Текст книги "Белый кот"
Автор книги: Светлана Полякова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)
И тут же махнула рукой на эти трусливые мысли. В конце концов, как поет Кинчев, «жизнь без любви, или жизнь – за любовь…».
Женя не хотела уже возвращаться. Она испытала любовь на вкус.
Любовь оказалась чистой, как родниковая вода. Раньше Женя ошибалась, принимая за любовь страсть.
И пусть он сейчас развернется и уйдет – ее любовь останется с ней. Этого у нее никто никогда не отнимет.
Ольга уже целых пятнадцать минут болтала ложкой в крошечной кофейной чашке. Люська следила за ее движениями как завороженная. Ей сначала казалось, что это скоро кончится – Ольга успокоится, выпьет свой дурацкий кофе и разродится фразой. Не обязательно умной – она вполне может обойтись и глупой. Лишь бы Ольга перестала так мрачно молчать, погруженная в свои пугающие Люську размышления.
Но пятнадцать минут уже истекали. А Ольгино лицо становилось все загадочнее и мрачнее. «А если нашей Жеке и в самом деле угрожает страшная опасность? – подумала Люська. – Где она вообще болтается?»
И куда она унеслась, если еще утром напоминала испуганную нимфу? Глаза таращила, трепетала от стука в дверь.
Ольга продолжала молчать. Люська не решалась ее побеспокоить – а вдруг как раз сейчас в Ольгину голову пришла ценная мысль?
Чтобы не думать о Женькиной участи, она обратила свой взор на кота. Кот, почувствовав внимание к себе, приоткрыл один глаз, снова зажмурился и зевнул. После чего снова погрузился в сон.
«Вот ты какой, – укоризненно вздохнула Люська. – Плевать тебе, что сейчас с твоей хозяйкой творится… А еще говорят, что животные – какие-то там экстрасенсы… Чувствуют, если на хозяев надвигается беда. А ты, Кот, ничего не чувствуешь…»
Кот снова открыл один глаз и внимательно посмотрел на Люську. Ей даже на секунду показалось, что он усмехнулся. «Да ничего с ней не происходит, – говорил его взгляд. – Оставь меня в покое. Дай поспать. Поменьше бы вы думали, больше было бы счастья на земле».
– Может, это просто дурацкое совпадение, – наконец «разродилась» Ольга. – Он на самом деле там искал кота… Знаешь, я помню этого парня. И его жену тоже… Мне они оба нравились. А Исстыкович этот и Костик… Конечно, надо выяснить, не были ли они замешаны в каком-нибудь ДТП? Но если окажется, что это именно они сбили его жену, получается, что в тот день он там не случайно нарисовался! И тогда что?
– Что? – полушепотом поинтересовалась Люська, боясь спугнуть важную мысль.
– Тогда его обвинят в убийстве. В двух убийствах… И мы, Люська, с нашей долбаной прозорливостью окажемся виновницами этого! Хороший человек по нашей милости сядет в тюрьму лет на двадцать!
– Но он же убийца, – осмелилась предположить Люська. – Разве хороший человек может быть убийцей?!
Она, впрочем, тут же пожалела о сказанном – Ольга смотрела на нее таким взглядом, что у Люськи не осталось никаких сомнений, что она только что сморозила кошмарную глупость.
– Ладно, – вздохнула она. – Где все-таки наша Джейн мотается?
– Придет, куда она денется, – отмахнулась Ольга, куда более в данный момент увлеченная рассуждениями о Беспечном.
«В конце концов, я не обязана этим заниматься, – решила она наконец. – Мне родная милиция денег не платит… Я, наоборот, могу уничтожить все улики. И вообще сфабрикую ему алиби, если эта маленькая «умница» докопается до истины… Точно! Сфабрикую ему алиби, и никто ничего не докажет! Потому что кто ж не знает – «у сильного всегда бессильный виноват!»».
Как раз в тот момент, когда она уже все для себя решила и обрадовалась своему решению найти Беспечного и предложить свои услуги, в дверь позвонили.
– Женька! – воскликнула Люська и бросилась открывать дверь.
По дороге она чуть не упала, выругалась и снова побежала к двери, радостно лепеча:
– Женечка вернулась, живая, здоровая, невредимая…
Это и в самом деле была она. И Ольга удивилась, потому что вроде бы уходила одна Женька, а пришла совсем другая. Уходила раздавленная жизненными обстоятельствами женщина с поникшей головой, а пришла – сияющая, загадочная и… красивая. Даже нет – прекрасная!
– Привет, – сказала эта новая Женька, глядя на, них немного озадаченно. – Что это вы так на меня смотрите?
Ольга набрала побольше воздуха, боясь, что глупый вопрос вырвется, подчиняясь только одному стремлению – выговорить эти слова: «Ты, Женька, это вообще-то ты? Или кто-то другой?»
– Как мы смотрим? – удивилась Люська.
– Да так… Точно видите перед собой призрак…
– Ну да, сейчас будем втыкать припасенный осиновый кол. Как у Алексея Константиновича Толстого… Уж больно ты неприлично похорошела…
Женя подошла к зеркалу и долго себя разглядывала. Никаких кардинальных изменений в ее внешности, на ее взгляд, не произошло.
– Не надо никакого кола, – попросила она. – Как была красавица божественная, так и осталась. Ничего не поменялось, хоть и жаль… Это вы просто успели по мне соскучиться, вот вам и мерещится незнамо что…
Она подошла к коту, присела на корточки. Кот приоткрыл глаз, потом узнал и поднялся.
Он довольно мяукнул, потерся огромной башкой о ее руку и сел, уставившись вопросительно своими желтыми глазами.
– Я соскучилась по тебе, Кот…
– Она еще будет говорить, что ничего не изменилось, – вздохнула Люсинда. – Ушла раздавленная, как скорлупка от пасхального яйца. А вернулась – сияющая… Что произошло с тобой, радость наша?
– Ничего особенного, – сказала Женя.
Она взяла кота на руки и села в кресло.
Кот вдруг напрягся и начал обнюхивать Женин свитер – все больше и больше проявляя беспокойство. Он встревоженно посмотрел на Женю, глухо муркнул и снова принялся обнюхивать свитер. Потом он попытался зарыться в него головой.
– И Кот крышей поехал, – грустно сказала Ольга.
– Что это с ним?
Кот уже не справлялся с нахлынувшими на него эмоциями.
– Женькин свитер полюбил внезапно, – усмехнулась Люська. – Женька, наверное, обрызгалась духами с валерьянкой… Или выжрала ее целый пузырек. Часть попала на свитер…
– Я не пила никакую валерьянку. И духи я не люблю, ты же знаешь…
Кот прижался к свитеру мордой и жалобно мяукнул. «Почти как человек, – подумала Женя. – Почти простонал… Что за чертовщина-то, скажите, с моим Котом?»
Она попыталась отстранить его от себя, но Кот с яростной энергией сопротивлялся ей. Он еще больше прижался к свитеру и укоризненно посмотрел на нее.
– Я кофе вообще-то хочу, – жалобно прошептала Женя.
– Животных когда заводила, о чем думала? – сурово ответила Люська. – С ними, мать, как с детьми… Навоняла валерьянкой – терпи теперь без кофе.
– Да не пила я эту твою валерьянку! Я вообще не могу понять, что с ним происходит! Кот, ты с ума, что ли, сошел?
Она подняла его морду, заглянула в глаза и остолбенела.
Они были полны боли, его глаза… Как будто он нашел призрак своей прошлой жизни и знает прекрасно, что это лишь фантом, но все равно – хотя бы так, хотя бы и фантом… Но надышаться…
Ольга смотрела как завороженная. Ей казалось, что она вот-вот начнет понимать происходящее, стоит только еще чуть поднапрячься, и – не умом, нет… Умом тут не поймешь ничего, тут надо попробовать проникнуть в происходящее на духовном уровне. На уровне чувств. Сердца…
– После твоих глаз, Кот, трудно поверить, что животных Бог не наделил душой, – прошептала Женя.
Ей показалось, что она тоже сейчас задохнется от боли, как и Кот, словно ей передалось его настроение.
– Оставь его в покое, – попросила Ольга. – В конце концов, я принесу тебе твой паршивый кофе. Пусть лежит, как ему хочется…
– Паршивый не надо, – вздохнула Женя, подчиняясь желаниям Кота. – Принеси хороший… А потом расскажете мне наконец, почему у вас вид такой ошпаренный…
Они переглянулись, пытаясь вспомнить, в чем причина их «ошпаренного» вида.
Первой вспомнила Люська.
– А, да, – сказала она. – Мы, кажется, вычислили убийцу… И теперь находимся перед непростой дилеммой. Поскольку эти два придурка нам не симпатичны. А убийца – наоборот. То есть мы думаем теперь, сдавать ли его властям, как честные граждане, или, напротив, спрятать в собственном подвале?
На него было страшно смотреть. Лиза пыталась изо всех сил сохранять спокойствие. «В конце концов, он же тебе никто… С какой стати ты должна вообще ему сопереживать так, словно он тебе… все?»
– Почему она это сделала?
Он так тихо это сказал, что она не сразу расслышала. Но хотя бы сказал. Вышел из ступора. До этого он стоял и смотрел на тело, точно не веря. Не веря, что это и есть Ирина. Живая еще недавно… Теперь кажется, что она никогда и не была живой.
– Почему?
Если бы Лиза знала, как сказать ему правду…
Бессмысленная записка на столе. Лизе даже сначала показалось, что ее писал ребенок. Может, потому, что она обращалась перед смертью к матери? «Мама, я их убила. Потому что если можно убить котенка, почему нельзя – их?»
И женщина в ванне с розовой водой, розовой – от крови, уже ушедшая, с улыбкой на губах…
Ах, если б Каток догадался взломать эту чертову дверь раньше! Все было бы исправлено.
Почему она это сделала?
Она поспешно отвернулась, стесняясь собственной «щенячьей» жалости. «Возьми себя в руки, Разумова! Ты, в конце концов, тут не для этого находишься!»
– Вы…
Она начала фразу и запнулась снова. В конце концов, что ей этот Панкратов? Он ведь был любовником этой девушки. Лю-бов-ни-ком… Еще у него была жена. И какого черта она, Лиза Разумова, впадает в чувствительность, будто она вообще тургеневская барышня?
Она откашлялась и начала снова – на сей раз получилось сносно, даже строго:
– Вы можете объяснить эту записку?
Он прищурился, читая текст, и поднял на нее глаза.
– Нет, – растерянно развел он руками. – Ее мать давно умерла… Она была… как бы вам сказать?.. Достаточно жесткой. Циничной. Я не могу понять, что за котенок тут упоминается… Послушайте, я, право, не знаю… Может быть, вам попробовать найти более близких ей людей?
– Видите ли, господин Панкратов, – вздохнула Лиза, – боюсь, что вы были ей самым близким человеком…
Ей показалось, что он испугался.
Он округлил глаза, и губы его беззвучно шевелились. Ей даже почудилось, что он делает какие-то движения рукой – точно отмахивается, подумала она, глядя на его руку как зачарованная. Он не хочет быть ее близким человеком. Он не хочет… Чего он боится? Ответственности?
– Я… право, я ничего не знаю.
– Послушайте, я понимаю, вы теперь взволнованны… Но может быть, вы немного успокоитесь и вспомните…
– Боже мой, девушка! Я не могу ничего вспомнить, потому что я ничего, поймите вы, я не знаю ничего! Она редко говорила о матери. Только то, что она была… не совсем здоровым человеком. Понимаете? Кажется, она умерла в психиатрической лечебнице. Больше мы не говорили с ней о матери. А тем более о котенке… Какой котенок? Я вообще не могу понять, почему она тут пишет про какого-то котенка…
Он бросил белый листок на стол. И снова Лизе послышался чей-то тихий вздох – или это только звук падающего листа?
Она тревожно обернулась на дверь ванной. Точно там еще была душа, так и оставшаяся непонятой…
Где-то тихо пело радио. Лиза невольно вслушалась.
– «Мы обязательно встретимся, слышишь, прости… Там, куда я ухожу, – весна…»
И хотя голос был мужской, Лизе казалось, что это говорит она.По спине побежали мурашки, Лиза невольно поежилась.
– Каток! – крикнула она. – Выруби на фиг эту музыку! Она мне мешает сосредоточиться.
В дверях появился недовольный Катков, хмыкнул, хотел что-то сказать, но удержался.
– Сейчас выключу, – пообещал он и снова исчез.
Настала тишина.
И Лизе стало стыдно. Точно она помешала только что из чувства постыдного страха сказать кому-то важные последние слова.
Но, подняв глаза на своего собеседника, она поняла – ему эти слова не нужны.
И эта женщина тоже была ему не нужна…
И вообще – она была не нужна никому.
Только тому котенку, про которого никто ничего не знал.
Может, именно поэтому она так поступила с собой?!
– Я ничего не понимаю…
Женя опустилась на стул, обессиленная, обескураженная.
– Давайте по порядку, – попросила она. – Я правда ничего не поняла. Может, я такая тупая… Но не могу понять, что это у вас за Беспечный? Откуда он вообще взялся? И какое, черт возьми, он имеет отношение к толстяку Исстыковичу и моему нетрадиционному квартиранту?
– Так…
Ольга поднялась и отправилась в прихожую. Там она принялась рыться в своей сумке.
– Короче, вот… Игорь его снял возле дома, где жил Исстыкович.
Она говорила еще из прихожей.
– Черт, куда она подевалась-то?.. Нет, так бывает всегда! Когда что-то хочешь найти, ничего не получается!
– В твоей сумке вообще можно найти все. Или – ничего… Кроме хлама, – подала реплику Люська. – И на фиг вообще она сдалась, эта фотография? Можно подумать, увидев ее, Женька сразу озарится и все поймет.
– Да я уже нашла, – заявила Ольга уже на пороге комнаты. – Зря я, что ли, столько сил потратила?
Она протянула Жене фотографию.
– Вот это и есть Беспечный… Только раньше он был с черными волосами. Вспомнила? Жень, ты чего это?
Она перепугалась. Женька сидела, бледная, глядя на фотографию так, точно увидела призрак.
На ее лбу выступили маленькие капельки пота, она вытерла их усталым движением руки.
– Нет, – сорвалось с ее губ совсем тихо, едва слышно. Потом она подняла глаза, обвела комнату отстраненным, потухшим взглядом и повторила снова, на сей раз отчаянно: – Нет! Нет! Нет!
– Джейн… – начала было Ольга, но Женька замотала головой.
– Ему же было больно. И эта комната его, с тенями… Господи, я все теперь поняла! Я все поняла… Какая же я была дура, дура, дура!
Она вскочила и заметалась по комнате, повторяя рефреном одно слово, единственное, подходящее ей больше всего, как она считала.
Она физически теперь ощущала его одиночество, его боль, постоянное соседство с той комнатой, где все еще продолжали жить тени…
– Жень, объясни, ты его знаешь?
Она словно не расслышала вопроса, продолжая шептать про какие-то тени и меч, с которым он охранял ее от теней и всех охранял.
– Жень, а если он и есть убийца?
Она подняла на них глаза, совершенно спокойные, и проговорила:
– Он не может быть убийцей. И… даже если вы правы, мне все равно. Я его… люблю…
Она снова вскочила, принялась одеваться.
– И куда ты собралась? – поинтересовалась Ольга.
– Как же вы не понимаете? – заговорила Женя. – Он там. Один. Могут прийти из милиции… Если вы все просчитали, то у этой Разумовой тоже мозгов на это хватит!
– Может, ты зря так волнуешься? – слегка обиделась Люська. – Может, мы все-таки умнее твоей Разумовой?
– Дело не в этом, – заявила Ольга. – Если ты надеешься, что мы отпустим тебя к нему, ты жестоко ошибаешься! Еще неизвестно, может, он изменился. Стал маньяком. Нет, я тебя не отпущу!
Женя выпрямилась. Она смотрела Ольге в глаза. «Не смотри так!» – хотелось ей закричать, потому что такой взгляд выдержать невозможно. Там, в этих глазах, было нечто – сильнее упрямого гнева. Сильнее яростного сопротивления. Так смотрят, когда все равно уйдут, все равно сделают, все равно…
Так смотрят, когда любовь становится сильнее инстинкта самосохранения.
Так смотрят – когда верят, несмотря на то что не верит никто…
«Бесполезно, – сказал Ольгин внутренний голос. – И ты это понимаешь. Ты не сможешь ее остановить… Впрочем, может, так к лучшему…»
– Хотя бы возьми нас с собой…
Женя упрямо мотнула головой. С какой стати? Это ее любовь. И только их дело. Ее – и его…
– Я… приведу его. Если смогу, – пообещала она, немного смягчившись. – Приведу. И он сам вам все объяснит. Если сочтет нужным что-то объяснять…
Все на уровне догадок…
Лиза недовольно поморщилась. Она стояла, задумчиво вертя в пальцах сигарету. Все только на уровне подсознания. Интуиция… А как с помощью интуиции все это доказать?
«Я их убила».
Ирина Погребельская…
Один из убитых – Константин Погребельский…
Ко-те-нок.
Нет, это уже совсем непонятная игра чертова подсознания!
– От меня требуются факты. Меня просто пошлют подальше с моим наитием. И – нате вам, очередной висяк у Лизаветы! И значит это только одно. «Незачем бабе такими делами заниматься», – скажет Каток. И с ним охотно согласятся…
А может, и правда? К чему ей заниматься этими делами? К чему смотреть постоянно на мертвых, каждый раз умирая вместе с ними?
Пойти спокойно в частное агентство… И денег больше, и нервов тратишь меньше…
Точно. Она помнит – у панкратовской бывшей жены подруга в таком агентстве. Она к ней и пойдет… Хотя бы не будет постоянно встречаться с этими шовинистами.
Потому что убийца Исстыковича и Погребельского взяла и покончила с собой. Как теперь докажешь ее вину? И даже если это удастся, к чему? Она сама наказала себя…
А Панкратов тут ни при чем.
Впрочем, он и к Лизе тоже… ни при чем… И никогда «при чем» не будет. Потому что она серая мышка. Маленькая и не очень-то красивая. Вот так не задалось все в ее жизни – следователь никудышный. И женщина из нее – так себе… Ниже среднего…
Она не выдержала, всхлипнула. Обернулась сердито и, убедившись, что на лестнице она одна, расслабилась окончательно. Сигарета, так и не закуренная, выпала из рук, покатившись вниз, по ступенькам. Лиза опустилась на грязные ступеньки и, закрыв лицо руками, заплакала…
Женя не замечала холодного ветра. Голове было холодно. «Ах да… Я же выбежала, забыв про шапку… Ну и ладно. Не сдохну!»
Она летела как сумасшедшая. Точно опаздывала на самый последний поезд. «И – опаздывала, – сказала она себе. – В собственную жизнь…
Потому что я без него не смогу. Вот такая глупость со мной совершилась. Убийца? Даже если и так. Я-то не смогу…
Может быть, именно это и есть любовь?»
Почему-то ей вспомнились совершенно некстати Сонечка и Раскольников. И она тоже его будет ждать… Потому что это как раз нормальнее, чем осудить, забыть, вычеркнуть…
Она его поймет.
В любом случае – поймет.
Потому что жить без него не сможет…
Тяжелая дверь подъезда глухо скрипнула, сопротивляясь движению ее руки.
Женя вошла в подъезд, преодолев это сопротивление, твердо веря – теперь она научилась преодолевать все сопротивления. Потому что – она уже не одна в этом мире.
Она взлетела вверх по ступенькам. Остановилась около его двери, впервые испугавшись, но снова – преодолев этот страх.
Рука потянулась к звонку – и замерла на половине пути…
Она зажмурилась, и ей показалось, что она стоит перед огромной стеной. Каменной… Эта стена кажется ей незыблемой, непреодолимой. Она снова попыталась протянуть руку – и снова наткнулась на стену. А потом что-то произошло.
Она вдруг очень ясно увидела женщину, рядом с которой было двое детей, и женщина стояла на самом верху стены и взмахом руки приказывала Жене: «Решайся… Разрушь эту стену. Иначе тени так и будут мешать вам жить…»
– Решайся…
Она так ясно услышала эти тихие слова, похожие на шелест ветра в ивах, на шорох осенней листвы…
– Решайся…
Женя улыбнулась, кивнула, прошептала:
– Да-да, конечно, сейчас… Я все поняла!
И – позвонила в дверь.
Он услышал ее звонок в тот самый момент, когда шкаф, загораживающий вход в «обиталище теней», наконец-то поддался и начал отодвигаться. «Загораживать вход всегда легче, чем…»
Додумать он не успел.
Звонок был для него неожиданностью – уже очень давно никто в этой квартире не нажимал на звонок. Только Женя… А Женя ушла. Недавно…
Он пошел открывать и замер, удивленный ее появлением.
– Женя?
Она стояла на пороге, сложив руки на груди, точно для молитвы, и смотрела на него так, что сердце сжалось в комок, а потом вдруг забилось так оглушительно, что он подумал: наверное, это смерть…
Или…
– Я… я тебя люблю, – сказала Женя. – Я должна тебе это сказать. Даже если ты их убил… Я тебя буду ждать. Это важно, понимаешь? Если я буду тебя ждать, а ты будешь знать, что кто-то…
Он понял ее сразу.
– Я не убивал, – спокойно сказал он, притягивая ее к себе. – Я хотел. Но… знаешь, как-то рука… Наверное, есть руки, созданные для убийства. А есть – совершенно не приспособленные. Даже когда внутри тебя пожирает ярость и жажда мести… Не получается! Я мог делать это только в своем воображении. И то каждый раз останавливался, оставлял их живыми… Понимаешь меня?
Он дотронулся до ее волос.
Она спрятала лицо у него на груди, точно пыталась укрыться от окружающего мира.
Навечно…
– Их было трое, – рассказывал он. – В той машине… Единственный свидетель рассказывал, что была еще девица. Они ехали прямо навстречу Таниной машине. Она попыталась вывернуться. И угодила на встречную полосу. Прямо лоб в лоб с каким-то «КАМАЗом»… Свидетель говорил, что девица кричала какие-то глупости. Что-то про котенка… Раз можно убить котенка, то почему бы не людей?
– Почему же их не посадили?
– Он отказался от дачи показаний, – развел он руками. – То ли испугался, то ли ему заплатили… Не знаю. Мне он все рассказал… Так что все списали на то, что Танька была беременна. И сама виновата в происшедшем…
Он замолчал.
– Давай не будем больше говорить об этом…
– Нет, – покачала головой Женя. – Мы должны о них помнить…
Она вспомнила снова ту женщину, которая заставила ее разрушить стену. Вспомнила двух маленьких девочек…
– Мы никогда с ними не расстанемся, – прошептала она, гладя его по седым волосам. – Никогда. Если бы не они, мы никогда не нашли бы друг друга… Они этого хотели. Пусть останутся с нами, хорошо?
Он ничего ей не ответил, только прижал к себе сильно-сильно.
– Мне надо познакомить тебя с моими подругами, – вдруг отпрянула она. – Они думают, что это сделал ты… Понимаешь, для меня очень важно, чтобы они тебе поверили…
Он кивнул:
– Да, конечно…
– Тогда поехали, – сказала Женя. – Нам надо торопиться…
Все время он держал ее за руку, боясь, что сейчас налетит северный ветер и вырвет у него из рук эту женщину. Он все время повторял про себя: «Я не смогу без нее, я не смогу…» И все крепче сжимал в своей ладони ее замерзшую руку, пытаясь одновременно и удержать, и согреть…
Когда они пришли, он замер.
Огромный белый кот, опередив ее подруг, бросился к нему, начал тереться о ноги, заглядывать в глаза.
Он опустился на корточки, впервые отпустив ее ладошку, и не веря своим глазам прошептал:
– Тобиас? Тоби, бродяга! Откуда ты взялся! Я тебя искал, Тоби, дурачок!
Девушки переглянулись.
– Что ж, это доказывает его непричастность, – сказала та, что была выше ростом. – Игорь так и говорил – он просто искал своего кота…
