывают страшнее всяких оборотней-деревьев», – подумал он, и, словно угадав его мысли, старик подмигнул ему и засмеялся – и Павлик увидел, как беззубый старческий рот наполняется белыми зубами, и они все время растут и растут, превращаясь в клыки.

Он развернулся и с криком ужаса побежал дальше, дальше – к манящей яркими огнями дороге, на которой, как ему казалось, его ожидает спасение.

* * *

Ветер свистел в его ушах, мешая понять, о чем говорит Ариадна. Он любил скорость. О боже, как он ее любил!

Ариадна смеялась. Ее тонкая рука покоилась на его плече. Он сейчас чувствовал себя почти счастливым.

– А быстрее?

Голос Ариадны донесся до него через ветер, она наклонилась к нему, и теперь он видел только светящиеся белки ее глаз, такие зовущие, как и…

– Что ты делаешь? – спросил он сдавленно, чувствуя, как ее вторая рука опускается все ниже и ниже, а ее улыбка становится странной, немного отстраненной от реальности. Его бросило в жар. Облизнув пересохшие губы, он попытался противостоять голосу желания, но было уже поздно.

– Так слабо заняться этим на бешеной скорости, ковбой, – передразнила Ариадна героиню какого-то идиотского вестерна. – Неужто слабо?

Ее рука плавно двигалась, заставляя его вздрагивать.

– Мы врежемся в столб. – Попытка сопротивления вышла неуверенной и отвратительно слабой. – Давай остановимся!

– Ну нет! – капризно протянула Ариадна. – Так неинтересно. Малышка хочет нового. Ну же, ковбой! Не дури – кроме нас, на дороге нет никого…

Он вздохнул, сдаваясь ей на милость. Отдался течению с покорностью раба.

«Кто купит ценою жизни ночь мою?»

Что-то резко ударило, Ариадна качнулась всем телом.

На одно мгновение ему показалось, что он увидел лицо мальчика, как две капли воды похожего на Павлика.

Он развернул руль, пытаясь спасти положение. Но наткнулся на что-то твердое. Как будто из кустов выползла огромная змея, и машину швырнуло обратно на дорогу.

Последнее, что он увидел, была легкая тень, метнувшаяся из парка с криком. Похожая на белое облако, она попыталась оттолкнуть ребенка, но было уже поздно.

Маленькие, легкие тела взлетели, широко распахнув руки, как маленькие крылья, перевернулись несколько раз от удара в воздухе и… упали рядом друг с другом…

* * *

Увидев вылетевшего на дорогу маленького мальчика и летящий на бешеной скорости джип, Мира закричала.

Она даже не успела подумать, что надо делать, – ноги сами вынесли ее на дорогу.

«Господи, помоги мне, – взмолилась Мира.

– Пожалуйста, Господи!»

Она даже не успела узнать ребенка – в считаные доли секунды Мира уже отталкивала его прочь, оставаясь на той линии, по которой неслась эта чертова машина. «Трахаются они там, что ли?» – мелькнуло у Миры в голове.

Мальчик упал, разбивая себе в кровь колени.

Мира уже почти успокоилась, но в это время из кустов вылезла какая-то пакость, напомнившая Мире виденного в зоопарке питона. Машина, налетев на эту нечисть и взвизгнув тормозами, как сумасшедшая истеричка, развернулась и смяла мальчика и Миру.

В воздухе повис крик и ужас, а Мира уже не видела ничего – только небо перед глазами, то самое, где, по ее мнению, еще оставался живой Бог.

– Эй, Бог, – прошептала Мира, – теперь я смогу не возвращаться сюда?

Небо погасло. Боль, до этого пронзавшая Миру, тоже исчезла. Ее тело становилось легким, или у нее его больше не было?

Мира подумала, как она станет обходиться без тела, но теперь ей было наплевать.

Она уходила из Старой Пустоши. Навсегда! И с последним выдохом покинула ее окончательно.

* * *

– Привезли?

Анна быстро поднялась и спустилась по лестнице.

– О господи, – вырвалось у нее.

На носилках, закрытые простынями, как покойники, лежали два тела. Одно совсем маленькое, другое – побольше.

Девочка и мальчик. Мальчик – поменьше, а девочка… Она почувствовала дрожь в руках.

Как Душка и Павлик. Нет, так не бывает. Она уже и так настрадалась. Может быть, порцию страданий все-таки надо нормировать, а?

– Им уже нельзя было помочь.

Голос медсестры прозвучал ровно, но вряд ли в нем звучали нотки утешения или сострадания.

Она кивнула и медленно отогнула уголок простыни, закрывающей маленькое тельце мальчика.

Нет…

Она отшатнулась, пытаясь удержаться на ногах, ухватилась за стену.

Павлик?! И Душка?!

Она не стала открывать второе тело. Не стала делать себе еще больнее. Сейчас ей нечем было дышать.

Она пошла к выходу.

Это обман. Павлик и Душка живы. Они дома. Они не выходили из дома…

– Их сбил красный джип.

Обернувшись на шепот, она заметила, как женщина, шептавшая это, засмущалась и отвернулась.

Анна сделала шаг к двери.

– …занимались сексом… Не заметили…

– Ее муж и Ариадна?

Анна не стала оборачиваться. Теперь к боли примешалась злость.

О, как она его ненавидела!

– Возьмите, это вам поможет!

Она посмотрела на говорившего. Это был хирург, протягивающий ей странный предмет, завернутый в клетчатый носовой платок.

Анна взяла его, машинально сказав:

– Спасибо…

На ощупь предмет был твердым и холодным. Анна развернула его и увидела, что это револьвер.

Она усмехнулась.

Что ж… Раз народ хочет дальнейших зрелищ – он их получит. Ей уже все равно. Ее боль переполнила пределы выносимого.

Она вышла в темноту.

Красный джип она не увидела, зато сразу увидела Кирилла. Он сидел на земле, бессмысленно уставясь в небо, и мычал, как подстреленное животное.

Анна позвала его:

– Кирилл!

Он поднял глаза, в которых стояли слезы.

– Анна? Я не знал, что так получится… Я не знал!

Его лицо расплывалось.

Она попыталась улыбнуться ему, сказать, чтоб он не боялся, потому что в смерти нет ничего страшного. Гораздо страшнее остаться здесь с этой болью, которая рано или потом перейдет в покорность, и тогда их ничего не спасет…

Зачем жить, когда у них нет теперь ни Мишки, ни Павлика, ни Душки?

– Анна, пожалуйста, не надо…

Анна покачала головой и подняла револьвер. Нажала на спуск, стараясь не смотреть в эти глаза, полные мольбы и боли. Крик оглушил ее.

Она равнодушно смотрела, как тело Кирилла сползает на землю. Потом улыбнулась и направила револьвер себе в висок.

* * *

Они шли долго, и почему-то Игоря не покидало ощущение, что он уже был здесь. И эта высохшая речка, и мостик, и ромашковые заросли… Где-то куковала кукушка – он привычно задрал голову, спросил – сколько мне осталось? Кукушка, которая до этого куковала мерно и непрестанно, вскрикнула один раз и – замолчала.

«Ну да ладно, я же не маленький, в самом деле, чтобы верить тебе, – подумал Игорь, но неприятный осадок в душе остался.

И его не покидало ощущение дежавю – он БЫЛ здесь. Он оглянулся вокруг, наклонился, пытаясь прочесть надпись на мостике. «Прошлый раз я садился на корточки», – пришла в голову мысль. «Эта дорога ведет в Старую Пустошь», – гласила надпись, и ему почудились предостерегающие нотки – «эта дорога ведет… в ад».

Он машинальным жестом дотронулся до ромашек, уже зная, чемони пахнут, и недоуменно оглянулся на своего спутника.

– Нам надо идти, – поторопил его загадочный парень.

Все вопросы замерли на языке, Игорь покорно встал, отряхивая с куртки куски засохшей травы, кивнул. И подумал, что он не удивится, если по дороге им встретится разрушенная церковь.

«Сны иногда становятся явью».

Или это просто кажется, что тебе снится. На самом деле ты проходишь свой путь, пробуя, каким он будет. Тре-ни-ров-ка…

Они еще некоторое время шли по лесу, в воздухе которого уже вовсю бродило осеннее вино, и действительно, в отдалении, на пригорке, Игорь увидел силуэт церкви без купола, и вот они уже вышли к огромному щиту, на котором было написано: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В СТАРУЮ ПУСТОШЬ!», и чуть ниже: «WELCOME ТО ETERNAL EMPTINESS!», а губы Игоря переиначили сами эти слова – «добро пожаловать в ад…».

– Ну вот. Мы пришли.

Теперь Игорь стоял перед воротами, за которыми виднелись огни города. Причем назвать городок маленьким он не мог – Старая Пустошь показалась ему огромным, сверкающим огнями городом.

– Это не так, на самом деле Старая Пустошь невелика, – услышал он за своей спиной. – Говорят, раньше там было нормальное село. Небольшое, но аккуратное и справное. Хозяйства крепкие, в общем… Жили они не тужили, как говорится. Потом что-то там случилось… Он мне толком не сказал – сам не знает, что ж там такое произошло, то ли проклял это место кто-то, то ли все совпало с периодом раскулачивания, – только полетело все к чертовой маме в один момент… Какое-то время еще держались они, да пошли на них то засуха, то, наоборот, дожди, в конце концов и река высохла. Стали говорить, что место плохое, вроде как сам дьявол его отметил. Появился тут человек, сказал – надо всем собраться и просить у Бога прощения. Тогда все наладится понемногу. Послушались они. Построили церковь маленькую, стали вымаливать у Бога «плоды земные», и вроде все наладилось. И засуха оставила в покое эти места, только речка как была иссохшей, так и осталась… И почему-то строго-настрого этот человек запретил им подходить к вон той луже.

– Не пей, козленочком станешь, – засмеялся Игорь.

– Ну, примерно так… Сказал, что вообще нельзя ходить на ту поляну. Что там опять приключилось – не знаю. Наверное, кто-то запрет нарушил. Появились в деревне мухи в невиданных количествах, и… В один прекрасный момент нашли этого человека мертвым, и лицо мухами облеплено так, что узнать невозможно… И церковь рушиться начала, и народ потихоньку по другим местам стал разбредаться… Какое-то время пусто тут было. Никто сюда и ехать не хотел. И было довольно спокойно – только вот призрак на дороге жить мешал… А недавно появились тут люди. И… вот что всех пугает. Живут они там прекрасно. Богато живут.

– Почему? – удивился Игорь. – Этому радоваться надо…

– Нет, радоваться трудно, – покачал головой его странный спутник. – Что-то нехорошее творится. Кто там бывал, говорили о том, что сны снятся плохие, кошмары, а жители новые – вроде секты какой-то… Храм при их материальном благополучии восстанавливать не собираются, незачем им. Более того, крест сняли с купола. Там крест раньше был, так первым делом его сняли. И – стороной они его обходят, будто боятся.

Мальчик замолчал. Он стоял, держа руку на голове пса, и смотрел на Игоря своими прозрачными чистыми глазами.

Потом посмотрел вверх, на огромное облако над ним, так похожее на крылья, и едва слышно проговорил:

 
…Тихий край когда-то был,
где давно никто не жил,
все погибли на войне;
только звезды в вышине
зажигались в поздний час…
 

Грустно улыбнулся Игорю:

– Прости, так получилось, но дальше тебе придется идти одному. Вон дом, где жила Рита.

– Что значит – жила? – спросил Игорь.

Мальчик ничего не ответил. Просто повернулся и пошел прочь.

– Эй! – попробовал остановить его Игорь. – Объясни, почему…

Он осекся. То есть он, конечно, верил, что чудеса возможны. Но куда, черт побери, подевался мальчишка с собакой, если они только что тут были?

– Похоже, ты разгуливал по лесу в обществе призраков, дружище, – озадаченно протянул Игорь и, подтянув лямку рюкзака, шагнул за ворота.