Текст книги "Служители зла"

Автор книги: Светлана Полякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Часть третья
ОН

Поднялся к сердцу Змей.

Приходит час цветка.

Кроули

Глава 6

– По-мо-ги-те!!!

Анна вздрогнула от неожиданности. Кофе, который она пила, капнул на ее запястье, почти точно повторяя рисунок надреза.

Она остолбенело посмотрела на так похожую на взрезанную вену линию на руке, стерла ее пальцем, усмехнувшись, и опять перевела взгляд на потолок – странный крик доносился сверху.

До сих пор в больнице ничего не происходило.

– Пожалуйста, врача!

Она вскочила.

Вылетев из своего терапевтического кабинета, рванулась наверх, на второй этаж, в процедурный кабинет, поскольку крик доносился явно оттуда.

В коридоре никого не было, и больше всего Анну удивила фигура в соседнем кабинете с приоткрытой дверью.

Там совершенно спокойно сидел, тупо уставясь в одну точку, хирург. Толстое лицо сияло все той же благодушной улыбкой, и маленькие глаза были совершенно спокойны.

– Вы слышали крик? – спросила Анна.

Хирург вздрогнул и медленно повернул голову в Аннину сторону.

«Как будто его только что завели, – подумала Анна. – Повернули в спине ключик, и – здрасте, сейчас я сниму колпачок!»

– Здравствуйте, – широко осклабился хирург и наклонил голову.

«Так и есть – только колпачка не хватает!»

– Может быть, там нужна ваша помощь. – Анна ткнула пальцем в потолок. Кабинет хирурга находился как раз под кабинетом, из которого, уже затихая, неслись крики о помощи.

– Они всегда так кричат, – совершенно индифферентно сообщил хирург и совершенно ни к селу ни к городу предложил: – Хотите кофе?

Анна почувствовала себя отвратительно. Больше всего ей хотелось сейчас плеснуть ему в лицо эту вот предложенную в чашечке жидкость и посмотреть, будет ли он так же улыбаться?

– Я спешу, – буркнула она. – Что-то случилось наверху.

– Да ничего особенного. Случилось то, что случается постоянно, – загадочно сказал хирург, по-прежнему улыбаясь. – ПОТОМ это уже проходит. ПОТОМ они перестают так кричать…

Анна, окончательно решив, что хирург просто сумасшедший, рванулась наверх, столкнув по дороге спускающегося детского врача, которая хранила такое же бессмысленное и тупое выражение благодушия, и через несколько мгновений уже открывала дверь процедурной.

Увиденное заставило ее в ужасе отпрянуть.

На полу, среди осколков стекла, лежала блондиночка. Из перерезанных на руках вен хлестала кровь.

Девушка умирала.

Анна подскочила к ней и, попытавшись остановить кровь с помощью бинта, закричала:

– Да помогите же кто-нибудь!

Девушка умирала.

На одно мгновение она приоткрыла глаза и, увидев Анну, прошептала:

– Бегите отсюда…

После этого жизнь оставила ее. Анна готова была зарыдать от собственного бессилия.

Сейчас она вся была перепачкана в крови, но все это далеко от ее сознания.

– Она уже умерла?

Резко обернувшись, Анна увидела перед собой подругу блондиночки. Ее лицо не выражало теперь никаких эмоций.

Впрочем, нет. Она улыбалась. Той самой жуткой улыбкой, не сходящей с лица.

– Она так этого не хотела, – равнодушно сказала девушка, разглядывая подругу со спокойным любопытством. – Пойдем покурим?

* * *

Кирилл сидел в самом уголке бара. На слабо освещенной сцене пела Ариадна.

«Самое интересное, – думал Кирилл, потягивая пиво из огромной кружки, ручка которой почти с точностью воспроизводила туловище змеи, – что у нее ведь совершенно нет голоса. Но то, что она делает, потрясающе красиво. Что-то там шепчет, как заклинания, и все готовы идти за ней в ближайшее озеро подобно детям из города Гаммельна, которые покорно шли за Крысоловом».

Ариадна, словно уловив его мысли, изящно качнулась на каблучках и мягко улыбнулась ему. Сейчас, в голубоватом освещении сцены, она казалась Кириллу воплощением сна.

Наконец песня кончилась. Ариадна поклонилась и медленными шагами спустилась в зал, прошла мимо столиков и остановилась перед Кириллом.

– У меня есть для тебя новость, – сказала она.

Кирилл без лишних слов понял, что это за новость.

– Я беременна, – улыбнулась Ариадна.

Кирилл отвел глаза. Почувствовав, что по спине ползет холодный и липкий страх, он с удивлением отметил, что страх этот тесно связан с радостью.

– У нас будет мальчик, и мы будем жить вечно, – сказала Ариадна, ища своими бездонными глазами его ответного взгляда. – Ты слышишь?

– Да, – тихо ответил Кирилл.

– Не надо этого бояться. – Ариадна взяла его руки в свои. – Такая честь выпадает не каждому.

«И чем я должен заплатить за такую честь?!»

Эта мысль, похожая на крик, впрочем, очень скоро погасла.

Не все ли равно, чем ему придется платить?

В мире есть только Ариадна. Ее мягкие руки. Ее глубокие глаза, в которых мерцают огоньки, – далеко, в самой глубине этих глаз… Если захочешь, эти огоньки станут твоими. Как и Вечность, в которой тебе никогда не будет дано почувствовать привкус своего – последнего! – дыхания.

Не все ли равно, чем придется платить за бессмертие, Кирилл?

* * *

В эти дни Душкина жизнь изменилась.

Все реже бывала она дома, пытаясь понять, почему все в нем стало раздражать ее, – как если бы в общении с Юлианом она вдруг начала обретать новое сознание и новые смыслы.

Юлиан…

Теперь этот человек занимал в ее сознании центральное место. Мысли вертелись вокруг его личности. Любая случайно оброненная им фраза казалась Душке своеобразным постулатом, который надлежало обдумать и впоследствии начать жить именно в соответствии с его выводом.

Раньше она привыкла так же слушать бабушку, но сейчас та была далеко, а Юлиан рядом. И он понимал в Душке все. Сначала это чрезмерное понимание пугало девочку – она чувствовала, что ничего не может скрыть от своего нового друга, но постепенно страх прошел, и остался только восторг от общения, упоение бесед под странным шаром, который зачастую выполнял роль светильника.

Бабушка в свое время очень много говорила с Душкой о Боге, приучая ее к Его существованию. Юлиан о Боге предпочитал не разговаривать. Душка не знала, почему он прячется от разговоров о Боге, но ведь у каждого свой прикол, как любил говорить папа. Может быть, он чем-то обижен на Него? Бабушка и про это говорила – что на свете очень много людей, которые во всех своих несчастьях и злоключениях винят именно Господа Бога, хотя виноваты-то сами…

Но Юлиан-то не был таким!

В остальном мысли, высказанные Юлианом, поражали Душку странной красотой и оригинальностью – его интеллект явно превышал уровень обычного. Иногда он свободно переходил на латынь и другие мертвые языки, но самым потрясающим было даже не это!

Самым потрясающим было то, что непонятным образом он научил Душку понимать эти языки, будь то гортанный старонемецкий или певучая латынь. Как это у него получалось, Душка не знала, но иногда ловила себя на том, что откуда-то появилась мысль на английском языке или вообще – на совсем непонятном, которого она никогда не знала. Нет, это ее не пугало – скорее забавляло…

Он рассказал Душке так много интересного, что Душка понимала, почему Мира так любила приходить сюда. Теперь Мира исчезла.

Она появлялась в школе, но хмурилась и явно не собиралась пробовать общаться с Душкой. На все Душкины попытки она отвечала ледяным вежливым отказом. «Это она ревнует», – решила Душка.

И успокоилась, поняв, что теперь ей хорошо и без Миры.

Ей теперь, впрочем, было хорошо и без Павлика. Предоставив мальчика самому себе, она сначала еще испытывала слабые угрызения совести, но постепенно мелкие уколы стали все глуше и незаметнее.

Жизнь должна принадлежать только тому человеку, которому она дана. Каждому – своя. Так говорил Юлиан. А он был мудр. Во всяком случае, за то время, пока они общались, девочка начала доверять ему.

Больше, чем всем остальным. Иногда ей начинало казаться, что теперь она доверяет ему больше, чем бабушке.

* * *

– Ш-ш-ш… Ти-ше, малыш… Не бойся меня…

Павлик, услышав этот знакомый голос, вздрогнул, но не обернулся.

«Это только шорох в углу», – сказал он себе, нахмурив лоб.

– Ну, взгляни же на меня! Я образую кольцо вечности. Я несу тебе сладость…

– Не оборачивайся, – теперь появился Женский Голос. – Пожалуйста, постарайся не прислушиваться. Сейчас я попробую прогнать Его.

Не надо было ему этого говорить. В последнее время он и так старался не обращать внимания на все окружающие звуки. Он даже вывел собственную теорию – когда какой-нибудь дурацкий шорох с человеческим голосом потребует его внимания, надо срочно переключиться на реальность. Если ты обратишь на него внимание, пиши пропало. Звук начнет разбухать. Как недозревший плод наливается соком под воздействием солнечных лучей, так и мерзкие скрежетания и шорохи начинают распускаться навстречу Павликову страху.

Иногда он даже представлял, как из правого, особенно темного угла растет ужасный, мохнатый цветок, лепестки которого похожи на щупальца, а вокруг которого сложилась кольцом змея с человеческой головой. Если он посмотрит туда, змея ухмыльнется, и Павлик оцепенеет, и когда это случится…

Он зажмурился, чтобы, не дай бог, не посмотреть в ТОТ угол. Нет уж, не будет он таким дураком!

«Все будет именно так, как нам этого захочется», – сказала, улыбаясь с экрана телевизора, рыженькая мультяшная девочка с зеленым бантом, смешно сползшим с ее волос набок.

Павлик выдавил из себя ответную улыбку – он прекрасно понимал, что это только ЭКРАННАЯ девочка, к тому же нарисованная, но и перед нарисованной девочкой доблестному рыцарю негоже показывать страх, даже если ему только восемь лет.

– Я тоже так думаю, – согласился он.

По телевизору шло непонятное «винегрет-шоу» из диснеевских мультиков, поэтому девочка скакала в хороводе утят Мак-Даков и других забавных зверюшек.

– Все ложь. Не запутайся в паутине. Очень трудно выбраться назад…

Женский Голос за его спиной зазвучал теперь так резко и отчетливо, что он зажмурился, втягивая голову в плечи.

– Пожалуйста, перестань со мной разговаривать, – попросил он.

Кажется, она замолчала. Павлик опять открыл глаза. На экране веселая мультяшная компания продолжала весело распевать про «счастливые деньки».

«Все мы вместе, и все будет так, как нам захочется», – пела девочка в центре хоровода, а компания подхватывала: «О, веселые, счастливые деньки!»

Чтобы прогнать разные там глупые страхи, мальчик попробовал им подпеть.

Получилось немного неуверенно и смешно. Голос почему-то был очень тонким. Но он все-таки продолжал петь. Потому что так было легче.

Даже несмотря на то, что «о, веселые, счастливые деньки» получались скорее мрачными и плаксивыми. И он и сам не верил, что эти деньки именно таковые.

В конце концов, последнее время его одиночество разделяли только вот эти смешные человечки. Раньше у него была бабушка, но теперь она далеко. Раньше была Душка, но теперь Душка отодвинулась. Иногда Павлику вообще начинало казаться, что он ее здорово злит. Однажды он, правда, попытался рассказать ей и о Женском Голосе, и о змеином шипении, и даже о маленькой девочке, которая еще не умела говорить и снилась ему. Но Душка посмотрела на него глазами взрослого, холодными и недоверчивыми, вздохнула и сказала:

– По-моему, ты просто пересмотрел своих фильмов. Вообще все это как-то не очень разумно, ты не находишь?

Слово «разумно» теперь не сходило с ее уст. И Павлик невольно начинал терзаться угрызениями совести, потому что он был «неразумным».

И тогда мальчик замолчал, оставшись один на один с собственными страхами и призраками, населявшими этот дом.

Ох, лучше бы он не вспоминал все это! Сейчас они снова ожили.

– Ты станешь моим. Ты все равно станешь моим, как станут моими все, кто здесь…

– Беги отсюда, малыш! Беги же, пожалуйста! У меня уже почти нет сил защищать тебя, беги! – перекрыл шипение Женский Голос.

– Я не могу, – покачал головой мальчик. – Здесь моя семья…

– Ты не сможешь им помочь, но сам убегай, пока я еще что-то могу, я выведу тебя из леса!

– Пожалуйста, перестаньте меня пугать, – попросил Павлик. – Я ведь, кажется, не сделал вам ничего плохого! Зачем же вы превращаете мою жизнь в кошмар?

– Прости, я не хотела…

Голос смолк.

Мультяшки тоже почему-то теперь замолчали, остановившись и с интересом глядя на Павлика.

Он дернул головой, чтобы прогнать это наваждение.

Ему померещилось, что они ПРИСЛУШИВАЮТСЯ.

Словно заметив, что малыш обратил на них внимание, застигнутые врасплох мультяшки снова закружились в своем бессмысленном хороводе.

– Все это мне только кажется, – сказал себе мальчик, пытаясь справиться с приступом ужаса. – Мама говорит, этого не может быть, потому что не может быть НИКОГДА!

Утята все еще прыгали в сумасшедшем танце. Но девочка вдруг остановилась и посмотрела прямо в глаза Павлику. Ее симпатичное личико вдруг скривилось во взрослой усмешке, она топнула ногой и, неожиданно зло прищурившись, сказала резко и неприятно: «Все будет так, как нам захочется!»

Анна спустилась вниз, удивляясь тому, что ступеньки явно намереваются уплыть из-под ее ног. Она чувствовала себя примерно так же, как больной морской болезнью во время качки.

«Сейчас меня стошнит» – думала она, пытаясь остановить плывущие перед глазами стены.

Навстречу двигался хирург, насвистывая глупенький мотивчик. Какой-то дурацкий шлягер из той породы однодневных истин, которые всегда вызывали у Анны приступы раздражения.

– Ну, как там дела? Все в порядке, не так ли? – приостановился хирург, улыбаясь.

Анна смотрела в его круглое лицо, и ей хотелось расхохотаться. «Только вот смех-то будет у меня истеричный», – подумала она. Поэтому только устало качнула головой – вправо-влево, как заводная кукла. «Я ведь и впрямь становлюсь похожа на заводную куклу», – усмехнулась она.

– Вы помните ту блондиночку?

Он наморщил лоб, словно пытаясь вспомнить, о ком ведет она речь.

– Ту, медсестру? – не унималась Анна, продолжая тщетные попытки вывести его из состояния безмятежной радости бытия.

– Ах да, – наконец сдался он. – У нее еще такой симпатичный шрамик у рта… Неужели с ней что-то случилось?

– Эта девочка покончила с собой.

Ее голос звучал ровно и безжизненно. Как будто Анна тоже покончила с собой, но непонятно как продолжает двигаться.

– Неужели?

Кустистые брови хирурга взлетели вверх, как две уродливые бабочки.

– Но этого не может быть! – покачал он головой, продолжая улыбаться.

– Вот как? – устало спросила Анна. – Почему? Потому что не может быть НИКОГДА?

– Вы совершенно напрасно так иронизируете. – Хирург продолжал смотреть за ее спину. – Главное – не надо нервничать.

Он говорил преувеличенно мягко, как тяжелобольному ребенку.

– Оглянитесь… Но не делайте резких движений. Вот та-а-ак…

Анна сама удивилась той детской покорности, с которой она делала требуемое.

Медленно, очень медленно, она повернулась.

Дыхание моментально перехватило. Аннины глаза затвердели, словно собираясь покинуть орбиты. Она хотела закричать, но сил хватило только на слабенький выдох:

– О боже…

На самом верху лестницы, держась одной рукой за перила, а другой доставая сигарету, стояла блондинка.

Девушка постояла, неуверенно держась на ногах, потом начала спускаться. Когда она поравнялась с ними, она улыбнулась и кивнула им со своей обычной приветливостью.

– У вас все в порядке? – участливо спросил хирург.

– Конечно, – недоуменно улыбнулась она. – А что со мной могло произойти?

– Да вот нам сказали, будто вы только что покончили с собой!

– Я?!!

Девушка удивленно округлила глаза, растерянно переводя их с лица Анны на лицо хирурга, потом запрокинула голову и расхохоталась.

Анна зажала уши, развернулась и бросилась прочь, бегом, пытаясь спрятаться от этого смеха, звучащего теперь так по-дьявольски зловеще…

* * *

Игорь уже задыхался.

Парень летел как ошпаренный.

«Можно подумать, что к его идиотским кроссовкам приделаны маленькие крылышки, как к штиблетам Меркурия…» – подумал Игорь.

– Эй! – позвал он, останавливаясь, чтобы привести в порядок дыхание. – Эй, ты меня слышишь? У меня есть кое-какое интересное предложение!

Парень как ни в чем не бывало продолжал свое целеустремленное движение вдаль, не обращая на Игоря никакого внимания. Только собака, неотступно, след в след, идущая за своим совершенно непонятным хозяином, повернула к Игорю свою морду с выразительными и печальными глазами, как будто извиняясь: «Прости, что я ничем не могу тебе помочь. Дела, брат!»

– Давай притормозим, – взмолился Игорь. – Я же упаду сейчас, ты не видишь?

– Зачем? – не замедляя движения, поинтересовался мальчишка.

– Что – зачем? Зачем притормозим или зачем я упаду?

– Зачем притормозим?

– Как это? Например, чтобы передохнуть…

– Некогда, – отрезал мальчик.

– Ну, тогда хотя бы затем, чтоб наконец-то ты объяснил мне, куда это мы так несемся? По какому поводу этот забег?

– Некогда.

– Слушай, пацан, это все, что ты собираешься мне поведать? Однако твой лексикон явно не вышел ростом, детка…

Парень не ответил.

«Ну, погоди, – мстительно подумал Игорь. – Посмотрим, что ты станешь делать сейчас? Возьмешь меня на руки и потащишь?»

– Знаешь, что мне тут подумалось? – проговорил он, опускаясь на землю. – Я никуда не пойду. Что-то я и так умудрился наделать чересчур много глупостей. Пора, наверное, приостановиться и подумать: стоит ли так же оголтело продолжать делать их дальше? Цели я никакой перед собой не вижу, равно как и возможности эти самые глупости хоть как-то оправдать… Поэтому я передохну и подумаю: нуждаются ли мои приключения в продолжении?

Он, по сути, разговаривал сам с собой, не обращая на мальчишку никакого внимания.

«Что за отвратительный тип, – думал он, – остаться бы тут, пусть в сталкера играет сам с собой!»

Парнишка наконец-то остановился. Медленно обернувшись, он неожиданно расстроенно, по-детски попросил:

– Пожалуйста, пойдем! Иначе…

Он поднял глаза и обеспокоенно посмотрел на серое небо, на котором серые кучевые облака начали собираться в стаю, становясь похожими на странный, зловещий город.

– Иначе… – повторил он и замолчал, прервав себя на полуслове.

Похоже, в его планы все-таки не входило объяснение действий, казавшихся сейчас Игорю совершенно дикими и бессмысленными.

– Если ты решил продолжать и дальше играть в молчаливого Сусанина, я уж лучше тут посижу, отдохну и двину назад, – безжалостно рассудил Игорь. – Потому как нет у меня уверенности, что эта твоя дурацкая Старая Пустошь существует на самом деле.

– Есть, – упрямо проговорил мальчик. – К сожалению…

– Да мы уже вторые сутки гарцуем тут по лесу в бешеном темпе, как взбесившиеся лошади, а вокруг все та же чаща. И никакой такой Пустоши я не вижу. Даже признаков человеческого присутствия…

– Если мы сейчас не пойдем, она погибнет, – отчаянно прошептал мальчик. – Он сказал мне, что всех спасти не получится. Он предупредил меня об этом. Но ее непременно надо спасти. И сделать это можешь только ты. Не знаю, почему Он выбрал тебя. Его пути неисповедимы.

Он подошел к Игорю и присел рядом с ним, умоляюще глядя ему в глаза.

– Если бы я мог это сделать, поверь, я не стал бы тебя беспокоить. Я пошел бы без тебя. Но теперь, к сожалению, я могу гораздо меньше, чем раньше. И потом, раз Он считает, что ты в состоянии справиться с ними, значит, это действительно так. Пойдем, пока можно вытащить оттуда хотя бы ее!

– Да о ком ты говоришь? – возмутился Игорь. – Он, она… Набор для психов. У тебя паранойя, малыш?

– Считай как тебе хочется. Но пойдем, – опять проговорил мальчишка.

Игорь многое готов был ему выпалить. Про то, например, как достал его «весь этот джаз». Что он хочет домой, в тепло, где с банкой пива он, может быть, забудет и чертов лес с его малопролазными тропами, и сумасшедшего подростка, капающего ему на мозги. Что ему совершенно расхотелось спасать свою душу в обществе этого несовершеннолетнего психа.

Но вместо этого он посмотрел в его глаза и, уловив там отчаяние и надежду, понял, что сопротивляться этому он не в силах. Вздохнув, поднялся с земли, надевая рюкзак.

– Ладно, – проворчал он. – Давай побродим еще, раз это странненькое занятие так тебе по душе.

Собака, вильнув успокоенно хвостом, быстро затрусила вперед.

* * *

– Уже уходишь?

«Угу, раз ты спрашиваешь об этом с такой надеждой», – подумала Мира.

– Да, мне пора.

Мира мягко дотронулась до шара рукой. Он медленно качнулся, подвластный ее руке. Как зачарованная, Мира смотрела на летящие снежинки, чей танец стал резче и причудливее. Теперь они падали на домики, почти закрывая их.

В соседней комнате Душка разговаривала с Юлианом. Мира слышала их тихие голоса и приглушенный смех. «Уже уходишь», – скорчила Мира рожицу. Ухожу. Потому что вам до меня больше нет дела. Куда бы уйти – вот в чем вопрос. Как можно дальше. Чтобы вообще вас не видеть.

Злые слезы выступили у нее на глазах. Она не была нужна им. А ты вообще кому-нибудь нужна, Мира? Тебе, Мира, как ребенку, оставили этот глупый шарик. Игрушка, чтобы дитя не плакало. «Ты уже уходишь, Мира?»

Она снова качнула его ладонью – на этот раз сильнее, вложив в жест всю свою обиду и злость. Словно пытаясь вместе с шариком качнуть весь этот дурацкий мир Старой Пустоши.

В это время Душке показалось, что кто-то тихо позвал ее по имени.

– Бабушка? – встрепенулась она, оглядываясь.

Дом странно качнулся, как при маленьком землетрясении.

Юлиан встал и неожиданно резко сказал:

– Мира! Прекрати баловаться с шаром!

Мира нахмурилась.

Теперь ей явно пора было домой. Теперь ей показали, что она в немилости.

Гнев и обида переполняли девочку, и, не в силах более сдерживать их, она снова ударила по шару – со всего размаху, после чего, не сдерживая больше слез, выбежала из дома.

* * *

«Бабушка!»

Старуха, вздрогнув, приподнялась в своем кресле. Голос Душки прозвучал тихо, доносясь издалека, как из тумана. То тише, то громче…

– Душка! Что же у вас там происходит, детка? – прошептала старуха. – Я никак не могу к тебе пробиться! Попробуй сама преодолеть преграды, маленькая!

Она напряглась, попытавшись из разрозненных лучиков энергии сложить один, мощный, и, когда это получилось у нее, направила его к внучке, запутавшейся в странных лабиринтах этой чертовой Старой Пустоши.

Закрыв глаза, старуха шептала ее имя, перемежая его с молитвами и заклинаниями на странном, гортанном наречии. Руки ее дрожали, напряжение явно превосходило норму допустимого.

Но сейчас она уже шла по лесу, неуверенно, медленно, пытаясь пробиться через серый туман, в зловещей зыбкости которого ей явно виделись теперь бесформенные и унылые тени. Они прятали от нее Душку, ее Душку, которая смеялась, разговаривала с ними, явно не подозревая, что перед ней такое. Похоже, тени казались Душке людьми!

– Душка, – позвала старуха. – Постарайся услышать мой голос, девочка! Пожалуйста, постарайся!

Теперь старуха видела комнату, освещенную мягким светом красного абажура.

Рассеянный свет не мог ее обмануть – девочка была действительно окружена неясными и зыбкими очертаниями фигур, которые она не замечала, поглощенная разговором с…

Она была в опасности! О боже, в какой она была опасности!

Старуха не видела лица Душкиного собеседника, но этого и не было нужно, чтоб узнать, с кем говорит сейчас ее внучка!

Она и так узнала его.

По спине.

По этой прямой, худой спине…

Холод мгновенно охватил ее. Нет, только не этот! Только не ОН!

– Душка! – закричала она, напрягая все свои силы, вкладывая в крик все остатки жизненной энергии. – Берегись! Разбей этот мир, детка! Разбей его!

Шар качнулся!

Девочка вздрогнула, встрепенулась и начала оборачиваться, словно услышав бабкин зов.

Но ОН опередил ее.

Более того, ОН узнал старуху.

Та почувствовала резкий удар.

Боль взорвалась внутри нее, превращаясь в огненный шар, потом сотнями мелких осколков впилась в каждую клеточку мозга.

Пытаясь ухватиться скрюченными от напряжения пальцами за воздух и за жизнь, старуха проваливалась в темноту и, проклиная себя за оплошность, уже знала, что эта темнота, скорее всего, и есть Смерть.

Душка вскинула голову и прислушалась.

Странно. Ей отчетливо послышался сейчас голос бабушки. «Разбей…»

Что разбить, бабушка? Мир? Шар?

– Что случилось? – обеспокоенно спросил Юлиан.

– Ничего, – смутилась Душка. Она боялась признаться в том, что умеет СЛЫШАТЬ. Что вот сейчас она слышала бабушку. Юлиан смеялся над подобными вещами. Он не верил во все это, именуя подобные явления просто «галлюцинациями» испорченных религией умов.

Поэтому Душка сделала вид, что просто смотрит в окно. «Может быть, я увидела там редкую птичку», – подумала она и нахмурилась от странного ощущения какой-то неправды. Птицы? А здесь есть птицы?

Вопрос был простым, но для Душки он был страшным.

«Да, наверное, есть, – неуверенно подумала она. – Просто я их почему-то не видела. А ведь вокруг нас девственный лес…»

– Здесь какие птицы бывают? – спросила она Юлиана.

– Птицы? – переспросил он озадаченно. Похоже, ему совсем не понравился Душкин вопрос. – Разные. Я же не орнитолог, – немного раздраженно ответил он.

Его правая рука начала выбивать на столе нервную дробь.

«Надо попробовать найти птиц, – твердо решила Душка. – Птицы должны быть непременно. А то мне сейчас как-то не по себе – я же и правда не видела здесь птиц! Даже воробьев и голубей, которых пруд пруди в городе, и то здесь нет!»

И животных тоже нет, вспомнила она.

Только мухи…

– Почему тут нет животных? – спросила она.

– Каких?

– Разных, – передернула она плечом. – Кошек. Собак. Коров, наконец…

– Наверное, их просто не надо заводить. – Уголки его губ нервно дернулись, в глазах на секунду мелькнуло раздражение.

– Я бы хотела собаку, – сказала Душка. – Или кошку… С ними жизнь становится более…

Она не договорила. Хотела сказать «насыщенной живымтеплом» и осеклась.

Ей стало немного не по себе – таким неуместным вдруг показалось это слово – «живое».

Как будто оно нарушало покой… Вечности?

«…пепел на Пустоши падет к праху, мрак поглотит сущее…»

Она не знала, откуда появились эти слова, но почему-то они появились в ее голове именно в тот момент, когда встретились их взгляды, и она удивилась тому, что глаза Юлиана так быстро меняются: вот только что была в них ярость, потом – пустота – «ETERNAL EMPTINESS», и теперь он снова стал прежним, с этой мягкой, обволакивающей, успокаивающей улыбкой.

– У тебя будет собака, – сказал он ей, ласково улыбаясь. – Если ты хочешь. И кошка тоже… Очень скоро все это у тебя будет. Вот увидишь…

И она кивнула, но отчего-то ей было неприятно прикосновение его мягких рук, и его присутствие рядом, и эти добрые, добрые, обволакивающие вечностью глаза…

* * *

Темнота сгущалась. По комнатам ползли темные тени, заставляя Павлика напряженно всматриваться в их зыбкие и неясные очертания, несущие таинственную угрозу.

«Скорей бы уж кто-нибудь пришел», – подумал мальчик.

Чтоб ушел страх, он включил свет. Можно было включить и телевизор, но после того, как его напугали безобидные диснеевские зверюшки, Павлик старался обходиться без него.

Чтобы не быть уж совсем одиноким ребенком, он посадил перед собой Бадхетта и торжественно объявил:

– Сейчас я, пожалуй, прочту тебе книжку. Ты ведь сегодня был хорошим медвежонком. Какую ты хочешь?

– «Мэри Поппинс», – ответил он сам себе за Бадхетта, подражая мультяшным мишкам-гамми.

– А я-то думал, ты уже большой. Ну да ладно. Пойду за твоей Мэри. Только не бойся тут без меня, ладно?

Спустившись вниз, он зажег свет и там, потом подумал и прошел по всем комнатам, щелкая выключателем.

Теперь, когда он с помощью света выгнал все страшные тени, он почувствовал себя веселее. Нашел книжку и уже начал подниматься по лесенке, как вдруг зазвонил телефон.

«Все как в страшилках, – подумал он. – Сначала звонит телефон, а потом появляется какой-нибудь там дикий Фредди Крюгер».

Он поежился и все-таки рискнул поднять трубку.

– Да, – осторожно сказал он. – Я вас слушаю.

– Павлушка? Это мама.

Он не смог сдержать вздох облегчения.

– Как дела, миленький? Чем вы там с Душкой занимаетесь?

«Если я скажу, что Душки еще нет дома, ей здорово попадет, – рассудил мальчик. – А меня опять будут отправлять к этим ужасным старикам».

От этой мрачной перспективы его пробрала дрожь, и он решился на ложь во спасение:

– Читаем про Мэри Поппинс, ма. Душку позвать?

Конечно, он рисковал. Сейчас она скажет – да, позови. Слава богу, он мог сделать вид, что пошел за Душкой, а потом наврать, что она в туалете.

– Не надо, – рассмеялась мать немного неуверенно. Кажется, у нее тоже плохое настроение. – Просто передай, что мне, похоже, придется задержаться. Пусть она покормит тебя ужином, не дожидаясь меня, ладно? Справитесь?

– Да, мама. Не беспокойся, – сказал он, думая, как было бы здорово, если бы она все бросила и пришла. Если бы он сказал ей правду – что Душки нет, он один, ему очень страшно.

Но он большой. Он уже очень большой и не имеет права быть таким глупым и слабеньким.

Она повесила трубку.

«Скорей бы уж пришла Душка», – подумал он. Взял книгу и начал подниматься по лестнице.

– Не бойся, Бадхетт, я сейчас! – крикнул он верному медвежонку.

Внезапный щелчок заставил его остановиться.

– Что это было? – пробормотал он, прислушиваясь.

В доме царила тишина.

Он перевел дух и поднялся повыше. Щелчок повторился – на этот раз сильнее. В доме погас свет.

Малыш оказался в полной темноте.