Текст книги "Клубника в горьком шоколаде"

Автор книги: Светлана Борминская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Лев Тимофеевич кивнул.

– Гроб, скажу, всем гробам гроб! – горячо заверил Анатолий и, помолчав, добавил: – Никогда у меня такого не будет!

– Чего не будет? – оторопел Рогаткин.

– Да, гроба, – потухшим голосом буркнул Анатолий. – Ну, полез я в холодильник, а там… – санитар сглотнул и застенчиво улыбнулся. – Никого на её полке-то нет, ну, прямо, как сегодня.

– Погоди, Анатолий, – закашлялся Лев Тимофеевич. – Разве там не лежала некая Лиля Юльевна Калюновски, умершая во время бури?..

– Ну, лежала-лежала, – санитар глубокомысленно пожевал губами и вгляделся во Льва Тимофеевича, словно только что того увидел. – А потом пропала… Я ведь чуть лужу от страха не напустил, когда обнаружил такой пассаж…

– Погоди, как это пропала, Анатолий? – не поверил Рогаткин.

– Ну, похоронили вместо кого-нибудь, – сбросил руку следователя со своего плеча Анатолий.

– А сама она не могла уйти? – на всякий случай спросил Лев Тимофеевич, держа свои руки подальше от санитара.

– Кто?!

– Бабка.

– Не-а, – Анатолий помотал головой. – Она ж потекла уже…

– Значит, Хазаров не похоронил вчера свою тещу? – хлопнул себя по коленкам Лев Тимофеевич, доставая из кармана телефон. – Эх, ма, тру-ля-ля…

– Почему это? – многозначительно улыбнулся Анатолий. – Похоронил. Гроб же не пустой мы отсюда отправили… Да, ладно, ладно, – на всякий случай отодвинулся от следователя Анатолий. – Не боимся мы вас!..

– Чего ладно-ладно?.. – шёпотом спросил Рогаткин. – Чего, Анатолий? Договаривай всё, как на духу…

– А то, – бодро сказал Анатолий. – Моя честность меня погубит!.. Ну, в общем, вложили мы вместо той, что исчезла, другую, похожую.

– Кого вложили?! – позеленел следователь.

– Относительно свежую бомжиху… пятидесяти лет! Между нами, мальчиками, говоря! – фыркнул Анатолий. – Всё тип-топ, её сразу в крематорий повезли в закрытом гробу, а кто там рассматривать-то будет?.. Никто вчера так и не возник, значит сожгли за милую душу… Вчера уже все закончилось!.. А ты сегодня лишь объявился… Где гулял?

– А где настоящая?.. – хрипло спросил Рогаткин.

– Эх, Лев Тимофеевич, Лев Тимофеевич… А еще следователь! Ну, наивный, – ответил санитар. – Может, прошлая смена тоже такой взаимообмен произвела?.. Ну, разве при таком количестве жмуриков за всеми уследишь? – Анатолий оглянулся на мятые металлические двери холодильных камер.

Камеры тихо гудели…

– У вас тут что?! Ч-ч-чёрная дыра, да?.. Раз покойники пропадают! – заикнулся Рогаткин.

– Да, кому они нужны – покойники твои?.. Тем паче, криминальный труп без лица, заметь, – пристыдил Анатолий следователя. – Недогляд просто вышел… Ну и всё, забудь! Я тебе мог что?.. Не говорить, но – правда превыше всего! – поднял забинтованный палец Анатолий. – Это меня один покойник укусил, – пожаловался он. – Ведь как?.. С-с-сказал правду – с-с-спи с-с-спокойно, так?.. Я знаешь, как сплю спокойно? А ты попробуй, привлеки… Я всё равно буду спать!

Лев Тимофеевич уныло поглядел на забинтованный палец Анатолия, и у него заболела голова. «А интересно, у мужчин бывает мигрень?» – вдруг пришла шальная мысль.

– Ничего, кроме п-п-правды!.. – заверил его Анатолий и похлопал себя по губам.

– Хорошо, тогда показывай мне поступивших с отравлением, – сквозь зубы велел Лев Тимофеевич.

– Айн момент! – кивнул санитар, открывая соседнюю камеру.

– Это… Как твоя фамилия? – на всякий случай спросил Лев Тимофеевич, пока Анатолий сражался с задвижкой.

– А чёрт его знает, – вздрогнул санитар. – Ты-то свою помнишь?..

– Рогаткин, – сверяя с документами бирки на ногах отравленных в ресторанах граждан, не сразу ответил Лев Тимофеевич.

– Ну, может, и я Рогаткин?.. – предположил Анатолий – Хотя нет, я был Князев… Или Королёв. Мне твоя фамилия не нравится, – деликатно отбрыкался он.

– Да? – опешил Лев Тимофеевич.

– Да, – просто ответил санитар, отступая от следователя на шаг.

Через полчаса Лев Тимофеевич шёл вдоль бетонного забора, пока не понял, что идет совсем не в ту сторону. Сняв очки, он окинул прощальным взором непролазные задворки Кунцевского морга, перелез через заросли бузины у дороги и, отряхнув запачканные брюки, быстро пошел к троллейбусной остановке…

Выводы, которые он сделал за последние четверть часа, были шокирующими:

Лиля Юльевна Хюбшман-Калюновски, или бабуся, скорее всего, не умерла в результате несчастного случая. Вместо бабуси в ванной нашли приходящую прислугу – Виолетту Константиновну Золотайкину, которая, видимо, решила помыться в отсутствие хозяев в ту злополучную ночь перед самой бурей, будучи приглашенной в дом Хазаровых на очередную уборку. И в морге вместо бабуси всё это время лежала именно Золотайкина?.. Лев Тимофеевич поёжился… К тому же, вчера вместо пропавшего неизвестно куда из морга трупа Золотайкиной, которая по документам проходила, как Л. Ю Хюбшман-Калюновски, была предана сожжению в крематории некая несчастная бомжиха…

Где же тогда Золотайкина?

И где же, собственно, бабуся Лиля? Жива ли она? А если жива, то почему не объявляется? Похоже, ей на руку, что ее считают мертвой… Но с чего бы, а?

С другой стороны, если Золотайкину выкрали из морга, чтобы случайно не обнаружилась её неидентичность бабусе?.. Хотя, может быть, всё намного проще, и Золотайкину, перепутав, действительно уже похоронили вместо кого-то? Обычный российский бардак «торжествует», когда в морге один криминальный труп могут беспричинно поменять на другой криминальный труп, ведь при перемене мест слагаемых, как известно, сумма трупов не меняется. Это знает каждый двоечник, которых в морге предостаточно!..

ЧЕЛОВЕК ДЛЯ МЕНЯ

По улице, высоко поднимая ноги, маршировала местная сумасшедшая с приклеенной к губам мерзкой улыбкой и хохотала… Байкалова пропустила Ирину вперёд и зачем-то незаметно сняла дурочку на телефон. Консьержка в подъезде взглянула на них аккуратно подведенными глазами и зевнула, отвернувшись. В подъезде пахло освежителем воздуха с мотивами морского бриза, и было невыносимо душно.

– Когда-нибудь я напишу трёхтомный труд про карманных собак богачей, – проворчала Байкалова, пока они ждали лифт. – Меня сводят с ума собачки в манишках и кошки в штанишках.

– А меня сводит с ума, как ты пишешь свои романы, – Ирина оглянулась на консьержку и хихикнула.

– Почему это? – басом спросила Байкалова, когда они вышли из лифта. – Не вижу ничего смешного.

– Ты надеваешь вечернее платье, сверху накидываешь персидскую шаль, унизываешь руки перстнями и садишься за стол… Ну, разве не смешно?

– Перед этим я еще принимаю душ и накладываю весёленький мейкап, – по-прежнему басом ответила Байкалова.

– Душ ты, надеюсь, принимаешь и в другие дни? – скрыв улыбку, уточнила Ирина.

– Не всегда, – ответила писательница, открывая дверь. – У меня потрясающе пахнет из-под мышек! Мне Сашуля говорил…

– А больше он тебе ничего не говорил? – хихикнула Ирина.

– Я не самая приятная женщина в совместной жизни, и Сашуля на всякий случай говорит мне много комплиментов. Тебе этого пока не понять… Ира, ну что с тобой, ты только что смеялась, почему ты плачешь?.. – через минуту всплеснула руками Байкалова.

– Я сегодня видела мальчика, когда ехала в метро, он так похож на него, – Ирина вытерла слёзы.

– На Хазарова?!

Ирина кивнула.

– Мальчику лет пять, представляешь, но я сразу поняла, что он был таким… А два или три дня назад, утром, в спешке, я столкнулась с мужчиной… Полина, это был просто мужчина, но очень похожий на него – походкой и взглядом.

– И что?

– Я вдруг поняла, что никогда не буду с ним, что он женат… Но я никого не вижу вокруг, понимаешь? Есть только он… Ты понимаешь меня? – повторила Ирина. – Мне никто не нужен, кроме него. Он рядом, я его вижу почти каждый день, но ничего у нас никогда не будет… И мне сегодня приснилась тоска, Полина. Тоска, похожая на смерть.

– Садись… Увидишь, скоро появится человек для тебя, – проворчала Байкалова, доставая из бара бутылку вина.

– Скоро? – не поверила Ирина.

– Давай, выпьем за тебя! – с чувством произнесла Байкалова. – Ты броская, молодая, веселая, талантливая и красивая, Ирка… Мне так жаль, что ты живешь в этом наваждении и околдована им!

На улице тихо гудели машины, а в бокалах шевелилось живое красное вино, похожее на молодую кровь.

ДУШЕПРИКАЗЧИК

Всем известно, что в этом мире почти всеми процессами мироздания движет термоядерная энергия мысли отдельных людей, и ничто и никогда не происходит случайно, даже если вы споткнулись и упали лицом в грязь. Просто вам обязательно нужно поваляться в этой грязи именно в эту секунду, иначе, возможно, произойдёт нечто такое, что будет в тысячу раз хуже!

На собственной кухне сидел человек и пил…

Он пил уже около недели, с тех пор, как узнал, что его женщину, ту самую женщину, которую он любил всю сознательную жизнь – кремировали. Его не было в Москве около двух с половиной недель, поэтому он даже не успел выполнить её последнюю волю – похоронить так, как она хотела, и как он обещал ей.

Человек был стар, человек был сед, человек был практически нищ, и прожил свою жизнь не так, как надеялся её прожить. В общем, он был обычным горемыкой, но это лишь с одной стороны, а с другой стороны, в его жизни было счастье, правда, без фанфар, и он много смеялся, пока был молод. Он не голодал, работал всю жизнь, и у него была крыша над головой.

Нормальная жизнь… Разве не так?

В эти же минуты у себя на кухне Ирина перебирала старые вещи из мешка, переданного ей бабкой Гуряевой. Паспорт Лили Калюновски лежал отдельно от двух шкатулок с костями, в одной из них были клок чьих-то седых волос, заплетённый в жидкую косу… Поодаль в тряпице лежали чётки и миниатюрные песочные часы без песка, заляпанные какими-то засохшими сгустками, похожими на кровь. Ирина сколупнула кусочек и поднесла его к глазам, но определить что это такое, так и не смогла. Повертев в руках мятые батистовые панталоны на смешных бантиках-завязках, две растянутые кофты, четыре перчатки и трость, Ирина убрала их обратно в мешок и задумалась.

Знал ли Хазаров о том, что его жена и тёща были наследницами огромного состояния? Если Лиля ничего не говорила зятю о своем родстве с Калю, вправе ли она, Ирина, это делать?.. Сначала хорошо бы понять, почему Хазаров не был посвящен в эту историю… Или все-таки – был посвящен?.. Если его новая пассия – Тамара Жилянская, не глядя, выкинула мешок бывшей тёщи на помойку, скорее всего она также ни сном, ни духом ни о чём не ведает.

На первый взгляд, да.

И тут Ирина, взглянув на верёвку, на которой сушилось бельё, вспомнила, что единственный, кто может пролить свет на историю Лили Юльевны Калюновски и её дочери – это душеприказчик! Как же его фамилия?.. Прищепкин! А что потом?

«Увидим!» – подумала Ирина и принесла из прихожей телефонную книгу. Прищепкиных в книге, как назло, было триста сорок девять человек, и Ирина решила позвонить одному единственному Прищепскому, мало ли, вдруг это он, подумала она.

Телефон неизвестного Прищепского не отвечал, захлебываясь длинными гудками. Похоже, Прищепский дома сидеть не любил…

В то самое время, когда Ирина искала телефон душеприказчика Лили Калюновски, следователь Лев Рогаткин думал, как ему в выгодном для следствия свете представить информацию об исчезновении трупа прислуги Виолетты Золотайкиной из морга, которую изначально проходила в деле, как тёща Хазарова. Одновременно следователь думал о маньяке-отравителе, вычисляя его появление в одном из элитных ресторанов города, и поливал оливковым маслом помидорный салат.

И тут его, как гром среди ясного неба, посетила мысль о душеприказчике Лили Калюновски, ведь если Лиля жива, то кто, как не её душеприказчик, может знать об этом?! Сняв картошку с газа, Лев Тимофеевич помахал над ней полотенцем и с большим аппетитом начал есть, изредка обращаясь с речью к миске салата слева от себя.

– За душеприказчиком надо установить наблюдение. Предварительно с ним надо поговорить о Лиле, в особенности о том, что именно она так рьяно охраняла в своей квартире на улице Тенистой, а также, где и как она хотела быть похороненной… Но если Лиля жива – я это сразу пойму! – улыбнулся салату Лев Тимофеевич.

Салат благодушно внимал.

И Ирине и Льву Рогаткину мысль о Хазарове пришла одновременно, ведь он знал адрес душеприказчика, но у Ирины не было уважительной причины задать этот вопрос Киму Магомедовичу.

– С какой стати, Ирина, ты интересуешься душеприказчиком моей тёщи?.. – мог бы спросить Ким Магомедович, и Ирина снова обратила свой взор на телефонную книгу, открытую на букве П.

Зато рука Льва Рогаткина уверенно набрала номер мобильного Кима Магомедовича Хазарова. И в это же время Хазарову позвонил сам Прищепский!

Душеприказчик сердито поинтересовался, может ли он забрать прах Лили Юльевны, чтобы развеять его над фамильным замком во Франции. На что получил решительный отказ от её зятя.

– Где-где-где?.. Моя первая жена покоится на Даниловском кладбище, там же будет лежать и моя незабвенная тёща… Всё! И не звоните мне больше, – Ким Магомедович бросил трубку, а Прищепский застонал и, помянув «лысого чёрта», не жалея, налил себе водки.

Ким же Магомедович стиснул зубы, покосившись на звонящий телефон, но на сей раз ему звонил не Прищепский… Выслушав просьбу следователя, Хазаров машинально продиктовал номер телефона Прищепского, но, положив трубку, вдруг осознал, что не понимает сути происходящего. Нить этой сути была им утеряна только что, и найти её самому не представлялось возможным.

– Могу я узнать, зачем вам понадобился телефон душеприказчика моей покойной тёщи, Лев Тимофеевич? – перезвонил он Рогаткину.

– Для установления личности, – ответил следователь межрайонной прокуратуры, назвав первую пришедшую ему на ум формулировку. – Не сомневайтесь, гражданин Хазаров, – добавил Лев Тимофеевич, чем озадачил Кима Хазарова ещё больше.

МАНЬЯК, ИЛИ ВРЕДНОЕ НАСЕКОМОЕ

Из гостиницы «Савой», что на Рождественке, вышел человек, называющий себя Юрием Ивановичем Труновым, и спустился в переход. Он переехал вчера в «Савой» из «Балчуга», который ему надоел до чёртиков.

У Юрия Ивановича, пока он спускался по ступенькам вниз, от приятного возбуждения слегка тряслись руки. Все его заклятые враги на планете были, наконец-то, им отравлены.

– Операция «Вкусная смерть» закончилась с перевесом один к шести!.. – бормотал Юрий Иванович, покупая пачку «Марльборо».

– Что? – переспросила девушка-продавщица, отсыпав Трунову сдачу медью.

– Операция завершилась, – широко улыбнулся ей Юрий Иванович и, подмигнув, направился в сторону, противоположную «Савою».

Продавщица посмотрела вслед щуплому, в белых брюках и рубашке гражданину и выдохнула:

– Оперированный, выходит. Ну, ни одного мужика нормального на всю Москву-матушку, Вер!..

– И не говори, Наташка, – отозвалась от лотка с булками её соседка. – В центре торгуем и не телами, заметь… А мужиков нету!

– Нету, Вер!

– Где ж мужики, Наташ?.. Прямо родить не от кого!

– Ага.

В переходе заманчиво пахло булками…

Маньяк пил кофе в «Шоколаднице» и разглядывал карту Москвы. В парке Лосиный остров он был всего неделю назад. Открытый взгляд и приятное лицо с мелкими чертами никогда не привлекли бы внимания того самого Ламброзо: преступник был обычным мужчиной с малоприметной внешностью славянского типа, который, похрустывая маковым рогаликом, пил кофе и шевелил ногой.

Маньяк к тому же был невероятно счастливым человеком: то, что абсолютно все люди – божьи создания, ему никогда не приходило в голову. Решив с какого-то момента отомстить всем, кто так или иначе обделил его в этой жизни, он с каждым удавшимся отмщением лишь больше уверялся в своей правоте и безнаказанности. К сожалению, даже такая приятная вещь, как месть, подходит к концу, и перед отъездом из России маньяк принял решение посетить похороны двух последних врагов, которых он отправил в царство мрачного бога Аида буквально на днях. Поэтому, допив кофе и дожевав рогалик, он набрал номер телефона одной своей старой знакомой.

– Кто-о-о? – раздался отрывистый дамский голос с металлически скребущими нотками. – Вы ошиблись номером, здесь таких нет… Какой, Юрочка? А я вас почти забыла…

– Я, Лидия Францевна, я, дорогая… Мы же работали вместе в министерстве пушнины, помните? Как жизнь, как дети? – баритонально вывел Юрий Иванович.

– С моим сыном, Вадимом Львовичем Клушиным, всё в порядке, Юрочка!.. – проворковала дама. – А вот наши коллеги, с какими мы ходили в буфет и увлекались пирожками с творогом…

– Что, звезда моя?.. – поторопил Трунов.

– Все померли, Юрочка! – оглушительно всхлипнула дама. – Все-все-все-все…

– Да что вы такое говорите?! – тонким голосом удивился маньяк. – Я не верю! На днях я встречался с Кобылиным Виктором Николаевичем, он мне ничего такого не говорил.

– Да-а-а?.. – удивилась со своей стороны дама. – Ну, поздравляю, значит, ты последний, кто его видел, Юрик, ведь завтра похороны Кобылина! Вот, не знаю, что мне на эти похороны надеть, и сколько же мне-то жить осталось, старой клюшке, а?.. Я же старше Кобылина, не хухры-мухры, а на одиннадцать с половиной лет!

– Вы совсем не клюшка, Лидия Францевна, – перебил Клушину маньяк. – Совсем-совсем не клюшка!.. Совсем-совсем.

– А кто же я? – с робкой надеждой спросила Клушина.

– Жар-птица… Вы – жар-птица! – дважды повторил маньяк, и через миг услышал переливы металлического смеха…

ЛЕВ

Холодный и расчетливый убийца не дремал, – в милицейских сводках за вчерашний день прошла информация, что ещё два пенсионера, работавшие в период застоя в Пушпроме, скончались в результате отравления в ресторанах.

Полет фантазии отравителя – фломастером написал Лев Тимофеевич на листе бумаги, и стал анализировать последние события, итак:

1. Он представляется жертвам Юрием Труновым.

2. Его страсть – месть.

3. Все, кому он отомстил – мужчины пенсионного возраста.

4. По словам запомнивших Трунова официантов, маньяк-отравитель – худощавый молодой человек славянской внешности, или – моложавый, что совсем не одно и то же.

Если бы Лев Тимофеевич знал, что в эту минуту отравитель заходит в старое кафе на углу улицы Крайворонской, совсем недалеко от межрайонной прокуратуры, то бегом бы бросился туда. Обычно раз в неделю Лев Тимофеевич с коллегами лакомились за угловым столиком горячими пирожками с капустой и лениво наблюдали за посетителями. Именно в этом тихом месте маньяк и назначил свидание Лидии Францевне Клушиной.

– Лидочка Францевна, что вам заказать? – усадив Клушину спиной к окну, с улыбкой поинтересовался маньяк.

– Я на диете, – покачала головой мадам Клушина, чем спасла себе жизнь.

Вообще-то, отравитель не собирался подсыпать отраву в пирог своей давней знакомой мадам Клушиной, но он был очень непредсказуем в последнее время. И эта непредсказуемость выражалась, как вы догадываетесь, в удваивании каждый год среди знакомых «Юрия Трунова» количества скоропостижно скончавшихся от отравления людей.

Лев Тимофеевич в это время сидел в своём кабинете и дорисовывал схему поимки маньяка-отравителя. Было известно, что каждую из своих будущих двенадцати жертв маньяк приглашал в ресторан, позвонив по домашнему телефону и представившись бывшим коллегой из системы Пушпрома. Этим летом маньяк называл себя гражданином Швеции – «Юрием Труновым», но после проверки выяснилось, что никакого Трунова в Пушпроме никогда не было и в помине, а были – Трунков, Трунин, Трунцов, Турунский и даже один гражданин Трупс. Надо отметить, что все бывшие сотрудники Пушпрома были оповещены насчёт проделок злоумышленника ещё в прошлом году, правда, тогда он менял имена, и каждый раз представлялся по-разному. Почему же, они всё-таки проигнорировали предупреждение, и как бычки на заклание, пошли на эту встречу?

Список примет маньяка был в деле ещё с прошлого лета. Гражданин Средний, так про себя называл его Рогаткин, был среднего роста, имел короткую стрижку, носил очки и на вид был весьма молод. Скорее всего, считал Лев Тимофеевич, отравитель приехал из-за рубежа и скоро уедет из России, поэтому ориентировки с его приметами были разосланы по всем московским гостиницам, вокзалам и аэропортам, хотя в прошлом году задержать его так и не удалось! Вполне возможно, что отравитель кардинально менял внешность перед пересечением границы, например, наклеивал бороду или начинал хромать.

Тут, у Льва Тимофеевича неожиданно разболелась голова. Промучившись полчаса, следователь обнаружил в столе блистер просроченного цитрамона, опасливо проглотил две таблетки, заел их кислым яблоком, и решил съездить на квартиру Прищепского.

В ГОСТИ БЕЗ ПРИГЛАШЕНИЯ

Все, кто знаком с понятием «женская интуиция», поймут без лишних слов, почему Ирина пошла по самому простому пути и представилась журналисткой Телеканала, когда узнала по телефону голос Прищепского, которого она краем глаза видела, а так же слышала в доме Хазарова.

– Я с телевидения. У нас будет очень познавательная передача, – пытаясь навязаться в гости без приглашения, торопливо сказала она.

– Да-а-а?.. И что вам нужно от такого старика, как я, девушка? – с глумливыми нотками в голосе переспросил её душеприказчик.

– Интервью, – профессионально-ласково сообщила Ирина, сообразив, что душеприказчик, видимо, сильно подшофе.

– А вы уверены?! – дребезжащим голосом только что разбуженного скандалиста переспросил тот.

– Можно с вами сегодня увидеться? – проворковала Ирина. – Я запишу ваш адрес, если позволите? Понимаете, без вашего интервью передача просто не состоится!

– Ну, раз такое дело, я жду вас, – неожиданно протрезвевшим голосом согласился Прищепский. Волшебное слово «телевидение» открыло и эту дверь, обрадовалась Ирина.

Свернув на улицу, которая оказалась тупиковой, Ирина вдруг поняла, что заблудилась и быстро повернула обратно. Старый, в потёках жёлтой краски дом стоял в самой глубине соседнего Хвостова переулка. Ирина подошла к нему и, набравшись храбрости, вошла в чёрный проём открытого подъезда с криво висящей дверью.

Следователь Рогаткин подъехал к дому Прищепского почти одновременно с Ириной. Разница составляла не более десяти секунд, но именно она решила всё – Ирина уже звонила в дверь душеприказчика Лили Калюновски, когда Лев Тимофеевич, переглянувшись с водителем и техническим сотрудником, вылез из машины и пошёл на разведку. Через три минуты следователь снова сел в машину, открыл окно и закурил, а технический сотрудник вальяжно подошел к окнам первого этажа и, незаметно прилепил к раме одного из них, похожий на навозную муху микрофон…

Прищепский открыл дверь абсолютно неожиданно, и из квартиры на Ирину пахнуло столь тяжёлой атмосферой, что первым её желанием было повернуться, чтобы убежать, но Ирина всё-таки шагнула в прихожую, едва не наступив на встречавшую её кошку.

– Темно? Страшно? – обернулся хозяин и со смешком включил свет.

В квартире пахло нестерпимой тоской и алкоголем.

…Первым звуком, услышанным ими в наушниках, было звяканье стакана о бутылку и плеск наливаемой жидкости, потом раздалась резкая трель звонка, сердитое чертыханье, шарканье шагов и скрип открываемой двери.

– Темно?.. Страшно?.. Вы Ирина, да?.. А как меня зовут, знаете? – устало глянул на Ирину старик.

– Самсон Иваныч, – кивнула Ирина.

– Да, Самсон Иваныч Прищепский – это я, – с глумливыми нотами прокряхтел старик. – Может, чайку хотите?..

– Не откажусь, – улыбнулась Ирина, обрадованная тому, что душеприказчик оказался совсем не страшным стариком.

– Пойдёмте на кухню, – Прищепский, шаркая и оглядываясь на неё, поплёлся на кухню. – Садитесь, где хотите, – взяв чайник, буркнул он.

Ирина поглядела на паутину в углах, на старика под этой паутиной и вздохнула с видимой жалостью, что не ускользнуло от душеприказчика.

– Я никогда не был женат, – пожал опущенными плечами, похожими на сломанные крылья, Прищепский. – Ну, раньше-то здесь было чище… Лет десять назад, а теперь мне на это плевать! – хмыкнул Самсон Иваныч и махнул рукой.

– Я рада за вас, – улыбнулась Ирина. – Это на самом деле ерунда.

– Правда? – хихикнул Прищепский, сфокусировав на Ирине пьяные глаза. – Вот, дожил, и с телевидения ко мне пришли… А почему без камер, а? Ну, всё равно, спасибо вам. Так вы хотели чаю? Уже нет?.. А я всё равно вам его заварю, – упрямо и весело буркнул он.

«Что же я хочу узнать о Лиле? Впрочем, мне интересно всё, что он расскажет о ней», – подумала Ирина.

– Пойдемте в комнату, там уютней, а чайник я услышу и принесу, – неожиданно застеснялся кухонного бедлама старик.

В большой комнате на стенах висели зеркала – овальные, круглые, квадратные, похожие на тетраэдры и даже… на коврики у дверей. Три зеркала были в трещинках, словно кто-то кидался в них камешками, а от одного из зеркал осталась лишь поцарапанная рама.

– Это я раньше их собирал, – Прищепский с кряхтением опустился в кресло. – Я любил зеркала… Они старые, как видите, и все в мушках. Раньше я смотрел в них и сочинял истории о бывших владельцах, как правило, все они были с плохим концом. Садитесь, Ира. Так о чём будет телепередача?.. О нас, стареньких пессимистах?..

– О мудрости, Самсон Иваныч, – соврала Ирина.

Прищепский быстро и цепко глянул на неё. Выцветшие бархатные занавески за его спиной шевелились от сквозняка и создавали иллюзию некоей театральности.

– Сейчас заварю чай и вернусь, – вставая, пообещал старик.

– Я всю жизнь любил одну женщину… – послышался в наушниках голос Прищепского.

– А она вас любила?..

– А разве женщины могут любить? Не встречал таких… Вы пейте чай, Ира, пейте! Я ведь – вечный холостяк, если вы не знали, конечно.

– А кто она, Самсон Иваныч? Вы именно из-за нее так и не женились, да?..

– Какое теперь это имеет значение, если моя любовь умерла…

– Ваша любимая умерла?..

Долгое молчание…

– Выпьете со мной?

– Конечно, выпью…

– Вы тоже пьяница?!

– Нет, просто я тоже люблю мужчину…

– А он вас?

– Нет… Он недавно женился на другой и вряд ли догадывается о моей любви.

– Не на вас, значит?! Ха-ха-ха!.. Мне смешно, простите, Ира, но то, что любви не существует, я догадывался всегда… Любовь – это выдумка несчастных одиночек, вроде вас и меня.

– А кто всё-таки она, ваша умершая любовь?..

– Мою умершую любовь звали Лилька!.. – пьяно всхлипывая, громко и одновременно жалко захохотал Прищепский.

Недолгое молчание. Плеск разливаемой в рюмки водки…. Звон чокающихся бокалов… Тишина.

– Вы закусывайте, Ира… Берите яблочко…

– Спасибо, я не закусываю…

Протяжный вздох двух выпивших людей. Лев Тимофеевич и водитель переглянулись.

– Может сбегать, Лев Тимофеевич? – фыркнул технический сотрудник, щёлкнув пальцами под подбородком.

Рогаткин утвердительно кивнул:

– Корюшку не забудь! А водителю – ситро!..

Узкий Хвостов переулок. Перед жёлтым с потёками домом уже больше часа стояла пыльная машина-пикап без опознавательных знаков, к ней со стороны соседней улицы короткими перебежками спешила бабка из числа туземных. Прибежала, покосилась на пустую пивную тару у рулевого колеса и, подбоченясь, встала неподалёку.

– Бери тару, бабуль, – высунулся из машины Рогаткин.

– А пивком не угостите, молодые люди? – не растерялась бабка.

– Какие ж мы молодые, бабуль?.. – фыркнул Лев Тимофеевич, мимолётно глянув на свою румяную физиономию в боковое зеркало.

– А по мне, так вы все ещё мальчики! – схватив бутылки, громко сообщила бабка. – Желторотые!!! Веснушки, веснушки, у моей подружки… – и бабка, напевая, покинула территорию.

– Пошли, – Прищепский встал и оглянулся покрасневшими глазами на Ирину.

– Тут у меня спаленка, пойдем, я покажу её портрет.

Ирина, споткнувшись о порожек, зашла следом за хозяином квартиры в полутёмную душную спальню.

– Вот она, Лилька! – подвел её к стене старик.

На стене действительно висели фотография в лёгкой паутине. На ней улыбалась молодая и беременная Лиля Юльевна Калюновски, слева ей стоял белозубый и кудрявый Прищепский в мешковатом костюме, а справа хмурился уморительный горбун в мексиканском пончо.

– Есть такое греческое слово – агапэ, оно означает глубокую привязанность, – тяжело прокашлялся Прищепский. – Её нет, а я жив, вот в чём горе-то!..

– Простите, а Ева – ваша дочь, Самсон Иваныч? – вырвалось у Ирины.

– Ева?.. О, не-е-ет, если бы, – выдохнул старик и покосился на горбуна на снимке. – Она и не его дочь!

– Я, кажется, знаю этого человека. Недавно мы делали передачу о нём.

– Вы делали передачу о профессоре Жилянском? – хмыкнул Прищепский. – Куда катится мир, хотел бы я знать?..

– Не я, а Телеканал, – торопливо пояснила Ирина. – Скажите, а вы тоже работаете в НИИ мифологии и древностей, Самсон Иваныч?

– Работал, – махнув рукой, пробормотал Прищепский. – А что была за передача? О чём там хоть шла речь?..

– Про клады, которые находят сотрудники НИИ, – улыбнулась Ирина. Прищепский кивнул и поморщился.

– Я так и не поняла, да и никто, наверное, не понял, как им это удается? Вы случайно не знаете, Самсон Иваныч, в чём там суть?.. – сказав это, Ирина неожиданно поперхнулась.

Перед ней в кресле сидел пьяный, неумытый, всклокоченный старик, похожий сразу на всех одиноких и нищих стариков в мире. Он печально поглядывал на неё и жевал губами, а над ними скрипел потолком и стискивал кирпичи неуютный столетний дом, пропахший десятками поколений людей, и мрачная квартира с затоптанным полом казалась мышеловкой для двуногих.

– Я хотел бы умереть во дворце, глядя на море, – внезапно чисто и звонко сказал Прищепский. – А вы?..

– Давайте отложим нашу смерть лет на сорок? – как можно веселее ответила Ирина. – Хотите, я вам полы помою, Самсон Иваныч?

– Сидите уж, – дёрнул плечами старик. – Значит, вам интересно, как в НИИ мифологии находят клады?.. Ну, хорошо, я могу вспомнить, как это начиналось, – Прищепский взглянул на густые деревья в окне и, подобрав ноги, уселся поудобнее. – Я был в то время ещё не стар и работал учёным секретарем главного хранителя тайн Русского архива. Если что, архивная крыса Прищепский перед вами, – старик наклонил плешивую голову в шутливом полупоклоне. – Хранитель к тому времени знал столько тайн, что у него совсем не осталось волос на голове, и слегка поехала крыша. Теперь-то он помер, что немудрено, но тогда ещё был жив и плевался сарказмом направо и налево. Да, страшная, скажу я вам, забава – человеческая жизнь.

– Вам плохо, Самсон Иваныч? – забеспокоилась Ирина, глядя на побелевшего старика.

– Нет, мне отлично, – хмыкнул Прищепский. – В конце перестройки, когда уже развалился на сто кусочков Советский Союз, по Москве ходил весь оборванный, страшный на вид человек. Его кажется, только что выпустили из психушки, тогда, знаете ли, многих выпускали… И вот, он ходил и просил пять тысяч долларов везде, даже в Русский архив раз пять забрёл, и я с ним говорил, и тогда ещё понял, что этот оборванец не так прост, как кажется, и вполне возможно, отвечает за свои слова.