Текст книги "Адмирал Корнилов"

Автор книги: Светлана Кузьмина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

Для моряков Черноморского флота утрата была тяжела и трагически символична: вместе со смертью Лазарева уходила эпоха легендарной славы и мощи парусного флота.

…А.П.Коновницын вспоминал: «В тот день, когда было получено в Лондоне известие из Вены о кончине Лазарева, мне случилось быть в большом английском обществе. Вдруг я заметил необыкновенное оживление, как будто радость, пили за здоровье друг друга и поздравляли с чем-то. Я хотел знать о причине этого движения; мне объявили о смерти русского адмирала Лазарева» [87]87
  Нахимов П.С.Документы. М., 1954. С.679.


[Закрыть].

Факт весьма красноречивый.

Только дезориентированный в мировой политике русский самодержец мог при таких настроениях думать, что в преддверии крупнейшего военного конфликта XIX столетия Англия, давний коварный и опасный недруг России, явится реальным её союзником, что с Англией возможно полюбовное соглашение!

Но: только застрявшая в эмпиреях своей имперской презрительной гордыни Англия позволяла себе роскошь не учесть, что дело русского адмирала Лазарева не умерло вместе с ним и что Россия способна дать миру «лазаревских птенцов» – Корнилова, Нахимова, Истомина, Бутакова и многих других, кто вскоре собьёт спесь с британцев на русских рубежах.

Глава восьмая

Вопрос о преемнике Лазарева был уже решён в Петербурге: по личному указанию Николая I им стал семидесятилетний генерал-лейтенант М.Б.Берх [88]88
  Берх Мориц Борисович(1776–1860) – в 1851 г. вице-адмирал, в 1852–1855 гг. адмирал, исполняющий должность главного командира Черноморского флота и портов (П.С.Нахимов. Документы и материалы. Т.1, 2. СПб., 2003).


[Закрыть]. Князь Меншиков передал Корнилову это высочайшее повеление: «Вам предоставлено всё сдать Морицу Борисовичу Берху: никого другого на первое время мы придумать не могли», (sic!)

Что-то наподобие объяснения такого казуса можно найти в «Военной энциклопедии»: «На Корнилова уже смотрели как на главного начальника Черноморского флота, действительного преемника Лазарева; временное назначение адмирала Берха было лишь условным замещением вакантной должности главного командира из-за молодости самого Корнилова(выделено мной. – С. К.), сверстники коего были ещё капитанами 1-го ранга».

За неимением других точек зрения нам придётся смириться с этой «причиной», чтобы хоть как-то примириться со сложившимся положением дел.

Конечно же, у Берха было то преимущество, что он был намного старше сорокапятилетнего Корнилова, но… 70-летний директор черноморских маяков, инспектор корпуса штурманов и член Адмиралтейств-совета Мориц Борисович Берх никогда не командовал не только эскадрами, но вообще ни одним линейным кораблём(выделено мной. – С.К.) и именно ему доверили теперь Черноморский флот! «Поэтому оставление Берха во главе флота возлагало на Корнилова всю нравственную тяжесть ответственности за боевую готовность флота, не давая ему фактически никаких прав, так как он мог распорядиться лишь именем адмирала Берха», – пишет современник.

Для Корнилова, по профессиональной подготовке и опыту службы стоявшего на голову выше М.Б.Берха, нелегко было работать с новым командующим, который так же, как и предшественник Лазарева адмирал Грейг, больше заботился о личных интересах, чем боеспособности Черноморского флота. Вступив в должность главного командира флота, Берх в первом же своём обращении к начальнику Главного морского штаба князю Меншикову в марте 1851 года писал: «Осмелюсь испрашивать разрешения Вашей Светлости на поднятие существующего чину моему флага вице-адмирала с присвоением мне права на получение положенных морских столовых денег». Просьба М.Б.Берха была удовлетворена. Вскоре он получил чин вице-адмирала и морские столовые деньги, но от этого он не стал настоящим моряком, а Черноморский флот не приобрёл руководителя, достойного своего предшественника. И только благодаря неусыпным заботам начальника штаба Корнилова на Черноморском флоте продолжал поддерживаться образцовый порядок, установленный М.П.Лазаревым.

…Из письма В.А.Корнилову брату А.А.Корнилову:

«14 мая 1851 года, Николаев:

…Благодарю, любезный друг Александр, за письмо твоё, в котором ты описываешь разные предположения петербургской публики насчёт назначения преемника нашему незабвенному и незаменимому начальнику. Дай Бог, чтобы выбор пал на более способного продолжать начатое. Не полагай, чтобы я сошёл с арены без особой причины. Память покойного благодетеля моего… священна, а что он скажет, если мы оставим руль в трудные обстоятельства общего несчастия. Нет, я всем твержу, что теперь настоящее время высказать ему нашу признательность к нему, усугубив деятельность, и поддерживать дела в таком виде, чтобы самые недоброжелатели, если такие есть, сознались, что всё, что сделано Лазаревым в Чёрном море, сделано не только хорошо, но и прочно.

Ты прав, что положение моё фальшиво. Имея только случайноеи притом косвенноевлияние на главные артерии механизма управления Черноморским флотом, на интендантство и строительную часть здешнюю, я могу подпасть без вины нареканию, но что мне до этого? Буду делать, что могу, и тем исполню завет, напечатлённый в примере служебной 50–летней деятельности моего отшедшего наставника. Его всегдашнее правило было: «всё службе общественной», и он шёл себе по стезе избранной, не развлекаясь почестями, на него сыпавшимися…

В. Корнилов».

Хотя Берх и получил чин вице-адмирала, но моряки не воспринимали его всерьёз как командующего флотом. Он не имел никакого авторитета у офицерского состава, особенно у командиров кораблей и соединений, которые часто игнорировали исходившие от него распоряжения. Корнилов, понимая, к чему это может привести, нередко по своей инициативе дополнительно отдавал приказания, чтобы добиться выполнения указаний Берха.

Вот как описывает положение Владимира Алексеевича Жандр: «…Ему объявили, что по всем частям Черноморского управления он должен разделять ответственность с исправлявшим должность Главного командира, вице-адмиралом Берхом, а между тем, за пределами Штаба, он не имел официально никакой власти. 4 августа, в бытность начальника Главного морского штаба Его Императорского Величества в Николаеве, Владимир Алексеевич представил ему докладную записку о том, что, по существующему порядку, начальнику штаба неизвестно, какие доклады делают исправляющему должность Главного командира его канцелярия и начальник южного округа морской строительной части, и князь Меншиков сделал распоряжение о допущении Корнилова присутствовать при всех докладах, делаемых Главному командиру, и разрешил Владимиру Алексеевичу писать прямо к нему в затруднительных для Черноморского управления обстоятельствах. Вице-адмирал Берх имел большое доверие к Владимиру Алексеевичу, и нельзя не сказать, что при всяком другом Главном командире положение Корнилова, продолжавшего действовать в духе Михаила Петровича, было бы ещё тяжелее; тем не менее, борьба с препятствиями, противупоставляемыми ему людьми завистливыми или имевшими свои цели, становилась подчас и для его железной воли невыносимою. Следующий отрывок письма его к князю Меншикову от 14 сентября 1851 года подтверждает вышесказанное:

«Возвратясь 12-го из Севастополя, я, к крайнему моему сожалению нашёл, что финансовая смета для будущего 1852 года отправлена в С.-Петербург без предварительного моего взгляда. Она готовилась целый месяц в интендантстве и когда дошла до Канцелярии г. Главного командира, то тут нужно было отослать её именно в тот единственный день, в который я отлучился в Севастополь. Я не думаю, чтоб Мориц Борисович сделал это с намерением, но во всяком случае, если он, вместо доверия, которое до сих пор показывал ко мне… станет удаляться моего содействия, то я не думаю, чтоб я мог, находясь в таком отдалении от Вашей Светлости, быть здесь полезен. Я обязываюсь откровенно доложить, что покуда мы с Метлиным [89]89
  Метлин Николай Фёдорович(1804–1884) – адмирал (1858). В 1821 г. окончил Морской кадетский корпус, после чего служил на Балтийском флоте. В 1829 г. был переведён на Черноморский флот, где командовал различными судами; участвовал в боевых действиях против турок во время войны 1828–1829 гг. В 1838 г. во время крейсерства у кавказского побережья был начальником штаба эскадры Лазарева. С 1841 по 1849 г. командовал кораблём «Гавриил», который по организации службы считался одним из лучших кораблей Черноморского флота. На флоте пользовались широкой известностью составленные им образцовые судовые расписания. В 1851 г., благодаря репутации неподкупно честного офицера, назначен и. д. обер-интенданта Черноморского флота и портов. С началом обороны Севастополя неоднократно обращался к командованию с просьбой о направлении его на боевую службу в осаждённый город, но в ноябре 1854 г. был назначен Меншиковым и. д. начальника штаба Черноморского флота с сохранением за ним обязанностей по прежней должности. Развил энергичную деятельность по снабжению Севастополя боеприпасами, продовольствием и военным имуществом, чем в значительной степени помогал держащим оборону войскам и отрядам моряков, с П.С.Нахимовым поддерживал искренние дружеские отношения. В сентябре 1855 г. был назначен заведующим морской частью в Николаеве и николаевским военным губернатором с правами главного командира Черноморского флота, в 1857–1860 гг. – временный управляющий Морским министерством. С 1860 г. – член Государственного Совета. Скончался 15 ноября 1884 г. Имел ордена Святого Владимира 4, 3, 2 и 1-й степеней, Святого Станислава 2-й степени, Святой Анны 2-й и 1-й степеней, Белого орла, Святого Александра Невского, Святого апостола Андрея Первозванного (П.С.Нахимов. Документы и материалы. Т.1, 2. СПб., 2003).


[Закрыть]всё наше время и все наши усилия должны истощать в борьбе с ухищрениями чернильного братства, здесь издавна преобладавшего, и конечно если Главный командир будет двусмысленно нас поддерживать, то изведём только себя, без всякой пользы делу».

Действительно, много было тогда недовольных, многие даже считали Корнилова несправедливым. Но, во-первых, справедливость есть вещь относительная: почти всякий считает справедливым то, что делают для него, забывая, что, быть может, тем самым нарушаются интересы других. Корнилов же понимал это слово в разумном его значении, то есть что тот справедлив, кто соблюдает интересы большинства; почему нередко жертвовал частными интересами для пользы всего флота и тем возбуждал к себе нерасположение завистливой посредственности, которая не признаёт общей пользы приносимой другими, называет труды других вздором и пустяками и оскорбляется, когда отдают предпочтение заслугам; считая службу спекуляцею, она со злостью видит, что ей эта спекуляция не удалась, громко вопиет о несправедливости и требует от службы наград, повышений и обильных средств к жизни, забывая, что сама приносит ей только лень и бездарность. А во-вторых, оставаясь начальником штаба, Владимир Алексеевич должен был уже действовать самостоятельно; круг деятельности его по разным отраслям Черноморского Управления расширялся в 1851 и 1852 годах всё более и более; и если вспомнить, как добросовестно трудился он над проектами Лазарева адмиралтейства в Севастополе и преобразования Николаевского адмиралтейства, перебирая с инженерами планы адмиралтейств, привезённые им и другими из Англии; как неусыпно следил за постройкой кораблей, канонирских лодок, за всеми работами в Николаеве и Севастополе; если вспомнить, что для увеличения своей деятельности он заваливал работой своих приближённых, и что даже трудолюбивый, как пчела, адъютант его Железнов говаривал, что подчас выбивается из сил, но не может жаловаться, ибо Владимир Алексеевич всё-таки трудится гораздо более чем он, то, конечно, ни один мыслящий человек не осудит Корнилова за то, что в вещах маловажных он бывал иногда скор на решения; тем более, что всякий, кто решался представить ему основательные доказательства своей правоты или пользы своей идеи, всегда был им выслушиваем, и, убедившись в своей ошибке, он переменял решение…

Многосторонние кабинетные занятия Корнилова не мешали ему часто посещать Севастополь, а душою он был всегда там, среди дорогого ему флота. Он говаривал, что отдыхает, когда чувствует себя на палубе, и это очень понятно: ставя гораздо выше славу адмирала, чем славу администратора, он также деятельно, но с большею любовью предавался трудам адмирала, и потому уставал в Севастополе менее, чем в Николаеве, где текущие дела по Штабу утомляли его иногда до изнеможения.

После кампании 1849 года Корнилов водил эскадры фрегатов и мелких судов по портам Чёрного моря в июле 1850-го и в июне 1851 и 1852 годов. От Измаила до Ростова и от Николаева до турецкой границы на восточном берегу Чёрного моря им осмотрены все порты так же подробно, как сказано выше о Севастополе, все морские заведения в береговых укреплениях, брантвахты, береговые и плавучие маяки и телеграфы; важнейшие из второстепенных портов он обозревал каждый год, а Севастополь и Николаев – по несколько раз в год. И каждый осмотр был обстоятельно записан в памятную книжку, каждый осмотр вёл к какому-либо улучшению. Так он нашёл, что число ластовых чинов значительно превышает потребность во всех портах, комиссионерствах, на маяках, и телеграфах; что маяки вообще не современны и требуют преобразования; и что полезно бы было: Ростовскую пристань очистить от металлов, продав якоря старого чертежа и перевезя всё остальное в Севастополь, каких бы пожертвований ни стоило, и иметь при Ростовском комиссионерстве только вахтёра, 2-х унтер-офицеров и 6 сторожей, железный сарай для временного склада металлов и для перевоза металлов на транспорты несколько барж, плавающих по р. Дунаю и поднимающих 8 тысяч пуд. груза, при углублении 2-х футов; в Эйске – иметь плавучую моллу с пристанью, с морской стороны города, и два парохода: маленький – для сообщения с селением Глафировкой, и буксирный – для вывода судов и барж из Донских гирл; в Керчи, где обыкновенно зимовали кавказские суда, оградить адмиралтейство стенкой с N0 стороны и устроить кузницу на два горна с слесарней и навес для шлюпок или поделки рангоута, а в Новороссийске – уменьшить размер адмиралтейства, поместив пильный сарай внутри его, и в обоих портах – оставить самое ограниченное число ластовых и, за исключением одного искусного горнового, снять всех мастеровых, назначая их на суда в штатном числе, дабы каждое судно могло исправляться своими мастеровыми в мастерских этих портов; в Сулине – устроить моллу или защиту от NO ветра, который портит фарватер, углубить последний, улучшить маяк и предостерегательные знаки; причислить к брантвахте палубный датский бот для вспомоществования бедствующим судам и посылок на остров Фидониси, и проч., и проч., и проч.».

Из-за неспособности Берха как следует руководить флотом В.А.Корнилову приходилось работать за двоих, чтобы поддерживать боеспособность флота на высоком уровне, как это было при М.П.Лазареве. Поэтому ответственность Корнилова за состояние дел на флоте намного возросла, так как многими вопросами, ранее решаемыми Лазаревым, теперь приходилось заниматься ему самому.

В штаб флота огромным потоком продолжали поступать документы из Петербурга и отчёты командиров кораблей, соединений и береговых частей о результатах плавания, учебных артиллерийских стрельбах, парусных учениях, крейсерстве у берегов Кавказа и т. п. Чтобы успевать просматривать и прочитывать такое огромное количество документов и ещё находить время для регулярных осмотров баз и портов и выходов на кораблях в море для проведения учений, В. А. Корнилову приходилось работать с огромным напряжением сил. Сетуя на тяжёлые условия работы при Берхе, Владимир Алексеевич писал брату в ноябре 1851 года: «На таком основании у меня сил не хватает оставаться более полугода ещё».

…Из письма В.А.Корнилова брату А.А.Корнилову:

«30 мая 1852 года, Николаев.

Первого июня, т. е. послезавтра, мы оставляем Николаев. Жену с детьми везу на южный берег Крыма, там мы наняли дом на жаркое время. Сам я иду в поход на фрегатах для осмотра портов, но, увы, нельзя будет плавать более двух недель, т. е. до 15 июня, прежде это был месяц моих каникул. Мои занятия здесь не уменьшаются, напротив, растут до отчаяния. Скоро я махну рукой и скажу, как говорят наши матросы: «Всей казённой работы не переделаешь». Метлин уехал и нашёл легко место в интендантстве. Конечно, если Господь Бог даст терпение и силу, то всё обойдётся. Не могу похвастаться и здоровьем, ревматизмы меня не покидают. Мой главнокомандующий недавно возвратился из путешествия, и опять пошли недописанные или переписанные резолюции и в предупреждение их докладные записки мифа здешнего Управления – начальника штаба. Опять пошли борьба и ухищрения неутомимых негодяев здешнего гнезда опутать и завладеть болваном, брошенным царствовать над болотами нашими; опять зашевелились партии скрытых врагов покойного Михаила Петровича, состоящих большею частью из людей, им облагодетельствованных.Но всего не исчислить, с чем приходится возиться. И это всё делается из-под юбки старой, слабоумной женщины, каков Берх! Но всему бывает конец, к моему утешению. Следовательно, будет же когда-нибудь конец и моему теперешнему тяжкому положению…»

Из содержания этого письма видно, что Корнилову, остро переживавшему за состояние боеспособности флота, приходилось не только работать за своего непосредственного начальника, но ещё и бороться со всякого рода завистниками и интригами, стремившими скомпрометировать всё лучшее, что сделал для Черноморского флота адмирал М.П.Лазарев, а заодно и Корнилова, его ученика и последователя. Особенно не давали покоя завистникам согласие и взаимное уважение, раз и навсегда установившиеся в отношениях «птенцов Лазарева гнезда» – Владимира Алексеевича Корнилова и Павла Степановича Нахимова.

Вот какова «история вопроса» в мемуарах современников.

…Из заметок Д.В.Ильинского:

«Воспоминания давно прошедшего перенесли меня к тому времени, когда после двухлетней службы на Балтийском флоте я был переведён в 38-й экипаж на корабль «Двенадцать Апостолов» под команду капитана 1-го ранга Корнилова. Разность направления службы была поразительная: в Балтийском флоте царил полный индифферентизм, в Черноморском флоте кипучая деятельность живого морского дела поглощала всю деятельность и способность молодого офицера. С одной стороны скука, недовольство, возникавшие от праздности и невозможности общественных отношений; с другой, соревнование, желание превзойти каждому судну, на котором служишь, в быстроте и отчётливости манёвров другое. В разговорах офицеров замечалось то же самое различие: одни говорили обо всём, кроме морской службы, другие о чём бы ни говорили, разговор всегда кончался о морском…»

А.П.Жандр:

«Кампании 1849–1852 годов ясно обнаружили ту разницу между Нахимовым и Корниловым, которую замечал внимательный глаз ещё во время командования их кораблями. Каждый из них учил офицеров и нижних чинов по своей методе, но оба заботились о своих командах и довели свои корабли до совершенства, так что в 1845 году беспристрастный ценитель не знал кого предпочесть: «Силистрию» или «Двенадцать Апостолов» [90]90
  «Силистрия» – корабль Черноморского флота. Заложен 24 декабря 1833 г. в Главном адмиралтействе в Николаеве. Спущен на воду 11 ноября 1835 г. Строитель А.С.Акимов. Длина 59 м по гон-деку, ширина 15,9 м, вооружение 88 орудий (36 и 24-фунтовые пушки и 24-фунтовые карронады). Активное участие в постройке корабля, как ранее в случае с «Палладой», принимал П.С.Нахимов. Он же стал первым командиром корабля и на протяжении десяти лет командовал «Силистрией» (1834–1837 и 1840–1845). В 1840 г. «Силистрия» участвовала в перевозке войск и высадке десантов на кавказский берег. Три года спустя корабль снова перевозил войска из Одессы в Севастополь и обратно. Примечательно участие «Силистрии» в установке мёртвых якорей в Новороссийской бухте в 1840–1841 гг. и в мае-июне 1846 г. В 1852 г. корабль был переделан в блокшив. 11 сентября 1854 г. корабль, среди прочих устаревших кораблей Черноморского флота, был затоплен на Севастопольском рейде между Константиновской и Александровской батареями.
  «Двенадцать Апостолов» – корабль Черноморского флота, заложен 4 октября 1838 г. в Главном адмиралтействе г. Николаева. Строитель С.И.Чернявский. Спущен на воду 15 июня 1841 г. Длина 64,6 м, ширина 18,1 м, вооружение 120 орудий (28–68-фунтовых бомбических пушек, 72–36-фунтовых пушки, 24–24-фунтовых карронад). Экипаж около тысячи человек. Относился к наиболее совершенным парусным кораблям российского флота. По боевым качествам не имел равных среди парусных кораблей мира, отличался изяществом форм и красотой. Первым командиром корабля был В.А.Корнилов. В мае 1842 г. корабль перешёл из Николаева в Севастополь и в последующие годы, вплоть до 1852-го, в составе эскадр и самостоятельно находился в практических плаваниях в Чёрном море. В 1853 г. под флагом П.С.Нахимова участвовал в учебном сражении, а затем в перевозке войск 13-й пехотной дивизии. С началом обороны Севастополя, П. С. Нахимов держал свой флаг на корабле «Двенадцать Апостолов», а в середине декабря 1854 г. приказал приспособить его под временный госпиталь. 13 февраля 1855 г. корабль был затоплен на рейде между Николаевской и Михайловской батареями (П.С.Нахимов. Документы и материалы. Т.1, 2. СПб., 2003).


[Закрыть]. Во время командования бригадою Павел Степанович томился в бездействии, и с восторгом принимал начальство над эскадрою ещё в гавани; следя внимательно за вооружением флагманского фрегата или корабля, он предупреждал упущения, а если это было судно новое или он находил нужным перевооружить его заново, то горячо принимался за дело, как самый деятельный и сведущий капитан, и многие суда Черноморского флота обязаны были Нахимову отчётливою чистотою своего вооружения. Поэтому, поднимая свой флаг на судне, Павел Степанович уже любил его; как заботливый начальник он зорко следил за всеми судами ему вверенными, но то из них, которое носило его флаг – была его утеха, его создание, его гордость: с горячею любовью входил он во все подробности судового порядка, и, мало-помалу, не замечая того сам, оттенял командира и вводил на судне свою систему управления, так что капитан скоро начинал чувствовать себя лишним. Вот почему не все хорошие капитаны одинаково желали носить флаг Павла Степановича, хотя все глубоко уважали его и с благоговением принимали его советы.

Владимир Алексеевич приходил из Николаева, когда эскадра его стояла на Севастопольском рейде, готовая вступить под паруса. Осмотрев все суда и удостоверившись в их исправности и готовности к выходу в море, он немедленно снимался с якоря и телеграфом объявлял распределение времени для учений, отдыха и общих манёвров, и поручал командирам учить людей в назначенное время по своему усмотрению. Наследуя от Михаила Петровича методу управления эскадрой, Владимир Алексеевич любил, чтобы корабль, на котором развевался его флаг, носил его с достоинством, но предоставлял капитану полную свободу учить команду и управлять судном по своей методе. Один раз на моей вахте Владимир Алексеевич спросил меня: «Думаете ли вы, что грота-галс на месте?» Нет, отвечал я, но капитану угодно, чтобы он был в этом положении. Не отвечая ни слова, Корнилов дождался прихода командира и, между прочим, передал ему своё мнение о грота-галсе, и когда капитан представил, что, осматривая судно снаружи, он нашёл такое положение грота-рея наилучшим, Владимир Алексеевич не настаивал более. Но если дело шло о манёвре, который мог служить дурным примером для эскадры, если Корнилов замечал что-либо противоречащее морским порядкам, заведённым Лазаревым в Черноморском флоте, то немедленно останавливал и исправлял ошибку: на своём судне – наставлением командиру, а на партикулярных – телеграфом по эскадре. Сохранив навсегда горячую привязанность к памяти Михаила Петровича, он приходил в негодование, когда замечал в ком-нибудь хотя тень непочтения к своему наставнику. Помню, как тот же капитан, поворачивая чрез фордевинд при лавировке, приказал оставить задние реи поперёк и поставить людей на фока-брасы, дабы отбрасонить и фока-реи, как делают обыкновенно, поворачивая в эскадре. Видя в этом нарушение правила поворота, изложенного в командных словах Лазарева 1835 года, Корнилов вскричал: «Не так, капитан!» и начал сам командовать, а по окончании поворота сказал капитану: «Благодарю вас, что вы меня заставили вновь командовать. Мы пренебрегаем командными словами. Кто их составлял? Боцман Лазарев! А мы – мы библиотеку для чтения читаем! А я вам объявляю, что на купеческой лайбе трудно найти такой беспорядок, какой я вижу на вашем военном фрегате!» Это впрочем единственный случай, в котором Владимир Алексеевич публично остановил распоряжение командира.

Нельзя сказать, что Владимир Алексеевич исключительно привязывался к судну, носившему его флаг; нельзя даже сказать, что все мысли его сосредоточивались на эскадре: он заботился, чтобы суда его эскадры, и в особенности флагманское, были исправные военные суда, но его гордость, его славу не составляло одно судно, одна эскадра, а весь Черноморский флот. Следя за манёврами судов своей эскадры, он искал между командирами их людей, способных занять высшие должности, и в этом отношении плавания с эскадрами служили для Корнилова дополнением инспекторских смотров. Он брал с собою те суда, с управлением которых желал короче познакомиться, и, делая переходы в некоторые порты на мелких судах, меняя ежегодно флагманские фрегаты – вполне достигал своей цели».

Д.В.Ильинский:

«…Обдуманной системы у него (Нахимова. – С.К.) никакой не было; вся его сила состояла в желании советом или даже справедливым взысканием принести пользу, а не возмездие провинившемуся и вселить в него чувство благодарности и доверия к искренности и справедливости своего начальника. Молодые офицеры разделялись на две партии: на подражателей системы Нахимова и на подражателей системы Корнилова. Главный пункт разногласия состоял в повороте через фордевинд, следует ли ставить задние реи поперёк по-нахимовски или следует держать задние паруса левентин, продолжая безостановочно их брасопить до галса.

…Павел Степанович не имел заранее составленной системы при управлении кораблём; но при всей строгости к нерадивым, он был боготворим матросами и имел на них помимо командира и офицеров громадное влияние своим точным знанием матросской работы. Матрос в разговоре с ним понимал, что его начальник требует, и при незнании получал от него наставления, как приступить к делу. У В.А.Корнилова система была другая. Точно определив обязанности как офицера, так и матроса, он старался образовать их с личной ответственностью каждого за себя. Кто из них более был прав, я и теперь решить не могу; знаю только, что как «Силистрия», так и «Двенадцать Апостолов» были образцами военного боевого корабля, и та же цель достигалась обеими системами…

Адмирал Корнилов был человек необыкновенно смелого ума, самостоятельной твёрдой воли и неутомимой энергии, словом, вмещал в себе все условия, необходимые для полезного государственного деятеля. Такой человек не легко мог смиренно подчинять свои убеждения воле и власти другого человека, не разделяющего с ним его мнений и воззрений, и в этом он резко отличался от Лазарева и Нахимова…

…Государь Император лично знал Корнилова и пожелал по смерти Лазарева назначить его на должность Главного командира как достойного ученика и последователя Лазарева. Прекословить царю Николаю было иногда опасно; надо было прибегнуть к хитрости, и вот тогда понадобилось сочинить сказку о том, будто Корнилов с Нахимовым на ножах, и чтобы не оскорбить последнего, надо сделать Корнилова начальником штаба, а Главным командиром, для соблюдения чинопочитания, назначить старшего в то время адмирала Берха. Положение Корнилова было очень затруднительно: с одной стороны, предоставлялась ему власть действовать самостоятельно, а с другой, он должен был опасаться возможности интриганам, перетолковывая распоряжения его по-своему, возбудить против себя нерасположение Главного командира.

…Корнилов употребил летнее время на обзор Черноморских и Азовских портов и на проверку маяков. Семья его на это время переезжала в Севастополь и поселялась на прибрежном к рейду хуторе, называемом «Новая Голландия»; по воскресеньям в большой отдельной беседке собирались обедать стоящие на рейде командиры судов и флагманы, и тут неизменно присутствовал Нахимов. Князь Меншиков также переехал из Николаева на жительство в Севастополь и поселился со своей свитой в маленьком Екатерининском дворце, у самой Графской пристани. Колония эта образовала сомкнутый круг и бывала изредка доступна избранным, в том числе и моей особе, но в городе она появлялась только на хлебосольных обедах князя Виктора Ивановича Барятинского.

…Князь Меншиков часто из лиц своей свиты посылал курьеров в Петербург. Однажды возвратившийся из такой поездки адъютант князя Краббе [91]91
  Краббе Николай Карлович(1812–1878) – адмирал (1869); в 1853 г. капитан 1-го ранга, офицер для особых поручений при князе А.С.Меншикове; в 1860–1876 гг. управляющий Морским министерством (П.С.Нахимов. Документы и материалы. Т.1, 2. СПб., 2003).


[Закрыть]был приглашён Корниловым на воскресный обед в «Новую Голландию». День был нестерпимо жаркий, и я был удивлён, когда Краббе пригласил меня прогуляться по беззащитным от солнечных лучей тропинкам ещё не разросшегося сада. Но вскоре я пришёл к убеждению, что умысел другой тут был. Краббе рассказал мне, что по приезде в Петербург его поразила пущенная кем-то сплетня, будто Нахимов и Корнилов на ножах и что он считал своей обязанностью опровергнуть эти ложные слухи на выходе в Зимнем дворце. Оказалось, будто сплетня эта пущена в ход Матюшкиным [92]92
  Матюшкин Фёдор Фёдорович(1799–1872) – адмирал (1867), лицейский друг А.С.Пушкина. После окончания Царскосельского лицея в 1817 г. в качестве волонтёра отправился в кругосветное плавание на шлюпе «Камчатка» под командованием капитана 2-го ранга В.М.Головнина. В 1825–1826 гг. совершил второе кругосветное плавание на шлюпе «Кроткий» под командованием капитан-лейтенанта Ф.П.Врангеля. Участвовал в русско-турецкой войне 1828–1829 гг. В 1833 гг. переведён на Чёрное море. Командуя фрегатом «Браилов», в течение 1837–1838 гг. крейсеровал у берегов Кавказа, участвовал в высадке десантов в устье рек Туапсе и Шапсухо, в 1839–1849 гг. командовал 120-пушечным кораблём «Варшава». В 1849 г. переведён на Балтийский флот и назначен командиром 3-й бригады 3-й флотской дивизии. В дальнейшем служил в Инспекторском департаменте Морского министерства, являлся членом Комитета по составлению морского устава, членом морского генерал-аудиториата. В 1856 г. возглавил Морской учёный комитет, с 1865 г, член Правительствующего Сената. Скончался в 1872 г. Награждён орденами Святого Владимира 4, 3, 2-й степеней с мечами, Святого Георгия 4-й степени, Святого Станислава 3-й и 1-й степеней, Святой Анны 2-й и 1-й степеней (П.С.Нахимов. Документы и материалы. Т.1, 2. СПб., 2003).


[Закрыть], директором Морского департамента, современником по Царскосельскому лицею А.С.Пушкина, и находившимся в дружеских сношениях с обоими адмиралами. Когда гости разъехались, я передал весь разговор Корнилову, как, видимо, и желал того Краббе. Корнилов на несколько минут задумался, а потом сказал: «Бедный Матюшкин, несдобровать ему! Краббе хочет сесть на его место директором; недаром его поставили действующим лицом в сказке о вражде моей с Нахимовым». Действительно, предсказание через несколько месяцев сбылось: Матюшкин был отправлен в Свеаборг воодушевлять своим примером гарнизон и оставался там в ожидании бомбардировки неприятельского флота, а на место его назначен Краббе».

Безусловно, редкий исторический прецедент: два знаменитых выдающихся военных деятеля не только сосуществовали бок о бок, служа на одном флоте и живя по соседству, но, справедливо оценивая свои достоинства, воздавали должное превосходству другого и были связаны долгими дружественными узами. Что это было именно так, свидетельствовали многие сослуживцы и друзья адмиралов, и нам ещё предстоит обратиться к их неоценимой помощи чуть позже… А здесь предоставим слово людям, которые с юных лет были связаны самой верной дружбой с Павлом Степановичем Нахимовым, и их мнение поэтому особенно ценно для биографа: ведь оно принадлежит «противной» стороне в той предпринятой интриганами попытке поссорить Корнилова и Нахимова.

…Из дневника М.Ф.Рейнеке [93]93
  Рейнеке Михаил Францевич(1801–1859), вице-адмирал (1855), выдающийся русский моряк-гидрограф. Весной 1814 г. поступил в Морской кадетский корпус, в июне 1815 г. был произведён в гардемарины, в феврале 1818 г. окончил Морской кадетский корпус по результатам экзаменов третьим и получил первый офицерский чин мичмана. Первое практическое плавание совершил на корабле «Берлин» в Финском заливе, затем неоднократно участвовал в плаваниях между Кронштадтом и Архангельском, во время которых занимался навигационными наблюдениями.
  В 1826 г. возглавил экспедицию для описи и промера Белого моря, продолжавшуюся до 1832 г. В 1831 г. по результатам работы экспедиции издал «Атлас карт Белого моря и Лапландского берега» (из 17 карт), а затем подготовил к изданию гидрографическое описание Белого моря и Лапландского берега (в двух частях). В течение 1833–1852 гг. участвовал в гидрографической экспедиции на Балтийском море в качестве начальника части съёмки и промера. Итогом этой работы явились карты Финского залива и Балтийского моря, которыми мореплаватели пользовались вплоть до Первой мировой войны.
  В 1850 г. Рейнеке был избран членом-корреспондентом Российской академии наук, в 1855 г. возглавил Морской учёный комитет. Скончался в 1859 г. Награждён орденами Святой Анны 1, 2 и 3-й степеней, Святого Владимира 2-й и 4-й степеней, Святого Станислава 1-й и 2-й степеней, Святого Георгия 4-й степени.
  Дружба П.С.Нахимова с М.Ф.Рейнеке началась ещё в Морском кадетском корпусе. Скреплённая родством душ и огромным взаимным уважением, она продолжалась до момента трагической гибели П.С.Нахимова в июне 1855 г. После окончания Морского корпуса друзья расстались. Рейнеке занимался описанием Белого моря, Нахимов отправился в кругосветное плавание, затем на театр боевых действий в Архипелаг. Редкие встречи в Кронштадте и Архангельске дополнялись активной перепиской. Благодаря ей известны многие детали кругосветного плавания на фрегате «Крейсер» в 1822–1825 гг., сражения в Наваринской бухте в 1827 г., службы на корвете «Наварин» и пребывания в Севастополе. Подробнейшие письма П.С.Нахимов отправлял М.Ф.Рейнеке из Германии, где он долгое время находился на лечении. Из этих писем можно почерпнуть много интересного о круге знакомых Павла Степановича, его интересах и наблюдениях, встретить откровенные высказывания, объясняющие его жизненную философию, узнать подробности жизни родных и близких (П.С.Нахимов. Документы и материалы. Т.1, 2. СПб., 2003).


[Закрыть]:

«Корнилов был у меня и рассказал, что из Питера от М. получил он весть, что Корнилов с Нахимовым в ссоре и что это вредит службе. Из числа первых вопросов Константина Николаевича [94]94
  Константин Николаевич,великий князь (1827–1892) – сын императора Николая I, генерал-адмирал флота. В 1852–1855 гг. товарищ начальника Главного морского штаба Е.И.В., с 23 февраля 1853 г. – главный начальник флота и управляющий Морским министерством на правах министра (П.С.Нахимов. Документы и материалы. Т.1, 2. СПб., 2003).


[Закрыть]было: «За что Корнилов и Нахимов ссорятся?» и что это очень не нравится Государю. Думаю, что вести эти попали в Питер через наших морских курьеров. От Корнилова узнал я, что Павел, узнав эту сплетню, занемог от огорчения».

…Из письма Н.Ф.Рейнеке контр-адмиралу П.Ф.Анжу [95]95
  Анжу Пётр Фёдорович(1796–1869) – адмирал (1866), учёный-гидрограф. После окончания Морского кадетского корпуса в 1812 г. плавал на военных судах в Финском заливе, в 1820–1824 гг. возглавил Устьянскую (полярную) экспедицию для описания северного побережья Сибири и островов Ляховских, Котельный, Фаддеевых, Новая Сибирь. В 1826–1827 гг. участвовал в военно-учёной экспедиции, исследовавшей северо-восточные берега Каспийского моря и западный берег Аральского моря. В 1827 г. на корабле «Гангут» участвовал в Наваринском сражении. Затем плавал на Балтийском море. В 1844 г. был назначен капитаном над Кронштадтским портом, с 1849 г. – член Морского учёного комитета. В 1855 г. возглавил Департамент корабельных лесов, являлся членом совета Министерства государственных имуществ. Имел ордена Святого Георгия 4-й степени, Святого Владимира 4-й и 2-й степеней, Святого Станислава 2-й и 1-й степеней, Святой Анны 1-й степени, Белого орла.
  Обращение М.Ф.Рейнеке к П.Ф.Анжу в столь деликатном вопросе, как разговоры о противоречиях между В.А.Корниловым и П.С.Нахимовым, объяснялось огромным уважением, которым Анжу пользовался не только в среде морских офицеров, но и в кругах петербургской знати, близкой к императорской фамилии (П.С.Нахимов. Документы и материалы. Т.1, 2. СПб., 2003).


[Закрыть]:

«Полагаю, от приезжих отсюда курьерами офицеров, конечно, известны вам главные приготовления и занятия нашего флота, жаль только, что эти господа изволили разгласить небылицу, будто бы Павел не ладит с Корниловым. Обращаюсь к вам с просьбой – если услышите такие нелепые толки, то уверьте пустословов, что это наглая ложь. Для подкрепления справедливости моих убеждений, расскажу вкратце отношения Павла с Владимиром Алексеевичем, которые по близости моей к обоим им мне коротко известны. С самого начала вступления Корнилова в должность начальника штаба, когда он стал от Павла по чину гораздо дальше, и тогда Павел в пример другим оказывал не только должное уважение к его служебной власти, но и к его личности, а Корнилов, имея полную доверенность к откровенности Павла, умел ценить это и соблюдал самую благородную деликатность в служебных отношениях, не прерывая прежних дружеских связей. По смерти же М. П. [96]96
  «М.П» – Михаил Петрович (Лазарев).


[Закрыть]эти два человека ещё более сблизились и служили друг другу как бы пополнением к общей цели на пользу службы, о важнейших делах которой они часто совещались и, конечно, не обходились без споров; но эти споры при взаимном уважении и откровенности ещё более утвердили доброе между ними согласие. Да и может ли быть иначе между добросовестными людьми даже в мирное время, не только в настоящее военное [97]97
  Письмо написано в 1854 году.


[Закрыть], когда и враги должны забывать личность для общего блага».

…Из письма П.С.Нахимова Н.Ф.Рейнеке:

«И меня крайне огорчила эта сплетня или, лучше сказать, гнусная клевета. Напиши, дорогой мой друг, во-первых, что никто столько не ценит и не уважает самоотвержения и заслуг вице-адмирала Корнилова, как я, что он только один после покойного адмирала может поддержать Черноморский флот и направить его к славе; я с ним в самых дружеских отношениях, и, конечно, мы достойно друг друга разделим предстоящую нам участь».

…Из письма П.В.Воеводского Н.Ф.Рейнеке:

«Я говорю насчёт николаевских слухов, что Павел Степанович осуждает действия Владимира Алексеевича, даже при молодёжи. Он поручил мне передать вам, что это чистая и бессовестная ложь, распускаемая самыми беспорядочными людьми. С своей стороны я могу только сказать, что в настоящее время отношения дядюшки с начальником штаба самые лучшие. Со времени выхода «Константина» в море, последний живёт даже покамест в его доме…»

…Из воспоминаний А.П.Жандра:

«Нашлись люди, которые стали жужжать Нахимову, что Корнилов распоряжается его эскадрой, как своей, – и самолюбие флагмана, старшего в чине, заговорило на мгновение. Вот источник носившихся в то время слухов о несогласиях между двумя всеми уважаемыми адмиралами. По моей специальной обязанности я часто был послан к Нахимову, хорошо знакомому мне лично, и могу утвердительно сказать, что оба адмирала слишком горячо любили службу, слишком свято понимали свой долг для того, чтобы из пустого тщеславия не помогать друг другу в общем деле – пользе и чести России. Павел Степанович, считая впереди всего пользу Черноморского флота, всегда с радостью содействовал Корнилову. Таким образом дружеские отношения адмиралов укреплялись, и в продолжение всего лета 1854 г. Нахимов был принят как родной в семействе Владимира Алексеевича».

Против Корнилова – человека чести, не терпевшего казнокрадов и бездельников, которые были, главным образом, среди офицеров береговой службы, особенно интендантского управления, пользовавшегося покровительством Берха, – постоянно вели скрытую и открытую борьбу; его кипучая деятельность, неиссякаемая, как казалось, энергия, страстная нетерпимость к нерадивым и строгая требовательность не могли нравиться людям, у которых было «рыльце в пушку». Но те, кто, как он, самозабвенно отдавал всего себя делу на благо флота, уважали и даже восхищались им: