Текст книги "Служители зла"

Автор книги: Светлана Полякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Никогда не разговаривай с собой, – шепотом повторила Анна и оглянулась вокруг.

Словно тихий вздох пролетел по комнате.

– А дальше? – тихо спросила Анна.

Сейчас ей казалось, что она не одна в комнате. Кто-то еще находился рядом, и, что самое странное, Анна совершенно не боялась этого невидимого существа.

Наоборот.

Ей хотелось, чтобы это невидимое существо оставалось с ней подольше. Что она нуждается в обществе автора этих строчек точно так же, как и он нуждается в ее, Аннином, обществе.

Она перестала чувствовать себя одинокой, потому что…

Она вздохнула. Понимание показалось ей похожим на резкий удар в солнечное сплетение.

– Не дай им сделать из себя Служительницу, – раздался тихий шепот. Как шелест листьев…

Анна резко оглянулась.

– Слу-жи-тель-ни-цу? Кого? Чего?

– Не дай, не дай им сделать этого с собой!

Сейчас голос показался Анне испуганным и исчезающим. Но тем не менее она немного успокоилась. Все ее дурные настроения почти прошли.

Она перестала чувствовать себя одинокой, потому что поняла – еще кто-то боится за нее и за ее детей. И несмотря на то, что он невидим, он рядом. И постарается ей помочь!

«Ты все придумываешь, – устало сказал ей внутренний голос. – Никто вам не сможет помочь. Вы сами не хотите помочь себе, взглянуть правде в глаза…»

– В чем она, правда? – едва слышно спросила Анна. – В чем?

Она знала, что ответа не получит. Она и не хотела знать этот ответ.

Загадочные слова, которые она прочитала в книге, найденной однажды там, в больнице.

«…Мир возник от союза огня и льда. На севере находится царство льда и тумана, это окраина Мидгарда, и отсюда совсем близко к богам. На севере очень холодно, а внизу – на юге – жарко, там царит огонь. Там живут огненные великаны, которые дают миру энергию огня и в конце времени разрушат его все тем же огнем. Весь Мидгард омывается всемирным океаном. В нем обитает гигантское чудовище, змей Мидгарда, опоясывающий своим телом весь мир и кусающий себя за хвост. Этого змея иногда еще называют германским Уробором…»

И она вспомнила, что на дверях больницы и везде, в самых неожиданных местах, ей встречался этот самый Уробор – змея, кусающая себя за хвост. Она даже спрашивала, что это означает. И Ариадна ответила ей, что это – символ.

– Стилизованный символ Уробора, выполненный в виде шестиугольника – бензольного кольца, символизирующего химическую компоненту, в понимании современного представления о взаимосвязи химии и природы, химии и человека, его здоровья. Наш Уробор символизирует взаимосвязь всего сущего и химии. В современном мире к химической компоненте следует подходить очень ответственно. Иначе, согласуясь с цикличностью и всеобщей взаимосвязанностью в природе, химия будет больно и коварно бить по человеку, нападая с неожиданных сторон. К сожалению, в нашей стране мы все больше и больше это видим.

Иногда она говорила долго и непонятно, эта Ариадна. И тогда, в такие моменты, Анне начинало казаться, что это не она – кто-то говорит за нее мерным голосом.

«И за меня тоже так начнут говорить, – подумала она. – Или уже говорят? Кто? Этот ужасный змей, кусающий сам себя?»

– Образ глупого человека, который сам попадает в ловушку, «за демонами следом».

Она пробормотала это едва слышно и все-таки вздрогнула, оглядываясь – последнее время ее почти не оставлял страх быть… подслушанной.

* * *

Начинало темнеть, и Игорь с ужасом понял, что ему придется провести в лесу еще одну ночь.

– Если кому рассказать, на какие я иду подвиги ради тебя, Ритка, боюсь, меня поднимут на смех… Это будто и не я, а какой-то идиотский «последний романтик». Брожу по лесу, ищу какую-то неизвестную Пустошь, как пустыню. Иногда мне мерещится мальчик с собакой, который не разговаривает со мной, – поведение нетактичное, даже если он и пришелец. Может, этот парень вообще инопланетянин и заманивает меня на полигон? Меня упрут на фиг и будут анализировать… И что самое поганое, я даже не могу вернуться, потому что из ослиного упрямства забрел слишком далеко от входа, и теперь мне остается только одно – все-таки найти выход, найти тебя и малышку!

Он начал разводить костер. Из промокшего от снега валежника. Занятие выходило тяжелое и занудное, но Игорь все-таки умудрился добиться слабенького огня и присел на корточки, грея озябшие руки.

Теперь у него снова отросла борода, а волосы он подвязал шейным платком, отчего стал похож на бродячего хиппи в бандане.

– Единственным плюсом в путешествии невесть куда можно считать то, что я уже вечность не пью. Поскольку в этой местности не предусмотрены бары, – усмехнулся он. – И куда подевался парень, черт его дери? Мог бы появляться хоть время от времени…

Деревья прошептали неясную угрозу, и Игорь не замедлил откликнуться – ругаться ведь тоже как разговаривать:

– Да вот сейчас прямо испугаюсь вас! Шепчите что угодно и сколько угодно! Десант не сдается! Вам не повезло, ребята, вы встретились с самым упрямым типом на этой планете! Могли бы подыскать для опытов более нормальное существо! Которое начало бы метаться, просить пощады, а то выбрали меня… Ваша беда в том, что я, к вашему горькому сожалению, абсолютно не способен относиться к жизни серьезно!

Он закурил, радуясь, что догадался затариться целым блоком. Впрочем, через некоторое время они кончатся, эти вонючки. И тогда, если он к тому времени не обнаружит Старую Пустошь, он будет вынужден бросить курить, а это в его планы не входило!

– Может быть, это был скрытый промысл Господень? Ну, не хочет раб Божий Игорь по своей воле отучиться от дурного! Значит, засунем его в этот сраный лес, из которого явно нет выхода, и пусть бросает! Пока не бросит, из лесу не выйдет! Такой вот расклад, «товарисчи», как говаривал людоед Момбасса, дожевывая ногу верного соратника по партии!

Где-то на верхних нотах простонала выпь, но Игорь только отмахнулся:

– Заткнись, родная! Мне настолько тошно, что даже ты не сможешь ухудшить своими воплями мое положение!

Он рассмеялся.

Смех отозвался в лесу эхом, деформировав звук до неузнаваемости.

Будто несколько бесов на разные лады, издеваясь, передразнили его из многих лесных уголков.

Может быть, это напугало бы кого угодно, но не Игоря. Игорь только усмехнулся и продолжал спокойно смотреть на красноватый огонек костра, изредка подкидывая туда подсушенные ветки хвороста. «Да знаю я, что вы есть, – подумал он. – Как комары. Не больше. Но я знаю еще одну вещь, которой меня научили долгие годы службы в храме, – не стоит обращать на вас внимания. Именно это вам не нравится больше всего. Когда на вас просто не реагируют. Вы лишаетесь тогда своей любимой игры, своей детской кашки, без которой не можете существовать. Страха».

Он посмотрел в небо, постепенно окрашивающееся синим цветом.

– Я прав, Господи? – улыбнулся он. – А ежели я прав, значит, мы доберемся до этого дурного места под названием Старая Пустошь и украдем оттуда Ритку, как рыцарь прекрасную даму.

«Если, конечно, эта самая Пустошь существует в природе и если Ритка находится именно там, потому что вполне может оказаться, что я совсем и не прав, – подумал он. – Но утро вечера мудренее. Поэтому переживем-ка ночь, чтобы посмотреть, что решил преподнести нам новый день…»

* * *

– Вот уж невезуха так невезуха. – Мира пнула ногой запертую дверь.

Белый листок, прикрепленный к окошку, оповещал, что библиотека закрыта.

– Он уехал. Он один отсюда уезжает. И приезжает снова, – задумчиво и печально проговорила девочка, и ее лисья мордашка стала забавной и печальной, как у плюшевой игрушки.

– А почему ты так расстраиваешься? – удивилась Душка. – Ну, уехал. Ведь приедет же.

– Тебе этого не понять, – проговорила Мира. – Он единственный, с кем я могу говорить о Маринке. И вообще о том, что со мной будет.

– А ты знаешь, что с тобой будет? – спросила Душка.

– Знаю, – мрачно проговорила Мира. – Это все знают, но боятся поверить. Разве у тебя никогда не бывает видений будущего?

Душка задумалась. Наверное, да. Наверное, такие видения у нее появляются. Но ведь и мама, и папа говорят, что это всего лишь фантазии…

– Не знаю, – честно ответила она. – Я не помню их.

– Потому что ты БОИШЬСЯ их запомнить, – мрачно сказала Мира, разглядывая обломанный ноготь на большом пальце, – просто дрейфишь посмотреть своей Смерти в глаза.

– Неправда, – возразила Душка. – Вообще бабушка говорила, что о нашем будущем дано знать только Господу Богу. Людям этого знать не надо.

– Это ты так считаешь и твоя бабушка. А они считают иначе…

– Кто это – они?

Мира замешкалась.

– Они, – просто повторила она. – Ты еще пока не их. Не до конца их. Но очень скоро ты станешь такой же разумной, как они. Ты перестанешь быть ребенком. Станешь серой тенью…

– Знаешь, – Мира отчего-то стала раздражать Душку. И она заговорила резко, может быть, даже чересчур резко, – с тобой ужасно скучно и глупо. С Павликом куда интереснее, хотя он и младше тебя. Так что не в возрасте дело, а в уме.

Она повернулась, чтобы вернуться к дому, и тут ей в спину, как кинжал, ударили злые и холодные слова:

– Дни твоего драгоценного Павлика сочтены…

Душка вздрогнула. Медленно обернувшись, она почувствовала растерянность.

Глаза Миры были совсем не злыми. Нет, она не собиралась сделать Душке больно своим дурацким предсказанием!

Она смотрела на Душку очень грустно, как взрослый, знающий нечто такое, о чем еще не догадывается ребенок.

– Неправда! – горячо проговорила Душка. – Я не верю тебе!

– Я тоже не верила, – устало сказала Мира. – Когда Маринки не стало. Маленькие дети не возвращаются…

Сказав так, она повернулась и пошла вдаль по улице, оставив Душку совсем одну перед странностью и безжалостностью своей недосказанной мысли.

* * *

Он закрыл глаза.

Завладеть статуэтками…

Ради этого он рискнет поиграть в эту игру.

Потому что старуха и сама не ведает, что все в ее руках. Улыбка растянула его губы, превращая лицо в странную, жуткую маску.

Старая Пустошь…

Он рассмеялся. Попытаться переиграть Великого Игрока? Если он сможет это сделать, он поднимется на еще одну ступень в иерархии, которую придумал Великий Игрок.

Жаль, что никому не дано увидеть его истинного лица, как не дано увидеть собственное истинное лицо.

Зеркала всегда лгут, готовые выдать желаемое за действительное. Они учатся у зеркал так же беспардонно лгать, играя с людьми в прятки.

Машина остановилась возле его дома. Выйдя, он поднялся к себе и зажег свет. Электрический свет ударил по глазам, ослепляя. Лишая мир таинственной сути.

Он резко щелкнул выключателем, погружая комнату назад, во мрак, потом, чиркнув спичкой, зажег три свечи.

Зеркало в старинной раме осветилось, начиная свое вранье о нем.

Закрыв глаза, он пробормотал что-то непонятное.

– Vulgus vult decipi – ergo decipiator!

Толпа хочет быть обманутой – так обманывай…

Произнеся это вслух, он заставил себя почувствовать, как переступает через порог разума. Освобождаясь от цепей рассудка, он вышел в пустоту – сначала дрожа от темноты и холода, но постепенно привыкая к этому состоянию.

Для того чтобы узнать тайну, ему довольно часто приходилось переступать сей «порог», и он почти привык к этому.

Зато теперь он знал, как выглядит Смерть, и уже не боялся ее. Он начал погружаться в темноту, как погружаются в сон. Через несколько мгновений его разум полностью отключился, и он почувствовал, как летит над землей подобно птице. Внизу простирался темный лес, казавшийся ему воплощением Великой Магии, а еще через некоторое время он увидел странную поляну.

Огромная, она своей формой напоминала абрис свернувшейся в кольцо огромной Змеи.

И оттуда исходило странное свечение, притягивающее к себе его душу.

Он попытался сопротивляться, но разрушительные волны уже достигли его мозга.

Резкая боль, вспыхнув, заставила его закричать. С ужасом он понял, что падает. Конвульсивными движениями скрючившихся пальцев он попытался уцепиться за воздух.

Земля приближалась, на этот раз неся ему настоящую Смерть…

* * *

Постояв еще немного, Душка пожала плечами и уже собралась уходить, как вдруг, повернувшись, столкнулась с высоким мужчиной, рассматривающим ее с интересом. В его больших серых глазах присутствовал явный интерес к ней, и Душке он показался весьма симпатичным – последнее время ею никто особо не интересовался. Душка даже начинала привыкать к тому, что она живет внутри самой себя, как в огромном стеклянном шаре. Ее мысли плавали там, неспешно возвращаясь к ней, не соприкасаясь с другими мыслями, и ей начинало даже казаться, что она уже все-все знает, и незачем идти дальше, пытаясь понять окружающий мир, потому что она и так все знает, и на самом деле весь мир просто ее собственный стеклянный шар.

И еще ей иногда казалось, что и окружающие ее люди живут точно в таких же невидимых стеклянных шарах, им кажется, что они свободны и знают все наперед, как и Душка, только в глазах их застыли боль и непонимание, но так как их глаза прикрыты едва видимой пленкой равнодушия, кажется, что они счастливы.

А этот мужчина был немного другим. Не то чтобы он вызывал симпатию. Нет… Душка назвала бы это вспыхнувшее чувство иначе.

Интерес.

– Ты ко мне? – спросил мужчина приятным низким голосом.

– Мы с моей подругой хотели в библиотеку, но она ушла, – сказала Душка. – Понимаете, библиотека оказалась закрытой, и Мира решила, что это последний удар в ее сегодняшней жизни…

– А, ты приходила вместе с моей Мирой. – Мужчина улыбнулся. – Ты ведь ее новая подружка, с таким странным именем?

– Это не имя, а прозвище, – сообщила Душка. – Вообще-то меня звать Дашей.

– Мне больше нравится Душка. – Он протянул ей руку. – Меня зовут Юлиан. Давай обойдемся без отчества – оно у меня совершенно не подходит к имени. Если тебя интересует библиотека, пошли, посмотрим мои книги…

Он открыл дверь.

«Меня куда больше интересуете вы», – подумала Душка и поняла, что он уловил ее мысль, но постарался скрыть это от нее.

Его высокая фигура скрылась в коридоре, и на мгновение показалась рука, приглашающая Душку проследовать за ним.

Она вошла, робко оглядываясь, и остановилась, присвистнув от восхищения.

Такого великолепия она еще не видела!

Вся стена была закрыта стеллажами, и на каждой из полок томились в ожидании такие книжки, что у девочки захватило дух.

Но главным чудом было не это!

Прямо с потолка свисал огромный стеклянный шар, о котором Душка мечтала с тех самых пор, как увидела его в какой-то американской сказке.

Шар был огромный, с точной копией Старой Пустоши, и внутри него кружился снег, такой красивый и искрящийся, что Душке он показался настоящим.

– Какое чудо! – воскликнула девочка, подходя к шару и восторженно наблюдая за медленным кружением снежинок над маленькими домами – точными копиями домиков, в которых жили они.

– Все как на самом деле, да? – тихо спросил хозяин этого чудесного шара и засмеялся. – Великий мастер сделал это. Жаль, что его уже нет в живых…

– Я мечтала о таком, только маленьком, – призналась Душка, не в силах оторвать глаз от этого великолепия.

– Думаю, это не проблема. Что-нибудь придумаем. А пока позвольте предложить вам чаю, моя маленькая леди.

Он странно говорил – немного насмешливо, снисходительно, как с маленькой, но Душка не чувствовала обиды. Наоборот, она теперь понимала Миру. В этом городке только странный библиотекарь Юлиан был нормальным и естественным.

Она еще не могла понять, почему он такой в этом царстве надетых масок, но уже почти понимала, что в нем так привлекает.

Отсутствие страха.

Даже ее мать, бесстрашная женщина, теперь вздрагивала и оглядывалась. Отец стал совершенно другим и не обращал на них с Павликом никакого внимания. А сам Павлик…

Сейчас Душка подумала о братишке почти с ненавистью. Именно он взваливал на ее плечи тяжелое бремя ответственности за себя. Душкины плечи просто трещали от этого. Если ее хотя бы спросили, хочется ли ей за кого-нибудь отвечать? В конце концов, может быть, ей самой хочется, чтобы о ней заботились, как о маленькой? Не такая уж она и большая, в самом деле…

Разве Павлик намного ее младше? Тогда почему ему позволяется быть маленьким и слабым, а ей – нет?!

И только этот симпатичный дядька относился к Душке как к нормальной девочке – с мягкой снисходительностью.

Он просто позволял Душке немного расслабиться, и она была благодарна ему за эту краткую передышку.

* * *

Павлик устал сидеть один и делать вид, что он играет. Прислушиваясь к голосам, иногда резко звучащим в гостиной, он понял, что Душки еще нет дома.

Только мама и папа.

Папа куда-то собирался, и мама не хотела, чтобы он уходил. Поэтому она кричала. А Павлик не любил, когда мама начинает кричать.

Он притаился в уголке.

– Отвяжись! – прокричал внизу отец. – Я сойду с ума в твоем обществе!

Павлик съежился. Раньше они мечтали побыть одни, с горечью подумал он. Но сейчас это «раньше» отодвинулось. Этого самого «раньше» почти не было видно за серым и страшным «сегодня». «Раньше у тебя был брат, мать, отец, сестра и большущая собака, – подумал Павлик, дергая Бадхетта за лапу. – А теперь у тебя только сестра и этот бессловесный мишка. Который все равно помочь тебе ничем не собирается».

Он посмотрел в добрую плюшевую физиономию почти с ненавистью. И, размахнувшись, кинул несчастного медвежонка в угол.

– Я тебя ненавижу! – кричала внизу мать. – Я тебя не хочу больше видеть!

После этого она заплакала.

– Я тебя не-на-ви-жу, – прошептал малыш, глядя на Бадхетта. – Я тебя ОЧЕНЬ ненавижу!

И, обняв колени руками, мрачно уставился в окно, за которым был виден голубоватый свет в окнах стариков Амировых.

* * *

В доме напротив двое стариков посмотрели друг на друга. До этого они сидели, сложив руки на коленях, и напоминали восковые фигуры из Музея мадам Тюссо.

– Скоро? – с надеждой спросил старик.

– Скоро, – прошелестела старуха, нервно улыбнувшись. – Кажется, скоро…

* * *

В библиотеке горел свет настольной лампы, освещая огромный шар, похожий на маленький воздушный мир. Душка не могла оторвать от него глаз и улыбалась, наблюдая, как медленно кружится снег, словно настоящий, и так тихо и спокойно было на душе, все забывалось, растворялось там, в этих медленно кружащих белых хлопьях.

– И я иногда не знаю, что со мной происходит, но я будто раздваиваюсь, – говорила Душка, удивляясь немного тому, что она так откровенна с этим незнакомым человеком. Более того, ей приятно говорить с ним. Она как будто забыла про то, что ее ждут дома. Сейчас дом казался ей ненужной иллюзией – реальным был только вот этот шар со снегом, этот человек с мудрыми глазами, обилие книг – старинных, с тисненными золотом обложками, многие книги были на других языках и оттого казались Душке значительными и загадочными, – и странный чай с привкусом травы, с каждым глотком которого все больше и больше успокаивалась и словно засыпала Душкина тревожная душа.

Он кивнул.

– Со мной такое было. Это не страшно. Вот, посмотри.

Он встал и подошел к книжному шкафу. Достал оттуда странную маску – у нее было два лица. Одну сторону растягивали в усмешке губы, а вторая плакала.

– Знаешь, что это такое?

– Да, – кивнула Душка. – Я видела такую на театре в городе.

– Правильно, – улыбнулся ее странный собеседник. – Это Двуликий Янус. Самое верное древнее изображение нашей Души. Посмотри – добро и зло. Они соседствуют, одно усмехаясь, а другое – плача о нас. Поэтому человечку так тяжело жить в подлунном мире. Он рвется на две части и не понимает, как ему сделать свою жизнь более простой и понятной. Как объединить две части этой маски в одно целое – в собственное лицо…

– Ну, это не сложно, – рассмеялась девочка. – Надо просто выбрать одну из сторон. Желательно…

Она осеклась. Еще недавно она точно знала, какую сторону души следует избрать. Но сейчас все стало сложнее.

– Ну? – Он улыбался, забавляясь ее замешательством. – Какую же из сторон выбрать ЖЕЛАТЕЛЬНО?

– Я пока еще не знаю, – призналась Душка. – Знала раньше, но теперь все изменилось. Теперь в этом городке все стало таким сложным, что я стараюсь не думать о всяких там смыслах жизни.

И она нахмурилась, потому что ей показалось, что этими словами она немножечко предала бабушку, Павлика и Мишку с Арантой.

– Не знаю, – едва слышно прошептала она, чувствуя, как против ее воли на глазах появляются слезы.

Он кивнул, едва улыбнулся и сказал:

– Вот и большинство людей так же. Не знает, что выбрать. И – не знает, что же в конечном итоге окажется добром, а что злом… Так и получается, что люди всю жизнь обречены искать ответ на этот вопрос и ощущать себя несчастными даже тогда, когда они счастливы. Это ведь несправедливо, правда?

Она ничего не ответила. Ей вспомнилось, как бабушка сказала как-то: «Счастье идущего в пути», и ей очень захотелось ответить так же, но почему-то она угадала, что ее приятный собеседник ждет совсем другого ответа и – расстроится, а ей совсем не хотелось его огорчать!

– Я еще не знаю, – тихонечко сказала она, выбирая из двух вариантов средний, чтобы никого не огорчить. – Наверное, я скоро пойму это, но пока… Нет. Пока я этого не понимаю.

И улыбнулась ему, почему-то понимая, что он догадался о тщательно спрятанном ею ответе.

Игорь шел по какой-то странной местности – вокруг него был густой лес, но безжизненный, застывший, успокоившийся навеки.

Он дошел до узкой высохшей речки – такие называются «старицами», вспомнил он, и почему-то ему показалось, что от ромашек на берегу, полувысохших, безжизненных, пахло сладковатым ладаном, как в песенке: «От ромашек цветов пахнет ладаном из ада», и в самом деле ему казалось, что это место напоминает ад, который изо всех сил пытается выглядеть раем, но у него не получается.

Было немного неуютно, он огляделся вокруг, пытаясь понять, где он находится, или увидеть хотя бы одно живое существо, но откуда-то он знал, что все его попытки – напрасны. Мир вокруг словно застыл, как на картине, и картина была написана очень хорошо, но дыхания-то не было…

Он даже подумал, что как-то тихо и незаметно для себя умер и теперь оказался в вечности…

Нет, вокруг было тихо, живописно, красиво, и эта старица, и мостик – старинный, с какой-то надписью… Игорь подошел поближе, присмотрелся. Надпись была полустерта, покрыта пылью – «вековой», усмехнулся он, протянул ладонь, чтобы стереть этот «мертвый слой», освободить крупные, выбитые буквы, и почему-то отдернул руку.

Там, внизу, у самого основания, он увидел барельеф – змея, кусающаяся свой хвост. Почему-то ему сначала показалось, что эта змея – живая, что она смотрит на него, пытаясь загипнотизировать, но он тут же пришел в себя, рассмеялся, сказав себе – ну да, вот до чего могут довести людей глупые фантазии и мертвая, слишком мертвая, тишина.

Да, слишком тихо было вокруг, только где-то далеко отвечала на безмолвный вопрос о сроках жизни кукушка. Речка тоже была застывшей и мертвой. Да и кукушка напоминала механическую, потому что куковала мерно и непрестанно.

Он подошел к мосту и присел на корточки, чтобы лучше видеть надпись.

Она была почти вся покрыта грязью, буквы истерлись, но ему удалось разобрать слова.

– Мост был построен в 1765 году, – прошептал он. – Старенький совсем… Говорят, эта дорога ведет в…

Он замолчал, потому что даже шепот показался ему громким в этой пустоте и тишине, и ему послышался тихий женский голос, похожий на Ритий:

– Эта дорога ведет в ад…

Он оглянулся, вздрогнув, потом рассмеялся.

«Бог знает какие мысли могут прийти в таком гнилом месте», – сказал он себе.

– В Старую Пустошь, – едва слышно проговорил он. – Всего лишь.

И провел рукой по лбу – что с ним сегодня? Конечно, глупо думать, что напряжение последних дней пройдет бесследно. Конечно, он перенервничал. И устал… Вот ему и мерещится…

– Ну вот, а мы туда и собирались, – рассмеялся он, пытаясь смехом прогнать из души страх. – А внизу что написано?

Там было написано непонятно, но он сумел прочитать и эти слова.

Ему почему-то не хотелось произносить их вслух. Как будто, если они вырвутся на волю, они перестанут быть только словами, станут реальными, обретут смысл, которого Игорь пока не видел, но уже почувствовал, что именно в нем таится грозное предупреждение.

«Когда мухи съедают душу, они принимаются за тело…» Бред какой-то!

Где-то в глубине леса продолжала куковать кукушка. Судя по ее предсказаниям, он должен был жить вечно.

Он приблизил лицо к цветам… Да, этот запах действительно был – немного приторный, сладковатый запах ладана, но не такой, как в церкви. И уж совсем не такой, как у ромашек. Этот ладан пахнул так, как пахло в комнате, где лежало тело его бабушки. Он тогда был совсем маленький, но ему запомнился этот странный запах, навсегда связавшийся в его воображении со смертью…

Эти ромашки пахли именно таким запахом. Он отпрянул, часть цветов от резкого движения осталась в его ладонях, Игорь отбросил их.

Надо было двигаться. Куда угодно. Ему начало казаться, что, когда он стоит на месте, он становится частицей этой ужасной, томительной вечности.

Вдалеке был виден храм без купола, скорее развалины, – он зашагал туда.

«В конце концов, наличие здесь церкви, пусть и полуразрушенной, говорит о том, что, может быть, все не так и страшно», – подумал он.

Он почти успокоился, даже начал насвистывать мелодию «Алабамы» – ай телл ю, ви маст дай. «Ну да, конечно, песенка прямо в тему», – подумалось ему, и он рассмеялся.

Храм стоял на пригорке. Поселок же расположился немного дальше, на равнине. Когда он подошел ближе и остановился, стало заметно, что стены храма обветшали и заросли. Темные пятна и трещины испещрили стены. А вокруг – и внутри – росли ромашки. Их было так много – целые ромашковые луга, и Игорь откуда-то знал, что ромашки эти тоже пахнут ладаном. Но почему-то сейчас это не настораживало его, словно он уже привыкал к этому запаху. Как и к вечной кукушке.

Он вошел внутрь. Сердце сжала холодная руки тоски. Стены храма были обезображены. Кое-где остались фрески, но у всех святых были выколоты глаза. Словно кто-то не хотел, чтоб они смотрели. Кто-то хотел, чтоб они ослепли…

Он остановился перед одной из фресок – женщина держала на руках ребенка, а над ними… Он почему-то догадался, что раньше над их головами была радуга, нимб. Но эту радугу кто-то уничтожил, точно так же, как уничтожал глаза.

И в то же время Игоря не покидало ощущение, что все это – осталось, что они на него смотрят…

Он поднял голову. Там, где раньше был купол, теперь зияла дыра. И прямо над его головой сейчас было огромное белое облако, похожее на крылья ангела. И еще одно – немного дальше, похожее на огромную белую собаку или волка.

– Господи, как жаль, – прошептал Игорь. – Зачем они так поступили с этой красотой?

«…пепел на Пустоши падет к праху, мрак поглотит сущее…»

Слова пришли откуда-то изнутри, он даже не помнил, откуда взялась эта чужая мысль, цитата.

Пожал плечами. Вышел из этого храма и удивился, что теперь вокруг стало темно, так темно, словно на это место упала ночь, в то время как другие места на этой земле пока еще окружены светом, но эта тьма расползается уже, как огромная черная дыра, стараясь поглотить своей утробой все больше и больше пространства, подчинить себе все новые и новые территории…

«…пепел на Пустоши падет к праху, мрак поглотит сущее…»

Он невольно вздрогнул, прищурился, пытаясь рассмотреть дорогу, но видел только яркую неоновую табличку, на которой было написано огромными буквами: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В СТАРУЮ ПУСТОШЬ!» И – чуть ниже, по-английски: «WELCOME ТО ETERNAL EMPTINESS!»

У него вдруг резко заболели глаза, закружилась голова, он пошатнулся, и…

Ему все еще казалось, что он там. Голова продолжала кружиться.

Лес наполнился голосами.

Игорь проснулся оттого, что ясно услышал их – смеющиеся и тихие. Детские голоса наполняли лес, как будто по нему забегали стаи маленьких эльфов.

– Не догонишь, не догонишь, не догонишь… – дразнил звонкий голосок, удаляющийся со смехом, похожим на звон колокольчиков.

– Сашка, прекрати. – Голосок девочки звучал обиженно. Малышка явно не выговаривала букву «р».

– Надо торопиться…

Этот голос прозвучал над самым ухом и принадлежал подростку.

Игорь открыл глаза. Голоса исчезли.

Прямо перед ним стоял тот самый парнишка со станции, а рядом сидел сенбернар, не сводя с Игоря умных и печальных глаз.

– Куда?

– В Старую Пустошь. Вставай, у нас остается очень мало времени…

Мальчик свистом подозвал собаку, и они пошли в глубь леса.

«Да пошли бы вы подальше», – подумал Игорь, но, почувствовав, что не может сопротивляться, встал, накинул на плечо свою сумку и двинулся за ними.

Его сон все не выходил из головы, хотя он был рад, что это только сон.

Или – нет?

* * *

Бабушка спустилась вниз, услышав шорох в гостиной.

Холод встретил ее, заставляя поежиться.

Она включила свет и вздрогнула.

Фигурки снова стояли лицом к комнате, но это было еще не самое страшное!

Змей, который раньше спокойно спал в руках женщины, теперь сполз к ее ногам и, повернув голову, смотрел на бабушку!

Более того, он УСМЕХАЛСЯ!

Ей даже показалось, что маленький язычок с раздвоенным концом на мгновение выглянул из черной пасти и так же быстро спрятался назад.

Сомнений не было – ее бывший товарищ не смог справиться!

Что же это за Старая Пустошь? И почему она так связана с этими зловещими маленькими посланцами ада, воплощенными рукой мастера-язычника?

– Чертовы отродья, – проворчала она. – Чертовы отродья…

Подойдя поближе, она схватила фигурку женщины и, размахнувшись, бросила ее в горящий камин. За ней полетели фигурки толстячка и эбонитового юноши.

Огонь вспыхнул, и старухе послышались крики.

В криках было столько боли и ярости, что она закрыла уши руками, стараясь не слышать этих полузвериных воплей, загородиться от них.

– Я покончила с вами, – пробормотала она. – И теперь нам всем станет легче…

Она пыталась успокоить себя. Но неотступно преследовавшая мысль, что она только начала игру, которая неизвестно чем закончится, потому что НЕЛЬЗЯ было швырять фигурку просто так в огонь, – эта мысль не давала ей долго заснуть, а когда ей все-таки удалось отключиться, перед глазами сразу встала Женщина со Змеем, и толстячок, и эбонитовый юноша. Все они смотрели на старуху и улыбались, как бы говоря ей: «А поиграй-ка с нами еще, чтобы посмотреть, кто из нас сильнее! Поиграй-ка с нами в НАШУ игру!»