Текст книги "Мои слезы (СИ)"

Автор книги: Светлана Черемухина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

  И вот она решила немного постричься, а девочка-любитель взяла, да и обкорнала ее чуть ли не под мальчика. Бывшая обладательница гривы, конечно, в слезы, а наш слонопотам давай ее утешать: 'Ирочка, да брось ты расстраиваться, да ну их, эти волосы. Да и кто вообще на тебя смотрит!' Мы насилу ее успокоили. Дело в том, что она была девушкой разведенной, одна воспитывала сына, и заявление, что ее никто не заметит и вообще никто не посмотрит, оказалось для ее души слишком болезненным. В процессе разбирательства выяснилось, что наш незадачливый приятель имел в виду лишь то, что никто и не заметит, что что-то не так, потому что с ней все равно все в порядке.

  Вот и я не стала заморачиваться. Да, я не косточка. И судя по тому, что эклеры у нас не переводятся, еще много лет не смогу ею стать. Пусть наслаждается тем, что есть. Я вообще-то один раз живу, стоит ли изводить себя диетами? Боже, я живу! Живу! Один раз, но зато долго!!! О, я, по всей видимости, еще долго буду радоваться этому факту.

  Когда мы устали, отдохнули, потом опять устали, и попили чаю, я заявила Сэву, что он ужасно колючий, и я терпела эти муки лишь потому, что он не отразим.

  – Ну так побрей меня, – нагло заявил Савелий.

   Батюшки, Бог на моей стороне! Мне только этого и надо. Я повела его в ванную, усадила на стул и принялась за дело. Я уже один раз попробовала это под чутким руководством мастера, но сейчас передо мной стояла сложнейшая задача – сделать так, чтобы он истек кровью. И чем больше я себя на это настраивала, тем тщательней и осторожней были все мои манипуляции и бритвенным станком. Нет, ну надо же, это закон Мерфи! Когда не надо – человек может порезаться от одного до пятидесяти раз, а когда надо – ничего не выходит. Ну ладно, про пятьдесят – это я загнула. Но как мне решиться провести по его плоти острым лезвием так, чтобы выступила кровь? Руки мои дрожали, я сильно разволновалась, но аккуратными точными движениями я сбривала слой за слоем его едва ощутимой щетины. Так уже скоро ничего и не останется. Не набрасываться же мне потом на него словно я маньяк! И тут он чихнул без предупреждения, сам, наверное, не ожидал, а я так дернулась, да еще и помогла себе как-то, что порез получился просто отличный!

   Савелий тихо ойкнул, а я заохала, запричитала.

  – Вера, срочно вытри чем-нибудь и осторожней.

  – Да ладно, мне теперь постоянно слизывать языком можно, – успокоила я его.

  – Вер, я серьезно. И выброси потом, завернув в пакет какой-нибудь, слышишь?

  – Да слышу, слышу. У меня и салфеточка есть чистая, – проговорила я и приготовленную марлечку беру, стерилизованную. И так тщательно промакиваю многострадальную шею, чтобы все впиталось.

  – В пакет заверни, – указывает мне что делать Савелий.

  – Конечно, босс, все будет исполнено, – чмокаю его в лоб и выбегаю из ванной, чтобы спрятать мой трофей в надежном месте – прячу запечатанный пакет в холодильник поглубже, прикрываю сверху свежими овощами, из которых наутро приготовлю моему банкиру салат.

   Ну все, дело сделано. Теперь только от обеда завтра отвертеться, и ровно в 12-00 к Дмитрию Степановичу в кабинет постучаться. Пусть потом Наталья попрыгает, когда сравним результаты.

   Дмитрий Степанович оказался очень милым человеком, мягким, обходительным и деликатным. Все быстренько сделал, что надо было, и за стол свой уселся.

  – Ну-с, голубушка, ждите завтра звонка.

  – Как завтра? А сегодня? Нельзя сегодня? – мое сердце так колотилось, что того и гляди выпрыгнет из груди.

  Мне заражаться было не так страшно, как сейчас услышать правду о том, что я здорова. И вроде все говорит о том, что это так, но вот... а вдруг...

  – Голубушка, – врач повернулся ко мне с улыбкой, – я известен не срочностью, а точностью. И ни разу еще не ошибался, смею Вас заверить. Да и то, спешу Вам сообщить, что завтрашние результаты мы будем проверять. Недельки так через две. Ну как, все понятно? – и он дружелюбно мне улыбнулся.

   Понурая, я возвращалась на работу. И вроде нет причин для особого беспокойства, но... нет ничего хуже ожидания. Ожидание и беспокойство – вот два моих самых больших врага до завтрашнего дня. Еще и снег повалил, да такими крупными хлопьями. Я вышла из здания больницы, а уже все ветки обсыпаны мокрым тяжелым порошком, заставляющим ветви клониться к земле от тяжести. Я побрела по щиколотку в снегу, сапоги моментально отсырели, ноги заледенели, и сердце сжало каким-то ледяным обручем. Боже, дожить до завтра! Дождаться бы!

   Конечно, все во мне рвалось к Савелию, и я очень хотела рассказать ему об услышанном разговоре. Но меня останавливали две вещи: ожидание конкретного диагноза (все же сначала нужен медицинский результат, а потом уже радостное сообщение), и возможное сомнение Сэва в моих словах по поводу его друга. А вот с документом на руках я уже смогу говорить аргументировано. Ничего, миленький, подожди до завтра, завтра ты будешь счастлив! Точно будешь! Прочь все сомнения!

   Но сама я явилась на работу без лица. Мне так это и заявил Кривцов.

  – Анатольевна, где лицо забыла?

  – Сдала в химчистку постирать и погладить, завтра верну, – буркнула я.

  – Нет, молодец ты, – засмеялся Кривцов. – Маленькая, а наглая.

   Это его любимая присказка.

  – Кстати, с первым снегом тебя, – поздравил он меня с сыростью и слякотью.

  – Блин, как же не хочется, я так не готова к зиме. Ну вот просто психологически, – пожаловалась я совершенно искренне.

  – Анатольевна, ты не волнуйся, завтра будет минус семнадцать, а потом опять тепло.

  – Хорошо бы.

  – Все сделаем, протянем, ты только не раскисай, – пообещал мой начальник с самым серьезным лицом.

  – Ой, а до весны дотянете? – с надеждой попросила я.

  – Бум стараться.

  И мы рассмеялись. Ну не хочу я зиму, не жду я снега. Мое чувство расцвело в пору осени, под оккомпонимент падающих листьев, под крики улетающих на юг птиц... Эк меня развезло...

   Кривцов стал рассказывать какой-то анекдот, а я даже не могла сосредоточиться, чтобы понять, о чем он говорит. Мы с самого начала стали общаться друг с другом достаточно откровенно. Он делился семейными проблемами, и я старательно мотала на ус чужие уроки, докапываясь до причин и скрытого смысла. Он всегда выслушивал меня, мое впечатление от прочитанной книги, или увиденного фильма. С ним интересно. И сейчас так хотелось пожаловаться, все рассказать и поплакать в надежное плечо... Но... я сильная, сама справлюсь.

   На обед меня, все-таки, забрали. Савелий приехал за мной на работу, причем без предупреждения. Первым его увидел Чащин. Он что-то рассказывал мне, что-то смешное, потому что довольный, улыбался, но я опять не могла ничего понять. Только увидела, как мой главный директор меняется в лице.

  – Добрый день, чем обязаны? Надеюсь, с нашим договором все в порядке? – начал неуверенно Чащин, обращаясь к кому-то, кто поднимался по лестнице в холл.

   И тут до меня донесся знакомый аромат любимого человека. Я улыбнулась.

  – День добрый, – услышала я такой родной голос. Он улыбается. – Не пугайтесь, я всего лишь на минутку. За одним человеком.

  – За кем же это, интересно знать? – Чащин смотрел на него с подозрением.

  Он недавно рассказывал, как долго выходил на гендиректора 'Линбанка', какой кровью дался ему этот договор на таких условиях, и вот он видит этого еще недавно такого недоступного человека в холле в своей фирме и не может понять, с какой целью.

  – Ну, я подумываю о ряде скидок, о понижении процента, и думаю...

  – Интересно, интересно... – Чащин гипнотизировал Савелия, пытаясь проникнуть к нему в черепную коробку и прочесть его мысли. – А давайте пройдем в мой кабинет! – и быстро развернулся ко мне. – Анатольевна, сделай нам чего-нибудь попить. Давай-давай, быстренько организуй! – он даже покрутил рукой, давая понять, какой ритм мне задает.

   А я давилась смехом.

  – Увы, времени нет, я забежал только лишь сказать, что пойду на существенные уступки при одном условии, – Савелий без особого успеха старался скрыть улыбку.

  – Что за условие? Заранее готов, – Чащин чувствовал, что пахнет жареным, так пахнет удача!

  – Ваша сотрудница должна... со мной пообедать, – выдавил Сэв с серьезным тоном.

  – Таааак... – протянул Чащин, как делал всегда, когда сильно задумывался. – Я своих девчонок не продаю, – это он шутит. Ну, не в смысле, что шутит, что не продает, а вообще шутит. Конечно, не продает.

  – Как жаль, а я так рассчитывал на Ваше понимание, – протянул с притворным сожалением банкир. – Ну что же, не смею Вас больше отвлекать от серьезных дел.

  – Стойте, Савелий ... Николаевич! Я совершенно Вас не понимаю.

  – Ну это и не удивительно, я же ничего Вам не объяснил, – усмехнулся Сэв. – Так вот, дело в том, что я хотел бы просить... руки Вашей ... секретарши, – выдал Савелий просто изумительный перл. – На короткое время, пока. На время обеда.

   Я закрыла рот рукой.

  – Что??? – спросил Чащин, косясь на меня.

  – В смысле, я хотел бы отвезти ее пообедать. Вот. Вы разрешите? Я понимаю, время обеда уже прошло, но... может быть Вы снизойдете, в порядке исключения... – при этом он уже подошел к стойке ресепшена, взял мою руку и, притянув к себе, поцеловал со словами 'Здравствуй, зайчик'. И снова уставился на начальника.

  – Так вы... – Чащин ткнул пальцем в Сэва, потом в меня, потом покрутил им и нарисовал в воздухе сердечко. – Да? – его глаза округлились.

   Голову даю на отсечение, он мог подумать на кого угодно, только не на меня. Блин, мне даже обидно стало. Немного. И потом, мне кажется, что Савелий торопится... есть у меня одно большое сомнение по этому поводу, ну да ладно, не сейчас же мне сомневаться, когда рядом со мной моя ожившая мечта. Сейчас он только мой!

  – Ну так мы пообедаем? Обещаю, я долго не задержу Вашу незаменимую сотрудницу, – упрашивал Савелий с самым серьезным видом с капелькой просительности во взгляде.

  – И когда вы успели только, – Чащин понемногу стал приходить в себя.

  Понимаю, как трудно ему поверить в то, что этот холодной вначале, неприступный человек испытывает чувства, не чужд страстей человеческих, и интересуется в жизни кое-чем помимо умножения своего капитала. Что-то пронеслось в его взгляде, мол, знал бы раньше, через Анатольевну бы действовал. В общем, было смешно.

  Он пожал плечами, мол, а кто тут против!

  – Да, Анатольевна... – протянул он, сунув руки в карманы, пока я одевала пальто, и Сэв молча сверлил меня нетерпеливым взглядом. – В тихом омуте черти водятся.

  – Да, такой вот черт, – я подошла к Сэву и потеребила его за локоть.

  – В таком вот омуте, – улыбнулся Сэв, легонько щелкнув меня по носу.

   Мы оставили моего босса в полном изумлении, поспешившего в сметный отдел с неожиданной новостью. Ну точно, приду с обеда, и все уже будут знать.

   Весь обед по моей просьбе Савелий рассказывал мне про своего друга Евгения Калистратова. Какой это хороший парень, надежный товарищ. И в одной палатке они с ним в джунглях спали, и из одного котелка уху хлебали, и на байдарках сплавлялись, и с парашютами прыгали, и на опасных трассах соревновались. Ну с ним можно и в огонь, и куда угодно. Вот кто не ударит в спину. А я сидела и думала, до чего же наивным может быть человек. Вроде такие деньги, такая сфера, а вот он сохранил и наивность, и доверчивость. Может, он и банкиром-то стал по воле родителей, а сам гонял бы гонщиком по сложным трассам, и был бы по-настоящему счастлив... Ничего, дорогой, я тебя защищу. Я тебя в обиду не дам.

  Смаргивая непрошенные слезы, вызванные пронзительной нежностью, я внимательно слушала рассказ, кивая где надо, а сама изнывала в неизвестности, ожидая, когда же закончится этот день и начнется другой. День победы, день освобождения. Осталось немного. Я даже не почувствовала вкус эклеров, настолько была задумчива и напряжена.

  В офисе меня встретили чуть ли не аплодисментами. Вокруг меня сроду не крутилось столько человек. Всем сразу стало нужно от меня что-то. Так и хотелось сказать: 'Да, мы вместе. Да, я выхожу за него замуж'. Но никто же не спрашивал. В глазах читался этот вопрос, но озвучить его никто так и не решился. Даже прямолинейный Кривцов только крякал, проходя мимо меня, напевая неприличные частушки из своего богатого репертуара.

   Думаю, Савелий немного на меня обиделся. Во всяком случае, вид у него был слегка растерянный, когда я не ответила на его ласки с достаточным рвением, как, например, накануне. Я сослалась на головную боль. Вот серьезно! На банальную дурацкую, ненавистную всем мужчинам мира головную боль...

  Он вздохнул. Я понимала его сожаление, но ничего не могла с собой поделать... Мне было страшно. Не страшно даже, а волнительно, и Савелий смирился. Он весь вечер пролежал рядом и обнимал меня, гладил по голове и рассказывал какие-то сказки. А я тихо млела и... плакала. Все-таки я никак не могу привыкнуть к тому, что со мной произошло. Вот никак не поверю, что попала в сказку. Еще недавно все было серо и уныло, а сегодня я уже практически хозяйка дворца и без пяти минут жена короля. Кто? Я? Вера Ступенькина? Одинокая, несчастливая, невзрачная, пустая мечтательница. А вот и нет! Почему пустая? Вон я себе чего намечтала! Пусть кто-нибудь меня переплюнет. Ну, из моей весовой категории, разумеется.

  И все же... эх, ощущение у меня такое, что девчонки в офисе не столько удивлялись, что мне так повезло, сколько недоумевали, что это МНЕ так повезло. Или, я все не так поняла и опять преувеличиваю? Александр бы мне быстренько мозги вправил, но, увы, я сделала ему больно, и он сейчас, наверное, лечит себя.

  Я подняла глаза и посмотрела на Савелия. И так мне его стало жалко – вот как он завтра будет себя чувствовать, когда узнает страшную правду? Какой удар, какое разочарование. Какая боль. Нет, я должна его подготовить, должна его укрепить, должна его утешить... От этой мысли мгновенно жар разлился по всему телу, и я нафиг забыла про всякую головную боль, про страхи, про волнение и беспокойство. Что лучше всего лечит от всего этого? Правильно, в моем случае – любовь Савелия Ланового. В его случае – моя. Короче, заснули только в полночь.

  Все утро я не выпускала из рук свой мобильный телефон. Проверяла постоянно, работает ли, есть ли сеть, есть ли связь. Если бы мой аппарат работал на солнечных батареях, он бы вышел из строя от чрезмерного перегрева, так крепко я сжимала его в потных ладошках.

  Даже по вызову в кабинет директоров я ходила с телефоном в руке – а вдруг позвонят?

  Звонок промурлыкал, когда я его не ожидала, ну как же иначе! Просто настолько забылась, что вздрогнула. Схватила, включила, заорала 'Да, я Вас слушаю!'

  – Вера? Добрый день! Что Вы так кричите, голубушка моя? Это Дмитрий Степанович.

  – Да, я Вас узнала. Здрассте. Ну, что скажете?

  – Ну что скажу... Глова у Вас не кружится? – спросил он вместо конкретного ответа.

  – Кружится, – говорю, холодея.

  – Да? И как часто?

  – Вот сейчас. Сижу, а она кружится. И руки холодеют. И ноги. И сердцебиение сильное, – лепечу в трубку, а у самой сердце обрывается.

  – Ой, Вы меня напугали. Верочка, не волнуйтесь, с Вами все в порядке, – поспешно успокоил меня врач. – А вот гемоглобинчик низкий. Попить бы Вам таблеточки не мешало, да. Гранаты кушайте. Очень хорошее средство.

  – Дмитрий Степаныч, – чуть не плачу в трубку, – или убейте, или скажите – что с моей кровью не так?

  – Да что не так-то? Я же говорю, гемоглобин низкий, РОЭ не плохое, да. А в остальном – Вы здоровы, голубушка.

  – Здорова? Я здорова? А вирус?

  – Помилуйте, какой вирус? Я не нашел ничего такого в Вашей крови, что подтвердило бы основание Вашего обращения именно ко мне, как к узкому специалисту.

  – Боже мой! Не может быть! – вскричала я.

  – Да помилуйте, очень даже так и есть.

  – А второй образец? Что с ним?

  – Да то же самое. Но показатели получше, чем Ваши. Никаких претензий. Видно, что человек ведет здоровый образ жизни. Так что... мои поздравления. Вы оба – не мои пациенты, определенно.

  – Дмитрий Степаныч, родной, дорогой, любимый, милый... Боже, Дмитрий Степаныч!

  – Ну-ну-ну! Стойте, остановитесь, голубушка. Этак Вы договоритесь не известно до чего, а я человек семейный, мне, знаете ли, не пристало слушать восторги молодых девушек, да, – он тихо рассмеялся. – И никакой я не боже, к Вашему сведению. Да. Так что, берегите себя, и будьте счастливы.

  – Спасибо. Спасибо Вам, – меня заклинило.

  Я сидела, и слезы струились по моему лицу. Блин, так и состариться недолго, с таким-то обилием эмоций.

  – За заключением заедете к нам, ко мне подниматься не надо. Все передал в десятый кабинет. Просто назовете Вашу фамилию, Вам отдадут бумаги. Все, кланяюсь, всего доброго.

   И врач отключился.

   Блин, а ведь Наталья нам никакого заключения не дала на руки, подумала я. Может, у Савелия оно есть? Наверняка. Ладно, приступим к разоблачению. Я набрала номер секретаря гендиректора 'Линбанка'.

  – Вероника? Добрый день, это Ступенькина... Вера беспокоит.

  – Добрый день, Вера, я Вас узнала. Давно не заходили, – услышала я приветливый голос красавицы.

  – А вот как раз и собираюсь. Вы не подскажете распорядок дня Савелия на сегодня? Хочу сделать ему сюрприз.

  – Одну минуту, – Вероника зашуршала бумагой. – Через сорок минут у него рабочее совещание, а после двенадцати он свободен в течение двух часов. Потом сделка, потом обед с инвестором, потом...

  – Все, достаточно, спасибо, я все поняла. Не прощаюсь, – крикнула я и отключилась.

  Итак, бегом на рабочее совещание!

   Я на одном дыхании преодолела все ступени, взлетев по лестнице на второй этаж, и вихрем ворвалась в приемную Ланового. Вероника немного удивленно улыбнулась мне, пытаясь сообщить, что ее шеф немного занят, но я не дала ей и рта раскрыть.

  – Где этот негодяй? – заорала я так, чтобы меня могли услышать в кабинете.

  – Что? Вера, я не понимаю. О ком Вы говорите? – девушка хлопала ресницами, недоуменно глядя на меня.

  – Я ему все скажу, сейчас он у меня попляшет! – взвыла я еще громче и решительно толкнула дверь в кабинет любимого банкира.

   Оба, и Савелий и Джон, поднялись со своих мест и уставились на меня. Один в растерянности, второй со злостью в красивых ледяных глазах. Вероника маячила в дверях.

  – Вера, – выдохнул Савелий.

  – Вера? Сейчас я покажу тебе Веру, мерзавец! – закричала я, изобразив на лице свирепость. – Ты у меня в тюрьму сядешь, и там сгниешь, понятно? – я подошла к двери и беспардонно захлопнула ее, чтобы хотя бы пресечь попытки подглядывания, если невозможно избежать подслушивания.

  – Вера! Что случилось? – Савелий повысил голос, у него заходили желваки. Он совершенно ничего не понимал.

  Я видела, насколько он обескуражен. Мне было его жаль, но мне важно спровоцировать его друга.

  – А случилось то, что до меня, наконец, дошло, чем же ты меня наградил, красавчик! – проговорила я замогильным голосом, сверкая глазами. – Слава богам, есть интернет. Я чуть с ума не сошла, когда все прочитала.

   Савелий сильно побледнел, его глаза стали такими жалобными, что захотелось целовать ему руки, но Джон стоял непробиваемый и непрошибаемый.

  – Короче, я только что из милиции, – сообщила я присутствующим.

  Савелий как-то неестественно дернулся, в следующую минуту схватил пластиковую бутылку, стоявшую на столе, и стал жадно пить воду.

  – Из районного отделения милиции! – отчеканила я торжественно. Вот когда лицо скандинавского красавца дрогнуло! Савелий чуть не подавился, он резко отвернулся к окну. Я видела, как он сжал бедную бутылку, пластик щелкал под его нервными напряженными пальцами. – Спешу уведомить вас, что написала заявление о привлечении к уголовной ответственности этого человека, – и указала пальцем на самого дорогого для меня мужчину.

   Он обернулся ко мне через плечо. В его глазах мелькнуло что-то... звериное, нечеловеческое. Толи он хотел на меня броситься, толи выскочить в окно. Я видела, как вздымается его грудь, как тяжело он дышит. Не сдержавшись, он швырнул открытую бутылку в стену. Сырое пятно растеклось по обоям бежевых оттенков, но это никого не волновало. А он по-прежнему ничего не говорил.

  – Вера, – только и смог он выдавить.

  – А в чем дело? – ошарашено спросил Джон. – Можно узнать причину такого... странного поведения?

   Ну хорошо, Джон ошарашен, но почему мой Сэв пребывает в таком же состоянии? Он что, совсем мне не доверяет? Стоит сейчас и думает, какую змею пригрел на своей груди? Дурачок!

  – Можно! Разумеется, можно! Этот гад, – указательный палец в сторону Ланового, он тут же прикрыл глаза, как от удара, – передал мне свой вирус. Я теперь все знаю про эту болезнь и ее последствия! У меня волосы на голове зашевелились, когда я все это выясняла.

   Савелий врезал кулаком в стену, и я от неожиданности вздрогнула. Мой любимый схватился за голову.

  – Вера, – опять только это. И больше ничего.

  – Так, всем надо успокоиться, – Джон решил взять ситуацию под контроль. – Давайте поговорим спокойно! Давайте сядем, и все обсудим, как цивилизованные люди.

   Савелий так и стоял, замерев, лишь впился в меня пронзительным взглядом. А вид – как у смертельно раненого человека. Нет, ну с этим надо что-то делать! Неужели он так мне доверился, что теперь переживает из-за того, что происходит? Милый, а что с тобой будет, как только Джон снимет свою маску? Нет, не маску, а шелуху, как луковица. Да, и слез будет море, как от лука...

  – Он успокоится. В камере, – взвыла я. – Я зашла предупредить, чтобы он ждал повестки в суд! А еще – повторного освидетельствования. Нужно подтвердить факт заражения. Я сейчас к Наталье забегу, заберу бумагу с заключением. А потом сделаю повторно, для суда. И ты, миленький, тоже! – я кивнула на Савелия.

   Савелий стал белее снега, виднеющегося за окном.

  – Чего? – тут уж Джон не сдержался. Он подскочил ко мне и схватил меня за плечи. – Слушай... Вера! Зачем вообще вся эта мышиная возня с судом? – он стал подталкивать меня к дивану. – Давай Сэв заплатит тебе неустойку, а? Все равно ведь ничего не исправить и назад не отыграть. Я понимаю, обидно, что все так произошло, но все равно теперь все останется так, как есть, ты же умная девочка, и понимаешь это. Зачем же кричать, махать руками и стучать ногами? Зато получишь хорошую такую неустоечку, дом сможешь купить себе где-нибудь на побережье, а? Моральная компенсация, так сказать.

  – Мне моральной компенсацией послужит ордер на его арест и заключение под стражу! – не унималась я. – Чтобы неповадно было совращать девушек, и заражать их своей отравленной кровью, – и я решительно смахнула с плеч тяжелые руки Джона Калистратова.

   Савелий тихо застонал сквозь сцепленные зубы.

  – Послушай, ты, – Джон вдруг стал грозно на меня надвигаться, – я пока по-хорошему тебя предупреждаю, но могу ведь и силу применить, – его глаза опасно сверкнули.

  Да уж, не сомневаюсь, такому не сложно руку на женщину поднять. Или друга убить. Или девушку, влюбленную в него, нагло обманывать, водя за нос и используя в своих грязных махинациях. Он все может! На все руки мастер.

  – Ты мне угрожаешь? – я повысила голос. Не даст же меня Сэв в обиду!

  – Послушай меня, матрешка, – Джон стал цедить слова, словно ему противно даже говорить со мной, – если ты не закроешь свою пасть, ты вылетишь отсюда пробкой, причем через окно, и твои мозги будут...

  – Заткнись! – это закричал Савелий. На него было страшно смотреть. Он тяжело дышал, расширенными от потрясения глазами глядя на друга. – Джон, не смей обижать ее. Что ты говоришь?

  – Да ты только послушай, что она несет! Дать ей денег, и пусть проваливает ко всем чертям! Она еще тут права качать будет! – красивым движением он убрал со лба растрепавшуюся челку. А дрожащие руки выдали его волнение.

  – Не трогай ее! И не смей с ней так разговаривать! – Савелий направился ко мне. Я замерла, ожидая пока он ко мне приблизится. Сэв взял меня за руки. – Вера, я виноват перед тобой, – ну не дурак ли? Это же я к нему лезла, а он отчаянно сопротивлялся, и если бы не мои навыки спарринга, я бы до него и не добралась. И он еще за что-то извиняется. – Я отвечу за все. И заплачу тебе. Действительно, тебе понадобятся деньги на лечение. Может, можно как-то заглушить эту болезнь, замедлить ее развитие. Это мне уже все равно, я и не старался что-то изменить... Прости.

  – Твои извинения меня не спасут! – заставила я себя снова раздухариться. – Ты завтра же пойдешь со мной на освидетельствование, слышишь? Ты за все ответишь!

  – Нет, ну не понятно, что ли? – Джон снова обратил на себя внимание. – Тебе говорят – заплатим деньги. Много денег! Чего ты никак не уймешься?

  – Деньги? – я живо повернулась к нему.

  – Деньги, деньги! Вон как сразу оживилась. Нравится, да? – глумился Джон. – И на шубку хватит, и на цацки.

  – Вы заплатите деньги? – повторила я свой вопрос.

  – Да, мы заплатим тебе деньги. Чтобы ты заткнулась и навсегда убралась из жизни Сэва.

  – А, это то, о чем ты мне говорил на пикнике, да? – прикинулась я простофилей. – Когда твердил, что у нас ничего не выйдет и Сэва я не получу, да?

   Джон как-то резко покраснел, а Сэв вскинул голову.

  – Джон, в чем дело? О чем это вы?

  – Да ни о чем, не видишь, она не в себе, – попытался отмахнуться Джон. – Гони ее к чертовой матери!

  – Слушай, Джон, а ты разве можешь заплатить мне деньги? – спросила я, прищурившись.

  – Ты это о чем? – холодные глаза прищурены, шарят по моему невзрачному на его вкус лицу, выискивают в моем облике подвох.

  – Ну, Сэв-то, допустим, может мне заплатить, а вот ты...сомневаюсь. Или, все-таки, у тебя есть свой капитал? Есть своя часть в этом деле, а? Или ты так смело распоряжаешься деньгами друга? Прямо, как своими.

   Джон внимательно смотрел на меня. Все пыжился что-то прочесть по глазам. Но они простые-простые, наивные и голубые, как небо Карелии.

  – Деньги у тебя появятся только после того, как ты замутишь кое-что со Штефаном, не так ли? Для этого ты и путал карты в филиале. Готовил почву, плацдарм.

  Как только я это произнесла, Джон, не медля просто ни секунды, прыгнул на меня, и если бы не Сэв, он что-то сделал бы мне, так что я даже блок не успела бы поставить. Да честно сказать, я и не ожидала такого. Видно, здорово задела за живое. Куда вся холодность и надменность делись...

  – Джон, в чем дело? – требовательно спросил Савелий, отбрасывая мужчину от меня. – Если ты еще раз к ней прикоснешься, я тебя уничтожу, клянусь. И говорю это только один раз, – сказал таким тоном, что я мгновенно поверила. Джона это немного охладило.

  А у моего Саввушки силы есть! А с виду такой весь тонкий, худощавый. Но жилистый, это факт. И мышцы в тонусе. Не бугрятся, но... есть, сама видела, и трогала. Мммм. Но об этом позже.

  – Эта дрянь мутит воду, ты что, не видишь? – взревел Джон. – Она ведет какую-то свою игру, и ей надо гораздо больше, чем она хочет показать.

  – Это я-то мучу? И не мучу, и даже не мутю. Вернее, не я это делаю. И вообще, откуда это я знаю про Штефана, а? – мне даже язык захотелось высунуть.

  – Может, тебе Сэв рассказывал.

  – Сэв, а кто такой Штефан? – спросила я своего друга.

  – Так, один ... человек. Хотел купить мой банк, но я отказал, – он как-то весь потерялся, посерел, осунулся. Взгляд потух. И это мне показалось самым страшным. Чтобы с ним было, если бы на самом деле он в один момент лишился и лучшего друга и своей невесты...

  – Понятно! Ты отказал, а Джон решил согласиться.

   Оба уставились на меня. Один с удивленным непониманием, другой с ненавистью. Если взглядом можно испепелить, то от меня уже осталась кучка пепла... или горстка? Ну не важно, в общем, потому что я жива и даже здорова. Боже, я здорова!!!

  – Это невозможно, Вера, у меня контрольный пакет акций, генеральная доверенность и вообще, я здесь решаю такие вопросы, – Савелий грустно улыбнулся. Похоже, ему было уже все равно.

  – А когда ты должен ехать в Ригу на гонки? – я прищурила глаза.

   Джон посерел. Он что-то тихо произнес, какое-то ругательство, судя по выражению его лица.

  – Пятнадцатого, и я собирался взять тебя с собой. Это было бы наше свадебное путешествие, – сказано это было таким печальным тоном. Конечно, теперь нас ждет судебное разбирательство, а не медовый месяц.

  – Так вот, приехал бы ты оттуда по кусочкам, Сэв, – сказала я тихо. Но прозвучало это так эффектно, словно разорвалась бомба. И осколком задело Джона. Прямо в голову, потому что то, что он сделал в следующую минуту, с точки зрения разума объяснить невозможно.

   Он подскочил ко мне, схватил меня за горло и даже попытался сильно сжать. Савелий побелел.

  – Стой, Джон, стой! Ничего ей не делай. Чего ты хочешь? Я все отдам, только не трогай ее. Джон!!!

  – Как же я вас всех ненавижу, – прошипел Джон, пребывая, вероятно, в последней стадии бешенства. После этого, наверное, падают в обморок от избытка яда и ненависти.

  – Джон, я убью тебя, если ты не отпустишь ее! – тихо проговорил Сэв таким тоном, что даже мне стало страшно. Я прямо увидела, как встают дыбом волосы на голове Джона.

  – Ненавижу, – твердил сумасшедший мужчина.

  – Конечно, настолько, что решил угробить своего друга, завладев его банком, – прошипела я, примеряясь произвести один приемчик. Надо только развернуться в нужном направлении.

  – Что??? – ну вот, наконец-то в глазах Савелия появились проблески понимания! – Нет, этого не может быть!

  – Джон, а ведь это ты за решетку сядешь, – просипела я. – За ложь и клевету, за попытку доведения человека до самоубийства.

  – Вера, ты о чем? – тихо спросил Савелий. Он вытянул руку, как бы умоляя Джона разжать пальцы.

   Я сделала ложный выпад и резко присела, увлекая своего противника вперед. Он кувыркнулся через меня, аккурат приложившись лбом о журнальный столик, за которым не так давно мы с Сэвом пили чай и говорили обо всем на свете.

  – Савелий, Джон убедил тебя, что ты смертельно болен, желая, чтобы ты что-то сделал с собой. Он поддерживал тебя в твоем увлечении опасными видами спорта, ожидая несчастного случая, – я поднялась с колен, тяжело дыша от натуги. Тяжелый, гад, оказался. – Не удивлюсь, если он и был зачинщиком и инициатором всех твоих безумств. Но поскольку близился приезд Штефана, он решил все закончить в Риге. Живым бы ты оттуда не вернулся, – проговорила я, отряхивая руки. – Уж он бы постарался.

  – Вера, – прошептал Савелий, и столько всего было в его взгляде. И боль, и восхищение, и нежность, и потерянность.

  – Савелий, ты не умрешь, – прошептала я. – Слышишь? Ты не болен! И никогда не был! Это все ложь.