Текст книги "Мои слезы (СИ)"
Автор книги: Светлана Черемухина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
– Хочешь сказать, что все произошло тогда, когда и должно было произойти?
– Думаю, да. И Александр не коварный злодей, манипулирующий нашими жизнями, а одинокий человек, который просто хотел счастья. Немного тепла и участия.
– Да у него полно женщин, полно воздыхательниц! – вскричал Савелий, и даже ударил по рулю, отчего джип вильну в сторону.
– Ну и что?
– А он еще и тебя обесчестил! И нет бы, был верен только одной тебе, а то ведь и других женщин водил домой! Ты что, не знала этого?
– Знала, – тихо сказала я. – Только давай не будем начинать сначала. Он вылил помои на тебя, ты на него. Пора уже успокоиться. Я хочу сказать о другом, – и я многозначительно замолчала.
– Говори, – поторопил меня Сэв.
– Савелий, я люблю тебя. Я любила тебя, и я умру, любя тебя. Есть только ты, и больше никого.
Он тяжело вздохнул, улыбка тронула его плотно сжатые губы. Я видела, как начали расслабляться мышцы его лица.
– Мне просто надо сказать это Александру. Попрощаться и уйти из его жизни навсегда. Вот и все.
Савелий протянул руку и накрыл мою ладонь, лежащую на коленях. Взял и поднес к своим губам.
– Хорошо, скажи ему это, – разрешил он.
Когда я зашла в номер, мне показалось, что я попала в другое измерение, где буквально все замерло и остановилось. Сумерки завладели территорией. И ни один звук не проникал сквозь невидимый полог. Не слышалось даже карканья ворон, облюбовавших дерево рядом с нашим корпусом. Тишина и какой-то гнет. Александр стоял у окна и даже не обернулся, когда я вошла.
– Саш, это я, – зачем-то произнесла я, и мой голос прозвучал как-то неестественно в этом помещении с наэлектризованным и загустевшим воздухом. Да, что-то у меня воображение разыгралось.
Мужчина медленно повернулся ко мне. За эти несколько часов он как-то осунулся и постарел. На лице обозначились морщинки, мимические и возрастные, и он напоминал какую-то неестественную маску. Но глаза, глаза горели. Они буравили меня, они рвали мою душу на части, я чувствовала в них упрек. Его взгляд меня напугал.
– Саш, я уезжаю, – сказала я тихо.
Было неловко начинать разговор. Я вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, не оправдавшей ожиданий, тем самым вызвав осуждение своего учителя, его разочарование и... боль.
– Саш, скажи что-нибудь, пожалуйста,– я растерялась.
– Что я должен тебе сказать, Вера? – он засунул руки в карманы брюк.
– Что ты желаешь мне счастья.
– А я должен? Если я не желаю, должен ли я ... лгать?
– Это просто слова. За ними можно спрятать свою ненависть и злость.
– Вера, я не могу тебя ненавидеть. Как ты могла такое подумать? Разве ты не знаешь меня?
– Тогда... почему... ты так... – мне было жаль его, себя, ситуация казалась такой ужасной. Как из всего этого выйти? Он столько сделал для меня, а я вот так его бросаю.
– Мне просто больно. Вы спелись за моей спиной, вы что-то решили, и сейчас ты пришла ко мне, чтобы поставить меня перед фактом.
– Да, интересно получилось, правда? – мне стало обидно и за себя и за Савелия. – Ты столько сделал для того, чтобы мы не встретились, а мы даже умудрились 'спеться за твоей спиной', – передразнила я его.
– Что мне остается? Только отпустить тебя, – тихо сказал Александр. – Я проиграл.
– Что? Разве, это была игра? Соревнования? Это моя жизнь, понимаешь? И мое сердце! Ты играл моим сердцем? – не хватало еще, чтобы я сейчас расплакалась. – И ты врал мне. Когда говорил о распутстве своего племянника.
Александр подобрался весь и пронзил меня холодным взглядом.
– Саш, ты разве не знал, что целый год у него вообще никого не было? Не то что мимолетного романа, а даже ни одного поцелуя. Ты об этом знал?
– Нет, впервые слышу. Но почему ты веришь этому?
– А если ты не знал этого, зачем говорил о том, чего не знаешь, да так уверенно? – я не собиралась его слушать. Мне самой есть что сказать. – Ты бросил тень на человека, ни в чем перед тобой не повинного. И вообще, ты знаешь, что твой племянник болен?
– Вера, ты о чем?
– О том, что Савелий умирает.
Повисал тишина. Александр, похоже, не знал, что сказать. А я подумала, что, может, не стоило открывать всей правды? Мало ли, как все обернется. Нет, ну что это такое! Почему сейчас все так, а? Я всегда доверяла Александру, почему же сейчас лезут в голову мысли о том, что он способен на подлость и коварство? Нет, этого не может быть. Это воображение разыгралось. Конечно, мой бедный мозг не может справиться с ситуацией. Еще с утра в моей жизни все было сравнительно неплохо, а уже ближе к обеду я стала умирать.
– Что с ним случилось? СПИД?
– Нет, что-то другое. Боже мой, Саша, я не знаю. И не хочу знать. Просто не хочу это знать!
– А ничего удивительно! С его-то образом жизни! – вскричал вдруг Александр гневно. Он оживился, даже словно повеселел. Нет же, это опять игры разума. Или, вернее, безумия. Все-таки, мне страшно, что бы я себе не говорила. – Это только подтверждает мои слова, слышишь, Вера? Это наглядно показывает, что я прав! И что, ты хочешь уйти к человеку, который смертельно болен?
– Тебе совсем его не жаль? Ты только что узнал, что его дни на этой земле сочтены, и тебе нисколечко его не жаль?
– Нет, он пожинает то, что посеял, – Александр резко отвернулся к окну. – Он сам выбрал эту жизнь, он позволял себе слишком много, а за все приходится платить. Привык делать все, что только хочется, ни за что не отвечая. Идти по жизни не думая, походя совершая грехи и грешочки! – мой друг прямо раздухарился.
– Саш, я тоже умираю. Меня тебе тоже не жаль? Я тоже получила то, что заслужила?
Как он смог в одно мгновение перескочить все пространство, разделяющее нас, я не поняла, или просто не заметила, но Александр сжал меня, причиняя боль, стал тискать горячими руками.
– Верочка, что ты говоришь? Что ты имеешь в виду? Как это ты умираешь? Что с тобой случилось?
– Ты же все понял, – прошептала я. – Ты все услышал и понял.
Александр замер, отодвинув меня от себя, и его лицо пошло пятнами.
– О, боже!!! Нет! Этого не может быть! – в его глазах мелькнул неподдельный ужас. – Он и тебя ... заразил?
– Можно и так сказать. Одним словом, я инфицирована.
– То есть, он соблазнил тебя, мою невинную девочку, мою любимую, мою единственную, и только потом сознался, что неизлечимо болен? Ах он мразь, ах он негодяй. Я убью его! Своими собственными руками! – Александр закричал. Его трясло он нервного возбуждения. Мне стало жалко его. – Мы засадим его за решетку, и он сгниет в тюрьме от своей грязной болезни!
– Нет, Саш, Савелий тут не причем, – тихо сказала я. – Я все сделала сама. И... я тебе не изменила. Между нами ничего не было.
Эти слова заставили Александра закрыть глаза. Я прямо увидела, что он практически счастлив. Представляю, сколько всего он передумал за то время, что оставался один в номере. Как больно и тяжело ему было... Да, мысли... они могут убивать. Сами себе напридумываем, сами себя до отчаяния доведем. Приехал молодой человек, увел молодую девушку, и вот под вечер она является, чтобы сказать, что она уходит от него навсегда. Да еще и при таких обстоятельствах. Любому будет больно.
– Послушай, девочка моя, а может, ты ошибаешься? Может, ничего страшного не произошло? – он гладил мои плечи и смотрел на меня с надеждой. – Есть вероятность, что все обойдется?
– Нет, я надеюсь. Да я просто уверена, – уж если рубить, то сразу и все. Сжечь все мосты. Закрыть все двери. Уйти и больше не возвращаться.
Но Александр не мог понять мои мотивы и осознать мои действия.
– Это сумасшествие. Может, ты просто пьяна? Да нет, я бы уловил запах. Может, он дал тебе опробовать какой-то наркотик? Ты знаешь, он ими одно время очень увлекался.
– Саш, я выпила его крови, и теперь я больна, так же, как и он.
– Что? – я видела в его глазах непонимание. – Что??? Вера, что ты говоришь? Ты меня разыгрываешь? Я не понимаю! Какая кровь? Вы что, вампиры? Что за чушь?
Не знаю, надо ли ему говорить, что я люблю Савелия до смерти, или это будет уж очень больно? Но раз я сказала А, надо бы сказать и Б.
– Саш, послушай меня внимательно, без эмоций, хорошо? Я все тебе расскажу.
– Хорошо, только давай сядем, а то что-то ноги меня не держат, – пробормотал Александр.
Боже, да он же старик! Я бросаю человека в таком состоянии. И кто я после этого? Да, меня можно назвать кем угодно, я все вытерплю, утрусь, но все равно уйду. Я уйду к тому, с кем хочу быть. Тем более, теперь бесполезно думать о других вариантах. В любом случае мне с Александром не быть.
И я все ему рассказала. О том, что узнала о болезни Савелия, и как набросилась на него, как заразилась, решив остаться с ним. По лицу Александра побежали слезы. Боже, нет! Не надо! Только не это! Я чувствую себя сволочью!
– Меня никто никогда так не любил, – прошептал мой друг.
– Саш, не надо, прошу тебя, – умоляла я. – Я в любом случае теперь не могу остаться.
– Думаешь, мне страшно умирать? – он поднял на меня свои глаза. Бледно-голубые, усталые, с красными лопнувшими сосудиками.
– Хочешь рискнуть? – я была уверена, что он не решится. Александр отвел взгляд.
– Мне пора, – я быстренько поднялась с кровати. – Я приехала за своими вещами.
– Он здесь? Внизу? – Александр снова отошел к окну. Он почему-то избегал смотреть на меня. Смешной. Разве я упрекну его в трусости?
– Да, ждет меня на улице, – я запихивала футболки в пакет.
– Полагаю, он счастлив? – Александр любовался видом из окна, голос такой спокойный, даже равнодушный.
– Не совсем. Мысль что я смертельно заражена по его вине, отравляет его радость.
– Надеюсь, – кивнул Александр. – Я надеюсь, что он будет страдать.
– Странно, ведь ты же упрекал его в бессердечии, бездушии, развращенности. Как же ты ожидаешь от него мук совести?
Александр стремительно направился ко мне.
– Девочка моя, – он взял меня за руки. – Верочка, прости меня за все. Я виноват перед тобой, я делал так что ....
– Саш, остановись, не надо, я уже все поняла и осознала. Познакомь ты нас раньше, и могло ничего не произойти, просто ничего. Все случилось в своем время. Что было, то и было. Не надо сожалеть об этом.
Я видела его волнение, его беспокойство, его переживания.
– Саш, пожалуйста, прости меня, – тихо попросила я.
– Я желаю... тебе счастья, – проговорил он, и я видела, с каким трудом дались ему эти слова.
– Спасибо, и я тебе тоже, – я обняла его, прижавшись к его груди, поглаживая его плечи.
Подумать только, еще с утра мы были любовниками, близкими друзьями, и я раздумывала, выходить ли мне за него замуж. И вот сейчас все изменилось в моей жизни кардинальным образом. Да, от таких событий дух захватывает.
Я сбежала по ступенькам с опасностью свернуть себе шею, потому что внизу меня ждал прекрасный принц. Властитель моей жизни, герой моих самых прекрасных грез. Только мой.
Он уже повернулся в мою сторону, оторвавшись от стойки ресепшена, и раскрыл свои объятия. Я видела его улыбку, я решительно шагнула к нему.
Так я перелистнула очередную страницу своей жизни.
Я уже несколько лет пользуюсь линзами. За что очень благодарна Александру. Правда, когда люди узнают, что я в них, сразу заявляют: 'А, вот почему у тебя такой неестественно голубой цвет глаз! Оказывается, это линзы'. Ну ненормальные, неужели я при своих комплексах стала бы приобретать линзы с неестественным цветом, чтобы привлекать к себе излишнее внимание? Мой это цвет. Мой собственный, понятно? Теперь я знаю, что цвета карельского весеннего неба.
Так же и про волосы постоянно спрашивают. Мол, какой краской Вы пользуетесь? Я когда одно время работала продавцом в косметическом магазине, так меня замучили: 'Девушка, а мне такую же краску как и у Вас'. В поликлинику приду, или еще куда, там обязательно кто-нибудь да спросит, как называется цвет моих волос. И вот начинается гадание: скандинавский блондин, нет, шведский блондин, да нет же, пепельный, и так далее, и проча и прочая. А я, почему-то, всегда смущаюсь, мнусь, и лепечу что-то про то, что это мой натуральный цвет волос. Ну не знаю я, в общем, как называется.
Я помню, как в детстве, мне тогда было лет пять, старшие девчонки в деревне тоже меня спросили однажды: 'Вер, ты красишь волосы?' А я еще подумала: дурочки какие-то, чего это я буду красить волосы? Своим детским умом я понимала, что акварельными красками красить волосы себе довольно глупо. Ну про волосы это я так, к слову.
Так вот как только я приобрела линзы и вышла на улицу – я словно родилась второй раз! Я видела каждый листочек на дереве, каждый камушек под ногами. Мало того! Я поехала в троллейбусе, и через лобовое стекло в кабине водителя увидела, как с остановки меня разглядывает какой-то парень. И тут меня осенило: оказывается, я существую!!! И этот мир – реальный!
Линзы стали с тех пор неотъемлемой частью моего гардероба, что ли. Вот и в этот раз они мне помогли. Выручили. Была бы я слепая – прошла бы мимо, и ничего бы не узнала еще, наверное, долгое время.
А увидела я Наталью, вирусолога. И не одну, а с Джоном. С Евгением Калистратовым. И сердце так забилось тревожно, словно я что-то нехорошее подсмотрела, или в какую-то государственную тайну влезла. Но это уж точно – в заговор, это то самое слово!
Я выходила из 'Русского чая' со своими пончиками. А эта красивая высокая девушка цокала своими каблучками погромче меня. И бежала навстречу мужчине, который смутно кого-то мне напоминал. Как только он обернулся, чтобы принять в свои объятия эмоционально возбужденную Наталью, я ахнула. Это оказался Джон!
Вот честное слово, меня можно охарактеризовать одним только словом, и в нем буду вся я: глупая. У меня напрочь отсутствует интуиция, не возникает никаких подозрений, моя наивность бьет все рекорды по количеству ляпов и конфузов, но, кстати, она же и спасала меня всю жизнь, наверное... я думаю...
Но вот сейчас, стоя с пакетиком пончиков, глядя как Джон, красивый денди, надменный, холеный сноб обнимает пусть и красивого, но довольно простого вирусолога, в мое сердце стали закрадываться сомнения. В кои-то веки я не стала принимать все за чистую монету. А раньше у меня до смешного доходило.
Как-то я плыла с родителями на теплоходе на дачу, и на одной пристани к нам по трапу забежала уличная собака. А матрос чего-то отвлекся, и заметил ее только тогда, когда сходни были забраны и мы отчалили от берега. Махнул рукой и ушел в рубку к капитану. А на следующей остановке он взяла и сама выбежала на берег, помахивая крендельком хвоста. Женщины, сидевшие за нами, по этому поводу сказали: 'Убежала? Какая жалость, а мы-то собирались ее взять к себе'. Я тут же вскинулась, мол, мама, давай ее поймаем, позовем. Просто я подумала, что быть домашним песиком гораздо лучше, чем бегать по улицам в поисках пропитания. И мне очень хотелось, чтобы хоть один пес был осчастливлен. Я даже попыталась вскочить, чтобы крикнуть матросу, а мама дернула меня за руку: 'Сядь, Вера, они просто пошутили'. А я понять не могла – зачем?
И вот сейчас у меня возник похожий вопрос – зачем? Зачем Джон обнимает Наталью? Зачем они юркнули в ближайшую подворотню? Что у них общего? Да, конечно, Джон и посоветовал этого специалиста Савелию. Но... В кои-то веки у меня возникли вопросы, и надо обязательно их удовлетворить.
Конечно, я пошла за ними. Было неудобно, стыдно и немного страшно. Ну, страшно – это потому что неудобно и стыдно, если меня обнаружат. Но я не могла не пойти. А сердце заколотилось так, как будто я начинающий шпион на боевом задании. Дурдом, ей-богу!
Под эту арку я иногда заглядывала. Она ведет через старый двор к торговому центру, на первом этаже которого обосновались различные кафешки и забегаловки. При всей своей скромности, я полагаю, что пассию водить следует совсем в другие места, хотя...
Вот мы, например, уже три дня обедаем в шикарных ресторанах. Савелий решил поражать меня каждый день разнообразием кухни и изысканных интерьеров. Вообще он воспринимает меня как чудо, нежданно-негаданно упавшее ему с неба. И обращается со мной соответственно. Конечно, я довольна. Есть же разница между разбавленным соком и концентратом! Так вот любовь и обожание Сэва – это сверхконцентрат! А у меня и разбавленного-то сока было немного в жизни.
Столько не разделенной нежности, столько не отданной ласки, столько невостребованного обаяния! И все мне одной. Тоже награда за годы одиночества и затворничества. Я, конечно, думаю, что не заслужила это, и только благодаря трагическому стечению обстоятельств оказалась допущена и к его сердцу, и к его божественному телу, но... чего сейчас думать и сомневаться! Ни он, ни я не знаем, сколько нам отпущено дней на этой земле, и мы собираемся наслаждаться каждым из них.
Как только я вышла от Александра, он повез меня к себе. Он даже не стал слушать мои скромные возражения, и доводы разума по поводу подвешенности наших отношений и моего пять минут назад произошедшего разрыва с другим мужчиной. И еще он сразу заявил, чтобы я даже не заикалась о свадьбе, мол, до свадьбы ни-ни. Едем к нему и точка.
Когда мы оказались в замкнутом пространстве под покровом темноты с островками мягкого света ламп и светильников, я тут же забыла и про свою фигуру, и про свои кривые ноги... некогда было, потому что я летала. А когда очнулась – было уже поздно стесняться.
А на следующий день мы пошли в районное отделение ЗАГСа и подали заявления. Он что-то там доплатил, и теперь через две недели я поменяю свой статус с синего чулка на замужнюю женщину. Ой, да что я несу чушь какую-то! Не в статусе дело! Я бы за ним и просто так на край света побежала бы, если бы он позвал. Я выхожу замуж за любимого человека, и это главное. Не статус, а факт – по любви, с уважением, с сердцем, полным обожания и восхищения.
Итак, вот про этих голубков. Пара – странная. Наталья – хоть и миловидная девушка, но до уровня Джона все же не дотягивает, как ни крути. А он обнимает ее по-хозяйски, и быстро ведет в кафе 'Ивушка'. Ну что ж, изучим ассортимент. А что, может, здесь выпечка вкуснее!
'Ивушка' оказалась удачным для меня местом – все столики, предполагая относительный интим, разделялись небольшими перегородками, обвитыми как раз искусственными ветками ивняка, красиво, кстати, и мне не составило труда, скорчившись в три погибели, пройти и присесть как раз через одну такую 'изгородь' от интересующей меня пары.
Блин, я услышала все! Наталья рассказывала, как Савелий приводил меня к ней для анализа. Она так нервничала, она думала, что это было один раз, ведь Джоник обещал ей, что риска больше не будет. А тут ей пришлось снова лгать и изворачиваться.
– Киска, но ведь он тебе заплатил, не так ли? – произнес лениво мужчина.
– Да, конечно, он не поскупился.
– Скоро банк будет моим, и ты ни в чем не будешь нуждаться, – пообещал Джон и я похолодела.
У меня мгновенно вспотели ладони и застучали зубы. Даже не знаю, почему мне стало так страшно.
– Я такая умница у тебя, – решила покривляться девушка, напрашиваясь на очередной комплимент, – я даже отругала его, и пригрозила разоблачением и судом за то, что он инфицировал ни в чем не повинного человека! Видел бы ты его лицо! Он был готов покончить жизнь самоубийством от чувства вины прямо у меня в кабинете!
– Эх, надо было дожать его, а эта дуреха свидетелем бы пошла, – хмыкнул Джон. – Ладно, я почти уломал его на гонки. Вот уж где он точно не выкарабкается. Я теперь не буду просто ждать. Я ему помогу.
Я испугалась, что они услышат буханье моего сердца. Надо глубоко вдохнуть и медленно выдохнуть. И так несколько раз. А то из-за этого стука я не смогу все как следует расслышать. А я боялась пропустить хоть что-то.
– Короче, ей ты, разумеется, тоже сказала, что она больна? – Джон глотнул кофе и громко стукнул чашкой о блюдце.
– Да, но знаешь, она совсем не испугалась. Никакой истерики, никакого ужаса на лице. Так, следка побледнела, и все.
– Не поняла, может, что произошло?
– Может, не дошло пока? Надо было ей про симптоматику и последствия рассказать.
– Зачем? Мало ли, истерить начнет, шум лишний поднимет. Надо же, козел, не ожидал от него такого. Чтобы он рискнул переспать, да еще с кем? С этой простофилей?
– Да нет же, представляешь, они и не спали.
– Это как? А что же они делали? Осенний букет собирали?
– Она через кровь якобы заразилась. Целовались так, что в порыве страсти она прокусила ему губу. Вот он и повез ее ко мне.
– Понятно. У нашего мальчика гормоны проснулись. Ладно, на следующей неделе погоним в Ригу, там он угробится благополучно, а там уже и Штефан приедет из Мюнхена. У меня почти все документы уже готовы. Надо же было этому идиоту поехать улаживать дела в филиал! И ведь почти навел там порядок. Но ничего, я кое-что успел подтасовать и подстроить. Он даже не заметил. Пусть у него деньги, зато у меня светлая и ясная голова.
Дальше слушать я не стала, потому что это уже была болтовня на их личные темы. У меня кружилась голова, когда я встала из-за столика и направилась к выходу. Что же делать? Как все это уладить? Как распорядиться данной информацией?
Во-первых, нельзя ни за что отпускать Сэва в Ригу. Он что-то вчера говорил про гонки на мотоциклах. Так все расписывал, у него аж глаза блестели. Нет, на этот раз все опасней, чем раньше. В прошлые разы опасность была эфимерной, относительной, в этот же раз несчастный случай произойдет обязательно. Ни за что я его не отпущу. Вот лягу на пороге и умру. Через мой труп-то, надеюсь, он не перешагнет?
Мамочки! Тут меня торкнуло. Я здорова? Я не умру? Отчего-то я побежала по улице, так быстро, насколько позволяли каблуки, и ветер свистел в ушах. Слезы текли без остановки. Мне захотелось прыгать, мне захотелось что-то крикнуть, но... вокруг были люди. И я только и позволила себе, что тихо зареветь.
Милые! Так и Савелий тоже здоров? Боже!!! Боже!!! О небеса, мой любимый не умирает? Это все только обман? Я сжала кулаки и тихо завизжала. Меня распирала такая радость, что я и смеялась и плакала, и все бежала и не могла остановиться. А что, может, я тороплюсь на какую-то важную встречу! На встречу с новой счастливой жизнью без страха, без гнета, без смертной тени над душой!
Ну они у меня и попляшут! Джигу будут танцевать! Ирландские танцы и чечетку отбрякивать! На горячей сковородке! Боже, спасибо тебе! Спасибо! Слава тебе! И спасибо!
Я осмотрелась, куда забежала в порыве неожиданной радости. О, какая удача! Если пройти еще один квартал, будет университет моего Александра. Надо же, так по привычке и называю его 'моим'. И вот сейчас нагло заявлюсь к нему в аудиторию. Одно успокаивает – Александр интеллигент до мозга костей, он очень порядочный человек. И думаю, в помощи мне не откажет.
Я быстро поднялась на третий этаж: знала, что после занятий он всегда задерживается, предпочитая проверять работы студентов в аудитории, не забирает их домой. Так и есть. Сидит, включил лампу, чтобы было больше света, нацепил очки в металлической оправе и сосредоточенно читает что-то и правит. Островок покоя и невозмутимости в океане человеческих страстей.
Я тихонько подошла к его столу, и только тогда он меня заметил. Поднял глаза и непонимающе уставился на меня. Я успела в одно мгновение смутиться. Нет, ну а на что я надеялась? У человека такой стресс, а он еще нашел силы прийти на работу и выполнять свои обязанности. А тут снова я. Вроде уже все сказали, попрощались. А я ворвалась в его жизнь, вся такая сияющая, не в силах скрыть своего счастья.
Мне и на работе третий день задают вопросы чего я такая загадочная, почему свечусь и постоянно улыбаюсь. А я молчу, что собираюсь замуж за директора 'Линбанка'. Вот все удивятся, скидки, наверное, потребуют по своему договору. Ну а Савелий не жадный, думаю, для моих-то директоров он расщедрится.
– Верочка? Не ожидал, – ожил Александр.
– Здравствуй, Саш, извини, что помешала.
– Рад, очень рад. Проходи, присаживайся, – и он тепло мне улыбнулся. У меня отлегло от сердца.
– Я, собственно, на минутку, но по очень важному делу, – сразу определилась я со временем.
– Говори, – кивнул он, снимая очки. – Как живешь, не спрашиваю. Вижу, что счастлива. Я рад, Вера, правда. Хоть и больно, но... должен признать, со мной ты такой не была.
Я потупилась. Очень не хотелось затрагивать эту тему. Что я должна на это сказать? Что нет, мне было хорошо с ним? Все равно, ТАК – не было.
– Я и чай в постель, и цветы к твоим ногам, и все свое время для тебя, но... – он развел руками и мягко улыбнулся. – Не это было нужно молодой девушке в самом расцвете сил. Тебе нужна была молодость и красота. Только я не хотел это понять.
Это что, упрек? Мне нужен был только Савелий. Пусть бы он был бедным и старым. Не знаю, только он, и все. Даже смертельно больной. Нужен, и все.
– Саш...
– Ничего не говори, я все понимаю. Теперь уже все понимаю.
– А чай в постель – это разве для меня?
– Ну а для кого же еще?
– Ну, может, у тебя манера такая была, привычка. Правило, – я пожала плечами.
– Ты знаешь, Вер, я не терплю беспорядка. И есть или пить в постели – для меня это серьезное испытание, – Александр улыбнулся. – Но я делал это ради тебя, и терпел внутренний дискомфорт.
Вот это да! А я и не знала! Думала, ко мне это не имеет никакого отношения. Вот и выяснили...
– Ну так к делу. Чем я могу тебе помочь?
– Не совсем уверена, что пришла по адресу, но, помятуя о твоих связях в медицине...
– Верочка, с кем свести? Ты про болезнь? – Александр сразу посерел.
Вновь тревога охватила его. И я поняла, что он не выкинул меня из головы, и не забыл и не отмахнулся. Он переживает за меня, страдает из-за моей беды. Я увидела это прямо сейчас.
– Саш, помоги, пожалуйста, – неожиданно на глазах выступили слезы. – Мне нужно сдать анализ. Свою кровь и... Савелия. Анонимно и очень быстро. Речь идет о жизни и смерти.
– О жизни и смерти... – эхом повторил Александр.
– Да, есть вероятность того, что смертельный диагноз ошибочный.
Не успела я договорить, как Александр нервно вскочил с места и схватил свой телефон. Он только похлопал меня по плечу и тут же принялся набирать чей-то номер.
– Семен? Приветствую тебя, дорогой! Как твое ничего? Правда? Ну и отлично! Да и я скриплю помаленьку. Извини, я сразу к делу. Посоветуй хорошего вирусолога. Да, быстро и надежно. И чтобы без передачи. Да, конечно, – Александр замер, ожидая кого-то на том конце телефона. – Что? Да, да, записываю, – он подскочил к столу, схватил ручку и настрочил телефон. – Как зовут? Адрес? Хорошо. Спасибо. Я перед тобой в долгу. Ну ты что, о чем разговор! Всех твоих родственников выучу и в люди выведу, – он засмеялся, сказал еще пару любезностей своему собеседнику и отключился.
Мельком взглянув на меня, он улыбнулся, и в следующую минуту уже набирал новый телефон.
– Дмитрий Степанович? Добрый день. Солнцев беспокоит, Александр Николаевич. Семен Заборский рекомендовал мне Вас как специалиста по очень важному и щекотливому делу. Дмитрий Степанович, анализ бы сделать, быстро и качественно. Что? Да, да. Конечно. Назначайте любое время, да. Завтра? – Александр взглянул на меня, я судорожно кивнула. – Конечно, во сколько? В 12-00? – опять взгляд в мою сторону, и опять я кивнула. – Отлично. Спасибо, да, за ценой не постою. Благодарю, да, спасибо. Рад знакомству. Нет, придет девушка. Вы уж, пожалуйста, позаботьтесь о ней. Да, да, конечно. Я и не сомневаюсь. Спасибо. Буду рад быть Вам полезным. Так что, не прощаюсь с Вами, Дмитрий Степанович.
Александр быстро написал мне адрес, дату и время и протянул листок.
– Вот, Верочка, завтра – пожалуйста, без опоздания. Я оплачу все расходы, не беспокойся и даже ни о чем не задумывайся, – говорил он быстро и сбивчиво.
– Саш, спасибо, но у Савелия есть деньги, – я протянула руку за заветным листком. – Спасибо тебе, ты очень мне помог.
– Я буду всегда тебе помогать, чем могу, – сказал он проникновенно.
Я посмотрела на него и поняла, что он очень хочет меня обнять. Не знаю почему, но я шагнула к нему навстречу. Между нами столько всего было, и я не могу просто использовать его в своих личных целях. Я могу хотя бы быть ему благодарна. И я прижалась к нему, позволила себя обнять, но как только его руки стали лихорадочно шарить по моей спине, я вежливо отпрянула, откланялась и вылетела из аудитории.
Так, теперь в аптеку, а потом на работу. Ждать вечера и готовиться к серьезному делу – исполнить роль криворукого мясника.
Мамочки, что-то будет!
Он назвал меня 'моя пышечка'! Нет, ну это надо же! Пышечка! Все равно, что толстушка, или корова. Ну, коровка, допустим. Но все равно ведь обидно. Моя пышечка! Иди ко мне, моя пышечка, чего ты там так долго возишься, говорит. Я уже повернулась, чтобы ему что-то такое сказать, что обычно говорится при дрожании нижней губы и с подозрительным блеском в глазах, но как увидела его ожидающие жадные глаза, его протянутые ко мне руки, его улыбку во все лицо, так и ухнула в него, как в омут с головой. Ладно, буду пышечкой, тем более, что когда одеваю стринги, и правда кое-что выделяется снизу и сверху от тоненьких лямочек. Так что... уговорил на пышечку.
У меня знакомый был, ну, лет на двадцать меня старше, в возрасте, казалось бы, но все друзья называли его слонопотамом, потому что о деликатности и такте он знал только понаслышке. И не скажу, что он грубил или хамил, но совершено не имел понятия, как надо разговаривать с девушками, натурами ранимыми, и склонными к депрессиям и истерикам. И частенько в них загонял своих знакомых барышень.
Встречает меня однажды, например, и здоровается так: 'Ну привет, серая мышка'. А надо признаться, что для одинокой незамужней девушки я очень остро реагировала на такие заявления. И так-то неуверенная в себе, а тут еще и такое слышу в свой адрес. Оказалось, он имел в виду только то, что я постоянно сижу за компом и работаю с мышкой. Ну назвал бы тогда меня лакированной клавой, или железным компиком. А одну девчонку так вообще до слез довел. Она потом с ним долго здороваться не могла. У нее были такие роскошные волосы, ну просто грива. Чтобы мне сотворить на своей голове что-то, хотя бы отдаленно напоминающее то, что дано ей от природы, надо было завиваться на термобигуди, или ночь проспать на простых, предварительно намазавшись пенкой для волос. Потом сделать дикий начес, и все это обильно покрыть лаком, чтобы дойдя до угла дома не растерять всю эту красоту. А она просыпается утром – а у нее на голове такое богатство. Вымыла голову и высушила волосы – а ее богатство осталось при ней.
