Текст книги "Клубника в горьком шоколаде"

Автор книги: Светлана Борминская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Байкалова, наконец, обнаружила пульт в горшке с декоративной розой и включила телевизор.

– Старичка не помню, – рассеяно пробормотала Ирина. – А кресты серебряные запомнила хорошо. Подождите, Полина, сколько в таком случае лет Жилянской, если её отец – старичок?..

– А тебе сколько? – Байкалова, вытянув шею, мрачно посмотрелась в зеркало.

– Уже двадцать восемь, – вздохнула Ирина. – И я такая старая и такая невезучая, что просто кошмар!..

– А ей скоро сорок три, – Байкалова задумчиво потрогала свои щёки и нахмурилась. – Кстати, у неё не самая хорошая кожа.

– Ну, она неплохо выглядит, откровенно-то говоря, – сочла нужным добавить Ирина. Подруги переглянулись и прыснули.

– И всё-таки я не поняла, при чем здесь отец Жилянской и этот старый клад? – отсмеявшись, пробормотала Ирина.

– Ты со своим шоу, похоже, ничего не знаешь про НИИ мифологии и древностей?! – Байкалова сняла очки и с подозрением воззрилась на Ирину. – О нём постоянно говорят и пишут в самых восторженных интонациях, неужели ты не читала?..

– Господи, да сейчас о чём угодно говорят в восторженных интонациях, о женских прокладках, например! – воскликнула Ирина.

– Ира, о них говорят и пишут каждый месяц, а началось все десять лет назад, когда никому не известный кандидат исторических наук выторговал себе НИИ у тогдашнего правительства, и он же предложил себя в качестве директора.

– Десять лет назад себя предлагали очень многие люди, что сейчас со страной, мы видим, – вздохнула Ирина. – Как же ему это удалось? На ум приходит, извините, одно шарлатанство.

Байкалова надела очки и поверх них строго взглянула на Ирину.

– Жилянский обещал правительству, ни много, ни мало, каждый месяц находить крупный клад на территории России, – писательница кивнула на календарь на стене. – Знающие люди утверждают, что половина от вырученных за них денег идёт в государственную казну, а половина Жилянскому.

– Как же им это удается?

– Неизвестно, но каждый месяц НИИ профессора Жилянского находит по кладу, притом, что у него совсем небольшой штат. Я это узнавала по просьбе Круглика.

– А какое ему дело до русских кладов? – хмыкнула Ирина.

– Круглик свой человек в мире древностей, а в штате НИИ действительно всего пятнадцать человек плюс студенты-археологи с кафедры исторического факультета… При этом планомерное извлечение кладов на территории России идёт уже десять лет. Тебе понравилась книжка про горбунов?

– Очень! Неужели такие наследства действительно существуют? – Ирина протянула книжку Байкаловой.

– Если это не рекламный трюк Триединого банка, то, вероятно, существуют. Знаешь, мне для романа просто необходимо подышать воздухом древнего места, где бродят привидения, а Круглик без объяснения причин не захотел везти меня в замок Калю, – пожаловалась писательница.

– Между прочим, мсье Круглик убеждён, что я разговаривала с привидением! – рассмеялась Ирина. – Мои доводы, что это был сторож, он яростно отмёл.

– Неужели там вся крыша в цветах?.. Ну-ка, расскажи мне ещё про замок Калю и про привидение, – попросила Байкалова. – Я так тебе завидую.

Ирина проснулась от назойливого шума – на часах было около четырёх утра, а в кухне кто-то ожесточённо распевался под джазовую музыку. С минуту Ирина уговаривала себя снова заснуть, но не выдержала и встала… В кухне было пусто, а на тусклом экране работающего телевизора соловьём разливался какой-то африканский джазмен… Выпив ледяной воды из бутылки, Ирина выключила телевизор и, не включая свет, на ощупь пошла к туалету. Дверь туалета долго не открывалась и Ирина, не задумываясь, дёрнула её изо всех сил и вскрикнула – на унитазе, сверкая злыми глазками, сидел уже знакомый ей горбун в лиловой накидке и… тужился!

– Дьябло! – открыв морщинистый ротик, цыкнул на Ирину он.

– Пардон, мсье, – попятилась Ирина, увидев заросшие шерстью кривые ножки карлика и странное свечение, исходящее от кольца на его костяном мизинце.

– Дьябло!.. – громогласно рыкнул горбун, и Ирина вдруг поняла, что спит, потому что свет пропал, и наступила темнота… Полная темнота и боль где-то в районе затылка.

– Ты меня так напугала, я ведь чуть не споткнулась о твою голову! – Байкалова сняла мокрое полотенце со лба Ирины. – Ты не беременна случайно?..

Ирина открыла глаза и огляделась, она лежала на полу ванной комнаты рядом с дурно пахнущим унитазом.

– Давай руку! – Байкалова протянула ей обе руки.

Ирина села на оранжевом кафельном полу и огляделась. В кухне, куда она вошла с мокрыми после душа волосами, на плите скворчала яичница с помидорами, а в турке закипал кофе.

– Будешь? – Байкалова поставила перед Ириной тарелку.

– Попозже… Вы хорошо спали?

– Давно так хорошо не спала, – кивнула писательница, с аппетитом начиная есть.

– И ничего не слышали?

– Полночи коты орали, – подмигнула Байкалова. – Вкусно, но мало, что-то у меня аппетит разыгрался.

Ирина пожала плечами:

– Ешьте мою порцию, я всё равно не хочу.

– Спасибо! – писательница с удовольствием принялась выковыривать из яичницы помидоры.

– Я, кажется, видела приведение, – тихо сказала Ирина. – Мне наяву на унитазе привиделся горбатый граф Калю.

– Ты уже говорила, – Байкалова вдруг осеклась. – Что?! Здесь? Ну, это уж слишком… Он тебя напугал?

– Нет, он меня стукнул, – Ирина, морщась, потрогала шишку.

– Даже так? – Байкалова, протянула руку и тоже потрогала затылок Ирины. – Шишка, – в некотором удивлении констатировала она. – Но ты же упала?

– Хорошо, я упала, – не стала возражать Ирина. – Закроем тему.

– Угу, – согласилась Байкалова и зевнула. – В холодильнике есть сыр, и через час за тобой приедет Круглик.

– Зачем?

– Он тебя покатает по Парижу, а мне будет спокойнее, что ты не одна в этой квартире. Сегодня утром мне позвонили и пригласили на телевиденье, а я не могу игнорировать ни одно мало-мальски достойное предложение. Я, как дура, счастлива, что у меня есть работа, – Байкалова, сказав это, покраснела. – Я буду поздно, а ты отдыхай, погуляй по Парижу.

– Догулялась уже, – Ирина помассировала шишку на затылке. – У меня сердце не на месте. Пожалуй, я поменяю билеты и поеду в Москву.

Байкалова проницательно взглянула на неё.

– Ира, Хазарова утешит жена, он сделал свой выбор. Поверь, не такая уж потеря для совладельца крупнейшего телеканала – его пожилая ворчливая тёща.

– Она очень старая была?

– Лет шестьдесят, – Байкалова решительно поднялась. – Мы уедем вместе через три дня, хорошо?..

Оставшись одна, Ирина выудила из кармана юбки косточку и попробовала её сломать. Кость гнулась, но не ломалась. «Пожалуй, её надо возвратить на крышу замка – от греха подальше! Третьей встречи с горбатым карликом я просто не переживу, если уж он и драться начал!» – думала она. Из раздумий её вывела знакомая мелодия клаксона «ямахи».

– Мсье Круглик, я сейчас спущусь к вам! – крикнула из окна Ирина. – Ждите!

ЧУДАКОВАТЫЙ ЛЕВ

Тусклый красноватый свет лампочки в подъезде… Чья-то пыльная детская коляска с пустыми бутылками под лестницей, о которую Лев Тимофеевич задумчиво споткнулся, не проронив ни слова.

Он отпер входную дверь, поставил портфель на шкафчик для обуви и повернул правое ухо… В квартире было тихо и душно, всё, как всегда. Он распахнул дверь на балкон и пошел на кухню готовить ужин.

«Чудак» – звали его в межрайонной прокуратуре, и Лев Тимофеевич был в курсе этого определения собственной персоны. Просто Лев Тимофеевич совсем не стремился в начальники, что, согласитесь, выглядит чудаковато. С тех пор, как три года назад умерла его мама, он часто общался с ней во сне, изредка даже передавая приветы от Ефросиньи Галактионовны тем, кто знал её ещё при жизни.

К слову, несмотря на неполные тридцать восемь лет, Льву Тимофеевичу удалось в этой жизни неприлично много – в прошлом году он закончил третий ВУЗ и был незаменим в раскрытии простых только на первый взгляд уголовных дел. «Фаталист, – так характеризовал своего лучшего следователя зам. прокурора полковник Чашкин, неизменно добавляя: – Скромняга наш».

То, что Лев Тимофеевич встретил свое тридцативосьмилетие всего лишь майорской звездочкой на погонах, не наводило его ни на какие грустные размышления, ведь работать с уголовными делами всегда интереснее, чем пытаться руководить людьми. Люди очень непослушны и отличаются редкой непонятливостью.

Лев Тимофеевич жарил картошку, облизывался и предвкушал… Салат из помидоров, щедро сдобренный маслом грецкого ореха, хмурился из глубокой миски на хозяина квартиры. Лев Тимофеевич на салат ничуть не сердился, к тому же, три последние года мяса вообще не ел, предпочитая картошку и овощные супы. Вскоре на боках картошки образовалась такая аппетитная румяная корочка, что Лев Тимофеевич не смог больше сопротивляться голоду и выключил газ.

Ужин уже двигался к своему апогею – тульскому прянику с чаем, когда следователю пришло кое-что на ум. Залив сковородку водой, он включил ноутбук и, прихлебывая чай, стал ждать, пока загрузится Word…

СЛЕДОВАТЕЛЬ?.. СЛЕДОВАТЕЛЬ

На следующий день, в половине седьмого утра, Лев Тимофеевич приблизился со стороны станции метро к улице Пичугина. Охранник сидел в будке за шлагбаумом и сонными глазами наблюдал сразу за несколькими мониторами.

– Муха не проскочит? – уважительно спросил Рогаткин.

– Микроб не просочится, – зевнул охранник и повернулся к Льву Тимофеевичу заспанным лицом. – Следователь?..

– Следователь. Супруги Хазаровы дома? – Рогаткин оглядел пустынную в этот час улицу и достал сигареты.

– Строители вчера закончили демонтаж упавшей крыши, – охранник снова зевнул и отвлёкся на пробегающего мимо кота.

– С кем бы мне поговорить на предмет проистекшего несчастного случая? – Лев Тимофеевич тщательно подбирал слова.

– Видите избушку на курьих ножках?.. – охранник ткнул пальцем в середину улицы. – Там живет милое создание.

– Какое создание? – у Льва Тимофеевича мелькнула отчетливая ассоциация – «избушка-курьи-ножки-Баба-яга», и он повернулся, чтобы подвергнуть жёсткому визуальному анализу предложенный объект. Действительно, у большого дома в середине улицы притулилась деревенского вида избушка с покосившейся трубой…

– Милое создание или, по-простому, бабушка Матрёна, – охранник шмыгнул носом. – Любит сидеть на крыше и поэтому многое знает о здешних обитателях. Ну, конечно, если она захочет с вами поделиться своими впечатлениями. А вообще, рановато вы сегодня пришли!

– В смысле? – удивился Рогаткин.

– Ну, семь утра для нашей улицы – это очень рано! – охранник с хрустом потянулся.

– Вечером я не могу, – буркнул Лев Тимофеевич и бодрым шагом прошёл за шлагбаум. Но как ни стучался Рогаткин в подслеповатое окошко низенькой избушки, ответа так и не дождался. Тщательно осмотрев все до единого фрагменты упавшей стеклянной крыши особняка Хазарова, Рогаткин вернулся к будке охранника.

– Нету? – спросил охранник. – Значит, не открыла… Ну, она ж не обязана с вами говорить в такую рань? И потом, может, марафет еще не навела!

Лев Тимофеевич, облокотясь о шлагбаум, уныло вздохнул, а улица Пичугина тем временем, просыпалась… Первым из обслуживающего персонала появился местный сантехник. Он подъехал на кабриолете «рено» и лениво осведомился у охранника:

– Заявки на прочистку были?

Тот молча достал распечатку величиной с половину ватманского листа.

– Где?.. Ага, вижу… Ну, бывай, – махнул рукой сантехник и въехал на территорию.

– Присядьте, – охранник кивнул Рогаткину на соседнее кресло. – Рановато… Я же говорил.

Лев Тимофеевич сидел в будке уже полчаса и наблюдал, как к шлагбауму подъезжают няни, прислуга и садовники. Наконец подъехала новенькая «десятка» с летучей мышью на бампере и началась пересменка. Лев Тимофеевич, чтобы не мешать, вышел из будки на воздух и закурил.

– Гражданин следователь, – позвал его улыбчивый молодой сменщик. – Насколько я знаю, с погибшей Лилей Калюновски дружила всего одна из соседок. Видите оранжевый дом?.. Хозяйку зовут Ядвига.

В конце улицы возвышался оранжевый замок, похожий на цитадель.

– Кроме того, тут часто роется в мусорных баках один пьющий гражданин, так вот, он тоже иногда общался с Лилей Юльевной, – охранник подмигнул. – Покойница любила послушать разные истории!

Лев Тимофеевич уже сделал несколько торопливых шагов в сторону цитадели, но незримые силы дедукции чудесным образом повернули его обратно.

– Слушайте, а как пьющий гражданин мог зайти на частную территорию и рыться в помойке, которую вы же охраняете? – подозрительно прищурился он.

Охранник шутливо взял под козырёк.

– А такие граждане, в смысле, бомжи и выпивающие, они просочатся где угодно! Во-первых, через канализационный люк, ну и через продуктовый супермаркет, дверь чёрного хода которого выходит на середину никем не охраняемой улицы.

– Так просто? – опешил Лев Тимофеевич.

– Да, – рассмеялся охранник. – Если знать все эти тонкости, то зайти сюда можно, и овчинка, поверьте, стоит выделки! У нас тут очень богатая помойка, подойдите и сами увидите, – охранник понизил голос. – Манго чуть полежавшее, торты слегка обкусанные, колбаска чуть-чуть заветренная… А один такой мусорный бачок знаете сколько стоит, между нами, мальчишками, говоря?..

– Между нами, мальчишками?.. – растерянно повторил Лев Тимофеевич и внимательно посмотрел на охранника.

– Полторы тысячи долларов! – громким шёпотом пояснил охранник. – Кстати, тёща Хазарова в ночь урагана вернулась, а вот прислуга через некоторое время ушла, – охранник достал из кармана гигиеническую помаду и зеркальце. – Уже вовсю шел дождь, я еще удивился…

– Чему? – Лев Тимофеевич оторопело смотрел, как охранник приводит в порядок свои губы.

– Ну, погода была мерзкая, – охранник убрал помаду в карман. – Так что поговорите с пьющим гражданином, его зовут Евстифей. Не пожалеете… Ну, если конечно, увидите его! Тут неподалёку есть кофейня, называется «У Нелли». Так вот, по вечерам Евстифей, насколько я знаю, пьет там кофе. Да, с виду он красивый и высокий, не подумаешь, что бездомный.

«Евстифей пьет кофе. Красивый и высокий! Не подумаешь, что бездомный», – намертво застряло в голове у Льва Тимофеевича.

– Где-где его найти? – переспросил он. – Я не ослышался?..

– По вечерам он бывает в забегаловке «У Нелли», – повторил охранник и добавил с улыбкой: – Товарищ майор.

– А с чего вы взяли, что я майор? – вздрогнул следователь, смахнув тополиный пух с рукава.

– Служба, – охранник снова шутливо взял под козырёк. – Нам по факсу ваш портрет вчера прислали.

– Ну, надо же, – покраснел Лев Тимофеевич и продолжил задумчиво: – Насколько я знаю, забегаловок в Москве пруд пруди. И где находится эта «У Нелли»?

– На Рогожской заставе, там ее каждая собака знает, – доложил охранник. – Я сейчас позвоню пани Ядвиге, спрошу, примет ли она вас?.. Примет, с удовольствием, – через минуту сказал он. – Вы «Лафит Ротшильд» пьете?

– С утра только мартель, – буркнул Рогаткин и, спотыкаясь на ровном месте, пошел к дому, похожему на цитадель.

Дверь открыла сама хозяйка – импозантная дама в брючном костюме цвета увядшей фуксии.

– Пани Ядвига Ворожцова, – глубоким контральто представилась она. – Проходите в гостиную.

«Судя по глазам – очень веселая», – дедуктивным методом определил следователь, садясь на предложенный стул.

Пани Ядвига устроилась на диване и воззрилась на Льва усталыми миндалевидными глазами. Рыжая пушистая челка мешала ей смотреть, и она то и дело убирала её с глаз и шумно вздыхала.

– Чтобы понять правду о человеке, надо спросить о нём у трех разных людей. Вот этим я сейчас и занят, – объяснил своё появление следователь. – У вас очень уютно, – счел нужным добавить он.

– Я искренне любила Лильку, – вздохнула хозяйка. – Вино «Лафит Ротшильд» видите? – кивнула она на чёрную бутылку на камине. – Откройте её, Лев… Сверните ей голову! Помянем Лильку?..

– Помянем! – повеселевший Лев Тимофеевич уже через минуту разливал вино.

– Я в себя прийти не могу, – вздохнув, призналась захмелевшая хозяйка. – Я ведь знала её больше тридцати лет. Надо сказать, что как актриса я закончилась именно тогда…

– Вышли замуж? – угадал Лев Тимофеевич.

– Да, – кивнула хозяйка, – вышла на свою беду, и муж поставил условие – либо сцена, либо дом.

– И вы выбрали дом? – Рогаткин обвёл глазами гостиную в стиле «модерн».

Пани Ядвига вздохнула.

– Если бы… Я стала работать искусствоведом в Русском национальном музее. Мой покойный муж занимал большой пост и, сами понимаете, когда он подыскал мне эту работу, ослушаться я не могла. И там я впервые увидела Лильку…

– Она была замужем?

– Она вышла замуж чуть позже, – пани Ядвига тоскливо посмотрела в пустой бокал. – Я курировала работу Лили. В то время она трудилась в зале редких изданий и рукописей-загадок.

– Скажите, а в последние годы Лиля Юльевна работала или была на пенсии? – уточнил следователь.

– Лиля работала всегда, – пани Ядвига кивнула на бриллиант, украшавший безымянный палец. – Последний год – экспертом по драгоценным камням. У неё было какое-то природное чутьё на драгоценности, понимаете?.. Лилька с ходу определяла подделку!

– А какая она была в двух словах, пани Ядвига? – осторожно спросил Рогаткин.

– Она всегда была очень амбициозна, и утверждала, что принадлежит знатному польскому роду. К тому же, для своей дочери Евы искала не просто мужа, а лучшего жениха на свете, – пани Ядвига смешалась и замолчала.

– И им оказался Хазаров?

– А почему бы нет? – Пани Ядвига передёрнула плечами. – Кстати, во мне тоже течет старинная польская кровь, но про род Калюновски я знаю совсем немного. Никакой знатности, там, поверьте, нет.

– Ходят разговоры, что Хазаров бил жену?.. – глядя в окно, спросил Лев Тимофеевич.

– Боже упаси, – пани Ядвига замахала руками. – Ким из хорошей восточной семьи, он никогда бы не поднял руку на жену. У Евы просто была очень нежная кожа, одно неосторожное движение и синяк обеспечен… К тому же, Лиля знала про дочь всё, и если бы Ким неделикатно обращался с ней, то Лиля свернула бы ему шею!

Пани Ядвига надолго замолчала.

– Когда её предадут земле?.. – наконец спросила она.

– Понимаете, – Рогаткин с трудом подыскивал слова. – В общем, сейчас ищут стоматологическую карту покойной. Её лицо обезображено в такой степени, что это единственная возможность с уверенностью определить личность пострадавшей. Таковы правила, хотя Лилю Юльевну уже опознал зять.

– Всё ясно, – задумчиво обронила пани Ядвига. – А вы знаете, что у Лили был душеприказчик? Его фамилия – Прищепский. Вы спросите у Кима Магомедовича, правда, я не уверена, что он знает.

Рогаткин сделал пометку в блокноте и задал следующий вопрос:

– Вы были близкими подругами? Она что-нибудь рассказывала о своём детстве?

– Бабуся, то есть Лиля, родилась в 1939 году в местечке, недалеко от Бреста, – Ворожцова помолчала. – Это было не самое хорошее место для рождения, и после войны Лиля попала в детский дом. И такое было в ёе жизни… Что она там вынесла, чего натерпелась, бог знает!..

– Вроде детдома после войны были не так уж ужасны, – предположил Лев Тимофеевич.

– Возможно, ведь в шестнадцать лет Лиля умудрилась поступить в историко-архивный институт и, закончив его, стала работать в Русском национальном музее, – пани Ядвига обвела глазами гостиную. – Для сироты из детдома это, согласитесь, подвиг.

– То есть Лиля Калюновски была настоящим ученым?

– Доктор исторических наук с кучей публикаций, а вы сомневались? – хмыкнула Ворожцова. – Все её научные изыскания имели отношение к древним захоронениям Москвы.

– Простите, а кто был мужем Лили и Евиным отцом? – осторожно спросил Лев Тимофеевич.

– Лиля родила, не будучи замужем, хотя замужество в её жизни тоже было, – пани Ядвига кивнула, посчитав на пальцах. – Её мужем был весьма пожилой мужчина, ювелир. Именно в его квартире Лиля с дочкой жили потом.

– Это был брак по расчету? – уточнил Лев Тимофеевич.

– Муж очень любил Лилю, а там, где есть любовь, расчет лишь один – счастье, – повертев кольцо на пальце, улыбнулась пани Ядвига. – Ну, когда любящий делает для любимого всё, что в его силах. Что касается Евочки, то её отцом, по словам Лили, был иностранец, а кто именно она не говорила, да это и не важно, – пани Ядвига громко всхлипнула. – Ни Евочки, ни Лильки уже нет! И я скоро умру…

Лев Тимофеевич, покраснев, заметил:

– Вы ещё молодая.

– Правда? – Пани Ядвига вытерла платочком глаза. – Вы не шутите?

– Выходите за меня замуж, – улыбнулся Лев Тимофеевич. – Не пожалеете.

– Какой милый мальчик, – пани Ядвига пальчиком дотронулась до плеча Льва Тимофеевича.

– Я очень одинок, – пояснил Рогаткин, грустно улыбнувшись. – И очень мил.

– Знаете, Лев, вы меня так растрогали. Приходите ко мне завтра пить чай! – с материнской заботой посмотрела на Льва Тимофеевича пани Ядвига. – Договорились?.. Я вам ещё расскажу про Лилю, какая она была роскошная женщина. «Мой ребенок – моя слабость!» – всегда говорила Лиля. Заметьте, не мужчины, не работа, не она сама, а ребёнок! Евочка выросла правильная, красивая и счастливая, и ей достался лучший жених! Я – свидетель их счастья…

Лев Тимофеевич кивал и слушал… Он считал такие моменты лучшим, что бывает в жизни следователя.

– Хазаров все пять лет парил над землей, пока был женат на Еве!

– А как Хазаров относился к бывшей теще? – уточнил Лев Тимофеевич, снова доставая блокнот.

Пани Ядвига нахмурилась.

– Она безумно боялась больше не увидеть внучек, – у Ворожцовой от волнения даже затряслась голова. – Лиля постарела на глазах, узнав, что скоро у девочек появится мачеха, хотя я ей говорила, что дело-то житейское, ведь мужчина не может долго жить один.

– Бесспорно, – улыбнулся Лев Тимофеевич. – А кто был жилеткой для неё, пани Ядвига?

– О, господи, Лиля никого, даже меня, не грузила своими проблемами, – снова прослезилась Ворожцова. – Бабуся была не из таких!.. Когда у неё родились три внучки, она их просто обожала, и всех просила называть её бабусей, хотя, ей впору было самой замуж выходить, она никогда не выглядела старухой, – пани Ядвига, поискав на столе, протянула следователю фотографию.

Со снимка Льву улыбалась прекрасная женщина с грациозным римским носом и недоверчивыми глазами.

– Ахинея, конечно, но говорили, что Лиля получила несколько писем от Евы, когда та уже умерла…

– Кто говорил? Она? – Следователь кивнул на фото бабуси.

– Нет, нянька… Ну, которая пропала вместе с девочками… Кстати, их так и не нашли? – Ворожцова взглянула в окно.

– Пока нет, – Рогаткин задал ещё пару вопросов и откланялся. На улице следователь направился к двум спорящим гражданам, которых увидел в окно.

– Накупили джипов и мусор везде кидают… Весь поселок в мусоре! – у помойки, размахивая руками, брюзжал миллионер Могилев. Из-за бака за ним наблюдал невесёлый москвич Койотов.

– Какой поселок-то?.. – проворчал Койотов, покосившись по сторонам. – Деревня…

Рогаткин переждал, пока Могилев вернётся к собственному особняку с большими витражами, и подошел к Евстифею Койотову, тот уже намеревался пошуровать в мусорном бачке палкой.

– Отойдём? – положил ему руку на плечо Лев Тимофеевич.

Койотов вздрогнул и, не оборачиваясь, услужливо кивнул.

– Поговорить? – спросил он, едва взглянув на следователя, когда они отошли к забору. – А о чём, господин мент?..

– Обо всем, – отрезал Лев Тимофеевич, и чуть было не задал свой коронный вопрос: «А что вы делали прошлым летом в подворотне дома 4-«а» на Чистых Прудах?» За то время, пока человек терялся и начинал лихорадочно вспоминать про подворотню, следователь мог задать вопрос, который интересовал его на самом деле… Но в этот раз Лев Тимофеевич просто ждал, глядя в глаза Койотову.

У Евстифея Койотова были глаза пофигиста, и то, что он никогда не утруждает себя враньём было видно за версту, а если присмотреться, даже за две.

– Насчет бабки значит? – дыхнул перегаром Евстифей. – Угадал?..

Рогаткин кивнул, хотя хотел спросить вовсе не про бабку. Его собеседник задумался, снял с плеча рюкзачок и присел на корточки.

– Тебе мои мысли, думаю, вряд ли, нужны?.. – Евстифей потёр переносицу и вытащил из рюкзачка мятый галстук.

– Ни к чему, – Лев Тимофеевич присел неподалеку.

– Значит, факты? Ну, слушай, следак… Я уже много лет живу в этом мире, – вздыхая, начал разговор Евстифей. – Так много, что мне уже надоела эта помойка, – Койотов обвел глазами улицу Пичугина и посмотрел на облака.

Лев Тимофеевич чертыхнулся, ожидая, что бомж будет не меньше часа подходить к интересующей его теме, но был приятно удивлен.

– Значит, слушаешь?.. Я лично видел, как новая жена Хазарова тащила мешок с добром. Куда тащила?.. На помойку! Когда?.. За три дня до свадьбы. Демонстративно! В красных резиновых перчатках!

– Почему с добром? – ухитрился вставить Рогаткин. – А не с мусором?..

– Я успел в нём порыться, – замахал одной рукой Евстифей, другой пытаясь надеть галстук.

– И что там было?

– Вещи какие-то, – Евстифей поморщился и добавил: – Старьё.

– А где мешок?

Евстифей тоскливо поглядел на Льва Тимофеевича и вздохнул.

– Мешок бабка отняла, – оглянулся он на избушку Матрёны Гуряевой.

– Так-так, – достал блокнот Рогаткин. – А хронологию событий помнишь?

– Ну, вроде… Дай закурить? – вздохнул Евстифей.

Рогаткин достал сигареты.

Койотов посмотрел на следователя розовыми без ресниц глазами и откашлялся:

– Значит так, ночью, за три дня до свадьбы, новая супруга Магомедыча тащила на помойку какой-то мешок, ясно, да?..

– Ну.

– Я как раз собирался домой.

– Отсюда? – кивнул на помойку Лев Тимофеевич.

– Ну… Зашел за дерево отлить, подождал, пока она уйдет, и вытащил мешок из бака.

– Тяжелый?

– Да нет, но взять его с собой я не мог, – Евстифей вздохнул. – Я шёл на свидание, – с тихой гордостью пояснил бомж и добавил: – Я и сегодня иду…

– Где ты его спрятал? – перебил следователь.

Койотов оглянулся на кусты за помойкой и продолжил:

– Спрятал и вернулся забрать его через три дня, утречком.

– И что, мешок за три дня не исчез? – удивился Лев Тимофеевич.

– А кому тут брать? – подбоченился Койотов. – Чужие здесь не ходят!

– А мусоросборник?

– Так я травкой забросал, – пожал плечами Евстифей. – Тут же не видно в канавке.

– А дальше?

– Матрёна, – проворчал Евстифей, – мешок экспроприировала… Я чуть не умер от жути.

– Почему? – не понял следователь.

– У нее кулачище знаешь какой?.. – поежился Койотов и сплюнул. – Ведьма, одним словом.

– Настоящая?

– А то!

Лев Тимофеевич закрыл блокнот, пожал руку Койотову, и направился к избушке Матрёны Гуряевой.

ВЕДЬМА

Заслуженная старуха сидела в сирени и размышляла. По стене её избы стлался нежно-зелёный девичий виноград, рядом кучерявился махровый миндаль, а в корзинке попискивали котята.

– Совсем малыши, – наклонился над ними Лев Тимофеевич.

Бабка вздрогнула и взглянула на него, из глубоко-посаженных колючих глаз на Рогаткина, казалось, посмотрела вечность…

За полчаса до этого следователь подметил, что к бабке уже потянулся народ и когда зашёл к ней в калитку, то увидел гадание – Матрёна Ильинична раскладывала на карточном столике пасьянс из карт. Подождав, пока бабка закончит, а дама, для которой производилось гадание, покинет территорию, Лев Тимофеевич боком протиснулся в заросший дворик.

– Гражданка Гуряева, я – следователь, – сообщил он и сел напротив бабки Матрёны. – По моим данным, к вам в руки попали вещи, ранее принадлежавшие вашей соседке Лиле Юльевне Калюновски.

По лицу Гуряевой прошла волна недоумения.

– Котятишки-ребятишки, – скрипучим голосом проворчала бабка, глядя на полосатых котят в корзинке.

– Я хочу изъять эти вещи, – Рогаткин осмотрелся и строго поинтересовался: – Где мешок, Матрена Ильинична?..

– Без бумажки не отдам, – вскинулась бабка. – С печатью!.. Нет, с двумя! И со штампом. Я свои права знаю!..

Лев Тимофеевич неловко повернулся и задел столик с картами. «Вылитая ведьма!» – неожиданно подумал он.

– Там какие-то старые шляпы, кофта… Зачем они тебе? – сварливо вопросила бабка, собирая с земли упавшие карты.

– А вам зачем? – Лев Тимофеевич мысленно досчитал до десяти и предложил: – Отдайте мне эту старую кофту из мешка, а я вам новую куплю!

– Ты лучше себе галстук купи, а то стыд прямо, – Матрёна Гуряева подняла скрюченный палец и громко возвестила: – И детей ищи! Не то ищешь.

– Ищем детей, – покраснел Лев Тимофеевич. – А вы что-нибудь видели?..

– Видела, как они уезжали на машине перед ураганом, с нянькой и охранником.

– Куда?

Матрена Ильинична пожала плечами:

– Куда-куда… Откуда я знаю? Я же на крыше сидела, а они по земле шли.

– Они сами шли?

– Нет, она их за руку вела! – бабка высыпала из фартука карты на стол и рассерженно покосилась на следователя.

– Лиля Юльевна?

– Лилька, а кто ещё? – Матрена Ильинична вздохнула. – Я еще удивилась, куда она их тащит?.. Ты чего, пошёл уже?.. – обрадовалась она.

– Пробейте номер машины охранника Хазарова, – позвонил с поста охраны Рогаткин. – Фамилия? Сейчас узнаю…

ДАВАЙ, ПОГОВОРИМ

В маленькой спальне горел один лишь ночник – хрустальная лилия на длинной изогнутой ножке.

– Ир, ты всё ещё его любишь? – спросила Байкалова, глядя, как Ирина усаживается у неё в ногах.

– Да, я люблю Кима.

– А он об этом знает?

– Не думаю, – Ирина посмотрела в окно, на свисающую зелёную виноградную гроздь.

– То есть у вас ничего не было? – заключила Байкалова.

– Ну, он… разочек поцеловал меня в щеку, – Ирина пожала плечами и добавила: – Дружески.

– Послушай меня, – вскочила Байкалова. – Просто послушай! И не улыбайся с этой миной всезнайки.

– Да, – Ирина перестала улыбаться.

– Ким – кавказец. Коренастый, лысый, нахмуренный, немногословный тип!..

– Да.

– Вдовец. Отец трёх дочек, снова женат на настоящей змее, которой он целует руки и не только… У него разрушен дом! Умерла от неизлечимой болезни первая жена! Трагически погибла её мать несколько дней назад! Дети пропали…

– Да.

– Ира, от него надо держаться за тысячу километров!!!

– Почему?!

– Это не мужик, а тридцать три несчастья! – убеждённо произнесла Байкалова. – Неужели тебе не ясно?

– Тридцать три несчастья, – согласилась Ирина. – Но я не могу без него жить.

– Ну, так скажи ему это, не страдай вхолостую, Ира!.. – простонала Байкалова.

– Зачем?! – непонимающе посмотрела на неё Ирина.

– Чтобы он шуганул тебя! Он женат, понимаешь?.. Такие, как он, просто так не женятся! Либо он её любит, либо…

– Но я не хочу говорить ему, – перебила Ирина, – Зачем я буду говорить ему о своей любви? Я же не сумасшедшая…

– Тогда страдай где-нибудь в другом месте, – Байкалова указала на дверь. – А не у меня под носом! Я хочу спать.

– Я ушла, – кивнула Ирина.

Недозрелая виноградная гроздь за окном шевелилась от ветра. Ирина нашла глазами луну и, забравшись под одеяло, решила поплакать. «А стоило для этого ехать в Париж?» – уже засыпая, подумала она.