Текст книги "Адмирал Корнилов"

Автор книги: Светлана Кузьмина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

«9 (21) июня 1848 г.

…Ход работ на пароходофрегате «Владимир» даёт надежду, что он будет изготовлен, если не совершенно к сроку (1 августа), то вскоре после оного; между тем как пароходы «Эльборус» и «Тамань» должны быть окончены, как это значится в контрактах на построение их, к 20 августа. Имея повеление прибыть в Россию на пароходофрегате «Владимир» и, следовательно, если надежды мои насчёт окончания последнего сбудутся, оставляя Англию до окончания пароходов «Эльборус» и «Тамань», я полагал бы весьма полезным разрешить мне для присмотра за окончательной отделкой пароходов «Эльборус» и «Тамань» оставить здесь корпуса корабельных инженеров прапорщика Александрова и инженер-кондуктора Васильева с тем, чтобы они возвратились в Россию на пароходе «Тамань». Такое распоряжение тем более важно, что, во-первых, пароход «Тамань», строясь известным по своему искусству в Англии строителем железных судов Дигборном и получая машину г. Пенна, также считающегося теперь одним из первоклассных инженеров в Англии, обещает весьма интересные пробы и, во-вторых, что эти офицеры примут землечерпательное судно с машиною и некоторые запоздалые машины и вещи, заказанные здесь для железной мастерской в Николаеве, которые заводчики Несмит и Гаскаль не надеются изготовить к отправлению парохода «Владимир» и потому должны отправиться на пароходе «Тамань», ибо на «Эльборус» я полагаю положить части землечерпательного судна и машины.

Донося об этом Вашему Высокопревосходительству, имею честь ожидать повеления, изволите ли Вы одобрить или нет представляемое.

Капитан 1-го ранга Корнилов».

…Из письма В.А.Корнилова М.П.Лазареву:

«19 сентября (1 октября) 1848 г.

…Окончив поручение, на меня возложенное повелением Вашего Высокопревосходительства от 14 августа 1846 г. № 18 246, я сего числа на пароходофрегате» Владимир» из города Лондона снялся.

Пароход через погружение разных тяжестей, принадлежащих казне, команде и пассажирам, угля более 250 тонн, и по налитии воды в котлы углубился кормою – 14,3 фут, носом – 14,3 фут, диферент – 0.

Для окончания не оконченных мною поручений, состоящих в отправлении в Россию пароходов «Эльборус», «Тамань» и «Сулин» и образцовых портовых железных гребных судов, я согласно предписанию Вашего Высокопревосходительства от 8/20 июля сего 1848 г. № 75 972 оставил в Англии корпуса корабельных инженеров прапорщика Александрова и кондуктора Васильева, которым и предписал возвратиться в Россию на пароходе «Тамань».

Перед отправлением пароходофрегат «Владимир» был испробован, причём машина действовала в продолжение 14 часов и оказала самый удачный результат, а самое судно было испытано в ходу и управлении рулём и оказало также самые удовлетворительные качества. Ход по мерным морским милям для пробы пароходов, поставленным на береге Темзы, был 11 морских миль в час; управление рулём – превосходно. Донося об отбытии «Владимира», имею честь присовокупить, что вследствие приказания г. начальника Главного морского штаба пароход этот по взятии угля в Плимуте зайдёт в Лиссабон для отвоза туда нашего чрезвычайного посланника при португальском дворе действительного статского советника Ломоносова, а из Лиссабона уже будет следовать путём, означенным контрактом, заключённым между консульством и английским шкипером Вингом, – именно через Мальту, Константинополь в Одессу, где о последующем надеюсь получить приказание Вашего Высокопревосходительства. Счёты и опись вещам парохода «Владимир», равно как ведомость о грузе и пассажирах, отправившихся на пароходе этом, г. генеральный консул пишет Вам по почте.

Капитан 1-го ранга Корнилов».

…В своих «Материалах для истории обороны Севастополя и для биографии В.А.Корнилова» А. П. Жандр отметил: «Наблюдая в течение двух лет за постройкою и вооружением пароходов, Корнилов предавался с юношескою пылкостию изучению новейших усовершенствований механики и всего, относящегося до морской администрации, и возвратился в Чёрное море… с запасом разнородных сведений…»

17 (29) октября 1848 года пароходофрегат «Владимир» прибыл на Одесский рейд, зайдя по пути в Лиссабон, Ла-Валетгу, пройдя благополучно Босфор и Дарданеллы.

…В рапорте А.С.Меншикову от 11 ноября Михаил Петрович писал: «Труды, поднятые капитаном 1-го ранга Корниловым для пользы службы во время пребывания его в Англии, особенно при последних в Западной Европе политических переворотах, имевших важное с невыгодной стороны влияние на все там предприятия, обязывают меня свидетельствовать об этом перед Вашей Светлостью, прося покорнейше предстательства Вашего перед Его Императорским Величеством о Всемилостивейшем пожаловании капитана 1-го ранга Корнилова в контр-адмиралы с оставлением его в Черноморском флоте для исполнения особенных моих поручений и с правом присутствовать в свободное от оных время в общем присутствии Черноморского интендантства для пользы службы, в каковой я совершенно убеждён по лично известному мне просвещённому понятию г. Корнилова вообще по морской части и примерным его правилам».

Глава седьмая

Осенью 1848 года в Николаеве и Севастополе произошли перемены во флотских «верхах»: подал рапорт об увольнении командир Севастопольского порта вице-адмирал Авинов [70]70
  Авинов Александр Павлович(1786–1854) – адмирал (1852); в 1827 г. в чине капитана командовал кораблём «Гангут» в Наваринском сражении, в 1834–1837 гг. контр-адмирал, начальник штаба Черноморского флота и портов; в 1838–1849 гг. вице-адмирал, командир Севастопольского порта (П.С.Нахимов. Документы и материалы. Т.1, 2. СПб., 2003).


[Закрыть]. На эту должность перевели начальника штаба Черноморского флота вице-адмирала Хрущёва [71]71
  Хрущёв (Хрущов) Степан Петрович(1791–1865) – адмирал (1855); в 1821–1824 гг. лейтенант на шлюпе «Аполлон», затем командир шлюпа; в 1840 г. контр-адмирал, начальник штаба Черноморского флота и портов; в 1844 г. вице-адмирал, в 1849–1852 гг. командир Севастопольского порта и военный губернатор Севастополя (П.С.Нахимов. Документы и материалы. Т.1, 2. СПб., 2003).


[Закрыть]. Для М.П.Лазарева, последовательно, в течение двенадцати лет, продвигавшего Владимира Алексеевича Корнилова, выбор нового начальника штаба был очевиден: он хотел видеть на этом посту своего любимого ученика.

…Из письма М.П.Лазарева князю А.С.Меншикову:

«11 ноября 1848 г., Николаев.

Не знаю, как Ваша Светлость примете представление моё о Корнилове, но могу уверить Вас, что не что другое, как твёрдое убеждение в достоинствах этого офицера, было причиною, что я решился на оное. Контр-адмиралов у нас много, но легко ли избрать такого, который соединил бы в себе и познания морского дела и просвещение настоящего времени, которому без опасения можно было бы в критических обстоятельствах доверить и честь флага и честь нации? В Корнилове достоинства эти выражались и прежде, а теперь после приобретённых им познаний в последнее пребывание его в Англии они ещё больше усовершенствовались…»

Но «высочайшее согласие» на это назначение последовало с большой задержкой. В апреле 1849 года Корнилову разрешили «исправлять должность» начальника штаба, и лишь после представления Лазарева Меншикову об утверждении Корнилова в этой должности от 12 июня 1850 года, почти через полтора месяца очередной рапорт был подписан так: «Начальник штаба контр-адмирал Корнилов».

И как это всегда бывает, тут же подняла свою змеиную голову Зависть и не сводила уже злобного прищура с нашего героя до самых последних дней его жизни. 43–летнему контр-адмиралу, начальнику штаба Владимиру Алексеевичу Корнилову, прослужившему беспорочно 25 лет на командных постах, проведшему в непрерывных плаваниях 212 месяцев (свыше 17 лет), вменялось в вину то, что он честолюбив.

Но честолюбие бывает разного сорта. От того, с какими другими врождёнными качествами человека оно вступает в соединение, и происходят производимые этим сортом честолюбия действия. И вопреки расхожему мнению, «честолюбие» – обличительный ярлык отнюдь не в устах законченных неудачников, а, напротив, аргумент умных, подлых, изворотливых, подчас преуспевающих – но непременно завистливых людей. Они, как могут, открещиваются от присущего им самим честолюбия, принимая личину бессребреников, «святой простоты» и честности. В этом случае честолюбие, сливаясь с этой их завистью, производит месть человеку, которого они хотят уничтожить. Другой сорт честолюбцев – это тщеславные пустозвоны с невероятными амбициями, которых можно найти везде, где ведётся речь о духовности, постулатах нравственности и религиозности; здесь честолюбие накладывается на их тщательно скрываемую мелкотравчатость, мещанство, фарисейство, трусость, лицемерие и выдаёт их с головой. И, разумеется, были, есть и будут ещё «кабинетные генералы», всеми правдами и неправдами добывающие себе высокий пост в ещё молодых летах, чьё честолюбие непомерно воинственно на полях… ковровых сражений с себе подобными, объединяясь с интриганством, наушничеством, елейными заискиваниями, приспособленчеством, ведёт атаку на место вышестоящего начальника, на которое они тайно зарятся, при этом низко кланяясь и сладко улыбаясь в его приёмной.

Честолюбие Корнилова совсем иного рода: оно – одновременно и двигатель и некое подобие «охранной грамоты» таланта. Как написано в одной книге, «честолюбие таких людей – залог процветания отечества, потому что оно деятельно и по сути своей всегда направлено на общее благо. Это не то желание признания и власти, которое идёт от сознания собственного превосходства и для которого все пути к славе хороши».

Разница настолько очевидна, что даже самые недоброжелатели, обличая Корнилова, путались в собственной терминологии и доводах, сами того не желая, обнажая правду:

«…Подготовленный таким образом по всем отраслям морского дела и, можно сказать, сам шедший во главе всех нововведений и усовершенствований, Корнилов…был поставлен в ещё более близкие отношения к М.П.Лазареву: он стал ближайшим помощником главного командира и после него первым лицом во флоте. Самолюбивый, жаждущий почёта и известности, Корнилов достиг своих желаний и, с жаром человека ещё сравнительно молодого, принялся за новую, широкую деятельность. Летучие эскадры, действовавшие под начальством Корнилова в 1848 и 1849 годах, показали в нём способности адмирала, а распоряжения по управлению флотом определили его знания, опытность и административные способности. Словом сказать, Корнилов поставлен был на некоторое время в положение человека, которому не оставалось желать ничего более.

Прошло два года. Владимир Алексеевич успел побывать в Петербурге, быть представленным и имел продолжительную аудиенцию у Государя Императора. В течение этого времени он сумел заслужить репутацию деятельного и весьма полезного помощника главного командира, ощущавшего уже тяжесть лет и нуждавшегося в отдыхе. Удручённый годами и припадками смертельной болезни, адмирал Лазарев чувствовал уже бремя многосложных административных занятий и понемногу передавал их в распоряжение Корнилова. Последний, сделавшись незаметно главным распорядителем флота, ревниво оберегал своё положение, стараясь сохранить его за собой. Смерть Михаила Петровича поставила Корнилова в лихорадочное состояние. Привыкнувший до некоторой степени к самовластию, он опасался быть ограниченным в этом при назначении нового командира. С другой стороны, с кончиной Лазарева и до назначения ему преемника, Корнилов как начальник штаба был поставлен в совершенно новое положение. Он стал лицом ответственным перед Государем и Россией. Скоро сомнения и опасения Корнилова рассеялись назначением главным командиром Черноморского флота престарелого адмирала Берха. При содействии князя Меншикова… Корнилов приобрёл при новом командире ещё более власти и значения…

Действительно отличаясь сам неутомимою деятельностью, Корнилов умел внушить своим подчинённым любовь к делу, усердие к службе и доверие друг к другу. Проникнутый чувством высокой любви к Отечеству, он вселял то же чувство и в своих подчинённых. Осчастливленный вниманием монарха, Корнилов предавался занятиям с полным увлечением, доводил их до конца, но не любил встречать преград и ловко расчищал себе путь, устраняя всё то, что могло воспрепятствовать ему стать во главе Черноморского флота.

Как начальник штаба он сосредоточивал в своих руках почти всё высшее управление флотом и, по кончине М.П.Лазарева, можно сказать, управлял им самостоятельно и почти независимо. Черноморцы знали, что в Николаеве живёт их Главный командир, но видели, что все распоряжения исходили от его начальника штаба. Князь Меншиков тоже покровительствовал Корнилову и дозволял ему, прикрываясь своим именем, распоряжаться Черноморским флотом почти самовластно. Надо сказать при этом, что Корнилов с большим искусством распутывал те нити, которые могли привести его в Николаев, на степень главного командира, так что если бы преждевременная смерть не свела его в могилу, то нет сомнения, что он достиг бы своих заветных желаний. Человек самолюбивый и самоуверенный, Корнилов шёл смело вперёд, не останавливаясь ни перед какими препятствиями; решительный и храбрый, он, в минуту опасности, становился ещё деятельнее и казался спокойнее обыкновенного.

В присутствии Корнилова унынию не было места; он всегда умел ободрить подчинённых и выделить им уверенность в самих себе, в свою силу и могущество. Хорошо зная всё, что касалось до морской службы и до управления флотом, Корнилов приобрёл среди моряков такую доверенность, что… в минуту опасности они, руководимые своим начальником штаба, заслужили бессмертную славу в истории русского народа».

Этот пассаж приведён здесь для того, чтобы по обозначенным в нём вехам подробно рассказать о событиях и опровергнуть последовательно те наветы, которые повесил на Корнилова автор вышеуказанных откровений.

А.П.Жандр пишет, что по возвращении из Англии «Корнилов чувствовал в себе много сил и способностей, он горел нетерпением приложить к делу свои обширные сведения, и потому был очень недоволен производством в контрадмиралы… Для его кипучей натуры обязанность, не налагавшая прямой ответственности, казалась бездействием; и несмотря на ласки, которыми осыпал его Михаил Петрович Лазарев, эта второстепенная роль (назначение по особым поручениям при Главном командире и с правом голоса в общем присутствии Черноморского интендантства. – С.К.) была для Корнилова до того невыносимою, что он стал помышлять об отставке. Скоро горизонт его расширился: назначенный исправлять должность начальника штаба Черноморского флота и портов, он смело вступил в эту обязанность 23 апреля 1842 года.

С того же дня Владимир Алексеевич начал осмотры подведомственных ему учреждений, госпиталя, казарм нижних чинов, учебных и адмиралтейских заведений в Николаеве; всё виденное он записывал подробно в свою памятную книжку, отмечая внизу каждой страницы, на что должно обратить особенное внимание для усовершенствования каждой части. 5 мая он представил Главному командиру проекты: о порядке назначения судов в кампанию и на суда офицеров, об инспекторских смотрах отрядам, возвращавшимся из крейсерства у восточного берега Чёрного моря и т. п. Все эти проекты утверждены Михаилом Петровичем, который отправился со своим новым начальником штаба 17 мая в Одессу, Севастополь, Новороссийск и в двухдневное практическое плавание с флотом. Памятная книжка Корнилова свидетельствует, что госпитали, училища, казармы всех команд, блокшифы, острог, магазины, склады, мастерские, сухарный завод, водопроводы, доки, работы, административные учреждения, мелкие суда на рейде, корабли в гавани, – всё осмотрено им в Севастополе, и осмотрено внимательно».

Если автор статьи под выражением «ему не оставалось желать ничего более» имел в виду эту деятельность Корнилова, успевшего всё перечисленное сделать за три недели со дня своего назначения, то безусловно он прав – человек оказался на своём месте. «Черноморские офицеры, – продолжаем читать у Жандра, – давно уже видели в Корнилове будущего начальника штаба и ожидали этого назначения, но несмотря на то все были поражены необыкновенной способностью к управлению, которую он выказал при этом в новом, ярком свете. Все, кого он опередил, и даже бывшие его начальники увидели ясно, что имеют дело не с новичком, знакомящимся с должностью, а с опытным начальником, которому известны все подробности дела. Я хорошо помню, как восхищался тогда Павел Степанович Нахимов умением Корнилова оживить приветливым словом энергию благородного труженика. В то время у нас было много даровитых офицеров, тянувших лямку из одной только страстной любви к морскому делу, которую адмирал Лазарев вселял в черноморцев, но не имевших никаких надежд в будущем, потому что их не мог заметить сам Михаил Петрович, начинавший чувствовать в последние годы жизни бремя многосложных административных занятий и одолеваемый мало-помалу подступами своей страшной предсмертной болезни. Отрадно было видеть, с каким вниманием принялся Владимир Алексеевич отыскивать этих офицеров, как старался он поддержать во флоте дух рвения и любви к делу: правильными назначениями за границу и к Абхазским берегам, поощрением отличившихся ревностью к службе и справедливым выбором в командиры, почти исключительно из старших офицеров кораблей, которых он отличал особенно, говоря, что считает их выше командиров мелких судов и что нет просьбы, в которой бы он отказал старшему офицеру.

Весьма естественно, что такое направление нового начальника штаба приобрело ему ещё большее доверие благородного Михаила Петровича, и Корнилов, деятельность которого всегда усиливалась, когда он видел, что ему оказывают более доверия, трудился необыкновенно, почти не зная отдыха; ежедневно четыре и даже пять часов времени около полдня он занимался в Штабе текущими делами, а ранним утром и вечером, иногда до глубокой ночи, пересматривал прежние планы и предложения Михаила Петровича или выслушивал доклады офицеров, имевших разные поручения. Направляя деятельность многих, он занимался в одно и то же время самыми различными предметами, и всегда находил время переговорить обстоятельно с каждым сотрудником, указывая только главные черты и предоставляя полную свободу обрабатывать частности. Таким образом он возбуждал желание трудиться во многих деятелях и приносил службе пользу несравненно большую той, какую может приносить человек, одарённый всевозможными способностями, если он трудится день и ночь, обдумывая сам каждую частность».

…В феврале 1850 года в жизни Владимира Алексеевича произошло знаменательное событие – встреча с императором Николаем I. Лазарев командировал его в столицу для утверждения некоторых проектов Черноморского управления у начальника Главного морского штаба князя А.С.Меншикова; тогда же и состоялась эта аудиенция у царя. Об этих и других событиях Корнилов писал жене, Елизавете Васильевне:

«Вот тебе несколько строк, краткость их ты извинишь, когда прочтёшь, что я здесь делаю. Вот неделя от дня прибытия, и, кажется, ни одного дня не проходило, чтоб я не наряжался с утра в футляр. Сию минуту от представления Государю, которому угодно было вторично принять меня в кабинете. Признаюсь, я вышел от него очарованным. До Государя был у графа Орлова, а после надо было отдавать визит князю Меншикову, вчера утро – также в представлениях. Государь было назначил вчера, но ему что-то помешало меня принять, и я только даром съездил. Вчера тоже я представился молодым Великим Князьям, но лучше напишу тебе кратким журналом:

15 февраля. В 10 часов вечера приехал и остановился у Беклешова, где пристал брат.

16 – Являлся к князю Меншикову, обедал у тётушки и провёл у неё вечер.

17 – Ездил представляться к Великому Князю Константину Николаевичу, но не застал. Делал визиты Перовскому, Рикорду и другим адмиралам. Обедал у В.Сергеевского. Вечер – у Т.Фёдорова.

18 – Представлялся Великому Князю. Был у князя Меншикова, обедал в Английском клубе. Вечер – с братом у Беклешова. Переехал к Лутковскому.

19 – Представлялся Наследнику в кабинете его и Государю у развода. Обедал с братом у Норова, вечер дома, чтобы уснуть, потому что всё это время не удалось выспаться. При представлении Государю был милостиво принят. Царь расспрашивал о доках.

20 – Ездил с визитами и в Министерство внутренних дел. Обедал с Лутковским и отправился в Кронштадт на смотр по приглашению Великого Князя.

21 – В Кронштадте – при Великом Князе, который делал ученье, развод, смотр и прочее.

22 – В Кронштадте осматривал всё, вечером возвратился и был в Географическом обществе, а после, то есть в двенадцатом часу, у князя Меншикова.

23 – Ездил в Аничковский дворец вторично представляться Государю, но не был принят. Представлялся Великим Князьям Николаю и Михаилу. Обедал у графа Толстого с братом. Вечером заезжал к тётушке и был на маскараде в Дворянском собрании.

24 – Представлялся Государю и теперь дома, еду с визитами и обедать к Пущину. Здоровье покуда служит. На первой неделе хочется выехать домой…

Скажи Михаилу Петровичу, что аудиенции с Государем кончились самым счастливым образом и Его Императорское Величество много расспрашивал об адмирале лично и о делах. Как только удосужусь, то не замедлю дать отчёт. Прощай, мой дружок.

Весь твой В.Корнилов».

А вот как прошла эта встреча, описанная самим Корниловым в его памятной книжке, которой воспользовался А.П.Жандр для своих «Материалов».

«24. Достопамятный день в жизни. Был приглашён к Государю в кабинет, и в первый раз разговаривал с Его Величеством на распашку.

При входе Государь поздоровался и начал так:

Ну рассказывай, что у вас.

За тем последовал вопрос о доках. Государь объяснил, что цель предложенной им машины для накачивания воды была мера вспомогательная; но вовсе не с тем, чтобы снабжение доков Чоргунскою водою отложить в сторону. Желал знать правда ли, что камень, которым обложены доки, уничтожается от солёной воды, – на что я отвечал, что это замечено на Екатерининской пристани, которая, впрочем, постоянно подвержена влиянию моря.

Вопрос: Что ж с ними делается, выветривается?

Ответ: Выветривается и образуются ямины.

В. Адмирал желает возобновления бассейна. Надеется ли он, что укрепят его достаточно. Князь полагает, что глубоки рытвины.

О. Надо надеяться, что укрепят, имея в виду предшествовавшее. Тот способ был действительно слаб.

В. Какой же способ теперь хотят употребить?

О. Кажется, усиленные контр-форсы; но направление плотины остаётся прежнее. Князь полагает, что протянуть её под углом будет надёжнее. Уменьшится самый напор воды, сделавшись косвенным.

Государь заметил, что он сам не великий гидравлик, чтобы судить об этом, и перешёл к погоде, стоявшей при открытии доков и вводе транспорта.

В. Что ж, очень было холодно 16° с ветром?

О. Это было один день, но другие было и легче. Операция продолжалась несколько дней. Адмирал Лазарев сам присутствовал во всё время.

В. Старик не простудился?

О. Нет, я его оставил здоровым.

В. А водолазу трудно было спускаться в воду, и что там случилось?

О. Нет, он был в колоколе. На пороге ворот нашли несколько камней, которые когда отняли – то ворота и притворились. Осмотр заранее был невозможен: ворота эти под водой, и покуда не будет сделан Bateau-porte, то с ними нельзя ничего делать. Впрочем, Bateau-porte имеется в виду и есть на него сумма.

В. Так есть и сумма, ну это хорошо. А вводить при таком холоде было трудно?

О. Когда вводили транспорт, то погода была мягче. Это было в последние дни.

В. А «Варшаву» адмирал считает нестоющею тимборовки?

О. Адмирал, зная желание Вашего Императорского Величества, наряжал несколько комиссий, и оне все нашли, что слишком гнила.

В. Что ж, подводная часть?

О. И подводная и надводная. Кроме того, Черноморское Управление нуждается в блокшифах, по недостатку казарм для нижних чинов.

В. Да, мне это известно, что у вас нет казарм. Но всё-таки надо вводить в доки старые корабли и чинить. Для того я завёл доки. Балтийский флот держится этим; есть корабли, которые выстроены в начале моего царствования.

О. Я передам волю Вашего Императорского Величества адмиралу.

В. А что у вас корабли?

О. Те, которые на лице – в исправности. Есть слабые, старые, но все могут идти в поход.

В. Какие ж постарее?

О. «Силистрия» и «Махмуд». «Силистрия» выслужил 15 лет. Прежде это не слыхано, чтоб корабль, без поддержки, мог служить так долго.

В. Да, это правда. Сколько же у вас стопушечных?

О. Кроме «Варшавы», два: «Три Святителя» и «Двенадцать Апостолов».

В. Они здоровы?

О. Совершенно, и тот и другой. Первый нынче исправлен в надводной части, где требовал.

В. У вас флот в комплекте?

О. Будет, когда выйдут в море новые корабли: «Париж» и «Чесма».

В. А когда будут готовы?

О. К осени.

В. А прежде нельзя? ведь там остаётся не важная работа?

О. Остаётся внутреннее устройство и вооружение.

В. Отчего же так долго?

О. Вооружение не долго; но есть недостаток материалов, которых Черноморский флот ждёт, особенно меди и парусины.

В. Да ведь корабли обшиты?

О. Обшита подводная часть, но часть над водою не обшита.

В. Ты говорил князю Меншикову?

О. Докладывал, и, кроме того, сам поеду на Ижорские заводы.

В. И это уладится. Какая же часть канавы для доков не окончена?

О. Та, которая идёт от водоочистительного бассейна до машины. Канава вырыта, но не обложена. Тут не большое расстояние.

В. Насчёт бассейна в Чоргуне я бы рад, да денег нет в настоящее время, скопилось много расходов важнейших.

О. Адмирал Лазарев очень был опечален отказом сумм на новое адмиралтейство.

В. Что ж делать, я сам люблю всё приводить в порядок и очень хотел бы дать вам, да не из чего. Большие расходы были.

О. Жаль, что мы должны лишиться подрядчика, предлагающего выгодные условия; того самого, который срывал гору и известен уже своею исправностью и толковитостью.

В. На будущий год, может быть, будет, и тогда он же может взять.

О. Будут другие условия; он не возьмёт уже по тем, которые предлагает ныне.

В. Отчего?

О. У него остались и материалы от срытия горы, и инструменты, и рабочие и смотрители, которых он сформировал. Теперь он всё это распускает.

В. А гора совсем срыта и хорошо смотрит?

О. Очень хорошо. Прекрасная площадь, ожидает только адмиралтейства.

В. Ты меня соблазняешь, хотел бы – да не из чего; за что ни возьмёшься, везде требуется монета. А террасы делают?

О. Кончают и будут засаживать деревьями.

В. Хорош ли грунт, будет ли держать?

О. Надеются. Они теперь отлоги.

В. Довольны ли вы вашими пароходами, выписанными из Англии? Из хорошего ли лесу?

О. Очень. Все они обещают долгую службу, и новые и 1842 г.

В. А механическое заведение, не лучше ли его сделать в Севастополе? Я не в состоянии вам устроить два, а как часто бывает, что в Николаеве запирает навигацию льдом.

О. Адмирал вероятно имел в виду отдаление такого заведения от неприятеля.

В. Да скажи ему, что двух заведений не могу дать ему: впрочем, я ведь во всём покоряюсь адмиралу. Я слышал, что у вас госпиталь плох?

О. Один из старых флигелей совершенно развалился, а о новых не думаем, за недостатком сумм.

В. Где ж вы держите больных?

О. Мы, когда их много, помещаем в казарму; в одну из так называемых Александровских.

В. Это ты говоришь о Севастопольском госпитале, а я разумею Николаевский.

О. Николаевский очень ветх. Он из старых Потёмкинских казарм, и его продувает при холодных ветрах.

В. Что же вы делаете и какое средство этому пособить? На новый денег нет.

О. Надо защитить его новою стеною от севера. Тогда он будет тёпел и сносен.

В. А что, это большое здание, в котором предполагалось поместить Учебный экипаж?

О. Это был дом собрания Флагманов и капитанов. Оно и теперь отделано под тот же предмет, потому что учебный экипаж поместился в одной из новых казарм против адмиралтейства, где ему очень хорошо.

В. Так он в большой казарме. А Штурманская рота?

О. Имеет самое жалкое помещение в старом здании, которое и поддерживать трудно.

В. А это большое артиллерийское?

О. Требуется большая сумма на его возобновление, и потому оно остаётся по-старому, что весьма жалко. Здание капитальное и разрушается от неподдержки его. Прежде в нём случайно квартировали флотские команды; ныне оно так заброшено, что никто не может жить.

В. А всё денег нет; что делать с этим, когда их так много нужно. Но каковы офицеры, довольны ли ими?

О. Очень довольны. Занимаются службой, любят службу; а там много службы. Вообще хороший дух моряков.

В. Это всё так; я знаю, что у вас они служат. Но есть, которые любят погулять, подпить.

О. Когда об этом доходит, то от таких очищают.

В. Да, должно. Офицер дурного поведения бесчестит мундир. Наблюдай за ними строже и не щади дурных. Что служба, как идёт?

О. Стараемся и усердствуем.

Затем Государь простился и отпустил меня, сказав: очень рад, что с тобою познакомился; надеюсь, что у вас всё будет исправно».

…Почему Владимир Алексеевич был очарован – понять нетрудно. Даже на недоброжелателей и врагов при первом знакомстве Николай I производил сильнейшее впечатление. «Он действительно очарователен, и я вижу у него только один недостаток – страсть к военной форме!», «Он дьявольски хорош! Он будет самым красивым мужчиной в Европе» – так заходились от восторга великосветские дамы в пору его бытности цесаревичем. С началом царствования в описаниях Николая появляются другие акценты. «Нет ничего более внушительного, чем он, – писал маршал Мармон. – В его взгляде и поведении есть неописуемая властность. Когда он находится за пределами кабинета… ни у кого, я думаю, и мысли нет оказаться у него на пути. Но при личных встречах он исключительно любезен».

«…Никто лучше как он, – вспоминала фрейлина императорского двора А.Ф.Тютчева, – не был создан для роли самодержца. Он обладал для того и наружностью, и необходимыми нравственными свойствами. Его внушительная и величественная красота, величавая осанка, строгая правильность олимпийского профиля, властный взгляд, – всё, кончая его улыбкой снисходящего Юпитера, всё дышало в нём земным божеством, всемогущим повелителем, всё отражало его незыблемое убеждение в своём призвании…

…Император Николай имел дар языков; он говорил не только по-русски, но и по-французски и по-немецки с очень чистым акцентом и изящным произношением; тембр его голоса был также чрезвычайно приятен. Я должна поэтому сознаться, что сердце моё было им пленено, хотя по своим убеждениям я оставалась решительно враждебной ему…»

Но самым главным козырем императора в разговорах со своими подчинёнными (и именно это должно было произвести на начальника штаба Корнилова сильнейшее впечатление) были поразительная, как многим казалось, осведомлённость и доскональное знание Николаем всех аспектов обсуждаемого вопроса, в данном случае – состояние севастопольских и николаевских доков и особенно производимых там инженерных работ.

Ещё в детских летах великий князь Николай, по мнению его преподавателей, особо отличался прекрасной памятью, а единственный предмет, который он любил, была фортификация. В течение всей жизни он будет считать себя специалистом в этой области и с удовольствием говорить: «Мы, инженеры» [72]72
  Труайя А.Николай I. M., 2002. С.15.


[Закрыть]. «По приказу императора Александра I он был назначен генерал-инспектором по инженерной части. Взойдя на престол, он не расстался с любимым занятием, ибо полагал, что только он является самым главным и непревзойдённым инженером-созидателем. Назначив, проформы ради, своего брата Михаила Павловича инспектором по инженерной части, фактически все вопросы инженерного строительства император решал сам. Он стремился знать состояние дел на стройках и своевременно реагировать на ход событий. Более того, он лично утверждал проект каждого сооружения и даже незначительные изменения в чертежах. В своём стремлении «объять необъятное» Николай I установил порядок составления ежегодных отчётов о выполнении работ на всех сооружениях в крепостях. В архивных папках хранятся отчётные чертежи, выполненные цветными красками и наглядно отражающие состояние той или иной конструкции. На этих же листах подробно изложены утверждённый перечень работ, фактическое его исполнение и план на следующий год. Вряд ли император мог глубоко вникнуть в эти документы, так как для этого требовалось очень много времени, но на каждом из них имеется собственноручная подпись военного министра или начальника Главного морского штаба о «высочайшем утверждении» такого-то дня, месяца, года, в таком-то месте Российской империи…» [73]73
  Скориков Ю.АСевастопольская крепость. СПб., 1997. С.90.


[Закрыть]