Текст книги "Белый кот"
Автор книги: Светлана Полякова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
– Вам-то это не составит труда выяснить, – сказала Ольга.
– Как сказать… Судя по всему, он был необщительным человеком.
– Мне показалось, что он из той породы людей, которые доверяют только себе. И то не всегда доверяют…
– Вы обещали показать фотографии, – напомнила Лиза.
– Да, конечно…
Ольга достала конверт, принесенный ей Игорем за несколько минут до появления следователя.
– Я сама еще не успела посмотреть, – улыбнулась она, доставая фотографии.
И тут же невольно замолчала.
«Главное, не показать виду, – подумала она, чувствуя, как начинают дрожать руки. – Бог ты мой, какой идиотизм. Надо же было этому полудурку шляться возле дома Исстыковича именно в то время, когда…»
Она улыбнулась, стараясь не показать охватившего ее волнения.
Протянула фотографии Лизе:
– Вот, сами видите… Ничего интересного. Хотя снимали абсолютно всех, проходящих мимо дома. Даже бывший муж нашей сотрудницы засветился… Дома-то расположены близко.
– Подождите. Какой вашей сотрудницы?
– Евгении Лесковой… Секретаря…
– Той самой, адрес которой нашли в кармане убитого, – пробормотала Лиза. – Очень интересно… Насколько мне известно, улица Тульская, означенная в адресе, находится очень далеко от улицы Немецкой…
– Но раньше она жила на Немецкой. И муж тоже… А квартиру на Тульской они сдавали. Просто они недавно поссорились… И Женя решила переехать. Это случилось буквально… на днях.
Кровь прилила к щекам. Она забиралась все глубже и глубже в дебри вранья и сама не могла понять, почему вдруг начала чувствовать себя лжесвидетельницей. Как будто в нечаянном появлении Панкратова возле дома было что-то преступное…
«Он просто шел мимо», – сказала она себе, пытаясь справиться с этим непонятным волнением.
– Просто шел мимо…
Слова слетели с губ вслух, и теперь Разумова подняла на нее глаза.
– Просто шел, – спокойно повторила она. – Наверное, все так и было… Только успокойтесь.
– Боже, как они долго разговаривают, – не выдержала Женя.
По радио пела какая-то девица про парнишку в слезах, и эта песня безумно нравилась Игорю. Он разом взбодрился и подпевал.
– Ты еще станцуй, – посоветовала Женя. – Столько поводов для радости…
– Конечно, – усмехнулся Игорь. – Мы живы и относительно здоровы. Согласись, это вполне даже радостный повод…
– Скорей бы кончился этот день, – вздохнула Женя. – Вот тогда я обрадуюсь…
В этот момент открылась дверь. Они замерли. На пороге появилась бледная, как стена, Ольга.
– Женя, зайди, пожалуйста…
Она сказала это таким тусклым голосом, что у Жени неприятно защемило сердце от дурного предчувствия.
– Что-то случилось? – тихо спросила она. Ольга не ответила. Только посмотрела на Женю таким взглядом, точно это не Исстыковича убили, а ее, Женю.
Или – это она и сделала, просто не помнит…
В беспамятстве. Сильно разозлилась и шарахнула по голове кирпичом.
– Зайди, – повторила Ольга.
* * *
– Нет, сегодня какой-то Хеллоуин…
– Вот и я говорю – хренлавина, пятница тринадцатое, – сказал Игорь, и Женя поняла – она уже разговаривает сама с собой вслух. Впрочем, вообще неизвестно, чем закончится сегодняшний денек. И где он закончится. В тюрьме? В психиатрической лечебнице? Или вообще на погосте?
– Не зря он мне сразу не понравился, этот Исстыкович, – проворчала Женя.
– Надо было выгнать его. Может, у тебя интуиция развита…
Она вошла в кабинет.
Поздоровалась с Лизой еще раз. Взяла протянутую стопку фотографий.
И выдохнула с облегчением.
– Вы из-за Панкратова…
– Ну да. Ваш муж, если я все правильно поняла…
– Уже нет. Мы разводимся. Он попал на эти фотографии случайно. Об этом Исстыковиче мой муж знать не знал и ведать не ведал…
– Вы в этом уверены на сто процентов?
– Я эту фамилию никогда не слышала.
– А пятое января? С этим числом ничего не связано?
– Пятое? Нет. Не помню, что это число что-то для нас значило… Лиза, поверьте, Панкратов…
– Да, я уже слышала, – кивнула Лиза. – Случайно оказался возле этого дома. Убитый случайно носил в кармане пальто ваш адрес. Кто-то случайно писал ему письма и звонил именно пятого января. Все. Цепь случайностей, и почему-то это связано с вами. Тоже случайно…
Она покачала головой.
– И в агентство «Картер» он тоже обратился случайно…
– Лиза, это именно так! И ведь он меня не знал. Понимаете? Он скользнул по мне равнодушным взглядом, когда увидел. Любой вам подтвердит!
Она ничего не ответила, продолжая рассматривать фотографии.
– Какой смысл было делать эти снимки?
Она бросила стопку на стол.
Одна фотография вылетела из стопки, упала на пол. Женя нагнулась, чтобы поднять ее, и тут же снова замерла.
Человек на фотографии был ей тоже очень хорошо знаком.
«В самом деле какое-то стечение загадочных обстоятельств…»
Первым ее побуждением было спрятать эту фотографию. Просто спрятать. Хватит с них Панкратова… Какого черта они взялись разгуливать вокруг этого дома? Нарочно, что ли?
– Интересный тип, – заметила Лиза, глядя на фотографию. – Волосы совершенно седые, а лицо молодое… Кстати, знакомая физиономия. Где-то я его уже видела.
Женя молчала.
– Ладно, – положила на место снимки Лиза. – Разберемся…
Женя и сама разобралась бы во всем с превеликим удовольствием, но к вечеру голова стала напоминать ей свинцовый шар, в котором плавали мелкие мысли, совершенно бестолковые и не относящиеся к делу. Слава Богу, ее хотя бы не арестовали, думала она, собираясь.
А разбираться…
Она в сердцах швырнула сумку на стол. Слезы, маленькие и злые, пощипывали в уголках глаз. Почему все неприятности случились именно с ней? Мало того что ее ограбили, ее унизили, в конце концов, и вся ее жизнь дала трещину, так еще и неведомый ей тип с отвратительной фамилией вздумал преставиться, затарившись ее адресом!
– Женька, мне вот что пришло в голову…
Она отмахнулась от участливого голоса Ольги.
– Давай закончим с этими кретинскими расследованиями, – попросила она. – И так тошно… Я клянусь тебе, что не знаю, откуда у этого типа мой адрес. Я не знаю, почему Панкратов не нашел ничего более умного, как шляться вокруг его дома, когда неведомый злодей подкидывал этому Исстыковичу новую эпистолу. Я вообще ничего не знаю. Ничего не понимаю. И смотреть с утра на чей-то труп мне тоже не нравится.
– Высказалась? – спросила Ольга, когда Женя замолчала.
– Да.
– Я и не собиралась приставать к тебе с вопросами. Я прекрасно понимаю, что у тебя сегодня жуткий день. Зная, что ты впечатлительная особа, я подумала, что ты сегодня не уснешь. Я тоже. Так что… давай поедем к тебе, заберем твоего кота и переночуем у меня.
Женя молчала.
Она сидела, опустив плечи, и Ольга подумала, что ее ни в коем случае нельзя оставлять одну.
– Женя, – заговорила она снова, – мне и самой не хочется оставаться сегодня одной… Как подумаю обо всем… Бр-р-р…
– Ладно, – согласилась Женя. – Поехали к тебе. Только… ни слова о сегодняшнем кошмаре. Согласна?
– Конечно… Очень было надо вспоминать всякие гадости.
– Как если бы ничего сегодня и не происходило.
– Да, я все поняла.
– И не вздумай меня жалеть!
– Нет, дорогая… Чай по вкусу, сахар по совести, как всегда…
И Женя рассмеялась, удивляясь тому, как легко ее мрачное настроение изменилось, оставив только на самом дне души неприятный, мутный осадок воспоминаний. «Может, я уже начинаю ко всему привыкать? – подумала она. – Ведь рано или поздно человек ко всему привыкает…
Даже к собственным несчастьям…»
Он вышел из подъезда, остановился возле машины. «Я сам себе напоминаю бюргера, – усмехнулся про себя. – Слежу за собственной женой».
Кретинская ситуация.
Где-то громко играла музыка. Он не мог расслышать ничего, кроме оглушительных однообразных ударов. Бум-с, бум-с, бум-с…
Электронные тамтамы не унимались, и ему уже начинало казаться, что они разместились в голове.
Во дворе было тихо. Она никогда не появится, отчего-то подумал он. Она здесь не появится…
Мимо прошел мужчина, показавшийся ему смутно знакомым. Скользнул по панкратовскому лицу равнодушным взглядом, немного задержался у подъезда и пошел дальше.
А Сергей остался стоять, достав сигарету, мрачно посмотрел в серые небеса и снова на уходящего мужчину. Странного, совершенно седого, сутулого… Без шапки, несмотря на то что было холодно.
Панкратов невольно поежился. Снег упал на сигарету, и он выкинул ее. Стайка подростков прошла мимо. Панкратов начал испытывать страшное неудобство и раздражение. Сколько ему еще придется здесь простоять, чтобы дождаться собственной жены? Им же надо наконец поговорить серьезно, он должен все объяснить, и тогда все разрешится само собой.
Он ее увезет назад.
Ему совсем не нравится, что она живет теперь в этой чертовой квартире.
Живет…
Он усмехнулся.
Ему многое не нравится.
– Солнце мое…
От неожиданности он вздрогнул.
– Вот уж не ожидала тебя здесь увидеть.
Обернувшись, он усмехнулся:
– Я тоже…
– Так вышло, – передернула она плечами. – Были тут кое-какие дела… А ты как тут?
– Здесь живет моя жена, – проговорил он, пытаясь возвести между ними стену отчуждения. Жена.
– А-а, – протянула она, улыбаясь.
У нее были великолепные зубы. Все было великолепное. Может быть, поэтому все в ней казалось ему ненастоящим.
– Кстати, я страшно рада тебя видеть, – сообщила она.
«А я нет», – хотелось сказать ему, но он промолчал.
– Дай сигарету, – попросила она.
Он протянул, молча рассматривая ее. Раньше он многого не замечал. Например, что у нее такой волевой подбородок. Тяжелый. Мужской. И взгляд человека, уверенного в своей правоте на сто процентов. Более того, уверенного в том, что все вокруг должно подчиняться его воле.
«У нее мужское лицо», – удивился он. Как же ей удавалось выглядеть женственной, беззащитной, трогательной? Он же ею на самом деле увлекся, потому что ее обидели все люди и надо было ее защищать.
«Ведьма», – подумал он с ненавистью. Когда она расхохоталась там, в тот момент, когда Женька застыла на пороге комнаты… именно тогда он увидел ее по-другому.
Она курила, слегка улыбаясь, и рассматривала его.
– Вспоминаешь наш уик-энд? – поинтересовалась тихим голосом. – О, это было задушевно!
Он не отвечал, наблюдая, как ее рука медленно следует к ярко накрашенному рту вслед за сигаретой. Ухоженная, мягкая, с яркими ногтями. «У Женьки никогда не хватает терпения на маникюр», – подумал он, невольно сравнивая опять их двоих. А руки у нее все равно аристократичные. Странно. Наверное, у людей тоже есть порода… Как у лошадей. И ежели ее нет, хоть в меха разоденься, хоть пластических операций проделай тонну – ничего не изменишь…
Словно угадав его мысли, она внимательно посмотрела в его глаза, стряхнула пепел изящным движением и вздохнула:
– Везет таким, как твоя жена… Все падает с неба, только ладони подставляй.
Он хотел возразить ей, что у нее тоже «все с неба», только с другого. И вдруг посмотрел на Иру другими глазами.
Что в самом деле он на нее взъелся? Каждый добивается собственного успеха своими методами. Если ей внушили, что она достойна особенной судьбы, а жизнь оказалось другой, разве она виновата? Ей и в самом деле не очень-то везло в жизни.
Никто не заставлял его тогда тащить ее к себе домой. Только винные пары, перемешанные с обидой на Женьку, бросившую его в Новый год. Только пьяный задор: «А вот тебе, моя дорогая. Думаешь, что я тут без тебя тоскую, ан нет!»
И кто же знал, что Женька появится внезапно на пороге…
– Ир, – сказал он мягко, – не надо так относиться к Женьке. Это мы с тобой виноваты перед ней…
– Мы?
Брови удивленно поползли вверх.
– Мы? С тобой?
Она зло рассмеялась. Раздавила окурок каблучком.
– Ладно, проехали, – махнула рукой. – Слушай, ты тут долго собираешься торчать? Ужасно не хочется тащиться в центр на автобусе… Из такой глухомани.
Он посмотрел с тоской на закрытую дверь подъезда.
Она не придет. А если придет, то снова увидит Ирку.
– Ладно, – кивнул он. – Пошли… Довезу тебя до твоего центра…
Она слегка дотронулась до его щеки прохладными губами.
– Спасибо, – прошептала она.
Как будто только что пообещала ему все царства мира. Он попытался скрыть от ее глаз внезапно возникшую дрожь. Но не удалось…
Она всегда ухватывала мельчайшие детали.
– Это рушит твой образ, – сказал он. – Знаешь ли ты об этом?
Она прекрасно все поняла, но сделала вид, что это не так. Растерянное личико куклы, подумал он. Господи, как это она ухитряется при своей кукольной внешности быть такой хищницей…
– О чем ты? – спросила она.
Глаза, полные детской наивности. Слегка обиженные, вытянутые вперед губки. Ребенок, которого только что несправедливо обидели.
И ведь не он один такой дурак-то, между прочим… От Ирочки все сходят с ума.
Если она этого, конечно, хочет.
– Так, о своем, – отмахнулся он, трогая с места.
Она сидела на переднем сиденье. Она всегда там садилась в отличие от Женьки, которая наотрез отказывалась. Потому что ее там укачивало. Женьку вообще всегда укачивало от предлагаемых обстоятельств. «Непонятно, как она собирается выживать», – подумал он.
Ирина сидела, откинувшись, наблюдая за дорогой сквозь полуприкрытые веки, и курила.
– Кстати, об образе, – нарушила она тишину. – Между прочим, я тебе и не навязывалась в тот вечер…
«Навязывалась, – хотелось возразить ему. – Более того, подминала под себя. Поскольку твои желания всегда были главными…»
Но он промолчал.
– Так что давай не будем перекладывать на мои плечи твои проблемы… Мне ведь вполне хватает своих, понял? Я в отличие от твоей жены всего добиваюсь сама. И как я это делаю, никого не касается… Не я так устроила этот мир, что тут надо уметь и когтями, и соплями, и враньем…
Она прервалась, как обычно, когда внезапно понимала, что перегибает палку, начинает говорить слишком откровенно.
Дотронувшись до его руки, мягко сказала:
– Поверь, я не хотела этого.
Он кивнул.
– Нет, правда… Я не хотела. И твоя Женя мне очень симпатична…
Он кивнул.
– Сережа, ты меня вообще-то слышишь?
«Какая тебе разница?» – хотелось спросить ему, но он снова ограничился кивком, стараясь сфокусировать внимание на дороге и не слышать ее.
– Хочешь, я поговорю с ней, Сереженька? Я ей все объясню…
Он так резко крутанул руль, что чуть не вылетел на обочину. «Как она тут оказалась?» Эта мысль вдруг ударила в мозг. Ну конечно… Украдкой посмотрев на нее, он усмехнулся. Хищница, акула… И она опасна… Кто знает, что она может сделать с его Женькой?
Остановив машину, он повернулся к ней и тихо сказал:
– Никогда. Ты слышишь? Ни-ког-да не подходи к Женьке близко. Даже на метр… Увижу – убью…
Где-то играла громко музыка. Женя вылезла из машины и задержалась на несколько мгновений, вдыхая с наслаждением этот сладкий запах чужой беспечности. Там, откуда доносились радостные голоса, все жили спокойно. Их адреса не находили в карманах трупов, а бывшие мужья и новые знакомые не тусовались возле дома убиенного. Она бы так и стояла целую вечность, не торопясь вернуться к суровой реальности.
– Я поднимусь с тобой, – предложила Ольга, напоминая, что от реальности не сбежать.
– Я не маленькая…
– И все-таки. Тащить твоего котяру уже тяжело, такой громадный кот.
Они поднялись по ступенькам, чуть не поскользнувшись. Ступени обледенели.
– Интересно, где прячутся от людей эти чертовы дворники?
– Там же, где и все скромные удобства…
Они с трудом открыли обледенелую дверь и поднялись на Женин этаж.
– Ну вот и добрались, – сказала Женя, открывая дверь.
Кот бросился прочь из дверей – Женя едва успела схватить его за шкирку.
– Что это с ним? – спросила Ольга. – Он всегда так тебя дрессирует?
– Нет, – покачала головой Женя. – Обычно он скромник. Умница. Просто сегодня он решил принять участие в общественном празднике… Кот, бедный, не смотри на меня с таким ужасом. Это всего лишь я, твоя новая хозяйка…
Кот продолжал таращиться с ужасом, и стоило Жене сделать шаг внутрь квартиры, он прижался к ней, слегка выпустив когти, и мяукнул, словно заплакал…
– Похоже, он совсем измучился от одиночества, – вздохнула Женя. – Кому понравится торчать все время с самим собой?
Она толкнула дверь, вошла внутрь и зажгла свет. Сначала она не поняла, что за груда тряпья вдруг появилась на полу. Она даже укоризненно посмотрела на кота, заподозрив, что он от скуки распотрошил ее шкаф. Но кот жался возле ее ног и был тут совершенно ни при чем.
– Боже! – выдохнула Женя, подходя ближе. – Нет, это уже слишком…
Она зажала рот рукой и выскочила в ванную. Ее тошнило.
Она умылась холодной водой и теперь стояла, прислонившись лбом к холодному кафелю.
– Это только сон, – сказала она себе строго. – Это пройдет…
– Женя, это…
Ольга стучала ей в дверь.
Женя открыла, втайне надеясь, что сейчас Ольга спросит ее, что с ней. Почему она так испугалась старых тряпок.
– Жень, что это за… – Ольга не договорила. Она была бледна.
– Это Костик, – сказала Женя, беспомощно разводя руками. – И если ты спросишь меня, почему он нарядился бомжом и решил поспать в моей квартире, я тебе честно признаюсь, что понятия не имею…
– Женя, он не спит, – тихо сказала Ольга. – Он мертв. Надо вызывать милицию…
Глава седьмая
«И разверзлись хляби небесные…»
Это кара за все Женины грехи.
Иногда человек живет, не задумываясь над собственными поступками, и думает, что это никогда не кончится.
А потом внезапно что-то ломается. Вся жизнь…
Это счет из небесной канцелярии. Вы сделали в своей жизни то-то, то-то, и это было нарушением Божьих заповедей – уж извините…
Вот оно – несчастье, пришло к вам в дом. И нечего теперь плакать и кричать: «За что ты меня караешь, Господи?»
Иначе все объяснить было просто невозможно. Все «небесные хляби» обрушились на Женину голову, и теперь голова просто отказывалась принимать реальность. Все последующие два дня Женя напоминала самой себе мумию, которую заставили ходить, отвечать на вопросы, пытаться соображать, – но Женя не могла. Она ходила, отвечала на вопросы, пыталась соображать и каждый раз ловила себя на одном-единственном желании – заснуть. Лечь, заснуть и долго не просыпаться. Пока этот кошмар не кончится.
Мимо протекало время, и, как назло, оно теперь текло медленно, напоминая раскаленный свинец.
Женя жила у Ольги вместе с Котом. Вернуться домой она не могла. Мысль о возвращении причиняла ей почти физическое страдание и страх. Она не могла забыть mom день и Костика тоже. Ей все время начинало казаться, что сейчас дверь откроется, и на пороге возникнет Костик, собственной персоной, в какой-то ужасной одежде, пахнущий туберкулезом и педикулезом вместе – пахнущий несчастьем, бездомностью и неминуемой бедой… Почему-то особенно ей запало в душу то, что несчастный квартирант превратился в бомжа, и она даже испытывала чувство вины, словно в этом его превращении была виновата именно она, Женя. «И в самом деле, – заметила Ольга в одном из разговоров, – именно ты виновата… Не могла затариться техникой подороже… И тарелки твои оказались фуфлыжные. Не смог парень разбогатеть на твоем барахле».
Историю о том, как Костик пропал, а потом нашелся таким ужасным способом, что лучше бы и не находился, она рассказывала так много раз, что ей начинало казаться, что они с Костиком связаны кровными, нерасторжимыми узами. Теперь он все время находился рядом с ней, вытеснив из воображения все остальные образы и воспоминания тоже…
Один Костик.
Слава Богу, ее ни в чем не стали подозревать, только попросили попытаться припомнить, не было ли в Костиковом поведении и раньше чего-то необычного. И не находила ли она каких-то странных вещей, записок, телефонов: Женя вспомнила сначала про «игрушку», а потом про записку с адресом.
Адрес проверяли.
– Это будет долго, – заверила ее Ольга. – Они ничего быстро не делают…
Женя кивнула.
Она сидела над дымящейся тарелкой супа, едва ворочала в ней ложкой. Есть ей не хотелось. Думать тоже.
Ольга не выдержала:
– Женька, ты должна привыкнуть к сложностям жизни!
– Ты хочешь сказать, что мой жизненный путь отныне будет усеян не розами, а трупами? – попыталась улыбнуться Женя.
Улыбка у нее вышла жалкая. Она представила, как сия гримаса выглядит со стороны. И содрогнулась.
– Ну почему сразу так, – смутилась Ольга. – Слава Богу, квартирант у тебя был один, больше не предвидится. У нас за всю работу Исстыкович вообще первый случай. До этого все мирно обходилось. Надеюсь, что и дальше мы будем осмотрительнее… Конечно, это ужасно неприятная история, кто спорит? Но ты же не можешь по этому поводу превратить свою жизнь в сплошное надгробное рыдание!
– Пока я и не превращала, – заметила Женя. – Пока она сама без меня превращается.
– Ох, Женька, Женька! Ну что мне с тобой делать? – Ольга беспомощно развела руками. – В театр ты, конечно, не пойдешь?
Женя замотала головой:
– Ни в коем случае. Я приношу несчастья. Там от моего присутствия наверняка разыграется какая-то драма.
– Драма там и без тебя разыграется… Сегодня, например, «Гамлета» дают… Правда, режиссер-новатор все переменил и добавил зачем-то куски «Розенкранц и Гильденстерн мертвы». Так что и в самом деле не пойдем… Стопроцентная мутота.
Женя ничего не ответила. Она продолжала гладить своего кота, уставившись в одну точку. «Черт знает что, – тоскливо подумала Ольга. – Конечно, ситуация мерзкая… Кто знает, как бы я отнеслась к тому, что сначала мой муж мне изменил, а потом на меня начали обрушиваться загадочные трупы?»
Впрочем, изменять-то ей изменяли, через это она прошла и даже осталась живой. А Исстыкович – их общее «приобретение», и Ольга, если говорить честно, сама пребывает в некоторой растерянности по этому поводу.
Нет, она не допустит, чтобы он лез в ее сознание! Если черная мысль там поселилась – все, пиши пропало! Ольга даже головой тряхнула, прогоняя не только «мысль», но и саму возможность ее проникновения.
– Тогда пойдем к Люське, – предложила Ольга. – Только покормлю кота…
– Мне не хочется, если честно, – тихо отозвалась Женя.
– Кота кормить не хочется?
– Нет. К Люське… Опять рассказывать ей всю эту историю. Оль, давай лучше про все забудем на время, а?
– Ладно, – вздохнула Ольга. – Обойдемся без Люсинды… Только, чур, мы и в самом деле про все забудем.
Может быть, и в самом деле так лучше?
Люська пришла сама.
Они даже не успели одеться, решив отправиться на прогулку, как раздался звонок в дверь, и на пороге возникла Люсинда собственной персоной. С таким преувеличенно беззаботным лицом, что Жене и в самом деле начало казаться, что она смертельно больна и наверняка безнадежно. Просто все вокруг пытаются скрыть от нее этот факт.
«Сейчас она скажет мне: «Ну, здравствуй, радость моя. Чего это ты сидишь с таким видом, как будто тебе сообщили, что завтра грянет Страшный суд?»»
– Привет, – сказала Люська. – Похоже, ожидание Страшного суда становится заразительным… И музычку включили подобающую. Умницы обе.
– Ты о чем?
– О тебе, Олечка. Твой вид, знаешь ли, напомнил мне сейчас о бренности бытия. И о том, что тоска – вещь заразительная. А музычка у вас по радио чудная… «Выхода нет, ключ поверни, и полетели…» Прямо по теме. Ладно, я тут вам водки принесла. Хотела купить благородного вина, но подумала – в минуты вселенской скорби лучше идет водка. Только, можно, я все-таки музон другой найду? Нет, если вы настаиваете, я потерплю… Но все-таки я бы предпочла что-нибудь тихое, спокойное, веселящее душу. Типа «Рамштайна».
– Ставь, что хочешь, – махнула рукой Ольга. – Я пойду кота кормить. И стол накрывать.
– Огурцы я тоже купила! – крикнула ей вслед Люська. – Я же понимаю, что у вас соленого огурца ни за что не найдется для страждущего человека. А все почему? Потому что женщины вы обе ненормальные. Вы даже ни разу огурцы не мариновали! Столько лет коптите небо и не удосужились насладиться маринованием огурцов!
– А ты? – поинтересовалась Ольга, выглядывая из кухни.
– Я… я такая же. Вот и думаю, надо будет нам всем троим этим летом непременно что-нибудь замариновать… А то так и пройдет жизнь мимо, мимо…
Она поставила кассету.
– Слава Богу, – вздохнула она, услышав хриплый голос. – Вот теперь я чувствую себя по-другому. Можно сказать, сила духовная вернулась, воспрянула я из тлена и готова к жизненным трудностям! А то заладил – «выхода нет, выхода нет»… И так народу невесело, а тут и вовсе водкой подавиться можно. Фигня все это. Выход непременно найдется, и никакому врагу мы на фиг не сдадимся.
Она уселась напротив Жени, по-турецки скрестив ноги и подперев подбородок ладонью.
– Женька, – сказала она, – я вот что тебе хотела сказать… У меня есть одна знакомая, от которой прямо желудочные колики начинаются. Как с ней встречусь, хочется петлю найти. Все она лучше всех знает и такая, знаешь ли, высокомерная, презрительная… А самое обидное – она ничего собой не представляет. Но умеет себя преподнести. И почему-то я у нее вызываю такую ненависть, что особенно она любит на меня смотреть, как на пустое место, на недоразумение… Так вот, стоит мне только с этой гюрзой увидеться, как я ночами заснуть не могу. На меня такой депрессняк наваливается, что хоть волком вой. И знаешь, что мне посоветовал один умный человек?
– Что?
– Один умный человек мне сказал, что мысли и воспоминания нередко искушение бесовское. И надо их изгонять. Я ему говорю: «Но как же, я не могу, стоит мне только глаза закрыть – как эта тетка перед глазами возникает со своей рожей высокомерной». А он мне говорит: «Да плюнь на нее, и все». Так и ты, Женька. Плюнь ты и на Панкратова, и на Костика этого, потому что пока ты о них думаешь, ты так и будешь идти в глубь собственной пещеры. Нет, я понимаю, что все эти гадости так просто не выкинешь из головы… Но – надо, Джейн! Иначе ты просто заблудишься сама в себе.
– Я все понимаю, – сказала Женя. – Только твоя презрительная знакомая все равно куда меньшая неприятность.
– Это как посмотреть, – возразила Люська. – У тебя неприятности временные. А эта «премудрая дева» будет сопутствовать мне всю жизнь. Так что я бы предпочла второй вариант. То есть твой…
Женя задумалась и на секунду представила себе, что ей приходится постоянно общаться с новой панкратовской пассией. Каким образом случится такая неприятность, она не стала задумываться. Просто представила. И поняла, что Люсинда права.
Она благодарно посмотрела на свою подружку и сказала:
– Что бы я без тебя делала, Люська!
– Здрасьте! – возмутилась Ольга. – А я-то что? Без меня ты, надо думать, прожила бы?
– Нет, – возразила Женя. – Я без вас обеих не выживу.
И обняла их обеих крепко-крепко.
«И как не посмотри, все вокруг этой дамочки…»
Лиза не могла заснуть. Уже давно стихли голоса родителей: «Ты собираешься спать, Лиза?» – «Да, ма, сейчас…» – «Ли-за! Уже двенадцать! Тебя не добудишься завтра». – «Да, папочка, я уже ложусь!»
Теперь стрелки часов показывали половину второго ночи, а Лиза не могла заснуть. Наконец-то появилась тайна, покрытая мраком. Наконец-то Лиза, Лисенок, Лисистрата, могла доказать всем, что она вполне способна разгадывать мрачные загадки.
А то, что все крутится вокруг этой девицы… Она, конечно, не нравилась Лизе совершенно, тут Каток прав. Лиза не могла сформулировать, что именно в Евгении Лесковой вызывает в ней такое отторжение и неприятие. Может быть, тот факт, что Каток в присутствии означенной выше гражданки Лесковой млеет и тащится. Или то, что целая куча мужиков, включая частного сыщика Игоря, встают при появлении гражданки Лесковой, как гусары.
– Прямо Клеопатра какая-то, – проворчала Лиза. – И эти мужики убитые тоже были с ней знакомы.
Исстыкович, справедливости ради заметила Лиза, был с гражданкой Лесковой знаком шапочно. А вот Константин Погребельский, между прочим, снимал у нее квартиру. Помешался рассудком, бедняга, от страсти, ушел бродить и был настигнут убийцей.
– Нет, это бред получается, – нахмурилась Лиза. – Какие-то убийства из страсти… Кто сейчас совершает убийства из страсти? Все вокруг сплошные прагматики. Даже какой-нибудь селянин рубит топором соседа из меркантильных побуждений. В этом Каток прав. Но копать надо вокруг нашей розочки садовой. Это мне интуиция подсказывает. Что-то там с ней связано. Скажем так, в ее прошлом кроется губительная, безнравственная тайна… И Исстыкович это знал. Увидел нашу прелестную деву, вспомнил и прикинул: а не срубить ли ему по этому поводу немного «капусты»?
«Полный бред, однако, – одернула она себя. – Прямо как будто я читаю книжицу в мягкой обложке…».
Тем не менее она эту версию оставила – уж больно сладкой она ей показалась. Лиза подумала и достала свой блокнот.
Сначала она вписала туда вопросы. Почему у Исстыковича в кармане найден адрес квартиры Евгении Лесковой? Подумав, она подчеркнула написанное жирной чертой. Почему-то ей казалось, что именно в этом заключается разгадка.
Лизе ужасно хотелось спать, просто сил не было уже сопротивляться сну, и она все-таки сдалась.
В конце концов, подумала она, подумать над этой историей можно и в теплой кровати… Завтра тяжелый день. Во-первых, проверка того, второго, адреса, который был найден, кстати, снова у Лесковой в квартире.
Куда ни посмотри, везде или Лескова, или ее муж… Кстати, завтра и с мужем надо поговорить. Он ведь в обоих случаях засветился. Может быть, Исстыкович и Костик были любовниками мадам Лесковой? А он в приступе ревности так с ними по-свойски разобрался. И с подругами надо поговорить… Нет, с подругами не имеет смысла. Эти наверняка наврут – вполне возможно, что страшные тайны у них общие, но могут ведь нечаянно проколоться… А это уж Лизино дело – поймать их на мелочи. Потому как из одной мелочи может потом все неплохо склеиться…
Лиза засыпала, все еще думая о Жене Лесковой, которая почему-то ей весьма активно не нравилась.
Хотя, по совести сказать, двое убитых ей нравились еще меньше.
– Девы, не пора ли нам угомониться?
Ольга задала вопрос и тут же плеснула в рюмку водки.
– Главное, – съехидничала Люська, – сказать что-то взрослым голосом. Ответственным.
– Можно подумать, что…
Ольга задумалась, подыскивая нужные слова. Но голова была уже тяжелой, обремененной напитками, впрочем… не важно. Они же сами собирались расслабиться.
– Вот и рас… рас-сла…
– Не трудись, милая, – вздохнула Люська. – Я, похоже, из всей триады самая трезвая. А ведь завтра мне не надо на работу.
– Ты не запьянела потому, что твоя работа не требует мозговых усилий! – возмутилась Ольга. – Поэтому мозг у тебя свеженький, как у ребенка-имбецила!
– Ну конечно, – смиренно согласилась Люська. – Только, между прочим, я весь вечер думаю, как нам Женьку отмазать от всего окружающего безобразия.
– От всего не получится, – вздохнула Женя. – Поскольку безобразий вокруг так много. Стараются кто во что горазд… Хоть бы от личных безобразий отвязаться. А то, чует мое сердце, эта маленькая Лиза подозревает в убийствах именно меня…
– Да брось, – отмахнулась Ольга. – С какого перепуга? Ты же у нас такая беленькая, мягонькая, пушистенькая! Ладно я. Вот меня можно вполне представить убийцей. Или Люську… А ты не вписываешься в образ. Совсем не вписываешься…
