Текст книги "Адмирал Корнилов"

Автор книги: Светлана Кузьмина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

Рыкачёв, отдавая должное его несомненно блестящим талантам, выводит и чисто человеческие качества адмирала, тактично касаясь такой тонкой материи, как служебное честолюбие: «…В лихорадочной деятельности Владимира Алексеевича, появляющегося почти одновременно в Николаеве и в Севастополе и успевающего в то же время выследить турецкий флот, взять приз после упорного боя и затем готовиться к защите Севастополя и Крыма, – мы видим только понятное военное честолюбие человека, которому был поручен… Черноморский флот, завещанный ему же М.П.Лазаревым, преемником Грейга». Рыкачёв снова возвращается к этому мотиву несколькими страницами позже: «…Мы уже говорили, что не берём на себя смелость определить те чувства, которые руководили адмиралом Корниловым… Мы даже допускаем мысль, что честолюбивый, энергический, умный и талантливый начальник штаба Черноморского флота скорбел душой,что ему не удалось принять участие в славном морском сражении, при подготовке которого он сделал так много. Соревнование не есть зависть. В этом случае мы верим в соревнование и не допускаем зависти. Нам известно положительно, что Корнилов первым отдавал должную справедливость значению Синопского боя. Он не только в Севастополе говорил с увлечением о поведении нашего флота и наших адмиралов в Синопе, но успевал ещё при всех своих громадных трудах извещать своих далёких знакомых и друзей о славном сражении, о котором писал сам с увлечением, с восторгом. Такое письмо было написано им вскоре после сражения к командиру фрегата «Диана», капитану С.С.Лесовскому, находившемуся в то время на пути из Рио-Жанейро в Тихий океан».

Итак, перед нами «портрет после реставрации». На этом можно было бы и закончить. Но хочется внести одно дополнение. Статья «Русского Архива», получившая такую скандальную известность, думается, появилась не случайно. Предположение выступавших против неё о том, что она была вызвана «чувством зависти, злости к мизантропическим, больным настроением ума», отнюдь не исключается, но кажется малоубедительным и немного наивным объяснением. Конечно, это останется областью домыслов, но, должно быть, в русском обществе были лица, заинтересованные в том, чтобы очернить славу недавних героев.

В статье капитан-лейтенанта Ф.Нарбута читаем такую фразу: «Пусть пишут все, кто что знает о знаменитой обороне Севастополя и о деяниях черноморцев, правда выяснится сама… но зачем же скрывать своё имя в таком случае?» Словно в ответ на это иронически замечает Рыкачёв: «Мне решительно неизвестно, кто автор рассматриваемой статьи. Но должен быть русский, потому что устыдился подписать своё имя под таким творением».

Вот что писал капитан-лейтенант Афанасьев в «Ответе моряка» «Русскому Архиву»: «Это поразительное явление (статья анонима. – С. К.)ещё более возбуждает чувство крайней обиды, что оно прикрыто знаменем «Русского Архива», который, по подстрочному замечанию редакции, признал полезным закрепить печатью эти отрывки в том убеждении, что они будут иметь цену на весах последующей беспристрастной истории.Мы понимаем, что «Русский Архив» есть сборник материалов для русской истории и было бы странно с нашей стороны требовать от него исторической критики для очистки помещаемых в нём статей, но мы совершенно вправе ожидать от всякой редакции деликатности, требовать, чтобы заявлением очевидно ложного отзыва о наших адмиралах без имени автора и, следовательно, на полную ответственность редакции, не раздражали в нас чувства справедливости».

Возникает вполне обоснованное предположение, что аноним был поддержан в «Русском Архиве» и что он был не одинок. На эту же мысль наводит и отрывок одной из статей: «…решается идти один, невооружённый, жалкий против поднявшейся бури всего самого честного и горячего, что встаёт на него поголовно». Именно эта его «единичность» и кажется странной.

«Статья эта по содержанию своему не заслуживает ничего более, как полного забвения», – читаем мы у Рыкачёва. Да. Но мы скажем, что ещё она принесла пользу, как ни странно это звучит рядом со всем, что здесь уже о ней сказано. Более красноречиво, образно, чем у авторов статей, выразить это трудно, да и незачем: «А между прочим, нельзя не сказать и спасибо – через грязь проглянет золото, и мы снова напомним нашим соотчичам дорогие для всех нас русских имена наших адмиралов – Лазарева, Нахимова и Корнилова…» Это Нарбут. А блистательно – художественной аллегорией Рыкачёва мы завершим наш разговор: «И вместе с тем, из этих записок… являются ещё выше, ещё светлее два образа наших адмиралов, Нахимова и Корнилова. Как древние статуи из вечного несокрушимого мрамора, забрызганные грязью и желчью, запылённые временем, встают они перед читателем и поражают его изяществом форм и неподражаемым искусством ваятеля… Первый дождь смывает эти следы, и они восходят на свои пьедесталы непоколебимые и доступные только справедливому удивлению и поклонению потомства». И пытливому, глубокому достойному их исследованию, – добавим мы от себя.

* * *

…Синопское сражение закончилось небывалой победой Черноморского флота: турки потеряли 15 из 16 кораблей и около трёх тысяч человек убитыми и ранеными. В плен были взяты командующий турецкой эскадрой вице-адмирал Осман-паша, три командира корабля и около 200 матросов. Черноморская эскадра не потеряла ни одного корабля.

…Из письма В.А.Корнилова жене от 22 ноября 1853 года, Севастополь.

«…Битва славная, выше Чесмы и Наварина, и обошлась не особенно дорого: 37 убитых и 230 раненых. Офицеры все живы и здоровы, ранены только один мичман и два штурманских офицера и штурман убит. Я с отрядом пароходов пришёл в начале и потому был свидетелем великого подвига Черноморского флота. Ура, Нахимов! М.П.Лазарев радуется своему ученику!..»

За мужество и храбрость, проявленные в бою, были награждены различными орденами и медалями 170 офицеров и 250 матросов [125]125
  Нахимов П.С.Документы. М., 1954. С.327–351.


[Закрыть].

Вице-адмирал П.С.Нахимов за Синопскую победу был удостоен высшей награды – ордена Святого Георгия 2-й степени (большого креста) [126]126
  Там же. С.321.


[Закрыть].

Вице-адмирал Корнилов был награждён орденом Святого Владимира 2-й степени. В наградной грамоте говорилось:

«Нашему генерал-адъютанту начальнику штаба Черноморского флота и портов вице-адмиралу Корнилову.

В ознаменование монаршего благоволения нашего за отличные распоряжения Ваши при военных действиях Черноморского флота Всемилостивейше жалуем Вас кавалером ордена Святого Равноапостольного князя Владимира второй степени, коего знаки, при сём препровождая, повелеваем возложить на себя и носить по установлению.

Пребываем к Вам Императорскою нашею милостью благосклонный

Николай».

Синоп стал «лебединой песней» парусного флота.

На юге России вспыхнуло пламя Восточной – Крымской войны.

Глава одиннадцатая

…«Павел Степанович (Нахимов. – С. К.)не любил рассказывать о Синопском сражении, – вспоминал его адъютант. – Во-первых, по врождённой скромности и, во-вторых, потому, что он полагал, что эта морская победа заставит англичан употребить все усилия, чтобы уничтожить боевой Черноморский флот, что он невольно сделался причиной, которая ускорила нападение союзников на Севастополь». Он оказался прав.

Реакция Лондона, а затем и Парижа последовала незамедлительно: английская и французская эскадры, стоявшие в Безике, были переведены в Мраморное море, ближе к Константинополю, – так сильно опекали Османскую империю «озабоченные» её судьбой две крупнейшие колониальные державы, которые нашли повод для ослабления России и уничтожения её Черноморского флота, а также отторжения от неё в пользу Турции Кавказа, Крыма. Что касается Австрии, Пруссии и Швеции, то им обещали отторгнуть от России Аландские острова, Финляндию, польские земли, Прибалтику, дунайские княжества и устье Дуная – в обмен на их согласие участвовать на стороне антирусской коалиции.

И хотя гибель турецкого флота в Синопе ровным счётом ничего для Англии не значила, для «развязывания рук» нашёлся повод, а воевать Англия была готова только опасаясь за своё собственное морское, политическое и экономическое могущество, которому угрожали притязания российского монарха на Ближнем Востоке и Балканах.

Английские солдаты, которых отправили к берегам Дарданелл, выражали своё мнение о турках открыто и в традиционно высокомерной манере: «Нас отправили воевать за неправое дело, защищать народ, презираемый любым христианином…» [127]127
  Хибберт К.Крымская кампания 1854–1855 гг. М., 2004. С.17.


[Закрыть]«Однако… всем было понятно, что Англия и Франция воевали против России, а не отстаивали независимость Турции. В Лондоне и, в несколько меньшей степени, в Париже царил милитаристский энтузиазм. Никто не хотел окончания войны. Тех, кто пытался говорить о необходимости завершения боевых действий, освистывали… Газета «Таймс» писала: «Великие политические цели войны не будут достигнуты до тех пор, пока существует Севастополь и русский флот». Военная экспедиция в Севастополь называлась «основным условием достижения вечного мира». Член палаты лордов Линдхерст во всеуслышание и при всеобщей поддержке заявил: «Мы должны пойти на заключение мира только в самом крайнем случае» – и добавил: «Было бы самым величайшим несчастьем для всей человеческой расы, если бы этой варварской нации, врагу любого прогресса… удалось закрепиться в самом центре Европы…»» [128]128
  Там же. С.35.


[Закрыть]

«И даже сама королева (Виктория. – С. К.), всего несколько недель назад сомневавшаяся в том, что Англия «должна выступить на защиту так называемой независимости Турции», теперь была уверена в том, что страна просто обязана это сделать» [129]129
  Там же. С.20.


[Закрыть].

Что касается Франции, то именно она оказала давление на союзницу, чтобы ввести объединённую эскадру в Чёрное море. Наполеон III, жаждавший реванша за позор своего тёзки в 1812 году, готов был заключить военный союз даже с исконным врагом – Англией, лишь бы против врага злейшего – России.

Россия оказалась в состоянии войны с могущественным альянсом Великобритании, Франции и Османской империи.

«Когда мы сегодня пишем о том, что в Крымской войне участвовала Турция, мы вводим в заблуждение современного читателя. Наш современник со словом «Турция» ассоциирует средней величины государство, располагающееся между Чёрным и Средиземным морями. В середине XIX века с Россией воевала не Турция, а Высокая Порта, или Оттоманская империя, основанная турками-османами. В её состав входили громадные пространства практически от Гибралтара до Персидского залива и от Балкан до Сирии, Палестины, Египта и Судана. То же самое следует иметь в виду, говоря о Французской империи той поры (север Африки и другие колонии), о Британской империи, над которой «никогда не заходило солнце» (территории от Канады до Китая), и империи Австрийской (достаточно напомнить о её председательстве в Германском союзе, не говоря уже о Венгрии, итальянских землях и других территориях)… Территориальные и людские ресурсы напавших на Россию государств-империй фактически включали в себя преобладающую часть современной Европы (помимо собственно Великобритании, Франции, Австрии и Турции, это Молдавия, Румыния, Болгария, Сербия, Албания, Босния, Герцеговина, Черногория, Хорватия, Мальта, значительная часть Италии, а не только одна Сардиния; Чехия, Словакия, Венгрия, Пруссия, государства Германского союза и др.), большие территории в Африке и Северной Америке (Канада), азиатские пространства, включая часть не принадлежавшего на тот момент России Кавказа (Батум, планы поддержки Шамиля и др.), Индию, Австралию и Новую Зеландию, а также другие земли.

В результате в армиях напавших на Россию государств господствовал полный антироссийский интернационал: рядом с англичанами и ирландцами, шотландцами и французами, итальянцами и турками воевали австралийцы и новозеландцы, поляки и венгры, немцы и швейцарцы, египтяне и тунисцы, горцы и североамериканцы. Французы привезли в Крым экзотических зуавов» [130]130
  Казарин В.Битва за ясли Господни // Роман-журнал XXI век. 2005. № 5–6. С.64.


[Закрыть].

23 декабря 1853 года флот англо-французской коалиции вышел из Босфора в Чёрное море. 27 марта 1854 года Франция объявила России войну, а 28 марта то же сделала Англия. Началась Самая Первая Мировая война.

* * *

Появление на Чёрном море флотилии союзников, почти наполовину состоявшей из современных паровых винтовых кораблей, показало, что соотношение сил на морском поле боя изменилось, и не в пользу Черноморского флота.

«Вице-адмирал Корнилов прекрасно понимал, что парусные корабли России не могут вести успешную борьбу против огромного союзного парового флота, и принял ряд срочных мер по ускорению постройки заложенных в Николаеве паровых судов. В связи с ограниченным запасом каменного угля Корнилов поставил перед Главным морским штабом вопрос об увеличении его поставок для Черноморского флота. Одновременно им были приняты меры по ремонту парусных кораблей, повреждённых в Синопском сражении и изношенных в длительных крейсерских плаваниях.

По поводу состояния Черноморского флота Корнилов писал в январе 1853 года: «Корабли наши покуда не в полной готовности. Герои Синопа потребовали мачт новых и других важных рангоутных дерев, а старики надорваны усиленным крейсерством в глубокую осень и нуждаются в капитальных исправлениях; меры берём, но нелегко исправить без запасов».

И он принял меры» [131]131
  Золотарёв В.А., Козлов И.А.Флотоводцы России. М., 1998. С.280–281.


[Закрыть].

А.П.Жандр:

«Все эти работы надлежало исполнить в самое короткое время – и Севастопольское адмиралтейство, вполне отвечая пламенному усердию к службе начальников, превратилось в огромный муравейник, в котором необычайная деятельность не прекращалась несколько месяцев сряду: люди менялись, трудясь поочерёдно, работа кипела день и ночь, и корабли выходили на рейд один за другим».

В то же время на верфях Николаева ускоренно достраивались три пароходофрегата, и ко второй половине февраля 1854 года удалось восстановить боеспособность основной части флота. Вице-адмирал начал готовить Севастополь к отражению внезапной атаки неприятеля. «Он распорядился создать и обучить резерв из моряков для обслуживания крепостной артиллерии на приморских батареях. Для отражения нападения с моря корабли Черноморского флота, имевшие на вооружении около 2000 орудий, были расставлены по диспозиции, составленной Корниловым: 6 лучших кораблей находились в постоянной готовности к выходу в море; 3 корабля встали на линии между Графской пристанью и Павловской батареей; в глубине Южной бухты находились малые корабли, пароходы и транспорты; остальные суда стояли на рейде, взаимодействуя с приморскими батареями. Чтобы заградить вход на рейд, начали устанавливать новый бон. Из экипажей ремонтирующихся кораблей сформировали команды для поддержки гарнизонов Николаевской, четвёртой и построенной плавучей батареи на 10 орудий. Для усиления позиций судов в глубине рейда силами моряков кораблей «Париж», «Двенадцать Апостолов» и «Святослав» были возведены западнее «Голландии» и Килен-балки три земляные батареи, вооружённые 59-ю орудиями…» [132]132
  Скориков Ю.А.Севастопольская крепость. СПб., 1997. С.143–144.


[Закрыть]

А.П.Жандр:

«Утром 23 декабря впервые подошёл к Севастополю английский пароход «Ретрибюшен» с депешами из Константинополя. Зимняя пасмурность помешала телеграфам увидеть издали его приближение; однако ж три выстрела Николаевской батареи успели остановить его вне рейда. Дежурный пароход «Бердянск» послан немедленно на взморье принять депеши, и англичанин, по ответе нашем на его салют, ушёл в море. Видя в этом дерзкую попытку осмотреть рейд, князь Александр Сергеевич приказал прибавить к назначенным при тревоге на батареи № 10, Александровскую и Константиновскую лейтенантам ещё по два на каждую; с тем чтобы офицеры эти дежурили по очереди на батареях днём и ночью, и, в случае появления иностранных военных судов, останавливали бы их вне батарей до разрешения высшего начальства. Кроме того велено: снять вехи со взморья; закрыть хворостом створные Инкерманские маяки, указывающие курс на рейд, дабы днём с моря нельзя было различать створа; не зажигать ночью огней на Херсонесском и створных маяках и разделить рейд на внешний и внутренний, поставив поперёк его бон, предназначенный для Южной бухты. Владимир Алексеевич приказал устроить этот бон из старых корабельных мачт и бушпритов, связанных между собою цепями, и поставить его на якорях восточнее Артиллерийской бухты. Для быстроты изготовление разных частей бона возложено на флотские экипажи, из которых каждый обязан был доставить, корабельными средствами, свою часть бона на место, где капитан-лейтенант Попов устанавливал их в должном направлении. Через два дня большая часть бона была готова, а 30 декабря он окончательно установлен так, что, по надобности, его удобно можно было разводить и заводить в двух местах.

…29 декабря Командир Севастопольского порта вице-адмирал Станюкович отдал приказ о том, что Его Светлость предоставил ему, как Военному Губернатору города, принять на себя общую оборону южной стороны Севастополя, а 2 января Нахимов поднял свой флаг на «Двенадцати Апостолах» и вступил в командование кораблями и фрегатами, стоявшими в боевой позиции в глубине рейда. Таким образом, защита Севастополя с моря лежала на вице-адмирале Нахимове как старшем флагмане, а оборона порта с сухого пути – на вице-адмирале Станюковиче; Корнилов же, по званию Начальника Штаба Черноморского Флота, обязан был иметь высший надзор за всем, относящимся до морского дела, и специально заниматься обороной Севастопольской гавани».

«Прежде всего необходимо было исключить для врага малейшую возможность ворваться на рейд. 17 марта 1854 года Корнилов произвёл рекогносцировку побережья от Херсонесского маяка до мыса Лукулл. Оказалось, неприятельские корабли могут подойти к побережью в тыл Константиновской батарее и держать под обстрелом не только это укрепление, но и флот, находящийся на рейде. А так как два орудия в «башнях Мортелло» не могли серьёзно противостоять этим действиям, было принято решение о срочном строительстве земляной батареи и каменной башни в этом районе.

Солдаты полковника артиллерии Карташова быстро возвели земляную батарею на пять орудий, а вот строительство каменного укрепления требовало немалых средств. У строителя крепости генерал-лейтенанта Павловского таких денег не было, не имел их и главнокомандующий (князь А.С.Меншиков. – С. К.). И тогда вице-адмирал Корнилов обратился за помощью к отставному подпоручику Даниилу Волохову, который был подрядчиком у Морского ведомства… и слыл весьма состоятельным человеком… Волохов оказался настоящим русским патриотом и взялся своими силами и средствами построить башню. 31 марта приступили к работам, а 21 апреля 1854 года укрепление было завершено… В бою 5 октября 1854 года орудия башни Волохова – так её именовали в крепости – нанесли большие повреждения кораблям союзников, имея незначительные потери» [133]133
  Там же. С.145.


[Закрыть].

«Почти в это же время союзная эскадра появилась близ Севастополя. В течение десяти дней, удерживаясь за пределами дальности стрельбы береговых батарей, она крейсировала на подходах к Севастополю, но не решалась атаковать город с моря. В связи с появлением крупных сил союзного флота в районе Севастополя Корнилов в приказе по флоту писал: «Появление англо-французской эскадры у самого входа в Севастополь требует со стороны судов флота особой бдительности и совершенной готовности в самое короткое время сняться с якоря и следовать для атаки неприятеля». Сторонник решительных наступательных действий, также всегда и трезво оценивая обстановку и не предпринимая опрометчивых действий, которые могли бы привести к неоправданной гибели кораблей и личного состава, Корнилов, правильно оценив соотношение сил, не стал вступать в бой с мощной эскадрой паровых кораблей, длительное время маневрировавших на подходах к Севастополю.

Но, несмотря на присутствие в Чёрном море крупных сил союзного флота, русские корабли не отстаивались в Севастополе, а активизировали боевую деятельность. Они вели разведку у побережья Крыма и Кавказа, противодействовали попыткам отдельных вражеских кораблей приблизиться к Севастополю, поддерживали связь между главной базой флота, Николаевом и Одессой, развернули активные бои на морских коммуникациях противника.

По инициативе В.А.Корнилова впервые предпринимались набеговые действия пароходофрегатов на удалённых участках вражеских коммуникаций. В них участвовали пароходофрегаты «Владимир», «Эльборус», «Тамань». Эти действия паровых судов проводились в условиях, когда на Черном море господствовал англо-французский флот. Однако он оказался не способным надёжно защитить турецкие прибрежные морские коммуникации» [134]134
  Золотарёв В.А., Козлов И.А.Флотоводцы России. М., 1998. С.281.


[Закрыть].

«Перед каждым выходом судов в море Корнилов лично осматривал выделенные для набега корабли и инструктировал командиров. Опираясь на Севастополь, пароходофрегаты скрытно проникали в такие удалённые районы турецких коммуникаций, как Синоп, Босфор, Варна и другие. Появляясь неожиданно для турок и союзников в этих районах, они наносили короткие внезапные удары по вражеским судам и быстро уходили в море.

Летом 1854 года пароходофрегаты «Владимир» и «Эльборус», выйдя из Севастополя, совершили скрытый переход к анатолийскому побережью Турции и нанесли внезапный удар по прибрежной коммуникации противника, уничтожили шесть вражеских судов и благополучно вернулись в Севастополь. Набеги пароходофрегатов на прибрежные коммуникации держали турок в постоянном напряжении. «Воображаю, – писал один из участников похода, – какие ужасы ходят в Константинополе о первом партизанском набеге и с какими прибавлениями и украшениями передаются эти новости из уст в уста».

И в условиях войны Корнилов не забывал и о повседневной боевой подготовке кораблей и соединений Черноморского флота: несмотря на боевые действия и на господство англо-французского флота, корабли и эскадры постоянно выходили в море на учебные стрельбы и для отработки маневрирования.

Для лучшей организации боевой подготовки крупных артиллерийских кораблей Корнилов в июне 1854 года свёл все линейные корабли в четыре отряда (по три корабля в каждом отряде). Эти отряды поочерёдно выходили из Севастополя в море для отработки учебных задач. После возвращения отряда в базу на смену ему выходил другой. И так продолжалось до второй половины августа. Подводя итоги боевой подготовки кораблей и соединений Черноморского флота, вице-адмирал Корнилов в приказе от 18 августа 1854 года писал: «Удовлетворительное состояние морских работ на кораблях даёт возможность прекратить ежедневный выход корабельного отряда для крейсерства в виду Севастополя… Объявляя о сём прекращении крейсерства корабельных отрядов, пользуюсь случаем, чтобы объявить флагманам, командирам, офицерам и командам признательность начальства за то усердие, с которым корабли в продолжение трёх месяцев поддерживали крейсерство» [135]135
  Там же. С.282.


[Закрыть].

А.П.Жандр:

«Отличительный характер действий Корнилова состоял в том, что он имел способность увидеть с первого взгляда главные, существенно необходимые, по обстоятельствам, распоряжения; энергически приводил их в исполнение, а потом, если время позволяло, переходил от главного к подробностям, рассматривал тщательно всякую частность и постепенно дополнял и совершенствовал первые распоряжения…

Враг апатии во всём, и более всего – апатии в исполнении, казнивший беспощадно своим едким словом тех распорядителей, которые ограничивали свои действия подписью на бумаге и не понимали разницы между написанным и сделанным, – Корнилов был человек энергический по преимуществу, любил собственными глазами видеть, как приведены в дело его распоряжения, и на месте решал, что в них надобно изменить или дополнить. Как человек практический, он ничего не изобретал в кабинете, а извлекал свои предположения из самого опыта, и в этом отношении были чрезвычайно полезны беспрерывные смотры, которым он умел придать особенное значение, из которых каждый имел непременным следствием улучшение осматриваемой части…

Как человек, с любовью взявшийся за какой-нибудь труд, не ограничивается уже сделанным, потому только, что оно одобрено другими, но рассматривая предмет со всех сторон, старается отыскать недостатки собственного дела, отстранить их и усовершенствовать своё создание, – так Владимир Алексеевич Корнилов, постоянно обдумывая средства Севастополя к защите и живя одною мыслью – усилить их, постепенно, как мы видели выше, исправлял и, пользуясь обстоятельствами, совершенствовал им же предложенные распоряжения к морской обороне порта. Постоянно проникнутый желанием общей пользы, совершенно уверенный в том, что во всяком деле тогда только достигается полный успех, когда частные начальники вполне понимают намерения главного распорядителя, Владимир Алексеевич составил подробную инструкцию командирам судов, на рейде стоявших, и командирам береговых батарей при разных случаях отражения неприятеля и объявил по Севастопольскому порту 18 марта:

«Манифест 9 февраля объявил России возможность войны с Англией и Францией.

Предприимчивый и притом сильный на море неприятель может против Севастопольского порта предпринять следующие действия:

a) Правильную атаку десантом и флотом самого порта и флота в нём стоящего.

b) Внезапную атаку внешних укреплений.

c) Истребление стоящих в порте судов брандерами, и

d) Бомбардирование с внешних рейдов…»»

«Наиболее вероятным Корнилов считал внезапное нападение на внешние приморские батареи (Константиновскую и № 10) с последующим прорывом кораблей в Севастопольскую бухту. В этом случае, по мнению Владимира Алексеевича, особую опасность представляли паровые суда, которые могли прорваться на рейд под покровом ночи или днём в плохую видимость. «Быстрота, с которой пароходы могут переноситься с места на место, и определительность их плавания, – писал Корнилов, – особенно благоприятствуют внезапным атакам».

Чтобы защитить Севастополь от внезапного нападения противника с моря, он предложил предусмотреть: развёртывание сети береговых постов для наблюдения за подходами с моря с целью информации командования о передвижениях неприятельских кораблей в районе Севастополя; поддержание повышенной боевой готовности приморских батарей к отражению возможных внезапных атак противника; взаимодействие береговой и корабельной артиллерии при отражении внезапных атак; создание отрядов гребных судов для уничтожения десантно-высадочных средств противника: назначение пароходофрегатов для поддержки гребных судов и нападения на паровые суда противника.

Им же были разработаны два варианта боевого расписания кораблей и береговых частей флота для отражения атаки союзников со стороны моря и суши. В каждом из этих вариантов перечислялись конкретные сила, средства, задачи и способы их решения.

Сторонник активной обороны главной базы флота, Корнилов предусматривал не только использование корабельных сил с якорных позиций в Севастопольской бухте, но и выходы кораблей в море для атаки неприятельских судов на подходах к Севастополю. В приказе об усилении бдительности и повышении готовности кораблей к выходу в море с целью атаки противника он писал: «Появление англо-французской эскадры у самого входа в Севастополь… требует со стороны судов флота особой бдительности и совершенной готовности в самое короткое время сняться с якоря и следовать для атаки неприятеля»» [136]136
  Там же. С.283–284.


[Закрыть].

А.П.Жандр:

«Самый смелый из неприятельских пароходов подходил к Севастополю 31 марта. В 5 ¼ часа утра, при очищавшемся тумане, он был замечен телеграфами, и на корабле «Великий Князь Константин» подняты сигналы: «Пароходу 'Херсонес' развести пары, фрегатам 'Кулевчи' и 'Коварна' приготовиться к походу, брандвахте развести бон». Пароход имел австрийский флаг и шёл мимо Качи и Бельбека; миновав последний, он лёг на NW к русскому купеческому судну «Святой Александр Невский», шедшему в Евпаторию…. Между тем неприятельский пароход навалил на купеческое судно, взял его на буксир, дал ход и поднял английский флаг. В 7 часов фрегат «Коварна» вышел из-за Константиновской батареи и неприятель тотчас отрубил буксир, спустил флаг и побежал в море; фрегаты были на ветре, сближаясь с неприятельским пароходом, а бриги и пароход «Херсонес» следовали за фрегатами. За Херсонесским маяком ветер стал стихать, и англичанин, пользуясь этим, лёг круче, стараясь выйти на ветер у фрегатов; в 9 ¼ часа он снова поднял английский флаг и сделал 4 выстрела по направлению между фрегатами; снаряды его не долетали до них кабельтова на полтора, так же как и два ядра, которыми «Кулевчи» отвечал на его вызов. Ветер стихал, ход фрегатов уменьшился, и пароход уходил всё более и более; в 11 ½ часа он скрылся, а наши суда поворотили к Севастополю.

Князь Меншиков и Корнилов смотрели на погоню с городского центрального телеграфа, который был поставлен на самом возвышенном месте Севастополя и принимал сигналы окрестных телеграфов; горизонт с него открывался весьма обширный, но по тесноте верхней площадки телеграф был неудобен для переговоров военными морскими сигналами с плававшими в виду порта судами. Для этой цели, по распоряжению Владимира Алексеевича, на площадке, возвышавшейся над портиком Севастопольской морской офицерской библиотеки, поставлен был флагшток, который, подобно шлюпочной мачте, легко мог быть убран и вновь поставлен. Площадка шла по всей длине здания; с неё были видны, как на ладони, рейд, взморье и весь город, и потому она была превосходным пунктом для присутствия главного начальника в случае битвы у Севастополя. С тех пор движения всех судов, принадлежали ли они к эскадре Корнилова или к эскадре Нахимова, направлялись сигналами библиотеки…»

При постоянной угрозе нападения на Севастополь Владимиру Алексеевичу приходилось заниматься столь различными по характеру делами, что остаётся удивляться, как хватало ему времени и терпения уладить, разрешить, добиться, перестроить всё то, что через несколько месяцев должно будет называться «обороной».

А.П.Жандр:

«В остальные дни апреля месяца союзный флот не подходил к Севастополю ближе 25–ти миль. Он держался преимущественно в виду Георгиевского монастыря, но густой туман, не прекращавшийся до первых чисел мая, препятствовал нам знать с точностью число судов флота: иногда с Георгиевского телеграфа видно было 31 военное судно, в другой раз насчитывали только 27 судов. В Севастополе же – ученья, пробы, смотры, работы, а с удалением флота и ночные крейсерства мичманов, на вооружённых катерах, между Песочной бухтой и Константиновской батареей, – продолжались по-прежнему.

Для исследования причин увеличения, с наступлением тёплых дней, больных в Черноморских экипажах в половине апреля назначена была комиссия из контр-адмирала Истомина, двух командиров кораблей, медицинского Инспектора порта и Главного доктора госпиталя. Посетив ночью несколько кораблей, комиссия удостоверилась, что не везде требуют, чтобы матросы спали непременно в подвешенных койках: некоторые командиры 84-пушечных кораблей не дозволяли подвешивать коек в верхней батарее или опередек, а так как в одной нижней батарее нет возможности подвесить койки всей команды, то часть экипажа, по необходимости, должна была спать на палубе. Докладывая Владимиру Алексеевичу мнение комиссии об устройстве временных лазаретов на окрестных хуторах, свежий и здоровый воздух которых мог скоро восстанавливать силы слабых и выздоравливающих, Истомин намекнул, что не все матросы спят в подвешенных койках. Корнилову было довольно этого намёка. Деликатный в обращении с подчинёнными, которых уважал, он редко делал выговоры за небольшие неисправности, а рассказывал обыкновенно в таком случае анекдот о каком-нибудь старом корабле и, сравнивая тогдашние порядки с нынешними, ловко объяснял виноватому, что ложный взгляд его на предмет производит беспорядок, нетерпимый на исправных судах, – и догадливый командир, понимая, что Корнилов не хочет только назвать его, не ожидал повторений. К такого рода выговорам можно отнести и следующий приказ о койках, отданный по флоту 24 апреля; из него все поняли, что Корнилов считает своим долгом искоренить вкрадывающийся на флоте беспорядок, и в то же время, сохраняя уважение подчинённых к своим капитанам, не хочет назвать виноватых.

«Во всех военных флотах, не исключая турецкого, принято, чтобы нижние чины на судах спали в подвешенных известной формы койках, и к особенной заботливости капитанов отнесено наблюдать, чтобы подвешивание непременно исполнялось.

В русском военном флоте койки введены с его основания и по штату всегда полагались. Штатом же 1840 года постановлено отпускать на каждого человека по две койки из парусины, собственно для коек отделываемой, дабы, во время мытья одного комплекта, на другом спали.

…Всякий из нас помнит, как настоятельно он требовался (порядок. – С. К.) покойным адмиралом Лазаревым; опытный адмирал отдавал много приказов и подробных инструкций о подвешивании коек и обращении с ними, видя в сей принадлежности морской жизни матроса предмет, наиболее способствующий к сохранению его здоровья; ибо адмиралу Лазареву, как много плававшему, известно было лучше чем кому-либо: 1) что в койке только матрос может заснуть сухо; 2) что в койке только матрос непременно разденется, ибо иначе в неё трудно лечь, и 3) в койке только он будет спать на месте, ему определённом, что всегда важно для судового порядка.

Непомерное умножение больных в некоторых экипажах флота и особенно появление худосочия, к развитию коего ничто столько не содействует как не натуральный сон, и притом на сырой палубе, наводит меня на мысль, что не на всех судах строго наблюдают, чтобы нижние чины непременно спали в подвешенных койках и раздевшись; а потому я вынужденным нахожусь напомнить командирам судов, что таковое несоблюдение правил морской жизни, заведённых с давних времён всеми нациями, с пожертвованием значительных денег, отнесено будет начальством к неспособности к командованию, ибо нераспорядительность или беспечность, в отношении к сохранению здоровья команды, не должна быть ни чем извиняема»».

* * *

Но как бы ни был энергичен, вездесущ, распорядителен вице-адмирал Корнилов, два обстоятельства были безраздельно властны над ним: Время и главнокомандующий Крымской армией и Черноморским флотом князь А.С.Меншиков. Если первое было неумолимо и необратимо, то второй был даже страшнее, потому что при своём самодовольно-капризном барском дилетантстве он был главнокомандующим.